Деструктивные ценности неоязычества

«Отец-основатель» русского неоязычества, Алексей Добровольский (он же «волхв» Доброслав), без стеснения описывает «хороводно-эротические игрища вокруг Х#ЕРА (фаллического идола ― Ф.Б.)» в своей работе «Слава Яриле!³ и просвещает, что для лучшего продолжения своего рода «зачинать новую поросль полагалось прямо на земле, на курганах ― могилах Праотцов на Красных Горках».

Не менее популярный автор Илья Черкасов («волхв» Велеслав) открыто сочиняет и распространяет моления Х#еру, П#зде и Х#ю. Например, «Отцу отцов, Великому Х#ю... О, Х#й, прекраснейшее воплощение Божественной чистоты...»⁴. Или предлагает своим последователем следующий путь обретения знаний: «Тот обретёт величие и ведание, кто, поставив Её перед собой хозяйкой, прильнёт устами к Её пышущей жаром п#зде, раздвигая губы языком и вбирая в себя все соки живительные, приникая и отпадая от п#зды, зря, как сосцы Её вторят движениям твоим, внутрь Её шепча имя заветное: «ЖИВА»»⁵.

Отдельным почитанием пользуются разного рода фаллосы, ставшие негласным символом неоязычества. Это и бесконечные деревянные фаллические идолы, стоящие в центре капищ. И огромные красные фаллосы купальских чучел, с которыми неоязычники обнимаются и фотографируются на день летнего солнцестояния, причем иной раз к ним прикладывают и маленьких детей. Неоязычники умудряются найти фаллосы даже в тех традиционных играх, для которых они в целом не были характерны. ССО СРВ и «Велесов круг», две крупнейшие неоязыческие организации, на день зимнего солнцестояния играют в «Хоронить покойника», игру, где покойник воскресает с эрекцией – подобный вариант традиционной забавы является исключением из правил, однако именно его, почему-то, выбрали для себя неоязычники.

Ко всему этому стоит добавить и то, что в неоязычестве нет каких-либо запретов и осуждений сексуальных отклонений. Не осуждается и многоженство, как тип семьи, характерный для дохристианских времен.

Всё это вполне укладывается в логику развития западной цивилизации и свершившейся сексуальной революции, но идёт вразрез с традиционной русской культурой.

Для неоязычества в целом характерен отказ от ответственности за окружающую действительность. Во всех бедах, как в современности, так и в прошлом винят кого угодно, православных, евреев, рептилоидов, но только не себя. Дохристианские же верования и времена, с которыми неоязычники себя ассоциируют, видятся им идеальными, точно также как маленькому ребёнку родная мама видится самой красивой, а папа самым сильным (это уже взрослый человек способен любить родителей, зная и видя все их недостатки, ребёнок же никогда).

Так же для неоязычества характерен и культ свободы, свойственный пубертатному периоду. «Мой бог меня рабом не кличет», «мы не рабы божьи, мы дети богов» ― неоязычник гордится своей свободой, как гордится ей и подросток, бунтующий против родителей. Взрослый же человек добровольно отдаёт свою свободу, устраиваясь на работу, заводя семью и детей, и не видит в этом катастрофы.

Но наиболее явно инфантильность, детскость неоязычества видна в том, что из всего массива традиционной культуры они выбирают для «возрождения» именно развлечения, праздники, хотя любая традиционная культура это в первую очередь культура труда и семейных отношений. При этом неоязычники, давно вышедшие из молодёжного возраста, вовсю учавствуют именно что в молодёжных игрищах (типа «Купалы» или «Хоронить покойника») и даже не замечают того, что сами они давно не соответствуют возрасту.

Поэтому неудивительно, что Дмитрий Гаврилов (он же «Иггельд», один из лидеров «Круга языческой традиции») прямо пишет, что «язычество, как оно было свойственно древним, в полной мере наблюдается у всех детей»⁶, уравнивая, тем самым, детскость и язычество, к которому неоязычники призывают вернуться.

Как и в случае с сексуальностью, всё это вполне укладывается в логику развития западной цивилизации, но идёт вразрез с традиционной русской культурой, где ответственность и взрослость всегда ценились очень высоко.

В отличие от реального славянского язычества, которое было коллективным, неоязычество практически полностью «индивидуально». За 30 лет не появилось ни одного устойчивого неоязыческого союза или объединения. При этом подавляющее большинство неоязычников вообще не состоят в общинах и даже не стремятся к этому. В лучшем случае, они раз в год приедут на организуемый за деньги праздник.

«Индивидуалисты, а таких сейчас в язычестве большинство, не умеют заводить новых друзей. Индивидуализм особенно заметен у жителей мегаполисов. Малоярославец (место проведения языческих праздников ― Ф. Б.) вам пример, где люди буквально принуждают себя общаться, участвовать в общем действе, с притворно приветливым выражением лица (настолько вымученным, что прям жалость берет, а уж продолжить общение – так на это просто нет сил), чтобы после, с чувством выполненного долга, сбросив с себя обязанность участия в чем-то коллективном, раствориться в трафике, в индивидуальной капсуле машины, и испытать настоящее, истинное облегчение: да, ты смог, ты сделал это. Воспринимая свое участие в групповом обряде чуть ли не как истязание собственного «я», а самопринуждение к «мы» – как величайшую жертву Богам» – пишет неоязычник Гордятя. И добавляет – «В силу своей неструктурированности, спорадического подхода к собственной организации и умышленно туманного «символа веры» родноверие (русское неоязычество – Ф.Б.) позволяет иметь индивидуальных Богов любому. Это ли не мечта индивидуалиста?»⁷. Бесплодность же и даже разрушительность индивидуализма для традиционной русской культуры хорошо видна в известной пословице, что «один в поле не воин».

Для неоязычника «Я» – единственный критерий истины. Никакой общей, единой истины, истины в исконном значении слова больше нет. Даже вопрос истинности богов никем не ставится. Неоязычник может быть атеистом, политеистом, монотеистом, пантеистом, шаманистом, сатанистом, да и много кем ещё. И никого не смущает, что на одном и том же обряде участники могут верить в языческого бога по-разному, а то и вовсе отрицать его существование.

Важным оказывается не содержание, а форма, лишь бы только она была «славянской». Вот и появляются разного рода славянские руны, славянские карты таро, гимнастика славянских чаровниц (переделанная йога), славянские чакры – надо только заменить Сахасру чакру на славянское слово «Родник», а Аджну чакру на «Чело», и неоязычник останется доволен.

Поэтому-то под неоязыческой, «славянской» обёрткой можно найти какие угодно течения и идеи, ведь непререкаемых авторитетов и непреложных истин для неоязычества не существует, каждый конструирует «язычество» не на основе реальных исторических данных, а на основе собственных желаний и фантазий. В итоге получается, что сколько неоязычников, столько и неоязычеств. Один из жрецов «Велесова круга», Дмитрий Новосельцев (он же волхв «Древлеслав) пишет об этом прямо: «Куда ни плюнь – одни волхвы» – фраза, ставшая обыденной для Родноверческого общества. И действительно, волхвов стало так много, что впору объявлять Родноверие – традицией одних только волхвов»⁸.

А без Истины всё теряет смысл, всё рушится.

Русское неоязычество, несущее в себе ценности Западного мира, по самой своей природе не может ужиться ни с русской культурой и историей, ни с русским православием (Церковь проповедует целомудрие вместо эротизма, ответственность за поступки вместо инфантильности, соборность вместо индивидуализма и Истину вместо Её отсутствия).

Именно поэтому подавляющее большинство русских неоязычников не считает себя русскими. Она ха́рийцы, да́рийцы, святорусы, рассены, славяно-арии, русичи или на худой конец просто славяне. Принципиальным здесь является даже не надуманность (ха́рийцы, да́рийцы, святорусы, рассены, славяно-арии) или ошибочность (русичи⁹, славяне¹⁰) таких самоназваний, а отличие их от русских. Доходит даже до того, что из ниоткуда начали появляться давно ассимилированные и исчезнувшие племена венедов, кривичей и мерян.

Такое показательное размежевание с русским народом касается и русской истории. Неоязычники с радостью от неё отказываются в пользу «новой хронологии» Фоменко и Носовского, рассказов о 100 000-летней истории Руси, мифов о космическом происхождении славян… Реальная, единая и «несимпатичная» история России подменяется разнообразными выдумками.

Но разрушается единство не только прошлого, но и будущего. Лев Прозоров, популярный неоязыческий писатель, открыто пишет, что «будущее – в построении семейных кланов <...> децентрализованных, сетевых языческих кланов. Семьи, роднящиеся строго в своем кругу. Молодежь надо воспитывать в клане. И с детства приучать: вот мы, клан, мы – люди. А там, за пределами клана, не пойми кто»¹¹.

Всё это естественным образом выливается в сепаратизм: Республика Залесская Русь¹², Конфедерация равноправных и свободных восточно-славянских земель со столицей в Киеве¹³, Содружество Северных и Сибирских Республик¹⁴, Союз Руси Родов Славных¹⁵, Сибирская Русь¹⁶ и так далее. Этому потворствует и «Мораль славянской веры», которая, по мнению трех крупнейших неоязыческих объединений (ССО СРВ, Велесов круг, КЯТ), допускает дезертирство, шпионаж и разглашение гос. тайны, гос. измену и призывы к терроризму¹⁷.

И хотя многие неоязыческие материалы давно признаны экстремистскими (Истархов В.А. «Удар русских богов»¹⁸, Добровольский А.А. «Язычество как волшебство»¹⁹ и «Кто боится Русского национал-социализма»²⁰, Левашов Н.В. «Россия в кривых зеркалах»²¹ и другие), но никакого положительного сдвига нет. Продолжают появляться лозунги «Да ж сдохнет Россия», «Мы не за Россию», «Я бы отдал жизнь за родину, но мою родину убили 1000 лет назад». Поджигаются церкви²². Причем страдают во всех этих акциях в первую очередь не некие враги, а самые простые русские люди, что стало в очередной раз ясно при трагических событиях в Южно-Сахалинске²³.

Безусловно, далеко не все неоязычники готовы на активные и осознанные действия против России и русского народа, но будучи носителями чуждых ценностей, они волей или неволей создают питательную среду для разрушения единства культуры и истории, народа и государства.