Данилов (из воспоминаний о преосвященном Аркадии, архиепископе Олонецком и Петрозаводском)¹

В Олонецкой губернии, Повенецком уезде, есть местечко Данилово, которое еще очень недавно, и именно не позже 1851 года, составляло в Олонецкой губернии центр беспоповщинской пропаганды, под именем Выговского Даниловского монастыря. Ровно за два столетия перед этим инок Корнилий, бывший на известной сходке московской, вместе с учеником своим Захарием, поселился в восточной части Повенецкого уезда, посреди болот, простирающихся вдоль реки Выга. Сначала беспоповщинский раскол, проповедуемый Корнилием, состоял из общего всем раскольникам порицания церкви и ее таинств и из проповеди об иноческой и безженной жизни, о необходимости вновь принимать крещение всем, кто подвергся еретическому «понурению» и избежания всякого общения с никонианами. – К этим первым поселенцам вскоре примкнули соловецкие беглецы: черный дьякон Игнатий, игумен Досифей и дьячек шунгского погоста Данила Викулин; после чего учение их быстро распространилось между жителями Шунгского, Толвуйского, Челмужского погостов и вообще во всем, так называемом, «Повенецком рядку». В 1667 г. была выстроена первая часовня для богомоления, а вслед за тем, в 1694 г., был основан и первый выгорецкий монастырь Даниловский, в котором киновиархом был признан тот же Викулин. Но выгорецкое общежительство стало возрастать и особенно усиливаться с того времени, когда, в 1697 г., присоединились к Викулину два брата – Андрей и Семен Денисовы. Получив образование в киевской академии, Андрей Денисов обладал, кроме того, умом, выходящим из ряда обыкновенных, необыкновенной силой воли и громадной начитанностью, так что в самое короткое время занял первенствующее положение между всеми выгорецкими старшинами и еще при жизни Викулина разделял с ним власть киновиарха и принял название судьи и правителя. В 1706 г. он основал еще два монастыря: Лексинский, в 22-х верстах от Данилова, и женский Крестовоздвиженский, в самом Данилове, в коем первой большухой (настоятельницей) была Соломония, родная сестра Денисовых. Кроме обоих выгорецких монастырей, по инициативе же Денисовых, был устроен тихвинским уроженцем Геннадием Тихвиноборский скит, при речке Геннадиевке, посреди дремучих лесов, куда набралось множество беглецов из Тихвина, Ярославля, Каргополя, Толвуи, Ребол. Кругом всех этих монастырей раскинулось множество пашенных дворов, 27 скитов; остальным же скитам и посельцам по дебрям и горам не было счета. Основывая скит за скитом, поселение за поселением, кругом Данилова, Денисовы не ограничивали только этим свою деятельность. Для распространения учения, кроме личного участия, они рассылали эмиссаров по целой России, которые наделяли совращаемых книгами, иконами, наперсными крестами, листовками собственного недорогого изделия; сами же, взамен этого, привозили в монастыри богатые вещественные и денежные пожертвования от ревнителей. Разъезжая по России, Денисовы всюду старались собирать дорогие и древние редкости для украшения своих любимых обителей. Сюда было свезено ими множество старинных икон, старописьменных и старопечатных книг, напрестольных крестов, богатой утвари. Сама наружность этих драгоценностей, почет, отдаваемый им самими православными, привлекали в Выговский скит немало поклонников. Вместе с тем было заведено самое строгое монастырское чиносодержание, так что отсюда же был заимствован чин известным Ковылиным, впоследствии введенный на московском Преображенском кладбище. Они же, Денисовы, формулировали учение поморской секты в своих сочинениях и представили первые образцы строгой раскольнической догматики. В общежительстве Денисовыми были учреждены школы для обучения детей (обоего пола) грамоте; устроены больницы для недужных и богадельни для призрения бедных и престарелых; заведены мастерские для переписки книг, иконописание и литье медных крестов и икон, устроены золотошвейни. Для обеспечения монастырского продовольствия (в это время число раскольников в даниловских монастырях и скитах возросло до 5 т.) разработано множество пахотных и сенокосных земель около монастырей, а в 1710 г., в Каргопольском уезде, близ р.Чаженги, взято в оброчное содержание 13,000 десятин земли, которые давали обильную жатву и позволяли содержать большое количество рогатого скота. Поверенные выговского общежительства разъезжали по России не только для проповеди, но и с целями торговыми. В низовых губерниях они покупали муку, которая выгружалась в Пигматке, в 45 вер. от Данилова, на берегу Онежского озера; на Белом море они имели рыбные ловли и промыслы. Множество поклонников посылало ежегодно несчетные пожертвования и приношения в монастыри, и стекались туда, дабы поклониться их мнимой святыне. Богатые раскольники имели здесь особые, так называемые, братские дома, в которых до 50-х годов проживали купцы из Петербурга, Москвы, Архангельска и др. городов. Для бедных посетителей было раскрыто множество даровых гостиниц и братских келий. Из Толвуи, Киж, Ошты и других мест посылали сюда детей на воспитание. Даже иные православные, введенные в соблазн ловкими рассказами об общем будто бы уважении «старой веры», или, правильнее сказать, слухом о привольном житье в выгорецких скитах, отправлялись на житье в Данилов и посылали туда деньги на поминовение родственников. О прежних средствах Данилова и Лексы можно составить понятие потому, что в 1854 г, на одной мужской половине существовало до 200 келий; в 1835 г. на мукомольной мельнице вымалывалось до 4 т. четвертей ржи; за продажу крестов выручалось до 5 т. руб., за переписку сочинений до 15 т., а весь доход общежительства простирался до 200,000 руб. Несмотря на то, что отношение Денисовых к петровской реформе было самое враждебное и они сознательно поддерживали все старые порядки и даже не задумались вступить в прямые сношения с врагами Петра и в переписку с царевной Софией, они в обыденной жизни проповедовали уступчивость и сдержанность, так что даже ухитрились снискать себе некоторое расположение «грозного монарха». Когда Петр открыл повенецкие заводы, то выговцы приняли участие в работах и выставляли от себя самых деятельных и усердных работников. В 1705 г. они подыскали железную руду, а в 1714 г. – известь. Кроме того, и царю и приближенным вельможам они посылали живых оленей и другие подарки, так что все это вместе расположило Петра относиться милостиво к деятелям выговской общины. Они были освобождены от всех государственных повинностей, и это-то всего сильнее способствовало дальнейшему распространению раскола. Наконец, на имя Андрея Денисова стали даже посылаться и указы, так что этим он был признан как бы самим правительством в звании начальника выговцев. Им дозволено было свободное отправление богослужения по старопечатным книгам и даже дан был позволительный указ селиться «кому где подобно и свободно». По сведениям, секретно собранным в конце 1853 и в 1854 г., оказалось раскольников в одном Повенецком уезде 7135, хотя, по официальным документам того времени, их во всей губернии доказывалось только 3284 чел. До 1850 годов монастыри красовались высокими оградами, многочисленными часовнями, колокольнями, богадельнями, больницами. Целая иерархия жила внутри и вне ограды: тут были большаки, большухи², келари, казначеи, нарядники (надсмотрщики), уставщики (хранители обряда), чтецы, певцы, псаломщики и псаломщицы и т.д. В 1856 г. в Данилове и Лексе открыты были православные приходы из переселенных сюда на жительство из Пскова крестьян и назначены православные причты: по священнику с причетником в каждый из них. Эта, прекрасная сама по себе, мера оказалась малоплодной в применении. Чтобы православные причты этих приходов могли быть влиятельными и сильными к тому, чтобы парализировать действия вожаков раскольнических общежительств, для того прежде всего нужно было дать им такую же обстановку, какая была у большаков и большух даниловских и лексинских. По крайней мере, нужно было вполне обеспечить ежедневные потребности причтов, – так, чтобы они от своих избытков могли благотворить и неимущим; нужно было, чтобы священниками сих приходов назначались такие лица, которые своей начитанностью древлеотеческих писаний и подготовленностью к разъяснению истины заблуждающим, соединяли бы и жизнь примерную, соответственную словам Спасителя: «тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела» и т.д.; чтобы богослужение, совершаемое ими, по своей обстановке торжественности и величественности, превосходило, по крайней мере, не уступало раскольническому, совершавшемуся в молельнях, и было назидательно и поучительно. Наконец, нужно было, чтобы школы, открытые здесь, воспитывали молодое поколение в православных убеждениях. – Что же было на самом деле? Тогда как большак, и большуха выголексинские имели возможность каждогодно расходовать тысячи рублей, православные священники даниловского и лексинского приходов едва получали по 200 руб., а причетники вчетверо менее сего. При таком ничтожном содержании, священник Данилова не только не в состоянии был состязаться с большаком даниловской общины на поприще благотворений местным жителям, но даже сам он, живя до 1871 г. в полугнилом и холодном доме, в Христов день должен был ждать подачки от большака в 1 р., подобно как бедный Лазарь, на своем гноищи, ждал крупиц от стола евангельского богача. Вероятно, от такой необеспеченности в средствах и отдаленности Данилова и Лексы, находившихся в глуши от центров образования, происходило, что лучшие воспитанники семинарии и священники не соглашались поступать сюда, так что епархиальному начальству, по необходимости, приходилось назначать священников нисколько неподготовленных к борьбе с расколом, или исключенных из низших классов семинарии и даже из уездного училища, или из провинившихся в чем-либо и оштрафованных. Понятно, что жизнь сих последних не была назидательна.

Не могло быть назидательным и богослужение, совершавшееся священником с причетником в простом доме (храмов не было до 50-х годов). В самом деле, при сознании, что простой народ более всего пленяется внешней обстановкой, иначе сказать, обрядностью, можно понять, что посетитель (из этого люда) получал большее впечатление в раскольнической часовне, в которой замечал, при продолжительности службы, благоговейное стояние богомольцев, чтение внятное, не торопливое, пение умильное, – на десятках голосов, возженное в 50 свеч паникадило, чуть не 5-пудовые горящие свечи в громадных лампадах, величественность иконостаса, – словом, всю торжественность обстановки богослужения, бывшего до 50-тых годов у раскольников, чем (в православном храме, бедном) за службой православного священника, во время коей он видел в единственном причетнике и чтеца, и певца, и звонаря, и кадилоразжигателя, и подавателя, и подсвечниконосца... ³

О школах не говорим, помня, что ex nihilo nihil fit. В 1851 г. общежительство и скиты были закрыты; раскольники и раскольницы, проживавшие без паспортов, выселены в приходы и местности, из коих прибыли. Часовни, находившиеся в монастырях н скитах, запечатаны и одна за другою переданы в ведение епархиального начальства, исключая двух, находящихся в Лексе и остающихся запечатанными по сие время.

Не довольствуясь закрытием раскольничьих общежительств, преосв. Аркадий думал дать Данилову обратное значение – сделать его для православия тем же, чем он былъ для раскола. В этих видах, он, обще с начальником губернии г. Муравьевым, ходатайствовал об учреждении православного первоклассного монастыря в Данилове. «Раскол более 150 лет тому назад», сказано было в журнале петрозаводсклго секретного совещательного комитета, «зародившись в странах, так называемого, поморья, которое составляют уезды: Кемский и Онежский Архангельской губернии и Повенецкий, с прнлежащими частями Пудожского и Петрозаводского, Олонецкой губернии, глубоко укоренялся в убеждениях здешних жителей и отразился, как на нравственной, так и на общественной сторонах их жизни». «Беспоповщина имела главным своим рассадником Данилов и Лексу, слывущие в народе до сих пор под названием монастырей, где покоятся кости основателей ее; оттуда, как из центра, пропаганда ее развилась в окрестности и достигла в России обширных размеров. Эти то места должны быть теперь средоточием духовно-нравственных мер, которые бы положили начало радикальному изменению убеждений здешнего края, проникнутого суеверием и предрассудками, укоренению которых способствовала дикая и трудно-проходимая местность». По мысли означенного совещательного комитета, предполагалось здесь сосредоточить миссию для уездов Повенецкаго и северо- западной части Петрозаводскаго и открыть школу для детей иногородних приходов. «Главная сторона и значение монастыря», писал преосв. Аркадий в св. Синод, от 4 октября 1860 г. за № 5296, «кроме ежедневного богослужения, должна заключаться в миссионерстве и в обучении детей грамоте, дабы монахи его, ближе ознакомившись с характером окрестной страны и ее жителей, могли с большой пользой действовать в отвращении зла, происходящего от раскола, так как круг действий их должен простираться на весь Повенецкий уезд и с.-з. частъ Петрозаводского; а это будет иметь влияние и на пограничных жителей Финляндии и Архангельской губернии, также зараженных одним духом беспоповщины. Учрежденная же школа укореняла бы в поселянских детях с юных лет их влечение к православию; при этом предположено бедным ученикам давать помещение и стол от монастыря, как водилось у раскольников». – Монашествующих предположено было пригласить из Валаамского и Соловецкого монастырей и Саровской пустыни вполне нравственных и благочестивых.

Чтобы противопоставить торжественности бывшего раскольничьего богослужения в благолепно устроенных, украшенных раскольничьих часовнях торжественность монастырского православного богослужения в св. храмах и через это привлечь внимание простолюдинов, имевших приходить или приезжать в монастырь и удобнее расположить их к православию, штат монастыря должен был состоять: а) из настоятеля-архимандрита с жалованьем в 600 р. Он должен был иметь надзор за белым духовенством приходов, зараженных расколом, б) наместника с жалованьем в 150 р., в) казначея – в 125 р., г) духовника – в 100 р.; д) 4-х иеромонахов, до 80 р. каждому, с тем, чтобы один из них был ризничий, е) 3-х иеродиаконов, по 60 р. каждому, ж) 10-ти послушников, по 80 р. каждому и з) 5-ти больничных – до 20 р. каждому. На вакансии послушников предполагалось определять, как окончивших курс воспитанников семинарии, чтобы они, до открытия для них священнических мест, могли практически приготовляться к действованию на раскольников и были способными наставниками в училище при монастыре, так и исключенных из семинарий и училищ, особенно сирот, чтобы они имели возможность приготовляться к причетническим обязанностям.

На церковные потребы, на ремонт, на содержание братии, прислуги, училища, на дрова и конюшенные припасы и т.п. требовалось 1,310 р., а всего ежегодного расхода на монастырь предполагалось 3,185 р.

Сверх этого ежегодного отпуска (3,185 р.) на содержание монастыря, на основании Высочайше утвержденного в 12 день мая 1859 г. журнала главного комитета по крест. делу, испрашивался отпуск соразмерного количества денег на наем 25 служителей по классу монастыря, вместо служителей из государственных крестьян, с тем, чтобы, согласно Высочайше утвержденным 1 января 1842 г. штатам для западных монастырей, остатки от одной статьи расхода дозволено было переводить, с разрешения епархиальнаго начальства, на другие статьи того же монастыря и вообще остающееся за всеми расходами к концу года количество денег обращалось в пользу того же монастыря. Монастырь должен был довольствовать приезжающих и приходящих из разных мест, которые стали бы искать пристанища в монастыре, и которые, по выбытии из монастыря, могли бы быть распространителями православных убеждений в своих местностях, подобно тому, как паломники в прежнем раскольничьем Данилове, в свое время, были распространителями раскола в Олонецкой и других губерниях. – Для жительства братии предполагалось отдать в ведение монастыря все строения⁴, принадлежавшие даниловским раскольникам, которых, в числе семи, оставшихся в живых, признано было полезным выселить в Каргопольский уезд, а раскольниц перевести в Лексинскую богадельню, с подчинением их надзору причта Лексинской церкви и с тем, чтобы эта богадельня поддерживалась и на будущее время; причем находившаяся при ней часовня должна была обратиться в православную церковь. В числе этих строений находились готовыми помещения для настоятеля и братии, гостинницы для приезжающих и все потребные для монастыря службы и хозяйственные заведения: амбары, бани, конюшни, кузницы, гумна с ригами и пр. Весь расход на исправление сих зданий, а также на устройство корпуса и вообще на окончательное устройство монастыря, по вычислению архитектора, должен был простираться до 7 т. р. Причем строительный лесной материал имелся готовый из тех же строений; вдобавок к нему мог потребоваться один кровельный тес, для которого лес, по уведомлению окружного начальника, мог быть отпущен из ближайшей к Данилову тихвиноборской дачи.

В виду 458 ст. XIII т. св. з. изд. 1857 г., уст. меж., об отводе каждому монастырю земли от 150 дес. и более, где местные обстоятельства сие дозволить могут, с лучшими угодьями, с присоединением по одной мельнице из состоящих в числе казенных оброчных статей и снабжением рыбными ловлями, указывалось: а) около самого Данилова 81 д. 2,059 саж. пашни и 326 д. 685 с. сенокосу. Из этого количества земли мог быть обращен в ведение монастыря излишек, остававшийся от надела 17 душ переселенцев и 6 душ православных, обратившихся из раскола; б) урочище Нюгомозеро или Паж, с пашенной и сенокосной землей и рыбными ловлями; в) мукомольная мельница, в 6-ти верстах от Данилова (существующая и в настоящее время), с одним домом, и при ней часть пашни и сенокоса; и г) Соломаньино, с сенными покосами, прежде принадлежавшими Лексинским раскольницам. На отопление монастыря испрашивался ежегодный отпуск по 1,200 сажень аршинных дров, без платежа попенных денег.

Предположение об учреждении монастыря в Данилове обсуждалось в олонецкой духовной консистории и в совещательном секр. петроз. комитете, и потом, по перенесении в св. Синод, признано им заслуживающим особого внимания и уважения. После этого, по сношении обер-прокурора св. Синода с министром внутренних дел, внесено было сим последним на особое обсуждение комитета министров. Комитет министров вполне одобрял мысль об учреждении православного монастыря в Данилове, но, не предрешая вопроса о способах, как для первоначального устройства монастыря, так и для предоставления ему средств содержания на будущее время, полагал предоставить г. обер-прокурору св. Синода войти по сему предмету в подлежащее соглашение с министерствами внутренних дел, финансов и государственных имуществ. Это положение комитета было Высочайше утверждено.

Во исполнение сего Высочайшаго повеления, по определению св. Синода (дек. 1861 г.), обер-прокурор и входил в надлежащее сношение с гг. министрами финансов, внутренних дел и государственных имуществ, прося отзывов – первого, о том: может ли быть отпускаема из казны потребная на содержание сего монастыря сумма 3,185 р. и последнего о передаче в распоряжение епархиальнаго начальства никем не занятых строений в Данилове, равно как о наделе монастыря угодьями и лесом.

Г. министр финансов сообщил, что за воспоследовавшим в 19 день января 1862 г. Высочайшим новелением – не допускать сверхсметных расходов на счет Государственного казначейства, он не предвидит возможности отнести на сие казначейство новый расход. Сообщение это предположено было доложить св. Синоду, по получении сведений от гг. министров внутренних дел и государственных имуществ. Из них последним, от 28 марта 1862 г. за № 1163, было предписано олонецкому губернатору г. Философову, по истребовании от олонецкой палаты государственных имуществ нужных сведений, доставить ему оные, со своим заключением, по всем вопросам, касающимся способов устройства монастыря. Через несколько месяцев после сего г. Философов был уволен от управления Олонецкою губерниею, на место его 26 октября 1862 г. прибыл г. Арсеньев.

По ходу дела, строго придерживаясь его последовательности и оставаясь верным отношениям, какие установлены между властями низшими и высшими, духовными и светскими, на обсуждение коих восходил вопрос об устройстве монастыря, г. Арсеньеву нужно было доставить необходимые сведения г. министру Государственных имуществ. Г. же Арсеньев, не дождав сих сведений от палаты государственных имуществ, без всякой побудительной причины со стороны того или другого ведомства, отправил министру внутренних дел ходатайство о приостановке разрешения в устройстве монастыря в Данилове до момента более благоприятного, когда немногие, оставшиеся в Данилове и Лексе раскольники исчезнут сами собою, вследствие естественных причин.

По требованию Св. Синода, Пр. Аркадий, от 24 авг. 1863 г., отправил в оный свое заключение по содержанию представления г. Арсеньева. В этом заключении выяснялась настоятельная необходимость в безотлагательном открытии монастыря в Данилове; причем все представление г. Арсеньева было разобрано, взвешено и оценено каждое выражение его и каждая его фраза; соображения его и доводы опровергнуты и в доказательство приведены очевидные факты.

Позволю себе сделать извлечение из этой переписки на столько, насколько из него может выясняться необходимость учреждения монастыря в Данилове и в наши дни.

Г. Арсеньев, в своем представлении, выяснил г. министру вн. дел только три довода (тогда как, по исчислению пр. Аркадия, их было семь), на которых основаны были предположения о пользе учреждения монастыря, приведя их, притом, в неполном и неточном виде, а с той только стороны, с которой представлялось более удобным сделать возражения против устройства монастыря в Данилове. –

Вот эти доводы:

1) «Благолепие православного служения отвлекло бы внимание местных жителей от служения по расколу в Даниловской и Лексинских часовнях, и так как раскол держится между простолюдинами «влиянием внешней своей обрядности, то непрестанные крестные ходы с образами православных иноков, в полных облачениях и с приличным торжеством, невольно подавили бы господство ереси и окончили бы совершенно трудную борьбу православия с расколом»⁵. Приведя в таком виде этот довод, г. Арсеньев писал: «Уверенность в будущем влиянии прав. монастырского служения на умы местных жителей основано на мнении, что раскол держится между своими последователями и вообще простолюдинами влиянием внешних обрядов; между тем, тщательные исследования религиозных заблуждений раскола обнаруживают более и более несомненную истину, что ни одна секта не может держаться ни обманом, ни обрядностью, и действительно, перечитывая подробные записки о расколе в Олонецкой губернии, составленные в 1854 г. г. Муравьевым, нельзя не согласиться, что многочисленность и стойкость сектаторов в здешнем крае главным образом зависит, во 1-х, от небольшого числа искренпих фанатиков, которых жизнь и слова обаятельно действуют на массы и во 2-х от внутреннего индивидуального убеждения раскольнников, что их заблуждения – истинная вера, т.е. от протестантскаго характера раскола, который потому и вызвал в своем историческом движении такое множество толков. При таких условиях, обрядность раскола влияет на своих последователей только как выражение несогласия их с церковью. И не обряд православия может подействовать на душу простолюдина, а теплая проповедь и безупречпая жизнь избранного священника, который сумеет привлечь к себе доверие крестьян. Лучшим подтверждением изложенного мнения служит то обстоятельство, что раскольники, раскаивающиеся в своих заблуждениях, привлекаются, по преимуществу, в единоверие, где они встречают обряды, находящиеся в совершенном согласии с их повериями и мнениями».

Сличив этот довод с журналом петрозаводского совещательнаго комитета, мы видим, что г. Арсеньев сказал, в своеобразно приведенном доводе, менее того, что сказано было в журнале комитета. Мысль губернатора ограничивается одной местностью Данилова: будто бы, по мнению комитета, учреждение монастыря нужпо здесь для того, чтобы, посредством торжественности монастырского служения, подействовать на умы местных жителей и через это отвлечь их внимание от служения по расколу. Мысль же комитета между тем простиралась далее, за пределы Даниловского селения, в котором псковские переселенцы были православные, и, следовательно, отвлекать внимание их от служения по расколу, посредством монастырского, православного благолепного богослужения, не представлялось настоятельной потребности. Мысль комитета обнимала всех простолюдинов не местных только, а иногородных и иноприходных, которые будут приезжать или приходить в монастырь. Благотворное влияние монастыря, по мысли комитета, должно было простираться даже далее пределов Олонецкой губернии. Замечено, что торжественность бывшего соборного раекольнического служения в Данилове и Лексе производила сильное впечатление на приезжавших из разных мест и по разным случаям в Выгорецию, которое еще более увеличивалось при виде внешней и внутренней величественности раскольнических часовен и при сличении с ними бедности и одинокости православных церквей. Такая торжественность раскольнического служения, в глазах простолюдинов, большей частью привыкших видеть в своих приходских храмах одного священника с причетником могла придавать расколу преимущество пред православием. Отсюда вытекает мысль о необходимости возвысить, в головах простолюдинов, и служение православное и через это вывести их из религиозного заблуждения, а для этого нужно торжественности раскольнического служения противопоставить торжественность и благолепие православного богослужения, с таковою же внешней обстановкой, какой, обыкновенно, сопровождали свое служение раскольники, чтобы через это скорее привлечь внимание окрестных простолюдинов на сторону православия. При настоящем же составе православных причтов в Данилове и Лексе, очевидно, невозможно достигнуть сего. Следовательно, необходимо основать здесь такое учреждение, которое бы, в законном порядке и внешним н внутренним своим устройством и самым названием своим, вполне удовлетворяло бы понятиям простолюдинов, а таким учреждением и мог быть именно только православный монастырь». «Отвергая влияние православного обряда на душу простолюдина и требуя только теплой проповеди и безупречной жизни избранного священника, г. Арсеньев сам впадал в протестантизм, последователи которого, как известно, устранив из церковной дисциплины всякую религиозную обрядность, как выражение внешнего богопочтения, большую часть времени, при своих молитвословиях, предоставили оказыванию проповедей, обусловливая значение их внешним поведением лиц, на сие избранных. В практике же вселенской церкви обряд православия не отделяется от теплой проповеди и безупречной жизни избранного священника, и всякий раз, когда говорится о благотворном влиянии религиозного обряда на душу простолюдина, разумеется обряд, совершаемый в полном смысле правил, требующих от священнодействующего прежде всего нравственного достоинства и назидательности⁶.

Впрочемъ, сам г. Арсеньевъ, через три месяца после своего представления министру внутренних дел, именно, от 4 марта 1863 г. № 9, писал пр. Аркадию: «не скрою от вас своего убеждения, что ни один из раскольнических толков не основывается на доводах разума, а все думают заменить их внешними знаками усердия к богомолению и упорством в придерживании к некоторым суеверным обрядам». Ту же мысль г. Арсеньев высказал и в заключительных словах, коими он закончил свое рассуждение против 1-го довода: «Лучшим подтверждением изложенного мнения», писал он, «служит то обстоятельство, что раскольники, раскаивающиеся в своих заблуждениях, привлекаются, по преимуществу, в единоверие, где они встречают обряды, находящиеся в совершенном согласии с их повериями и мнениями». – Это значит, прибавлял пр. Аркадий к этим словам г. Арсеньева, «что г. Арсеньев с такой настойчивостью старался отвергнуть в частных положениях, то опроверг в своем заключении и сам пришел к убеждению, что самые-то поверья и мнения раскольников сосредоточиваются именно на религиозной обрядности и что, следовательно, эта обрядность и есть почти существенное в веровании их»⁷. Такое резкое противоречие г. Арсеньева самому себе не иным чем может быть объяснено, как именно незнанием дела о монастыре, в полном объеме его, и незнакомством с местным расколом, отчего и произошли ложные суждения н заключения об обмане, об обрядности и вообще о причинах стойкости раскола.

Не соглашаясь с мнением г. Арсеньева о причинах многочисленности и стойкости сектаторов, преосвященный Аркадий писал: «странно и удивительно, подробные записки о расколе, составленные г. Муравьевым в 1854 г., через два года после составления их, привели автора их, после тщательного изучения Олонецкого края и раскола, к убеждению в необходимости открытия православного монастыря в Данилове, между тем, те же самые записки, бегло прочитанные в течение месяца, привели г. Арсеньева, только что прибывшего из Смоленска в Петрозаводск, к убеждению в пользе от приостановки этого монастыря! Тогда вопрос об учреждении монастыря обсуждаем был в течение 2-х лет в разных инстанциях, а теперь он решен в один месяц одноличным судом. Уже из одного этого можно заключить, на чьей стороне должно быть более верное решение дела. Допустим впрочем, что многочисленность и стойкость сектаторов в здешнем крае зависит от небольшого числа искренних фанатиков и от внутреннего индивидуального убеждения раскольников, что заблуждения их – истинная вера, но и при таких условиях совершенно благотворно обрядности раскола сопоставить обрядность православной церкви. Обрядность церкви, как истинно древняя и истинно божественная, может быть оклеветана, но не опровергнута. Для посрамления клеветы сей и нужно лицом к лицу стоять со своиии врагами и неизменным своим светом разгонять заблуждения, ложно принимаемые за истинную веру. Если бы г. Арсеньев, в своем представлении, поименовал фанатиков, бывших в здешнем крае в 1854 г. и существующих ныне, которых жизнь и слова обаятельно действуют на массы (и какие это массы!) что легко бы, судя по небольшому числу их, можно было сделать; то, на основании современных сведений, поступающих в консисторию от всех мест и лиц, можно было бы как видеть степень обаятельности их, так и знать самые массы, покорные действию их. Быть можетъ, из этих фанатиков многие примирились уже с церковью православной или единоверческой, а некоторые из них даже состоят в духовном звании и с самоотвержением действуют в пользу православия. Впрочем, судя строго, в Повенецком уезде, как показывают дела, нет фанатиков, в полном значении этого слова. Если же и были в числе раскольников более влиятельные личности, так называемые, коноводы их, то не все они обаятельны по жизни и слову и не все искренни; напротив, многие из них водились интересом и корыстию, хотя все они равно строги в требованиях своей обрядности. Они не только от своих последователей требуют двуперстного сложения, произношения имени Бог и других, более или менее важных, обрядов, в чем выражается несогласие их с православной церковью, но и назначают им епитимии: пост, денно-нощные молитвы, поклоны по чину – истово и т. под. Причина, будто бы многочисленность и стойкость сектаторов зависит от внутреннего индивидуального убеждения их в истинности своих убеждений, слишком обща. Она можетъ быть применена и к жидам, и магометанам, и язычникам, и ко всем иноверцам. Стало быть, надо искать других причин. И они есть. Из них первая и едва ли несущественная заключается в неполноте средств, при которых православная церковь с открытия олонецкой епархии ведет борьбу с полуторавековым поморским расколом, состоящей в неодинаковости взглядов разных начальствующих лиц на раскол. Бывающие от этого различия взглядов на раскол, более или менее значительные, изменения распоряжений по одному и тому же предмету не могут, так или иначе, повсеместно не влиять на умы масс. Последствием же сего бывает, если не всегда умножение, то непременная особенная стойкость в здешних сектаторах, умеющих объяснять все в свою пользу.

Что же касается до протестантскаго характера раскола, то отсутствие иерархии и таинств в беспоповщине зависит не от протестантского убеждения ее в ненужности или бесполезности их, – не от того, чтобы беспоповцы не сознавали необходимости иерархии и не были убеждены в важности и значении таинств для спасения, а лишь по неимению священников «старинного постановления». Множество же сект или толков замечается и в поповщине, хотя в ней и нет протестантского характера.

2) «Монахи православного монастыря, знакомые с местными обстоятельствами, были бы постоянными миссионерами во всей восточной части Повенецкого уезда и в то же время обучали бы детей в местной школе». После сего г. Арсеньев писал: «Соглашаясь, что монахи стали бы постоянными миссионерами, я не вижу причин предположить, чтобы их проповедь имела особенные преимущества противо проповеди местных священников, если бы только сии последние соответствовали своему высокому назначению. Что же касается до вопроса о школах, то, по моему убеждению, основанному на опыте, раскольники на первый раз отдадут своих детей только в такое училище, в котором преподаватель будет – не духовного звания, и в котором обучение Закону Божию не будет обязательно для детей раскольников».

«Дело миссионерства», писал преосвященный Аркадий, «есть дело особенной важности; оно требует и особенного умения, и особенной осторожности; успех его много зависит и от взгляда на раскол, и от направления в действиях на него. Местные священники, при всем желании сделать полезное для блага церкви, по самому разнообразию своих стремлений, по свойству характеров своих и качеству способностей и, наконец, по большей или меньшей приготовленности для столь важного дела, волей и неволей, могут расходиться во взглядах на раскол и уклоняться от единства в направлении своей деятельности: одно неуместное слово, или неосторожное действие много может повредить успеху в деле и нарушить равновесие. Посему нужно, чтобы не только взгляды их на раскол, но и самые действия, сколько возможно, при известных условиях той или другой местности, объединялись и имели твердую и определенную точку опоры. А для сего деятели на миссионерском поприще должны быть в ближайших непосредственных отношениях к епархиальному начальству и особливо к особе епархиального начальника. Но, заправляя общим ходом дела по миссии на всех ее пунктах и, в тоже время, в своем лице сосредоточивая высшее управление целой епархии, начальнику ее не представляется возможности благовременно быть в непосредственных письменных и, тем менее, личных сношениях с каждым из местных в епархии священников. Вызов же их в епархиальный город (для тех или других наставлений) и неудобен, и разорителен, и может принести больше вреда, чем пользы не только делу миссии, но и приходской каждого из них службе, давая притом повод к превратным толкам и суждениям.

К этому еще необходимо присоединить, что для миссии, по делам раскола, потребны некоторые особые расходы на книжные пособия, на путевые издержки⁸, запасную для дорог одежду и т. п. При общей же бедности Олонецкого края, при скудости нынешних средств содержания духовенства, при всеобщей дороговизне и вопиющей бедности духовенства, особенно Повенецкого уезда, когда епархиальное начальство вынуждено к ходатайству пред св. Синодом об оказании особых денежных вспоможений ему, священники не в состоянии отделять какую либо часть получаемых ими выгод на подобные расходы. А потому то местные священники, стесняемые приходскими обязанностями, семейными узами и домашними заботами по хозяйству, удручаемые бедностью и зависимые от прихожан, не могут так удобно и успешно заниматься миссионерской проповедью, как особый миссионер-монах, специально подготовленный к этому служению. Миссионер-монах не связан ни узами семейными, ни другими какими либо посторонними обязательствами, не отвлекается от своего главного дела ни заботами о воспитании своих детей, ни хлопотами о домохозяйстве, свободен и от забот о дневном пропитании. Вполне обеспеченный и одинокий, он не знает бедности и зависимости от кулаков-богачей; по требованию обстоятельств во всякое благопотребное в нем и для него время удобно и беспрепятственно может бывать в епархиальном городе и тех местностях, где, по указанию начальства и по требованию обстоятельств, оказалась бы потребность или нужда в нем. Епархиальному архиерею представлялось бы более возможности и удобства иметь с миссионерами потребные письменные сношения, если не с каждым порознь, то через посредство настоятеля монастыря. Таким образом, не только общие главнейшие распоряжения по миссии и по требованию обстоятельств и частные указания и наставления в применении их к известным случаям, исходя от власти епархиального начальника и передаваясь, через посредство особо избранных и доверенных лиц местным священникам, тех и других обязывали бы, сколько возможно, к единодушному и единообразному повсеместному действованию и в тоже время служили бы для деятельности их точкой опоры. Миссионеры (монахи) всегда могут иметь книжные пособия из библиотек: монастырской, семинарской, кафедрального собора и архиепископского дома, куда для всякого сельского священника доступ труднее, чем для миссионера; да и по самому множеству требований от сельских священников эти библиотеки не в состоянии были бы удовлетворить благовременно. Имея в своем распоряжении запас старопечатных книг, миссионер мог бы знакомить с ними и приходских священников и быть руководителем их в борьбе с расколом. Относительно заметки г. Арсеньева: «если бы только священники вполне соответствовали своему высокому назначению», старец – архипастырь писал: «желание, чтобы все священники были безупречной жизни и все соответствовали своему высокому назначению, есть одно из задушевных желаний епархиального начальства и одно из первых стремлений его, но не редко на пути от желания к исполнению бывают непреодолимые препятствия, независимо от воли желающих. Одно из таковых препятствий в этом смысле есть недостаток людей в Олонецкой епархии, вследствие чего епархиальное начальство, в крайней необходимости, должно довольствоваться теми священниками, какие были и есть». «Иную перспективу на служебном поприще представляет гражданская служба в Олонецкой губернии, отнесенной к губерниям привилегированным. Поступающие сюда чиновники на службу из других губерний, – по вызову, – получают значительные денежные пособия на путеследование и пользуются особыми правами и преимуществами на службе. Но г. губернатор, будучи сам начальником губернии, пусть, не обинуясь, скажет, что все чиновники в ведомстве его – безупречной жизни и все вполне соответствуют своему назначению». С другой стороны, если судить по справедливости, то невозможно ожидать, чтобы в целом составе, во множестве личностей, с разным направлением, с разными характерами и образованием, при различных местных условиях и обстоятельствах, были все, как один, и не было никого, подлежащаго исключению из общего правила, в том или другом отношении. Если бы все сословия, все общества, вообще, люди соответствовали идее о высоком назначении их, тогда в строе общественной жизни оказалось бы излишним множество предприятий, самых важных учреждений самых обширных и инстанций высших и низших. Потому то и епархиальное начальство, не удовлетворяясь настоящим положением местного духовенства и религиозно-нравственным состоянием своей паствы, стремилось и стремится в изыскание более действительных духовно-нравственных мер, как то: к открытию миссий, особых благочиний, учреждению церковно-приходских школ, образованию новых приходов и т. п. Эта же неудовлетворительность настоящим положением духовенства побудила епархиальное начальство и к ходатайству об открытии монастыря в Данилове, как «одной из благодетельных духовно- нравственных мер».

Относительно убеждения г. Арсеньева, основанного будто бы на опыте, что «раскольники отдадут своих детей только в такие училища, преподавателями в коих будут лица не из духовного звания и в коих обучение закону Божию не будетъ обязательно для детей их», преосвящ. Аркадий совершенно справедливо заметил, что г. Арсеньев, прибыв 26 числа октября (на службу) в г. Петрозаводск и пробыв в нем на службе до 1 числа декабря, никуда пе выезжая из него и не посетив ни одного церковно-приходского училища, в такое короткое время не мог еще приобрести какого либо убеждения в опытах Олонецкой губернии. Такое убеждение его, если действительно основано на опыте, приобретено, вероятно, на службе в других губерниях, а не в Олонецкой; но всего вернее, оно усвоено им из светской журналистики, стремящейся к устранению духовенства от участия в училищах. Если бы г. Арсеньев проверил это свое убеждение на школах Олонецкой губернии, то он должен был бы переменить его. Он увидел бы обучающимися детей раскольников в приходах Толвуйском (Петрозаводского уезда), вблизи самого Даниловского селения, Масельско-паданском и других. У диакона Пятниц. церкви обучалось тогда шестеро детей раскольников. Сам большак раскольников даниловской общины, Степан Иванович, соглашался дать для церковно-приходского училища при даниловской церкви помещение в одном из зданий, состоявших в заведывании его и доставлять от своей общины отопление для него. При этом несколько странным представляется мысль другого довода: «обучение закону Божию не будет обязательно для детей раскольников», как будто у раскольников и православных не один закон Божий, не одно вероучение с его основными догматами и правилами, не одна история веры и церкви, как будто «раскол есть какая то особая вероисповедная конгрегация со своим отдельным катихизисом, с особой ветхозаветной историей. Сколько известно из истории раскола, раскольники никогда не упрекали и доселе не упрекают православные церкви в отступлеиии от каких либо главных догматов всей церкви, не соглашаясь с ней только в некоторых чинопоследованиях и обрядах, да простые, деревенские жители иначе и не понимают слов «учиться грамоте», как учиться чтению книг Божественного писания, или что тоже, закону Божию, заключающемуся в сих книгах. При таких условиях нашего народного быта, следовало бы поощрять подобные школы, а не отвергать пользу их, особенно в виду циркуляра министерства внутренних дел, от 4 августа 1861 г., состоявшегося вследствие Высочайшего повеления на отчете саратовского губернатора 1860 г. «чтобы молодые раскольники получали воспитание вместе с православными в одних общественных учебных заведениях».

Далее, выходя из мысли, что простой народ, особенно в раскольничьих приходах, имеет предубеждение⁹ против учебников гражданской печати и отдает своих детей под условием, чтобы они обучались по книгам церковной печати, из коих в букваре изложен весь закон Божий; тогда как в училищах – не церковно-приходских – этот букварь выводится из употребления, преосвященный Аркадий писал: «волнительно то, чтобы раскольники стали отдавать своих детей в такие училища, где преподавателем будет лицо не духовного звания, а назначенное от правительства». Это предчувствие архипастыря действительно оправдалось на школах земских. Оно оправдывается даже и в настоящее время. По сведениям, полученным мною, по своему миссионерскому округу, за 1880 г., оказывается: 1) во всех училищах Олонецкого уезда, как земских, так и министерства народного просвещения, не было ни одного из детей раскольников. 2) Точно также не обучалось оных в тех же училищах Олонецкого уезда; напротив, обучался 1 сын раскольника в Тихвиноборском церковно-приходском училище у священника и 3) в училищах г. Петрозаводска и уезда его обучались 12 раскольнических детей, именно; а) 1 муж. пола в г. Петрозаводске, б) 4 муж. в Сенногубском, где наставник, – сын священника местного, из окончивших учение в духовной семинарии, в) 3 м. в Кондопожском, 1 м. и 1 ж. в Горском, 1 м и 1 ж. в Сунском. В этих 3-х училищах, наставницы – девицы, преобладало влияние законоучителей – местных священников. – В дополнение к этому еще необходимо сказать, что дети раскольников обучались в церковно-приходском училище Вырозерском во все время до закрытия его (1870–1879 г).

«Учреждение православного общежительного монастыря в Данилове примирило бы те несвойственные названия выгорецких жилищ монастырями, которые до сих пор они носят в народе». – После сего г. Арсеньев писал: «часовни даниловские и лексинские все закрыты или переданы в заведывание епархиального начальства и служение по расколу в них не совершается, так что скоро название общежительств или исчезнет само собою, или обратится в нарицательное имя». – «Эти утешительные события», – писал преосвященный Аркадий по этому случаю, «свидетельствуют о заблаговременно подготовляемой почве для беспрепятственного и удобного исполнения Высочайше утвержденного иоложения о православном монастыре». – «Было бы не извинительной в глазах потомства ошибкой, не извлекая из таких событий ничего более существенного, твердого для пользы отечества, для блага церкви и для счастья местности, остановиться только на мысли, что скоро название общежительства или исчезнет само собою, или обратится в нарицательное имя» и, успокоиваясь на этом, приостановить здесь устройство монастыря, опустив из виду одну из главных целей его, – положить начало радикальному изменению убеждений здешнего края, проникнутого суевериями и предрассудками. Ежели часовни в Данилове и Лексе закрыты, а главные переданы в заведывание епархиального начальства и служение по расколу в них не совершается, то это должно не приостановить, а ускорить устройство монастыря в Данилове тем паче и безотлагательнее, чем более устранено к тому препятствий и открыто способов на месте, и на что уже последовала священнейшая воля помазанника Божия». – В часовнях, кои должны быть величественными храмами, в настоящее время богослужение совершается одним священником с причетником и однажды в две недели; а между тем оно должно быть ежедневное, на разных престолах. Как было здесь постоянное и, при особых случаях, торжественное, с многочисленными певцами и певицами, раскольническое служение, как были здесь многолюдные раскольничьи крестные ходы с пением и образами, так и теперь должно быть здесь православное ни чем не скудное служение и православные крестные процессии, благотворно влияющие на религиозное чувство русского народа. Штат монастыря должен быть в размерах, приблизительных к тем, в каких это было в раскольническом Данилове, в цветущее время его: – к этому ведет и малочисленность причтов Повенецкого уезда и еще особая необходимость в открытии некоторых запечатанных раскольн. часовен, с тем, как просят живущие около них крестьяне, чтобы в них, хотя по временам, совершалось православное богослужение; не удовлетворить сему желанию значило бы погасить в них желание единения с церковью, а удовлетворить теперь, когда недостаточно духовенства и для существующих уже церквей и часовен, без бдительного надзора за просителями, значило бы открыть им возможность опять обратиться к раскольническому служению, чем, конечно, не преминут воспользоваться ревнители по расколу – даниловские и лексинские выходцы того и другого пола»¹⁰.

Обращаясь, – после рассмотрения доводов в пользу устройства монастыря, – к неудобствам, которые должны были от сего воспоследовать, г. Арсеньев писал: «старожилы раскольники и раскольницы даниловского селения – все почти дряхлые старики и старухи; число их уменьшается с каждым годом, за смертью их, всякое значение даниловских и лексинских селений, в глазах раскольников, прекратится. Самые здания, оставшиеся в пользовании раскольников, ветшают не по дням, а по часам и видимо разрушаются. Таким образом, центр поморского раскола уничтожится сам собою в непродолжительное время. Между тем, учреждение монастыря в Данилове и принудительное переселение оставшихся там сектаторов в Каргопольский уезд, без сомнения, получит, в глазах поморских беспоповцев, вид преследования и только возбудит с новой силой ослабевающий фанатизм»¹¹. Преосвященный Аркадий возражал, что Данилов и Лекса, в глазах раскольников, не потому только имеют значение, что там живут старожилы раскольники и раскольницы, дряхлые старики и старухи, но потому, что там лежат кости ересиархов, раскольников основателей выгорецких жилищ. Это – для раскольников беспоповщинской секты – святыня самая досточтимая, которая до тех пор не потеряет в глазах их значения и не изгладится из народной памяти, доколе не будет, положено здесь начала радикальному изменению убеждений здешнего края, через устройство православного монастыря. Только с этого времени, в глазах раскольников, Выгорецкие жилища потеряют всякое значение – и внимание народное будет привлекаться сюда уже не во имя Данилы, Андрея, Симеона и др. Без учреждения же монастыря, одни гражданские меры, какие бы ни предпринимались, без духовных никогда не достигнут своей цели. В Данилов н Лексу, как раскольническую Палестину и ныне ходят и всегда будут ходить поклонники прахов выгорецких ересиархов. И хотя число старожилов, раскольников и раскольниц, в Данилове и Лексе с каждым годом уменьшается, по случаю смерти их, но, тем не менее, это число восполняется вновь прибывающими жильцами и жилицами – секретными, не записными.

При таких обстоятельствах, уничтожению центров поморского раскола предоставить времени было бы ничем неоправдываемой ошибкой. В настоящее время, когда замечается отрадное, утешительное настроение паствы олонецкой епархии и в виду вполне одобренных комитетом министров и Высочайше утвержденных Государем Императором предположений об устройстве монастыря в Данилове, решение епархиального начальства на приостановление этого устройства было бы равносильно разрушению собственными руками всего того, что было созидаемо и учреждаемо в течение, наипаче, последнего десятилетия. Оно ослабило бы миссию и единоверческие приходы, стремление к грамотности в народе, ревность в православных и единоверческих прихожанах о благоукрашении и устроении церквей и открытии новых приходов, – словом, дав светлое торжество расколу, подвергло бы благо паствы таким случайностям, грустные последствия которых пришлось бы заграждать долгое, неопределенное время, с необеспеченным ничем успехом». «Приостановка даниловского монастыря, как бы временная сначала, а потом, чего ждать, и всегдашняя, поднимет дух всех сектаторов. Ни фанатизму слепому, ни индивидуальному убеждению с протестантским характером русских крестьян не произвесть того, что произведет это влиятельное на всю губернию от особого взгляда на раскол, состоявшееся представление (г. Арсеньева), если оно исполнится и не будет остановлено: церковь лишится сильного, испытанного оружия в то самое время, когда посредством его, в тяжкой борьбе с расколом, расчитывала на счастливый исход, а расколу, когда он доживает последнее время, доставится неожиданный случай собрать свои силы». Вследствие этого, за приостановкой устройства монастыря, может последовать совершенный оборот дела. Значение выгорецких общежительств, как монастырей, далеко не потеряло еще своей силы даже в мыслях православных, и название их таковыми, без устройства настоящего, действительного монастыря от правительства, едва ли скоро исчезнет, особенно, при распространившейся, за год или за два пред сим, молве о восстановлении их в прежнем виде и дозволении возвратиться в оные всем, высланным в 1854–5 г. Вероятно, в этих видах и теперь некоторые из раскольников и раскольниц размещены в опустевших зданиях слишком просторно, так что, где помещалось прежде 20–30 человек, теперь живет их по две и по три, вероятно, для того, чтобы удобнее давать приют прибывающим к ним на жительство, или посещающим их временно, для религиозных и других целей. И чем далее будет замедляться дело об устройстве монастыря, тем чаще и больше будут присылаться жертвы на поддержание скитян, и тем, конечно, свободнее будут прибывать в Данилов н Лексу посетители и посетительницы сначала на временное, а там и на постоянное жительство. «В виду таких обстоятельств естественно являлось опасение, чтобы эти монастыри общежительства снова не воскресли и вместо нарицательного имени не удержали бы за собой собственное их имя с вящим торжеством для раскола».

В заключение своего донесения, пр. Аркадий ходатайствовал пред св. Синодом «о безостановочном устроении монастыря, как единственного в то время и благонадежнейшего, при тех обстоятельствах, средства к радикальному ослаблению раскола и утверждению православия в здешней епархии и далеко за пределами ее (подобно тому, как далеко, в свое время, разрослись плевелы поморского беспоповщинского раскола)» и просил «об ассигновании потребной суммы, единовременной и постоянной, на содержание монастыря из источников духовного ведомства, если только государственное казначейство не примет оной на себя». При этом сообщалось, что олонецкой палатой госуд. имуществ составлены и доставлены г. начальнику губернии сведения о наделении монастыря угодьями «вполне удовлетворительные, и, вероятно, им уже представлены по принадлежности». В 1866 г. 6 ч. декабря отправлено было новое, ходатайство по этому делу, но от Синода ответа не было получено. Уже в 1872 г., по поводу представления пр. Ионафана, признававшего (до окончательного решения дела об открытии монастыря), «для прекращения вредного влияния Выгорецкого раскольнического общежительства на умы православных и раскольников», принять некоторые меры, из которых, впрочем, ни одна не принесла ожидавшейся пользы православию, св. Синодъ, от 14 ч. января (№ 48), уведомил, что предположение об открытии монастыря не могло доселе осуществиться по неимению средств, потребных, в значительном количестве, как для устройства предполагаемого монастыря, так и для обеспечения существования его. С закрытием раскольнич. часовен в Данилове и Лексе, влияние раск. Данилова, действительно ослабело; но как прав. церковь не имела и не выставила такого центра (каких пр. Аркадий предполагал сделать Данилов), из которого можно было бы оказывать сильное влияющее действие на народную массу, а между тем, по соседству с Олон. губернией, находились раскольничьи монастыри и скиты в Архангельской губернии (Топозер. и Поморьи) и в Финляндии (Пагхаламби и Мегра), то жители Петр. и Повенец. уездов, да и сами раскольники даниловской секты стали поддаваться влиянию раскольников злейших и упорнейших сект, каковы: филиповская, федосеевская (в Петербурге, с которыми жители Заонежья имеют постоянные сношения) и аристовская (а с 1882 г. и странническая, явившаяся, впрочем, в пределах, сопредельных с поморьем, еще в прошедшем – 1870–76 гг. – десятилетии, как видно из статьи г. Максимова «Бродячая русь»). О появлении филиповцев, федосеевцев и аристовцев в Заонежьи напечатано было в «Олон. губ. вед.» 1874 г. Стр. 877, 879. Филиповцы, аристовцы и федосеевцы, имеющие свои центры в Петербурге, Москве, Арх. губернии, с закрытием часовен выгорецких, стали усиливаться, и, год от году, распространяясь, расплодились по всей северо-восточной части Петрозаводского уезда и сопредельных с нею приходах Повенецкого уезда. Филиповщина же начинает проникать в корельские приходы сего уезда. – С другой стороны, и обаяние Данилова на жителей окрестных селений и Заонежья, хотя и ослабевшее, еще не уничтожилось. Пр. Ионафан, лично обозревавший (несколько раз) Данилов, Лексу и Заонежские приходы, в 1874 г. (после 20 л. закрытия раскольнич. общежительств) писал в св. Синод о вредном влиянии этих общежительств на умы православных раскольников: «сторонняя поддержка выгорецких раскольников и безбедное их существование служат доказательством, что они не потеряли еще своего значения у раскольников и продолжают привлекать к себе не только ближайшую окрестность, но и отдаленных приверженцев раскола. Эта поддержка на столько ободряет престарелых раскольников, что они все еще не расстаются с надеждой восстановить и возвратить то, чего лишены правительством, именно: дорогие для них часовни, свободу богослужения, дозволение селиться раскольникам на жительство в Данилове и т.д., и когда, в 1869 г., собирались сведения по уравнению приходов, выгорец. большаки и большухи смело объяснили даниловским и лексинским причтам, а потом и лицам, командированным для собрания сведений, что в Данилове и Лексе нет надобности в церквах и причтах, что приходы в сих местах существуют совершенно напрасно».

Толки о восстановлении бывших раскольнических монастырей особенно упорны были в 1875 г., после посещения их г. Майковым. Г. Майков, во все свое пребывание в Данилове и Лексе, изображал на себе крестное знамение двуперстно, истово и с особенным ударением пальцами о чело, рамена и грудь, как делают это раскольники. Он обнадежил скитников и скитниц восстановлением монастырей в прежнем их виде, так что они (открыв ему беспрепятственно вход во все тайники, из коих он брал рукописные книги, какие желал) по сие время (1881) все еще ожидают, что ходатайство его будет уважено и восстановление монастырей непременно совершится.

В настоящее (1881) время оффициально числится в Данилове 7 д. ж. п. и 1 м. Между тем, при посещении Данилова и Лексы (5–11 октября) было замечено в них гораздо более того, что значится по оффициальным документам. У Даниловской общины находится до 12 лошадей и столько же дойных коров; имеются свои запасы ржи и от благотворителей каждогодно получается по 100 и более кулей ржаной муки и ржи; однако, ей недостаточно бывает ни муки, ни масла от своих коров. Муки ржаной в Данилове расходуется до 3-х кулей (27 п.) каждонедельно. Очевидно, такое количество пищи, приобретаемое (и потребляемое) в таких широких размерах, потребляется не одними только записными, престарелыми раскольницами, числящимися в Данилове, и не рабочими только, находящимися у общины; но, по всей вероятности, и другими разными поселенцами, находящими себе у жилиц бывших общежительств приют временный, или постоянный.

Все рабочие и прислужницы, как из местных жителей Данилова прихода, так и из окрестных, а равно и из Заонежья и дальних Корельских приходов, напр. из Паданского, – все пришельцы, тоже из разных мест прибывающие и проживающие в Данилове и Лексе, временно или постоянно, при сношениях со своими родными и соседями, очевидно, стараются поддержать в них уважение и благоговение к мнимой выгорецкой святыне и служат проповедниками и распространителями раскольничьих заблуждений в своих местностях.

Кроме постоянных сношений Данилова и Лексы (чрез живущих в услужении и бывающих на богомолении) с иноприходными жителями, бывают еще временные, летом 23–24 июня и осенью 13–14 сентября. В эти дни бывают здесь торжки и большое стечение народа, даже из Архангельской губернии, по преимуществу из дер. Колхачихи (в 60 верст. от Лексы; в ней более 100 кр. домов). На 23–24 июня каждогодно приезжает сюда раскольница Кокорева с богато собранною по России милостынею¹². В настоящем (1831) году, как слышно, отправлено было с нею до 8 т. р. Сверх того, в летнее время из разных местностей Архангельской губ., Каргополя, С.-Петербургской и др. губерний являются паломники в местечко «Кирпичное» (находящееся на берегу р. Выга, в 1,5 верстах от дер. Сергиевской, на половине пути от Данилова в Лексу), чтобы поклоняться здесь мнимым «св. отцам инокам: Корнилию, Виталию, Епифанию утопшему, Киприану убиенному», пропеть по ним панихидки и обмыться или облить себя водой из кладезя (в ветхой небольшой часовне). Избитость и натоптанность тропинки лучше всего подтверждают сказания местных жителей о множестве поклонников, являющихся сюда в летнее время. – Все это показывает, что Выгореция еще живуча в народной памяти. Данилов и ныне у жителей окрестных и Заонежских приходов не иначе называется, как «монастырем» (Ол. г. в. 1879 г., № 58, ст, о Тихвинобор. приходе).

Пробыв шесть лет (1870–75) в одном из Заонежских приходов, я не мог не заметить, что жители Заонежья, находясь в сношениях с раскольницами Данилова и Лексы (выселенными из оных и проживающими в них), прежде и чаще всего поддаются влиянию Даниловщины и совращаются в эту секту, но потом, прекратив единение с церковью, они начинают сближаться с раскольниками других сект, через хождение на беседы к ним и для слушания чтения на этих беседах, чего нет у раскольников даниловской секты, и в конце ковцов оставляют свою секту и переходят в другие, отчего в этих местностях раскол крепнет и ожесточается. В Свиногуб. приходе (д. Леликова) – Заонежье – в одном доме миссионеру Машезерскому пригрозили поленом, а в другом так зло и враждебно приняли его, что он счел за более благоразумное скорее убраться из дома. В Вырозерском приходе почти половина его заражена расколом (рапорты миссионера Машезерского за 1879–80 гг.). В Космозерском, один крестьянин, совратившись в аристовщину, не дозволил (в апр. 1881 г.), священнику окрестить своего внука; в многих приходах крестьяне, числясь православными, не дозволяют священникам отпевать младенцев, крещенных в православной церкви. Сводные браки, неизвестные в Олонецкой епархии в то время, когда было представление об открытии монастыря в Данилове, ныне существуют во многих приходах, не только Заонежья, но и других, напр. Ялгубском и Кондопожском. В Паяницах (Онежанского прихода) раскольники (даниловск. секта) отправляют богослужение в православной часовне. В самом г. Петрозаводске, в настоящем (1881) году, один мастеровой, совратившись в раскол, не дозволил православному священнику совершать таинство крещения и миропомазания над родившимся у него ребенком. Приходы Онежанский, Кажемский и Шунгский совершенно заразились расколом. (С 1882 г. в этих приходах обнаружилось бегство в странническую секту, занесенную сюда из Каргополя и Поморья и начинают устраиваться собственные тайники. В Лижемском приходе, Петрозаводского уезда, один богатый крестьянин, почасту бывая в Петербурге у своей родственницы-раскольницы, в 1883 г. совратился в раскол федосеевской секты, и ныне предстоит опасность для всей деревни). В г. Повенце в 1880 г., окрещен был (пред смертью) в раскол даниловской секты купец Павел Федосов, и когда он помер, жена его, пригласив местный причт, для погребения и поминовения его (по настоянию родных), в то же время послала на поминовение в Лексу 100 р. и пригласила раскольниц даниловской секты, называемых «монастырками» (из монастыря), в свой дом для поминовения, так что в одной комнате православный причт молился об упокоении души раба Божия Павла, а в другой комнате «монастырки» читали псалтирь и пели панихиды об Иоанне, каковым именем Федосов был назван при вторичном крещении по расколу. В Масельско-Падемском приходе раскольник даниловской секты, Петр Ив. Стафеев, пробыв около 2-х лет в Поморье, близ гг. Кеми и Онеги, совратился в филиповщину и, возвратившись в свою местность, занялся, в нескольких верстах от церкви, за озером, устройством чего-то вроде скита и совращением других в свою секту. Московские раскольники, к которым Стафеев несколько раз путешествовал, оказывают ему поддержку и нравственно и материально. По настоящее (1884) время Стафеевым совращено в свою секту, по преимуществу из дер. Петелноволок, до 10–14 чел. В этой деревне он отправляет богослужение в частном доме, в котором проживают и какие-то монахини, что побуждает подозревать устройство какого-то скита, или общежительства, как нового раскольничьего центра злейшей (даниловщины) секты; тут же проживает единомышленница Стафеева из Кемского уезда, Архангельской губ., Анастасия; она ходит в монашеской одежде и занимается обучением крестьянских детей в духе раскола. Тут же проживала в услужении у одного крестьянина раскольница, по имени Любовь, и занималась до последнего времени обучением хозяйской дочери. – В этом приходе, в исповедных росписях за 1883 г., почти против всех, не бывших у исповеди и св. причастия, поставлены отметки: «по приверженности к расколу», или «по расколу», или прямо: «раскольник», «раскольница»; так что, на основании этих отметок должно считать более 2-х третей прихожан состоящими в расколе). От этого религиозность самих православных заметно ослабела. Напр., в Тихвинобор. (в 20 верстах от Данилова), из 426 душ обоего пола, в 1880 г. было у исповеди и св. причастия только 18 (в 60-х же годах их бывало по 100–120 д.). У богослужений в храме никто не бывает даже во дни храмовых праздников (Ол. г. в. 1879 г. № 58, о Тихвинобор. пр.). В Челмужском (в 60 в. от Данилова), из 138 д. м. п. в 1881 г. у исповеди и св. причастия было 22, а из 183 ж. п. только 5. В Лексинском, из 226 д. об. пола у исповеди и св. причастия было 16 (а в 60-х годах по 66–100). У богослужений 11-го окт. (1881 воскресенье) два человека у утрени и два у литургии. В Морскомасельском (близ Повенца) из 614 д. об. п. исповедалось и приобщилось в 1881 г. – всего 11. В Масельско-Паданском (в Кореле) из 1100–26. В Кажемском (Заонежье) из 1792–49. Уклоняющихся же от исполнения этих христианских обязанностей, по собранным олонецкой духовной консисторией в этом – 1881 году сведениям, свыше 3-х л. – от 5 и далее 20 л. – тысячи. Ничтожность исполняющих означенные христианские обязанности и громадная цифра уклоняющихся от оных, в соединении со множеством небывших у оных по 20 и более лет, побудили епархиальное начальство предписать миссионерам, чтобы они, во время своих посещений сельских приходов, обращали свое внимание и на таких православных и, занимаясь собеседованиями с раскольниками, имели во внимании и уклоняющихся от исповеди и св. причастия.

Говоря об усилении раскола и о неудовлетворительности религиозного состояния самих православных, невозможно не упомянуть о приходских священниках. На них, как на главных и естественных миссионеров и цивилизаторов крестьянства, г. Арсеньев несколько раз указывал в своем представлении к министру внутренних дел. И по самой сущности, приходские священники должны быть главными труженниками и просветителями темных масс. Данилов был сокрушен; раскольники и раскольницы расселены по тем приходам, из которых они пришли сюда. Таким образом, долг каждого священника был и есть – заботиться об обращении их, по крайней мере, об ограждении своих пасомых от вредоносного влияния их.

Не будем здесь повторять сказанного о священниках Данилова и Лексы. Приведем лучше свидетельство особ беспристрастных, вполне изучивших условия жизни сельских священников в олонецкой епархии и, по своему положению, занимавших самое видное место в Олонии. «Нет сомнения», сказано было в краткой записке о расколе в олонецкой губернии начальника ее г. Муравьева к министру внутренних дел и от него препровожденной в св. Синод, «нет сомнения, что первым и главным условием для обращения раскольников в православие должен быть пример самих священников, которые с высоким назначением пастырей церкви соединяли бы и христианское самоотвержение, но тем не менее и прежде всего необходимо для этого обеспечить и их ежедневные потребности, назначив им, особенно в раскольничьих и других отдаленных и бедных приходах, более соответственное содержание». А так как не последовало этого обеспечения, то и невозможно было от священников требовать и ожидать пастырской плодовитой деятельности. Еще пр. Аркадий сознавался в недостатке истинных пастырей и объяснял св. Синоду, что епархиальное начальство, по необходимости, должно довольствоваться такими из священников, какие были, и что эта-то неудовлетворительность настоящим пастырством, между прочим, побудила его к ходатайству и об учреждении православного монастыря в Данилове. Причина, по коей лучшие воспитанники уклоняются от поступления на священнические места, между прочим, заключается и в необеспеченности материального быта их. Как велика бедность священников и вообще причтов олонецкой епархии, особенно Пов. и с.-вост. части Петрозаводского у., как она ослабляет и даже уничтожает пастырскую деятельность их и до чего она иногда доводит их, – об этом выяснено в 48 № рук. для сел. пастыр. 1880 г. (Думы пастыря). Ко многим сельским священникам нашего времени вполне приложимы слова Посошкова, сказанные им о священниках того времени: «Поп ничем не отличается от мужика; жалованья государева мало; от мира никакого подаяния нет, и чем ему питаться, Бог весть... от этого церковь св. и духовная паства у них остается в стороне...». В 1870 г. во «Всеобщей газете» (№ 158) напечатано было (кажется из Пудожа): «печальное зрелище представляет приходской священник, когда он в ветхой одежде, с мешком на плечах, пробирается по селу из хаты в хату, собирая от прихожан хлеб, сыр, яйца, масло и семена для посева...». О часовенных праздниках, священники, обходя все хаты (для сборов) своих празднующих прихожан, чтобы не обидеть своих гостеприимных хозяев, должны непременно везде есть, или, по крайней мере, выпить хотя рюмку вина, и вот, священник, по необходимости, посещающий всевозможные крестинные пиршества, мало-по-малу и сам привыкает пить вино и, в конце концов, эта привычка у многих, за неимением других развлечений в скучной и однообразной сельской жизни, обращается в страсть. «Наш сельский священник, ежедневно озабоченный добыванием средств жизни, мало-по-малу обращается в простого исполнителя одних треб; редкий из них даже говорит проповеди своего сочинения... Поставленные в материальную зависимость от своих прихожан, священники, чтобы снискать расположение их, часто поблажают слабостям их». «Постоянная эабота священников об увеличении своего благосостояния обратилась у некоторых даже в страсть к приобретению денег, какими бы то ни было путями». Итак, необеспеченность священников в материальном отношении служит главной помехой в пастырской деятельности их; но есть и другая в настоящее время и не менее важная причина пастырской малоплодовитости. Это – неподготовленность нынешних кандидатов на священнические места к борьбе с расколом. С введением семинарского состава в действие (1869), в олонецкой семинарии не сообщается подробных сведений о расколе. Впрочем, священники из окончивших учение в оной, изучавшие церковную историю и разные богословия и св. Писание, при усердии, при осторожности на первых порах в словах при собеседованиях с раскольниками, со временем могли бы еще приобрести необходимые сведения для борьбы с расколом; но дело в том, что нет и этих священников. Тот же недостаток в дельных и образованных священниках, побуждавший пр. Аркадия довольствоваться такими из них, «какие были», побуждает и нынешнее епархиальное начальство не только довольствоваться такими из окончивших учение в семинарии, какие есть, но, за недостатком и таковых, с разрешения св. Синода, – замещать священнические места кандидатами из диаконов, не окончивших учения в семинарии, и, следовательно, еще менее подготовленных к борьбе с расколом.

Самое православное богослужение, совершаемое в сельских церквах священником со псаломщиком, за редкими исключениями, в тех, напр., случаях, когда участвуют в пении на клиросе ученики местных училищ, не может производить на простую массу такого сильного впечатления, какое вообще производит монастырская служба. Прежде, когда в приходах было по два псаломщика, один из них, освобожденный своим собратом от хождения со священником по деревням для требоисправлений, мог беспрепятственно заниматься в местной школе, делать спевки и петь с учениками на клиросе, – а это, более или менее, влияло на предстоявших, располагая их к хождению к церковным службам. С уничтожением же одного причетника, при неаккуратном назначении церковных сторожей обществами, при неисправности и уклонениях этих сторожей от своих обязанностей (о чем в консистории есть множество дел), вследствие чего иногда вовсе не бывает их во время богослужения, единственный псаломщик должен иногда и производит звон на колокольне, и читать и петъ на клиросе, и в то же время и разжигать, раздувать и подавать кадило, и носить подсвечник. Очевидно, при таком порядке и от такого богослужения нельзя ожидать особенного назидания. О письмоводстве по церкви, отнимающем, у многих священников все почти свободное время, здесь умалчиваем. Об этом выяснено в 4 № рук. для с. пастырей за 1884 год.

Все сказанное побуждает думать, что принятие одних репрессивных мер против раскольников Данилова и Лексы и пренебрежение духовно-нравственными, о принятии которых пр. Аркадий ходатайствовал в свое время, при отсутствии (вследствие объясненных причин) пастырского действовании и влиятельности на прихожан, не только не сделали никакого добра для церкви, но даже послужили в ущерб православию, способствовавши, с одной стороны, размножению или укоренению раскольнических убеждений там, куда раскольники и раскольницы были выселены из Данилова и Лексы, а с другой – перерождению даниловщины в другие злейшие секты, а вследствие сего, и большему ожесточению раскола, возбуждению большего сочувствия к нему в народных массах и через это ослаблению религиозного элемента в них.

Есть пословица: «Один в поле не воин». Эта пословица, при ожееточаемости раскола и бездействии пастырства (в большинстве) вполне приложима к миссии, ныне действующей в Олонецкой губернии. Впрочем, не буду говорить о 2-м и 3-м округах миссионерских, скажу несколько слов о неудобствах, испытываемых миссионером 1-го округа, вмещающего необъятные пространства 3-х уездов.

Приходские селения малочисленны и раскиданы на дальних друг от друга расстояниях; сообщения между ними затруднительны. Крестьяне – вечные работники вне своих домов. Раскольники живут, по большей части, поодиночке, разбросанно, по разным деревням. Беседовать с ними возможно, по преимуществу, в воскресные и праздничные дни, если только они случатся при своих домах. Иногда миссионер, проехав сотни верст, узнает, по приезде, об отсутствии личности, которой нужно сделать увещание. Публичные собеседования (вследствие такой разбросанности раскольников поодиночке), за самыми малыми исключениями, невозможны; приходится говорить с единицами (и только по праздникам), или, приглашая их к себе на квартиру, или бывая у них в домах. В том и другом случаях, по большей части, предлагается просьба «побеседовать» с N (каким-либо влиятельным расколоучителем), а этот N или уклоняется от собеседования с миссионером при свидетелях, если он из местных жителей, или проживает в 60–100 верстах. Как привлечь его на собеседование к желающему послушать беседы миссионера с ним? А так как миссионеру нет возможности почасту беседовать с одною и тою же личностью, то иногда бывает, что то влияние, которое миссионерская беседа произведет на собеседника, ослабляется и даже совсем уничтожается местными расколоучителями, по выезде миссионера являющимися к начинающему колебаться в своих раскольнических мнениях. При сосредоточении же миссионерских действий в одной какой либо местности, что сравнительно лучше, должны оставаться без посещений его другие местности, изобилующие расколом. Таким образом, при наплыве и усиленной деятельности расколоучителей, и своих и иногородних, постоянно странствующих, не будет неправды, если скажем, что у нас в одной местности огонь погашается, а в другой возгорается...

Необходимо к этому присоединить, что современный миссионер уже не тот, что был при преосв. Аркадии... Необходимо преобразовать миссию и поставить ее в другие более благоприятныя условия..., но, во всяком случае, желательно было бы (и по своим последствиям благотворно), чтобы:

1) палеостровский монастырь, находящийся в Заонежье, в центре беспоповщинского раскола, особенно усиливающегося ныне и ожесточающегося более и более, был возведен в первоклассный, с приглашением к заправлению им строгого подвижника из Валаама, Соловецкого монастыря (или даже из Муромского – Онисима) или другого какого-либо, с удалением из оного иноков, употребляющих табак, что в высшей степени неблагоприятно действует (и соблазнительно) на темную, неразвитую массу народную, и с открытием двуклассного образцового училища;

2) в Данилове открыт был монастырь единоверческий, как более потребный и благотворный при настоящих обстоятельствах, с тем штатом, какой предполагался при пр. Аркадие, с приглашением в состав братии и к управлению монастырем сподвижников о. архимандрита Павла (Прусского) и сосредоточением здесь миссии не только для Олонецкой губернии, но и для всего Поморского края Архангельской губернии, соседственного с Повенецким уездом и служащего язвой, заразительной для Олонии (а между тем отдаленного от Архангельска и от архангельского миссионера). Единоверческий монастырь, где все напоминает старообрядческое служение, более мог бы располагать раскольников к присоединению к св. церкви. В этом случае поднялось бы значение и увеличилось влияние и единоверческих церквей на раскольников. При этом невольно припоминается обращение 7,154 раскольников к православию и 18,184 к единоверию, совершившееся в первое десятилетие 1837–1847 гг. по обращении иргизских монастырей Верхне-Спасопреображенского и женского Покровского в единоверческие (Рук. для сел. паст. 1881 год. № 37, стр. 39). Послушники из окончивших учение в духовной семинарии, побыв в Даниловском единоверческом монастыре наставниками в образцовом училище, могли бы поступать священниками единоверческих церквей, (а более опытные, практичные, оставаясь послушникани, быть даже, в случае необходимости, миссионерами, или получать, по распоряжению начальства, командировки с миссионерскими целями), а из неокончившнх – псаломщиками в тех же единоверческих приходах.

При сосредоточении миссии в монастыре, миссионеры, получая от нпего, наравне с монашествующими, содержание и квартиру с отоплением и освещением, могли бы иметь постоянный обмен мыслей между собою и получать от настоятеля (или через настоятеля) монастыря необходимые, по местным обстоятельствам и условиям, указания и командировки, а судя по географическому положению Данилова, и иметь большее удобство в действовании на раскольников. Один, например, миссионер, направляясь тем кратчайшим путем, коим Каргополы ездят «к морю», за рыбой, по преимуществу, мог бы действовать в пределах Пудожского и Каргопольского уездов. Другой, а) чрез Повенец, – мог бы делать въезды в корельские приходы, Повенецкого уезда, б) через Выгозеро – в Поморский край, Архангельской губернии: в Суму, Сороку и Кемь, и в) через Пигматку или Челмужи (до коих от Данилова 45–50 вер.) сосредоточить свою деятельность в Заонежье и Петрозаводском уездах. Из Данилова же, отправляясь летом на пароходах, а зимою по приходам восточного берега озера Онега можно действовать в Пудожском, Вытегорском и Лодейнопольском и при Свирских приходах Олонецкого уездов.

Состав миссионеров мог бы быть увеличен. Миссионер, действующий в Заонежье, мог бы иметь пребывание временное, или даже и постоянное – в Палеостровском монастыре. В Петрозаводске и ближайших к нему приходах и местностях с расколом, (кроме приходских священников) мог бы по временам иметь собеседования наставник духовной семинарии, долженствующий (по новому семинарскому уставу 1884 г. 22 авг.) преподавать обличение раскола, подобно тому, как в Казани, наставник профессор духовной академии Н.И. Ивановский по временам имеет собеседование с раскольниками в сельских приходах.

Заведение школ в монастырях в духе православия и при них мастерских и богаделен для престарелых и увечных было бы самым серьезным средством к подавлению раскола, который еще долго и долго будет растлевать здесь народную нравственность, поучая легко относиться к семейным обязанностям, составляющим основу всякой гражданственности…