преподобный Иоанн Кассиан Римлянин
7. БОРЬБА СО ВСЯКОГО РОДА СКОРБЯМИ ОТ БЕД И НАПАСТЕЙ (Соб. 6-е)
1. В Палестине, в пустынях между Иерусалимом и Мертвым морем, внезапно напали на иноков варвары, – и очень многих избили. Как Бог попустил совершиться над Своими рабами такому злодейству? – Этот вопрос обыкновенно возмущает души тех, которые имея мало веры и ведения, думают, что добродетели и подвиги Святых вознаграждаются в краткое продолжение сей жизни – временной. Мы же, которые не «в животе сем точию уповающе есмы во Христа», чтоб по Апостолу, «не быть окаяннейшими всех человек» (1Кор. 15, 19), не должны быть вводимы в заблуждение такими мнениями; чтоб, по неведению верного определения истины относительно таких событий, приходя в ужас и смятение от искушений, которым и себя увидим преданными, не подвигнуться нам ногами своими с пути правды (Пс. 72, 2), – или, что и сказать страшно, не приписать Богу неправоСудья и непопечения о делах человеческих, за то, что яко бы, Он людей Святых и праведно живущих не избавляет от искушения, и добрым – добром, а злым – злом не воздает в настоящей жизни, – и за то не заслужить осуждения с теми, которым угрожает Пророк Софония от лица Господа, говоря: «отмщу на глаголющие в сердцах своих: не имать блага сотворити Господь, ниже имать озлобити» (Соф. 1, 12), или не подвергнуться одинаковой участи с теми, которые такими жалобами изрекают хулу на Бога: «всяк творяй зло, добр пред Господем, и в них сам благоволи; и где есть Бог правды» (Мал. 2, 17)? Присовокупляя к сему и то богохуление, которое у Пророка описывается после того: «суетен работаяй Богу, и что более, яко сохранихом хранения Его, и яко ходихом молитвенницы пред лицом Господа Вседержителя? И ныне мы блажим чуждих, и созидаются вси творящии беззаконная: сопротивишася Богу и спасошася» (Мал. 3, 14. 15). – Посему, чтоб нам избежать неведения, которое есть корень и причина этого непотребнейшего заблуждения, надобно нам наперед определительно узнать, что есть воистину добро, и что зло. Содержа же потом не ложное о сем мнение толпы, а истинное определение Писаний, мы никак уже не прельстимся заблуждением людей неверующих.
2. Все сущее и бывающее в мире, трояко есть, именно, – добро, зло и среднее. Итак нам надо узнать, что собственно есть добро, что зло, и что среднее, чтоб наша вера, будучи ограждена верным ведением, во всех искушениях пребыла непоколебимою. В делах человеческих ничего не должно почитать существенным добром, кроме одной душевной добродетели, которая, искреннею верою приводя нас к Богу, понуждает непрестанно прилепляться к сему неизменному добру. И напротив, ничего не должно почитать злом, кроме одного греха, который, отделяя нас от благого Бога, связывает с злым дьяволом. Среднее есть то, что может быть относимо к той или другой стороне, судя по качеству и расположению пользующегося тем, как-то: богатство, власть, почесть, телесная сила, здоровье, красота, самая жизнь или смерть, бедность, немощность плоти, напраслины и прочее сему подобное, что по качеству и расположению пользующегося тем может служить или к добру или ко злу. Ибо и богатство часто может служить к добру, по Апостолу, который «богатым в нынешнем веке заповедует богатитися в добрых делах, благоподатливым быти, общительным сокровиществующе себе основание добро в будущее, да примут вечную жизнь» (1Тим. 6, 17–19): но опять оно же обращается во зло, когда собирают его, чтоб только копить и зарывать в землю, как делают скупые, или расточать на роскошь и утехи, а не в пользу нуждающихся. Также, что власть и почесть, телесная сила и здоровье суть средние, и для той и для другой стороны пригожие, тем уже легко доказывается, что многие из Святых в Ветхом Завете, обладая всем этим, и Богу были очень благоугодны, как напротив те, которые худо пользовались сими благами, обращая их на служение своим наклонностям не добрым, не несправедливо были или наказываемы или предаваемы смерти, как часто сказывают о сем книги Царств. Так и о прочих средних вещах разумей, что они не суть настоящее добро, которое состоит в одних добродетелях, а суть нечто среднее; потому что как для праведных, на праведные и нужные дела их употребляющих, они полезны и благотворны, – яко дающие им возможность плоды добры сокровиществовать для вечной жизни, – так для тех, которые худо ими пользуются, не полезны и пагубны, доводят их только до греха и смерти.
3. Твердо содержа в мысли такое различие вещей и дел, и зная, что нет настоящего добра, кроме одной добродетели, происходящей из страха Божия и любви к Богу, и что нет настоящего зла, кроме одного греха и отделения от Бога, расследуем теперь со всем вниманием, было ли когда-нибудь, чтоб Бог, или Сам Собою или чрез другого кого причинил кому-либо из Святых Своих такое зло? Этого ты без сомнения нигде не найдешь. Ибо никогда не бывало, чтоб другой мог ввергнуть кого-либо в грех, когда он не хочет этого зла и противится ему; и если случалось, что ввергал, то одного того, кто сам в себе зачинал сей грех, по нетрезвости сердца и развращенной воле. Так, когда дьявол хотел ввергнуть в это зло – в грех праведного Иова, то, употребив против него все козни злобы своей, – лишив его всего богатства, поразив смертью детей, и самого его с головы до ног покрыв ранами, причинявшими нестерпимую боль, – ни как не мог запятнать его грехом; потому что «во всех сих приключшихся» Иов пребыл непоколебим и «не даде безумия Богу» (Иов. 1, 22), – не склонился на богохуление.
4. Но как же и Сам Бог о Себе говорит: «Аз есмь... творяй мир и зиждяй злая» (Ис. 45, 7), – и Пророк о Нем свидетельствует: «или будет зло во граде, еже Господь не сотвори» (Амос. 3, 6)? – Св. Писание словом зло иногда означает прискорбные случайности не потому, чтоб они в существе своем были зло, но потому что чувствуются как зло теми, которым на пользу посылаются. Ибо Слово Божие, говоря с людьми, по необходимости говорит человеческими словами и с человеческими чувствами. Так сечение и прижигание спасительное, которые врач благодетельно делает страждущим опасными вередами, почитаются злом от тех, кому приходится выдерживать их; также коню шпоры и погрешающему исправление – не сладость; и все дисциплинарные строгости тем, кои проходят курс образования, кажутся горькими, как говорит Апостол: «всякое наказание в настоящее время не мнится радость быти, но печаль: последи же плод мирен наученным тем воздает правды, – и еще: егоже любит Господь, наказует: бьет же всякого сына, егоже приемлет. Который бо есть сын, егоже не наказует отец» (Евр. 12, 6. 7. 11)? – Таким образом слово «зло» полагается иногда в значении прискорбных случайностей, как в след. изречении: «и раскаяся Бог о зле, еже глаголаше сотворити им, и не сотвори» (Ион. 3, 10). И еще: «яко милостив Ты еси Господи, щедр, долготерпелив и многомилостив и каяйся о злобах человеческих» (Ион. 4, 2), т.е. о прискорбных лишениях и бедствиях, которые вынужден бывает, наводить на нас за грехи наши. Об них другой Пророк, зная, как они полезны для некоторых, не из враждебного к ним чувства, но по желанию им спасения, так молится: «приложи им зла Господи, приложи зла славным земли» (Ис. 26, 15). И Сам Господь говорит: «се Аз наведу на тя злая» (Иер. 11, 11), т.е. скорби и разорения, которыми будучи в настоящее время спасительно наказан, вынужден будешь наконец обратиться и поспешить ко Мне, Которого в дни счастья своего забывал. Почему мы не можем признать их существенным злом, когда они многим служат во благо и ведут их к восприятию вечных радостей. Итак, – возвратимся к предложенному вопросу, – все считающееся обычно злом, причиняемое нам врагами, или другим каким образом нас поражающее, не должно быть почитаемо нами злом, но нечим средним. И тогда оно не будет уже таково, каким почитает его нанесший его в яростном духе, а таково, каким восчувствует его претерпевающий его. Почему, когда Святому мужу будет причинена смерть, не должно думать, что ему причинено зло, а нечто среднее; потому что, тогда как для грешника она есть зло, для праведника бывает успокоением и освобождением от зол. «Смерть бо мужу праведному покой, егоже путь сокровен есть» (Иов. 3, 23). Муж праведный от такой смерти не претерпевает никакого ущерба, – так как ничего нового – небывалого не случилось с ним, – но что имело случиться с ним по естественной необходимости, то принял он по злобе врага, не без пользы для вечной жизни, и долг смерти человеческой, который надлежало ему отдать по неизбежному закону настоящего нашего существования, уплатил с богатым плодом страдания в залог великого за него воздаяния.
5. Это однако же не обезвиняет злодеев. Нечестивый беззаконник не останется без наказания оттого, что злодеянием своим не мог причинить существенного вреда праведнику. Ибо терпение – добродетель праведника, и не нанесшему смерть или страдания, а терпеливо перенесшему их заслуживает награду. Почему как тот заслуженно понесет наказание за зверскую жестокость, так этот не смотря на то не потерпел никакого существенного зла; потому что мужеством духа своего терпеливо перенесши искушения и страдания, он все, нанесенное ему со злым намерением, обратил себе во благо, в преумножение блаженства своего в будущей жизни.
6. Так терпение Иова не дьяволу, сделавшему его более славным своими искушениями, стяжало доброе воздаяние, а ему самому, мужественно их перенесшему; и Иуде не даровано будет освобождение от вечных мук, ради того, что предательство его послужило ко спасению рода человеческого. Ибо не на последствие дела надо смотреть, а на расположение делающего. Почему нам должно неизменным сохранять твердое убеждение в том, что никому от другого не может быть нанесено зло, если только кто сам не привлечет его к себе слабостью своего сердца и малодушием, когда и блаженный Апостол в одном стихе такое же утверждает положение: «вемы, яко любящим Бога вся поспешествуют во благое» (Рим. 8. 28). Ибо говоря: «вся поспешествуют во благое», Он обнял этим все вместе, не только такое, что считается счастьем, но и такое, что почитается несчастьем; как в другом месте о себе говорит тот же Апостол, что Он прошел чрез то и другое: «оружии правды десными и шуими, – т.е. славою и бесчестием, гаждением и благохвалением: яко лестцы и истинни: яко скорбяще присно же радующеся: яко нищи, а многи богатяще», – и проч. (2Кор. 6, 7–10). Итак все, – как-то, что почитается счастьем и что Апостол относит к десной стороне, означая то словами: «слава и благохваление», так и то, что почитается несчастьем и что выразил Он словами: «бесчестие и гаждение», относя то к левой стороне, – соделывается у мужа совершенного «оружием правды»: если он нанесенное ему (прискорбное) великодушно переносит, сражаясь этим самым, т.е. как оружием пользуясь тем самым, чем на него нападают, и им, как луком, мечем и крепчайшим щитом будучи вооружен против тех, кои ему то наносят, в совершенстве проявляет свое терпение и мужество, восхищая славнейшее торжество своей непоколебимости теми самыми вражескими стрелами, которые поражают его на смерть; и если таким образом ни счастьем не возносясь, ни в несчастье не падая духом, но шествуя прямою дорогою и царским путем, не будет он с такого мирного устроения сердца, ни нахождением радости сдвигаем как бы на десно, ни опять нападением несчастья и приливом печали сталкиваем как бы на шуе. – «Мир мног любящим закон Твой, Господи, и несть им соблазна», свидетельствует св. Давид (Пс. 118, 165); о тех же, которые при каждых находящих случайностях изменяются, соответственно их свойствам и различиям, так говорится: «безумный, яко луна, изменяется» (Сир. 27, 11). Также, о совершенных и премудрых говорится: «любящим Бога вся поспешествуют во благое»; а о слабых и неразумных возглашается: «вся противна суть мужеви безумну» (Притч. 14, 7), потому что он ни счастьем не пользуется во благо себе, ни несчастьем не исправляется. Такая же нравственная сила требуется для того, чтоб мужественно переносить прискорбности, какая для того, чтоб сохранять должную меру в радостях; и то несомненно, что кого выбивает из своей колеи одна из сих случайностей, тот не силен ни против какой из них. Впрочем счастье более вредит человеку, чем несчастье. Ибо последнее иногда против воли сдерживает и смиряет, и приводя в спасительное сокрушение, или менее грешить располагает, или понуждает совсем исправиться; а первое, надмевая душу пагубными хотя приятными лестями, в страшном разорении повергает в прах тех, кои по причине успехов счастья считают себя безопасными.
7. Такие совершенные мужи в Св. Писании иносказательно называются «обоедесноручными», каким был, как в книге Судей пишется, Аод, который обеими руками пользовался, как десными (– 3, 15). Духовно таким совершенством и мы можем обладать, если и счастье, почитаемое «десным» и несчастье, называемое «шуиим», добрым и правым употреблением будем обращать к правой стороне, чтоб все, чтобы ни случилось с нами, было для нас, по Апостолу, «оружием правды». Во внутреннем нашем человеке мы усматриваем две стороны и, так сказать, две руки. И ни один из Святых не может не иметь, как той, которую мы называем правою, так и той, какую мы называем «шуею»; но совершенство его добродетели познается из того, что он ту и другую обращает в десницу, добре пользуясь ими. Чтоб яснее можно было уразуметь, о чем у нас речь, говорю: имеет муж Святой десную, когда являет духовные успехи, – когда, горя духом, господствует над всеми своими пожеланиями и похотениями, когда будучи свободен от всякого дьявольского нападения, без всякого труда и неудобства отревает и отсекает плотские страсти, когда вознесшись от земли горе, на все настоящее и земное смотрит, как на неустойчивый дым и тень пустую, и презирает то, как имеющее тотчас прейти, когда в восхищении ума, не только пламенно желает будущего, но и яснейше видит его, когда действеннейше питается духовными созерцаниями, когда ясно усматривает, как в отверстую для него дверь, небесные таинства, когда чисто и пламенно воссылает молитвы к Господу, когда разгоревшись огнем духа, всем устремлением души так преселяется к невидимому и вечному, что думает, – что он уже не находится во плоти; имеет он также и шуюю, – когда объемлется бурями искушений, когда к плотским вожделениям воспламеняется приливами похотных возбуждений, когда к неистовому гневу поджигается огнем раздражительных смущений, когда самовозношением подстрекается к гордости или тщеславию, когда угнетается «печалью, смерть содевающею» (2Кор. 7, 10), когда расстраивается в конец нападками злокозненного уныния, и когда, по уходе всего духовного жара, цепенеет от охлаждения и некоей безотчетной тоски, так что не только добрые, внутренний жар возгревающие, помышления отходят от него, но и псалом, и молитва, и чтение, и келейное уединение вместе с тем становятся для него ужасно скучными, и все орудия добродетелей встречаются с нестерпимым некоторым отвращением и нехотением, – чем всем, когда поражаем бывает монах, да ведает, что его теснит шуяя сторона. Итак, кто ни по поводу того, что, как мы сказали, принадлежит к десной стороне, не будет надмен привходящим тщеславием, ни против того, что принадлежит шуей части, мужественно ратоборствуя, не впадет в отчаяние; тот тою и другою рукой будет пользоваться, как правою, и в том и другом действовании оказавшись победителем, получит пальму победы, как с шуего, так и с десного своего состояния. Таковую пальму, как читаем, заслужил блаженный Иов, который за действование десного венчался венцем, когда, будучи богатым и знатным отцом семи сынов, каждодневно приносил Господу жертвы за очищение их, желая сделать их не столько себе, сколько Богу благоугодными и родственными, когда дверь его была отверста для всякого приходящего, когда был он ногою хромых и оком слепых, когда овчинами с овец его были согреваемы рамена немощных, когда был он отцом сирот и мужем вдовиц, когда даже в сердце своем не радовался о погибели врага своего. Тот же опять Иов, действуя шуею, с неподражаемо высоким мужеством торжествовал над бедствиями, когда, в одно мгновение лишившись семи сынов, не как отец убивался жестоким горем, но как раб Божий упокоевался в воле Творца своего, когда из богатого сделавшись беднейшим, из избыточного нагим, из здравого прокаженным, из знатного и славного уничиженным и презренным, сохранил мужество духа не поврежденным, когда наконец, лишившись всего своего достояния и всех имуществ, сделался обитателем гноища, и как бы некий тела своего истязатель – жесточайший, чрепицею оскребал сочившийся гной и погружал персты вглубь ран, покрывавших все части тела его, извлекал оттуда червей. При всем этом он ни в малейшее не впал похуление Бога, и ни в чем не пороптал на Творца своего; даже что? – нимало не устрашась такого бремени наичувствительнейших искушений, он самую одежду, покрывавшую тело его, которая одна могла быть сохранена от дьявольского расхищения, потому что была на нем разодрав и отбросив от себя, приложил еще и произвольную наготу к той, которою поразил его этот лютейший грабитель. Также и волоса главы своей, которые одни оставались еще не прикосновенными из прежних знаков славы, обрезав бросил своему терзателю и, отсекая таким образом то, что оставил ему свирепствующий враг, таким небесным гласом изъявил радость о торжестве своем над ним: «аще благая прияхом от руки Господни, злых ли не стерпим? наг изыдох от чрева матере моея, наг и отъиду тамо: Господь даде, Господь отъят, яко Господеви изволися, тако и бысть: буди имя Господне благословенно» (Иов. 2, 10; 1, 21). – Обоедесноручным по праву назову я и Иосифа, который в счастье был любезен отцу, почтителен к братиям, благоугоден Богу, – в злосчастье целомудр, верен господину своему, в заключении темничном наикротчайш, об обидах не памятозлобив, врагам благотворителен, к завистливым, и почти убийцам своим, братиям не только нежно благорасположен, но и богатно щедродателен. Сии и сим подобные праведно называются обоедесноручными; так как они тою и другою рукой пользуются, как десницею и, проходя сквозь исчисленные Апостолом искушения, подобно Ему могут говорить: «оружии правды, десными и шуими, славою и бесчестием, гаждением и благохвалением» и проч. – Будем и мы обоедесноручны, когда и нас не будут изменять ни обилие, ни скудость временных благ, и ни то не будет увлекать к удовольствиям пагубной распущенности, ни это ввергать в отчаяние и ропотливость, но когда в том и другом случае равно воздавая благодарение Богу, равный извлекать будем плод и из счастья и из несчастья; когда будем такими, каким был истинный обоедесноручник, Учитель языков, засвидетельствовавший о себе: «аз навыкох, в нихже есмь, доволен быти. Вем и смирятися, вем и избыточествовати: во всем и во всех навыкох, и насыщатися и алкати, и избыточествовати и лишатися. Вся могу о укрепляющем мя» (Фил. 4, 11–13).
8. Искушение, как мы сказали, бывает двоякое, – т.е. чрез счастье и несчастье; причина же, по коей искушаются люди, трояка: по большей части это бывает для испытания, иногда для исправления, а нередко и для наказания за грехи. Так для испытания, как читаем, перенесли, подобно Иову, бесчисленные скорби блаженный Авраам и многие Святые; для него же и народ Иудейский подвергаем был искушениям в пустыни, как во Второзаконии говорится Моисеем: «и да помянеши весь путь, имже проведе тебе Господь Бог твой, сие четыредесятое лето в пустыни, да искусит тя, и озлобит тя, и уразумеются, яже в сердце твоем, аще сохраниши заповеди Его, или ни» (Втор. 8, 2), – и как напоминается о сем же в Псалме: «искусих тя на воде пререкания» (Пс. 80. 8). А что Иов для этого именно подвергся всему, что перенес, о сем прямо свидетельствует Сам Бог, говоря: «мниши ли Мя инако тебе сотворивша, разве да явишися прав» (Иов. 40, 3)? Для исправления же это бывает, когда Господь, смиряя Своих праведных за малые какие-нибудь и легкие грехи, или за превозношение своею праведностью, предает их разным искушениям, чтоб в настоящее время очистив их от всякой скверны помыслов, и выжегши всякую, какую видит укрывшуюся во внутреннем их, нечистоту (Ис. 1, 25), представить будущему испытанию подобными золоту чистому, не позволяя остаться в них ничему, что, после сего испытав огнем суда, нашел бы необходимым очистить наказательным жжением. В этом смысле сказано: «многи скорби праведным» (Пс. 33, 20); также: «сыне, не пренемогай наказанием Господним, ниже ослабевай от Него обличаем. егоже бо любит Господь наказует: бьет же всякого сына, егоже приемлет. Аще наказание терпите, якоже сыновом обретается вам Бог: который бо есть сын, егоже не наказует Отец? Аще же без наказания есте, емуже причастницы быша вси, убо прелюбодейчищи есте, а не сынове» (Евр. 12, 5–9); и в Апокалипсисе: «Аз ихже аще люблю обличаю и наказую» ( – 3, 19). К таковым под образом Иерусалима от лица Божия Пророком Иеремией еще такая обращается речь: «сотворю скончание во всех языцех» (покончу их), «в няже расспях тя: тебе же не сотворю в скончание, но накажу тя в суде», (Иер. 30, 11). О каковом спасительном исправлении молит св. Давид, говоря: «искуси мя Господи и испытай мя, разжзи утробы моя и сердце мое» (Пс. 25, 2). Также и Пророк Иеремия, разумея спасительность такого искушения, взывает: «накажи нас Господи, обаче в суде, а не в ярости» (– 10, 24). Равно и Исаия: «благословлю тя Господи, яко разгневался еси на мя, и отвратил еси ярость Твою, и помиловал мя еси» (– 12, 1). Посылаются удары искушений и по грехам. Так Господь угрожает послать такие удары народу Израильскому, говоря: «зубы зверей послю на тя, с яростью пресмыкающихся по земли» (Втор. 32, 24); и в Псалмах о них говорится: «многи раны грешному» (– 31, 10); также и в Евангелии: «се здрав был еси: К тому не согрешай, да не горше ти что будет» (Иоан. 5, 14). Есть еще и четвертая причина, по которой иным посылаются некоторые страдания, как знаем из Писания, – именно, – да явятся чрез то слава и дела Божии. Так в Евангелии говорится о слепорожденном: «ни сей согреши, ни родителя его, но да явятся дела Божия на нем» (Иоан. 9, 3), – и о болезни Лазаря: «сия болезнь не к смерти, но о славе Божией, да прославится Сын Божий ее ради» (Иоан. 11, 4). Есть и другие роды отмщений Божиих, которыми поражаются некоторые, превзошедшие самую высшую степень зла, и на которые были осуждены, как читаем, Дафан, Авирон и Корей, и наипаче те, о которых говорит Апостол: «сего ради предаде их Бог в неискусен ум творити неподобная» (Римл. 1, 26, 28), – что надобно почитать более всех других наказаний тяжким. Об них-то говорит Псалмопевец «в трудех человеческих не суть, и с человеки не примут мук» (Пс. 72, 5); ибо не заслуживают быть спасенными посещением Господним и получить уврачевание посредством временных наказаний, как «в нечаяние вложшиеся и предавшие себя студадеянию в делание всякие нечистоты» (Еф. 4, 19), – и по причине ожесточения сердца своего от долговременного пребывания в непрестанном грешении превышающие все меры очищения и отмщения в весьма короткий срок жизни в веке сем. Таковых Божеское Слово укоряет и чрез Пророка Амоса: «разорих вы, яко разори Бог Содому и Гоморру; и бысте, яко главния исторжена из огня, и ниже тако обратистеся ко Мне, глаголет Господь» (Ам. 4, 11), и чрез Пророка Иеремию: «убих, погубих людей Моих, и не обратишася от стезь своих» (Иер. 15, 7), – и в другом месте: «бил еси их и не поболеша, сокрушил еси их, и не восхотеша прияти наказания; ожесточиши лица свои, паче камене, и не хотеша обратитися» (– 5, 3). Так наконец Господь, как искуснейший Врач, истощив все спасительные врачества, и видя, что не остается уже ни одного спасительного средства, которое можно было бы приложить к ранам их, некоторым образом как бы препобеждается великостью неправд их и вынужден быв отступить от милостивого своего их наказания, возглашает им, говоря: «отъимется рвение Мое от тебе и почию, и К тому не попекуся» (Иезек. 16, 42). О других же, которых сердце не ожесточилось еще частостью грешения, которые не заслужили еще такого жесточайшего и истребительного казнения, но способны принять вразумительное наказание во спасение, говорится: «накажу я в слух оскорбения их» (вразумлю, дав услышать об угрожающей их скорби) (Осии 7, 12).
9. Как приобрести и сохранить терпение и благодушие? – Истинного терпения и благодушие ни приобрести ни сохранить нельзя без сердечного смирения. Когда терпение будет исходить из этого источника, тогда для избежания скорби от неприятностей не нужно будет ни запираться в келье, ни укрываться в пустыни. Утверждаясь в глубине души на добродетели смирения, своей родительницы и охранительницы, оно не имеет уже нужды во внешних пособиях. Почему, если по причине какой-либо напраслины мы растревоживаемся, то явно, что в нас не прочно утверждены основы смирения, и здание наше внутреннее при набеге даже маленькой бурьки, подвергается разрушительному потрясению. Не тогда терпение похвально и достойно удивления, когда внутреннее спокойствие хранится, не будучи потрясаемо никакими стрелами врагов; но тогда величественно оно и славно, когда пребывает непоколебимым, во время устремления на него бури искушений. И оно чем, по-видимому, сокрушается и потрясается, тем более укрепляется; и тем более изощряется, что по-видимому притупляет его. Ибо никому не неведомо, что терпение получило свое имя от перенесения прискорбностей, и потому никто не может быть провозглашаем терпеливым, кроме того, кто все, причиняемое ему, переносит без тревоги. И за это именно не незаслуженно так похваляется он Соломоном: «лучше муж долготерпелив, паче крепкого, удерживаяй же гнев, паче вземлющего град» (Притч. 16, 32). Еще: «долготерпелив муж мног в разуме, малодушный же крепко безумен» (Притч. 14, 29). Итак, когда кто потерпев напраслину, возгорается огнем гнева, то нанесенное ему оскорбление должно почитать не причиною такого греха его, но лишь поводом к обнаружению сокрытой в нем болести (гневной), по смыслу притчи Спасителя о двух домах, – одном, построенном на камне, и другом, построенном на песке, на которые оба с одинаковою силою напали устремления вод и бури ветренные, с неодинаковыми однако последствиями; ибо при сем тот дом, который построен на твердом камне, никакого совсем вреда не потерпел от такого сильного напора, а который был построен на подвижном песке, тотчас разрушился, – и разрушился очевидно не потому, что подвергся удару волн, наводнением на него устремленных, но потому что был по неразумию построен на песке. Так и Святой человек не тем разнится от грешника, что не столь же сильным, как он, искушением искушается, но тем, что он не бывает побеждаем и великими искушениями, а тот падает и под малыми. И не было бы, как мы сказали, похвально мужество какого-либо праведника, если бы он являлся победителем не будучи искушаем: да и места не могла бы иметь победа, если бы не было вражеского нападения. Ибо «блажен муж, иже претерпит искушение зане искусен быв, примет венец жизни, егоже обеща Бог любящим Его» (Иак. 1, 12). И по Апостолу Павлу «сила Божия», не в покое и утехах, а «в немощи совершается» (2Кор. 12, 9). Ибо так говорил Господь Иеремии: «се положих тя днесь аки град тверд, и в столп железный, и аки стену медяну, крепку, всем царем Иудиным, и князем его, и священником его, и людем земли, и ратовати будут на тя, и не премогут, понеже с тобою Аз есмь» (Иерем. 1, 18. 19). (– Соб. 18. 13).
10. Такого терпения я хочу представить вам два по крайней мере примера, – из коих один показала одна благочестивая женщина, которая, желая усовершиться в добродетели терпения, не только не бегала искушений, но еще искала, чтоб ее огорчали, и сколь ни часто была оскорбляема, не падала от искушений. Женщина эта жила в Александрии, происходила от знатного рода, и в доме, оставленном ей родителями, благочестно работала Богу. Однажды пришедши к блаженной памяти Архиепископу Афанасию, она просила дать ей на содержание и упокоение какую-либо вдову из призираемых на церковном иждивении. Дай мне, говорила она, одну из сестер, которую бы я успокоила. Первосвятитель, похвалив такое доброе намерение женщины и ее усердие к делу милосердия, приказал выбрать из всех такую вдовицу, которая бы превосходила всех честностью нравов, степенностью и обходительностью, чтоб желание являть такую щедрость не было подавлено худостью имевшей пользоваться ею, и чтоб имеющая являть ее, быв оскорблена злонравием сей последней, не потерпела вреда в вере. Итак приняв такую избранницу, она привела ее в дом, и стала ей услуживать во всем. Но видя ее скромность и тихость, и получая от нее каждую минуту почет в благодарность за дело своего человеколюбия, она чрез несколько дней опять пришла к помянутому Первосвятителю и сказала: я просила, чтоб ты приказал дать мне такую, которую бы я упокоивала, и которой служила бы с полным послушанием. Он сначала не понял, чего ради такая речь и чего желает эта женщина, и подумав, что ее прошение по беспечности смотрителя за вдовицами было пренебрежено, не без душевного смущения спросил о причинах такого промедления. Ему сказали, что к ней отправлена честнейшая паче всех других вдовица. Тогда он, догадавшись, чего искала та мудрая жена, велел дать ей вдовицу непотребнейшую из всех, которая всех превосходила бы гневливостью, сварливостью, буйством, болтливостью и суетностью. Когда нашли и дали ей такую, она, взявши ее в свой дом, с таким же или еще с большим усердием стала служить и этой, как служила первой; в благодарность же за такие услуги получала от нее только то, что та оскорбляла ее недостойною бранью, злословием, поношением и, укоряя ее, с язвительным ругательством роптала, что она выпросила ее у Архиепископа не на успокоение, а на мучение, и перевела более от жизни покойной к тяжелой, чем от тяжелой к покойной. Такие оскорбления продерзая эта женщина простирала иногда до того, что не удерживала даже и рук, а та – госпожа усугубляла за это смиренные ей услужения, научаясь побеждать ее разъярение не сопротивлением, но более смиренным себя ей подчинением, и укрощать ее неистовство человеколюбивою кротостью. Такими опытами утвердившись вполне в терпении и достигши совершенства в сей желаемой добродетели, она отправилась к помянутому Святителю поблагодарить его и за мудрый Его выбор и за собственное благодетельное обучение, за то, что он наконец совершенно согласно ее желанию назначил ей такую достойнейшую учительницу, непрестанными оскорблениями которой укрепляясь каждодневно в терпении, она достигла самого верха сей добродетели. Наконец ты дал мне, Владыко, для успокоения такую, какую именно я желала иметь; а та первая своим почтительным ко мне отношением скорее меня упокоевала и утешала, чем я ее. – Этого достаточно сказать о женском поле, чтоб воспоминанием о таком деле не только назидать, но и пристыжать себя; так как мы, если не запрячемся в келье, то терпения сохранить не можем (– Соб. 18. 14).
11. Теперь представим другой пример терпения Аввы Пафнутия, жившего в совершенном уединении в знаменитой Скитской пустыне, в которой он теперь пресвитерствует. Он еще будучи юным иноком просиял такой благодатною святостью, что сами великие мужи того времени дивились его преуспеянию, и, не смотря на то, что он моложе всех, сравняли его со старцами, и положили иметь его в сем сонме. Когда это огласилось, то зависть, возбудившая некогда против Иосифа души братьев его, разожгла и против него ядовитым огнем своим одного из числа скитских братий, который злоумыслил обезобразить красоту его каким-либо пятном бесславия. Для сего, выждав время, когда Пафнутий отправился в воскресный день в Церковь, вошел воровски в его келью и, спрятав между плетеницами, какие там обыкновенно плетут из пальмовых ветвей, свою книгу, пришел и себе в Церковь, довольный своею хитростью; а по окончании воскресной службы пред всеми братиями принес св. Исидору, бывшему тогда пресвитером, жалобу, что у него из кельи украдена книга. Эта жалоба так смутила всех, и особенно пресвитера, что не знали, что подумать, и что предпринять, быв поражены таким новым и неслыханным там преступлением. Тогда донесший о сем обвинитель потребовал, чтоб удержав всех братий в Церкви, избранных из них нескольких послать обыскать все кельи. Когда три, назначенные для сего пресвитером, старца, осмотревши все другие кельи, пришли в келью Пафнутия, то нашли в ней скрытую между пальмовыми плетеницами книгу, как спрятал ее там наветник, и взяв ее, принесли тотчас в Церковь и положили пред всеми. Пафнутий, хотя по чистой совести уверен был в своей непричастности никакому в сем греху; но как бы виновный в воровстве, предал себя суду старцев, изъявляя готовность понести, что будет присуждено в удовлетворение и прося дать место его покаянию. Он ничего не говорил в свое оправдание, по стыдливой скромности опасаясь, как бы, стараясь словами смыть пятно воровства, не подпасть сверх того еще осуждению и во лжи, когда никто не подозревал ничего другого, кроме того, что найдено. По окончании разбирательства и составлении о нем определения, вышел он из Церкви, не упадши духом, а вверяя себя суду Самого Бога, и начал нести покаяние, усугубив молитвы с обильными слезами, утроив пост, и в крайнем смирении духа простираясь пред лицом людей. Когда в продолжение почти двух недель подвергал он себя таким образом всякому сокрушению плоти и духа, и потом в день субботний или воскресный рано утром пришел к Церкви не для того, чтоб принять Святое Причастие, а для того, чтоб простершись у дверей ее смиренно просить себе прощения;-тогда Бог, свидетель и ведец всего сокровенного, не терпя, чтоб он долее и сам себя сокрушал и был бесславим другими, дьявола наставил опубликовать то, что тот изобретатель зла, вещи своей вор бесчестный, славы чужой хитрый обесславитель, учинил без всяких свидетелей. Ибо объятый лютейшим демоном он сам раскрыл все хитрости скрытной своей проделки, и таким образом, кто был внушителем преступления и козней, тот же сделался и предательским разглашателем. Потом этот нечистый дух сильно и долго мучил несчастного сего брата, так что его не могли очистить от него не только молитвы бывших там прочих Святых, которые имели Божественный дар власти над бесами, но и особая благодать Исидора Пресвитера не изгнала этого лютейшего мучителя, хотя по щедродательности Господа ему дарована была такая над ними сила, что бесноватые и до дверей его не были доводимы, как получали исцеление. Это потому было так, что Христос Господь славу сию сберегал для Пафнутия, чтоб обидчик исцелен был только молитвами того, против кого строил козни, и получил прощение в грехе своем и освобождение от настоящего наказания, провозглашая имя того, чью славу надеялся затмить, как завистливый враг ( – Соб. 18,15).
12. Две причины побудили меня рассказать это дело: первая, чтоб помышляя о непоколебимой твердости этого мужа, тем более являли мы невозмутимости и терпения, чем меньшим подвергаемся наветам врага; вторая, чтоб воспринять из него твердое убеждение, что мы не можем быть безопасны от бури искушений и нападений дьявола, если всю охрану нашего терпения и всю надежду на то будем полагать не в силах внутреннего нашего человека, а в запорах кельи, или в уединении пустынном, или в сообществе Святых, или вообще в чем-либо вне нас сущем. Ибо если Господь, сказавший в Евангелии: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лук. 17, 21), не укрепит нашего духа силою Своего заступления, то напрасно будем мы надеяться – наветы врага воздушного или победить помощью живущих с нами людей, или отклонить от себя местным расстоянием (т.е. удалившись в пустыню), или не допустить до себя закрывшись стенами и кровлею (т.е. заключившись в келью). Ибо все это имелось у св. Пафнутия, и однако искуситель нашел доступ к нападению на него, – и этого злейшего духа не отразили от него ни оплот стен, ни уединение пустыни, ни заступление стольких Святых в том сообществе. Но как сей Божий раб Святой не на внешнее что-либо возлагал надежду сердца своего, а на Самого всех сокровенностей Судию, то никак не мог быть расстроен кознями такого нападения. Также и тот, кого зависть ввергла в такое преступление, не пользовался ли благодеянием пустыни, ограждением отдаленного жилища и сообществом блаженного Исидора Аввы и Пресвитера и прочих Святых? И однако, когда буря дьявольская нашла его самого устроенным на песке, то не только сильный удар нанесла его жилищу (внутреннему устроению), но и совсем его разрушила. Перестанем же искать основ своего невозмутимого мира внутреннего вне себя, и ожидать, что немощам нашего терпения может помочь чужое терпение. Ибо как «Царствие Божие внутрь нас» есть, так «и враги человеку домашние его» (Мф. 10, 36). И никто не сопротивляется мне более моего же чувства, которое есть самый близкий мне домашний. Будем же внимать себе паче, чтоб наши домашние враги не могли нас уязвлять. Ибо когда наши домашние не восстают против нас, тогда и Царствие Божие пребывает в нас в невозмутимом мире душевном. И если взвесить тщательно причины происходящего в нас, то найдешь, что я не могу быть уязвлен никаким, даже самым зложелательным, человеком, если сам не буду восставать против себя немирностью своего сердца. Почему если бываю уязвляем, то причина этому не в нападении со вне, а в моем нетерпении. Так твердая пища для здорового полезна, а для больного вредна. Не может она повредить приемлющему ее, если ей к нанесению ему вреда не придаст силы немощь его (– Соб. 18, 16).