Глава 3. Каноническое положение патриарха Константинопольского в Православной Церкви

Русская каноническая школа XIX и XX веков подробно и обстоятельно занималась вопросом о каноническом положении Константинопольского патриарха в Православной Церкви. Большинство трудов по этому вопросу относятся к положении Константинопольского патриарха в Православной Церкви вполне благожелательно, объясняя его особое возвышение и выдающееся положение в Церкви во времена Византийского и Турецкого периодов особыми историческими условиями, в силу которых Константинопольский патриарх, как иерарх имперских столиц, получал от светских властей не только преимущества чести, но и власти, как епископ нового Рима в Византии и как этнарх над всем православным Востоком в Турции. Однако, почти все русские канонисты предоставляли Константинопольскому патриарху только каноническое преимущество чести, но никак не преимущество власти над всем православным Востоком.

Попытка русского канониста и историка Т. Барсова соединить в «симфонию» историческую и каноническую почву для оправдания возвышения Константинопольского патриарха над всеми другими восточными патриархами, вызвала противоположную раекцию со стороны известного канониста А. П. Павлова, который, признавая исторические причины возвышения Константинопольского патриарха, категорически опровергает идею его канонической власти над всей Православной Церковью.

Более того, разбирая утверждения Барсова, что именно «в вопросе о Константинопольском патриархе заключается сущность развития церковного устройства на востоке, т. е. постепенное расширение преимуществ Константинопольского патриарха и крайнее возвеличение его в ряду других патриархов, а также преимущества его кафедры на востоке христианской Церкви, как старейшего представителя Православной Церкви» А. П. Павлов называет такую идею не иначе, как «теорией восточного папизма».

Проф. Павлов стоит на строго канонической почве относительно возвышения Константинополя: «Характерной чертой канонического законодательства, возвысившего Константинопольского епископа на степень патриарха, составляет то, что он постоянно ставится в параллель с Римским епископом, старейшим иерархом во всем христианском мире, а его кафедра, как находящаяся в новой столице империи, признается второй после кафедры старого Рима»⁵⁷57.

Только в начале XX столетия вопрос о формальном и каноническом положении Константинопольского патриарха в Православной Церкви приобрел острый и насущный аспект в связи с новой теорией Константинопольского патриарха Мелетия (Метаксасис), который поднял вопрос о подчинении всей православной диаспоры, находящихся вне территории автокефальных Церквей, Константинопольскому патриарху, основывая эту новую теорию на канонах Вселенской Церкви. Против такой новой теории Константинопольского патриарха почтительно, но остро и со знанием предмета выступил один из последних российских канонистов, проф. С. В. Троицкий⁵⁸58.

Хотя Константинополь, по мысли императора Константина, должен был быть преимущественно христианским городом, центром и опорой новосозданного христианского государства, тем не менее проф. В. В. Болотов говорит: «Константинопольская церковь не могла похвалиться ни древностью происхождения, ни апостольским основанием», следовательно, Константинополь в чисто церковном отношении не имел таких привилегий, какие выпали на доля других восточных церквей. В основе возвышения Константинопольской кафедры лежало ее политическое положение, как новой столицы римской империи. В конце IV века, по утверждению Григория Богослова, в Константинополе было мало православных, там господствовали ариане⁵⁹59.

А проф. А. В. Карташов, сам будучи в юрисдикции Константинопольского патриарха, так характеризовал состояние нового Рима ( Константинополя) в начальный период его образования: «Нельзя сказать, чтобы православной иерархии Константинополя посчастливилось от самого ее появления на сцене истории как столицы, так как вождь ариан Евсевий сразу же захватил Византию вместе с дворцом под свое влияние.

Рим и Александрия полстолетия боролись с Константинопольским арианством и императорами. Рим и Александрия сознавали себя на страже вселенского православия...против этого неблагославленного выскочки – Константинополя. И против его маленького епископа, зависимого от митрополита Ираклийского. Никакого церковного прошлого, никаких заслуг перед Церковью и православием. Только одни раздражающие претензии быть каким-то непрошенным главой церкви, орудием государственной власти. Под покровительством Феодосия Великого в 381 году на втором Вселенском Соборе царствующий град, еще не отмывшийся от арианской грязи, уже провозглашен был в церковном отношении вторым по чести после древнего Рима»⁶⁰60.

Еще при первом христианском императоре Константине Великом те кафедры, которые находились в главных городах диецезов, получили особые преимущества перед другими митрополитами, и иерархи этих кафедр стали называться архиепископами, экзархами и, наконец, патриархами. Первый Вселенский Собор (пр. 6) признал высшие административные права за епископами трех главных городов империи: Рима, Александрии и Антиохии, подчинив их ведомству целые диецезы. То же собор предоставил епископу Иерусалима (Элии), как колыбели христианства, преимущество чести перед местным митрополитом (пр. 7).

Но уже Второй Вселенский собор (канон 3) уровнял Константинопольского патриарха с Римом и другими апостольскими кафедрами. Буквальный смысл этого канона предоставил Константинопольскому патриарху преимущество чести, поставив его на второе место после епископа Римского. Собор предоставил епископу нового Рима особую честь, но никакой власти: епископ новой столицы продолжал находиться в подчинении митрополита Ираклийского.

Правило 3 Второго Вселенского собора говорит: « Константинопольский епископ да имеет преимущество чести по римском епископе, потому что град оный есть новый Рим»⁶¹61.

В 3-ем каноне Второго Вселенского собора мы видим только то, что Константинопольский патриарх должен иметь преимущество чести после Римского епископа как епископ нового Рима. Однако, этот канон ничего не говорит ни о главенстве Рима и Константинополя, ни об их административных или судебных правах по отношению к прочим патриархам.

Тем не менее, Константинопольский епископ повел дело так, что буквальное толкование канона скоро сделалось невозможным, так как столичные епископы стали распространять свою фактическую власть далеко за пределы Константинополя⁶²62.

Эти преимущества чести, говорит А. С. Павлов, для «обоих иерархов (Иерусалимского и Константинопольского) мало-по-малу обратились в преимущества власти перед обыкновенными митрополитами: для иерусалимского путем обычая, а для константинопольского путем императорского законодательства». Так законы императоров _____ и Феодосия предоставили епископу новой столицы право принимать для окончательного решения спорные дела между епископами соседних областей – Иллирика, а так же и на диецезы Асийский, Понтийский, Фракийский, что было утверждено Халкидонским собором (пр. 9, 17), предоставив право обращаться с апелляцией или к экзарху диецеза, или к епископу царствующего града⁶³63.

Правило 28 Халкидонского собора говорит о признании неравенства чести двух названных иерархов (Римский имеет в нем первое место, Константинопольский – второе), однако оно, говорит Павлов, совершенно сравняло их по правам власти, т. е. подчинило Константинополю три диецеза с правом рукополагать митрополитов этих диецезов, а также и посвящать епископов у иноплеменников (варваров) тех же диецезов. Это правило как бы стало краеугольным камнем в деле возвышения и могущества Константинопольской кафедры⁶⁴64.

Как третья инстанция в церковных делах своих диецезов, включая и судебную власть (каноны 9-ый, 17-ый Халкидонского собора), Константинопольский патриарх в принципе и по канонам стоял совершенно на равной ступени со своими собратьями, другими патриархами. Но каноны 9-ый, 17-ый открывали для Константинопольского патриарха альтернативу, т. е. Как весьма широкую возможность вмешиваться в дела других патриархов, так и проявления своего первенствующего авторитета над ними.

Так Халкидонский собор установил третью церковно-административную и судебную инстанцию – патриархов, равных по власти, но различных по преимуществу чести: Римский, Константинопольский, Александрийский, Антиохийский, Иерусалимский. В таком порядке исчисляются? Все пять высших иерархов Церкви и в 36-м правиле Трулльского собора для обозначения их относительной чести, при полном равенстве власти⁶⁵65.

Последним словом канонического законодательства о положении Константинопольского патриарха можно считать правило Первого Константинопольского собора 879 года.

Текст этого правила свидетельствуют, что оно было направлено на прекращение разногласий между Римом и Константинополем: каждый из примиряющихся патриархов обязуется признавать все действия власти другого, совершенные им над своими клириками или мирянами, где бы они не находились. Это было как бы повторением основного канонического принципа, который был выражен еще Первым Вселенским собором (пр. 5, 6), но с одним условием: «о неприкосновенности преимуществ римского престола и теперь и на будущее время».

Это правило, говорит А. Павлов, выражает ту основную мысль, что клирики или миряне подлежат юрисдикции только своей церковной власти, где бы они не находились. Одна Церковь не вмешивается в дела другой Церкви, о чем говорит правило 8-ое Третьего Вселенского собора.

Положительное церковное право, говорит Павлов, ничего не имеет общего с теоретическим воззрением на власть Константинопольского патриарха⁶⁶66.

В теории и по канонам все пять патриархов, по правам власти, признавались равными между собой. Но на деле было далеко не так. Уже с IV века Римский епископ начинает заявлять претензии на господство над всей Церковью, утверждаясь на мнимом господстве апостола Петра над прочими апостолами. В свою очередь и епископ Константинополя, благодаря политическому значению своего города, получил некоторые преимущества перед тремя восточными патриархами. Благодаря своей близости к императорской власти Константинопольский патриарх приобрел значение посредника между императором и прочими патриархами, которые, являясь в Константинополь, могли представляться императору только через посредство патриарха столицы.

Как бы в знак этих преимуществ, и в отличие от остальных патриархов, епископ новой столицы уже в начале шестого века принимает титул «вселенский»⁶⁷67, против чего протестовал папа Григорий Великий. С течением времени, когда были завоеваны мусульманами Антиохия (538), Иерусалим (637) и Александрия (641), Константинопольский патриарх остался фактически единственным духовным главой христианского Востока, что до некоторой степени уподобило «вселенского» патриарха Римскому папе.

Первенствующее положение среди восточных патриархов, созданное политическим значение нового Рима, патриарх Константинополя удержал за собой благодаря «домашнему синоду» (синодос ендимуса), который унаследовал всю власть прежних Вселенских соборов. Этот синод под председательством патриарха состоял из епископов и митрополитов, приезжавших в столицу по делам своих Церквей, и эти иерархи проживали там по несколько лет, так что патриарху во всякое время удобно было собрать достаточное число епископов для открытия синода.

Так Константинополь, говорит М. Остороумов, становится средоточием церковной жизни на Востоке, а патриарх столицы со своим «домашним синодом» приобретает руководственное значение в церковных делах и оказывает сильное влияние на дела других патриархов, являясь, де-факто, по отношению к иным как бы высшей апелляционной инстанцией⁶⁸68.

В эпоху патриарха Фотия была сделана попытка возвысить патриарха Константинопольского над всеми другими патриархами путем светского законодательства, посредством эпанагоги императора Василия Македонина. В этом документе Константинопольский патриарх противопоставляется другим восточным патриархам потому, что он признается первым из них с правом решать всякие недоразумения в других патриархатах. Однако, идея эпанагоги, в общем, осталась только на бумаге, не получив силы закона.

Тем не менее, возникли попытки канонически оправдать и обосновать то исключительное положение, какое Константинопольский патриарх занимал фактически, благодаря благоприятным для него историческим обстоятельствам. Так первенствующее положение среди других патриархов, не исключая и Римского епископа, основывали на теории нового Рима или «перенесения скипетра», а преимущество его власти выводили из своеобразного толкования 9-го, 17-го и 28-го канонов Халкидонского собора. И это все в комбинации с эпанагогой создало в результате теорию восточного папизма⁶⁹69.

У византийских канонистов, на основании 3 канона Второго Вселенского собора, сложилась теория перенесения всех высших прав с Римского епископа на Константинопольского, причем предлог «по» (мета) в каноне стали истолковывать в смысле последовательности времени, т. е. что епископ Константинопольский занимает не второй ранг после Римского, а первый ранг, только получил его позднее Римского.

Как результат, из соединения теорий «перенесения скипетра» и его главенства на Востоке получилось, что Константинопольский патриарх есть законный и единственный носитель всех привилегий и первенства Римского папы, так что он мог принимать апелляции не только на восточных патриархов, на даже на самого Римского папу. Таким образом, говорит Остроумов, благодаря превратному толкованию канонов Халкидонского собора, в соединении с теорией «перенесения скипетра» и родились идеи «папы на Востоке» или «теория восточного папизма»⁷⁰70.

Теории «византийского папы» противостояла, однако, теория «пяти чувств». По смыслу этой теории, как ее представлял Петр Антиохийский, «божественной благодатью в целом мире учреждено пять патриархов: Римский, Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский. Ибо, как в человеческом теле, управляемом одной головой, действует пять чувств, так и в Теле Христовой Церкви, под управлением одной Главы Христа, пять патриархов поставлены управлять разными народами»⁷¹71.

Интересно, что в этом сравнении патриархов с чувствами уже содержится мысль о том, что все патриархи равны по власти и не подчиняются один другому, а все вместе соподчиняются одной Главе Церкви – Христу, так что по правам их власти они совершенно равны между собой. По словам канониста Вальсамона, «ни первый патриарх не возвышается над вторым, ни второй над третьим: но как пять чувств одной головы только считаются, а не разделяются, как и главы Вселенской Церкви имеют равное достоинство во всех отношениях»⁷²72.

Однако, с отходом Рима от Вселенской Церкви, первенство чести перешло к Константинопольскому патриарху, так что теория пяти чувств, исключая теорию восточного папизма, допускает, что Константинопольскому патриарху в преимуществе чести принадлежит первое место по отношению к прочим патриархам, и что он обладает властью председательства, но не в смысле римской монархической власти, а прямо в смысле евангельского учения Спасителя: кто хочет быть первым, будь всем слуга⁷³73

Константинопольский патриарх сохранил свое высокое положение епископа столицы и после падения Византийской империи и взятия Константинополя в 1435 году турками. Покровитель Византии султан Мухамед XI признал тогдашнего патриарха Геннадия Схолсрия главою всех своих христианских подданных турецкой империи⁷⁴74.

В дальнейшем патриархи под турецким игом не только сохранили свою церковную власть, но и в бератах турецких султанов, как этнархи получили и светскую власть над всеми православными, в том числе и над остальными восточными патриархами. А так как границы церковной и светской компетенции были неустойчивы в Византии и почти не существовали в монархической Турции, то такое расширение власти Константинопольского патриарха отразилось и на чисто церковных взаимоотношениях на всем православном Востоке⁷⁵75.

Проф. Троицкий так суммирует причины исторического характера, послужившие возвышению Константинопольского патриарха над другими восточными патриархами:

1. Возвышение Константинополя как столицы Византийской империи.

2. Воля византийских императоров, давших Константинопольским патриархам право административной и судебной деятельности во всей империи.

3. Существование в Константинополе «домашнего синода», в котором принимали участие и другие патриархи, решение которого приводились в исполнение государственной властью.

4. Власть турецкого султана, сделавшего Константинопольского патриарха «милет-баши» не только духовным, но и светским главою всех православных, не исключая и самих восточных патриархов.

5. Титул Константинопольского патриарха «Вселенский», который возник как обычай, но который не указывает на какую-либо юрисдикцию Константинопольского патриарха вне границ его патриархата, а лишь на временную обширность этого патриархата в эпоху величия Византийской империи⁷⁶76.

Константинопольская Церковь в начале XX снова сделала попытку возродить идею власти над всем православным миром, проявив это стремление в виде новоизмышленной теории об обязательном и исключительном подчинении Константинопольской Церкви всей православной диаспоры, во всем православном рассеянии. В 1922 году Константинопольский патриарх Мелетий Метаксасис (1871–1935), поднял вопрос о подчинении своей власти всей диаспоры в Европе и Америке. Сюда входило и подчинение Русской Епархии в Америке. Была им открыта новая епархия в Европе. Началось вмешательство в церковные дела Православной Церквей Польши, Эстонии, Финляндии и др.

По этой теории, говорит проф. Троицкий, юрисдикции всех автокефальных Церквей, кроме Константинопольской, оканчивается там, где оканчиваются границы государства, в котором данная Церковь находится. Только Вселенский патриарх, в силу якобы 9-го, 17-го и 28-го правил Халкидонского собора простирает свою юрисдикцию на всю диаспору, т. е. на православные епархии и приходы, рассеянные по всему миру, но не входящие в государственные границы автокефальных Церквей. Таким образом, эта теория лишила остальные Церкви заповеданных им Господом прав и обязанностей внешней миссии⁷⁷77.

И вот против этой претензии Константинопольских патриархов и в защиту свободы автокефальных Церквей выступил в печати русский канонист С. В. Троицкий, протестуя против попытки «внести дымное надмение мира в Церковь Христову»⁷⁸78.

Однако Православная Церковь в Северной Америке (теперь православная Церковь в Америке) 7–20 мая 1922 года, первая из всех Церквей, отклонила требования патриарха Мелетия о подчинении.

Собор Епископов, выслушав указ Вселенского Патриарха Мелетия от1 мая 1922 года о его юрисдикции на все существующие Православные Церкви в Европе и Америке, за исключением автокефальных, а также о том, что этот указ распространяется и на Русскую Епархию в Северной Америке, постановил: поскольку Русская Епархия в Северной Америке является частью своей созидательницы – Русской Православной Церкви, признать, «что Русская Православная Епархия в Северной Америке является органической частью автокефальной Церкви Российской, и поэтому распоряжение Вселенского Патриарха на нашу Епархию не распространяется»⁷⁹79.

Но скоро и сама Русская Православная Церковь чуть не стала жертвой вмешательства Константинопольских патриархов в ее внутреннюю жизнь. В то время, т. е. в 20-ые годы нашего столетия, когда Русская Православная Церковь находилась в условиях жесточайшего гонения со стороны атеистического государственной власти, Патриарх Константинопольский Мелетий, в отличие от большинства церковных лидеров мира, не поддержал находившегося в заточении Святейшего Партиарха Тихона и встал на сторону инспирированного большевиками обновленческого раскола.

Его преемник Патриарх Григорий VII, через своего представителя в Москве архимандрита Василия (Димопуло) выразил пожелание, чтобы Патриарх Тихон сложил с себя управление Церковью и чтобы Патриаршество в Русской Церкви было упразднено.

В ответном Послании от 6-го июля 1924 года Святейший Патриарх Тихон писал Константинопольскому Патриарху Григорию:

«Мы немало смутились и удивились, что Глава Константинопольской Церкви без всякого предварительного сношения с Нами, как с законным представителем и Главою свей Русской Православной Церкви, вмешивается во внутреннюю жизнь и дела Автокефальной Русской Церкви. Священные соборы за епископом Константинополя признавали всегда только первенство чести, но не признавали и не признают за ним первенство власти»⁸⁰80.

В связи с новой теорией патриарха Мелетия Метаксасис о подчинении Константинопольскому патриарху православной диаспоры не только греческой, но вообще всей православной, где бы она не находилась, в настоящее время вопрос об истинном толковании 9-го и 28-го канонов Халкидонского собора носит не только научный, теоретический интерес, но и вполне насущный, практический характер, «?поскольку неправильное толкование этих канонов ведет к неправильному пониманию устройства Православной Церкви и может вызвать нарушение канонических взаимоотношений между православными автокефальными церквами»⁸¹81.

В доказательство того положения, что Константинопольский патриарх не имел и не имеет по канонам власти над всей диаспорой, проф. С. Троицкий приводит толкование и комментарии по этому вопросу из официального канонического сборника Пидалион (Греческая Кормчая книга) на 9-ый и 28-ой каноны Халкидонского собора, и он приходит к следующим положениям:

1. Константинопольский патриарх не имеет судебной власти вне границ своей патриархии в пределах других Православных Церквей (Комментарии к 9 правилу lV Вселенского собора).

2. Административная юрисдикция этого патриарха никогда не простиралась на всю православную диаспору, а лишь на диаспору немногих, соседних с подчиненными ему диецезами варварских областей (Толкование 28 правила Халкидонского собора)⁸²82.

Причем, указывает С. Троицкий, ни один из канонов не говорит о первенстве Константинопольского патриарха, таких канонов нет в природе, так как первым считается Римский епископ. Тем не менее, «основу высокого ранга Константинопольского патриарха нужно видеть в согласии православных автокефальных Церквей, руководящихся учением о первенстве Основателя Церкви, Иисуса Христа, и не считающих нужным изменять старый порядок, пока этого не требует благо всей Церкви»⁸³83.

Наконец, говорит С. Троицкий, на том же общем согласии автокефальных Церквей основывается и право Константинопольского епископа на высший титул «вселенский» и « «константинопольский», тогда как в канонах в настоящее время для них нельзя искать основание⁸⁴84.

О том, как создавались новые Церкви в нехристианских или варварских странах, поясняет епископ Иоанн (Смоленский) в своем толковании 2-го правила Второго Вселенского собора: «В устроении новооснованных церквей среди языческих народов принимали деятельное участие пастыри церквей старейших, которые посылали к ним проповедников, рукополагали для них пресвитеров и епископов и принимали под свое ведение дела их. Вообще, от какой Церкви иноплеменники принимали крещение, от той принимали вначале и иерархию и порядок управления. Ибо церкви новооснованные, конечно, не вдруг могли получить твердый порядок в своем управлении. Но с течением времени и они делались самостоятельными».

Согласно заключению проф. С. Троицкого:

1. Всем Православным Церквам принадлежит одинаковое право и обязанность посылать своих епископов и клириков с миссионерскими целями всюду вне границ прочих автокефальных Церквей. Можно сказать, что это положение есть положение не только церковного, но божественного права, ибо оно с необходимостью вытекает из заповеди Основателя Вселенской Церкви – Христа основателям Поместных Церквей – Апостолам: «шедше, научите все языки» (Мф. 28:19), и отрицать это право за какой-либо Церковью – значит запрещать преемникам Апостолов продолжать их дело вследствие вкравшейся под видом священнодействия надменности власти мирской.

2. В спорных вопросах относительно двух или нескольких Церквей, действующих на той же территории диаспоры, решающим началом должно быть не значение или старейшество той или иной Церкви в ряду прочих, а исключительно право давности⁸⁵85.

В 1996 году в связи с вторжением Константинопольского патриархата на исконную территорию Московского патриархата в Эстонии, Священный Синод Русской Православной Церкви посчитал своим долгом напомнить Константинополю, что «Каждая Поместная Православная Церковь является самоуправляемой и не зависит от Константинопольского патриархата в юрисдикционном отношении» и что «мы не вспоминали бы обо всех этих печальных событиях прошлого и о действиях Константинопольского патриархата, если бы подобные действия не совершались в настоящее время. К нашему глубочайшему сожалению, события, развернувшиеся вокруг Православной Церкви в Эстонии, показали, что Константинопольский патриархат не вынес уроков из своего трагического прошлого и продолжает использовать возможности для расширения своего влияния на канонические территории других Церквей, нанося болезненные удары по единству Церкви» (Заявление Священного Синода Русской Православной Церкви от 1 марта 1996 года).

В настоящее время, когда во всем мире наступила эпоха отделения Церкви от государства, для жизни Церкви остались только каноны, так что, говорит С. Троицкий: «При нормальном положении всякой автокефальной Церкви, т. е. при сохранении ею православного догматического учения и канонического строя, каноны не допускают вмешательства в ее дела со стороны всякой другой, в том числе и Константинопольской Церкви, в частности, не допускают и апелляции на административные и судебные постановления ее верховной власти».

«Вмешательство одной Церкви в жизнь иной Церкви может иметь место по просьбе верховной власти данной Автокефальной Церкви, а так же в случае нужды, когда верховная власть одной из автокефальных Церквей уклонилась от православного догматического учения, или она не имеет достаточно епископов для канонической самостоятельности»⁸⁶86.

Как смотреть на будущее каноническое положение Константинопольского патриарха, советует проф. протопресвитер Иоанн Мейендорф: «Православная Церковь безусловно нуждается в мировом центре для соборования, но не для власти над Церквами. Будем надеяться, что грядущий православный «Великий собор» найдет в себе смелость и провидение – с содействием Святого Духа – отрешиться от давно устарелой системы, выработанной еще Византийской Империей, до сих пор еще номинально определяющей организацию мирового Православия, в пользу реалистического и постоянного пути, обеспечивающего то, в чем нуждается Церковь: свобода, единство, любовь»⁸⁷87