Каноническая несостоятельность Флорентийского собора

Седьмой Вселенский собор, опровергая иконоборческий собор в Иерии, «дал подробное описание критериев Вселенского Собора, как они понимались тогда: соглашение (συμφωνία) глав Церквей, сотрудничество (συνεργία) епископа Рима, и согласие других патриархов (συμφρονοῦντες). Вселенский собор должен иметь свое собственное число в последовательности вселенских соборов, и его учение должно соответствовать учению прежде бывших соборов»¹.

В сущности, эти критерии подразумевают как основной показатель вселенскости согласие полноты Церковной: особо выделенного первенствующего патриарха (на момент проведения Седьмого собора – Римского) и всех его собратьев по патриаршьему служению, которые представляют, в свою очередь, свои поместные Церкви².

Такое понимание критериев Вселенского собора было главенствующим на православном Востоке во все времена (если не считать позднейших теорий славянофильского богословия о необходимости «рецепции» собора «народом Божьим», имеющих явный оттенок протестантизма и мистического анархизма). Аналогичный взгляд сохранялся (хотя и не был единственным) в этот период и на латинском Западе, хотя позднее он был полностью вытеснен римским унитаризмом.

Отвечал ли Флорентийский собор этим критериям? На первый взгляд, да. Как пишет римокатолический апологет свящ. Александр Волконский, «Оба вопроса – об исхождении Св. Духа и о включений слова Filioque в Символ веры – были подробно изучены на XVII-ом Вселенском Соборе 1438–39 г. Восточная церковь участвовала в этом Соборе; постановления его – плод совместной работы епископов обеих церквей. Собор признал, что исхождение Св. Духа и от Сына соответствует учению восточных Отцов Церкви и что включение слова Filioque не вносит изменения в смысл Символа, а служит лишь к более точному выражению этого смысла… Законно созванный, законно заседавший, законно утвержденный Флорентийский Собор был и есть подлинно Вселенский Собор... Вся Восточная церковь была на Соборе представлена…»³. Представление, будто греческий епископат единогласно (за исключением св. Марка Эфесского) принял и утвердил решения собора, также распространено и среди православных христиан. Решения собора, признанные единогласно всеми Православными поместными Церквами, как утверждают сторонники этого взгляда, были затем отвергнуты неким сознанием церковного народа – монашествующих и мирян.

Это воззрение удивительно гармонирует с мнением римо-католических апологетов, которые склонны видеть в отречении православного Востока от унии бунт необразованной черни и фанатичных монахов; расхождение здесь состоит лишь в нравственной оценке этого «бунта». Однако, не говоря уже о том, что эти представления ставят под сомнение традиционное и догматически закрепленное в Православии представление о вероучительной безошибочности Церкви⁴ и составляют моральное оправдание для раскольнических движений зилотов-«непоминающих», они просто неверны.

Определения Ферраро-Флорентийского собора никогда не были приняты и утверждены тремя восточными Апостольскими престолами – Александрией, Антиохией и Иерусалимом.

Восточные патриархи, не имевшие возможности лично присутствовать на соборе из-за запрета мусульманских властей, определили своих представителей, которые должны были за них высказать их суждение на соборе. Набор лиц, назначенных местоблюстителями был определен ясно, но конкретные представительства несколько раз менялись по мере переписки императора с патриархами. Итоговый список местоблюстителей был следующий: для Александрии – Антоний Гераклейский и духовник архимандрит Григорий (Мамма), для Антиохии – св. Марк Эфесский и Исидор Киевский, для Иерусалима – Дионисий Сардский (которого после его кончины заменил Досифей Монемвасийский)⁵. Верительные грамоты, изначально данные местоблюстителям, четко определяли их полномочия – подписывать только те документы, где не будет содержаться никаких латинских новшеств и особенно Filioque:

«Восточные патриархи предписали местоблюстителям, как они должны быть настроены в отношении объединения. Они написали, что если все пройдет законно, канонично и согласно преданиям святых вселенских соборов и святых учителей Церкви, ничего не будет к вере (т.е. Символу веры) прибавлено, изменено и не будет введено новшеств, то в таком случае и они одобрят и поддержат то, что произойдет»⁶.

Разумеется, такое ограничение полномочий местоблюстителей категорически не устроило латинского представителя, который находился в Константинополе. По его настоянию император потребовал, чтобы восточные патриархи переписали верительные грамоты, дав местоблюстителям большую свободу действий. Но патриархи дали эти новые грамоты только после обещания, что на соборе в любом случае не будет принято ничего из латинских новшеств:

«Патриархам император подробно написал: “…Мы не сделаем ничего иного, нежели то, о чем вы написали… Пусть не смущает вас никакое иное помышление, но составьте грамоты согласно тому, что мы вам пишем, так как вы имеете уверение в том, что мы не сделаем ничего против того, чего вы желаете”»⁷

Таким образом, любой соборный акт, который включал в себя принятие нововведенных догматов Римской церкви, был заранее недействителен. Пусть даже исправленные грамоты давали местоблюстителям подписывать акты собора свободно, они так или иначе должны были следовать суждениям своих патриархов; кроме того, сами эти исправленные грамоты были даны только при условии, что никакого согласия с латинскими новшествами на соборе не будет.

Об этом пишет в своем «Антирретике против Флорентийского собора» Иоанн Евгеник, младший брат св. Марка Эфесского: «И почему [Флорентийский собор называется] Вселенским? Ведь на этом соборе местоблюстители восточных патриархов по своему произволу присвоили себе некие “оффиции” и полномочия, которых им не давали первые и подлинные грамоты, определявшие, что им позволено делать, которые и сейчас еще хранятся у нас. Увы, о патриаршьи престолы! Прекрасно сознавая, на что они имеют право, представители сознательно нарушили предписания патриархов – темное дело и достойное забвения. Ведь патриархи и их подлинные грамоты давали представителям право занимать их место и говорить от лица их престолов только при условии, что представители не захотят подчиниться латинской скверне и их беззаконным и смехотворным обычаям и ни на какую прибавку в Символе не согласятся и не допустят ее.

Совершенно очевидно, что воля ни одного из трех восточных патриархов не была исполнена, как они предписали и распорядились. А без них разве может собор быть назван Вселенским? К тому же ни телесно не присутствовали на соборе прочие епископы (ни наши, ни латинские), ни их мнения не были высказаны… Словом, это была одна видимость вселенского собора, тень, образ, а на деле вселенским собор не был»⁸.

Центральная фигура православного сопротивления Унии, будущий патриарх Константинопольский, крупнейший православный богослов XV века свт. Геннадий Схоларий также пишет об этом: «На [Флорентийском] соборе присутствовали патриаршие местоблюстители, но они были связаны грамотами [от своих поручителей] и клятвой: допускть объединение только при сохранении древних [установлений], если же латиняне будут упорно настаивать на своей прибавке [к Символу] – возвращаться, ни в чем им не уступая. И хотя местоблюстители все устроили, как им самим заблагорассудилось, вопреки воле тех, кто их послал, сами патриархи остались при своем прежнем суждении, а своим «"почтеннейшим представителям»» они воздали по заслугам за отеческий догмат – и воздают до сих пор». Схоларий отмечает, что нарушение представителями Восточных патриархов воли своих поручителей лишало собор права называться Вселенским:

«Но даже вместе с латинянами этих трех или четырех виновников всего произошедшего, которые до сих пор хранят верность [флорентийским] определениям, нельзя назвать Вселенским собором, поскольку они во всем действовали вопреки воле патриархов, представителями которых являлись»⁹.

Высочайшее значение каждого местоблюстителя для вселенского статуса собора признавал и митр. Никейский (будущий кардинал) Виссарион, на тот момент уже склонявшийся к унии. Когда митрополиты Антоний Гераклейский (бывший, как мы помним, представителем Александрийского патриарха) и Марк Эфесский (представитель Антиохийского патриарха) предприняли попытку уехать из Феррары, считая дальнейшее продолжение собора бессмысленным, Виссарион высказал мнение, что их отсутствие лишит собор вселенского авторитета:

«Я узнал, что митрополит Ираклийский уехал вместе со всем своим здешним имуществом, также и митрополит Эфесский и номофилак. Если они ушли, то Собор уже закончился, поскольку они оба – местоблюстители, и при их отсутствии оставшиеся здесь ничего не смогут сделать» ¹⁰.

Отметим, что у обоих патриархов было по два представителя, однако, по-видимому, равнозначной подписи патриарха считалась только подпись обоих назначенных им местоблюстителей.

В свете этих фактов становится более понятно значение упорного сопротивления, которое оказывал унии св. Марк Эфесский. Святитель не только сам лично был убежден в ложности учения Римской церкви; его непримиримая позиция носила не только личный, но церковный характер. Он сознавал, что его обязывает волеизъявление трех патриаршьих престолов, и понимал, что любое его действие облечено авторитетом престола, который дал ему права местоблюстительства. В отличие от прочих местоблюстителей, которые сочли для себя возможным отступить от суждений своих патриархов, св. Марк не уклонялся от изначальных намерений восточных предстоятелей. Именно поэтому без согласия святителя уния, в сущности теряла свое значение: подписи остальных местоблюстителей не имели никакой силы, поскольку были поставлены вопреки прямым распоряжениям поручителей, а единственный местоблюститель, соблюдавший предписания своего патриарха (св. Марк) отказался поставить свою подпись. Что дело обстояло именно так даже в глазах сторонников унии, об этом красноречиво свидетельствует приведенное выше мнение митр. Виссариона. В свете этого становится понятным восклицание папы Евгения при известии, что св. Марк не подписал орос об Унии: «Значит, мы ничего не сделали!» ¹¹ – действительно, без согласия свт. Марка акт об унии не имел формально вселенского статуса, а подписи остальных местоблюстителей, подписавших акт вопреки мнению своих поручителей также никакой силы иметь не могли, а значит, акт об унии был и формально, и содержательно несостоятелен.

Однако акты собора так или иначе были подписаны. Восточные патриархи узнали об условиях, на которых совершилось «соединение церквей», только по возвращении своих местоблюстителей. Можно представить себе их возмущение и ужас перед тем, что было совершено от их имени. Они немедленно заявили, что не признают тех подписей, которые от их лица были поставлены под униональным декретом. Императору они пишут следующее: «Если ты на время уступил латинянам, думая получить от них помощь своей Империи, а теперь отказываешься от нечестивого учения, и опять держишься православной веры своих царственных предков; то мы будем молиться о спасении твоей Империи и особенно души твоей, да простит тебе Господь все грехи твои. Если же будешь упорствовать и защищать догматы, чуждые Церкви нашей, то не только прекратим воспоминание твоей державы в молитвах, но и присовокупим к сему тяжкую епитимию, дабы язва чуждого и пагубного учения не распространилась в Христовой Церкви. Мы не можем пасти Церковь православную, как наемники, но ради Христа и Евангелия готовы отдать душу, плоть и кровь, и все, что имеем на земле»¹².

Следует отметить, что существуют свидетельства об изначально положительной реакции патр. Филофея Александрийского на совершившееся соединение латинян и греков, зафиксированное в тексте послания к папе Римскому (датируется 1440 г.); впрочем, это одобрение осталось исключительно словесным и никогда не было приведено в реальность церковной жизни и не было выражено в официальных актах. О нем даже не упоминают соверменные ему источники.

По всей вероятности, даже это следует приписать исключительно недопониманию патриархом характера произошедшего соединения; в противном случае решительное отвержение патриархом Filioque как до собора, так и после, в 1443 г. (об этом см. далее), было бы просто необъяснимо. Если мы признаем подлинность этих посланий, мы должны сделать вывод, что, вероятно, получив известия о воссоединении от папских легатов, Филофей был введен в заблужение, но другие патриархи и сам св. Марк разъяснили ему ситуацию.

Во всяком случае, в 1443 г. по просьбе Арсения, митр. Кесария Каппадокийской, не принявшего унию, все три восточных патриарха, собравшись в Иерусалиме, в торжественной форме выразили свое отношение к унии (собственно, ее полное отвержение) и постановили считать поставленных униатами епископов запрещенными в служении до более подробного соборного разбирательства¹³:

«Определение, [данное] в Сирии, святых патриархов Филофея Александрийского, Иоакима Иерусалимского и Дорофея Антиохийского против Флорентийского или... восьмого и мерзостного собора… [Участники собора] приписали к нашему святому и непорочному символу веры прибавление, утверждающее, что и от Сына исходит Божественный Дух. Они предложили нам совершать жертву на опресноках и поминать по ходу этого папу. Еще и [многое] другое из запрещенного канонами они постановили и предписали…

Поэтому мы определяем соборным образом во имя Единосущной, Живоначальной и Нераздельной Святой Троицы, что митрополиты и епископы повсюду и в каждой области, рукоположенные не по причине добродетели и благочестия¹⁴, а также игумены вместе с духовниками, равно как и священники, и дьяконы и вообще всякий церковный чин, нечистые и недостойные, обуреваемые ересью и преследованием православия и проводившие время недостойно, путем одного тщеславия и ереси, в [своих] епископиях и митрополиях, будучи лишь с виду спасителями душ, чтобы скорее погубить вместе с собой все православное стадо Христа и истинного Бога нашего, и вовсе не стяжавшие плод страха Божия, праведность и благочестие, но пренебрегшие и бесстыдствующие в отношении всего благочестия, о таких мы определяем, что быть им с сегодняшнего дня праздными и несвященными (ἀνiέρους) в отношении всякого священнослужения и церковного состояния, покуда не будет общим и вселенским образом исследовано их благочестие. Так, подчинившиеся пусть пребудут праздными и несвященными. А противодействующие и восстающие разбойным и противозаконным образом пусть будут отделены, отлучены и отдалены от Святой Сверхсущной и Единосущной Троицы как неповинующиеся и противящиеся, так же, как и их принимающие, соглашающиеся с ними и покрывающие их»¹⁵.

Некоторые про-униатски настроенные историки отвергали сам факт проведения этого собора, однако, в отличие от явно вымышленного Константинопольского собора 1450 г., этот Иерусалимский собор, несомненно, является подлинным. В пользу этого говорит не только факт наличия актов собора в двух рукописях XV-XVI века (в сущности, практически современных самому собору; этот факт, кстати, лишает основания и предположение, будто, хотя собор и состоялся, мы не располагаем его подлинным определением)¹⁶, но и упоминание об этом соборе у Иоанна Евгеника¹⁷ в его «Благодарении за восстановление Церкви»:

«Теперь мы в безопасности... по благодати Всесвятого и Животворящего Духа и по молитвам, благословению и милости восточных патриархов, их общего собора и канонического решения»¹⁸.

Также этот собор упоминает и послание Георгия Амируциса к Деметрию Навплийскому (в подлинности этого послания существуют сомнения, поэтому оно является второстепенным источником сравнительно с остальными):

«Если ты скажешь, что Флорентийский собор был Вселенским, я отвечу тебе, что это не так. Как он может называться Вселенским, если византийский патриарх безвременно скончался до подписания соборного определения?.. Какой же он Вселенский, если патриархи не признали и отвергли подписи своих представителей, потому что те подписали вопреки воле поручителей (δεσποτῶν) и под давлением? Какой же он Вселенский, если патриарший экзарх – митрополит Эфесский – не подписал его определения, и при этом он представлял и Антиохию, и Иерусалим, поскольку Дионисий Сардийский скончался еще раньше, в Ферраре, а Киевский митрополит не следовал данным ему предписаниям? Как может быть назван Вселенским этот продавшийся за сребреники симонитский собор, который был учинен ради денег и помощи в мирских делах, решения которого следовали не суждениям святых, но были приняты под давлением? Ведь царь, опутанный ложью и совершенно лишившийся разума, угрозами заставил [архиереев принять те решения, которые были приняты].

Поэтому-то патриархи на своем благословенном соборе и отвергли подписи своих представителей, желая прекратить сомнения и положить конец – и не без воли Божьей это было сделано! – решениям Флорентийского собора»¹⁹.

О том, что восточные патриархи отвергали унию, пишет, разумеется, и Сиропул; Он возмущается одновременным поминовением на Литургии папы и восточных патриархов, поскольку папа и патриархи разнятся в учении о Святом Духе, потому что восточные унию не принимали:

«Я сказал, что поминовение в диптихах – выше всякого другого поминания… Патриарх говорит первым: “Помяни, Господи, всяко епископство православным, право правящих слово Твоей истины”. Сразу же дьякон, приняв слово, громко возглашает, кто есть “право правящий”. Так он перечисляет нашего патриарха и восточных патриархов как “право правящих”. А “право править” значит отсекать ложное, как говорит св. Златоуст. Но папа не отсекает, а скорее вводит ложное. Если возглашается имя папы вместе с именами восточных патриархов, то по необходимости следует одно из двух: или папа “право правит”, а восточные – нет, поскольку они отличаются в вопросе об исхождении Святого Духа, а это один из пунктов Символа веры, и они не соглашаются с папой в учении, которое он преподает относительно этого. Либо восточные патриархи “право правят”, а папа – нет»²⁰.

При том, что в 1450 г. не происходило никакого большого собора, в 1451 г. не принимавшие унию архиереи Константинопольского патриархата (т.н. «Священный Синаксис») выступили с посланием папе, в котором осудили Флорентийское собрание и потребовали созыва подлинно вселенского собора в Константинополе²¹.

Таким образом, приведенные выше свидетельства исчерпывающим образом опровергают само предположение, что Флорентийский собор может хоть в каком-то смысле считаться вселенским, а его решения – представляющими согласие православной восточной иерархии в ее полноте. Три из четырех тогда существовавших Патриарших престолов категорически отвергли униональный декрет собора и все его ложные догматы. Более того, еще на самом соборе законный представитель Антиохийской Церкви – св. Марк Эфесский – отказался подписать акт об Унии, тем самым лишая его канонической силы.

Все попытки утверждать якобы существовавшее полное согласие восточного епископата с догматами о Филиокве, Чистилище и абсолютной власти епископа Рима или соответствие Флорентийского собрания формальным признакам Вселенского собора опровергаются очевидным фактом неприятия и осуждения унии тремя восточными патриархами.

В дальнейшем осуждение Флорентийского собора было завершено на Великом соборе 1484 г., имеющем вселенский авторитет²². Следует отметить, что на постановления Собора 1484 г. ссылается Большой Московский собор 1666–1667 гг., следующий его определениям об отвержении Унии и о том, что кающихся римо-католиков надлежит принимать без перекрещивания²³, а также подтверждающий еретичность учения об исхождении Св. Духа и от Сына: «Ересь главнѣйшая у Латинъ отступленіе Восточныя церкве о исхожденіи святаго Духа, яко отъ Отца и отъ Сына исходитъ Духъ святый мудрствуютъ» ²⁴.