Сергей Дурылин

Дурылин Сергей Николаевич (1886–1954) – историк литературы, искусства, публицист, поэт. Он дебютировал как поэт циклом сонетов о Франциске Ассизском, впервые опубликованном в известном сборнике «Антология» (М., 1911). В дальнейшем поэзия играла ведущую роль во всей многообразной деятельности и духовных исканиях Дурылина, но уже как исследователя. Об этом можно судить по недавно изданной книге «В своем углу» (М., 2006), в которой впервые опубликованы дневниковые записи 1924–1932 годов в ссылке в Челябинске и в Томске, а затем в Киржаче. Удивительной книге дневниковых записей Дурылина, не предназначавшейся для печати не только потому, что в те времена это были скорее записки из подполья, точнее даже – из той «катакомбной церкви», в которой прожил Дурылин всю свою последующую жизнь. И не только он. Примерно такие же записи вел всю свою жизнь Борис Садовской, которого он прекрасно знал как раз со времен первой публикации своих стихов в «Антологии» в 1911 году, но Садовской с 1929 по 1952 год прожил парализованным в подвале церкви Новодевичьего монастыря (то есть катакомбах не в переносном, а в самом прямом смысле), называя себя монахом. Все эти двадцать три года у него было парализовано тело, но не душа. Его дневниковые записи – это жизнь души. Садовской обрел веру на грани жизни и смерти, но он не принимал монашеской схимы. Дурылин оказался в ссылке, будучи священником. Он был рукоположен в 1920 году, арестован – в 1922-м. Во всех источниках до сих пор указывается, что в дальнейшем он «сложил сан». В советские времена, конечно, невозможно было представить, что дважды лауреат Сталинской премии оставался священником. Но так оно и было. Дурылин никогда не складывал с себя сана. Это Луначарский, к которому обратился за помощью А.В. Щусев, произнес слова: «Судьбу его изменить не могу. Но могу, если он снимет рясу, помочь с работой». В дальнейшем он действительно помог ссыльному Дурылину с трудоустройством, но рясы он не снимал. Более того, уже будучи профессором и дважды лауреатом, он тайно принимал причастие в своем доме в Болшево. Иными словами, продолжал оставаться катакомбным священником. Об этом духовном подвиге Дурылина мы еще почти ничего не знаем. И в данной книге он тоже предстает не как ссыльный священник, а как писатель, литературный критик. Перед нами записи не внешних событий (такая хронология почти отсутствует), а именно внутренней жизни – размышления о поэзии, воспоминания, которые в редкие минуты уединения, в своем углу, он делал для памяти. Это его, дурылинские, опавшие листья, да и сам Розанов едва ли не основной собеседник. Но к этим прямым параллелям: Дурылин – Садовской – Розанов можно добавить еще одну – Кюхельбекер. Дневники Кюхельбекера в тюремных казематах –это такие же катакомбные записи русского поэта. Борис Садовский молчал, скрывался и таил в своей монастырской келье, Сергей Дурылин – в самом себе, но оба они при этом продолжали думать, молча записывать свои думы.

Опубликованные записи – первая публикация из архива Сергея Дурылина, в котором наверняка сохранились и его стихи. Дурылина-поэта нам еще предстоит открыть.

Тебе в лугах благоухают травы,

Ты, благовестников полей земных,

Питаешь птиц пшеницей слов святых,

Ты приобщаешь тварь причастью славы!

О тихий рыцарь благостной державы!

Перед тобою волк губбийский тих,

Пасет хранительно овец твоих, –

Тебе шумят умбрийские дубравы!

Льют о тебе ручьи, рыдая, слезы,

Обагрены огнем твоих стигмат,

И о тебе, цветя, блаженны розы,

Твоим весельем зреет виноград,

И камни о тебе благовестят,

И над землей ликующие грозы!

О, Солнце, брат! О Месяц среброликий!

Пустыня – мать, и Ветер, вольный брат!

И брат Огонь, могучий и великий! –

Ты славен ими, Господи, стократ!

Земля-сестрица! Ты из павилики,

Из трав простых ты ткешь себе наряд.

Невеста – Твердь! Архангельские лики,

Блаженная, ты зришь у райских врат!

Ты, тихая смиренница Вода,

Сестра благословенна голубая!

Ты вечная, молчальница немая,

Блаженна ночь, покоище труда!

Сестричка-Смерть! Ты – кроткая, благая,

О, будь благословенна ты всегда!