Эллис

Эллис (Кобылинский Лев, 1879–1947) – поэт, критик, переводчик. Некоторые поэты Серебряного века брали себе литературные псевдонимы. Их настоящие фамилии действительно были не очень-то благозвучны: Федор Тетерников (Федор Сологуб), Игорь Лотарев (Игорь Северянин), Алексей Пешков (Максим Горький), Борис Бугаев (Андрей Белый), Анна Горенко (Анна Ахматова). Настоящая фамилия одного из самых элитарных младосимволистов Эллиса – Кобылинский. В 1902–1903 годах Лев Кобылинский вместе с Борисом Бугаевым и Сергеем Соловьевым создал кружок «аргонавтов», ставший ядром московских символистов, был одним из учредителей издательства «Мусагет». Его книга «Русские символисты» (М., 1910) – одна из первых работ по теории символизма. В воспоминаниях об Андрее Белом Марина Цветаева писала об Эллисе: «Один из самых страстных ранних символистов, разбросанный поэт, гениальный человек». С 1913 года Эллис жил в Италии, полностью поглощенный идеей духовного рыцарства.

В России в память о нем остались поэтические книги, переводы, статьи. Ранняя книга «Иммортели» (М., 1904), составленная из переводов безсмертных поэтических творений (иммортели – цветы-безсмертники), привлекла внимание С.И. Танеева, создавшего в 1909 году цикл романсов. В число его безсмертников входят и молитвы.

В поэме Марины Цветаевой «Чародей» (1914) запечатлен образ Эллиса:

Он был наш ангел, был наш демон,

Наш гувернер – наш чародей,

Наш принц и рыцарь. – Был нам всем он

Среди людей.

Поэма заканчивается строками:

О Эллис! – Рыцарь без измены!

Сам голубейший из отчизн!

С тобою раздвигались стены

В иную жизнь...

– Где б ни сомкнулись наши веки,

В безлюдии каких пустынь –

Ты – наш и мы – твои. Во веки

Веков. Аминь.

Таким он и остался – чародеем русского символизма. С 1913 года он жил в Италии и все сведения о нем ограничивались этим предвоенным годом. Лишь восемьдесят лет спустя в «Известиях РАН» (серия литературы и языка, том 52, № 1, 1993) появилась публикация немецкого исследователя Хайде Виллих и русского М. Козьменко «Творческий путь Эллиса за рубежом», впервые его творческий путь представлен с 1913 по 1947 год. Более тридцати лет Эллис продолжал публиковать в зарубежной печати на немецком языке статьи и книги о русской поэзии, в которых он предстает как крупнейший религиозный мыслитель XX века, создавший свою четкую концепцию развития русской поэзии. «В двадцатые годы, – отмечают исследователи, – духовная метаморфоза Эллиса, отмежевавшегося в 1914 году от символизма и от антропософии, сделалась еще более определенной. Теперь для него главное – это восстановление подлинных, ушедших вместе со Средневековьем, связей между культурой и христианством. С этих позиций он пытается переосмыслить искусство и литературу Древней Руси, поэзию Пушкинской эпохи и творения Вл. Соловьева... Одним из самых крупных замыслов писателя становится трилогия „Золотой век в русской литературе». Первая из составляющих ее монографий должна быть посвящена Жуковскому, вторая – Пушкину и его современникам, третья – Лермонтову и критике „Золотого века». Жуковский рассматривается как основатель этой эпохи, Пушкин является ее апогеем, а Лермонтов – завершителем».

Монография Эллиса о Жуковском была издана на немецком языке в 1933 году, о Пушкине – уже посмертно, в 1948-м, о Лермонтове так и не увидела свет. От Лермонтова до Фета, от Фета до Владимира Соловьева и Блока – таковы основные этапы, выделенные Эллисом. Авторы публикации отмечают:

«Сделанный в монографии анализ практически всех заметных творений Жуковского строится под знаком отражения в них религиозного мировоззрения поэта. Эллис прослеживает нарастание мистических настроений в его творчестве, от ранних творений («Сельское кладбище», «Людмила», «Двенадцать спящих дев» и др.) до поэмы «Агасфер». «Агасфер» расценивается как вершинное творение Жуковского, в котором он достигает высоты того христианского ars sacra, той прекрасной гармонии между верой и поэзией, которой нет у большинства русских поэтов. Более того, величественный замысел этого произведения по прошествии времен, становится лишь более явственным: «Эта лебединая песня („Агасфер») спокойно и терпеливо, во Христе умирающего Жуковского о страшном безсмертии на земле заслуживает стать истинно безсмертной. Именно нашему времени трагического переворота в мировом масштабе будто бы заповедано предназначение всем сердцем пережить всю глубину и мудрость этого последнего творения Жуковского. Оно является лишь первой ступенью великой тоски по Христу и его мудрости в русской классической литературе. И на Западе безсмертное слово классиков русской поэзии именно сегодня звучит все более ясно и многозначительно».

Столь же важным представляется размышление Эллиса о Пушкине: «Доминанту в восприятии Эллисом Пушкина выражает подзаголовок его монографии о поэте – „Религиозный гений России». Эллис считает, что именно религиозный путь Пушкина является наименее изученной стороной его творчества. Для исследователя важно, что Пушкин одновременно был и великим национальным художником и универсальным классическим поэтом, принадлежащим мировой литературе. Трагическая коллизия, находящаяся в центре исследования, – это борьба Пушкина-человека с религиозными сомнениями. Однако Пушкин-поэт, носитель народного сознания, достигает истинных духовных вершин Святой Руси».

Святой Руси, в свою очередь, посвящена обширная историософская статья Эллиса 1937 года, озаглавленная «Святая Русь, ее сущность и миссия во Вселенской христианской церкви». В том же году появилась его статья «Традиции Восточной Церкви», в которой особо выделена фигура Серафима Саровского. В 1938 году были изданы его размышления «Духовный мир святых икон», в 1972 году – книга «Святые Древней Руси».

Таковой оказалась судьба цветаевского чародея, ставшего в Италии, подобно княгине Зинаиде Волконской, католиком, но при этом до конца своих дней остававшегося верным идее Святой Руси и русской поэзии. Своим духовным отцом он считал Владимира Соловьева, о нем он издал несколько фундаментальных работ, в которых особо подчеркивал, что он, будучи «величайшим из русских, является вместе с тем одним из великих европейцев» и «наиподлиннейшим из православных».

О поздних стихах Эллиса второй половины его жизни никаких сведений не приводится. Но в ранних поэтических книгах, вышедших в России, он предстает не просто одним из младосимволистов-аргонавтов ближайшего окружения Андрея Белого, а именно религиозным поэтом из плеяды Владимира Соловьева.

Тому, кто не простил Творца, –

навек потоки слез!

Но радость, радость без конца,

к кому пришел Христос!

И смерть тому, кто терн венца

не взлюбит больше роз!

Но радость, радость без конца,

к кому пришел Христос!

Блажен, кому в дому Отца

быть гостем довелось!

Но радость, радость без конца,

к кому пришел Христос!

Я пред Девой склоняю колени;

«Все ей, безумной, прости!»

Хмурятся строго вечерние тени:

«Безцельны пред ней все пути!»

Я пред Девой склоняю колени:

«Все ей, погибшей, прости!»

Шепчут зловеще вечерние тени:

«За нас, за нас отомсти!»

Я пред Матерью пал на колени:

«Матери Матерь, прости!»

Плача, поникли полночные тени:

«Все отпусти!»

Сонеты к Спасителю

Посвящ. И. Астафьеву

Кровь на груди Моей и сталью бок пронзенный,

И длани, вашими грехами отягченны,

И ноги, чистою омытые слезой...

Вот гвозди, вот сосуд, вот крест перед тобой,

Все говорит тебе, чтоб, сердцем сокрушенный

Мою святую плоть и кровь из всей вселенной,

Мой глас и Мой закон ты возлюбил душой.

О возлюбленный и сын, не Я ль сгорал

К твоим страданиям любовью безконечной,

Не Я ль твою тоску и слезы разделял,

Не для тебя ль свершил Я подвиг Свой предвечный?!

Зачем же ищешь ты Меня с тревогой вновь,

Приди, Я здесь с тобой, прощенье и любовь!»

Напрасно я ищу Тебя, о Мой Господь,

Безсильно пред Тобой моя простерта плоть...

О Ты, огонь любви, залог успокоенья!

Склонись к моей мольбе, в порывах исступленья

Мой дух ползет, как червь, не в силах побороть

Тревоги тайные, позорные сомненья,

Чтоб пасть с молитвою пред Тобой, Господь!

Давно, давно Тебя повсюду ищет взор,

Молю, да тень Твоя прикроет мой позор,

А Ты горишь лучом любви преображенным,

Ты – гармонический и сладостный каскад.

Ты страшен нам, в свои проклятия влюбленным,

В ком грешный поцелуй туманит ясный взгляд.

Я – твой смущенный взор и гордые уста,

Твоя больная плоть, твоей души страданье,

Я вечный Бог, дерзай и возлюби Христа!

Как серны робкий бег – твоей души исканье,

Моей любви тебе доступна ль высота?

Она умчит твой дух в те горние места,

Где золотит хребты небесное сиянье...

Безоблачная ночь!., дрожащих звезд мирьяды

И кроткий лик луны, то – свет Моих очей,

Там ложе светлое полно Моей отрады

Среди дымящихся туманами полей...

Я Свой завет любви пред вами возвещаю,

Я, Всемогущий Бог, твоей любви алкаю!

Душа погибшая трепещет пред Тобой,

Как роза, дышишь Ты святою чистотой,

Любви дыхание над головой Твоею!..

Ты – праведных сердца, Ты – ревностью своею

Израиль спас, нас всех Спаситель Ты благой!..

Как над цветком, едва раскрывшим венчик свой,

Ты над невинностью порхаешь, тихо рея...

А я – презренный трус с напыщенной душой,

И с ранних лет со злом сроднился разум мой

И осязание, и вкус, и слух, и взоры,

Надежды все мои и совести укоры,

Пылают лишь огнем безумства и страстей,

И до сих пор Адам живет в душе моей!..

Я – новый твой Адам, преображу тебя...

Твой Рим, Париж, Содом и Спарта вся твоя –

Среди немых громад развалина простая!..

Плоть похотливую сожжет любовь Моя,

Как пламя чистое и вкруг, благоухая,

Развеет прах. Моя любовь – вода живая,

Что чистою струей омоет вновь тебя...

Моя любовь – свята, и вновь чудесной силой

Она воздвигнет крест, где прежде Я страдал,

И обратится вновь ко Мне душа больная!..

О, возлюби Меня, чтоб мрак ночной пропал,

Пусть вспыхнет грешный дух любовию святою,

Ты одинок, но Я всегда, везде с тобою!

Уныние и страх мне душу леденит...

Что делать?.. Кто мои сомненья разрешит?

Путь добродетели закрыт передо мною!..

Потрясся свод небес... вотще своей мечтою

Я в небеса стремлюсь, – мой дух не усыпит

Покров небес; и, пусть вокруг эфир разлит,

Я к небесам пути не вижу пред собою.

Простри, о Боже, длань, дай сил вперед идти

И выю разогнуть, забыв изнеможенье,

И укрепи мой дух на горестном пути...

Но недоступно мне святое посвященье,

И на груди Твоей отраду и покой

Я не найду, прильнув усталой головой...

Когда Мою любовь ты хочешь заслужить,–

Как пчелка в лилии спешит себя укрыть,

Спеши в Мой храм, и там познаешь утешенье!

Спеши поведать Мне без страха и смущенья

В сердечной простоте, в чем мог ты грешен быть,

Не бойся, не стремись напрасно утаить

От уха чуткого былые прегрешенья...

Букет раскаянья подай, сын верный Мой;

Со Мною трапезу простую разделяя,

Ты узришь Ангела в восторге пред собой

И, верь Мне, сладостный напиток Мой вкушая,

Ты, полный радости, добра и новых сил,

Познаешь, что в союз с Безсмертием вступил.

Познай, чрез нее вновь становлюся

Я Тобою, бедный сын, Я – разум, плоть твоя!..

Вернись, вернись в Мой дом и, жажду утоляя,

Вкушай Мое вино и, хлеб Мой преломляя,

Познай, что без него в сем мире жить нельзя,

Проси, чтоб Мой Отец благой и Мать Моя,

Когда средь зол мирских падешь, изнемогая,

Дух укрепили твой, чтоб отдал ты врагам,

Как агнец, шерсть свою, и, как младенец нежный.

Облекся в чистый лен и стал подобен сам

Тому, кто в век Петра, в век Ирода мятежный,

Как ты страдал, как ты избит, истерзан был

И смерть позорную преступника вкусил!

О, знай, в них – радости и счастия залог,

Невыразимое в них скрыто наслажденье,–

Душевный мир, любовь; чтоб вновь ты верить мог.

Ты Тайной вечери познаешь откровенье,

И, от сомнения гнетущего далек,

Когда скользит луна, когда небес чертог

Внимает в тишине горячее моленье,

Из чаши вечной той, вкушая и молясь,

Ты будешь всей душой просить себе успенья,

Чтоб музыка с небес нежданно раздалась.

И совершилося вдруг чудо воскресенья,

Проси восторженных порывов, чтобы вновь

Ты слиться мог со Мной, познать Мою любовь!

В моей душе восторг, в моей душе страданье.

Ужель в добре и зле – одно очарованье,

Я плачу, я смеюсь, исчезнул в сердце страх,

Я слышу трубный глас на вражеских полях,

Призыв к оружию, и, полный ликованья,

Сонм белых ангелов и голубых в сиянье

Несется предо мной на радостных крылах...

Ты, Боже, милосерд, я шлю Тебе молитвы,

Но страшно думать мне, что пылкою душой

Я приобщусь к Тебе в пылу жестокой битвы,

И вновь робею я, и дух трепещет мой,

Надежды робкие мне снова изменяют,

И вновь уста мои молитву повторяют!..

Замкнулась тяжелая дверь.

Во храме мы собраны к требе.

Мы стали как дети теперь.

Мы дома, мы снова на небе!

Здесь, стоя на бледной луне

Над пастью старинного Змия,

К нам снова нисходит Мария,

Вся в майских цветах, вся в огне.

Безгрешною лаской согрето,

Играет святое Дитя

Померкшею нашей планетой,

Над вечною бездной шутя.

Здесь в лад славословий старинных,

Рыданьями полнящих свод,

Строй детских головок невинных

За нас Miserere поет.

Пред Матерью нежной и дивной,

В чьем сердце семь острых мечей,

Звучит этот ропот призывный

В мерцанье высоких свечей.

Все никнет в блаженном покое,

Вняв зовы иных голосов,

На миг пробуждаясь при бое

Торжественно-строгих чаcов.

Он пал, взыскуя Божий Град,

Ведом всю жизнь мечтой чудесной.

Один в пути к стране небесной

Взывает днесь усталый брат:

«О светлый ток, в твои зерцалы

Глядится Града лепота,

Твердыни башен, стены, скалы,

Где Чаша крови пролита.

А я? Напрасны все усилья,

Здесь до зари я должен бдеть!

О Боже крепкий, дай мне крылья

Вслед песни даль перелететь!

Там в пламени иных сияний

Померкнет солнца скорбный свет,

Там нет печалей, воздыханий,

Там нет греха и смерти нет!

Град верных, что с Христовой бранью

Сойдет в последнюю грозу,

И где Отец Своею дланью

Осушит каждую слезу!»

Еще горит и плачет око,

И тихо жалобы звучат,

А уж на землю от востока

С небес нисходит Божий Град.

Он скорбному моленью внемлет,

Как матерь малое дитя,

Он брата странного объемлет,

К нему по воздуху летя.

Предстояла Матерь Божья,

горько плача, у подножья

пригвожденного Христа,

и была пред Ней, смятенной

и мечом насквозь пройденной,

кровь святая пролита.

Как печалилась, рыдая,

Матерь Божья Пресвятая,

видя Сына Своего,

как томилась, горевала,

в скорби слезы проливала

перед муками Его.

Смертный, кто не возрыдает,

зря смятенный, как страдает

Матерь Божья у Креста,

кто едва на Матерь взглянет,

сопечальником не станет

сопечальницы Христа?

Перед ней за род греховный

безглагольный, безвиновный

сладкий Сын Ее и Бог,

под бичом язвим жестоко,

умирая одиноко,

испустил последний вздох.

Матерь Божья, ток любви!

дай мне стать причастным крови

и печали Твоея,

чтоб к Христу любовью смело

сердце вечно пламенело,

чтобы с ним страдал и я!

Дай мне силы, Пресвятая,

чтоб и я, как Он, страдая,

был с Распятым сораспят,

чтоб все язвы в умиленье,

как святое искупленье,

разделить я был бы рад!

Пресвятая, дай мне силы,

быть с рожденья до могилы

сопечальником Твоим,

у Креста святого стоя,

сопечалуясь с Тобою,

преклоняюсь перед Ним!

О Святая Матерь-Дева,

на меня воззри без гнева,

близ Тебя рыдать позволь,

и мою страстям Христовым,

язвам Господа суровым

сопричастной сделай боль!

Пусть я буду изъявленный,

крестной мукой упоенный,

кровью Сына опьянен,

да не буду, Матерь-Дева,

в страшный день Суда и гнева

каре вечной обречен!

Да чрез Матерь Пресвятую

пальму славы обрету я,

о Христе, мне силы дай,

чтоб в тот час, как гибнет тело,

пред душой моею смело

мне открылся славы Рай!

Ave Матерь Божья,

звезда морей златая,

Приснодева, Неба

сладкое Преддверье!

Восприняв покорно

Гавриила «Ave»,

дай забыть нам мирно

имя древней Евы.

Разрешая узы,

озаряя светом,

расточи напасти,

дай вкусить блаженства!

Буди Матерь наша!

Да мольбу приимет

ради нас приявший

от Тебя рожденье!

Пресвятая Дева,

кроткая меж кротких,

нас, детей греховных,

вознеси, очисти!

Укрепи, очисти

жизни путь лукавый:

да Христа мы узрим

в радости соборной!

Да восславим дружно

и Отца, и Сына,

и Святаго Духа –

трех хвалой единой!

Глава 12

Любите Господа в дни юности и силы,

Поколе не померк светил небесных луч,

Не облегла небес гряда зловещих туч,

Не льется хладный дождь, не свищет ветр унылый,

Пока не замерло жужжанье жерновов,

Пока не пали ниц твои рабы в испуге,

Доколе не замолк звук песен и рогов,

Пока еще горит любовь в твоей подруге!..

Настанет страшный день, – замкнутся с плачем двери

И всюду будет мрак и тишина ночей,

И будут все тогда вставать с одров, как звери,

По крикам птиц ночных, чтоб плакать у дверей.

И ратники твои отъидут прочь, бледнея,

И стражники твои покинут дом отцов,

Не загремят мечи, у них в руках немея,

Когда изноешь ты под властью черных снов!..

И обнажатся вдруг высоты мирозданья,

И бездны страшные разверзнутся, как ад,

И сонмы ужасов пути вам преградят,

И все мы в Вечный Дом пойдем среди рыданья!

Любите ж Господа, доколь не порвалась

Серебряная цепь, лампада золотая

Не раздробилася, доколь вода живая

На дно источника дождем не пролилась...

Доколь еще кувшин о камень не разбился

И не обрушилось в колодезь колесо,

Доколе в жалкий прах не обратилось все

И человека дух к Отцу не возвратился!..

(1904)

Прободено светило дня

невидимым копьем...

«О Боже! помяни меня

во Царствии Твоем!..»

Высокий факел преклоняя,

звезда поет псалом...

«О Боже! помяни меня

во Царствии Твоем!..»

Се – три креста, и вздох, стеня,

пронесся на одном:

«О Боже! помяни меня

во Царствии Твоем!..»

И, жизнь погибшую кляня,

я пал перед Крестом:

«О Боже! помяни меня

во Царствии Твоем!..»

М. Метерлинк

О Боже! Ты ведаешь эти терзанья!

Прими же от бедного сына дары,–

Поблекший венок в тихий час расставанья,

Земли и горячего солнца созданье

Кладу я над телом сестры!

О Боже! Ты видишь мое изнуренье!..

Луна побледнела, мрак ночи – черней...

О Боже! луч славы безсмертной пролей

На бедное уединенье,

Дай луч благодати Твоей!..

О Боже! открой мне святые пути,

Изнывшую душу мою просвети!

Ты ведаешь, этих восторгов страданье –

Последней травы надо льдом увяданье!

Баллада

Солнце от взоров щитом заслоня,

Радостно рыцарь вскочил на коня.

«Будь мне щитом, – он, молясь, произнёс,

Ты, между рыцарей первый, Христос!»

«Вечно да славится имя Твоё,

К небу, как крест, поднимаю копьё».

Скачет... и вот, отражаясь в щите,

Светлое око зажглось в высоте.

Скачет... и слышит, что кто-то вослед

Черный его повторяет обет.

Скачет, и звездочка гаснет, и вот

Оком зловещим другая встает,

Взорами злобно впивается в щит,

С мраком сливается топот копыт.

Вот он несется к ущелью, но вдруг

Стал к нему близиться топот и стук.

Скачет... и видит – навстречу к нему

Скачет неведомый рыцарь сквозь тьму.

То же забрало и щит, и копье,

Все в нем знакомо и все, как свое.

Только зачем он на черном коне,

В черном забрале и в черной броне?

Только зачем же над шлемом врага

Вместо сверкающих крыльев рога?

Скачут... дорога тесна и узка,

Скачут... и рыцарь узнал двойника.

Скачет навстречу он, яростно-ик;

Скачет навстречу упрямый двойник.

Сшиблись... врагу он вонзает копье,

Сшиблись... и в сердце его острие.

Бьются... врагу разрубает он щит,

Бьются... и щит его светлый разбит.

Миг... и в сверканье двух разных огней

Падают оба на землю с коней,

И над двумя, что скрестили мечи,

Обе звезды угасили лучи.

Из 33-й песни «Рая» Данте

Тебе, о Дева-Мать, Дщерь Сына Твоего,

молюсь! Ты вознеслась превыше всех смиреньем,

для Вышней Воли Цель творения всего!..

Ты нас прославила, сроднила с искупленьем,

ты просветила плоть, – и Сам Творец Благой

не погнушался стать меж нас Своим твореньем.

Как солнечным лучом, лучом любви святой

взрастила Розу Ты; здесь, мир вкушая вечный,

Ты – Солнце благости полуденной порой...

Живой надежды там Источник безконечный!..

Кто ищет благодать без помощи Твоей,

в том крыл не развернет, – увы! – порыв сердечный!..

Ты нам прибежище; Ты в благости Своей

всем, кто Тебя зовет, щедроты рассыпаешь,

спешишь навстречу просьб, молений и скорбей

И милосердие на падших изливаешь...

Ты – сострадание. Ты – милость без конца,

Непостижимо Ты – в Себе соединяешь

все, что есть высшего в творении Отца!..

Сей муж, чьи взоры в глубь вселенной проникали

и все создания Премудрого Творца

От страшных– адских бездн до Рая созерцали,

перед Тобою днесь с мольбой покорной пал,

чтоб силу высшую Твои щедроты дали,

чтоб ныне высшее блаженство он познал...

О, никогда, клянусь, восторгов созерцанья

себе столь дерзостно молить я не дерзал,

как для него молю... Услышь мои воззванья,

я ныне все мольбы в одну мольбу солью, –

пусть тучи смертности единый луч сиянья

рассеет без следа. Да пусть перед ним, молю,

блаженство высшее предстанет... О Царица,

Ты можешь все свершить... Пускай любовь свою

он чистой сохранит, пускай в груди смирится

Порыв земных страстей пред властью Твоея...

Днесь Беатриче ниц, молясь, спешит склониться

и длани возвести; весь Рай вокруг Нея

с моей молитвою напев соединяет;

и то, о чем молю, о чем взываю я,

собор блаженных душ Марию умоляет!..

(1906)

Из Данте

В простор небес безбрежный ускользая,

В блаженный рай, где ангелы святые

Вкушают мир в долине безмятежной

Ты вознеслась, навеки покидая

Прекрасных жен, но не беды земные,

Не летний зной, не холод бури снежной

Нас разлучил с твоей душою нежной,

В пределы рая Биче увлекая...

Но сам Творец в безмолвном восхищенье

Призвал свое безсмертное творенье,

К безплодным сонмам Биче приобщая...

Чтоб нашей жизни горе и волненье

Твоей души безгрешной не коснулось,

Твои глаза последним сном сомкнулись!..

Романс С. И. Танеева.