Николай Шипилов (1946–2006)

Тане Дашкевич

Полно сердиться – солнышко садится,

Замолкают птицы, свет лампады желт.

Чтоб слезе пролиться,

Надо помолиться,

Тяжелеют веки, да и век тяжел.

Ночью с шестого – Рождество Христово,

Отчее слово,

Звон колоколов.

Полноте злиться,

Надобно молиться –

Сердцу теплее от высоких слов.

Имя святое, Имя непростое...

В отблесках заката вязь его видна.

Полноте злиться –

Надобно молиться

О любимых лицах,

О забытых нас.

Ночь наступает.

Тихий снег кружится.

Ангел Господень песнь любви поет.

Полноте злиться...

Таня спать ложится.

Молится – ложится...

Молится – встает...

1991

Колокол: ..анн!.. анн! –

Звонко, во все века.

Невинная кровь христиан,

Сколько тебя? Река,

Впадающая в океан...

Слышите:... анн!.. анн!

Анна, Стефан, Иоанн –... анн! –

Мученики всех стран,

Есть лишь одна страна

Кровью смертельных ран –...анн! –

Этих омыта она.

Мученики всех стран,

Нам не забыть имен,

Тех, кому звон зван – ...анн!

Из глубины времен.

Христина и Христофор,

Тихон... Татьяна... Роман...

Таисия... Леонид –

Скорбно по вам звенит

С ветхозаветных пор

Колоколов хор:

...анн ...анн ...анн...

2003

Пресвятая Дева,

Сколько лет до хлева,

До Христовой казни –

Разве это праздник?

Но праматерь Ева

Плачет возле хлева:

Все грешат упрямо

Сыновья Адама.

Все грешат упрямо,

Согнанные в стадо,

Да взывают: – Мама! –

По долинам ада.

Пресвятая Дева,

Плод Твоего чрева,

Станет жертвой казни –

Разве это праздник?

Но праматерь Ева

Плачет возле хлева:

Все не имут срама

Дочери Адама...

Все не имут срама,

Дочери Адама,

Да взывают:

– Мама!

За оградой храма.

А на белом свете,

В том же Назарете,

Не родившись, дети

Гибнут в лазарете.

– Много ли мне надо? –

Маму спросит чадо.

– Горстку винограда

На деревьях сада,

Да в языцех лада –

Вот и вся услада...

Но вкусив от древа

Горько плачет Ева.

И вкусив отравы,

Горько плачет Ева,

И восходят травы

Сладкого посева....

Проступает жилка

На запястье – дрожью.

Вот она – развилка,

Росстань, бездорожье.

Кто идет – направо,

Кто идет – налево...

Просвети их, Авва!

Не оставь их, Дево!

2003

Когда за ходом облаков по лоциям небесным

Следил ребенок, возлежа на летнем берегу,

То мама пела на лугу – ему казалось – песни,

И медонос благоухал перед грозой в стогу.

Казалось, этой тишине вовек конца не будет.

В ней даже самый легкий вздох –

казалось –шелестит.

И вдруг ребенок крикнул: «Ох! Скорей

смотрите, люди!

Смотрите: Бог! Смотрите: Бог на облаке летит!»

Смотрели люди в небеса: казалось им – драконы.

Они смотрели на мальца: казалось им – чудно.

В жилищах не было икон. Вместо икон – законы:

Нам должно космос покорять, сверлить морское дно.

А Бог на облаке летел... Под синей неба сенью,

Он видел: ангела душа за ним летит легко.

Стояла времени река. Стояло Вознесенье...

Казалось людям, что четверг... До Бога – далеко...

2003

Неугасимо горит лампада в соборном храме!

Ах, рассказать бы про все, как надо, умершей маме!

В соборном храме Ксиропотама поют монахи.

Поют монахи – ты слышишь, мама? –

в священном страхе.

Паникадило и круглый хорос, орлы двуглавы...

Неугасимо горит лампада, горит, качаясь...

Когда то было? Младая поросль в зените славы

С утра – ко храму, твердя молитву, в пути встречаясь.

Никто не ведал, никто не ведал – плескалось масло,

Оно плескалось, переливалось, не зная края.

И следом – беды, как те акриды, и солнце гасло,

И конь у прясла все ждал хозяев, уздой играя.

Изогнут хорос, как знак вопроса, под гнетом мессы.

Младую поросль секут покосы – играют бесы.

О, как мы слепы, людское стадо! Но всяк ругает

То – ясно солнце, то – сине море, вино ли, хлеб ли.

Кто ж наделяет огнем лампаду? Кто возжигает?

И снова масло краями льется – но все ослепли...

Поют монахи... Поют монахи... Коль слеп, так слушай.

Запрись, дыханье, утишись, сердце, –

Дух Свят здесь дышит.

Святые горы, святые хоры, святые души

Не слышит разум. Не слышит сердце.

Ничто не слышит...

Горят усадьбы, как в пекле ада – ребенок замер.

Гуляют свадьбы. Плюются в небо – ребенок в двери.

Ах, рассказать бы про все, как надо, умершей маме!

Да на Афоне я сроду не был – кто мне поверит?

Я был поэтом. Умру поэтом однажды в осень.

И напишу я про все про это строк двадцать восемь...

2003