Михаил Колычев

Мурманск

Побирушка, побирушка...

Жизнь рождением наказала.

Большеглазая девчушка –

Побирушка у вокзала.

Платьице на тонких ножках,

Личико... да горстка боли –

Утлой лодочкой ладошка

Плещется в народном горе.

Наливаясь солнцем рыжим,

Задыхался город душный.

И слетал, толпе неслышный,

Детский лепет с губ синюшных:

«Ангел белый, ангел белый,

Забери на небо, к маме...»

Взгляд переполняла Вера,

Разум истекал слезами.

Но, безликим злом гонимо,

Месиво мужчин и женщин

Протекало молча мимо

Девочки с ума сошедшей.

«Ангел белый, ангел белый...»

Большекрылый плеск во взгляде, –

– В этом мире добрый – беден,

А богатый – зол и жаден...»

Тощий звон ей в ноги падал

Милосердием грошовым.

А глаза искали – взгляда,

А душа просила – Слова!..

К ней, в безумие тоски я

Сердцем не сумел пробиться.

Не должны глаза такие

Прорастать на детских лицах.

Я стоял оторопело,

Призывая смерти чудо:

«Ангел белый, ангел белый,

Забери меня отсюда!»

* * *

Каюсь, грешен, жил безбожно.

Я пришел, поскольку – русский.

Я пришел, поскольку – тошно.

Гадок плен чужой свободы –

Безпредельной, злобной, ложной.

Я пришел под эти своды

Исцелиться Словом Божьим.

В мире – умопомраченье,

Больше некуда укрыться.

Добрый батюшка-священник,

Научи меня молиться.

От дурмана истин лживых

Гаснет разум. В сердце – мглисто.

Душен мир. Но души – живы

Ясным светом вечных истин!

Крест кладу я неумело.

Непривычен... Не приучен...

Но душа – переболела.

И на сердце – светлый лучик!

* * *

Или это я страшусь предела,

За которым неизбежен шаг

В неизвестность – где не будет тела?

Отворите тайну, небеса!

Дайте в высь бездонную вглядеться!

Боже, напои мои глаза

Несказанно чистым светом детства!

Господи, прости! Я стал иным!

А того, кем был я в изначале,

Закружили золотые сны,

Замели белесые печали.

Залила хмельной слезою грусть,

Растрепала ветреная радость...

Свете Тихий! Я к тебе вернусь.

Отжелалось – ничего не надо.

Все вольней – по небу облака,

Все сильней гнетут земные страсти...

Все невыразимее тоска.

Все недосягаемее счастье.

* * *

Шелестокрылые тени на бархате ночи

Ласковый свет осеняет кресты монастырские.

Смотрят на грешную землю безгрешные очи.

С тихого неба нисходят снега онемелые,

И засыпают, засыпав следы по дорогам.

Слышишь – поют синеокие ангелы белые,

Славя суровую землю, хранимую Богом.

Кажется – доброе сбудется, нужное – скажется.

Льется с небес утешение всем безутешным.

Верится – в жизни смятение так же уляжется,

Грезит душа покаянная утром безгрешным.

Тянется в небо озябшее тонкое деревце,

Всеми ветвями – к грядущему лучику первому...

Да снизойдет упование всем, кто надеется.

Пусть упованье, окрепнув, становится Верою.

* * *

То ли сон, то ли царство безсонное,

Тихий свет полыньи, называемой всеми «луной»,

Васильковые россыпи звезд.

Небеса черноземные.

И земля, как пречистое небо, светла подо мной.

Никому ничего не хочу объяснять и доказывать,

Надо просто, забыв о земном, в эту высь посмотреть.

И прозреет душа, и поймет непонятное разуму:

Почему небеса называются в Библии – «твердь».

Словно стала душа безтелою...

Обмираю от красоты.

Чистота подвенечно-белая

Тервенический монастырь.

За спиною дорога дальняя,

Но не чувствую, как устал...

У послушницы Аполлинарии

Лик невесты, глаза – Христа.

Не забуду я, не забуду я

Эту сказку в лесной глуши!

Слава Богу за чудо чудное!

Слава людям, кто труд вложил!

С грустью вглядываюсь в деревню я:

Как случилось, по чьей вине

Люди бросили церковь древнюю

Да и кладбище вместе с ней?

Эх, безбожное поколение!..

А кресты догнивали здесь,

Как терновый венец забвения

Прежде жившим – от тех, кто есть.

Люди, люди... Да как же вышло так?

Всероссийский великий грех...

За забытого и забывшего

Я в часовне молюсь. За всех.

Чтобы набело души вычистить

И заполнить в сердцах пустырь,

Ты терзай нас, вини, девический

Тервенический монастырь.

Дай нам слезы, но с ними – истину,

Красотой напои сердца.

Эти зданья, как будто вписаны

В эту местность рукой Творца.

На источник иду с сестрицею,

Припадаю к святой воде...

В этой церкви да причаститься бы...

Жаль, что служат не каждый день.

Сопка простерлась двуглавым орлом над дорогою,

Древние камни внимают протяжным ветрам.

В речку со склона взглянула церквушка убогая

И несказанно прекрасный увидела храм.

Храм отразился в реке небывалою небылью,

Светлой мечтой о великой счастливой стране.

Словно сквозь грезы привиделось то, чего не было,

Словно сквозь слезы пригрезилось то, чего нет.

Люди, придите, взгляните, родные, хорошие!

Видите, там, среди серых безстрастных камней, –

То ли разбившийся храм безвозвратного прошлого,

То ли несбывшийся храм наших нынешних дней.

Люди, очнитесь! Проснитесь, селенья окрестные!

Люди, спуститесь к реке, чтоб на чудо глядеть!

Черные зданья торчат над безвинною местностью.

Темные тени молчат, не спускаясь к воде.

Осень рыданья несет над холмами и топями

И наполняет дождливой слезой облака.

В небо глядит из реки не рожденный утопленник,

Песню непетую в море уносит река.

Люди, придите, нельзя не жалеть об утраченном!

Люди, взгляните, задумайтесь – что впереди!..

Дух преподобного Трифона ангелом плачущим,

Нас осеняя, над грешной землею летит.

Единосущная и Нераздельная Троица,

Нашу страну и народы ее пожалей.

Господи, силы нам дай, чтоб молиться и строиться!

Храм, отраженный в реке, сотвори на земле!

о. Аристарху

1

Над водою – синий воздух,

Хороводом – к дому дом.

Привела дорога в Ковду,

Видишь – церковь за мостом.

Как же здесь не помолиться!

Лишь переступи порог –

И рука ко лбу стремится,

И к тебе снисходит Бог.

Поднимись на колокольню,

Глянь – какая красота!

Пей во все глаза раздолье –

Эту ширь и эту даль!

Вот где воля без оков-то!

Вот где близко до небес!

Из глубин былого Ковды

На скале – поклонный крест.

Я брожу от зданья к зданью,

Кепку теребя в руках.

Что ж дома сомкнули ставни?

Что ж все двери на замках?

Расставанье. Час отъезда.

Замираю на мосту.

Вот – ей-богу – свято место!

Отчего ж так пусто тут?

2

Шел дождь. Ботинки хлюпали водой.

А я – одет совсем не по погоде,

Бродил, отогреваясь красотой

По древнему селу – поморской Ковде.

Я был пленен. Точнее – влит звеном

В цепь вечного согласия и счастья.

Где все, что есть – тому подчинено,

Чему и я безропотно подвластен.

Аукалось родство окрестных мест,

Я ощутил знакомыми до боли

И крест над храмом, и поклонный крест,

И крест над обновленной колокольней.

И кованые ковдские кресты,

Могучие, как те, кто жил здесь прежде...

И чаек крик, и лодки у воды,

И этот дождь, стекавший по одежде.

В лицо хлестали мокрые кусты,

Но я уже не разбирал дорогу...

Я понял – мы ушли из красоты,

Для нас однажды сотворенной Богом.

Мы строим Вавилоны, вновь и вновь

Теряя рай. Довольствуемся адом.

Бетонных обитатели кубов

И черных почитатели квадратов.

А красота сквозь слезы смотрит вслед,

Не веря в то, что брошена навеки,

Родителя всего на всей земле

Пытаясь видеть в каждом человеке.