Лариса Миллер
А. А. Тарковскому
Поверить бы. Икону
Повесить бы в дому,
Чтобы внимала стону
И вздоху моему.
И чтобы издалека
В любое время дня
Всевидящее око
Глядело на меня.
И в завтра, что удачу
Несет или беду,
Идти бы мне, незрячей,
У Бога на виду.
1967
* * *
Господи, не дай мне жить, взирая вчуже
Как чужие листья чуждым ветром кружит;
Господи, оставь мне весны мои, зимы –
Все, что мною с детства познано и зримо;
Зори и закаты, звуки те, что слышу;
Не влеки меня Ты под чужую крышу;
Не лиши возможности из родимых окон
Наблюдать за облаком на небе далеком.
1973
* * *
Спасут ли молитва и крестик нательный
В любви безысходной, в болезни смертельной?
И светит своей белизною больница,
И светит свиданье, какому не сбыться.
И светит чужое окошко в ненастье.
Приди же хоть кто-нибудь. Свет этот засти.
1977
* * *
На влажном берегу, на пенистой волне
Среди дремучих трав, под градом звезд падучих,
В бушующей листве, в ее шумящих тучах –
В мирах для бытия приемлемых вполне
Живу, незримый груз пытаясь передать,
Неведомо кому шепчу: «Возьмите даром
Мой праздник и Содом, тоску и благодать,
Мороку и мороз, граничащий с пожаром».
Неужто мой удел качать колокола
Во имя слов чудных и нечленораздельных,
Не лучше ли молчать, как глыба, как скала,
О радостях земных и муках безпредельных...
Вот ветер пробежал по чутким деревам,
И сладостно внимать их скрипу и качанью...
О Боже, научи единственным словам,
А коль не знаешь как, то научи молчанью.
* * *
Что за жизнь у человечка
Он горит, как Богу свечка.
И сгорает жизнь дотла,
Так как жертвенна была.
Он горит, как Богу свечка,
Как закланная овечка,
И утихнет в свой черед.
Те, и те, и иже с ними,
Ты и я горим во Имя
Духа, Сына и Отца –
Жар у самого лица.
В толчее и в чистом поле,
На свободе и в неволе,
Очи долу иль горе –
Все горим на алтаре.
1980
* * *
Боже мой, какое счастье!
Всё без моего участья –
Ливень, ветер и трава,
И счастливые слова,
Что в загадочном порядке
Появляются в тетрадке.
* * *
И это всё от Бога
От Бога – от кого же?
И дальняя дорога,
И в небе лунный грош,
И горести людские,
И грешные тела,
И разные мирские
Безбожные дела.
* * *
Нынче шлют небеса столь рассеянный свет,
Будто вещи, достойной внимания, нет...
Но достаточно бросить рассеянный взгляд
На весеннего леса неброский наряд,
На мелькнувшую бабочку или жука,
На плывущие в талой воде облака,
Чтоб в рассеянных этих весенних лучах
Загрустить о посеянных где-то ключах,
От заветных дверей, от такого ларца,
Где хранится последняя тайна Творца.
* * *
В ночной тиши гуляет ветер..
Господь грядущий день наметил
Вчерне, чтоб набело вот-вот
Пересоздать, и будет светел
Через минуту небосвод,
И вспыхнет он полоской алой...
Возможно ль жить без идеала,
Без абсолюта, без того
Неоспоримого начала –
Для всей вселенной одного,
Без веры, будто в мире этом,
Безумном, горестном, отпетом,
Должно каким-то светлым днем,
Как в детстве, все сойтись с ответом,
Что дан в задачнике моем?
* * *
Я опять за свое, а за чье же, за чье же?
Ведь и Ты, Боже мой, повторяешься тоже,
И сюжеты Твои не новы,
И картинки Твои безнадежно похожи:
Небо, морось, шуршанье травы...
Ты – свое, я – свое, да и как же иначе?
Дождь идет – мы с Тобою сливаемся в плаче.
Мы совпали. И как не совпасть?
Я – подобье Твое, и мои неудачи –
Лишь Твоих незаметная часть.
* * *
Так пахнет лесом и травой
Травой и лесом...
Что делать с пеплом и золой,
С их легким весом?
Что делать с памятью живой
О тех, кто в нетях?
Так пахнет скошенной травой
Июньский ветер...
Так много неба и земли,
Земли и неба...
За белой церковью вдали
Бориса – Глеба...
Дни догорают не спеша,
Как выйдут сроки...
Твердит по памяти душа
Все эти строки.
* * *
Утоли моя печали
На закате ль, на заре
Ветры сосны раскачали
На Николиной горе.
И поскрипывают сосны,
И качаются стволы...
Времена, что светоносны,
Станут горсткою золы.
Говорю и тихо плачу:
Что не вымолвят уста –
Все сплошная неудача,
Только общие места.
Слово было лишь в начале,
А потом слова одни...
Утоли моя печали
И со Словом породни.
1991
* * *
Не вмещаю, Господи, не вмещаю
Ты мне столько даришь. А я нищаю:
Не имею емкостей, нужной тары
Для даров Твоих. Ожидаю кары
От Тебя за то, что не стало мочи
Все вместить. А дни мои всё короче
И летят стремительно, не давая
Разглядеть пленительный отблеск края
Небосвода дивного в час заката...
Виновата, Господи, виновата.
1997
* * *
И лишь в последний день творенья
Возникло в рифму говоренье,
Когда Господь на дело рук
Своих взглянул, и в нем запело
Вдруг что-то, будто бы задело
Струну в душе, запело вдруг.
Затрепетало и зажглось,
И все слова, что жили розно,
«О Господи», – взмолились слезно, –
О сделай так, чтоб все сошлось,
Слилось, сплелось». И с той поры
Трепещет рифма, точно пламя,
Рожденное двумя словами
В разгар Божественной игры.
1997
* * *
Поиграй с нами, Господи, поиграй
Он такой невеселый – родимый край,
Что осталось нам только играть и петь,
Чтоб с отчаяния вовсе не умереть.
Поиграй с нами в ладушки и в лапту,
Дай поймать что-то светлое на лету,
И, покинув заоблачный небосвод,
Поводи с нами, грешными, хоровод,
Сделай столь увлекательной всю игру,
Чтобы я не заметила, как умру.
* * *
Когда сгину, Господи, когда сгину,
На кого покину я ту осину,
На ветру дрожащую, эти тропы,
Эти дни, скользящие, как синкопы,
На кого покину я птичью стаю,
Три сосны, в которых всегда блуждаю,
Эту золотистую листьев пену...
Подыщи же, Господи, мне замену.