Глеб Горбовский
Санкт-Петербург
Тебе, Господи!
Бегу по земле, притороченный к ней.
Измученный, к ночи влетаю в квартиру!
И вижу – Тебя... И в потемках – светлей...
Что было бы с хрупкой планетой моей,
когда б не явились глаза Твои – миру?
Стою на холме, в окруженьи врагов,
смотрю сквозь огонь на танцующий лютик.
И вижу – Тебя! В ореоле веков...
Что было бы с ширью полей и лугов,
когда б не явились глаза Твои – людям?
И ныне, духовною жаждой томим,
читаю премудрых, которых уж нету,
но вижу – Тебя! Сквозь познания дым...
Что было бы с сердцем и духом моим,
когда б не явились глаза Твои – свету?
Ласкаю дитя, отрешась от страстей,
и птицы поют, как на первом рассвете!
И рай различим в щебетаньи детей...
Что было бы в песнях и клятвах людей,
когда б не явились глаза Твои – детям?
И солнце восходит – на помощь Тебе!
И падают тучи вершинам на плечи.
И я Тебя вижу на Млечной тропе...
...Но что б я успел в сумасшедшей судьбе,
когда б не омыла глаза Твои – вечность?
1979
* * *
Во храме, разоренном, как страна
где ни крестов, ни даже штукатурки,
могильная набрякла тишина...
Как вдруг возникли некие фигурки!
Они свечу – чтоб Истину постичь –
затеплили в подхрамных катакомбах.
Здесь – своды Православия.
Кирпич терпения... Безсильны бомбы:
храм устоял! Надгробная плита
нам говорит: под ней – чудесный старец.
Хоть пять веков могила заперта,
а святость старца – не ржавее стали!
Звучит акафист вечному Христу.
Плывет из уст! В груди – смиренней вздохи.
И не свечу – алмазную звезду
я различаю в сумерках эпохи!
И пусть над нами – бездыханный храм...
В глазницах окон – воронье и ветер...
Горит свеча! А, стало быть, и там,
в стране моей, где потрудился хам, –
Любовь и Мир возбрезжут на рассвете!
1993,
Свято-Троицкий Зеленецкий монастырь
* * *
Во дни печали негасимой
во дни разбоя и гульбы –
спаси, Господь, мою Россию,
не зачеркни Ея судьбы.
Она оболгана, распята,
разъята... Кружит воронье.
Она, как мать, не виновата,
что дети бросили ее.
Как церковь в зоне затопленья,
она не тонет – не плывет –
все ждет и ждет Богоявленья.
А волны бьют уже под свод...
1993
* * *
Мой стол, мой друг четвероногий!
Прости, что я изведал дно,
что я с тобою был жестоким
и чуть не выбросил в окно.
Кровь, превратившуюся в брагу,
пора унять, как злого пса!
Взглянуть на чистую бумагу,
как будто ангелу в глаза.
Пойти, как в Божий храм, на речку –
и умереть без слез хмельных,
вернуться в дом, затеплить свечку
и помолиться за живых!
1995
* * *
Когда утратил я дорогу
и ощутил в крови беду,
ты за меня молилась Богу, –
ты свечку ставила Христу.
Сама уставшая, как пашня,
что возвратила урожай,
ты сохранила нежность к падшим.
Живи, светись – не утешай!
Сама утешься Бога ради.
Дай, загляну в твои глаза...
Останься жить в моей тетради,
как в майском облаке – гроза!
1996
* * *
Свет идет от огня
Вот средь белого дня –
холм, а на нем – обитель.
Не покидай меня,
не отвернись от меня,
Ангел-Хранитель.
Я войду во врата:
поклон вам земной,
места – места святые.
Дайте ради Христа
огня мне: душа пуста,
глаза на мне пустые.
В трапезной – хлеб да соль.
Господней молитвы боль –
песнь неземная.
...Вновь дорожкою – вдоль...
Мила мне моя юдоль,
земля мне мила родная.
1997
* * *
Не комедия, не драма –
просто ночью иногда
заколоченного храма
скрипнут ржавые врата....
Свет лампад сочится в щели, хор:
«Спаси и сохрани...»
И выходит в мир священник,
убиенный в оны дни.
Крестным знаменьем широким
осенит поля с холма
и блуждает, одинокий,
словно выжил из ума.
Архаичен в мире новом,
глянет в сторону небес –
и на храме безголовом
воссияет звездный крест.
Поп идет легко и прямо,
словно видит Божьи сны...
Не комедия, не драма,
просто – ночь. Моей страны...
1997–1998