Архиепископ Иоанн (Шаховский)

Архиепископ Иоанн (Шаховской Дмитрий Алексеевич, князь. 1902–1989) – поэт, прозаик, литературный критик, философ, богослов. Брат Зинаиды Шаховской. В 1915 году поступил в Александровский (Царскосельский) лицей. В книге «Биография юности» вспоминал:

"В первый мой лицейский год моего товарища Адю Ладыженского и меня наш лицейский учитель пения (регент хора Мариинского театра Сафонов) избрал для пения в церковном лицейском хоре. Мы стали разучивать песнопения литургии и панихиды. Но о самих церковных службах в Лицее у меня мало осталось воспоминаний. Таков был уровень моего отношения к Церкви. Уроки Закона Божьего прошли почти бесследно для моего сознания. В подсознании, может быть, и остался от них какой-либо след, но сознания религиозного у меня еще не было. Было лишь детское чувство веры. И помню, как благоговейно я остановился однажды в Матове на пороге кабинета моего отца, а потом тихо ушел, когда, ворвавшись туда одним летним днем, я вдруг увидел в тишине комнаты моего отца, молящегося на коленях. Вдруг я ощутил тайну молитвы».

В 1918–1920 годах – в рядах Добровольческой армии на Юге России.

«Участие мое в Гражданской войне на юге России, – писал он, – было эпизодическим, и я не расцениваю его серьезно. Это было с моей стороны не зрелое дело, а мальчишеское приключение. Мне, очевидно, должен был быть на мгновение показан ад. В те дни немало подлинно героических людей, которым нельзя было стать легальной оппозицией властям в России, со всех концов страны сочились, как русская кровь, на юг и там проливались в землю. Оставшаяся часть их в 1919 и 1920 годах вытекала из России, составив первую эмиграцию. Кроме героев, были, конечно, и просто захваченные общим сумасшествием человекоубийства, перешедшего в братоубийство. Были среди военных и по инерции перешедшие в новую войну. Война стала для них жизнью. После Октября и конца войны с Германией загуляла эта зыбь убийств коллективных и индивидуальных. Шла она в размерах, еще не виданных в русской истории. Война словно мстила людям за то, что они ее, без ее дозволения, закончили».

С 1921 года князь Дмитрий Шаховской жил в Париже. Учился в Школе политических наук. В 1922 году дебютировал как поэт в журнале «Русская Мысль». Издал три поэтических книги: «Стихи» (Париж, 1923), «Песни без слов» (Брюссель, 1924), «Предметы» (Брюссель, 1926). В 1926 году принял монашеский постриг на Афоне с именем Иоанн и поступил в Русскую духовную академию в Париже. В 1932–1945 годах – настоятель Свято-Владимирской церкви в Берлине. Об этих годах своей жизни он писал:

«Время моего пастырского служения в Европе шло среди бурь, охвативших землю... Приблизительно за год до прихода к власти Гитлера, в феврале 1932 года, я был назначен в Свято-Владимирский в Берлине и прибыл туда из Парижа... И с берлинскою моею паствою и собратьями пастырями мне пришлось пережить все, что пережила Германия, от восхождения нацизма до его крушения... В День Всех Святых, в Земле Российской просиявших, Германия, прошедшая в шуме своих побед по Европе, не довершая своей победы на Западе, вдруг – бросилась на Восток, устремившись, словно в какой-то одержимости, к исполнению не человеческого, а апокалиптического дела. Псевдохритианство Европы уже восприняло в огне войны „меру свою»; и теперь эти, обоготворявшие самих себя и надсмеявшиеся над всякой святыней, идеи и силы материализма и тоталитаризма призывались довести друг друга до огненного умаления. Гром грянул как бы внутри самого грома войны. И – началось это взаимное сокрушение двух самых ярких в истории сил антихристианства...«

Благочинному Православных Церквей в Германии архимандриту отцу Иоанну удалось отстоять независимость берлинского прихода от властей Третьего рейха.

»Русские эмигрантские разделения и разномыслия, – вспоминал он, – отошли на второй план, когда Россия хлынула на наши берлинские улицы. Встреча с русскими людьми, привезенными во время войны из России в Германию, стала для нас, эмигрантов, поистине „Пасхой среди лета«. Россия, молящаяся, верующая, добрая, жертвенная Россия – к которой мы двадцать лет так стремились, встречи с которой так ждали – сама пришла к нам. Вдруг великим потоком она заполнила наши беженские храмы... Сколько юношей и девушек, взрослых, младенцев было нами в те дни в Германии исповедано, причащено, крещено, приобщено к Церкви. Какую глубокую веруй благодатную открытость вере мы нашли среди этой молодежи, родившейся после „Октября»! Какие удивительные души мы встретили...»

В 1946 году по приглашению своего духовного сына, авиаконструктора И.И. Сикорского, отец Иоанн переехал в США. С мая 1947 года – епископ Бруклинский, с 1950 года – епископ (с 1961 – архиепископ) Сан-францисский и Западно-Американский. Автор многочисленных богословских трудов, литературоведческих изысканий, среди которых «Пророческий дух русской поэзии» (Берлин, 1938), «Размышления о религиозности Пушкина» (Берлин, 1932, 1938). Поэтические сборники выходили под псевдонимами «А. Иоанн», «Странник». «Собрание избранных трудов» (Т. 1–5. Нью-Йорк; Париж, 1965–1977).

В «Авторских замечаниях» к сборнику «Избранная лирика» (Стокгольм, 1974) он писал:

«Первое мое стихотворение в печати появилось 50 лет назад, в 1922 году, когда мне было двадцать лет в майской книжке журнала „Русская Мысль», выходившего в Болгарии под редакцией П.Б. Струве. Четырехлетний период моей поэтической юности окончился выходом лирического сборника „Предметы» (Брюссель, 1926). После этого я надолго отошел от искусства поэзии, и в сущности, до 1959 года почти не писал стихов. Тот мой стихотворный материал, который создавался с начала 30-х годов, был только моим созерцанием жизни. Оттого я присоединял в эти годы свои стихотворения к религиозно-философским и созерцательным своим книгам „Белое иночество», „Жизнь», „Путь на Север», „Записки о любви к Богу и человеку». Большая часть этого поэтического материала была опубликована в сборнике „Созерцания» (Сан-Франсиско, 1971). Через 33 года после книги „Предметы» я вернулся к литературному поэтическому творчеству. Это было во время моего путешествия по разным странам Америки, Европы и Малой Азии..»

С 1948 года, почти сорок лет, по «Голосу Америки» каждую неделю звучали его «Беседы с русским народом», доходившие в Россию через все «глушители». Эти «Беседы», как отмечали современники, «он считал своим главным служением Господу и помощью русскому народу». Одна из его бесед-проповедей была посвящена поэзии. Иоанн Шаховской говорил:

"Поэт «милостью Божьей» имеет власть превращать воду человеческих слов в вино, а это вино обращать в кровь Слова. Таково высшее назначение поэзии, ее смысл евхаристический. Поэзия есть возвращение человека к началу вещей. Поэзия есть гимнологическое преодоление всех стершихся силлогизмов и словесных обозначений, переставших открывать мир. Поэзия по-новому открывает слова, вскрывает их, встречает их уже в новом мире. Она есть открытие вещей и их сокрытие. Она не может иметь служебных задач, что-то доказывать или провозглашать. В ней является само бытие, которое более ценно, чем все то, что может быть им выражено. Она есть перископ, выдвинутый из этого мира, рентген и радар, лазерный луч, тончайшая и острейшая стрела духа, проходящего через все предметы мира, не убивая их, а оживляя. Проза говорит о бытии. Поэзия это бытие, открывающееся человеку. Когда человек скитается вдали от истины, мир становится для него запыленным и пылеобразным. Мир человека надо постоянно проветривать, иначе в нем можно задохнуться. В нем задыхаются люди. Доставлять чистый воздух горнего мира человеку дано в молитве. И молитва поручает поэзии быть ее помощницей».

Поэзия архиепископа Иоанна (Шаховского) достаточно полно представлена в первой из его книг, вышедших в России, – «Избранное» (Петрозаводск, 1992). С тех пор наиболее издаваемыми оказались его религиозно-философские книги («Апокалипсис мелкого греха» выдержал более десяти изданий), «поэтический материал» еще ждет своего издания...

* * *

Эту смерть, любовь земную эту –

Эти листья, листья снеговые

Твоего непонятого лета...

Освяти и дай свое мне око...

Дай, чтоб мог я тайны вечной имя

На туманном замысле востока

Написать словами золотыми.

* * *

Залито небо красной кровью.

И – всюду пропасти... И всюду есть мосты,

Соединяющие все любовью.

Мы не увидим дома своего,

Не отдохнем ни на мгновенье.

Мы призваны пройти среди всего,

Соединив любовью мир творенья.

Среди людей, средь глада и меча,

Должны пройти мы жизнью верной,

Не опустив усталого плеча,

Неся свой крест любви безмерной...

И только после, в наш последний час,

Когда сойдет благоволенье,

Мы вдруг увидим, что... любили нас.

И вдруг услышим ангельское пенье.

* * *

Не проколышет нива,

Не сшелестит ответная ветла;

Дорога в ночь по-тленному светла,

Снег легких звезд порошит мир лениво...

Перед безмолвьем многих поколений

Стоит земля безмолвно на коленях.

* * *

Благословенней к тайнам путь...

Не тронь весну земли весенней,

Воспоминание забудь.

Сойди в поля к забытым древам,

И пусть твой плач идет туда,

Где томнолиственным напевом

Дрожат лесные города.

* * *

Я за утром... Я внизу,

Где береза, Магдалиною,

Светит каждую слезу.

Четок, чуток день рождающий.

Тень, как мысли; тень чутка...

Ранит запах увядающий

Неувядшего цветка.

Все во всем, как в небе розовом.

Я воскрес – умру опять...

Шелкошелесты березовы

Начинают запевать.

* * *

Шум волны, отпрянувшей назад.

Пощаженный, робкий, сиротливый

Длится день у каменных оград.

Мне ли знать, кто радостно иль злобно

Миру мир внесет на острие?..

Исцели, угодник преподобный,

Безвременное терпение мое.

* * *

Где молитвы разрешены,

Но слова еще не слышны.

Начинаю едва-едва,

Говорю простые слова.

Тишина напрягает лук,

И стрела вылетает вдруг.

* * *

Путь чудес, который дан.

И синеет, словно ладан,

За воротами туман.

Выйти в поле – где же вести?

Где же синяя трава?..

Повторяю с кем-то вместе

Одинокие слова.

Ничего я больше не хочу, –

Только дай мне, Господи, свечу,

Этот малый, тихий огонек,

Чтоб его до смерти я берег.

А когда, средь раннего утра,

Мне в Твой Дом идти придет пора,

В тишине Своей, не пред людьми,

Сам из рук моих свечу возьми.

В небесную не вознесенный твердь,

Но чуть поднявшийся над прахом,

Христову жизнь, Христову смерть

Пою с веселием и страхом!

Земля неплодна и суха,

Но пенье в Божьем винограде:

Страшась поем – из-за греха,

И веселясь – спасенья ради.

Всю душу предать Господу,

В молчании пламенея строгом.

И, идя по полю или по огороду,

Молиться – говорить с Богом.

Любить равно святого и грешного,

Смотреть на людей взором открытым.

Не иметь плача неутешного,

Не иметь трапезы сытой.

О грядущем никогда не ведать,

Смеяться тихо и немного,

Поминать молитвою соседа

За трапезой, в храме, на дорогах.

Ничего не считать неважным,

Всякое сердце стеречь от гнева,

И, бросая слово своего сева,

Затаить дыхание на каждом.

Перед Господом молитвы и пенье

Да будут речью совсем простою.

Лучше с любовию малое моленье,

Чем великое с тяготою.

Труд земной возможен без раздела,

Пусть тогда в нем одном вниманье.

Послушание и земному делу –

Перед Господом послушанье.

Лишь бы сердце о земном не пело,

Но несло бы Богу все мгновенья,

И вокруг него все было бело

От цветов благодаренья.

Молитву, Боже, подай всем людям.

Мы так немудры, а – всех мы судим.

В нас нет молитвы и нет виденья,

Нет удивленья и нет прощенья.

Нас неба мудрость найти не может,

И наша скудость нас мучит, Боже,

Дай из пустыни нам выйти ныне,

Мы алчем, жаждем в своей пустыне.

Мы дышим кровью и рабским потом,

А смерть за каждым, за поворотом.

Любовь и веру подай всем людям,

В нас нету меры, но мы не будем

Ни жизни сором, ни злом столетий –

Прости нас, Боже, Твои мы дети!

Каждый день мы умираем снова,

Через смерть проходит Бытие.

Господи, скажи нам только слово,

Слово вечное Твое.

Ничего не ждем и не умеем

Ждать от жизни в том краю,

Где все горестнее и больнее

Убивать жизнь Твою.

Будет Пасха поздно или рано,

А теперь страдание всего.

Вся земля теперь болит, как рана,

Рана Тела Твоего.

* * *

И хотим того, чего нельзя нам.

И душа идет у нас туманом,

Вера есть, а света нет у нас.

Ночь цветет последними огнями.

Утаясь меж бдением и сном,

Подари нам, Боже, это пламя,

Огненный язык в саду ночном.

Правой рукой крещу левую,

Левой – благословляю правую.

Расцвети земля силой хлебною,

Не отравами, а травами.

Открывайся счастье не мерою,

Вечностью, не забавою, –

Я крещу тебя, счастье, верою,

Левой рукой и правою.

Если ходишь по земным дорогам,

Светлый дух в тебе самом награда.

Не молиться только Богу надо,

Но и жизнью целой петь пред Богом.

Он – Отец. Неси Ему все раны,

Все счастливые свои мгновенья, –

Слезы человечества и пенье

Одинаково Ему желанны.

* * *

Сердце того в раю.

Он жизнь Христовой мерит

Бедную жизнь свою.

Терпка дорога земная,

И нет иного пути,

Как только в двери рая

Сердце свое нести.

* * *

Оставить в каждом доме. Дай, Отец,

Мне эту милость – легкое движенье

Благословляющих Тебя сердец.

Пошли ко всем. Пусть радостен и тих

Останется для всех мой путь далекий,

Путь – пред Тобой, среди людей простых,

Среди незнающих и одиноких.

Мы слышим детский лепет, словно пенье

Тех ангелов, что вдруг, для всей земли,

Сквозь эту ночь и звездное горенье

К пустынным пастухам пришли.

Мы замечаем братское согласье

И ясность кроткую людей простых,

Открытых Небу, ангелам и счастью,

Что родилось в святую ночь для них.

Мы постигаем веру и терпенье

Волхвов, искавших вечной глубины,

И – снова слышим в этом мире пенье,

Которым Небеса полны.

О, Господи, Великий, Безначальный,

Творец всех звезд, былинок и людей,

Ты утешаешь этот мир печальный

Безмерной близостью Своей!

Ты видишь скорбь земли: все наше неуменье

Тебя искать, любить, принять, найти;

И оставляешь Ты средь мира это пенье,

Как исполненье всякого пути.

Горит Твоя звезда – святая человечность,

И мир идет к своей любви большой;

И если кто ее увидел, значит вечность

Остановилась над его душой.

И глубину и высоту

Я все Тебе даю,

И ту последнюю версту

В моем земном краю,

Когда уже не надо мне

Стихов и слов моих,

Когда на медленном огне

Горит и этот стих.

(Афоризмы)

* * *

История – таинственнейшее единение Божьей воли и свободы человеческой. Программируется будущее настоящим.

* * *

Атеистом человек может быть только до своей смерти. После – все будут верующими. Но выбрать то, что будет после, надо сейчас, и как можно скорее.

* * *

Бог хочет от нас божественного.

* * *

Главный грех евреев в том, что они подражают плохим христианам, сбрасывая с себя вину пред Христом.

* * *

Да не будет в тебе ни песчинки пустомельства о Боге. Слово о Нем прополаскивай в девяти ангельских водах.

* * *

Вера – это «страх на всякой душе» (Деян. 2:43). «Хождение на цыпочках».

* * *

Амеба прекрасна в воде. Но выньте ее, и она станет жалким сморщенным платочком. Так и апостольских век. Историки Церкви все изучают его, вынимая из океана Божественного.

* * *

«Все общее» было у христиан I века (Деян. 2:44; 4:32). Цельность, близость общая к Богу. Оттого «были вместе, имели все общее, продавая свои имения, разделяли по нужде каждого». Можно ли Богу отдать меньше, чем все? Нет.

* * *

Моисей, сойдя с Синая, был так потрясен плясанием евреев вокруг демонического Тельца, что, в святом гневе, бросил Божьи Скрижали Завета и разбил их. Вот, уже тысячелетия, эти осколки разносятся ветром по миру, а Телец все стоит, и человечество пляшет пред ним.

* * *

Ложных пророков трудно изучать (как фальшивую музыку). Самый процесс нестерпим.

* * *

Поэзия – это не те стихи, которые мы пишем (она лучше).

* * *

У каждого из нас особая азбука духа. В молитвах церковных сконцентрированы лучшие слова. Но не всегда надо прикручивать свою волю к словам других. Корабль у пристани–тоже корабль, но выйдя в море, он еще более корабль.

* * *

Грех манит тем, что он «похож на свободу»; он «вроде благодати».

Мнимая свобода, неверная радость, ложный простор. Человек обманывает себя. Это и есть грех.

* * *

У поэта истинного только две возможности: быть пророком или – лжепророком.

* * *

Есть дома «предварительного заключения». Земля – дом предварительного оправдания.

* * *

Молитвенно соприсутствовать возникающему пред тобой человеку – один из видов любви к Богу.

* * *

Поучения Господа – шепот Младенца, еле уловимый. Господь – единственный Младенец, Который не кричит, а шепчет. Шепотом Его полны небо и земля.

* * *

Земля в солнечном дыму от любви Господней.