Евгений Вадимов

Вадимов Евгений (Лисовский Юрий Ипполитович. 1879–1944) – поэт, прозаик. Детство прошло в Муроме. Семь лет учился в Петербургском кадетском корпусе, два года – в Николаевском кавалерийском училище, о чем позднее расскажет в мемуарных очерках «Корнеты и звери» (Белград, 1929). Дебютировал в печати со стихами в 1910 году. Участник Первой мировой войны. В 1916 году направлен военным прокурором во Францию в штаб генерала Н.А. Лохвицкого (брата Мирры Лохвицкой и Надежды Тэффи), участника Русско-японской войны, Первой мировой, Белого движения. В 1920-е совершил морское путешествие в Сингапур и Бомбей. Вернувшись в Европу, жил в Белграде, где вышли его первые поэтические сборники «К Единому» (1929), «Где-то» (1930), затем перебрался в Париж и в 1930 году был отмечен 1-й премией на Парижском конкурсе русских поэтов. В Париже вышла книга «Стихи» (1931). Работал ночным сторожем. Дальнейшие годы его жизни и творчества связаны с Волынью. В 1935 году парижская газета «Сегодня» (№ 163,14 июня) опубликовала заметку своего варшавского корреспондента:

«Исполнилось 25 лет литературной деятельности пользующегося большой популярностью среди читателей Польши поэта, беллетриста и военного писателя Евгения Вадимова... У него есть много переводов из поэтов балканских славян, за последние два года появилось несколько его стихотворных переводов с польского. Его –образный, почти всегда нежный, лишь иногда – стальной, его поэтическая стихия – романтика, порою выливающаяся в балладную форму. Теперь он живет в Польше. Возможности печататься ограничены, но имя его постоянно встречается то в одном, то в другом русском издании Варшавы. Охотно печатают его и военные органы Парижа. Несмотря на тяжелые условия жизни, на постоянную борьбу за существование, он, после „ночной службы« во французской столице, всецело отдался литературной работе, чувствуя себя „только писателем» и довольствуясь скромным куском хлеба, который он сможет заработать тем, что ему дороже всего».

В 1937 году Русское благотворительное общество в Польше издало его поэтический сборник «„Русская культура» и другие избранные стихотворения. 1932–1936». Стихотворение из этого сборника «Русская культура» относится к числу программных не только Евгения Вадимова, но и всей русской эмиграции:

Русская культура – это наша детская

С трепетной лампадой, с мамой дорогой.

Русская культура – это молодецкая

Тройка с колокольчиком, с расписной дугой!..

Русская культура – это сказки нянины –

Песни колыбельные, грустные до слез –

Русская культура – это разрумяненный

В рукавицах-варежках дедушка-мороз...

Русская культура – это дали Невского

В серо-белом сумраке северных ночей –

Это – радость Пушкина, горечь Достоевского

И стихов Жуковского радостный ручей.

Русская культура – это вязь кириллицы

На заздравной чарочке яровских цыган –

Жемчуг на кокошнике у простой кормилицы,

При чеканном поясе – кучерский кафтан...

Русская культура – это кисть Маковского,

Мрамор Антокольского, Лермонтов и Даль –

Терема и церковки, звон Кремля Московского,

Музыки Чайковского сладкая печаль.

Русская культура – это то, чем славится

Со времен Владимира наш народ большой:

Это наша женщина, русская красавица –

Это наша девушка с чистою душой!..

Русская культура – это жизнь убогая

С вечными надеждами, с замками во сне –

Русская куль-тура – это очень многое,

Что не обретается ни в одной стране.

Но это стихотворение, как и юбилейная статья, не дают представления о самом главном в поэзии Евгения Вадимова – ее глубокой религиозности. Вадимов-Лисовский – один из самых молитвенных поэтов Русского зарубежья.

В биографических справках обычно указывается, что Вадимов-Лисовский погиб в 1944 году во время варшавского восстания. Но есть и другая версия. Поэт Е. Сеницкий, хорошо знавший его в Волыни, сообщил в письме Вадиму Крейду: «..Во время войны связь с ним прервалась. И только после ее окончания я случайно узнал, что сразу же после занятия города Лодзи, где Евг. Вадимов обрел очередной временный приют в „Русском доме», он был арестован специальными частями, вылавливавших всяких „врагов народа». С тех пор он как в воду канул».

Мы тайно с вами. Мы все – незримы –

Мы образуем безплодный Круг –

Мы все – из песен. Мы – Херувимы

Без тел, без крови, без ног и рук...

Их Трое в Небе – но во Едином

Слиянных вечной, живой мечтой:

Творец Вселенной с Предвечным Сыном,

С предвечным Словом – и Дух Святой.

Мы все – из песен. Мы – в кольцах дыма –

Мы – звуки Неба. Мы – голоса –

Пространств безбрежных. И вас незримо,

Мы поднимаем на небеса.

Мы все – из крыльев. Мы все – из песен –

Мы – в фимиаме. Мы – свет и звук.

Мы – Херувимы. Наш слет – чудесен

И полон тайны наш тайный круг...

3 октября 1918,

Монаст. Се. Наума-Охридского

Сербскому поэту Ивану С. Шайковичу

...Сегодня с нами служат Силы

Непостижимые Небес –

Я помню Храм – далекий милый

И тихий дол, и синий лес...

Сегодня с нами Дух Незримый

И Пастырь Добрый грешных стад –

Взгляни, как реют Херувимы

Вокруг мерцающих лампад...

Взгляни, как вьется чистый ладан –

Сегодня – Жертвы тайный Час

И жертвы тайной Смысл разгадан,

Смысл Жертвы, распятой за нас!

Спаси нас, Жертва, от отравы

Греха и злобы! В Твой алтарь

Сегодня входит полный Славы

Непобедимый, Вечный Царь!

Молчат долины, молчат дубравы

В вечерней неге, в ночной тиши.

О Свете Тихий, Святая Славы,

Услышь моленье больной души...

Звон заунывный за далью синей

Мечту уносит в далекий скит,

Под лунным светом сверкает иней,

Спит над водою семья ракит...

Ты, Свет Предвечный – источник жизни –

Ты создал небо Своей рукой –

Верни же снова моей отчизне

Ненарушимый, святой покой...

Молчат долины, молчат дубравы...

В душе скорбящей я Крест таю,

Верни нас к свету, о Свете правый,

Спаси отчизну, Господь, мою...

1920,

Париж

* * *

Книга вещая Судьбы –

Все непрочно, все превратно,

Все мы – Божие рабы...

Знает только Он, Надвечный –

Для чего живет злодей –

И нежданно, скоротечно –

Гибнет лучший из людей.

Мы – песок в просторах поля –

Мы – ничто и ничего –

Бог – да. Да будет воля

Непреклонная Его.

На аспида и василиска наступивши и попереши льва и змия...

Псалом Давида

Иди без страха. Помни строго,

Что есть Всевышний над тобой,

Верь всей душою в силу Бога

Творца Вселенной Голубой...

И сила Божья, сила Чуда –

Среди мирских, земных невзгод –

Средь бед и Зла – всегда и всюду –

И победит, и проведет...

Из тьмы ночной – тебе навстречу

Взлетят нежданно тучи стрел.

Не бойся их. Бросайся в сечу,

Творцу известен твой удел!

В минуты яростного боя

Слагай хвалебный гимн Ему –

И волей Божьей – сгинет злое

Одна рука – рассеет тьму!

Держи копье – и пой молитву,

С ней на устах – взметни свой диск,

Безстрашен с Богом ужас битвы,

Безвреден змей и василиск!

Душою всей Творца лелея,

Твердя покорные слова,

Ты без труда раздавишь змея

И победишь степного льва!..

Возьму крылья мои рано – и вселюся в последних моря

и там рука Твоя наставит мя...

Куда я скроюсь? Неустанно

За мной следит Твой Светлый взор

С луны, со звезд из мглы туманной,

С вершин далеких, снежных гор...

И там, в морозных высях горных,

И здесь душистою весной,

И под землей, и в ямах черных

Творец и Бог – везде со мной!..

Я сделал крылья. Стал, как птица,

Влетел в лазурь... пропала мгла –

Я был над бездной – но десница

Меня Твоя везде вела...

Мы прошли подневольно унылые дали –

Через реки, равнины и горы прошли –

И мы лагерем стали в безысходной печали

На реках Вавилонских средь чуждой земли...

Мы – сидели в тоске у прибрежного склона –

Наш рассеянный лагерь был скорбен и тих

Наши арфы остались на склонах Сиона –

Мы молчали и песен не пели своих...

«Пойте! Пойте, в весельи, Сионские песни!»

Восклицали с усмешкой пленившие нас –

«Дайте песен! Мы знаем, что нет их чудесней».

Но не спели мы песен в пленения час...

Мы молчали, в слезах... Мы с тоской вспоминали

Наш Сион, нашу даль, нашу честь и страну –

Разве в силах я петь в безысходной печали –

Песнь Господню, в изгнаньи, в суровом плену?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И все мысли, все души скорбевшие слали

Мы туда, где за далью скрывался Сион... –

На реках Вавилонских, в слезах и печали

Мы сидели, усеяв темнеющий склон...

(Вольное переложение с польского)

Светлейшая из Зорь, не знающая тени

Владычица Небес и суетной земли,

Вся – свет и вся – любовь! Покорные колени

Склоняют пред Тобой Цари и Короли!..

Над бездною миров, на лучезарном троне,

С Тобой – Всесильный Сын и Бог Отец сидят –

Над ликом девственным в святой Твоей Короне–

Из звезд двенадцати сверкает дивный ряд...

С великой верою, в грехах, в слезах, в страданьи,

Идет к Тебе с мольбой несчастный, скорбный люд...

Услышь, Владычица! Услышь его стенанье –

Смири Господень гнев... Дай людям мир и труд...

И раньше знали мы несчастия и беды,

И грозных, жарких войн кровавые года –

Но Ты – внимала нам – и отступали шведы,

Оставила наш край турецкая орда...

Светлейшая из Зорь! Склонив свои колена,

Мы снова молимся – услышь своих детей,

Избавь наш милый край от горя, зла и плена –

И всех непрошеных хозяев и гостей...

Услышь нас, Кроткая – и материнским словом

Прости нам наше зло, и Божий гнев откинь –

Укрой своих детей под царственным покровом,

Светлейшая из Зорь и Мать Любви... Аминь...

17 ноября 1927, Прушков под Варшавой

...И показал мне ангел чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца...

Откровение Св. Иоанна, 22.1.

Есть море и волны... Есть – гордый простор,

Есть храм лучезарный – Святая София –

Есть город, влюбленный ласкающий взор –

Есть край несравненный – моя Византия!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я верю в Единого Бога-Отца,

Что держит во власти и Небо, и Землю –

Я верю, что все началось от Творца –

И данное Богом с хвалою приемлю...

И в Сына Его, Иисуса Христа –

Я верю спокойно, обдуманно, строго –

Я верю, что Тот, Кто дошел до Креста –

Был Сыном Единым Предвечного Бога...

Верь, друг мой, в великое дело любви –

И Бога напрасно сомненьем не гневай...

Я верю – как верили предки мои –

Что Бог наш рожден был Пречистою Девой...

Я верю, что Светом рожден был Христос,

Что Сам Он был Светом – равны Они Оба –

Что Он, при Понтийском Пилате, понес

Распятие, умер и вышел из гроба...

И верю я в то, что Спаситель взошел

На небо, окончив дорогу земную,

Туда, где Всевышнего блещет Престол,

И сел, Равносильный, Отцу одесную...

Я верю: настанет неведомый Год,

Из тех, что безсменно текут друг за другом,

И Он, наш Спаситель, во славе придет –

И каждого будет судить по заслугам...

И верю я в то, что Живительный Дух,

Витает над нами, Святой и Незримый,

Идет от Отца – и что славя Их двух,

И Духа Святаго все славить должны мы...

И Царство Небес без границ, без конца –

Страшусь всей душой ощутить я потерю,

И в Церковь единую Бога Творца

Для всех и повсюду я искренне верю...

Я верю: водою смывается грех

При тайне крещенья с души человека

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И чаю из мертвых восстания всех –

Для жизни грядущей нездешнего века...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Есть море и волны... Есть – гордый простор,

Есть храм лучезарный – Святая София –

Есть город – влюбленный ласкающий взор –

Есть край несравненный – моя Византия...

1928

Белград– Топчидер

Черный занавес опущен на былое –

За стеной – сурово и темно.

Все ушло – хорошее и злое –

Почему? Не все ль тебе равно?

Черный занавес закрыл цветы и счастье,

Искры, солнце, бури и покой,

Впереди – невзгода и ненастье

И судьба с корявою клюкой...

Впереди – незримая дорога

Неизвестна, торна и узка –

Но ведет нас бдительно и строго

Неотступная и верная рука...

Черный занавес сокрыл земное счастье:

Но не жди угаснувшей зари –

И за терния, невзгоды и ненастья

В тьме ночной Творца благодари.

Сентябрь, 1928

Под ковром цветистым поле кроется –

В тихих рощах – дремлющая тень –

Вся в цветах и листьях наша Троица,

Государыня далеких деревень!

Чашей светлою, прекрасной и высокою

Стал над церковью Господень небосвод –

Камни плит засыпаны осокою,

Принесенной с млеющих болот...

Славьте Троицу восторженною песнею

По долинам, рощам и холмам –

Храм – весь мир – и нет его чудеснее

Храм – весь мир – один приход и храм.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Где-то – шествуют калики перехожие –

Все идут, идут они вперед –

Да святится в Славе Имя Божие

В Красоте, в высотах всех высот!

В Красоте надвечной Дух покоится –

В тихих рощах – дремлющая тень...

Вся в цветах и листьях наша Троица –

Государыня далеких деревень!..

30 мая 1929

Поэтессе Екатерине Михайловне Журавской

В белом, чарующем плене

Вешнего цвета каштаны...

Стелятся сизые тени –

И голубые туманы...

Крылышком сбросила птица

Снег лепесткового цвета –

Дышится... Видится... Снится...

Чуется сердцу поэта!..

Слышится яблонь молитва,

Слышится ирмос вишневый –

Слышится – «Кончена битва!»

Слышится – «Радуйся снова!»

Радуйся – празднику Света!

Радуйся – празднику Мая!

Радуйся – сердце поэта!

Радуйся – даль голубая!

Кладбища дальнего тени –

Стали темней и печальней –

Стал на алтарных ступенях

Инок в обители дальней...

Стал на алтарных ступенях,

Тихо молитву слагая –

Всюду – дыханье сирени –

Всюду – от края до края!

Всюду – от края до края –

Слава Единому Богу...

К Богу я верную знаю

И голубую дорогу...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вьются седые туманы,

Стелятся тихие тени,

Дремлют красавцы каштаны

В белом, чарующем плене...

Сегодня был мороз... Все гибнет и желтеет,

Последнюю листву убила эта ночь –

Нависли облака... Нахмурились аллеи –

И вьется желтый лист... Нельзя ничем помочь...

На склонах чуждых гор намок печальный терний

И злая наморозь слепит потухший глаз –

Я чую Твой приход, мой Тихий Свет вечерний

На запад солнечный пришедший в жуткий час...

Несется желтый лист без смысла и без цели –

Безсильно падая на мокрую траву –

Услышу ли я вновь весенние свирели –

Увижу ль снова май, пришедший наяву?..

Дождусь ли я опять июльского рассвета

И милых летних зорь, сверкающих вдали

Или последнее отсчитанное лето

Я получил уже от маленькой земли?

11 ноября 1929

В тот век, когда орда Батыя

Дошла до Киевских твердынь –

Ушли подвижники святые –

На отдаленную Волынь...

И там, верны отцовской вере,

Вдали от вражеских очей

Зажгли они в глухой пещере

Неугасимый ряд свечей....

И стали теплиться их свечи

Часы, недели и года –

И их молитвенные речи

Не умолкали никогда...

И чудо! Искрясь и блистая –

Над их пещерой, в свете дня

Явилась Дева Пресвятая –

В столбе небеснаго огня!..

И там – навек запечатленный

– Стопой Заступницы от бед –

Струится стал родник священный

Давая грешным жизнь и свет...

Иди же, путник, с чистой верой

На те места, к тому ключу,

Где над Почаевской пещерой –

Сам Бог зажег свою свечу!

Склонись и ты с немой мольбою

Смирись душой, потупя взор –

И верь – блеснет и над тобою

Нерукотворный омофор!..

(1930-е)