Василии Петров

Петров Василий Петрович (1736–1799) – поэт, переводчик. Главным трудом всей литературной жизни сына московского священника Василия Петрова был перевод «Энеиды» Вергилия, имевший не меньшее значение, чем знаменитые переводы, появившиеся через полвека, уже в пушкинские времена, – «Илиада» Николая Гнедича, «Освобожденный Иерусалим» Семена Раича, а в 1850 году – «Одиссея» Жуковского. Но имя Василия Петрова «обессмертил» не столько сам перевод, сколько два отзыва о нем. «...Среди наших молодых авторов невозможно пройти молчанием имя В.П. Петрова, библиотекаря собственной библиотеки императрицы. Сила поэзии этого молодого автора уже приближается к силе Ломоносова, и у него более гармонии; стиль его прозы исполнен красноречия и приятности; не говоря о других его сочинениях, следует отметить его перевод в стихах «Энеиды», первая песнь которой вышла недавно; этот перевод его обезсмертит». Так напишет о нем в 1770 году, о библиотекаре императрицы, не кто-нибудь, а сама императрица Екатерина II, что конечно же не могло не отразиться на его придворной карьере. Уже вскоре Василий Петров войдет в число одописцев и доверенных лиц как самой императрицы, так и всесильного Григория Потемкина. Но в литературе все произошло с точностью до «наоборот». В «Путешествии из Петербурга в Москву» Радищев назовет его перевод «древним треухом, надетым на Вергилия ломоносовским покроем». Появятся пародии Сумарокова, Василия Майкова.

Уже первая ода Петрова «На величественный карусель», изданная в 1766 году и отмеченная щедрым подарком императрицы – золотой табакеркой с 200 червонцами, была встречена Сумароковым пародийным «Дифирамбом Пегасу»:

Мой дух, коль хочешь бытии славен,

Остави прежний низкий стих!

Он был естествен, прост и плавен,

Но хладен, сух, безсилен, тих!

Гремите, музы, сладко, красно,

Великолепно, велегласно!

Стремись, Пегас, под небеса,

Дави эфирными брегами

И бурными попри ногами

Моря, и горы, и леса!..

Сумароков имитировал одический стиль Василия Петрова, как это он делал в своих предыдущих «Одах вздорных», пародируя одическую поэзию Ломоносова. После смерти Ломоносова он продолжал спор с его учениками, среди которых неожиданно выделился никому неведомый священник Петров.

Но самый чувствительный удар нанесет Новиков. В «Опыте исторического словаря о российских писателях», вышедшем в 1772 году, он напишет о Петрове, имея в виду все тот же отзыв императрицы: «Вообще о сочинениях его сказать можно, что он напрягается идти по следам российского лирика; и хотя некоторые и называют уже его вторым Ломоносовым, но для сего сравнения надлежит ожидать важного какого-нибудь сочинения и после того заключительно сказать, будет ли он второй Ломоносов или останется только Петровым и будет иметь честь слыть подражателем Ломоносова». Надо отдать должное Петрову: он с честью выдержал эти «удары». Ответив критикам «не завидуйте моему счастию», он продолжал переводить Вергилия еще пятнадцать лет. Одно из несомненных достоинств его «Энеиды» состояло в том, что он переводил с латинского языка, который знал благодаря духовному образованию, полученному в Московской славяно-греко-латинской академии. Он закончил Академию в 1760 году и до 1767 года вел в ней курс поэзии, считавшийся одним из основных в образовании русского духовенства. Среди одописцев он тоже выделялся своим особым языком, в котором сказывалось его знание древнерусской поэтики. Вот, к примеру, как начинается его ода «На войну с турками»:

Султан ярится! Ада дщери,

В нем фурии раздули гнев.

Дубравные завыли звери,

И волк и пес разинул зев;

И криками нощные враны

Предвозвещая кровь и раны,

Все полнят ужасом места...

И над сералию комета

Беды на часть полночну света

Трясет со пламенна хвоста!

Перевод «Энеиды» Вергилия получил высокую оценку не только императрицы, но и президента Российской академии наук, отмечавшего в 1779 году в «Академических Известиях»: «В других отраслях стихотворства в буколическом, в нравоучительном, имеет язык наш примеры, кои направить могут вкус молодых писателей. К сему присовокупить должно превосходный перевод господином советником Петровым на язык наш «Енеиды». Автор нашел в нем страшного соперника, и красоты сего избраннейшего римского стихотворца сделались нашим стяжанием посредством прекрасного сего преложения».

После смерти Екатерины II Василий Петров напишет оду «Плач и утешение России», в которой попытается восславить нового царя благословением Всевышнего:

«Примером, Павел, ты царям земным свети,

В объятиях Павловых, Россия, ты цвети».

То рек, и эмпирей опять сомкнул, составил,

Но, благодати знак, при Павле луч оставил,

Небесный луч, всех почестей венец,

Россиян честь и утешенье их сердец.

Но его опала была предрешена. «Его величество, сказывают, стихов читать не изволит», – с горечью отметит он, не теряя надежды на личную встречу. «Может быть, – писал он жене, – я в пользу свою растворю императора, сподобясь его увидеть: не лучше ли подействует Цицероновщина, когда не помчит Вергилиевщина, ведь муженек твой удал и на то. Кабы мне волю дали, я б, кажется, смог прослыть царским витием, так как я некогда слывал карманным Екатерининским стихотворцем».

Ни Цицероном, ни царским витием он не стал: Павел I удалил от двора почти всех «карманных» стихотворцев своей матери, ставив только одного «не карманного» – слепца Николая Николева. Василию Петрову не суждено было увидеть трагическую развязку нового царствования, он умер, так и не сподобившись увидеть нового самодержца, дни которого тоже были сочтены.

Пройдет полвека, и Вильгельм Кюхельбекер в своей программной статье «О направлении нашей поэзии...» (1824) вновь поставит имя Василия Петрова рядом с Ломоносовым, даже Державин в его перечислении будет назван третьим...

Поэтическим дебютом Василия Петрова считается «Ода на великолепный карусель», вышедшая в Петербурге отдельным изданием в 1766 году, но его переложение 85 псалма было впервые опубликовано в 1764 году в декабрьском номере московского журнала «Доброе намерение» за подписью «Московской Академии Священник Василий Петров» и в том же номере – стихотворение «Описание ненастья», судя по всему, не единственные в эти годы. Так что начинал священник Василий Петров не как одописец, а как псалмописец.

Преложение псалма 85

К Тебе, о Боже! простираю

Мой глас, теперь его воньми,

На всякой час усугубляю,

Ко мне Ты ухо преклони.

От бед меня всех Ты избави,

Господь Един и всех Творец,

Смиренного раба прослави,

Сирот обидимых Отец.

Я нищ, убог, весьма безсилен,

Без помощи Твоей святой;

Тогда бываю изобилен,

Когда во всех путях с Тобой.

Я знаю, нет Тебе подобна,

Ниже в морях, ни на земли,

Но сохрани мя преподобна,

Моление мое внемли.

Ты всею тварью управляешь,

Един во всех имеешь власть,

Сердечны тайны всех Ты знаешь,

Ты зришь теперь мою напасть.

На мя преступницы восстали

Твоих велениев святых,

Совсем бы в прах мя разорвали,

Похитивши из рук Твоих.

Но крепкая Ты мне отрада,

От всех борющихся со мной,

Возводишь душу Ты от ада,

Вселишь ю в вечный Сам покой.

Враги, то видев, постыдятся,

И посрамятся купно ввек;

В студ, срам, прах все обратятся,

Узнают, что есть человек.

<1764>