Вопрос 154. О частях похоти

Теперь мы должны рассмотреть части похоти, под каковым заглавием наличествует двенадцать пунктов:

1) из каких частей состоит похоть;

2) является ли простой блуд смертным грехом;

3) является ли он наибольшим грехом;

4) наличествует ли смертный грех в прикосновениях, поцелуях и прочих соблазнах;

5) является ли ночное осквернение смертным грехом;

6) о совращении;

7) о насилии;

8) о прелюбодеянии;

9) о кровосмешении;

10) о кощунстве;

11) о противоестественном грехе;

12) о порядке тяжести вышеупомянутых грехов.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что шесть видов похоти, а именно «простой блуд, прелюбодеяние, кровосмешение, совращение, насилие и противоестественный порок», определены неправильно. В самом деле, различие материи не привносит различия в вид. Но вышеприведённое различение проведено со стороны материального аспекта, согласно которому жена, с которой общается муж, является замужней, девицей или находится в каком-то ином состоянии. Однако виды похоти здесь установлены именно так.

Возражение 2. Далее, похоже, что вид одного порока не может различаться посредством того, что принадлежит другому пороку. Но прелюбодеяние отличается от простого блуда только тем, что муж вступает в общение с собственностью другого, то есть поступает неправосудно. Следовательно, похоже, что прелюбодеяние не до́лжно считать видом похоти.

Возражение 3. Далее, подобно тому, как муж может подчас иметь общение с женой, связанной с другим мужем супружеским обязательством, точно так же он может подчас иметь общение с женой, связанной с Богом обетом. Следовательно, видом похоти надлежит считать не только прелюбодеяние, но и кощунство.

Возражение 4. Далее, женатый муж грешит не только тогда, когда общается с другой женой, но и когда неупорядоченно общается с собственной. Но последний грех является похотью. Следовательно, его до́лжно считать одним из её видов.

Возражение 5. Далее, апостол говорит: «Чтобы опять, когда приду, не уничижил меня у вас Бог мой и чтобы не оплакивать мне многих, которые согрешили прежде и не покаялись в нечистоте, блудодеянии и непотребстве, какое делали» (2Кор. 12:21). Следовательно, похоже, что помимо блудодеяния видами похоти также до́лжно считать нечистоту и непотребство.

Возражение 6. Кроме того, различаемая вещь не может являться одной из своих частей. Но похоть перечислена наряду с вышеприведёнными, в связи с чем читаем: «Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, нечистота, похоть»⁴⁰⁵ (Гал. 5:19). Следовательно, похоже, что прелюбодеяние не является видом похоти.

Этому противоречит следующее: вышеупомянутое различение приведено в «Декреталиях».

Отвечаю: как уже было сказано (153, 3), грех похоти состоит в том, что стремление к половым утехам не сообразуется с правым разумом, и это может происходить двояко. Во-первых, в отношении материи, в которой ищется это удовольствие; во- вторых, когда при надлежащей материи не учитываются другие должные обстоятельства. Но поскольку обстоятельство как таковое не привносит видового различия в нравственный акт, который получает свой вид от своего объекта, являющегося также и его материей, из этого следует, что вид похоти устанавливается со стороны материи, или объекта.

Затем, эта материя может быть противной правому разуму двояко. Во-первых, потому, что она не сообразована с целью полового акта. Так, если она препятствует зачатию ребёнка, то имеет место «противоестественный порок», который связан с любым половым актом, следствием которого не может явиться зачатие, а если она препятствует должному воспитанию и развитию родившегося ребёнка, то имеет место «простой блуд», являющийся соитием неженатого мужа и незамужней жены. Во-вторых, материя, в которой происходит половой акт, может быть противной правому разуму в отношении других людей, и так может происходить двояко. Во-первых, в отношении жены, с которой соединяется муж, если ей не воздаётся надлежащее почитание, и тогда имеет место «кровосмешение», которое заключается в недолжной связи с женой, с которой состоят в кровном родстве или свойстве. Во-вторых, в отношении того, кому подчинена жена; при этом если она подчинена мужу, то имеет место «прелюбодеяние», а если она подчинена отцу, то при отсутствии насилия имеет место «совращение», а при его наличии – «насилие».

Эти виды в большей степени различаются со стороны жены, а не мужа, потому, что при половом акте жена пассивна и считается материей, тогда как муж – действователем, а наше различение, как уже было сказано, проводится с точки зрения различия материи.

Ответ на возражение 1. Вышеприведённое различие материи связано с формальным различием объекта, каковое различие, как было показано выше, возникает из различия модусов противоположения правому разуму.

Ответ на возражение 2. Как уже было сказано (ΙΙ–Ι, 18, 7), ничто не препятствует тому, чтобы в одном акте обнаруживались изъяны различных пороков, и именно так прелюбодеяние связано как с похотью, так и с неправосудностью. При этом изъян неправосудности нельзя полагать в целом акцидентным похоти, поскольку если похоть подчиняется вожделению настолько, что это приводит к неправосудности, то это [обстоятельство] отягчает [грех].

Ответ на возражение 3. Коль скоро жена, давая обет воздержания, вступает в духовное супружество с Богом, кощунство, связанное с осквернением такой жены, является духовным прелюбодеянием. И точно так же другие связанные с похотью виды кощунства могут быть сведены к другим видам похоти.

Ответ на возражение 4. Согрешение мужа со своей женой связано не с недолжной материей, а с другими обстоятельствами, которые, как мы уже показали (ΙΙ–Ι, 18, 2), не привносят видового различия в нравственный акт.

Ответ на возражение 5. Как говорит глосса на приведённые слова, «нечистота» означает противоестественную похоть, а «непотребство» – соблазнение мальчиков, которое, похоже, является совращением. А ещё можно ответить, что «непотребство» сказывается о некоторых сопутствующих половому акту действиях, например поцелуях, прикосновениях и тому подобном.

Ответ на возражение 6. Как говорит глосса на приведённые слова, в данном случае «похоть» означает любой вид избыточности.

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что простой блуд не является смертным грехом. В самом деле, входящее в общее перечисление, похоже, равноценно. Но блуд перечислен наряду с тем, что не является смертным грехом, о чём читаем: «Воздерживаться от идоложертвенного, и крови, и удавленины, и блуда» (Деян. 15:29). В самом деле, в соблюдении подобных обычаев нет никакого смертного греха, согласно сказанному [в Писании]: «Ничто – не предосудительно, если принимается с благодарением» (1Тим. 4:4). Следовательно, блуд не является смертным грехом.

Возражение 2. Далее, смертный грех не может быть предметом божественной заповеди. Но Господь предписал: «Иди, возьми себе жену блудницу и детей блуда» (Ос. 1:2). Следовательно, блуд не является смертным грехом.

Возражение 3. Далее, Священное Писание никогда не говорит о смертном грехе без того, чтобы не осудить его. Однако Священное Писание упоминает простой блуд в связи с патриархами без осуждения. Так, мы читаем о том, что Авраам вошёл к служанке Агари (Быт. 16:4); и ещё, что Иаков вошёл к служанкам своих жён Валле и Зельфе (Быт. 30:5–9); и ещё, что Иуда вошёл к Фамари, думая, что она блудница (Быт. 38:18). Следовательно, простой блуд не является смертным грехом.

Возражение 4. Далее, любой смертный грех противен любви к горнему. Но простой блуд не противен горней любви ни со стороны любви к Богу, поскольку он не является грехом, направленным против Бога, ни со стороны любви к ближнему, поскольку никому не причиняет вреда. Следовательно, простой блуд не является смертным грехом.

Возражение 5. Далее, следствием любого смертного греха являются вечные муки. Но простой блуд не обусловливает подобного следствия. Так, глосса Амвросия на слова [Писания]: «Благочестие – на всё полезно» (1Тим. 4:8), говорит: «Всякий христианин должен упражняться в любви и благочестии, ибо если тот, кто сообразуется с ними, уступит непостоянству плоти, то хотя он и будет, несомненно, наказан, но всё же избежит погибели». Следовательно, простой блуд не является смертным грехом.

Возражение 6. Кроме того, Августин говорит, что «пища необходима для благополучия человека, а половое общение – для благоденствия человечества». Но неупорядоченное питание не всегда является смертным грехом. Следовательно, не всегда является им и неупорядоченное половое общение, и это, похоже, в первую очередь относится к простому блуду, который из всех вышеприведённых видов [похоти] представляется наименее тяжким.

Этому противоречат следующие слова [Писания]: «Берегись... всякого вида распутства... и не ищи никого помимо жены твоей, чтобы не погибнуть...»⁴⁰⁶ (Тов. 4:12–13). Но погибель означает смертный грех. Следовательно, блуд и любое общение с кем-либо помимо жены является смертным грехом.

Далее, человек может лишиться права на царствие Божие только по причине смертного греха. Но блуд лишает этого права, как это явствует из слов апостола, который, упомянув блуд и некоторые другие пороки, добавляет: «Поступающие так царствия Божия не наследуют» (Гал. 5:21). Следовательно, простой блуд является смертным грехом.

Далее, в «Декреталиях» сказано: «Да будет известно, что на лжесвидетельствующих о прелюбодеянии, блуде, преднамеренном убийстве и прочих преступлениях налагается равная епитимия». Следовательно, простой блуд является преступлением и смертным грехом.

Отвечаю: нам, несомненно, надлежит считать простой блуд смертным грехом, несмотря на то, что глосса на слова Писания (Вт. 23:17) говорит: «Сие есть запрет на посещение блудниц, чья мерзость простительна», поскольку в ней [ошибочно] употреблено [слово] «простительное» вместо [слова] «продажное», каковым является распутное ремесло. Это станет очевидным, если вспомнить, что всякий совершенный против человеческой жизни грех является смертным. Затем, простой блуд подразумевает неупорядоченность, которая способна причинить ущерб порождённой этим союзом жизни. В самом деле, мы видим, что животные, потомство которых нуждается в заботе со стороны обоих родителей, соединяются друг с другом не беспорядочно, но конкретный самец – с конкретной одной или несколькими самками, как это имеет место у птиц. С другой стороны, те животные, для воспитания потомства которых достаточно одной только самки, соединяются беспорядочно, как это имеет место в случае собак и других подобных животных. Далее, очевидно, что для воспитания человеческого ребёнка требуется не только забота матери о его пропитании, но ещё больше – забота отца, руководящего и попечительствующего о том, чтобы он преуспевал в достижении внешних и внутренних благ. Поэтому человеческой природе противен неопределённый половой союз; ей нужно, чтобы муж соединялся с конкретной женой и пребывал с нею долгое время или даже всю свою жизнь. Вследствие этого у мужа, на котором лежит ответственность за воспитание ребёнка, возникает естественная потребность быть уверенным в том, что потомство его, каковая уверенность при неопределённом половом союзе невозможна.

Это соединение с конкретной женой называется супружеством, и оно в силу вышеприведённых причин считается принадлежащим естественному закону. Однако коль скоро половой союз направлен на общее благо всего человечества, а общие блага, как было показано выше (ΙΙ–Ι, 90, 2), зависят от определяющего их закона, из этого следует, что называемый супружеством союз мужа и жены определён в соответствии с некоторым законом. О том, чем является для нас это определение, мы поговорим в третьей части данного труда, когда будем рассматривать таинство брака. Таким образом, поскольку блуд является неопределённым половым союзом и несовместим с супружеством, он противен благу воспитания ребёнка и, следовательно, является смертным грехом.

При этом неважно, обеспечил ли муж, познавший жену в блуде, надлежащее воспитание ребёнка, поскольку о подпадающем под определение закона предмете судят в соответствии с тем, что имеет место в большинстве случаев, а не в соответствии с тем, что имеет место в том или ином частном случае.

Ответ на возражение 1. Блуд перечислен совместно с упомянутыми вещами не потому, что их греховность одинакова, а потому, что перечисленное в равной степени причиняло спор между евреями и язычниками, тем самым препятствуя их единению. В самом деле, в среде язычников блуд не считался незаконным по причине развращённости естественного разума, тогда как евреи, следуя предписаниям божественного Закона, считали его незаконным. Другие упомянутые вещи были отвратительны евреям по привычке, которая благодаря закону стала частью их повседневной жизни. Поэтому апостолы, как было показано выше (ΙΙ–Ι, 103, 4), запрещали всё это язычникам не потому, что оно было незаконным как таковое, а потому, что оно вызывало неприятие у евреев.

Ответ на возражение 2. Блуд считается грехом потому, что он противен правому разуму. Затем, человеческий разум является правым в той мере, в какой он покорен первому и наивысшему правилу, воле Божией. Поэтому всё, что делает человек, следуя воле Божией и Его заповедям, не противно правому разуму даже тогда, когда оно вступает в противоречие с общим порядком разума, что подобно тому, как и то, что чудесным образом происходит по воле Божией, не противно природе, хотя при этом и вступает в противоречие с обычным порядком природы. Следовательно, подобно тому, как не грешил Авраам, намереваясь убить своего невинного сына, поскольку он повиновался Богу, хотя само по себе такое деяние противно правому человеческому разуму, точно так же не грешил и Осия, когда по предписанию Божию взял себе в жены блудницу. И при этом такое сожительство в строгом смысле слова не должно называться блудом, хотя в обычном порядке оно является таковым. Поэтому Августин говорит: «Если Господь повелит сделать что-либо вопреки чьим бы то ни было нравам и установлениям, это надлежит неукоснительно исполнить»; и ниже добавляет: «Ведь и в человеческом обществе бо́льшая власть поставляется над меньшей, и эта последняя ей повинуется, а Бог стоит над всем»⁴⁰⁷.

Ответ на возражение 3. Авраам и Иаков вошли к служанкам не ради блуда, о чём мы поговорим ниже, когда будем рассматривать супружество. Что же касается Иуды, то его не до́лжно прощать, поскольку помимо этого он также настоял на продаже [в рабство] Иосифа.

Ответ на возражение 4. Простой блуд противен любви к ближнему, поскольку, как мы уже показали, он противен благу зачатого [в блуде] ребёнка, будучи порождающим актом, исполненным так, что он невыгоден будущему ребёнку.

Ответ на возражение 5. Тот, кто, упражняясь в делах благочестия, уступит непостоянству плоти, избежит вечной погибели постольку, поскольку такие дела располагают к обретению благодати раскаяния и искупают предшествующие непостоянства; однако дела благочестия не избавят того, кто, упорствуя в чувственном непостоянстве, не раскаялся вплоть до смерти.

Ответ на возражение 6. Для зачатия человека достаточно одного соития, и потому неупорядоченное соитие, которое препятствует благу будущего ребёнка, является смертным грехом не только со стороны неупорядоченного вожделения, но и со стороны рода самого акта. С другой стороны, один приём пищи не препятствует благу всей человеческой жизни, поскольку акт чревоугодия не является смертным грехом по роду. Впрочем, если бы человек осознанно съел то, что могло бы изменить всё состояние его жизни, то это было бы смертным грехом, как это имело место в случае Адама.

Утверждение же о том, что блуд является наименее тяжким грехом похоти, не является истинным, поскольку таковым является исполненный ради чувственного удовольствия супружеский акт.

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что блуд является наиболее тяжким грехом. В самом деле, грех представляется тем более тяжким, чем большим является то чувственное удовольствие, которое его порождает. Но наибольшее чувственное удовольствие связано с блудом; так, глосса на [слова Писания] (1Кор. 7:9) говорит, что «пламя чувственного удовольствия более всего разжигается похотью». Следовательно, похоже, что блуд является наиболее тяжким грехом.

Возражение 2. Далее, наиболее тяжким является грех, совершенный против того, кто наиболее близок грешнику; так, тяжелее грешит тот, кто бьёт своего отца, чем тот, кто бьёт незнакомца. Но [в Писании] сказано, что «блудник грешит против собственного тела» (1Кор. 6:18), которое наиболее тесно связано с человеком. Следовательно, похоже, что блуд является наиболее тяжким грехом.

Возражение 3. Далее, чем большим является благо, тем более тяжким является совершённый против него грех. Но грех блуда, как явствует из сказанного в предыдущем разделе, противен благу всего человечества. А ещё он противен Христу, согласно сказанному [в Писании]: «Отниму ли члены у Христа, чтобы сделать их членами блудницы?» (1Кор. 6:15). Следовательно, блуд является наиболее тяжким грехом.

Этому противоречит сказанное Григорием о том, что грехи плоти менее тяжки, чем духовные грехи⁴⁰⁸.

Отвечаю: тяжесть греха можно измерить двояко: во-первых, со стороны греха как такового; во-вторых, со стороны той или иной акциденции. Тяжесть греха со стороны самого греха измеряется с точки зрения его вида, который определяется тем благом, которому противостоит этот грех. Затем, блуд противостоит благу будущего ребёнка. Поэтому с точки зрения вида он является более тяжким грехом, чем те грехи, которые противостоят внешним благам, вроде воровства и им подобных, но менее тяжким, чем те, которые направлены против Бога, а также и те, которые причиняют ущерб жизни уже живущих, вроде убийства.

Ответ на возражение 1. То чувственное удовольствие, которое отягчает грех, находится в склонности воли. То же чувственное удовольствие, которое находится в чувственном пожелании, облегчает грех, поскольку, чем большим является побуждающий к греху порыв страсти, тем менее тяжек сам грех. И именно так с блудом связано наибольшее чувственное удовольствие. Поэтому, по словам Августина, из всех внутренних битв, которые ведёт христианин, наиболее трудными являются битвы за целомудрие, ибо биться приходится ежедневно, а победы достигаются изредка; и Исидор говорит, что «плотская похоть как ничто иное подчиняет человечество дьяволу», а именно потому, что неистовство этой страсти преодолеть труднее всего.

Ответ на возражение 2. О блуднике сказано как о грешащем против собственного тела не только потому, что наслаждение блудом осуществляется в плоти, что также имеет место и в случае чревоугодия, но и потому, что он противодействует благу собственного тела посредством недолжного разрешения [семени], нечистоты и неуместной связи с другим [телом]. Но из этого нисколько не следует, что блуд является наиболее тяжким грехом, поскольку в человеке разум ценнее тела, и потому более тяжким является тот грех, который в большей степени противодействует разуму.

Ответ на возражение 3. Грех блуда противен благу человечества в той мере, в какой он наносит ущерб индивидуальному порождению одного человека, который может быть зачат. Но тот, кто уже является актуальным членом человеческого вида, обладает большим видовым совершенством, чем тот, кто является человеком в возможности, и с этой точки зрения убийство как более противное благу человеческого вида является гораздо более тяжким грехом, чем блуд и вообще любой вид похоти. Кроме того, божественное благо превосходит благо человечества, и потому наиболее тяжкими являются направленные против Бога грехи. Но блуд является грехом против Бога не непосредственно, как если бы блудник желал оскорбить Бога, а так, как и все смертные грехи, то есть опосредованно. И подобно тому, как члены нашего тела суть члены Христовы, точно так же наш дух един с Христом, согласно сказанному [в Писании]: «Соединяющийся с Господом есть один дух» (1Кор. 6:17). Поэтому духовные грехи в большей степени направлены против Христа, чем блуд.

С четвёртым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что в прикосновениях и поцелуях нет никакого смертного греха. Так, апостол говорит: «Блуд, и всякая нечистота, и любостяжание не должны даже именоваться у вас (как прилично святым)», после чего добавляет: «Также бесстыдство⁴⁰⁹ (которое, по словам глоссы, суть “поцелуи и ласки”), и пустословие (то есть “вкрадчивые речи”), и смехотворство (которое “глупцы называют весёлостью, а именно шутовство”)», и далее продолжает: «Ибо знайте, что никакой блудник, или нечистый, или любостяжатель (который есть идолослужитель) не имеет наследия в царстве Христа и Бога» (Еф. 5:3–5), и при этом более не упоминает о бесстыдстве, пустословии и смехотворстве. Следовательно, они не являются смертными грехами.

Возражение 2. Далее, блуд назван смертным грехом постольку, поскольку он наносит ущерб благу рождения и воспитания будущего ребёнка. Но поцелуи, прикосновения и вкрадчивые речи не обусловливают ничего подобного. Следовательно, в них нет никакого смертного греха.

Возражение 3. Далее, то, что является смертным грехом как таковое, никогда не может быть добрым делом. Однако поцелуи, прикосновения и тому подобные вещи могут подчас быть и безгрешными. Следовательно, сами по себе они не являются смертными грехами.

Этому противоречит следующее: похотливый взгляд есть нечто меньшее, чем прикосновение, ласка или поцелуй. Но [в Писании] сказано, что «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём» (Мф. 5:28). Следовательно, похотливые поцелуи и подобные им вещи тем более являются смертными грехами.

Далее, Киприан говорит: «Их вкрадчивые речи, их ласки, их объятья, погружающие общающихся с ними в тот сон, в котором не ведают ни чести, ни стыда, свидетельствуют об их позоре и злодеянии». Следовательно, делая подобное, человек совершает злодеяние, то есть смертный грех.

Отвечаю: о чём-либо можно говорить как о смертном грехе двояко. Во-первых, со стороны его вида, и в этом смысле поцелуи, ласки или прикосновения по своей природе не подразумевают смертного греха, поскольку подобные вещи можно делать без удовольствия похоти – либо потому, что это является народным обычаем, либо в связи с каким-то обязательством или разумной причиной. Во-вторых, что-либо может считаться смертным грехом со стороны его причины; так, творящий милостыню ради распространения ереси совершает смертный грех по причине своего порочного намерения. Но нами уже было сказано (ΙΙ–Ι, 74, 8) о том, что смертным грехом является согласие не только на акт, но и на удовольствие смертного греха. Таким образом, коль скоро блуд является смертным грехом, а другие виды похоти – ещё в большей степени, из этого следует, что в подобных вещах смертным грехом является не только согласие на акт, но и согласие на удовольствие. Поэтому когда целью этих поцелуев и ласк является удовольствие, они суть смертные грехи, и только в таком случае их можно назвать похотливыми. Следовательно, они являются смертными грехами в той мере, в какой они похотливы.

Ответ на возражение 1. Апостол в дальнейшем не упоминает об этих трёх потому, что они не являются греховными, если не определены к тем, о которых он сказал выше.

Ответ на возражение 2. Хотя поцелуи и прикосновения по своей природе и не препятствуют благу человеческого потомства, тем не менее, они проистекают из источника этого препятствия, похоти, и в силу этого являются: смертными грехами.

Ответ на возражение 3. Этот аргумент доказывает только то, что упомянутые вещи не являются смертными грехами по виду.

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что ночное осквернение является грехом. В самом деле, одно и то же является материей, как заслуги, так и осуждения. Но человек во время сна может обрести заслугу, как это случилось с Соломоном, который получил во сне дар мудрости от Господа (3Цар. 3). Следовательно, спящий человек может быть осуждён, и потому дело представляется так, что ночное осквернение является грехом.

Возражение 2. Далее, использующий разум способен грешить. Но спящий человек может использовать разум, поскольку во сне мы часто что-то обсуждаем, предпочитаем одно другому, с чем-то соглашаемся или что-то отвергаем. Таким образом, во сне можно грешить; следовательно, осквернение, которое по роду является грехом, остаётся грехом и во время сна.

Возражение 3. Далее, нет смысла порицать или наставлять того, кто не может действовать в соответствии или наперекор разуму. Но спящий человек может быть наставлен или осуждён Богом, согласно сказанному [в Писании]: «Во сне, в ночном видении, когда сон находит на людей... тогда Он открывает у человека ухо и запечатлевает Своё наставление» (Иов. 33:15–16). Выходит, что человек во сне может действовать в соответствии или наперекор своему разуму, то есть совершать благие или греховные поступки; следовательно, похоже, что ночное осквернение является грехом.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что когда «фантазия, действующая и в мышлении говорящего, выступает в сновидении настолько, что исчезает различие между нею и действительным телесным смешением, в таком случае немедленно возбуждается и плоть и следует то, что обыкновенно за этим следует, хотя совершается это без греха настолько же, насколько без греха служит предметом речи бодрствующего то, что, без сомнения, им мыслится, чтобы быть предметом его речи»⁴¹⁰.

Отвечаю: ночное осквернение можно рассматривать двояко. Во-первых, как таковое, и в этом смысле у него нет признака греха. В самом деле, любой грех основан на суждении разума, поскольку даже первое движение чувственности является греховным только тогда, когда ему может воспрепятствовать разум; следовательно, если суждения разума нет, то нет и никакого греха. Но во время сна разум не обладает свободным суждением. В самом деле, как мы уже показали (I, 84, 8), никто не способен во время сна полностью отличить формируемые его воображением образы от реальных вещей. Поэтому действия спящего человека, лишённого суждения разума, как и поступки помешанного или слабоумного, не являются грехом.

Во-вторых, ночное осквернение можно рассматривать со стороны его причины, а она бывает троякой. Во-первых, телесной причиной. В самом деле, когда в теле наличествует избыток семенной жидкости или когда эта жидкость разлагается вследствие либо телесного перегрева, либо какого-то иного расстройства, спящему во сне видится то, что способствует выведению этой чрезмерной или разложившейся жидкости (да и вообще во всех случаях, когда природа обременена некоторыми избытками, воображение формирует образы, которые способствуют выведению этих избытков). Поэтому если этот избыток жидкости образовался вследствие какой-то греховной причины (например, чрезмерной трапезы или возлияния), то ночное осквернение получает признак греха от своей причины, а если этот избыток или разложение избытка не является следствием греховной причины, то ночное осквернение не греховно ни само по себе, ни в силу своей причины.

Вторая причина ночного осквернения усматривается со стороны души и внутреннего человека, например, когда это происходит со спящим вследствие какой-то его предшествующей [сну] мысли. Ведь мысль, которая предшествует во время бодрствования, бывает подчас чисто созерцательной, например, когда кто-либо размышляет о грехах плоти, а подчас она может сопровождаться каким-либо возбуждением, связанным с вожделением или отвращением. Но ночное осквернение скорее возникнет из размышлений о чувственных грехах, смешанных с вожделением таких удовольствий, поскольку они оставляют в душе отпечаток и [соответствующую] склонность, вследствие чего воображению спящего нетрудно подвести его к согласию на причиняющие осквернение действия. В связи с этим философ говорит, что «в той мере, в какой некоторые движения могут слегка затрагивать душу» при переходе от бодрствования ко сну, «сновидения у добрых людей бывают лучше, чем у обычных»⁴¹¹; и Августин говорит, что «благодаря доброму расположению души некоторые её заслуги отображаются даже во сне»⁴¹². Отсюда понятно, что ночное осквернение со стороны своей причины бывает греховным. С другой стороны, иногда ночное осквернение последует вполне созерцательным или сопровождаемым чувством отвращения мыслям о чувственных актах, и тогда оно не является греховным ни само по себе, ни в силу своей причины.

Третья причина является духовной и внешней, например, когда дьявол ради этого осквернения тревожит спящего посредством своих козней. Иногда это связано с предшествующим грехом, а именно с небрежением в отношении принятия мер, направленных против коварства дьявола. Поэтому на вечернем славословии мы поем: «Обуздаем врага, дабы нечистота наших тел никогда не коснулась».

С другой стороны, это может происходить и без какой-либо вины со стороны человека, но – только по дьявольской злобе. Так, в «Собеседованиях отцов» читаем о человеке, который обыкновенно претерпевал от ночных осквернений во время церковных празднеств, и что это было следствием козней дьявола, не желавшего допустить его в общество святых. Следовательно, очевидно, что ночное осквернение в одних случаях может не быть грехом, а в других быть следствием предшествующего греха.

Ответ на возражение 1. Соломон заслужил дар мудрости от Бога не во время своего сна, а благодаря предшествующему сну желанию. Поэтому, по словам Августина⁴¹³, его просьба и была, как говорит [Писание], «благоугодна Господу» (3Цар. 3:10).

Ответ на возражение 2. Использование разума во сне затруднено в той мере, в какой сон воздействует на внутренние чувственные способности, что [в свою очередь] зависит от интенсивности испарений. Однако в любом случае разум, как было показано выше (I, 84, 8), встречает достаточно препятствий для того, чтобы его суждение не было до конца свободным. Поэтому такие его действия не вменяются ему в грех.

Ответ на возражение 3. Сон не препятствует схватыванию разума в той мере, в какой он препятствует его суждению, поскольку для последнего необходимо обращение разума к чувственным объектам, являющимся первыми началами человеческой мысли. Поэтому ничто не препятствует тому, чтобы человеческий разум во время сна вновь схватывал то, что было отпечатлено в нём предшествующими [сну] мыслями и образами, или же открыто ему либо божественным откровением, либо действием доброго или злого ангела.

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что совращение не до́лжно считать видом похоти. В самом деле, согласно «Декреталиям», совращение означает незаконное нарушение девства. Но подобное может иметь место и между неженатым мужем и незамужней девицей, а это относится к блуду. Следовательно, совращение не до́лжно считать видом похоти, отличным от блуда.

Возражение 2. Далее, Амвросий говорит: «Да не буде никто введён в заблуждение человеческими законами: всякое совращение есть прелюбодеяние». Но один вид не может содержаться другим, поскольку они различаются посредством видового отличия. Следовательно, коль скоро прелюбодеяние является видом похоти, то похоже на то, что совращение не может считаться видом похоти.

Возражение 3. Далее, причинение человеку ущерба, похоже, связано не с похотью, а с неправосудностью. Но совратитель причиняет ущерб другому, а именно отцу осквернённой девицы, который «вправе рассматривать этот ущерб как причинённый лично ему» и предъявлять совратителю иск за причинённый ущерб. Следовательно, совращение не до́лжно считать видом похоти.

Этому противоречит следующее: совращение по преимуществу связано с половым актом, посредством которого нарушается девство. Следовательно, коль скоро похоть по преимуществу связана с половыми актами, совращение представляется видом похоти.

Отвечаю: когда в материи порока наличествует особый вид изъяна, нам надлежит считать его отдельным видом этого порока. Затем, похоть, как было показано выше (153, 1), является связанным с половой материей грехом. А особый изъян связан с осквернением находящейся под попечительством своего отца девицы, причём как со стороны девицы, которой её осквернение без какого-либо предварительного брачного соглашения и препятствует вступлению в законное супружество, и проторяет путь к распутной жизни, от которой её удерживала печать девства, так и со стороны опекающего её отца, согласно сказанному [в Писании]: «Над бесстыдною дочерью усиль надзор, чтобы она не сделала тебя посмешищем для врагов» (Сир. 42:11). Отсюда понятно, что совращение, которое означает незаконное нарушение девства в то время, когда девица опекается своими родителями, является отдельным видом похоти.

Ответ на возражение 1. Хотя девица и свободна от обязательств брака, тем не менее, она не свободна от власти своего отца. Кроме того, печать девства является особым препятствием к общению в блуде, и она может быть нарушена только в [законном] браке. Следовательно, совращение – это не простой блуд, поскольку последний является общением с блудницами, которые не являются более девами и которые, как замечает глосса на [слова Писания] (2Кор. 12:21), «не покаялись в нечистоте, блудодеянии...» и т. д.

Ответ на возражение 2. Амвросий в данном случае говорит о совращении в ином смысле, [а именно] в общем, который может быть отнесён к любому греху похоти. Поэтому эти слова о совращении указывают на общение между женатым мужем и всякой, кто не является его женой, что явствует из сказанного им ниже: «Муж также не вправе делать то, чего не может жена». В таком же смысле нам следует понимать и слова [Писания]: «Если... она осквернится тайно, и не будет на неё свидетеля, и не будет уличена» (Чис. 5:13).

Ответ на возражение 3. Ничто не препятствует усугублению изъяна греха по причине присоединения к нему другого греха. Затем, грех неправосудности усугубляет изъян греха похоти потому, что вожделение представляется наиболее неупорядоченным тогда, когда оно не желает воздерживаться от объекта удовольствия ради избежания неправосудности. Фактически, здесь имеет место двоякая неправосудность. Во-первых, в отношении девицы, которая хотя и не осквернена насильно, однако совращена, и потому совратитель обязан ей это возместить, в связи с чем читаем: «Если обольстит кто девицу необручённую и переспит с нею, пусть даст ей вено и возьмёт её себе в жены; а если отец не согласится и не захочет выдать её за него, пусть заплатит отцу столько серебра, сколько полагается на вено девицам» (Исх. 22:16–17). Другой ущерб причиняется отцу девицы, и потому Закон обязывает совратителя возместить и ему, в связи с чем читаем: «Если кто-нибудь встретится с девицею необручённою, и схватит её, и ляжет с нею, и застанут их, то лежавший с нею должен дать отцу отроковицы пятьдесят сиклей серебра, а она пусть будет его женою, потому что он опорочил её; во всю жизнь свою он не может развестись с нею» (Вт. 22:28–29), чтобы эта его женитьба, как замечает Августин, не оказалась насмешкой.

С седьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что насилие не является видом похоти, отличным от совращения. Ведь сказал же Исидор, что «совращение, или насилие, в строгом смысле слова является незаконным общением, самое имя которого указывает на извращённость; поэтому тот, кто виновен в насилии, есть совратитель»⁴¹⁴. Следовательно, похоже, что насилие не до́лжно считать видом похоти, отличным от совращения.

Возражение 2. Далее, насилие, очевидно, подразумевает принуждение. В самом деле, в «Декреталиях» сказано, что «насилие совершается тогда, когда девицу силой уводят из отцовского дома, и потому утрата ею девства не должна препятствовать её замужеству». Но применение силы является акциденцией похоти, которая сущностно связана с удовольствием от соития. Следовательно, похоже, что насилие не до́лжно считать отдельным видом похоти.

Возражение 3. Далее, грех похоти обуздывается супружеством, в связи с чем читаем: «Во избежание блуда, каждый имей свою жену» (1Кор. 7:2). Но насилие препятствует супружеству, поскольку советом в Мо было предписано: «Сим постановляем, что виновный в насилии, или похищении, или совращении жены, не вправе [сразу] на ней жениться, хотя по прошествии времени он может жениться на ней с согласия её родителей». Следовательно, насилие не является отдельным видом похоти, отличным от соблазнения.

Возражение 4. Кроме того, муж может познавать жену, на которой он только что женился, без совершения греха похоти. Но если он силой увёл её из родительского дома, то совершил насилие и к тому же познал её плотски. Следовательно, насилие не до́лжно считать отдельным видом похоти.

Этому противоречит сказанное Исидором о том, что насилие является незаконным половым общением⁴¹⁵. Но это связано с грехом похоти. Следовательно, насилие является видом похоти.

Отвечаю: насилие в том смысле, в каком мы ныне ведём о нём речь, является видом похоти. При этом подчас оно совпадает с совращением, подчас насилие происходит без совращения, а подчас совращение происходит без насилия.

Они совпадают тогда, когда муж применяет силу для незаконного лишения девства. В одних случаях эта сила применяется как к деве, так и к её отцу, а иногда только к отцу, но не к деве, как когда она, например, согласна быть насильно уведённой из отцовского дома. Кроме того, используемая при насилии сила может различаться и иначе, поскольку иногда девица бывает силой уведена из дома родителей и осквернена принудительно, а иногда, будучи уведена насильно, она оскверняется не принудительно, а по согласию, причём всё равно, в блуде или в супружестве, поскольку условие насилия сохраняется независимо от того, как именно применяется сила. Насилие также может происходить без совращения в том случае, когда муж похищает вдову или ту, которая не является девой. Поэтому папа Симмах говорит: «Нам ненавистны похитители дев или вдов по причине мерзости их преступления».

Совращение без насилия имеет место тогда, когда муж незаконно оскверняет деву без применения какой-либо силы.

Ответ на возражение 1. Насилие и совращение часто сказываются друг о друге потому, что они в большинстве случаев совпадают.

Ответ на возражение 2. Применение силы, похоже, является следствием великого вожделения, побуждающего мужа забыть о страхе перед теми опасностями, которые могут возникнуть в случае употребления им насилия.

Ответ на возражение 3. Насилие над обручённой девицей отличается от насилия над необручённой. В самом деле, если она обручена, то ущерб должен быть возмещён её жениху, который по обручении обрёл на неё права, тогда как если она не обручена, то ущерб должен быть возмещён попечительствующему о ней отцу, после чего похититель может вступить с ней в законный брак, но только с согласия её родителей. В противном случае брак считается незаконным, поскольку укравший что-либо обязан возместить ущерб. Однако насилие, будучи препятствием к заключению брака, не расторгает уже заключённый брак. Что же касается цитируемого предписания совета, то оно было сделано ради предотвращения подобных преступлений и впоследствии было отменено. Поэтому Иероним утверждает иное, а именно, что «Священное Писание упоминает о трёх видах законного брака. Первым является брак законно отданной мужу целомудренной девы. Вторым – тот, когда муж, встретив в городе деву, телесно познает её силой. Если на то будет воля отца, он обеспечит её и заплатит цену её чистоты. Третьим – тот, когда дева, следуя воле отца, оставляет этого мужа и отдаётся замуж другому».

Мы также можем отнести это предписание к тем, кто помолвлен, особенно если при помолвке использовались глаголы в настоящем времени.

Ответ на возражение 4. Обручение даёт только что женившемуся мужу определённые права, и потому хотя он, прибегая к насилию, грешит, в преступлении насилия он не виновен. Поэтому папа Геласий говорит, что «закон о том, что уведённая силой дева, вопрос о замужестве которой ещё не был окончательно решён, подверглась насилию, был установлен минувшими правителями».

С восьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что прелюбодеяние не является отдельным и отличным от других видом похоти. В самом деле, как говорит глосса на [слова Писания] (Исх. 20:14), своё имя прелюбодеяние получило от того факта, что муж вступает в общение «с не принадлежащей ему женой». Но не принадлежащая мужу жена может находиться в различных состояниях, а именно или девы, или находящейся под отцовской опекой, или блудницы, или в каком-то ещё. Следовательно, похоже, что прелюбодеяние не является видом похоти, отличным от других.

Возражение 2. Далее, Иероним говорит: «Не имеет значения, почему человек ведёт себя как безумец. Поэтому Сикст Пифагореец в своих “Изречениях” говорит: «Неутолимо жаждущий собственную жену – прелюбодей”», и [уж тем более] таковым является всякий, кто обворожён любой [другой] женщиной. Но все виды похоти предполагают излишне пылкую любовь. Таким образом, прелюбодеяние присутствует в любом виде похоти и, следовательно, его не до́лжно считать видом похоти.

Возражение 3. Далее, один и тот же вид изъяна предполагает, похоже, наличие одного и того же вида греха. Но очевидно, что в случае совращения и прелюбодеяния имеет место один и тот же вид изъяна, поскольку в обоих случаях оскверняется принадлежащая другому жена. Следовательно, прелюбодеяние не является отдельным и отличным от других видом похоти.

Этому противоречит следующее: папа Лев говорит, что «прелюбодеяние есть нарушающее брачный договор половое общение с другим мужем или женой, которое происходит либо вследствие порыва собственной похоти, либо же с согласия другой стороны». Но это предполагает наличие особого изъяна похоти. Следовательно, прелюбодеяние является отдельным видом похоти.

Отвечаю: самое имя прелюбодеяния подразумевает «доступ к чужому супружескому ложу» (ad alienum torum). Поступая подобным образом, человек становится виновным в двойном преступлении: в отношении целомудрия и блага человеческого порождения. Во-первых, доступ к жене, которая не соединена с ним в браке, противен благу воспитания его детей. Во-вторых, доступ к жене, которая соединена в браке с другим, препятствует благу детей этого другого. То же самое можно сказать и о впавшей в прелюбодеяние замужней жене, в связи с чем читаем: «Жена, оставившая мужа», во-первых, «не покорилась закону Всевышнего», а именно предписанию: «Не прелюбодействуй». Во-вторых, «согрешила против своего мужа», поскольку лишила его уверенности в том, что дети – его. В-третьих, «в блуде прелюбодействовала и произвела детей от чужого мужа», что противно благу её потомства (Сир. 23:31–32). Впрочем, первое [преступление] общо всем смертным грехам, тогда как два других связаны именно с изъяном прелюбодеяния. Отсюда очевидно, что прелюбодеяние является особым видом похоти по причине наличия в половом акте особого изъяна.

Ответ на возражение 1. Если женатый муж общается с другой женой, то его грех может именоваться либо в отношении него самого, и тогда налицо именно прелюбодеяние, поскольку его действие противоречит верности брака, либо в отношении жены, с которой он имеет общение, и тогда в одних случаях имеет место прелюбодеяние (когда женатый муж общается с женой другого), в других – совращение или какой-то другой соответствующий состоянию этой жены грех, поскольку, как мы уже показали (1), различие видов похоти обусловливается различием состояний жены.

Ответ на возражение 2. Супружество, как уж было сказано (2), определено по преимуществу к благу человеческого потомства. Прелюбодеяние же особенным образом противно супружеству в том, что касается верности брака, которая необходима в отношениях мужа и жены. Но поскольку тот, кто излишне пылко любит свою жену и при этом допускает в своих действиях что-либо непристойное, действует вопреки благу брака, его в некотором смысле можно назвать прелюбодеем, хотя гораздо бо́льшим прелюбодеем является тот, кто излишне пылко любит другую женщину.

Ответ на возражение 3. Жена принадлежит своему мужу как соединённая с ним замужеством, тогда как девица принадлежит своему отцу как имеющему право выдать её замуж. Следовательно, грех прелюбодеяния противен благу супружества в одном отношении, а грех совращения – в другом, по каковой причине их принято различать по виду. Все остальные касающиеся прелюбодеяния вопросы будут исследованы в третьей части при рассмотрении супружества.

С девятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что кровосмешение не является отдельным видом похоти. В самом деле, кровосмешение (incestus) получило своё имя от лишённости целомудрия (incastus). Но целомудрию противны все виды похоти. Следовательно, похоже, что кровосмешение является не видом похоти, а похотью в целом.

Возражение 2. Далее, в «Декреталиях» сказано, что «кровосмешение – это общение между мужем и женой, которые связаны кровным родством или родственной близостью». Но родственная близость отличается от кровного родства. Следовательно, оно [(то есть кровосмешение)] является не одним, а несколькими видами похоти.

Возражение 3. Далее, то, что само по себе не подразумевает изъяна, не может обусловить отдельный вид порока. Но общение между теми, кто связан кровным родством или родственной близостью, само по себе не несёт никакого изъяна, в противном случае оно не могло бы быть законным. Следовательно, кровосмешение не является отдельным видом похоти.

Этому противоречит следующее: виды похоти различаются со стороны различных состояний тех жён, с которыми муж вступает в незаконное общение. Но кровосмешение подразумевает особое состояние со стороны жены, поскольку, как уже было сказано, оно есть незаконное общение с женой, с которой связаны кровным родством или родственной близостью. Следовательно, кровосмешение является отдельным видом похоти.

Отвечаю: нами уже было сказано (1) о том, что там, где при совершении половых актов имеет место какое-то непотребство, необходимо наличествует отдельный вид похоти. Затем, половое общение с жёнами, с которыми связаны кровным родством или родственной близостью, является непотребством по трём причинам. Во-первых, потому, что коль скоро человек по природе обязан оказывать определённое почитание своим родителям, он также [должен оказывать] его и другим кровным родственникам, находящимся с его родителями в близкой степени кровного родства; так, по словам Валерия Максима, в древности многие считали, что сын не вправе купаться вместе со своим отцом, чтобы не видеть его наготы. Но мы уже показали (142, 4; 151, 4), что люди стыдятся соития, поскольку в нём есть некоторая постыдность, которая несовместима с почтением. Поэтому соитие таких людей является непотребством. На эту причину, похоже, указывает [Писание], когда говорит: «Она – мать твоя, не открывай наготы её» (Лев. 18:7), и далее то же самое в отношении других родственников.

Второй причиной является та, что кровные родственники должны проживать совместно. Поэтому если бы им не было запрещено вступать в половое общение, соития были бы очень часты, и тогда похоть обессилила бы их умы. Поэтому запреты Старого Закона в первую очередь относились к тем, кому необходимо было жить вместе (Лев. 18).

Третьей причиной является та, что это воспрепятствовало бы человеку иметь много друзей, поскольку если муж является жене чужаком, то тогда вся родня его жены соединяется с ним особым видом дружбы, как если бы все они были одной крови.

Поэтому Августин говорит, что «было справедливо принято уважение к тому свойству любви, по которому людей, коим полезно и прилично взаимное согласие, стали взаимно связывать узами различного родства; чтобы один человек не мог иметь в лице другого многих родственников сразу, но чтобы каждая степень родства заключалась в отдельном лице»⁴¹⁶.

Аристотель приводит ещё одну причину, а именно ту, что мужи по природе питают дружеские чувства к своим родственницам, и потому если к ним прибавится плотская любовь, то она может быть излишне пылкой и побуждать к похоти, а это противно целомудрию⁴¹⁷. Отсюда очевидно, что кровосмешение является отдельным видом похоти.

Ответ на возражение 1. Как мы уже показали в настоящем разделе, незаконное общение родственников наиболее вредно целомудрию по причине как предоставляемых им [широких] возможностей, так и из-за чрезмерной пылкости любви. Поэтому такое незаконное общение названо «кровосмешением» антономазически.

Ответ на возражение 2. Люди связаны родственной близостью через посредство тех, с кем они связаны кровным родством, и потому коль скоро первое зависит от второго, кровное родство и родственная близость обусловливают один и тот же вид непотребства.

Ответ на возражение 3. В половом общении между кровными родственниками, например между родителями и детьми, которые связаны прямо и непосредственно, притом, что дети по природе должны почитать своих родителей, есть нечто сущностно непотребное и противное естественному разуму. В связи с этим философ приводит случай, когда ошибочно покрывший свою мать жеребец бросился в пропасть, как если бы его устрашило содеянное, поскольку даже некоторые животные по природе чтят тех, кто их породил. Что же касается тех, кто связан друг с другом не непосредственно, а через посредство своих родителей, то в их связях такого сущностного непотребства нет, и потому приличие или неприличие их отношений определяется существующими обычаями, а также человеческими и божественными законами, поскольку, как уже было сказано (2), направленное к общему благу половое общение подчинено закону. Поэтому, как говорит Августин, супружество братьев и сестёр было отличительной чертой древнейших времён и стало предосудительным только после запрета со стороны религии⁴¹⁸.

С десятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что кощунство не может быть видом похоти. В самом деле, один и тот же вид не может принадлежать к различным и не вмещающим один другого родам. Но кощунство, как было показано выше (99, 2), является видом неверия. Следовательно, кощунство нельзя считать видом похоти.

Возражение 2. Далее, «Декреталии» не считают кощунство одним из тех грехов, которые являются видом похоти. Следовательно, похоже, что оно не является видом похоти.

Возражение 3. Далее, посягательство на святое может быть обусловлено не только похотью, но и другими пороками. Но никто не считает кощунство видом чревоугодия или какого-то иного подобного порока. Следовательно, его не до́лжно считать и видом похоти.

Этому противоречат следующие слова Августина: «Если несправедливо из жадности к стяжанию переступать полевую межу, то насколько несправедливее ради половой страсти уничтожать границы, установленные нравами!»⁴¹⁹. Затем, преступление межи в том, что священно, является грехом кощунства. Поэтому если вследствие полового влечения преступают межу нравственности в том, что священно, то тем самым совершают грех кощунства. Но половое влечение связано с похотью. Следовательно, кощунство является видом похоти.

Отвечаю: как уже было сказано (ΙΙ–Ι, 18, 6), акт добродетели или порока, который определён к цели другой добродетели или порока, получает свой вид от последней; так, совершенное ради прелюбодеяния воровство принимает вид прелюбодеяния. Поэтому если соблюдение целомудрия определено к поклонению Богу, то оно, как говорит Августин, становится актом религии, как это бывает в случае принятия и соблюдения обета целомудрия. Следовательно, очевидно, что если похоть оскверняет то, что относится к поклонению Богу, то она принимает вид кощунства, и потому кощунство можно считать видом похоти.

Ответ на возражение 1. Когда похоть определена как к своей цели к другому пороку, она становится видом этого порока, и потому вид похоти может быть также и видом неверия как вмещающего в себя рода.

Ответ на возражение 2. В упомянутом перечислении приведены те грехи, которые являются видами похоти в силу своей природы, тогда как кощунство является видом похоти постольку, поскольку оно определено как к своей цели к другому пороку и может совпадать с различными видами похоти. В самом деле, незаконное общение между людьми, которые связаны духовными отношениями, является кощунством, подобным кровосмешению. Общение с посвятившей себя Богу девой, коль скоро она суть невеста Христова, является кощунством, схожим с прелюбодеянием. Если дева подчинена власти своего отца, то это будет духовным совращением, а если применяется сила, то это будет духовным насилием, за которое с особой суровостью карает даже гражданское право. Так, император Юстиниан говорит: «Если кто-либо посмеет – не скажу изнасиловать – просто соблазнить посвящённую деву даже ради супружества, да будет предан смерти».

Ответ на возражение 3. Кощунство совершается над тем, что посвящено. Затем, посвящённым может быть либо тот, кого желают ради полового общения, и тогда налицо своего рода похоть, либо то, чего желают ради завладения, и тогда налицо своего рода неправосудность. Кощунство может быть также связано с гневом, когда, например, в гневе наносят ущерб посвящённому. А ещё можно совершить кощунство, жадно поедая освящённую пищу. Однако похоти кощунство усваивается особым образом, потому что похоть противна целомудрию, блюсти которое обязуются особым образом посвящённые люди.

С одиннадцатым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что противоестественный порок не является видом похоти. В самом деле, в вышеприведённом перечислении (1) ничего не сказано о направленном против природы пороке⁴²⁰. Следовательно, он не является видом похоти.

Возражение 2. Далее, похоть противна добродетели, по каковой причине считается пороком. Но противоестественный порок, по мнению философа, является не пороком, а скотством⁴²¹. Следовательно, противоестественный порок не является видом похоти.

Возражение 3. Далее, похоть, как было показано выше (153, 2), имеет дело с определёнными к человеческому порождению актами, тогда как противоестественный порок связан с такими актами, которые не могут обусловить порождение. Следовательно, противоестественный порок не является видом похоти.

Этому противоречит то, что он перечислен вместе с другими видами похоти; в самом деле, глосса на слова [Писания]: «И не покаялись в нечистоте, блудодеянии и непотребстве» (2Кор. 12:21), говорит: «Непотребство есть противоестественная похоть».

Отвечаю: нами уже было сказано (6) о том, что там, где наличествует особый вид изъяна, вследствие которого половой акт становится непотребным, наличествует и особый вид похоти. Это может иметь место двояко: во-первых, по причине противности правому разуму, и это общо всем порокам похоти; во-вторых, по причине того, что это к тому же ещё и противно естественному порядку полового акта как такого, который приличествует человечеству, и тогда речь идёт о «противоестественном пороке». Он может происходить несколькими способами. Во-первых, путём исторжения семени без соития ради полового удовольствия, и это называется грехом «нечистоты», который некоторые называют «недостойной слабостью». Во-вторых, путём соития с представителем недолжного вида, и это называется «скотоложством». В-третьих, путём соития с представителем недолжного пола, а именно, как говорит апостол (Рим. 1:26–27), мужчины с мужчиной или женщины с женщиной, и это называется «содомией». В-четвёртых, путём уклонения от естественного способа соития по причине либо использования неуместных средств, либо каких- то иных совсем отвратительных и скотских способов соития.

Ответ на возражение 1. Там были перечислены те виды похоти, которые не противоречат человеческой природе, по каковой причине противоестественный порок был опущен.

Ответ на возражение 2. Скотство отличается от порока постольку, поскольку последний противен человеческой добродетели со стороны некоторой избыточности, имея при этом общую с добродетелью материю, вследствие чего они сводятся к общему роду.

Ответ на возражение 3. Похотливый стремится не к человеческому порождению, а к половому удовольствию, которое можно получить и без осуществления тех актов, которые обусловливают человеческое порождение, чего и желают обращающиеся к противоестественному пороку.

С двенадцатым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что противоестественный порок не является самым греховным видом похоти. В самом деле, грех тем тяжелее, чем более он противен горней любви. Но причиняющие вред ближнему прелюбодеяние, совращение и насилие, похоже, в большей степени противны любви к ближнему, чем противоестественные грехи, посредством которых людям не причиняют вреда. Следовательно, противоестественный грех не является самым греховным видом похоти.

Возражение 2. Далее, наиболее тяжкими представляются те грехи, которые совершены против Бога. Но кощунство совершается непосредственно против Бога, поскольку причиняет вред божественному поклонению. Следовательно, кощунство является более тяжким грехом, чем противоестественный порок.

Возражение 3. Далее, похоже, что грех тем тяжелее, чем больше надлежит любить того, против кого совершён этот грех. Но согласно порядку любви человек обязан больше любить тех, кто ему наиболее близок, а таковы те, которых он оскверняет посредством кровосмешения, а не тех, кто ему далёк, а таковы те, которых он в некоторых случаях оскверняет посредством противоестественного порока. Следовательно, кровосмешение является более тяжким грехом, чем противоестественный порок.

Возражение 4. Кроме того, если бы противоестественный порок был наиболее тяжким, то степень его тяжести определялась бы степенью противности его природе. Но грех нечистоты, или недостойной слабости, похоже, более остальных противен природе, поскольку природе наиболее сообразно различие действующего и претерпевающего. Таким образом, из этого можно было бы заключить, что наиболее тяжким противоестественным пороком является нечистота. Но это не так. Следовательно, противоестественные пороки не являются самыми тяжкими грехами похоти.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что «наихудшим из них», а именно связанных с похотью грехов, «является тот, который направлен против природы».

Отвечаю: в любом роде наихудшим является уничтожение начала, от которого зависит всё остальное. Затем, началами разума являются те вещи, которые сообразны природе, поскольку разум располагает все вещи приличествующим им образом, исходя из того, что определено согласно природе. Это имеет место, как при созерцании, так и в практических делах. Поэтому подобно тому, как в случае созерцания наиболее тяжким и постыдным заблуждением является заблуждение относительно того, знание чего даровано человеку природой, точно так же и в практических делах наиболее тяжким и постыдным является противодействие тому, что определено природой. Поэтому, коль скоро посредством противоестественного порока человек грешит против определённого природой использования половых актов, из этого следует, что этот грех является наитягчайшим. За ним тягчайшим является кровосмешение, которое, как было показано выше (9), противно тому естественному почитанию, которое мы обязаны оказывать близким нам людям.

Что же касается других видов похоти, то они предполагают согрешение просто против того, что определено правым разумом на основании, конечно, естественных начал. Затем, наиболее противно разуму использовать половой акт во вред не только будущему потомству, но помимо этого и другому человеку. Поэтому простой блуд, который не сопровождается неправосудностью в отношении другого, является наименее тяжким видом похоти. Далее, большей неправосудностью является общение с женой, которая подчинена власти другого в том, что касается акта порождения, а не просто опеки над ней. Поэтому прелюбодеяние тяжелее совращения. И оба они отягчаются насилием. Следовательно, насилие над девой тяжелее совращения и насилие жены тяжелее прелюбодеяния. И все они, как уже было сказано (10), отягчаются в том случае, когда сопряжены с кощунством.

Ответ на возражение 1. Подобно тому, как определение правого разума исходит от человека, точно также порядок природы исходит от Самого Бога, и потому противные природе грехи, посредством которых оскверняется сам порядок природы, являются оскорблением Творца природы, Бога. Поэтому Августин говорит: «Противоестественные грехи, содомский, например, разве не везде и всегда вызывали отвращение? Любой народ, погрязший в подобном, по божественному закону не избежал бы осуждения, ибо Бог создал людей не для такого общения друг с другом; здесь самая природа, сотворённая Богом, оскверняется извращённой похотью»⁴²².

Ответ на возражение 2. Противные природе пороки, как мы показали выше, тоже направлены против Бога, и при этом они тяжелее, чем греховность кощунства, поскольку впечатлённый в человеческую природу порядок является первичным и более неизменным, чем любой другой порядок, который был установлен позже.

Ответ на возражение 3. Всякому индивиду гораздо ближе природа вида, чем любой другой индивид. Поэтому наиболее тяжкими являются те грехи, которые противны тому, что определено природой.

Ответ на возражение 4. Тяжесть греха в большей степени зависит от злоупотребления вещью, чем от упущения правильного ею пользования. Поэтому из противоестественных грехов самым лёгким является грех нечистоты, который состоит просто в упущении соития с другим. Самым же тяжким является грех скотства, который связан с использованием ненадлежащего вида. Поэтому глосса на слова [Писания] о том, что Иосиф доводил о своих братьях худые слухи (Быт. 37:2), говорит, что «они совокуплялись со скотом». За ним следует грех содомии, который связан с использованием ненадлежащего пола. А уже за ним – грех, связанный с использованием неправильного способа соития, причём тот, который предполагает неправильное употребление «прохода», является более тяжким, чем тот, который касается способа соития в связи с другими обстоятельствами.