Вопрос 136. О терпении

Теперь мы должны рассмотреть терпение. Под этим заглавием наличествует пять пунктов:

1) является ли терпение добродетелью;

2) является ли оно самой большой добродетелью;

3) возможно ли оно без благодати;

4) является ли оно частью мужества;

5) является ли оно тем же, что и долготерпение.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что терпение не является добродетелью. Ведь сказал же Августин, что добродетели наиболее совершенны на небесах¹⁷³. Но нет никакой надобности в терпении там, где не нужно сносить никакого зла, а между тем, согласно сказанному [в Писании], там «не будут терпеть голода и жажды, и не поразит их зной и солнце» (Ис. 49:10; Откр. 7:16). Следовательно, терпение не является добродетелью.

Возражение 2. Далее, добродетель нельзя обнаружить в злом, поскольку добродетель «делает своего обладателя добрым»¹⁷⁴. Однако терпение подчас обнаруживается и в злом, например, в скупце, который ради богатства терпеливо сносит немало зол, согласно сказанному [в Писании]: «Он во все дни свои ел впотьмах, в большом раздражении, в огорчении и досаде» (Еккл. 5:16). Следовательно, терпение не является добродетелью.

Возражение 3. Далее, мы уже показали (ΙΙ–Ι, 70, 1), что плоды отличаются от добродетелей. Но терпение названо одним из плодов (Гал. 5:22). Следовательно, терпение не является добродетелью.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что «добродетель души, называемая терпением, является столь великим даром Божиим, что мы даже проповедуем терпение Того, Кто дарует его нам».

Отвечаю: как уже было сказано (123, 1), нравственные добродетели определены к благу постольку, поскольку они оберегают благо разума от порывов страстей. Затем, печаль является одной из тех страстей, которые более всего препятствуют благу разума, согласно сказанному [в Писании]: «Печаль мирская производит смерть» (2Кор. 7:10); и ещё: «Печаль многих убила, а пользы в ней нет» (Сир. 30:25). Поэтому существует необходимость в такой добродетели, которая бы оберегала благо разума от печали так, чтобы разум не уступал печали, и таково терпение. В связи с этим Августин говорит, что «терпение человека есть то, посредством чего он претерпевает зло со спокойным», то есть не потревоженным печалью, «умом, иначе он мог бы вследствие обеспокоенности ума отказаться от тех благ, с помощью которых он подвигается к лучшему». Отсюда понятно, что терпение является добродетелью.

Ответ на возражение 1. Нравственные добродетели не сохранятся на небесах в отношении тех своих актов, которые они производят на пути [туда], а именно тех, которые связаны с благами нынешней жизни, которых не будет на небесах. Но они сохранятся в отношении своей цели, которая пребудет на небесах. Так, на небесах не будет правосудности в смысле купли, продажи и других дел теперешней жизни, но она сохранится в смысле покорности Богу. И точно так же акт терпения на небесах будет состоять не в претерпевании, а в наслаждении благами, которых мы чаяли достичь посредством страданий. Поэтому Августин говорит, что «само терпение, конечно, не будет вечным, потому что оно необходимо лишь там, где существует зло, которое нужно переносить; но вечным будет то, что терпением достигается»¹⁷⁵.

Ответ на возражение 2. Как говорит Августин, «терпеливыми в строгом смысле слова являются те, которые предпочитают перенесение зол без причинения их причинению их без перенесения. Что же касается тех, которые переносят зло для того, чтобы причинять его, то это их терпение не достойно ни восхищения, ни похвалы, да и вообще не является терпением; мы можем, конечно, дивиться жестокости их сердец, но никоим образом не можем считать их терпеливыми».

Ответ на возражение 3. Как было показано выше (ΙΙ–Ι, 11, 1), само понятие плода подразумевает удовольствие. А добродетельные поступки, как сказано в первой [книге] «Этики», доставляют удовольствие сами по себе¹⁷⁶. Затем, имена добродетелей принято прилагать к их актам. Поэтому терпение как навык является добродетелью, а с точки зрения того удовольствия, которое доставляет её акт, оно считается плодом, и в первую очередь потому, что терпение помогает уму справляться с печалью.

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что терпение является самой большой добродетелью. В самом деле, наибольшим в каждом роде должно быть то, что является совершенным. Но «терпение должно иметь совершенное действие» (Иак. 1:4). Следовательно, терпение является самой большой добродетелью.

Возражение 2. Далее, все добродетели определены к благу души. Но в первую очередь, похоже, это свойственно терпению, в связи с чем читаем: «Терпением вашим храните души ваши»¹⁷⁷ (Лк. 21:19). Следовательно, терпение является самой большой добродетелью.

Возражение 3. Далее, похоже, что причиняющее и защищающее вещи больше самих вещей. Но Григорий сказал, что «терпение есть корень и защита всех добродетелей»¹⁷⁸. Следовательно, терпение является самой большой добродетелью.

Этому противоречит следующее: Григорий не называет его одной из четырёх главных добродетелей¹⁷⁹, и с ним соглашается Августин.

Отвечаю: добродетели по самой своей природе определены к благу. Ведь добродетель есть то, что «делает добрым и своего обладателя, и выполняемое им дело»¹⁸⁰, из чего следует, что превосходство добродетели и её преимущество перед другими добродетелями является тем бо́льшим, чем более действенно и непосредственно она склоняет человека к благу. Но наиболее действенными в отношении блага являются те добродетели, которые самым непосредственным образом склоняют человека к благу, а не те, которые обуздывают то, что уклоняет человека от блага. Затем, подобно тому, как из тех [добродетелей], которые действенны в отношении блага, наибольшими являются те, которые утверждают человека в наибольшем благе (так, вера, надежда и любовь являются бо́льшими, чем рассудительность и правосудность), точно так же и из тех [добродетелей], которые обуздывают то, что уклоняет человека от блага, наибольшими являются те, которые устраняют наибольшие препятствия к благу. Но смертельные опасности, с которыми связано мужество, и удовольствия от осязания, с которыми связано благоразумие, уклоняют человека от блага гораздо больше, чем все являющиеся объектом терпения невзгоды. Таким образом, терпение не является самой большой добродетелью, поскольку оно уступает не только теологическим добродетелям, а также рассудительности и правосудности, которые непосредственно утверждают человека в благе, но ещё и мужеству и благоразумию, которые устраняют большие препятствия к благу.

Ответ на возражение 1. О терпении сказано, что оно имеет совершенное действие в перенесении невзгод, потому, что невзгоды порождают, во-первых, печаль, которая умеряется терпением; во-вторых, гнев, который умеряется кротостью; в-третьих, ненависть, которую устраняет любовь; в-четвёртых, обиду от несправедливости, которой препятствует правосудность. Самым же совершенным является то, что устраняет причину. Однако из того, что терпение является наиболее совершенным в указанном отношении, вовсе не следует, что оно является наиболее совершенным просто.

Ответ на возражение 2. Хранение означает безмятежное владение, и потому о человеке сказано как о хранящем свою душу терпением постольку, поскольку оно выкорчёвывает порождаемые невзгодами и тревожащие душу страсти.

Ответ на возражение 3. Терпение считается корнем и защитой всех добродетелей не в том смысле, что оно их обусловливает и сохраняет, а в том, что оно устраняет препятствующее им.

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что можно обладать терпением без благодати. В самом деле, чем больше разум разумной твари склоняет её к [исполнению] чего-либо, тем скорее она может это исполнить. Затем, разумней претерпевать зло ради блага, чем ради зла. Однако некоторые посредством собственных сил и без помощи благодати претерпевают зло ради зла; так, Августин говорит, что «люди переносят немало тяжких трудов и печалей ради того, к чему их склоняет греховная любовь». Следовательно, человек тем более может без благодати претерпевать зло ради блага, будучи поистине терпеливым.

Возражение 2. Далее, некоторые из тех, которые не находятся в состоянии благодати, испытывают гораздо большее отвращение к злу греха, чем к телесному злу. Поэтому некоторые язычники готовы претерпеть многое, лишь бы не предать свою страну или не совершить какое-либо иное преступление. Но это и есть истинное терпение. Следовательно, похоже, что можно обладать терпением и без помощи благодати.

Возражение 3. Далее, представляется очевидным, что некоторые идут на немалые хлопоты и страдания ради телесного выздоровления. Но душевное здоровье не менее важно, чем здоровье телесное. Следовательно, точно так же можно без помощи благодати переносить немало зол ради здоровья души, а это и есть истинное терпение.

Этому противоречат следующие слова [Писания]: «От Него», то есть от Бога, «терпение моё»¹⁸¹ (Пс. 61:2).

Отвечаю: как говорит Августин, «сила желания помогает человеку переносить тяжкие труды и страдания, и при этом никто не станет добровольно сносить невзгоды иначе, как только ради того, что принесёт наслаждение». И так это потому, что сами по себе страдание и печаль неприятны душе, вследствие чего никто не избирает их ради них самих, но – только ради цели. Таким образом, из этого следует, что то благо, ради которого соглашаются терпеть зло, более желанно и любимо, чем то благо, лишение которого причиняет терпеливо сносимую печаль. Далее, то, что человек предпочитает благо благодати любому естественному благу, утрата которого может его опечалить, связано с горней любовью, которая любит Бога больше всего на свете. Отсюда понятно, что терпение как добродетель обусловливается любовью, согласно сказанному [в Писании]: «Любовь долготерпит» (1Кор. 13:4). Но очевидно, что любовь невозможна без благодати, согласно сказанному [в Писании]: «Любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим. 5:5). Следовательно, нельзя обладать терпением без благодати.

Ответ на возражение 1. Склонность разума была бы довлеющей в том случае, если бы человеческая природа находилась в целостном состоянии. Но в испорченной природе довлеет склонность вожделения, поскольку оно господствует в человеке. Поэтому человек в большей степени склонен претерпевать зло ради тех благ, которые восхищают вожделение здесь и сейчас, чем ради будущих благ, которых желает разум и с которыми связано истинное терпение.

Ответ на возражение 2. Благо общественной добродетели соответствует состоянию человеческой природы, и потому человеческая воля может стремиться к нему без помощи освящающей благодати, хотя и не без помощи благодати Божией. С другой стороны, благо благодати сверхъестественно, и потому человек не может стремиться к нему посредством естественной добродетели. Следовательно, приведённая аналогия неудачна.

Ответ на возражение 3. Перенесение человеком зол ради здоровья своего тела связано с той любовью, которой человек по природе любит свою плоть. Поэтому сравнивать это перенесение и то терпение, которое зиждется на сверхъестественной любви, некорректно.

С четвёртым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что терпение не является частью мужества. Действительно, ничто не может быть частью себя. Но очевидно, что терпение есть то же, что и мужество. Ведь нами уже было сказано (123, 6) о том, что главным актом мужества является стойкость, а стойкость присуща терпению. В связи с этим [Григорий] говорит, что «терпение состоит в перенесении причинённых другими зол»¹⁸². Следовательно, терпение не является частью мужества.

Возражение 2. Далее, ранее мы показали (123, 3), что мужество связано с отвагой и страхом, и потому оно находится в раздражительности. Но терпение, похоже, связано с печалью, и потому ему надлежит быть в вожделении. Следовательно, терпение является частью не мужества, а умеренности.

Возражение 3. Далее, целое не может существовать без своих частей. Поэтому если бы терпение было частью мужества, то мужество не могло бы существовать без терпения. Однако подчас мужественный не желает терпеливо сносить зло, но, напротив, нападает на того, кто это зло ему причиняет. Следовательно, терпение не является частью мужества.

Этому противоречит следующее: Туллий называет его частью мужества¹⁸³.

Отвечаю: терпение является как бы потенциальной частью мужества, поскольку оно присоединено к нему как вторичная добродетель к главной. В самом деле, как говорит в своей проповеди Григорий, терпение состоит в том, чтобы со спокойным умом переносить причинённое другими зло. Но из всех причиняемых другими зол главными и самыми тяжкими являются те, которые связаны с опасностью смерти, а с ними имеет дело мужество. Отсюда понятно, что в подобных вопросах первичным является мужество и что именно оно связано с тем, что в этих вопросах первично. Поэтому терпение присоединено к мужеству как вторичная добродетель к главной, по каковой причине [некоторые] называют терпение храбростью.

Ответ на возражение 1. Мужеству присуще переносить не вообще всё, а только то, что выносить труднее всего, а именно смертельные опасности, тогда как терпению свойственно выносить любые виды зла.

Ответ на возражение 2. Акт мужества состоит не только в том, чтобы твёрдо отстаивать благо наперекор страху перед будущими опасностями, но также и в том, чтобы не уступать страданиям и печалям, причиняемым тем, что уже налицо, и в этом отношении терпение схоже с мужеством. Но всё же мужество в первую очередь связано с преодолением обращающего в бегство страха, в то время как терпение в первую очередь связано с печалью, поскольку человека считают терпеливым не потому, что он не обращается в бегство, а потому, что он достойно претерпевает то, что причиняет ему вред здесь и сейчас, не поддаваясь неупорядоченной печали. Поэтому мужество, строго говоря, находится в раздражительной, а терпение – в вожделеющей способности. Но это нисколько не препятствует тому, чтобы терпение было частью мужества, поскольку присоединение добродетели к [другой] добродетели связано не с субъектом, а с материей или формой.

С другой стороны, несмотря на то, что терпение, как и умеренность, находится в вожделении, его нельзя считать частью умеренности, поскольку умеренность связана только с теми печалями, которые противоположны удовольствиям от осязания и возникают, например, вследствие воздержания от удовольствий от еды или соития, тогда как терпение по преимуществу связано с печалями, причиняемыми другими людьми. Кроме того, умеренности присуще сдерживать эти печали безотносительно того, какие удовольствия им противоположны, тогда как терпение побуждает человека не оставлять благо добродетели по причине такого рода печалей, сколь бы большими они не были.

Ответ на возражение 3. В некотором отношении, [а именно] с точки зрения того, что человек может терпеливо сносить то зло, которое связано со смертельной опасностью, терпение можно считать неотделимой частью мужества, и на этом основано доказательство возражения. Однако терпение вовсе не возбраняет человеку восставать на того, кто причиняет ему зло. Так, Златоуст, комментируя слова [Господа]: «Отойди от Меня, сатана» (Мф. 4:10), говорит, что «похвальным является терпеливо сносить несправедливость в отношении нас самих, но нет большего зла, чем терпеливо сносить несправедливость в отношении Бога»; и Августин в письме к Марцеллину говорит, что «предписания терпения не противоречат общественному благу, ради которого мы восстаём на наших врагов». Но в той мере, в какой терпение относится ко всем видам зла, оно присоединено к мужеству как вторичная добродетель к главной.

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что терпение есть то же, что и долготерпение. Ведь сказал же Августин, что «мы говорим о терпении Божием не в том смысле, что Он может претерпевать от какого-либо зла, а в том, что Он ожидает раскаяния нечестивых». В связи с этим читаем [в Писании]: «Господь – долготерпелив» (Сир. 5:4). Следовательно, терпение есть то же, что и долготерпение.

Возражение 2. Далее, одно и то же не может быть противоположно двум вещам. Но нетерпение противоположно долготерпению, посредством которого пережидают отсрочку, поскольку нетерпеливым считают того, для кого любая отсрочка представляется злом. Следовательно, похоже, что терпение есть то же, что и долготерпение.

Возражение 3. Далее, обстоятельством переносимого зла является не только время, но и место. Однако с точки зрения места терпение ничем не отличается от любой другой добродетели. Следовательно, долготерпение, которое определяется по количеству времени, а именно, что человек ожидает в течение долгого времени, не отличается от терпения.

Возражение 4. С другой стороны, глосса на слова [Писания]: «Или пренебрегаешь богатство благости, кротости и долготерпения Божия?» (Рим. 2:4), говорит: «Похоже, что долготерпение отличается от терпения, поскольку тех, которые чинят обиды не столько по умыслу, сколько по слабости, сносят с долготерпением, в то время как тех, которые радуются своему нечестию, сносят терпеливо».

Отвечаю: подобно тому, как величавость склоняет человеческий ум к чему-то великому, точно так же и великое терпение [то есть долготерпение] склоняет человеческий ум к чему-то отдалённому. Поэтому долготерпение, как и величавость, в большей степени связано со стремящейся к благу надеждой, чем с отвагой, страхом или печалью, объектом которых является зло. Следовательно, у долготерпения больше общего с величавостью, чем с терпением.

Однако есть две причины, по которым у него имеется и нечто общее с терпением. Одной из них является та, что терпение, подобно мужеству, сносит некоторое зло ради блага, причём скорое получение этого блага облегчает снесение [зла], а его долгое ожидание – затрудняет. Второй причиной является та, что само долгое ожидание блага, на которое мы надеемся, по своей природе обусловливает печаль, согласно сказанному [в Писании]: «Надежда, долго не сбывающаяся, томит сердце» (Прит. 13:12). Следовательно, и в отношении этого испытания, каковое суть претерпевание своего рода напасти, может существовать терпение. Поэтому терпение включает в себя как долготерпение, так и стойкость, поскольку и долготерпение, которое связано с отсрочкой того блага, на которое надеются, и стойкость, которая связана с теми тяготами, которые сносит человек, проявляя постоянство в исполнении добрых дел, можно рассматривать под одним аспектом тягостного зла.

По этой причине Туллий, давая определение терпению, говорит, что «терпение есть добровольное и продолжительное перенесение трудного и неприятного ради добродетели или пользы»¹⁸⁴, имея в виду, что «трудное» относится к стойкости в благе, а «неприятное» – к той прискорбности зла, которая является надлежащим объектом терпения; когда же он добавляет «продолжительное», то есть «долго длящееся», то имеет в виду долготерпение, [но только] в той мере, в какой оно общо с терпением.

Сказанного достаточно для ответа на возражения 1 и 2.

Ответ на возражение 3. То, что пространственно отдалено от нас по месту, в отличие от того, что отдалено по времени, не отдалено по природе просто, и потому приведённая аналогия неудачна. Более того, самая трудность, порождаемая отдалённостью по месту, связана со временем, поскольку для достижения отдалённого по месту требуется большее время.

Что же касается возражения 4, то с ним мы согласны. Однако здесь до́лжно иметь в виду, что смысл установленной этой глоссой причины различия состоит в том, что сносить тех, кто грешит по слабости, трудно просто потому, что они долго пребывают во зле, в связи с чем сказано, что их сносят с долготерпением, тогда как само то, что грешат из гордыни, представляется нестерпимым, в связи с чем о тех, которые грешат из гордыни, сказано, что их сносят терпеливо.