Вопрос 83. О МОЛИТВЕ

Далее нам надлежит рассмотреть молитву, под каковым заглавием наличествует семнадцать пунктов: 1) является ли молитва актом желающей или познавательной способности; 2) должно ли молиться Богу; 3) является ли молитва актом религии; 4) должно ли молиться одному только Богу; 5) должно ли, молясь, просить о чем-то конкретном; 6) должно ли, молясь, просить о преходящих вещах; 7) должно ли молиться о других; 8) должно ли молиться о врагах; 9) о семи просьбах молитвы Господней; 10) присуща ли молитва только разумной твари; 11) молятся ли о нас святые на небесах; 12) должно ли молиться вслух; 13) насколько необходимо быть сосредоточенным при молитве; 14) должна ли молитва быть продолжительной; 15) является ли молитва заслуживающей награды; 16) могут ли грешники, молясь, что-либо вымолить у Бога; 17) о различных видах молитвы.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что молитва является актом желающей способности. В самом деле, молитве надлежит быть услышанной. Но быть услышанным Богом является пожеланием, согласно сказанному [в Писании]: «Господи! Ты слышишь желания смиренных» (Пс. 9, 38). Таким образом, молитва является пожеланием. Но пожелание – это акт желающей способности и, следовательно, таковым является и молитва.

Возражение 2. Далее, Дионисий говорит: «Всякое дело подобает начинать молитвой, чтобы вручить себя Богу и соединить себя с Ним»⁴⁵¹. Но соединение с Богом происходит посредством любви, которая принадлежит желающей способности. Следовательно, молитва принадлежит желающей способности.

Возражение 3. Далее, по мнению Философа, умственной части присущи две деятельности. Первой из них является «мышление о неделимом», и благодаря этой деятельности мы схватываем то, какова суть вещь, в то время как второй – «синтез» и «анализ», посредством которых мы схватываем то, что есть и что не есть вещь⁴⁵². К ним можно добавить и третью часть, а именно «рассуждение», посредством которого мы движемся от известного к неизвестному. Но молитва не сводится ни к одной из приведенных деятельностей. Следовательно, она является деятельностью не умственной, а желающей способности.

Этому противоречит сказанное Исидором о том, что «молиться – значит говорить»⁴⁵³. Но речь принадлежит уму. Следовательно, молитва является актом не желающей, а умственной способности.

Отвечаю: как говорит Кассиодор, «молитва (oratio) есть говорящий разум (oris ratio)». Затем, созерцательный и практический разум отличаются тем, что созерцательный просто схватывает свой объект, тогда как практический разум не только схватывает, но и обусловливает. Далее, одна вещь может быть причиной другой двояко: во-первых, совершенно, то есть обусловливая свое следствие необходимым образом, и это имеет место тогда, когда следствие полностью подчинено власти своей причины; во-вторых, несовершенно, то есть просто располагая к следствию, поскольку следствие не полностью подчинено власти причины. И точно так же разум может обусловливать некоторые вещи двояко: во-первых, принудительно, и именно так разуму свойственно предписывать не только низшим способностям и телесным членам, но и тем человеческим субъектам, которые обязаны исполнять предписания. Во-вторых, [он может обусловливать] путем приведения к следствию и, так сказать, расположения к нему, и в этом смысле разум просит о том, чтобы нечто было сделано кем-либо из тех, кто, будучи или равным ему, или превосходящим, не является его субъектом. Но то и другое, а именно предписание и просьба, или мольба, подразумевает некоторую упорядоченность, [особенно] если человек намерен обусловить следствие через посредство кого-то еще, поскольку то и другое принадлежит упорядочивающему разуму. Поэтому Философ говорит, что «разум побуждает нас делать то, что является лучшим»⁴⁵⁴.

Итак, молитва, о которой мы в настоящем случае ведем речь, есть выражение мольбы, или просьбы, в каковом смысле Августин говорит, что «молитва является просьбой», а Дамаскин утверждает, что «молитва есть прошение у Бога того, что прилично»⁴⁵⁵. Отсюда очевидно, что молитва, о которой мы в настоящем случае ведем речь, является актом разума.

Ответ на возражение 1. О Господе говорят, что Он слышит желания смиренных, или потому, что желания являются причиной их просьб, поскольку просьба есть своего рода толкователь желания, или для того, чтобы показать, сколь скоро они будут услышаны, поскольку смиренный ещё только начинает желать, а Бог уже слышит его, [слышит] прежде, чем он вознесет молитву, согласно сказанному [в Писании]: «И будет – прежде, нежели они воззовут, – Я уже слышу»⁴⁵⁶ (Ис. 65, 24).

Ответ на возражение 2. Как уже было сказано (I, 82, 4; 9, 1), воля движет ум к его цели, и потому ничто не препятствует тому, чтобы приводимый в движение волей акт разума стремился к такой цели, как любовь, которая является соединением с Богом. Затем, молитва как движимая любящей волей стремится к Богу двояко. Во-первых, со стороны объекта нашей просьбы, поскольку, молясь, мы должны в первую очередь просить быть соединенными с Богом, согласно сказанному [в Писании]: «Одного просил я у Господа, того только ищу – чтобы пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей» (Пс. 26, 4). Во-вторых, со стороны просителя, который должен приблизиться к тому, кого он просит: либо пространственно, когда он подает свое прошение человеку, либо мысленно, когда он подает прошение Богу. Поэтому, согласно Дионисию, призывая Бога молитвами, мы тем самым как бы очищаем в Его присутствии свой ум⁴⁵⁷, и то же самое имеет в виду Дамаскин, когда говорит, что «молитва есть восхождение ума к Богу»⁴⁵⁸.

Ответ на возражение 3. Эти три действия принадлежат созерцательному разуму, а практическому разуму, как уже было сказано, помимо этого приличествует ещё и обусловливать нечто посредством предписания или просьбы.

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что молиться не подобает. Действительно, молитва, похоже, нужна для того, чтобы мы могли сообщить тому, кому мы молимся, о своих нуждах. Но [в Писании] сказано: «Отец ваш небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом» (Мф. 6, 32). Следовательно, не подобает молиться Богу.

Возражение 2. Далее, молитвой мы склоняем ум человека, к которому обращаемся с мольбой, к тому, чтобы он сделал то, о чем мы его молим. Но ум Божий неизменен и несклоняем, согласно сказанному [в Писании]: «Не станет сожалеть и не раскается Верный Израилев»⁴⁵⁹ (1Цар. 15, 29). Следовательно, нам не подобает молиться Богу.

Возражение 3. Далее, большей щедростью является дать тому, кто не просит, чем тому, кто просит, поскольку, как говорит Сенека, «ничто не стоит так дорого, как приобретенное с мольбой». Но Бог в высшей степени щедр. Следовательно, похоже, что не подобает молиться Богу.

Этому противоречат следующие слова [Писания]: «Должно всегда молиться и не унывать» (Лк. 18, 1).

Отвечаю: древние, рассуждая о молитве, ошибались трояко. Так, одни утверждали, что человеческие дела не управляются божественным Провидением, из чего следовало, что просить и поклоняться Богу попросту бесполезно; о таких [в Писании] сказано: «Вы говорите: «Тщетно служение Богу"» (Мал. 3, 14). Другие придерживались мнения, что все, в том числе и в человеческих делах, происходит необходимым образом, и при этом они ссылались либо на неизменность божественного Провидения, либо на непреодолимость влияния звезд, либо на нерасторжимость причинно-следственных связей, и это мнение тоже отрицало пользу молитвы. Было и третье мнение, которое разделяли те, которые признавали, что человеческие дела управляются божественным Провидением и что они не происходят необходимым образом, но при этом они считали, что божественное Провидение изменчиво и что эти изменения достигаются молитвами и другими относящимися к поклонению Богу вещами. Все эти мнения были опровергнуты нами в первой части (19, 7, 8; 22, 2, 4; 115, 6; 116). Поэтому нам надлежит утверждать, что польза молитвы не состоит в том, что она якобы привносит момент необходимости в подчиненные божественному Провидению человеческие дела или же предполагает изменчивость со стороны божественного расположения.

Чтобы прояснить этот вопрос, мы должны принять во внимание, что божественное Провидение располагает не только имеющие произойти следствия, но также и те причины, от которых они должны произойти, и сам порядок их происхождения. Затем, одними из обусловливающих следствия причин являются сами человеческие действия. Поэтому когда люди производят те или иные действия, они, никак не влияя на божественное расположение, тем не менее, с их помощью могут достигать некоторых следствий в соответствии с порядком божественного расположения, и то же самое можно сказать о естественных причинах. Таким вот образом действует и молитва. В самом деле, мы молимся не потому, что этим можем влиять на божественное расположение, а потому, что мы можем вымолить то, что Бог расположил так, что оно может быть вымолено нами посредством наших молитв. Или, как говорит Григорий, «прося, люди могут заслужить получить то, что Всемогущий Бог от вечности расположил к тому, чтобы дать».

Ответ на возражение 1. Мы должны молиться Богу не для того, чтобы Он узнавал о наших пожеланиях или нуждах, а для того, чтобы нам самим не забывать о необходимости в подобных вопросах обращаться за помощью к Богу.

Ответ на возражение 2. Как уже было сказано, побуждением к молитве является не то, что мы можем изменить божественное расположение, а то, что благодаря нашим молитвам мы можем получить предназначенное для этого Богом.

Ответ на возражение 3. Бог дарует нам многое от Своих щедрот без какой-либо нашей просьбы, но Он также желает даровать нам некоторые вещи по нашей просьбе ради нашего же блага, а именно ради того, чтобы мы, обращаясь за помощью к Богу, научались доверяться Ему и признавать в Нем Творца наших благ. Поэтому Златоуст говорит: «Думай о том, какое блаженство тебе даруется, какая предоставляется честь, когда ты молитвенно обращаешься к Богу, когда беседуешь с Христом, когда ты в своей немощи испрашиваешь желаемое».

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что молитва не является актом религии. В самом деле, религия – это часть правосудности и находится в воле как в своем субъекте. Но молитва, как уже было сказано (1), находится в умственной части. Следовательно, молитва, похоже, является актом не религии, а дара разумения, посредством которого ум возвышается к Богу.

Возражение 2. Далее, акт «latria» подпадает под необходимость предписания. Но молитва, похоже, не подчинена необходимости предписания, а просто проистекает из воли, поскольку она есть не что иное, как просьба о том, чего мы хотим. Следовательно, молитва, пожалуй, не является актом религии.

Возражение 3. Далее, религии, похоже, надлежит «совершать приношения, отправлять церковные обряды и поклоняться Божеству». Но дело представляется так, что молитва является не предложением чего-либо Богу, а [напротив] просьбой о получении чего-то от Него. Следовательно, молитва не является актом религии.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Да направится молитва моя, как фимиам, пред Лицо Твое» (Пс. 140, 2), а глосса на эти слова замечает, что «это надо понимать так, что согласно старому Закону фимиам приносился Господу как приятное Ему благовоние». Но это принадлежит религии. Следовательно, молитва является актом религии.

Отвечаю: как уже было сказано (81, 2), религии надлежит воздавать должные почести Богу, и потому все то, через посредство чего Богу воздаются должные почести, принадлежит религии. Но человек посредством молитвы воздает почести Богу постольку, поскольку покоряет себя Ему и молитвенно признает, что нуждается в Нем как в Творце своих благ. Из сказанного очевидно, что молитва является присущим религии актом.

Ответ на возражение 1. Как уже было сказано (82, 1), воля подвигает другие способности души к их цели, и потому религия, которая находится в воле, направляет действия других способностей к почитанию Бога. Затем, из всех душевных способностей наивысшей и наиболее близкой к воле является ум. Поэтому после принадлежащей воле набожности главнейшим из того, что направляет религиозные акты, является принадлежащая умственной части молитва, поскольку посредством её религия направляет человеческий ум к Богу.

Ответ на возражение 2. Предметом предписания является не только то, что мы должны просить желаемое, но и то, что мы должны правильно желать. Но желание подпадает под предписание горней любви, тогда как просьба подпадает под предписание религии, каковое предписание выражено в следующих словах [Писания]: «Просите – и получите»⁴⁶⁰ (Мф. 7, 7).

Ответ на возражение 3. Молясь, человек вверяет свой ум Богу, поскольку он почтительно смиряет его перед Ним и, если так можно выразиться, предъявляет его Ему, как это явствует из вышеприведенных (1) слов Дионисия. Поэтому подобно тому, как человеческий ум превосходит внешние вещи, будь то телесные члены или те внешние вещи, которые используются для богослужения, точно так же молитва превосходит другие акты религии.

С четвёртым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нам должно молиться одному только Богу. В самом деле, как уже было сказано (3), молитва является актом религии. Но религия должна служить одному только Богу. Следовательно, и молиться мы должны одному только Богу.

Возражение 2. Далее, бесполезно молиться тому, кто не осведомлен о молитве. Но один только Бог знает о молитве – как потому, что молитва часто произносится не вслух, а посредством внутреннего акта, о котором ведает только Бог, согласно сказанному апостолом: «Стану молиться духом, стану молиться и умом» (1Кор. 14, 15), так и потому, что, как говорит Августин, «умершие, даже святые, не знают, что делают живые, даже их собственные дети». Следовательно, нам должно молиться одному только Богу.

Возражение 3. Далее, если мы и молимся каким-либо святым, то делаем так только потому, что они соединены с Богом. Но ведь и некоторые из тех, кто ещё живет в этом мире, и даже некоторые из тех, кто находится в чистилище, близко соединены с Богом посредством благодати, и, однако же, мы им не молимся. Следовательно, не должны мы молиться и тем святым, которые пребывают в раю.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Взывай, если есть отвечающий тебе, – и к кому из святых обратишься ты?» (Иов. 5, 1).

Отвечаю: обращать свою молитву к личности можно двояко: во-первых, чтобы она была им исполнена, во-вторых, чтобы она была им передана. В первом смысле мы обращаем нашу молитву к одному только Богу, поскольку все наши молитвы должны быть направлены на обретение благодати и славы, которую дает один только Бог, согласно сказанному [в Писании]: «Господь дает благодать и славу» (Пс. 83, 12). А вот во втором смысле мы молимся святым, ангелам или людям, но не потому, что Бог через них может узнать о нашем прошении, а для того, чтобы наши молитвы могли быть поддержаны их молитвами и заслугами. Поэтому [в Писании] читаем о том, что «вознесся дым фимиама с молитвами святых... пред Бога» (Откр. 8, 4). Это также со всей очевидностью явствует из используемого Церковью стиля молитвы, поскольку мы молим Блаженную Троицу «смилостивиться над нами», в то время как святых просим «молиться о нас».

Ответ на возражение 1. Только Ему одному мы приносим молитвенное служение, от Него одного мы чаем обрести то, о чем молимся, поскольку этим мы исповедуем Его как Творца всех наших благ, а отнюдь не тех, кого мы призываем быть нашими заступниками пред Богом.

Ответ на возражение 2. Умершие с точки зрения их естественного состояния не знают о том, что происходит в этом мире, особенно если речь идет о внутренних движениях сердца. Однако, как говорит Григорий, как бы там ни было, но блаженным приличествует знать о том, что происходит с нами, и даже то, что касается внутренних движений сердца, становится им известно в Слове⁴⁶¹. И тем более им в их возвышенном состоянии приличествует знать о тех наших просьбах, которые мы обращаем к ним в словах или помыслах. Следовательно, обращенные к ним просьбы ведомы им благодаря проявлению их через посредство Божества.

Ответ на возражение 3. Те, которые находятся в этом мире или в чистилище, ещё не наслаждаются видением Слова, и потому они не могут знать то, о чем мы думаем или говорим. Поэтому мы не обращаемся к ним за помощью посредством молитвы, но просим о ней живых, говоря с ними.

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что мы, молясь Богу, не должны просить о чем-то конкретном. Так, согласно Дамаскину «молитва есть прошение у Бога того, что прилично»⁴⁶², и потому бесполезно молиться о том, что не является таковым, согласно сказанному [в Писании]: «Просите, и не получаете, потому что просите не на добро» (Иак. 4, 3). Затем, по словам [Писания], «мы не знаем, о чем молиться, как должно» (Рим. 8, 26). Следовательно, мы не должны, молясь, просить о чем-то конкретном.

Возражение 2. Далее, когда один человек просит другого о чем-то конкретном, он стремится склонить его волю к исполнению своего желания. Но мы не должны пытаться склонить волю Бога к тому, чего хотим мы, напротив, как говорит глосса на слова [псалма]: «Радуйтесь, праведные, о Господе» (Пс. 32, 1), мы должны стремиться желать то, чего желает Он. Следовательно, мы не должны, молясь Богу, просить о чем-то конкретном.

Возражение 3. Далее, у Бога не должно просить что-либо дурное, что же касается доброго, то Бог Сам побуждает нас это брать. Но бесполезно просить дать то, что и так побуждают брать. Следовательно, мы не должны просить Бога о чем-то конкретном в наших молитвах.

Этому противоречит следующее: Господь преподал Своим ученикам молитву Господню, в которой содержатся конкретные просьбы (Мф. 6; Лк. 11).

Отвечаю: как пишет Валерий Максим, «Сократ полагал, что мы должны просить бессмертных богов только о том, чтобы они [просто] ниспослали нам благо, поскольку им, безусловно, ведомо, что есть наше благо, тогда как сами мы в своих молитвах часто просим у них то, чего бы нам лучше не иметь». Это мнение истинно, по крайней мере, в отношении тех вещей, которые могут производить дурные следствия и которые человек может использовать как во благо, так и во зло, например, как указывает тот же автор, «погубившее многих богатство, портящие нравы почести, власть, которая, как мы сами не раз видели, приводит к несчастью, блестящие браки, которые подчас разрушают семьи». Однако есть такие блага, которые нельзя использовать дурно постольку, поскольку у них не может быть дурных следствий. Таковые суть те, которые являются объектом блаженства, и благодаря ним мы заслуживаем его. Именно их просят святые в своих молитвах, о чем читаем [в Писании]: «Да воссияет Лицо Твое – и спасемся!»; и еще: «Поставь меня на стезю заповедей Твоих» (Пс. 118, 35).

Ответ на возражение 1. Хотя сам человек не может знать, о чем он должен молиться, «Дух», как сказано в том же месте, «подкрепляет нас в немощах наших», поскольку, вдохновляя нас на святые пожелания, Он побуждает нас просить о том, что прилично. Поэтому Господь говорит, что истинные поклонники «должны поклоняться в духе и истине» (Ин. 4, 24).

Ответ на возражение 2. Когда мы в наших молитвах просим о том, что связано с нашим спасением, мы тем самым сообразуем наши желания с тем, чего желает Бог, Который, как сказано [в Писании], «хочет, чтобы все люди спаслись» (1Тим. 2, 4).

Ответ на возражение 3. Бог побуждает нас брать доброе так, что мы можем приближаться к нему не телесными шагами, а благочестивыми пожеланиями и благоговейными молитвами.

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что человек, молясь, не должен просить Бога о преходящих вещах. В самом деле, то, о чем мы молимся, мы и ищем. Но мы не должны искать преходящие вещи, о чем читаем [в Писании]: «Ищите же прежде царства Божия и правды Его – и это все приложится вам» (Мф. 6, 33), то есть, по Его словам, мы не должны искать преходящие вещи, поскольку они будут приложены к тому, что мы ищем. Следовательно, не должно молитвенно просить Бога о преходящих вещах.

Возражение 2. Далее, никто не просит о том, что его не заботит. Но мы не должны заботиться о преходящих вещах, согласно сказанному [в Писании]: «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть» (Мф. 6, 25). Следовательно, мы не должны в наших молитвах просить о преходящих вещах.

Возражение 3. Далее, молитва должна возводить наш ум к Богу. Но, прося временные вещи, мы низводим его к дольнему, против чего выступает апостол, говоря, что должно смотреть «не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно» (2Кор. 4, 18). Следовательно, человек, молясь, не должен просить Бога о преходящих вещах.

Возражение 4. Кроме того, человек не должен просить Бога о чем-либо помимо доброго и полезного. Но подчас те преходящие вещи, которыми мы обладаем, приносят нам вред, причем не только в духовном, но и в материальном смысле. Следовательно, мы не должны просить о них Бога в наших молитвах.

Этому противоречат следующие слова [Писания]: «Питай меня насущным хлебом» (Прит. 30, 8).

Отвечаю: как говорит Августин, «мы вправе молиться о том, что мы вправе желать». Но мы вправе желать преходящие вещи, хотя и не главным образом, [то есть] видя в них свою цель, а как средства, позволяющие нам продвигаться по пути к блаженству, поскольку они, так сказать, являются средствами для поддержания жизни тела и при совершении добродетельных поступков, как пишет Философ, служат нам своего рода орудиями⁴⁶³. То же самое говорит Августин Пробе, а именно, что «всякому позволительно желать то, что является достаточным для поддержания его жизни, но не более. В самом деле, при достаточности желаемого оно желается не ради его самого, а ради благополучия тела или ради того, чтобы одеваться так, как этого требует наше положение, и не выпадать из уклада тех людей, среди которых нам приходится жить. Поэтому мы вправе молиться о том, чтобы сохранить все это, если оно у нас есть, а если нет, то о том, чтобы его обрести».

Ответ на возражение 1. Нам надлежит искать преходящие вещи не в первую очередь, а во вторую. Поэтому Августин комментирует [эти слова] так: «Когда Он говорит, что оно», то есть царство Божие, «должно искаться прежде, то имеет в виду, что остальное», то есть преходящие блага, «должны искаться после, не по времени, а по важности, поскольку первое является нашим благом, а второе – нашей потребностью»⁴⁶⁴.

Ответ на возражение 2. Запрещена не любая забота о временном, а только та, которая, как было показано выше (55, 6), является неупорядоченной и излишней.

Ответ на возражение 3. Если наш ум склоняется к преходящим вещам так, что находит в них свое успокоение, то он остается пребывать в них, но если он склоняется к ним ввиду того, что ищет блаженства, то он не нисходит к ним, а [напротив] возводит их на более высокий уровень.

Ответ на возражение 4. То, что в наших просьбах преходящее является не основным, а второстепенным объектом нашей мольбы, означает, что мы просим о нем Бога затем, чтобы оно было дано нам в той мере, в какой оно может послужить средством для нашего спасения.

С седьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что мы не должны молиться о других. В самом деле, молясь, мы должны следовать данному нам Господом образцу. Но в молитве Господней мы просим о себе, а не о других; так, мы говорим: «Хлеб наш насущный дай нам на сей день» и т. д. Следовательно, мы не должны молиться о других.

Возражение 2. Далее, молятся для того, чтобы быть услышанными. Но одним из необходимых условий того, что молитва будет услышана, является то, что каждый молится о себе. Так, Августин, комментируя слова [Писания]: «О чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам» (Ин. 16, 23), говорит: «Каждый будет услышан, если он молится о себе, а не обо всех, по каковой причине Он говорит не просто «даст», а «даст вам"». Следовательно, похоже на то, что мы не должны молиться о других, но – только о себе.

Возражение 3. Далее, нам запрещено молиться о других, если они злы, согласно сказанному [в Писании]: «Не возноси за них молитвы... и не ходатайствуй предо Мною – ибо Я не услышу тебя» (Иер. 7, 16). С другой стороны, мы не обязаны молиться о добрых, поскольку их слышат, когда они молятся о себе. Следовательно, похоже, что мы не должны молиться о других.

Этому противоречат следующие слова [Писания]: «Молитесь друг за друга, чтобы исцелиться» (Иак. 5, 16).

Отвечаю: как уже было сказано (6), когда мы молимся, мы должны просить то, что мы должны желать. Но мы должны желать блага не только себе, но и другим, поскольку, как было показано выше (25, 1; 27, 2; 31, 1), это присуще любви к ближнему. Следовательно, любовь к горнему требует от нас, чтобы мы молились о других. Поэтому Златоуст говорит: «Необходимость обязывает нас молиться о себе, братская любовь побуждает нас молиться о других, и та молитва, которую предлагает нам братская любовь, приятней Богу, чем та, которая является следствием необходимости»⁴⁶⁵.

Ответ на возражение 1. Как пишет Киприан, «мы говорим «Отче наш», а не «Отче мой», «дай нам», а не «дай мне», поскольку Господь единства не пожелал, чтобы мы молились частным образом, то есть каждый о себе, но пожелал, чтобы каждый молился обо всех подобно тому, как и Сам Он претерпел едино за всех».

Ответ на возражение 2. То условие, что молящийся молится о себе, является необходимым не для того, чтобы молитва была вознаграждена, а для того, чтобы молитва не оказалась тщетной. Действительно, подчас случается так, что мы благочестиво и настойчиво молимся о другом и просим о том, что касается его спасения, но из этого ничего не выходит по причине некоторого препятствия со стороны человека, о котором мы молимся, согласно сказанному [в Писании]: «Хотя бы предстали пред Лицо Мое Моисей и Самуил, душа Моя не приклонится к народу сему» (Иер. 15, 1). Тем не менее, молитва того, кто молится подобным образом из любви к горнему, будет вознаграждена, согласно сказанному [в Писании]: «Молитва моя возвращалась в недро мое» (Пс. 34, 13), то есть, как разъясняет эти слова глосса, «хоть польза от нее не видна, я все же не буду лишен своей награды».

Ответ на возражение 3. Мы должны молиться и о грешниках, чтобы они были обращены, и о праведниках, чтобы они были сохранены и подвигались в святости. Однако наши молитвы о грешниках в одних случаях бывают услышаны, в других – нет. Они бывают услышаны о тех, кто предопределен [к жизни], но не о тех, кто предвиден к смерти, что подобно тому, как и в случае братского исправления исправляются предопределенные, но не проклятые, согласно сказанному [в Писании]: «Кто может выпрямить то, что Он сделал кривым?» (Еккл. 7, 13). В связи с этим читаем [в Писании]: «Если кто видит брата своего согрешающего грехом не к смерти, то пусть молится, и Бог даст ему жизнь – то есть согрешающему грехом не к смерти» (1Ин. 5, 16). Но мы, как говорит Августин, не вправе отказывать кому-либо из живущих здесь в благе исправления постольку, поскольку не умеем отличать предопределенного от проклятого⁴⁶⁶. Следовательно, по той же причине мы не вправе отказывать кому-либо в молитвенной помощи.

Мы также должны молиться и о праведных, и причин на то – три. Во-первых, та, что чем больше молящихся, тем скорее будет услышана их молитва, в связи с чем глосса на слова [Писания]: «Помогите мне в молитвах за меня»⁴⁶⁷ (Рим. 15, 30) говорит: «Апостол прав, прося меньших братьев молиться за него, поскольку когда много малых соединяются в чем-то одном, они становятся [одним] большим, и потому невозможно, чтобы молитвы многих не достигали» того, что может быть достигнуто посредством молитвы. Во-вторых, та, что многие могут благодарить Бога за ниспосланную праведным благодать, каковая благодать, по словам апостола (2Кор. 1, 11), содействует многим. В-третьих, та, дабы более совершенные не возгордились, видя, что они нуждаются в молитвах менее совершенных.

С восьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что мы не должны молиться о наших врагах. Ведь сказал же [апостол], что «все, что писано было прежде, написано нам в наставление» (Рим. 15, 4). Но Священное Писание содержит немало адресованных врагам проклятий; так, читаем: «Да будут постыжены и жестоко поражены все враги мои, да постыдятся они и да постигнут их бедствия мгновенно»⁴⁶⁸ (Пс.

6, 11). Следовательно, мы должны молиться скорее против, а не за наших врагов.

Возражение 2. Далее, отмщение врагам причиняет им вред. Но святые желают мести своим врагам, согласно сказанному [в Писании]: «Доколе... не судишь, и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?» (Откр. 6, 10). Поэтому они радуются, когда видят отмщение своим врагам, согласно сказанному [в Писании]: «Возрадуется праведник, когда увидит отмщение» (Пс. 57, 11). Следовательно, мы должны молиться не за своих врагов, а против них.

Возражение 3. Далее, дело не должно расходиться с молитвой. Но люди иногда вправе нападать на своих врагов, в противном случае все войны были бы несправедливыми, что противоречит тому, что было доказано нами выше (40, 1). Следовательно, мы не должны молиться о наших врагах.

Этому противоречат следующие слова [Писания]: «Молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф. 5, 44).

Отвечаю: как уже было сказано (7), молитва о другом является актом любви к горнему. Поэтому мы обязаны молиться о наших врагах точно таким же образом, каким мы обязаны их любить. Затем, нами уже было разъяснено в трактате о любви (25, 8), как мы обязаны любить наших врагов, а именно, что мы должны любить в них их природу, но не их грех. При этом любить наших врагов в целом является предметом предписания, в то время как любить их по отдельности не является предметом предписания, за исключением готовности к этому ума, а именно, чтобы человек был готов полюбить своего врага как индивида и оказать ему помощь или в случае необходимости, или если его враг попросит у него прощения. А вот возлюбить врагов по отдельности в абсолютном смысле этого слова является актом совершенства.

И точно так же нам вменено в обязанность не исключать наших врагов из тех общих молитв, которыми мы молимся о других, тогда как то, молиться ли нам о них индивидуально, является – за исключением некоторых особых случаев – предметом не обязательства, а совершенства.

Ответ на возражение 1. Содержащиеся в Священном Писании проклятья можно понимать четверояко. Во-первых, как говорит Августин, согласно пророческой традиции «предвозвещать грядущее под завесой проклятий»⁴⁶⁹. Во-вторых, в том смысле, что Бог причиняет некоторое преходящее зло злым ради их исправления. В-третьих, как о направленных не [столько] против самих людей, [сколько] против царства греха, дабы, так сказать, исправление людей уничтожило грех. В-четвёртых, путем сообразования нашей воли с божественной правосудностью в отношении проклятия тех, кто упорствует в грехе.

Ответ на возражение 2. Как указывает Августин в той же книге, «отмщением за мучеников является низложение царства греха, поскольку пока оно царствовало, те много страдали»⁴⁷⁰. А ещё он говорит, что «их мольба о мести выражена не в словах, а в умах подобно тому, как кровь Авеля вопиет от земли». Радуются же они отмщению не ради себя, а ради божественной правосудности.

Ответ на возражение 3. Мы вправе нападать на врагов для того, чтобы удерживать их от греха, и тогда это способствует и их собственному благу, и благу других. Следовательно, мы также вправе молитвенно просить причинить нашим врагам преходящее зло для того, чтобы они могли исправить свои пути. И так молитва и дело не будут расходиться друг с другом.

С девятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что семь просьб молитвы Господней не установлены надлежащим образом. В самом деле, что толку просить о том, чтобы святилось то, что свято всегда. Но имя Божие всегда свято, согласно сказанному [в Писании]: «Свято имя Его» (Лк. 1, 49). И точно так же царство Его вечно, согласно сказанному [в Писании]: «Царство Твое – царство всех веков» (Пс. 144, 13). И точно так же воля Божия неизменно исполняется, согласно сказанному [в Писании]: «Все, что Мне угодно, Я сделаю» (Ис. 46, 10). Следовательно, нет смысла просить о том, чтобы «святилось имя» Божие, чтобы «пришло царствие» Божие и чтобы исполнилась «воля» Божия.

Возражение 2. Далее, прежде чем достигнуть добра, необходимо уклониться от зла. Поэтому то, что просьбы, касающиеся достижения добра, предшествуют просьбам, касающимся уклонения от зла, представляется неправильным.

Возражение 3. Далее, всякий просит о том, что может быть ему дадено. Но главным даром Божиим является Святой Дух и все те дары, которые мы получаем через Него. Следовательно, просьбы не представляются установленными надлежащим образом постольку, поскольку они не соответствуют дарам Святого Духа.

Возражение 4. Далее, Лука в молитве Господней приводит только пять просьб, как это явствует из одиннадцатой главы [его благовествования]. Следовательно, Матфей, приведший семь [просьб], избыточен.

Возражение 5. Кроме того, похоже, что бессмысленно стремиться обрести благоволение того, кто уже благоволит нам. Но Бог предвосхищает нас Своим благоволением, поскольку «Он прежде возлюбил нас» (1Ин. 4, 19). Следовательно, предварять просьбы словами: «Отче наш, сущий на небесах», которые, похоже, указывают на желание обрести благоволение Божие, тщетно.

Этому противоречит абсолютный авторитет предложившего эту молитву Христа.

Отвечаю: молитва Господня в наибольшей степени совершенна, поскольку, как говорит Августин, «если мы молимся благочестиво и праведно, то что мы можем добавить к тому, что уже содержится в этой молитве Господней». В самом деле, коль скоро молитва, если так можно выразиться, раскрывает наши желания перед Богом, мы вправе просить в наших молитвах только о том, что мы вправе желать. Но в молитве Господней мы не только просим обо всем том, что мы вправе желать, но и в том порядке, в котором мы должны это желать, так что эта молитва не только учит нас просить, но и направляет все наши устремления. Так, очевидно, что первое из того, что является объектом нашего желания, есть цель, а вслед за нею – все то, что направляет к цели. Но нашей целью является Бог, и все наши устремления направлены к Нему двояко: во-первых, посредством нашего желания славы Божией; во-вторых, посредством нашего желания наслаждаться Его славой. Первое связано с той любовью, которой мы любим Бога в Нем Самом, тогда как второе – с той любовью, которой мы любим в Боге себя. Поэтому первая просьба выражена в словах: «Да святится имя Твое», а вторая – в словах: «Да приидет царствие Твое», посредством которых мы просим принять нас в славу Его царства.

Что касается того, что направляет нас к этой цели, то оно может делать это двояко: во-первых, по своей природе; во-вторых, акцидентно. По своей природе к цели нас направляет то благо, которое способствует достижению цели. Затем, нечто может способствовать достижению цели, каковой является блаженство, двояко. Во-первых, непосредственно и преимущественным образом, [а именно] согласно заслуге, посредством которой мы, повинуясь Богу, заслуживаем блаженство, и об этом мы просим так: «Да будет воля Твоя и на земле, как на небе». Во-вторых, инструментально, [а именно] постольку, поскольку оно помогает нам обрести заслугу, и об этом мы просим так: «Хлеб наш насущный дай нам на сей день», имея ввиду как священный Хлеб, ежедневное употребление которого полезно для человека и в котором заключены все остальные таинства, так и хлеб телесный, так что этим обозначается достаточная полнота пропитания, поскольку как говорит Августин, евхаристия суть главное таинство, а хлеб суть главная пища. Поэтому в евангелии от Матфея мы читаем о «духовной», то есть «главной» [пище], как разъясняет эти слова Иероним.

Акцидентно же мы направляемся к блаженству посредством устранения препятствий. Итак, нашему достижению блаженства препятствуют три вещи. Во-первых, грех, который непосредственно не пускает человека в царство, согласно сказанному [в Писании]: «Ни блудники, ни идолослужители...» и т. д. «царства Божия не наследуют» (1Кор. 6, 9, 10), и к этому относятся слова: «Прости нам долги наши». Во-вторых, искушение, которое препятствует нам соблюдать волю Божию, и это выражено в словах: «Не введи нас в искушение», посредством которых мы просим не о том, чтобы не быть искушаемыми, а о том, чтобы не быть побежденными искушением, что означает быть введенным в искушение. В-третьих, теперешнее наше бедственное состояние, которое служит своего рода препятствием для достаточной [полноты] жизни, и к этому относятся слова: «Избавь нас от лукавого».

Ответ на возражение 1. По словам Августина, «когда мы говорим: «Да святится имя Твое», то не хотим этим сказать, что имя Божие не свято, а [просто] просим о том, чтобы люди могли обращаться к нему как к святыне»⁴⁷¹, то есть здесь речь идет о распространении среди людей славы Божией. Когда мы говорим: «Да приидет царствие Твое», то не хотим этим сказать, что Бог ныне не царствует, но, как пишет тот же Августин, «побуждаем самих себя стремиться к этому царству, которое может прийти в нас и в котором мы сможем царствовать». Что же касается слов: «Да будет воля Твоя», то они означают: «Да повинуются заповедям Твоим и на земле, как на небе, то есть и люди, как ангелы»⁴⁷². Поэтому эти три просьбы будут совершенно исполнены в жизни грядущей, тогда как остальные четыре, как говорит Августин, связаны с нуждами жизни нынешней⁴⁷³.

Ответ на возражение 2. Поскольку просьба есть выявление желания, порядок просьб соответствует порядку не исполнения, а желания, или намерения, в котором цель предшествует тому, что направляет к цели, и достижение блага предшествует уклонению от зла.

Ответ на возражение 3. Августин увязывает семь просьб с дарами и блаженствами. Он говорит: «Если страх Божий суть то, посредством чего блаженные нищи духом, то будем просить о том, чтобы имя Божие было для людей свято, с целомудренным страхом. Если благочестие суть то, посредством чего блаженные кротки, то будем просить о пришествии Его царства так, чтобы мы стали кроткими и более не противились Ему. Если ведение суть то, посредством чего блаженные плачут, то будем просить об исполнении Его воли, ибо тогда мы утешимся. Если крепость суть то, посредством чего блаженные алчут, то будем просить о том, чтобы нам был дан хлеб наш насущный. Если совет суть то, посредством чего блаженные милостивы, то будем прощать должникам нашим, ибо тогда простятся долги и нам. Если разум суть то, посредством чего блаженный чист сердцем, то будем просить о том, чтобы сердце наше не раздваивалось вследствие стремления к мирским вещам, служащим поводом к нашему искушению. Если премудрость суть то, посредством чего блаженные являются миротворцами и нарекаются сынами Божиими, то будем молиться об избавлении нас от зла, поскольку, будучи от него избавлены, мы уже только поэтому станем свободными сынами Божиими»⁴⁷⁴.

Ответ на возражение 4. Согласно Августину, «Лука изложил молитву Господню не в семи прошениях, а в пяти, поскольку посредством такого опущения показал, что третья просьба есть некоторым образом повторение первых двух». Действительно, воля Божия, если так можно выразиться, склоняется в первую очередь к тому, чтобы нам была ведома Его святость и чтобы мы царствовали вместе с Ним. Последняя же из приведенных Матфеем просьб, а именно «избавь нас от лукавого», «опущена Лукою для того, чтобы нам было понятно, что к этому относится сказанное выше об искушении»⁴⁷⁵.

Ответ на возражение 5. Мы молитвенно обращаемся к Богу не потому, что можем на Него повлиять, а для того, чтобы самим обрести уверенность в наших мольбах, каковая уверенность возникает в первую очередь из осознания Его любви к нам, вследствие которой Он желает нам блага, и потому мы говорим: «Отче наш», а ещё – [из осознания] Его превосходства, благодаря которому Он может это исполнить, и потому мы говорим: «Сущий на небесах».

С десятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что молитва присуща не только разумной твари. В самом деле, один и тот же субъект, похоже, и просит, и получает. Но получать приличествует и несотворенным Лицам, а именно Сыну и Святому Духу. Поэтому им присуще и молиться. Так, Сын сказал: «Я умолю Отца» (Ин. 14, 16), и апостол сказал о Святом Духе: «Дух ходатайствует за нас» (Рим. 8, 26).

Возражение 2. [Далее] ангелы, будучи, умными субстанциями, являются сверхразумными тварями. Но ангелам приличествует молитва, о чем читаем в псалме: «Поклонитесь пред Ним, все ангелы Его» (Пс. 96, 7). Следовательно, молитва присуща не только разумной твари.

Возражение 3. Далее, одному и тому же субъекту приличествует как молиться, так и взывать к Богу, поскольку в этом по преимуществу и состоит молитва. Но неразумные животные способны взывать к Богу, согласно сказанному [в Писании]: «Дает скоту пищу его, – и птенцам ворона, взывающим к Нему» (Пс. 146, 9). Следовательно, молитва присуща не только разумной твари.

Этому противоречит следующее: молитва, как уже было сказано (1), является актом разума. Но разумная тварь получила свое имя от разума. Следовательно, молитва присуща только разумной твари.

Отвечаю: как уже было сказано (1), молитва – это акт разума, который является обращенным к превосходящему прошением, тогда как предписание является актом разума, посредством которого к чему-либо направляется низший. Поэтому молитва, строго говоря, принадлежит тому, кому принадлежит разум, при наличии того, кто превосходит его и кому он может молиться. Но нет ничего выше божественных Лиц, а неразумные животные лишены разума. Следовательно, молитва не присуща ни божественным Лицам, ни неразумным животным, а присуща она единственно разумной твари.

Ответ на возражение 1. Получение принадлежит божественным Лицам со стороны Их природы, в то время как молитва принадлежит тому, кто получает через посредство благодати. О Сыне говорят как о просящем, или молящем, со стороны того, что Он воспринял, то есть Его человеческой природы, а не со стороны Его Божества, а о Святом Духе говорят как о ходатайствующем постольку, поскольку Он побуждает просить нас.

Ответ на возражение 2. Как было сказано в первой части (79, 8), в нас ум и разум не являются различными силами, и отличаются они друг от друга как совершенное от несовершенного. Поэтому умные твари, каковыми являются ангелы, отличаются от разумных тварей, хотя подчас и рассматриваются как таковые. В указанном смысле о молитве и говорят как о присущей единственно разумной твари.

Ответ на возражение 3. О птенцах ворона сказано как о взывающих к Богу в смысле их естественного желания, посредством которого все, хотя и различным способом, желает приобщиться к божественной благости. Поэтому о лишенных разума животных говорят, что они повинуются Богу, имея в виду их природный инстинкт, посредством которого они подвигаются Богом.

С одиннадцатым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что святые на небесах не молятся о нас. Ведь человеческое деяние является больше заслугой для него самого, чем для других. Но святые на небесах не нуждаются в заслуге, и при этом они не молятся о себе, поскольку уже достигли своего предела. Следовательно, не молятся они и о нас.

Возражение 2. Далее, святые совершенно сообразуют свою волю с Богом, и потому желают только того, чего желает Бог. Но воля Божия неизменно исполняется. Следовательно, святым нет смысла молиться о нас.

Возражение 3. Далее, свыше находятся не только святые на небесах, но и те, которые пребывают в чистилище, поскольку они более не могут грешить. Но в чистилище не молятся о нас, напротив, это мы молимся о них. Следовательно, и святые на небесах не молятся о нас.

Возражение 4. Далее, если бы святые на небесах молились о нас, то наиболее действенными были бы молитвы наивысших святых, и потому нам не следовало бы просить о молитвенной помощи низших святых, но – только наивысших.

Возражение 5. Кроме того, душа Петра – это не сам Петр. Поэтому если души святых, будучи пока отделены от своих тел, молятся о нас, то мы должны просить молиться о нас не святого Петра, а его душу, однако Церковь поступает иначе. Следовательно, святые не молятся о нас, по крайней мере, до своего воскресения.

Этому противоречат следующие слова [Писания]: «Это [бра-толюбец] который много молится о народе и святом городе, Иеремия, пророк Божий!» (2Мак. 15, 14).

Отвечаю: как говорит Иероним, ошибка Вигилантия состояла в том, что, по его мнению, «пока мы живем, мы можем молиться друг о друге, но после смерти никакая наша молитва о других не может быть услышана, поскольку не вознаграждаются даже молитвы мучеников, просящих отмстить [живущим] за их кровь». Но это вовсе не так – ведь коль скоро, как было показано выше (7), молитва о других проистекает из горней любви, то чем большей является любовь святых на небесах, тем больше они молятся о странствующих [в этой жизни] постольку, поскольку им можно помочь молитвой, и чем ближе они соединены с Богом, тем более действенны их молитвы. В самом деле, таков уж божественный порядок, что низшие сущности воспринимают от преизбыточного превосходства высших, что подобно тому, как воздух воспринимает свою просветленность от солнца. В указанном смысле о Христе [в Писании] сказано: «Приходящие посредством Его силы к Богу... ходатайствуют за нас»⁴⁷⁶ (Евр. 7, 25). Поэтому Иероним говорит: «Если апостолы и мученики, ещё находясь в теле и имея необходимость заботиться о себе, могли молиться о других, то тем паче они делают это ныне, когда обрели венец победы и торжества».

Ответ на возражение 1. Святые на небесах, коль скоро они блажены, не испытывают недостатка ни в чем за исключением славы тела, и об этом они молятся. Молятся они и о нас, которым недостает окончательного совершенства блаженства, и их молитвы действенны в силу их предшествующих заслуг и приятия их Богом.

Ответ на возражение 2. Мольбы святых сообразуются с тем, что Бог желает исполнить благодаря их молитвам, и они молятся о том, что, как они знают, будет предоставлено по их просьбе в соответствии с божественной волей.

Ответ на возражение 3. Пребывающие в чистилище, будучи выше нас со стороны своей непогрешимости, тем не менее, ниже нас со стороны своих страданий, и в этом отношении они не в состоянии молиться [о нас], но, скорее, их состояние таково, что это нам надлежит молиться о них.

Ответ на возражение 4. Такова воля Божия, чтобы низшим тварям помогали все, кто выше их, и потому нам должно молиться не только высшим, но и низшим святым, в противном случае нам пришлось бы взывать исключительно к милосердию Божию. Притом иногда может случаться так, что наиболее действенными оказываются молитвы, обращенные к святому более низкой степени, – то ли потому, что он заступается с большим рвением, то ли потому, что Бог желает дать нам знать о его святости.

Ответ на возражение 5. Мы обращаемся к святым под теми их именами, под которыми они жили здесь, как потому, что они нам известны, так и потому, что святые именно в этой жизни заслужили право молиться о нас, а ещё потому, что этим мы выявляем свою веру в воскресение, согласно сказанному [в Писании]: «Я – Бог.. Авраама» и т. д. (Исх. 3, 6).

С двенадцатым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что не должно молиться вслух. В самом деле, как уже было сказано (4), молитва обращена по преимуществу к Богу. Но Богу ведом язык сердца. Следовательно, молиться вслух бесполезно.

Возражение 2. Далее, молитва, как было показано выше (1), должна приближать человеческий ум к Богу. Но слова, подобно другим чувственным объектам, отвращают человека от возвышенного созерцания Бога. Следовательно, мы, молясь, не должны использовать слова.

Возражение 3. Далее, молиться Богу надлежит втайне, согласно сказанному [в Писании]: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему втайне»⁴⁷⁷ (Мф. 6, 6). Но молитва, произнесенная вслух, перестает быть тайной. Следовательно, не должно молиться вслух.

Этому противоречат следующие слова [Писания]: «Голосом моим к Господу воззвал я, голосом моим к Господу помолился» (Пс. 141, 1).

Отвечаю: молитва бывает двоякой, общей и частной. Общая молитва суть та, с которой к Богу обращаются служители представляющей тело верных Церкви, и потому такого рода молитва должна достигать сознания всех тех, за кого она предлагается, что было бы невозможно, если бы она не произносилась вслух. Поэтому представляется в высшей степени разумным, что служители Церкви произносят эти молитвы [вслух, причем] громким голосом, чтобы они могли быть услышаны всеми.

С другой стороны, частная молитва суть та, с которой индивидуально обращается любое частное лицо независимо от того, молится ли он о себе или о других, и тогда в том, чтобы она произносилась вслух, особой необходимости нет. И все же и такого рода молитвы [как правило] произносятся вслух, и причины на это – три. Во-первых, та, что это пробуждает внутренний пыл, благодаря которому ум молящегося [скорее] возвышается к Богу. И так это потому, что посредством внешних знаков, слов или дел, человеческий ум подвигается к схватыванию и, следовательно, расположенности. Так, Августин говорит, что «посредством слов и других знаков мы наиболее действенно побуждаем себя к возрастанию святых пожеланий». Следовательно, использование слов и других подобных знаков помогает внутренне побуждать ум. Но если они отвлекают или каким-либо иным образом препятствуют уму, то от них должно воздерживаться. Это относится в первую очередь к тем, чей ум в достаточной степени расположен и не нуждается в том, чтобы обращаться за помощью к таким знакам. Поэтому псалмопевец сказал: «Сердце мое говорит от Тебя: «Ищите Лица Моего!"» (Пс. 26, 8), и ещё мы читаем, что Анна «говорила в сердце своем» (1Цар. 1, 13). Во-вторых, та, что использование голоса при молитве есть своего рода оплата долга, как если бы человек мог служить Богу всем тем, чем он обладает от Бога, то есть не только своим умом, но и своим телом, и это в первую очередь относится к искупительной молитве. Поэтому читаем [в Писании]: «Отними всякое беззаконие, и прими во благо, и мы принесем жертву уст наших!» (Ос. 14, 3). В-третьих, та, что мы возносим молитву вслух от преизбытка чувств, вследствие чего происходит как бы излияние из души в тело, согласно сказанному [в Писании]: «Возрадовалось сердце мое, и возвеселился язык мой» (Пс. 15, 9).

Ответ на возражение 1. Вслух молятся не для того, чтобы сообщить Богу о том, чего Он не знает, а для того, чтобы возвысить ум молящегося или других лиц к Богу.

Ответ на возражение 2. Слова о посторонних предметах отвлекают ум и препятствуют рвению молящегося, но означающие объект рвения слова возвышают ум, особенно если он не в достаточной степени набожен.

Ответ на возражение 3. По словам Златоуста, «Господь запрещает молиться в присутствии других тому, кто делает это ради того, чтоб об этом узнали другие. Поэтому когда вы молитесь, не делайте ничего такого, что могло бы привлечь к вам внимание, например, не кричите так, чтобы слышали другие, не бейте себя в грудь и не простирайте руки так, чтобы другие это видели. Впрочем», – и то же самое говорит Августин, – «худо не то, что вас видят другие, а то, что вы делаете то или это ради того, чтобы они вас увидели».

С тринадцатым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что сосредоточенность является необходимым условием молитвы. Ведь сказано же [в Писании]: «Бог есть Дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (Ин. 4, 24). Но молитва без сосредоточенности произносится не в духе. Следовательно, сосредоточенность является необходимым условием молитвы.

Возражение 2. Далее, «молитва есть восхождение ума к Богу»⁴⁷⁸. Но если человек не сосредоточен на молитве, его ум не восходит к Богу. Следовательно, сосредоточенность является необходимым условием молитвы.

Возражение 3. Далее, необходимым условием молитвы является то, что она должна быть в целом безгрешной. Но если человек, молясь, позволяет своему уму быть рассеянным, то он не свободен от греха, поскольку, похоже, он пренебрежительно относится к Богу (ведь и при разговоре с человеком невнимательность к тому, что ему говоришь, считается пренебрежением). Поэтому, по словам Василия, «о божественной помощи должно умолять не между прочим и не с туда-сюда блуждающим умом, и ежели кто так молится, то он не только не получит испрашиваемого, но и рискует прогневать Бога». Следовательно, похоже на то, что сосредоточенность является необходимым условием молитвы.

Этому противоречит следующее: даже святые, молясь, подчас страдают от рассеянности ума, согласно сказанному [в Писании]: «Сердце мое оставило меня» (Пс. 39, 13).

Отвечаю: этот вопрос в первую очередь касается той молитвы, которая произносится вслух. В связи с этим мы должны принять во внимание то, что вещь бывает необходимой двояко. Во-первых, вещь является необходимой потому, что посредством нее лучше достигается цель, и в этом смысле сосредоточенность при молитве является абсолютно необходимой. Во-вторых, о вещи говорят как о необходимой тогда, когда без нее нечто не может произвести свое следствие. Затем, у молитвы наличествует троякое следствие. Первым является то следствие, которое общо всем тем действиям, которые оживлены любовью, и это заслуга. Для возникновения этого следствия вовсе не необходимо, чтобы молящийся был сосредоточен во всем, поскольку сила изначальной интенции, с которой приступают к молитве, делает достойной награды всю молитву, что характерно для всех заслуживающих награды актов. Второе следствие является присущим молитве и состоит в том, что вымаливается, но и в этом случае изначальной интенции, которую преимущественно усматривает Бог, бывает достаточно для получения этого следствия. Но если изначальная интенция незначительна, то молитве недостает и заслуги, и мольбы, поскольку, как говорит Григорий, «Бог не слышит молитвы тех, которые не уделяют внимания своей молитве». Третьим следствием молитвы является то, которое она производит мгновенно, а именно духовное успокоение ума, и для [возникновения] этого следствия сосредоточенность является необходимым условием, в связи с чем написано: «Когда я молюсь на незнакомом языке, ... ум мой остается без плода» (1Кор. 14, 14).

Впрочем, тут нужно иметь в виду, что в молитве вслух присутствует три вида сосредоточенности: один есть сосредоточенность на словах, чтобы мы не произносили их неправильно, другой есть сосредоточенность на смысле слов, а третий есть сосредоточенность на цели молящегося, а именно Боге и той вещи, о которой мы молимся. Последний вид сосредоточенности является самым необходимым, и способность к нему может быть обнаружена даже у слабоумных. Кроме того, эта сосредоточенность, посредством которой ум прилепляется к Богу, подчас бывает настолько сильна, что, как говорит св. Гуго Сен-Викторский, ум забывает обо всем остальном.

Ответ на возражение 1. Молиться в духе и истине – значит приступать к молитве через побуждение Духа, даже если впоследствии ум по своей слабости становится рассеянным.

Ответ на возражение 2. Человеческий ум не способен долго пребывать наверху по причине природной слабости, поскольку человеческая слабость отягощает душу и склоняет её к низшим вещам. Поэтому подчас случается так, что после того, как молящийся ум созерцательно взошел к Богу, он внезапно становится рассеянным вследствие своей слабости.

Ответ на возражение 3. Преднамеренная рассеянность ума во время молитвы греховна и препятствует молящемуся обрести плод. Именно это осуждает Августин, когда пишет в своем уставе: «Когда вы молитесь Богу с псалмами и славословиями, да будет ум ваш сосредоточен на том, что произносят ваши уста». А вот ненамеренная рассеянность не лишает молитву плода. Поэтому Василий говорит: «Если вы поистине столь ослаблены грехом, что уже не в силах молиться с надлежащим тщанием, боритесь и обуздывайте себя так, как только можете, и Бог простит вам, видя, что ваша неспособность должным образом предстоять пред Ним обусловлена не небрежением, а слабостью».

С четырнадцатым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что молитва не должна быть продолжительной. Ведь сказано же [в Писании]: «Молясь, не говорите лишнего» (Мф. 6, 7). Но тот, кто молится продолжительно, говорит лишнее, особенно если он молится вслух. Следовательно, молитва не должна быть продолжительной.

Возражение 2. Далее, молитва есть выражение желания. Но желание будет наиболее благочестивым тогда, когда сосредоточится на чем-то одном, согласно сказанному [в Писании]: «Одного просил я у Господа, того только ищу» (Пс. 26, 4). Следовательно, чем более краткой будет молитва, тем скорее она будет услышана Богом.

Возражение 3. Далее, преступать установленные Богом пределы представляется неправильным, особенно если речь идет о поклонении Божеству, согласно сказанному [в Писании]: «Подтверди народу, чтобы он не порывался к Господу видеть Его и чтобы не пали многие из него» (Исх. 19, 21). Но Бог, дав нам молитву Господню, установил пределы молитвы. Следовательно, мы не вправе выходить за эти пределы в своей молитве.

Возражение 4. С другой стороны, похоже на то, что мы должны молиться продолжительно. Ведь сказал же Господь, что «должно всегда молиться и не унывать» (Лк. 18, 1); и ещё сказано: «Непрестанно молитесь» (1Фес. 5, 17).

Отвечаю: о молитве можно говорить двояко: во-первых, с точки зрения её самой; во-вторых, с точки зрения её причины. Причиной молитвы является желание любви, из которого надлежит возникать молитве, и это желание должно присутствовать в нас постоянно, актуально или виртуально, поскольку добродетель этого желания присутствует во всем, что мы делаем из любви, а нам должно все делать «в славу Божию» (1Кор. 10, 31). С этой точки зрения молитва должна быть постоянной, в связи с чем Августин говорит: «Вера, надежда и любовь сами по себе являются молитвой сильного и непрекращающегося желания». А вот молитва как таковая не может быть постоянной, поскольку мы должны заниматься и другими делами. Кроме того, как говорит Августин, «мы молимся Богу губами в определенные промежутки подходящего для этого времени для того, чтобы увещевать себя посредством такого рода знаков, отмечать для себя количество нашего продвижения в этом желании и все с большим рвением побуждать себя к его возрастанию». Но количество вещи должно быть соизмерено с целью, как, например, количество лекарственной дозы должно быть соизмерено со здоровьем. Поэтому молитве надлежит быть продолжительной настолько, насколько это необходимо для пробуждения пыла внутреннего желания, а когда она превышает эту меру и начинает причинять усталость, её следует прекратить. Об этом Августин пишет так: «Говорят, что наши братья в Египте молятся часто, но очень кратко, произнося, так сказать, быстрые восклицания, дабы продлеваемое таким образом напряжение сдерживало и томило то бодрствующее и устремленное ввысь внимание, которое столь необходимо при молитве. Поступая подобным образом, они достаточно ясно дают нам понять как то, что не следует принуждать себя к этому вниманию, если мы не в силах его удержать, так и то, что если мы можем продолжить молитву, то не следует её прекращать». Приведенное рассуждение справедливо не только в отношении частной молитвы, при которой должно учитывать сосредоточенность молящегося, но и в отношении общей молитвы, при которой должно учитывать набожность людей.

Ответ на возражение 1. Как говорит Августин, «многословная молитва не есть то же, что и продолжительная молитва, поскольку одно дело говорить долго, и совсем другое – долго благоговеть. Ведь сказано же, что Господь, желая подать нам пример, «молился еще», проведя в молитве всю ночь». И далее он продолжает: «Когда молитва немногословна, молитесь дотоле, доколе сохраняете ревностное внимание. Ведь многословность молитвы означает выражение нужды в излишне многих словах, тогда как продолжительность её есть стук непрерывно благоговеющего сердца в двери Того, Кому мы молимся. К тому же само это деяние куда чаще учиняется стенаниями, а не словами, слезами, а не речью».

Ответ на возражение 2. Продолжительность молитвы зависит не от количества того, о чем просит [молящийся], а от [его] расположенности к устойчивому желанию чего-то одного.

Ответ на возражение 3. Господь установил эту молитву не для того, чтобы мы, молясь, не использовали никаких других слов, а для того, чтобы мы в своих молитвах имели в виду именно то [о чем идет речь в молитве Господней] независимо от того, какими словами мы обозначаем все это мысленно или вслух.

Ответ на возражение 4. Непрестанность молитвы может означать или присутствие непрекращающегося желания, о чем уже было сказано, или периодически повторяющуюся, хотя и с перерывами, молитву или же таковое следствие – то ли в том, кто молится, поскольку он, помолившись, сохраняет в себе благоговейное настроение, то ли в ком-то другом, как когда благостность человека побуждает другого молиться о нем даже после того, как сам он уже перестал молиться.

С пятнадцатым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что молитва не заслуживает награды. В самом деле, любая заслуга проистекает из благодати. Но молитва предшествует благодати – ведь благодать можно испросить посредством молитвы, согласно сказанному [в Писании]: «Отец небесный даст Духа Святого просящим у Него!» (Лк. 11, 13). Следовательно, молитва не является заслуживающим награды актом.

Возражение 2. Далее, если бы молитва что-либо заслуживала, то это было бы, пожалуй, в первую очередь то, о чем испрашивают в молитве. Однако она далеко не всегда заслуживает и это, поскольку даже молитвы святых исполняются не всегда; так, когда Павел молил удалить жало от его плоти, это его прошение не было исполнено (2Кор. 12, 7–9). Следовательно, молитва не является заслуживающим награды актом.

Возражение 3. Далее, молитва зиждется в первую очередь на вере, согласно сказанному [в Писании]: «Да просит с верою, нимало не сомневаясь» (Иак. 1, 6). Но одной только веры для заслуги недостаточно, как это наблюдается в случае тех, кто обладает безжизненной верой. Следовательно, молитва не является заслуживающим награды актом.

Этому противоречит следующее: глосса на слова [псалма]: «Молитва моя возвращалась в недро мое» (Пс. 34, 13), разъясняет их так: «Хоть польза от нее не видна, я все же не буду лишен своей награды». Но награду необходимо заслужить. Следовательно, молитва заслуживает награды.

Отвечаю: как уже было сказано (13), молитва, помимо того, что она обусловливает духовное утешение в процессе самой молитвы, обладает двоякой действенностью в отношении будущего следствия, а именно действенностью в отношении заслуги и действенностью в отношении того, что вымаливается. Затем, молитва, равно как и любой другой добродетельный акт, является действенной в отношении заслуги постольку, поскольку она произрастает как из своего корня из горней любви, надлежащим объектом которой является вечное благо, наслаждение которым мы и заслуживаем. Однако молитва произрастает из горней любви через посредство религии, актом которой, как было показано выше (3), является молитва, причем при наличии других необходимых для совершенства молитвы добродетелей, а именно смирения и веры. В самом деле, предложение самой молитвы Богу приличествует религии, в то время как желание того, о чем мы молим, чтобы оно исполнилось, приличествует любви. Вера необходима со стороны Бога, к Которому мы возносим свою молитву, то есть мы должны быть уверены, что можем получить от Него то, что желаем. Смирение необходимо со стороны личности молящегося, поскольку он признает свою нужду Необходима также и набожность, но она приличествует религии, будучи её первым актом и необходимым условием всех последующих актов, о чем уже было сказано (82, 2).

Что же касается действенности в отношении того, что вымаливается, то молитва черпает её из благодати Бога, Которому мы молимся и Который побуждает нас молиться. Поэтому Августин говорит: «Он не побуждал бы нас просить, если бы не желал нам давать»⁴⁷⁹; и Златоуст говорит: «Он никогда не отказывает нам в дозволении молиться, поскольку Он в милосердии Своем заповедал нам [всегда] молиться и не унывать».

Ответ на возражение 1. Ни молитва, ни какой-либо вообще добродетельный акт не может быть заслуживающим награды, если он не освящен благодатью. И все же та молитва, посредством которой испрашивается освящающая благодать, проистекает из некоторой дарованной нам благодати, поскольку и сам акт молитвы, по словам Августина, есть «Божий дар».

Ответ на возражение 2. Подчас заслуга молящегося связана с тем, что отличается от объекта его ходатайства. В самом деле, главным объектом заслуги является блаженство, тогда как непосредственным объектом ходатайства молящегося, как было показано выше (6), могут быть и некоторые другие вещи. Поэтому в том случае, когда та другая вещь, о которой мы просим, сама по себе не полезна для нашего блаженства, мы не заслуживаем ее. [Более того] иногда, прося и желая подобные вещи, мы утрачиваем заслугу, как, например, если мы просим у Бога о чем-то греховном, что означает, что наша молитва нечестива. А иногда она не является необходимой для спасения, но и не противостоит ему, и тогда хотя молящийся о ней и может заслужить жизнь вечную, тем не менее, он не заслуживает получения того, о чем он просит. Поэтому Августин говорит: «Тот, кто почтительно испрашивает у Бога необходимое для нынешней жизни, может быть как милосердно услышан, так и милосердно не услышан, поскольку врач лучше больного знает, как лечить его болезнь». По этой причине молитва Павла об удалении жала от его плоти не была услышана, а именно постольку, поскольку это не было полезным. Однако если мы молимся о чем-то таком, что способствует спасению и потому полезно для нашего блаженства, то мы заслуживаем это не только посредством молитвы, но и посредством других добрых дел, и потому, несомненно, получим то, о чем просим, но только тогда, когда должно, поскольку, по словам Августина, «нам не отказывают в получении некоторых вещей, но отсрочивают получение, дабы мы могли получить их в надлежащее время»⁴⁸⁰. Кроме того, отсрочка может быть также связана с недостаточной с нашей стороны настойчивостью в молитве. Поэтому Василий говорит: «Иногда молятся и не получают потому что молятся или неладно, или несоответственно, или беспечно, или просят о неполезном, или перестают просить». Однако коль скоро человек, как было показано выше 114, 6), не может заслужить награду вечной жизни для кого-то другого, из этого следует, что он не всегда может заслужить для другого и то, что связано с вечной жизнью. Поэтому мы, молясь о других, не всегда бываем услышаны, о чем уже было сказано (7). В связи с этим и установлены четыре условия, а именно молиться «о себе, о необходимом для спасения, благочестиво и настойчиво», и когда все они соблюдаются, мы неизменно получаем то, о чем просим.

Ответ на возражение 3. Молитва зиждется в первую очередь на вере не с точки зрения её действенности в отношении заслуги, поскольку заслуга в первую очередь зависит от милосердия, а с точки зрения её действенности в отношении вымаливаемого, поскольку именно благодаря вере человек постигает всемогущество и милосердие Божие, которые являются источником получения того, о чем просит молящийся.

С шестнадцатым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что грешники ничего не могут вымолить у Бога своими молитвами. Ведь сказано же [в Писании]: «Мы знаем, что грешников Бог не слушает» (Ин. 9, 31), что полностью совпадает со словами: «Кто отклоняет ухо свое от слушания Закона, того и молитва – мерзость» (Прит. 28, 9). Но ничего нельзя вымолить у Бога мерзостною молитвой. Следовательно, грешники ничего не могут вымолить у Бога.

Возражение 2. Далее, как уже было сказано (15), праведники вымаливают у Бога то, что они заслуживают. Но грешники не могут что-либо заслужить, поскольку им недостает благодати и горней любви, которая есть «сила благочестия», как говорит глосса на слова [Писания]: «Имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся» (2Тим. 3, 5). И коль скоро их молитва нечестива, а для того, чтобы молитва была услышана, она, как уже было сказано (15), должна быть благочестивой, то грешники ничего не могут вымолить своими молитвами.

Возражение 3. Далее, Златоуст говорит: «Отец не желает слышать молитву, к которой не побудил Сын». Но в молитве, к которой побуждает Христос, мы говорим: «Прости нам долги наши – как и мы прощаем должникам нашим», чего грешники не исполняют. Следовательно, они либо говорят так, и в таком случае они лгут и потому не достойны того, чтобы быть услышанными, либо же они не говорят так, и их не слышат потому, что они не соблюдают форму установленной Христом молитвы.

Этому противоречат следующие слова Августина: «Если бы Бог не внимал грешникам, то тщетной была бы молитва мытаря, просившего: «Боже! Будь милостив ко мне, грешнику!"»; и Златоуст говорит: «Всякий просящий, праведен он или грешен, получит свое».

Отвечаю: в грешнике должно усматривать две вещи: его природу, которую любит Бог, и его грех, который Он ненавидит. Поэтому когда грешник просит что-либо как [именно] грешник, то есть в соответствии с греховным пожеланием, Бог слышит его не из милости, а подчас ради отмщения, как когда Он дозволяет грешнику ещё глубже впасть в грех. В самом деле, как говорит Августин, «в чем Бог отказывает из милости, то Он предоставляет в гневе»⁴⁸¹. С другой стороны, Бог слышит молитву грешника, если она проистекает из доброго естественного пожелания, хотя и не ради правосудности, поскольку грешник не заслуживает того, чтобы быть услышанным, а исключительно из сострадания, если, конечно, тот соблюдает четыре вышеприведенных условия, а именно молиться о себе, о необходимом для спасения, благочестиво и настойчиво.

Ответ на возражение 1. По мнению Августина, эти слова были сказаны слепцом до того, как он был помазан, то есть совершенно прозрел, и потому не обладают достаточным авторитетом. И все же в этом высказывании содержится истина, если оно относится к грешнику как таковому, и в таком же смысле следует понимать сказанное о молитве грешника, что она – мерзость.

Ответ на возражение 2. В молитве грешника не может быть истинного благочестия, поскольку она не оживлена навыком к добродетели, но все же и его молитва может быть благочестивой в той мере, в какой он просит о том, что некоторым образом связано с благочестием. Ведь и тот, у кого нет навыка к правосудности, может подчас желать нечто правосудное, о чем уже было сказано (59, 2). И хотя такая молитва не заслуживает награды, тем не менее, она может быть удовлетворена, поскольку заслуга зависит от правосудности, в то время как исполнение испрашиваемого зиждется на благодати.

Ответ на возражение 3. Как уже было сказано (7), молитва Господня обращена ко всем принадлежащим Церкви людям, и потому если кто читает молитву Господню и при этом не желает прощать долги ближнему, то он при этом не лжет, поскольку его слова обращены не лично к нему и истинны в той мере, в какой обращены к Церкви, из которой он исключается со стороны заслуги и, следовательно, лишается плода своей молитвы. Впрочем, иногда грешник бывает готов к тому, чтобы простить своим должникам, и тогда его молитву слышат, согласно сказанному [в Писании]: «Прости ближнему твоему обиду – и тогда по молитве твоей отпустятся грехи твои» (Сир. 28, 2).

С семнадцатым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что части молитвы неправильно определять как моление, молитву, прошение и благодарение. Так, моление, похоже, есть своего рода мольба. Но, как говорит Ориген, «желающий жить по евангелию не должен молить другого – ведь коль скоро незаконно клясться, то незаконно и молить». Следовательно, моление неправильно определено как одна из частей молитвы.

Возражение 2. Далее, по словам Дамаскина «молитва есть прошение у Бога того, что прилично»⁴⁸². Следовательно, не должно отличать «молитву» от «прошения».

Возражение 3. Далее, благодарение связано с прошлым, тогда как остальные [части] связаны с будущим. Но прошлое предшествует будущему. Следовательно, благодарение неправильно приведено после других.

Этому противоречит авторитет [приведшего это разделение] апостола (1Тим. 2, 1).

Отвечаю: молитве требуется соблюдение трех условий. Во-первых, то, что молящийся должен приближаться к Богу, Которому он молится, и это обозначено словом «молитва», поскольку «молитва есть восхождение ума к Богу». Во-вторых, то, что должно наличествовать ходатайство, и это обозначено словом «прошение». При этом в одних случаях ходатайствуют о чем-то конкретном, и тогда речь идет о «прошении» в строгом смысле этого слова, а в других – о чем-то конкретно не установленном, например, о помощи Божией, или же просто путем сообщения какого-то факта, как [это сделали сестры в Писании, послав сказать]: «Вот, кого Ты любишь, – болен» (Ин. 11, 3), и тогда это называется «расположением». Третьим условием является причина испра-шивания того, о чем просят, причем как со стороны Бога, так и со стороны просящего человека. Причиной испрашивания со стороны Бога является Его святость, ради которой мы просим быть услышанными, согласно сказанному [в Писании]: «Ради Тебя, Господи! Приклони, Боже мой, ухо Твое» (Дан. 9, 17, 18), и это обозначено [словом] «моление» (obsecratio), что означает ходатайство путем обращения к священным вещам, как когда мы говорим: «Рождеством Своим, Господи, разреши нас». Причиной испрашивания со стороны просящего является «благодарение», поскольку, как мы говорим в краткой молитве, «вознося благодарения за оказанные милости, чаем заслужить ещё больших». Поэтому глосса на слова [апостола] (1Тим. 2, 1) говорит, что «при совершении обедни освящению предшествует моление», в котором упоминаются некоторые священные вещи, «само освящение сопровождается молитвой», благодаря которой ум восходит к Богу, «прошения содержаться в последующих ходатайствах, а под конец возносятся благодарения».

Нетрудно заметить, что все эти четыре вещи присутствуют в некоторых кратких молитвах Церкви. Так, в краткой молитве на Троицын день слова «всемогущий и вечный Боже» являются молитвенным обращением к Богу; слова «даровавший рабам Своим» и т. д. являются благодарением; слова «дозволь испросить Тебя» являются молением; и завершающие слова «чрез Господа нашего» и т. д. являются прошением.

А в «Святоотческих наставлениях» сказано: «Моление сокрушается о грехах; молитва приносит обетования Богу; прошение испрашивает о других; благодарение в невыразимом исступлении возносит ум к Богу». Впрочем, первое разъяснение представляется лучшим.

Ответ на возражение 1. «Моление» есть мольба не с целью убеждения, что запрещено, а просьба о милости.

Ответ на возражение 2. «Молитва» в широком смысле этого слова подразумевает все то, о чем мы ведем речь, но в контексте перечисленного она означает восхождение [ума] к Богу.

Ответ на возражение 3. Для различных вещей прошлое предшествует будущему, но для одной и той же вещи будущее предшествует прошлому. Поэтому благодарение за другие милости предшествует прошению, но одна и та же милость сперва испрашивается, а уже после, по её получении, за нее благодарят. Прошению предшествует молитва, посредством которой мы приближаемся к Тому, к Кому мы обращаем наше прошение, а молитве предшествует моление, благодаря которому мы, созерцая божественную благость, осмеливаемся приблизиться к Нему.