Вопрос 60. О СУДЕ

Соблюдая надлежащую последовательность, мы переходим к исследованию суда, под каковым заглавием наличествует шесть пунктов: 1) является ли суд актом правосудности; 2) является ли суд законным; 3) может ли суд основываться на подозрениях; 4) должно ли интерпретировать сомнения в лучшую сторону; 5) всегда ли необходимо судить в соответствии с письменным законом; 6) является ли неправомочный суд извращенным.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что суд не является актом правосудности. Так, Философ говорит, что «всякий правильно судит о том, в чем сведущ»²⁵³, из чего, похоже, следует, что вынесение приговора принадлежит познавательной способности. Но познавательная способность совершенствуется рассудительностью. Следовательно, судить, пожалуй, надлежит рассудительности, а не правосудности, которая, как было показано выше (58, 4), находится в воле.

Возражение 2. Далее, апостол говорит, что «духовный судит о всем» (1Кор. 2, 15). Но человек становится духовным в первую очередь благодаря любви, которая «излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим. 5, 5). Следовательно, судить, пожалуй, надлежит не правосудности, а любви.

Возражение 3. Далее, каждой добродетели присуще правильно судить о том, что связано с приличествующим ей предметом, поскольку, как говорит Философ, «добродетельный человек является правилом и мерой во всем»²⁵⁴. Следовательно, правосудности приличествует судить не в большей степени, чем всем остальным нравственным добродетелям.

Возражение 4. Кроме того, судить, похоже, надлежит только судьям. Но акт правосудности может быть обнаружен в любом правосудном человеке. И коль скоро правосудными являются не одни только судьи, то похоже на то, что суд не является надлежащим актом правосудности.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Суд возвратится к правде» (Пс. 93, 15).

Отвечаю: судом в строгом смысле слова называют акт судьи. Самого же судью (judex) называют так потому, что он отстаивает право (jus dicens), а право, как было показано выше (57, 1), является объектом правосудности. Следовательно, в своем исходном значении слово «суд» указывает на правое, или правильное, утверждение или решение. Затем, правильное решение в отношении дел добродетели, строго говоря, проистекает из добродетельного навыка; так, целомудренный человек принимает правильное решение в отношении того, что связано с целомудрием. Следовательно, суд, который означает правильное решение в отношении того, что связано с правом, надлежащим образом принадлежит правосудности. Поэтому Философ говорит, что «люди обращаются к судье как к своего рода одушевленной правосудности»²⁵⁵.

Ответ на возражение 1. Слово «суд», которое сперва означало правильное решение в отношении того, что связано с правом, впоследствии приобрело более широкое значение и стало указывать на правильное решение в отношении любого вопроса, как созерцательного, так и практического. Затем, для вынесения правильного суждения в отношении любого вопроса необходимы две вещи. Первой является сама выносящая это суждение добродетель, и в этом смысле суждение является актом разума, поскольку именно разуму надлежит объявлять и определять. Другой – расположение судящего, от которого зависит его склонность к вынесению правого суждения. В указанном смысле в делах правосудности суждение следует из правосудности подобно тому, как в делах мужества оно следует из мужества. Таким образом, суд является актом правосудности в той мере, в какой правосудность склоняет судящего к вынесению правого суждения, а рассудительности в той мере, в какой рассудительность объявляет это суждение (поэтому об относящейся к рассудительности сообразительности говорят как о «правильном суждении», о чем уже было сказано (51, 3)).

Ответ на возражение 2. Духовный человек, обладая навыком к любви, склонен правильно судить о всем в соответствии с божественным правом, что сообразуется с вынесением суждения через посредство дара мудрости. Это подобно тому, как правый человек выносит суждение через посредство добродетели рассудительности, сообразованной с постановлением закона.

Ответ на возражение 3. Как уже было сказано (58, 2), в то время как другие добродетели упорядочивают человека в отношении него самого, правосудность упорядочивает человека в его отношениях с другими. Затем, человек является хозяином того, что касается лично его, но не того, что касается других. Поэтому когда другие добродетели находятся под вопросом, достаточным является такое суждение, которое выносит добродетельный человек, притом суждение в широком смысле этого слова, что было разъяснено нами выше. Но в вопросах правосудности помимо этого существует ещё и потребность в суждении начальствующего, который вправе как осуждать, так и посредствовать, «положа руки свои на обоих» (Иов. 9, 33). Следовательно, выносить суждение принадлежит правосудности более непосредственным образом, чем любой другой добродетели.

Ответ на возражение 4. Правосудность находится в правителе как господская добродетель, которая распоряжается и предписывает то, что является правым, тогда как в его субъектах она находится как исполнительная и распорядительная добродетель. Поэтому судить, то есть принимать решение о том, что является правым, принадлежит правосудности, рассматриваемой по преимуществу как такая, которая находится в том, кто обличен властью.

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что судить незаконно. В самом деле, наказания заслуживает только то, что незаконно. Но судящему угрожает наказание, которого ему не избежать, согласно сказанному [в Писании]: «Не судите, да не судимы будете» (Мф. 7, 1). Следовательно, судить незаконно.

Возражение 2. Далее, [в Писании] сказано: «Кто ты, осуждающий чужого раба? Пред своим господином стоит он или падает»²⁵⁶ (Рим. 14, 4). Но Господом всех является Бог. Следовательно, человеку судить незаконно.

Возражение 3. Далее, нет никого, кто бы был без греха, согласно сказанному [в Писании]: «Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя» (1Ин. 1, 8). Но грешнику судить незаконно, согласно сказанному [в Писании]: «Неизвинителен ты, всякий человек, судящий другого, – ибо тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя другого, делаешь то же» (Рим. 2, 1). Следовательно, человеку судить незаконно.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Поставь себе судей и надзирателей по коленам твоим, чтобы они судили народ судом праведным» (Вт. 16, 18).

Отвечаю: суд является законным в той мере, в какой он является актом правосудности. Затем, из того, что было сказано нами выше (1), следует, что для того, чтобы акт был правосудным, необходимо соблюдение трех условий: во-первых, чтобы он проистекал из склонности к правосудности; во-вторых, чтобы он исходил от того, кто наделен [соответствующими] полномочиями; в-третьих, чтобы его объявление правильно направлялось рассудительностью. Если же что-либо из этого отсутствует, то суд получается ущербным и незаконным [а именно]: во-первых, когда он противен правоте правосудности, и тогда его называют «извращенным» или «неправедным»; во-вторых, когда человек судит о том, о чем судить не вправе, и такой суд называют «неправомочным»; в-третьих, когда разуму недостает уверенности, как когда кто-либо судит о чем-то неочевидном, недостоверном и без серьезных на то оснований, и такой суд называют судом «сомнительным» или «поспешным».

Ответ на возражение 1. Этими словами, как говорит Августин, Господь запрещает нам выносить поспешное суждение о том, что касается внутренних намерений и других неочевидных вещей²⁵⁷. Или, возможно, как указывает Иларий в своем комментарии к пятой [главе евангелия] от Матфея, Он запрещает нам судить о божественном, о чем как о превышающем наши возможности мы не вправе судить, но во что должны просто верить. Или же, как говорит Златоуст, Он запрещает тот суд, который основан не на человеколюбии, а на сердечной злобе.

Ответ на возражение 2. Под рабом Божиим [здесь] обозначен судья, в связи с чем читаем: «Судите справедливо» (Вт. 1, 16), и далее: «Ибо суд – дело Божие» (Вт. 1, 17).

Ответ на возражение 3. Виновные в тяжких грехах не вправе судить тех, кто виновен в таких же или меньших грехах, как говорит Златоуст, комментируя слова из [евангелия от] Матфея: «Не судите». Прежде всего, это касается тех случаев, когда такие грехи становятся общеизвестными, поскольку это порождает злословие и смущает умы. Если же они не публичны, а потаенны, и возникает срочная необходимость в вынесении судебного приговора, то судья обязан обличать и судить со страхом и смирением. Поэтому Августин говорит, что «если мы обнаруживаем, что сами виновны в том же грехе, что и другой, то нам надлежит разделить с ним его стенания и просить его вместе с нами противостать этому греху»²⁵⁸. Однако вовсе не такой суд вменяется осуждающему в ещё одно осуждение, а тот, когда он, осуждая другого, являет себя в равной мере заслуживающим наказания по причине другого или подобного же греха.

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что судить на основании подозрений законно. Ведь подозрение, похоже, есть неуверенное мнение относительно какого-то зла, а Философ говорит, что подозрение может быть как истинным, так и ложным. Но когда речь идет о единичных случайностях, другого мнения помимо неуверенного быть не может. И коль скоро люди судят о человеческих поступках, которые связаны с единичным и случайным, то похоже на то, что если бы судить на основании подозрений было незаконно, то никакой суд не мог бы быть законным.

Возражение 2. Далее, когда человек судит ближнего незаконно, он этим причиняет ему ущерб. Но подозрение в чем-то злом является не более чем [только] человеческим мнением и, таким образом, не должно причинять ущерб другому. Следовательно, основанный на подозрении суд не является незаконным.

Возражение 3. Далее, если бы он был незаконным, то его можно было бы считать неправосудностью, поскольку суд, как было показано выше (1), является актом правосудности. Но, как уже было сказано (59, 4), неправосудность по роду всегда является смертным грехом. Поэтому основанный на подозрении суд, будь он незаконным, всегда бы был смертным грехом. Но это не так, поскольку Августин, комментируя слова [Писания]: «Не судите никак прежде времени» (1Кор. 4, 5), говорит, что «мы не в силах избавиться от подозрений»²⁵⁹. Следовательно, основанный на подозрении суд не представляется незаконным.

Этому противоречит следующее: Златоуст, комментируя слова из [евангелия от] Матфея: «Не судите...» и т. д., говорит, что «этим предписанием Господь запрещает христианину не укорять других, если намерения его благи, а презирать христиан, превозносясь собственной праведностью, ненавидя и осуждая других главным образом по причине одних только подозрений».

Отвечаю: как говорит Туллий, подозрение означает помысел о дурном, основанный на незначительных признаках, и оно возникает в трех случаях. Во-первых, когда человек сам по себе дурен, и поскольку он дурен, то склонен думать, что другие тоже дурны, согласно сказанному [в Писании]: «По какой бы дороге ни шел глупый, у него всегда недостает смысла, и всякому он выскажет, что он глуп» (Еккл. 10, 3). Во-вторых, когда человек дурно расположен к другому – ведь когда человек ненавидит или презирает другого, или сердится на него, или завидует, то ему достаточно самого ничтожного повода, чтобы подумать о нем дурно, поскольку каждый легко верит тому, во что хочет верить. В-третьих, когда за плечами длительный опыт, в связи с чем Философ говорит, что «старики бывают подозрительны, поскольку они во многом были обмануты другими»²⁶⁰. Первые две причины подозрения очевидным образом указывают на извращенность расположений, в то время как третья ослабляет природу подозрения в той мере, в какой опыт рождает уверенность, которая противна природе подозрения. Следовательно, подозрение означает некоторую порочность, и чем подозрительней человек, тем более он и порочен.

Затем, существует три степени подозрения. Первой степенью является та, когда человек на основании незначительных признаков начинает сомневаться в добродетельности других. В этом случае речь идет о простительном и легком грехе, поскольку, как говорит глосса на слова [Писания]: «Не судите никак прежде времени» (1Кор. 4, 5), «это – одно из тех человеческих искушений, без которых никому не удается прожить эту жизнь». Второй степенью является та, когда человек на основании незначительных признаков приходит к убежденности в том, что другой человек зол. В этом случае, и в первую очередь тогда, когда [ближний подозревается] в чем-либо тяжком, речь идет о смертном грехе, поскольку подобное всегда сопряжено с презрением к ближнему. Поэтому та же глосса далее говорит: «И коль скоро мы, будучи людьми, не можем [полностью] избавиться от подозрений, нам следует [по крайней мере] ограничивать себя в наших судах и удерживаться от формирования категорического и окончательного мнения». Третьей степенью является та, когда судья на основании подозрения выносит человеку приговор, что само по себе неправосудно и, следовательно, является смертным грехом.

Ответ на возражение 1. В человеческих актах можно обнаружить некоторую уверенность, пусть и не доказательную, но могущую вполне приличествовать рассматриваемому вопросу, как, например, когда нечто может быть подтверждено заслуживающими доверия свидетелями.

Ответ на возражение 2. Уже одно то, что человек дурно думает о другом без достаточной на то причины, указывает на незаконное к нему презрение и, таким образом, причиняет ему ущерб.

Ответ на возражение 3. Поскольку предметом правосудности и неправосудности, как было показано выше (58, 8, 10, 11), является внешняя деятельность, суд подозрения непосредственно принадлежит неправосудности тогда, когда он осуществляется вовне, и тогда он является смертным грехом, о чем уже было сказано. Внутренний же суд принадлежит правосудности в той мере, в какой он связан с внешним судом, что подобно тому, как внутренний акт связан с внешним, например, как желание связано с прелюбодеянием или гнев – с убийством.

С четвёртым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что сомнения не должно интерпретировать в лучшую сторону В самом деле, нам должно судить исходя из того, что случается чаще всего. Но чаще всего делается дурное, поскольку глупцам несть числа и «помышление сердца человеческого – зло от юности его» (Быт. 8, 21). Следовательно, сомнения должно интерпретировать, пожалуй, в худшую, а не в лучшую сторону.

Возражение 2. Далее, Августин говорит, что «жить благочестиво и праведно означает не скрывать своего отношения к вещам и не принимать сторону того или другого»²⁶¹. Но тот, кто интерпретирует сомнения в сторону лучшего, принимает одну из сторон. Следовательно, так делать не должно.

Возражение 3. Далее, человек должен любить ближнего как самого себя. Но в отношении самого себя человек должен интерпретировать сомнения в худшую сторону, согласно сказанному [в Писании]: «Трепещу всех дел моих»²⁶² (Иов. 9, 28). Следовательно, похоже, что все то сомнительное, что связано с ближним, должно интерпретировать в самую худшую сторону.

Этому противоречит следующее: глосса на слова [Писания]: «Кто не ест – не осуждай того, кто ест» (Рим. 14, 3), говорит: «Сомнения должно интерпретировать в лучшую сторону».

Отвечаю: как было показано выше (3), уже одно то, что человек дурно думает о другом без достаточной на то причины, унижает того и причиняет ему ущерб. Затем, никто не вправе презирать или каким-либо образом вредить другому без крайне важной на то причины. Следовательно, при отсутствии очевидных признаков человеческой злобы нам надлежит считать человека добрым, интерпретируя все, что вызывает наши сомнения, в лучшую сторону.

Ответ на возражение 1. Тот, кто интерпретирует сомнения в лучшую сторону, часто бывает обманут. Но все же лучше обмануться, хорошо думая о дурном человеке, чем обмануться, дурно думая о хорошем, поскольку в последнем случае причиняется ущерб, а в первом – нет.

Ответ на возражение 2. Одно дело судить о вещах, и совсем другое – о людях. Ведь когда судят о вещах, никто не задается вопросом, блага или зла та вещь, о которой судят, и потому независимо от того, каким окажется суд, никакого ущерба причинено не будет. Впрочем, о самом судящем можно судить как о добром, если он судит истинно, или как о злом, если он судит ложно, поскольку, как сказано в шестой [книге] «Этики», «для ума истина – это добро, а ложь – зло»²⁶³. Поэтому каждый обязан стремиться сообразовывать свой суд с вещами как они есть. С другой стороны, когда мы судим о людях, добро и зло в нашем суждении рассматривается по преимуществу со стороны того человека, о котором судят, поскольку его считают достойным уже постольку, поскольку о нем судят как о добром, и недостойным уже постольку, поскольку о нем судят как о злом. По этой причине при вынесении такого рода суда нам надлежит стремиться судить о человеке как о добром, если только не существует очевидного доказательства противоположного. И хотя, судя таким образом, мы можем ошибиться, тем не менее, наше доброе помышление о другом принадлежит нашей доброй, а не злой интуиции ума. К тому же знание истины о случайных единичностях как таковых не принадлежит совершенству ума.

Ответ на возражение 3. Интерпретировать нечто в наихудшую или наилучшую сторону можно двояко. Во-первых, в соответствии со своего рода предположением. В таком случае если мы хотим использовать некое средство против некоего зла, своего или кого-то другого, то для того, чтобы это средство подействовало наверняка, нужно предположить наихудшее из возможного, поскольку если средство поможет от наибольшего зла, оно тем более поможет и от меньшего. Во-вторых, можно интерпретировать нечто в наихудшую или наилучшую сторону при принятии решения или вынесении определения, и в таком случае если речь идет о вещах, то мы должны пытаться судить о них как они есть, а если речь идет о людях, то интерпретировать все [сомнительное] в лучшую сторону о чем уже было сказано.

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что не всегда нужно судить в соответствии с письменным законом. В самом деле, всегда должно избегать несправедливого суда. Но письменные законы подчас бывают несправедливыми, согласно сказанному [в Писании]: «Горе тем, которые постановляют несправедливые законы и пишут жестокие решения» (Ис. 10, 1). Следовательно, в соответствии с письменным законом нужно судить не всегда.

Возражение 2. Далее, суд выносится в отношении частных случаев. Но, как говорит Философ, никакой письменный закон не может предусмотреть все без исключения случаи²⁶⁴. Следовательно, похоже, что мы не всегда должны судить в соответствии с письменным законом.

Возражение 3. Далее, закон пишется для того, чтобы сделать очевидными намерения законодателя. Но иногда бывает так, что даже случись самому законодателю присутствовать на суде, он стал бы судить иначе. Следовательно, мы не всегда должны судить в соответствии с письменным законом.

Этому противоречат следующие слова Августина: «Что касается наших земных законов, то хотя люди и судят о них, когда их устанавливают, но раз законы установлены и введены в действие, судье позволяется судить уже не о них, а сообразно с ними»²⁶⁵.

Отвечаю: как уже было сказано (1), суд есть не что иное, как утверждение или решение относительно того, что является правым. Затем, как было показано выше (57, 2), нечто может быть определено как правое двояко: во-первых, по самой природе судебного дела, и это называется «естественным правом»; во-вторых, по некоторому соглашению между людьми, и это называется «позитивным правом». Так вот, законы пишутся ради того, чтобы сделать очевидными оба эти права, но по-разному. В самом деле, письменный закон хотя и включает в себя естественное право, однако не устанавливает его, поскольку последнее получает свою силу не от закона, а от природы, в то время как письменный закон и включает в себя позитивное право, и устанавливает его, придавая ему силу своею властью.

Следовательно, судить должно в соответствии с письменным законом, в противном случае в судебном решении может быть нарушено естественное или позитивное право.

Ответ на возражение 1. Подобно тому, как письменный закон не сообщает силу естественному праву, точно так же он не может уменьшить или отменить эту силу, поскольку никакая человеческая воля не может изменить природу. Следовательно, если в письменном законе содержится что-либо противное естественному праву, то оно не является правосудным и не имеет никакой обязательной силы. В самом деле, позитивное право имеет место только там, где с точки зрения естественного права «не важно, так поступать или иначе», о чем уже было сказано (57, 2). Поэтому такого рода постановления, как было показано выше (II-I, 95, 2), правильно называть не законами, а, пожалуй, извращениями закона, и потому судить в соответствии с ними нельзя.

Ответ на возражение 2. Как неправосудные законы по самой своей природе всегда или по преимуществу противны естественному праву, точно так же и правильно учрежденные законы подчас оказываются недейственными постольку, поскольку оказываются противными естественному праву. Следовательно, в таких случаях должно судить не по букве закона, а в соответствии с тем равенством, которое имел в виду законодатель. Поэтому юристы говорят, что «никакими законными основаниями или интересами равенства нельзя оправдывать излишне сурового толкования и обременительного применения тех полезных мер, которые были предписаны ради благополучия человека». И так это потому, что в подобных случаях даже сам законодатель решил бы иначе, и если бы ему представился случай, то предусмотрел бы это в своих законах.

Сказанного достаточно для ответа на возражение 3.

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что суд не становится извращенным только лишь потому, что является неправомочным. В самом деле, правосудность является правотой в том, что касается действий. Но правда не становится иной в зависимости от того, кто её провозглашает, хотя и может пострадать от того, кто обязан её признать. Следовательно, и правосудность не зависит от того, кто провозглашает то, что является правым, то есть производит суд.

Возражение 2. Далее, суду надлежит налагать наказания за грехи. Но иные заслужили похвалу за то, что причинили наказание за грехи, хотя и не имели власти над теми, кого они наказали, как, например, убивший египтянина Моисей (Исх. 2, 12) и убивший Зимри, сыны Салу Финеес, сын Елеазара (Чис. 25, 7–14), «и это вменено ему в праведность» (Пс. 105, 31). Следовательно, неправомочность суда ещё не означает неправосудности.

Возражение 3. Далее, духовная власть отличается от мирской. Но имеющие духовную власть прелаты подчас вмешиваются в дела светской власти. Следовательно, неправомочный суд не является незаконным.

Возражение 4. Кроме того, судье для вынесения правого суда необходимы не только полномочия, но, как было показано выше (2), также правота и знание. Но суд не считается неправедным только потому, что судящему недостает навыка к правосудности или знания закона. Следовательно, неправомочность [суда], то есть отсутствие соответствующих полномочий у судьи, не всегда делает суд неправедным.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Кто ты, осуждающий чужого раба?» (Рим. 14, 4).

Отвечаю: коль скоро суд должен быть вынесен в соответствии с письменным законом, о чем уже было сказано (5), то выносящий суд должен толковать, так сказать, букву закона применительно к некоторому частному случаю. Затем, коль скоро толковать закон и устанавливать его надлежит одной и той же власти, то подобно тому, как закон не может быть установлен иначе, как только общественной властью, точно так же никто не вправе судить иначе, как только будучи уполномочен на это общественной властью, которая простирается на всех, кто входит в это сообщество. Поэтому как было бы неправосудным, если бы некто принуждал другого соблюдать закон, который не был утвержден общественной властью, точно так же было бы неправосудным, если бы некто принуждал другого подчиняться суду, который был вынесен кем-либо помимо общественной власти.

Ответ на возражение 1. Провозглашение правды никого не обязывает к согласию с нею, но каждый по своему усмотрению волен принимать её или нет. Суд же, со своей стороны, подразумевает обязательность, и потому осуществление суда со стороны того, кто не получил от общества соответствующих полномочий, является [делом] неправосудным.

Ответ на возражение 2. Моисей, похоже, убил египтянина, получив власть, так сказать, путем божественного наития, как это можно понять из того, что сказано в «Деяниях апостолов», а именно, что «поразив египтянина, он думал, поймут братья его, что Бог рукою его дает спасение Израилю»²⁶⁶ (Деян. 7, 24, 25). Или же можно сказать, что Моисей убил египтянина, чтобы защитить несправедливо обижаемого человека, действуя в пределах необходимой обороны. Поэтому Амвросий, говоря, что «не отразивший при имеющейся у него возможности удар такого же человека, как он сам, столь же повинен, как и ударивший», приводит в пример Моисея. А еще, следуя Августину мы можем сказать, что как «почва являет нам свое плодородие, производя бесполезные травы до того, как взойдут полезные, точно так же и поступок Моисея, будучи греховным, явил нам признак великого изобилия», а именно постольку, поскольку в нем проявилась та власть, посредством которой он вывел своих людей.

Что же касается Финееса, то он поступил так из ревностного служения Богу по божественному наитию. А ещё можно сказать, что хотя он ещё не был первосвященником, тем не менее, он был сыном первосвященника, и свой суд он произвел на основании тех приговоров, которые были вынесены другими судами.

Ответ на возражение 3. Светская власть подчинена духовной подобно тому, как тело подчинено душе. Следовательно, если духовная власть вмешивается в те мирские вопросы, которые подчинены духовной власти или же переданы на рассмотрение духовной власти властью мирской, то её суд является правомочным.

Ответ на возражение 4. Навыки к познанию и правосудности являются совершенствами индивида и, следовательно, их отсутствие не делает суд неправомочным, в отличие от отсутствия общественной власти, которая сообщает суду принудительную силу.