Вопрос 30. О МИЛОСЕРДИИ³⁴³

Наконец, мы рассмотрим милосердие, под каковым заглавием наличествует четыре пункта: 1) является ли зло причиной милосердия со стороны того, кому сострадают; 2) кому надлежит сострадать; 3) является ли милосердие добродетелью; 4) является ли оно самой большой добродетелью.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что в строгом смысле слова зло не является побудительной причиной милосердия. В самом деле, как уже было сказано (19, 1; II-I, 79, 1; I, 48, 6), злом, пожалуй, является преступление, а не наказание. Но преступление заслуживает скорее негодования, чем милосердия. Следовательно, зло не побуждает к милосердию.

Возражение 2. Далее, то, что жестоко и ужасно, похоже, есть наибольшее из зол. Но Философ говорит, что «ужасное не возбуждает сострадание, а уничтожает его»³⁴⁴. Следовательно, и [вообще любое] зло не побуждает к милосердию.

Возражение 3. Далее, признаки зла ещё не есть истинное зло. Но, как указывает Философ, признаки зла возбуждают сострадание³⁴⁵. Следовательно, зло в строгом смысле слова не является побудительной причиной милосердия.

Этому противоречит сказанное Дамаскином о том, что сострадание является одним из видов неудовольствия³⁴⁶. Но причиной неудовольствия является зло. Следовательно, оно же является и причиной милосердия.

Отвечаю: как говорит Августин, «милосердие, есть своего рода сострадание нашего сердца к чужому несчастью, побуждающее нас оказывать ему посильную помощь»³⁴⁷. В самом деле, имя милосердие (misehcordia) указывает на человеческое сердце, сострадающее (miserumcor) несчастью другого. Но несчастье противоположно счастью, а для блаженства, или счастья, сущностно необходимо, чтобы желающий имел то, что желает, поскольку, согласно Августину, «блаженным является лишь тот, кто имеет все, что желает, и не желает ничего дурного»³⁴⁸. Следовательно, с другой стороны, несчастью присуще, что человеку приносит страдание то, что он не желает.

Затем, человек может желать нечто трояко: во-первых, посредством своего естественного желания; так [например] все люди по природе желают быть и жить. Во-вторых, человек может желать нечто в силу обдуманного выбора. В-третьих, о человеке можно говорить как о желающем нечто не со стороны желаемого, а со стороны его причины; так, если человек желает съесть то, что для него вредно, то мы можем сказать, что он хочет заболеть.

Таким образом, побуждением к тому «милосердию», которое связано с первым типом «страдания», является нечто, противное склонности естественного желания, а именно губящее или вредящее зло, противоположного которому человек хочет согласно своей природе, по каковой причине Философ говорит, что «сострадание есть своего рода печаль при виде бедствия, которое может повлечь за собой гибель или вред»³⁴⁹. Во-вторых, ещё большее сострадание порождает то зло, которое противно обдуманному выбору, в связи с чем Философ говорит, что зло возбуждает наше сострадание, «когда оно случайно, например, когда друга постигла беда, явившаяся именно с той стороны, откуда можно было ожидать чего-нибудь хорошего»³⁵⁰. В-третьих, к ещё большему состраданию оно побуждает тогда, когда полностью противоречит желанию, как когда зло обрушивается на человека, который постоянно прилагает усилия к тому, чтобы все делать хорошо, по каковой причине Философ говорит, что «более всего мы испытываем сострадание к тем, кто страдает незаслуженно»³⁵¹.

Ответ на возражение 1. Преступлению присуща произвольность, и в этом отношении оно заслуживает скорее наказания, чем милосердия. Однако коль скоро преступление в определенном смысле может быть и наказанием, а именно будучи так или иначе связанным с тем, что противоречит желанию грешника, то в этом отношении оно может взывать к милосердию. В указанном смысле мы должны сострадать и сочувствовать грешникам, на что в своей проповеди указывает Григорий, говоря, что «истинное благочестие не превозносится, а сострадает»³⁵². И [в Писании] читаем, что Иисус, «видя толпы народа... сжалился над ними, что они были изнурены и рассеяны (как овцы, не имеющие пастыря)» (Мф. 9, 36).

Ответ на возражение 2. Поскольку сострадание есть сочувствие чужому несчастью, то оно в строгом смысле слова направлено на другого, а если на себя, то разве что метафорически, как это имеет место в случае правосудности, когда [в переносном смысле говорят], что право может существовать не в отношении к самому себе, а в отношении частей [души]³⁵³. По этой причине [в Писании] сказано: «Утешай душу твою, и тем угодишь Богу»³⁵⁴ (Сир. 30, 24).

Поэтому подобно тому, как человек в строгом смысле слова не сострадает себе, а просто страдает, как [например] когда нам приходится терпеть жестокое обращение, точно так же и в случае тех, кто столь тесно соединен с нами, что является частью нас самих, например, детей или родителей, мы не сострадаем их бедствиям, а страдаем так, как если бы эти бедствия были наши, что и имеет в виду Философ, когда говорит, что «ужасное уничтожает сострадание».

Ответ на возражение 3. Как удовольствие подчас возникает из ожидания или воспоминания о чем-то добром, точно так же и страдание может обусловливаться ожиданием будущего или воспоминанием о прошлом зле, хотя и не так остро, как когда оно наличествует в чувствах [страдающего]. Следовательно, признаки зла подвигают нас к состраданию постольку, поскольку зло, которое представлено нам как наличествующее, возбуждает сострадание.

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что причиной сострадания не является несовершенство того, кто сострадает В самом деле, милосердие присуще Богу, о чем читаем [в Писании]: «Щедр и милостив Господь... щедроты Его – на всех делах Его» (Пс. 144, 8, 9). Но в Боге нет ничего несовершенного. Следовательно, несовершенство не может являться причиной сострадания.

Возражение 2. Далее, если причиной сострадания является несовершенство, то в таком случае те, которые наиболее несовершенны, должны сострадать больше других. Но это не так, поскольку, по словам Философа, «люди совершенно погибшие не испытывают сострадания»³⁵⁵. Следовательно, похоже на то, что причиной сострадания не является несовершенство того, кто сострадает.

Возражение 3. Далее, одним из признаков несовершенства является высокомерие. Но Философ сказал, что люди, «находящиеся в высокомерном настроении», не испытывают сострадания³⁵⁶. Следовательно, причиной сострадания не является несовершенство того, кто сострадает.

Этому противоречит следующее: сострадание – это своего рода страдание. Но причиной страдания является несовершенство, вследствие чего люди с расстроенным здоровьем более подвержены печали, о чем речь у нас впереди (35, 1). Следовательно, причиной сострадания является несовершенство сострадающего.

Отвечаю: поскольку, как было показано выше (1), сострадать означает печалиться чужому несчастью, то из самого факта сострадания человека кому-либо другому следует, что бедствие этого другого его печалит. И коль скоро страдание и печаль связаны с собственным несчастьем, то печалиться и страдать по причине несчастья другого можно только в той мере, в какой это несчастье другого воспринимается как свое собственное.

Затем, так может происходить двояко: во-первых, по причине соединения устремлений, которое является следствием любви. В самом деле, коль скоро для любящего любимый есть его «второе я», то содеянный его другу вред он полагает содеянным ему самому, и потому страдает от этого вреда так, как если бы он пострадал от него сам. Поэтому Философ считает, что «делить с другом горе» является одним из признаков дружбы³⁵⁷, а апостол говорит: «Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими» (Рим. 12, 15).

Во-вторых, это происходит по причине действительного соединения, например, когда зло другого приблизилось к нам настолько, что от него может перейти к нам. Поэтому Философ говорит, что люди сострадают близким и подобным себе, поскольку считают возможным, что и с ними может такое случиться³⁵⁸. Это также объясняет, почему старые и мудрые, которые знают, что им предстоят трудные времена, а также слабые и робкие люди более склонны к состраданию, тогда как те, кто сам счастлив и достаточно силен, чтобы не думать об опасности от чего-либо пострадать, склонны к нему менее.

Следовательно, причиной сострадания всегда является несовершенство – либо потому, что кто-либо полагает несовершенство другого своим собственным в силу соединения с ним любовью, либо же по причине возможности таким же образом пострадать.

Ответ на возражение 1. Бог сострадает нам в силу любви, а именно настолько, насколько Он любит нас как принадлежащих Ему

Ответ на возражение 2. Те, бедствия которых бесконечны, уже не боятся больших страданий и потому не испытывают сострадания. И то же самое можно сказать об охваченных великим страхом, поскольку они настолько поглощены своей страстью, что не способны отвлечься на страдания других.

Ответ на возражение 3. Расположенные к высокомерию – то ли по причине того, что ими пренебрегают, то ли потому, что сами желают пренебрегать другими, – распалены гневом или отвагой, каковые суть мужественные страсти и побуждают человеческий дух к достижению трудных вещей. Поэтому они склоняют человека к мысли, что ему предстоит претерпеть в будущем, и пока они располагают его таким образом, он не ведает сострадания, согласно сказанному [в Писании]: «Жесток гнев, неукротима ярость» (Прит. 27, 4). По той же самой причине безжалостны заносчивые – ведь они презирают других и считают, что те страдают заслуженно. Поэтому Григорий говорит, что «ложное благочестие», то есть благочестие тех, кто охвачен гордыней, «не сострадает, а превозносится»³⁵⁹.

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что милосердие не является добродетелью. В самом деле, как говорит Философ, «добродетель есть своего рода [сознательный] выбор»³⁶⁰. Но выбор «есть желание того, о чем заранее принято решение»³⁶¹. Следовательно, все, что препятствует принятию решения, не может быть названо добродетелью. Но милосердие препятствует принятию решения, согласно сказанному Саллюстием о том, что «тот, кто принимает решение в случае запутанного дела, должен быть свободен от... гнева... и милосердия, поскольку при их наличии разуму трудно сохранить беспристрастность». Следовательно, милосердие не является добродетелью.

Возражение 2. Далее, ничто из того, что противно добродетели, не заслуживает похвалы. Но, как говорит Философ, негодование противостоит милосердию и в то же время является заслуживающей похвалы страстью³⁶². Следовательно, милосердие – это не добродетель.

Возражение 3. Далее, радость и мир, как было показано выше (28, 4; 29, 4), не являются отдельными добродетелями, поскольку они проистекают из любви к горнему Но милосердие тоже проистекает из любви к горнему поскольку из любви к горнему мы радуемся с радующимися и плачем с плачущими. Следовательно, милосердие не является отдельной добродетелью.

Возражение 4. Кроме того, поскольку милосердие принадлежит желающей способности, оно не является умственной добродетелью, а поскольку его объектом не является Бог, то не является оно и теологической добродетелью. Не является оно и нравственной добродетелью, поскольку не связано ни с деятельностями, что приличествует правосудности, ни со страстями, поскольку не сводится ни к одной из упомянутых Философом середин³⁶³. Следовательно, милосердие не является добродетелью.

Этому противоречат следующие слова Августина: «Гораздо лучше, человечнее и куда сообразнее с благочестивыми чувствами высказывается Цицерон в похвале Цезарю, когда говорит:«Из всех твоих добродетелей нет ни одной, которая была бы удивительней и привлекательней твоего милосердия»"³⁶⁴. Следовательно, милосердие – это добродетель.

Отвечаю: проявлять милосердие означает быть опечаленным чужим несчастьем. Но эта печаль может в одном отношении указывать на движение чувственного желания, и в таком случае милосердие является не добродетелью, а страстью, тогда как в другом отношении она может указывать на движение умственного желания, а именно постольку, поскольку зло одного человека вызывает недовольство другого. Это движение может направляться в соответствии с разумом, а уже в соответствии с этим направляемым разумом движением может направляться движение более низкого желания. Поэтому Августин говорит, что «это умственное движение подчиняется разуму, когда милосердие проявляется с сохранением справедливости: когда или подается помощь нуждающемуся, или оказывается прощение раскаивающемуся»³⁶⁵. И коль скоро человеческой добродетели, как было показано выше (II-I, 59, 5), присуще [понуждать] душевные движения исполнять распоряжения разума, то из этого следует, что милосердие является добродетелью.

Ответ на возражение 1. Слова Саллюстия должно понимать как сказанные о том милосердии, которое является не подчиняющейся разуму страстью, поскольку в таком случае оно препятствует сознательному выбору, тем самым отклоняя разум от правосудности.

Ответ на возражение 2. Философ в настоящем случае говорит о сострадании и негодовании как о страстях. Они противостоят друг другу со стороны подобающей им оценки чужого несчастья, поскольку сострадание печалится, когда страдают незаслуженно, а негодование радуется, когда страдают заслуженно, и печалится, когда незаслуженно благоденствуют, и потому «обе эти страсти достойны похвалы и составляют принадлежность честного характера»³⁶⁶. В строгом же смысле слова состраданию противостоит зависть, о чем речь у нас впереди (36, 3).

Ответ на возражение 3. Радость и мир ничего не добавляют к аспекту являющегося объектом любви к горнему блага, и потому они не нуждаются ни в какой иной добродетели, помимо любви к горнему. А вот милосердие связано с некоторым особым аспектом, а именно страданием того, кому сострадают.

Ответ на возражение 4. Милосердие как именно добродетель является нравственной добродетелью; она связана со страстями и сводится к середине, [которую Философ] называет негодованием, поскольку «то и другое принадлежит одному и тому же характеру». Впрочем, сам Философ рассматривает эти середины не как добродетели, а как страсти, но даже в качестве страстей они достойны похвалы. Однако ничто не препятствует тому, чтобы они проистекали из некоторого избирательного навыка, в каковом случае они будут обладать признаком добродетели.

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что милосердие является самой большой добродетелью. В самом деле, наиболее добродетельным актом является [акт] служения Богу Но милосердие есть наилучшее богослужение, согласно сказанному [в Писании]: «Я милости хочу, а не жертвы» (Ос. 6, 6). Следовательно, милосердие является самой большой добродетелью.

Возражение 2. Далее, глосса на слова [Писания]: «Благочестие – на все полезно» (1Тим. 4, 8), говорит, что «главным правилом христианской жизни является милосердие и благочестие». Но главное правило христианской жизни охватывает все добродетели. Следовательно, милосердие содержит в себе все добродетели.

Возражение 3. Далее, как говорит Философ, «всякая добродетель доводит до совершенства то, добродетелью чего она является»³⁶⁷. Поэтому чем в большей степени добродетель уподобляет человека Бон», тем лучшей добродетелью она является – ведь человек тем совершенней, чем более он уподоблен Богу Но так происходит в первую очередь благодаря милосердию, поскольку о Боге сказано: «Щедр и милостив Господь... Щедроты Его – на всех делах Его» (Пс. 144, 8, 9); а ещё Господь сказал: «Будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд» (Лк. 6, 36). Следовательно, милосердие является самой большой добродетелью.

Этому противоречит следующее: апостол, сказав: «Итак, облекитесь – как избранные Божий... в милосердие...» (Кол. 3, 12), несколько ниже прибавляет: «Более же всего облекитесь в любовь» (Кол. 3, 14). Следовательно, милосердие не является самой большой добродетелью.

Отвечаю: добродетель может быть превосходнее других двояко: во-первых, сама по себе; во-вторых, по сравнению со своим субъектом. Само по себе милосердие превосходит другие добродетели, поскольку милосердию присуще простирать свои щедроты на других и, что ещё более важно, по их желанию приходить им на помощь, что приличествует, как правило, тому, кто выше. Поэтому милосердие принято приписывать Богу – ведь оно в наибольшей мере являет нам Его всемогущество.

С другой стороны, в отношении своего субъекта милосердие не является самой большой добродетелью, если только этот субъект не является наибольшим, никем не превзойденным и превосходящим все, поскольку если имеется нечто более возвышенное, то лучше быть соединенным с ним, чем возмещать несовершенства тех, кто ниже. Следовательно, в том, что касается человека, над которым есть Бог, любовь к горнему которая соединяет его с Богом, больше, чем милосердие, посредством которого он возмещает несовершенства ближнего. А вот из всех связующих нас с ближними добродетелей милосердие является наибольшей, поскольку его акт превосходит все остальные. В самом деле, именно высшему приличествует возмещать несовершенства другого в той мере, в какой последний несовершенен.

Ответ на возражение 1. Мы поклоняемся Богу посредством внешних жертв и даров не ради Его пользы, а ради пользы нас и наших ближних. В самом деле, Он не нуждается в наших жертвах, но желает, чтобы мы предлагали их Ему, дабы этим усилить наше рвение и ради пользы ближнего. Поэтому милосердие, посредством которого мы возмещаем несовершенства других, является наиболее приемлемой для Него жертвой – ведь оно напрямую связано с добрым расположением ближнего, согласно сказанному [в Писании]: «Не забывайте также благотворения и общительности, ибо такие жертвы благоугодны Богу» (Евр. 13, 16).

Ответ на возражение 2. Главное в христианской религии состоит в милосердии в том, что касается внешних действий, но внутренняя любовь к горнему, которая соединяет нас с Богом, превосходнее и любви, и милосердия к ближнему

Ответ на возражение 3. Любовь к горнему уподобляет нас Богу посредством соединения нас с Ним узами любви, и потому она превосходнее милосердия, которое уподобляет нас Богу в том, что касается подобия дел.