Несколько слов по поводу адреса о папской непогрешимости

Под этим заглавием известный римско-католический богослов Деллингер напечатал недавно в «Кёльнских ведомостях» (Kӧlnische Zeitung) статью, обратившую на себя общее внимание, как за границей, так отчасти и среди нашей читающий публики, по причине справедливого и вполне беспристрастного отношения автора к вопросу, занимающему нынешний Римский собор.

Считаем поэтому не лишним познакомить и наших читателей с этой статьей в точном переводе.

«Мы получили», говорит Деллингер, «замечательный адрес, обращенный к папе из среды собравшихся в Риме епископов и содержащий просьбу о том, чтобы папа, при посредстве нынешнего собора, сделал необходимые шаги для возведения учения о собственной его непогрешимости на степень догмата веры. Под угрозой отлучения от церкви, лишения таинств и вечного осуждения, 180 миллионов людей, членов римско-католической церкви, должны на будущее время принять на себя обязательство веровать в то, во что церковь доныне не веровала, и исповедовать учение, которое прежде никогда не было учением церкви, вот чего требуют епископы, подписавшие упомянутый адрес. Говорим, церковь в это учение доныне не веровала; в самом деле, даже те, которые прежде признавали учение о папской непогрешимости истинным, не могли в него веровать в христианском смысле этого слова. Между верой (fide divina) и рассудочным принятием известного мнения существует громадное различие. Католик может и должен веровать лишь в то, что ему сообщено и предписано самой церковью, как богооткровенная и непререкаемая истина, существенно необходимая для спасения; он может признать предметом веры лишь такое учение, отрицание которого было бы явным заблуждением пред судом церкви и принятие которого прямо требуется званием его, как члена церковного общества. На деле таким образом никто, с основания церкви и до наших дней, не веровал в папскую непогрешимость, т. е. никто не веровал в это учение так, как веруют в Бога, в Иисуса Христа, в троичность Отца, Сына и Св. Духа и т. д; но многие предполагали эту непогрешимость лишь как нечто вероятное или человечески верное (fide humana). Требуемое адресом епископов изменение в вере и в учении церкви было бы, следовательно, единственным в своем роде явлением в церковной истории; в течении прошедших 18-ти столетий ничего подобного не происходило¹. Подписавшие адрес епископы домогаются церковной революции в полном смысле этого слова, так как у них в настоящем случае речь о самом основании религиозных верований каждого: высшим авторитетом в делах веры ставится, вместо вселенской церкви, отдельный человек, папа. Прежде католики говорили: веруем в то или в другое учение на основании свидетельства всей церкви всех времен, так как церковь имеет обетование, что она всегда пребудет хранительницей истины. Но на будущее время католики должны будут сказать: веруем потому, что так приказывает учить и веровать папа, объявленный непогрешимым. А что он действительно непогрешим, в это мы веруем потому, что он сам приписывает себе непогрешимость. Правда, 400 или 600 епископов, собравшись в Риме в 1870 году, решили, что папа непогрешим; но по их же теории, все епископы и всякие соборы без папы могут погрешать; непогрешимость составляет исключительное преимущество и достояние папы, голос которого не может быть ни подкрепляем, ни ослабляем епископами, каково бы ни было число их; решение епископов относительно непогрешимости папы имеет, следовательно, силу и авторитет лишь в том случае, если папа сам признает его справедливым. Таким образом все сводится, собственно, к свидетельству папы о самом себе, что конечно очень просто. Позволяем себе при этом лишь заметить, что 1840 лет тому назад Лицо бесконечно высшее сказало: »Если Я свидетельствую Сам о Себе, то свидетельство Мое не есть истинно» (Ин. 5:31).

Адрес подает, в частности, повод к следующим соображениям:

Во-первых: он относит непогрешимость папы только к тем изречениям и декретам, которыми папа обращается ко всем верующим, т. е. для назидания всей католической церкви.

Отсюда следует, что папа всегда может впасть в заблуждения в тех случаях, когда он обращается к отдельным лицам, корпорациям или поместным церквам. Но в течении 12-ти или 13-ти столетий папы никогда не соблюдали того условия, с которым, как мы видели, связана непогрешимость их решений или определений; до конца 13-го века все заявления пап по вопросам веры были обращаемы к определенным частным лицам или епископам отдельных областей. В течении целого тысячелетия, пока продолжалось церковное единение между востоком и западом, ни один папа не обращался со своими декретами к восточной церкви в ее целости и только в редких случаях папы обращались с догматическими посланиями к отдельным восточным патриархам или императорам.

Очевидно, таким образом, что сами папы, по крайней мере, 1000 лет не имели никакого понятия о том условии, от соблюдения которого будто бы зависит верность и непогрешимость их определений; и действительно, это условие придумано гораздо позже и не было известно в церкви до 1562 года. В этом году левенский богослов Иоанн Гессельс в первый раз стал учить, что голос папы непогрешим, когда он обращается со своими догматическими определениями ко всей церкви. Вслед за Гессельсом таже мысль была выражена Беллярмином и подтверждена ссылками на лжеисидоровские декреталии и вымышленными свидетельствами св. Кирилла. По этой теории папы могли, следовательно, придать своим догматическим заявлениям характер полной непогрешимости, лишь бы они подписали их как воззвания, обращенные ко всей церкви. Между тем они этого не делали и таким образом подвергали, как отдельных верующих, так и целые поместные церкви, опасности впасть в заблуждение через принятие папских решений, не имевших на себе печати непогрешимости.

Во-вторых: несправедливо, будто «догматические определения пап непогрешимы в силу общего и всегдашнего предания церкви». Несправедливость этой мысли подтверждается многочисленными фактами. Церковь сначала всегда испытывала догматические заявления пап и, на основании произведенного испытания, либо утверждала их, как например халкидонский собор одобрил послание папы Льва, либо отвергала их, как например 5 вселенский собор (в 553 г.) отверг постановления Вигилия и 6 вселенский собор (в 681 г.) осудил послание папы Гонория.

В-третьих: несправедливо, будто на 2 Лионском соборе (в 1274 г.), по взаимному соглашению между греками и латинянами, принято было вероисповедание, в котором объявлено, что «спорные вопросы веры должны быть решаемы судом папы». Ни греки, ни латиняне, т. е. никто вообще из присутствовавших на Лионском соборе епископов, не приняли этого вероисповедания, которое прежде еще послано было папой Климентом IV к императору Михаилу Палеологу, как условие воссоединения церквей. Император Михали, не успевший еще утвердиться в своей, не за долго пред тем завоеванной, столице, теснимый латинским императором Балдуином и сицилианским королем Карлом, крайне нуждался в содействии папы, который один своим влиянием мог укротить главного врага византийцев; Михаил поэтому согласился принять поставленные ему папой условия церковного подчинения римской кафедре, не смотря на прямое сопротивление греческих епископов и народа. Он вставил требуемую папой формулу подчинения в послание, читанное на соборе и утвержденное его послом Логофетом. Но сам же Михаил, у себя в Константинополе, объявил сделанные им папе уступки необязательными (Pachymeres de Michaele Palaeoi 5, 22). Что же касается до собравшихся в Лионе епископов, то им вовсе не пришлось выразить свое мнение относительно упомянутой формулы подчинения папскому авторитету.

В-четвертых: постановления Флорентинского собора приведены в адресе не в подлинном своем виде; совершенно опущена главная мысль, выработанная после продолжительных совещаний между греками и итальянцами, та мысль, которая для самих присутствовавших на Флорентинском соборе имела главное значение, так как ею определяется смысл предшествовавших определений; мысль эта была выражена на соборе следующими словами: juxta eum modum, quo et in gestis et in sacris canonibus occumenicorum conciliorum continetur. Папа и кардиналы требовали настоятельно, чтобы, для ближайшего определения папского главенства, вставлены были слова: juxta dicta Sanctorum. От такой вставки греки столь же упорно отказывались; они очень хорошо знали, что в числе «этих свидетельств святых» находится много вымышленных или искаженных, предоставляющих папе небывалые в древности права. Уже во время 7-го заседания Флорентинского собора один из поборников папства, латинский архиепископ Андрей сослался на знаменитые кирилловские свидетельства, которые, будучи приведены Фомой Аквинатом и папой Урбаном IV, имели на западе сильное и продолжительное влияние, но тут же отвергнуты были греками как подложные. Император присовокупил еще, что если кто-нибудь из отцов церкви, обращаясь письменно к папе, выражается в преувеличенных похвалах, то отсюда никак не следует вывести мысль о каких-либо особенных правах и привилегиях римского престола. Латиняне наконец уступили и выражение «dicta Sanctorum» исключено было из соборных определений; вместо того решено было признать вселенские соборы и св. каноны мерилом и ограничением папского главенства. Этим исключена была всякая мысль о папской непогрешимости, так как ни в древних соборах, ни в общих обеим церквам доисидоровских канонах нельзя найти ничего благоприятного для учения о непогрешимости пап; мало того: все древние церковные постановления, равно как и история и образ действий семи вселенских соборов очевидно указывают на такое положение, по которому высший авторитет в делах веры приписывается только церкви в ее целости, а не тому или другому в частности из пяти патриархов (к числу которых и папа принадлежал в глазах греков). Кроме того, архиепископ Вессарион именем всех греков незадолго пред тем объявил, что папа ниже собора (и, следовательно, не непогрешим) (Sess. IX, Concil. Labbei XIII, 150). Нельзя, следовательно, не признать искажением равным подолгу, когда из определений Флорентинского собора исключают ту именно мысль, которая имела главное значение в глазах самих присутствовавших на соборе. Греки требовали также и настояли на том, чтобы все права и преимущества прочих патриархов были подтверждены соборными определениями; впрочем, и сами папы прежде еще объявили, что патриархам принадлежит право самостоятельного участия при решении общих вопросов о делах веры, а не одно пассивное подчинение непогрешимому авторитету папы.

С особенным негодованием поданный папе адрес выражается о тех, кто не признает Флорентинский собор вселенским. Пусть в этом отношении факты говорят сами за себя. Флорентинский собор, как известно, был созван для противодействия собору базельскому, когда этот последний приступил к реформам неблагоприятным для римских притязаний. 9-го апреля 1438 года собор был открыт в Ферраре, но пришлось ему потом еще 6 месяцев оставаться в бездействии вследствие крайне ограниченного числа явившихся епископов. Изо всей северной, в то время еще католической, Европы, из Германии, Скандинавских стран, Польши, Богемии, тогдашней Франции, Кастилии, Португалии и т. д. никто не явился на собор; можно сказать: девять десятых тогдашнего католического мира намеренно уклонились от участия в соборе, потому что они считали его незаконным, держась стороны базельского собора; к тому же всякий знал, что от Флорентинского собора ничего нельзя было ждать по части церковной реформы, составлявшей наиболее настоятельную потребность того времени. С трудом папе Евгению удалось наконец собрать около 50 итальянских епископов; к ним присоединилось еще несколько епископов, присланных герцогом Бургундским, также несколько провансальских и испанских, всего подписались на Флорентинском соборе 62 епископа. Греческие епископы со своим императором, находясь в крайне стесненном положении, были привлечены на собор обещанием денег, кораблей и войска; кроме того, папа обещал взять на себя расходы на их содержание в Ферраре и Флоренции, равно как и путевые издержки их. Когда же они не оказались достаточно уступчивыми по отношению к требованиям папы, то этот последний лишил их обещанных субсидий, так что они подверглись крайней нужде и наконец, вынужденные требованиями императора и голодом, подписали вещи, от которых сами же почти все после отреклись. Суждение одного греческого современника этих событий – Ампруция, приводимое римским ученым, Львом Алляцием (de perp. consens. 3, 1, 4), было в то время господствующим суждением греков: «может ли кто-нибудь, говорит он, серьезно считать этот собор вселенским, когда на нем догматы веры утверждаются за деньги и когда решения его подписываются в видах приобретения финансовой и военной помощи?». Во Франции Флорентинский собор прямо был объявлен недействительным, о чем без всяких противоречий объявлено было кардиналом Гизом на Тридентинском соборе.

В остальной части адреса раскрывается мысль, что утверждение нового догмата ныне особенно своевременно и необходимо, так как некоторые лица, называющие себя католиками, оспаривают в последнее время справедливость мнения о папской непогрешимости. В этом отношении в адресе частью высказывается, частью предполагается известным следующее: само по себе не было бы безусловно необходимо увеличить число членов веры новым догматом, но этого требует современное положение дел. В течении последних лет орден иезуитов, поддерживаемый своими приверженцами, начал производить агитацию, в пользу подготовляемого догмата как в Италии, так и во Франции, в Германии и в Англии. Иезуиты устроили даже особое религиозное общество с целью содействовать утверждению нового догмата; главный орган их, издаваемый в Риме журнал Civilia, уже заранее объявил главной задачей нынешнего собора подарить миру недостающий еще догмат. Другие ультрамонтанские органы неутомимо повторяли тоже самое.

В виду такой агитации следовало бы теперь, по мнению иезуитов, всем иномыслящим остаться в благоговейном молчании, предоставить иезуитам и их приверженцам полную свободу действий и не подвергать никакому испытанию аргументы, приводимые в многочисленных иезуитских сочинениях. Но, к сожалению, случилось иначе: нашлись люди, которые по неслыханной дерзости своей нарушили священное молчание и заявили противное иезуитскому мнение. Этот-то соблазн ныне не иначе может быть прекращен, как через прибавление нового догмата к католическому вероучению, через изменение катихизиса и других книг религиозного содержания, одним словом, через утверждение папской непогрешимости.

Перев. И. Осинин