Икона Богоматери «Неопалимая Купина»

Икона Богоматери «Неопалимая Купина» принадлежит к наиболее полным, в смысле религиозного содержания, и сложным символическим изображением. Купина Моисея один из древнейших символов, рано присвоенных христианскою церковью Богоматери, связанный затем с другими представленными о святости и величии Богородицы и выработавшийся таким образом в целую поэму, какою является теперь икона «Неопалимой Купины».

С первых веков своего существования христианская церковь, как свидетельствует нам ее история, принуждена была выступить на защиту одного из своих основных догматов – о святости и приснодевстве Богородицы, и в течение трех веков, начиная с появления гностиков во втором веке, вплоть до Ефесского собора (431 г.), идут почти беспрерывные прения о существе Пресвятой Девы. Таким образом, отцы церкви должны были заняться изучением всех свидетельств св. Писания о Пресв. Деве, благодаря чему рано выработался полный кодекс учения о Ней и Ее культе. При решении первых, затронутых полемикой, вопросов, разумеется, не могло быть и речи о Богородичных символах: христианские апологеты, прежде всего, должны были привлечь для доказательства факты и точные положения, представляемые Библией. Подтверждая свои выводы пророчествами; все их внимание сосредоточивалось на уяснении и установлении правильного понимания библейских свидетельств; а более отвлеченные представления и прообразы пока не имели места. Но, по мере утверждения догмата о девстве Богородицы, расширялся круг идей; богословские трактаты свв. отцев изменяют отчасти свой характер простого толкования слов Священного Писания; они прибегают к сравнениям и захватывают собою, как более реальные представления, библейские прообразы. В этот период мы впервые встречаем все символы Богородицы, получившие впоследствии такое широкое распространение¹.

Уже св. Ефрем Сирин (†373 г.) в своем слове на Рождество Христово прославляет Пресв. Деву, сравнивая Ее с купиной Моисеевой: «Как некогда терновый куст на горе Хорив вмещал в пламени самого Бога, так Мария вмещала Христа в своем девственном чреве»².

Далее он проводит параллель между ветхозаветным Моисеем и новозаветными волхвами: «Моисей прообразовал тайну (рождение Христа), так как он видел пламя в терновом кусте; мудрецы (волхвы) исполнили таинственное прообразование, так как они видели Свет в пеленах»³.

Подобное сравнение видения Моисея с Пресв. Девой делают св. Амвросий (†397) и Прокл (†446), называющий Богоматерь «одушевленным кустом»⁴, а также Феодорит Анкирский (†457), который говорит, что ветхозаветное чудо купины было прообразом новозаветного чудесного Рождества, а терновый куст – прообразом Девы Марии⁵.

Гимнографы также в своих песнопениях называют Ее всеми присвоенными Ей символами. Балеус, епископ (гимн, составленный незадолго до Ефесского собора), так воспевает Пресв. Деву: «Моисей предизобразил тебя в куст терновника и в облаке; Иаков в лествице, Давид в ковчеге завета, Иезекиль в затворенных вратах»⁶. На те же ветхозаветные прообразы указывает и Рабула, епископ Едесский (†435): «На горе Хорив видел Тебя прор. Моисей, о св. Дева, когда огнь пребывал в терновом кусте и пылал, и тот не сгорал»⁷ и т. д. А наиболее полный перечень всех символов Богородицы мы находим у Андрея Критского в его Гомилии (покои брачные, дом Божий, алтарь, святая святых, золотой сосуд, скрижали, жезл, диадема, алавастр, светильник, скала, рай, огород, источник, капля, руно и пр.) и между ними опять купина и дикий куст, имеющий такое значение: как в Ветхом Завете для совершения чуда Бог избрал дикий куст, так и св. Дева была из простого звания⁸.

Приведенные мною имена церковных писателей, уподоблявших Деву Марию купине, не более как единичные примеры; на самом деле число таких писателей очень велико, но нам нет необходимости в полном перечне их. Следовательно, в пятом веке, когда вполне развился культ Богоматери, получили распространение и символические прообразы Ее и вошли в церковные гимны или, все равно, в церковные песнопения, так как известно, что последние произошли из тех же гимнов. Отсюда они перешли и в богослужение русской церкви, и теперь постоянно упоминаются в акафистах Богородице.

Но не так скоро эти прообразы нашли применение и в области иконографии. Зарождение этих символических форм мы, конечно, должны искать в Византии, создавшей чисто христианские композиции в искусстве, одухотворенные религиозным смыслом; в ней же, после упорной борьбы за почитание Богородицы, прославление Ее и догматы о Ней были закреплены в иконографических типах. Но напрасно стали бы мы искать каких-либо символических изображений Богоматери ранее XI–XII века⁹.

Искусство на первых порах было занято разработкой евангельских тем и событий Ветхого Завета; и встречающиеся в миниатюрах символы прообразуют или тайны Нового Завета, как в рукописи Космы, или имеют назидательный характер, как в лицевых Псалтырях, хотя и появившихся с VIII–IX-го века. Иконография же Богоматери ограничивается пока евангельскими сценами, изображающими Богоматерь, поскольку Она принимала участие в данном событии, и несколькими иконами. Эпоха иконоборства также не могла способствовать развитию типов Богородичных икон. Следовательно, в первый период византийского искусства (с VI-го по IХ-й век) и в первой половине второго (конец IX-го и начало Х-го века) купина Моисея в живописи имела или только историческое, или символическое значение, но исключительно по отношению к тайнам Нового Завета.

С таким значением видим купину уже в первые века христианства: на стенах катакомб и на саркофагах. Сцена обыкновенно изображена одним лицом – Моисеем. Он юноша, одетый в тунику с двумя клавами; одну ногу (левую) поставил на камень и развязывает ремни сандалий. Повернув голову, смотрит он несколько испуганным, удивленным взором туда, откуда слышится ему голос Бога; таково напр. изображение в катакомбах св. Каллиста¹⁰. На присутствие Бога указывает, согласно древнехристианскому обычаю, одна десница, к которой Моисей и обращается. Скульптура, допускавшая на саркофагах изображение Бога в материальном человеческом виде, и в сцене купины помещает Бога Отца в образе мужа зрелого возраста, который, стоя, жестом протянутой руки повелевает Моисею снять обувь¹¹. Фигура Моисея, снимающего обувь, на христианских гробницах имела особое символико-дидактическое значение. По обяснению Августина и Григория Назианзина, Моисей символизирует крещение и снятие обуви – отрешение от грехов, без чего христианин не удостоится предстать перед Богом.

С тем же древне-христианским типом встречаем мы купину в VI-м веке так сказать вполне признанным иконографией сюжетом, т. е. встречаем ее в живописи монументальной. Таковы мозаики церкви св. Виталия в Равенне и монастыре св. Екатерины на Синае. В первом случае изображение сохранило вполне античную манеру: Моисей-юноша, легким, грациозным движением сбрасывающий сандалии. Вверху, в облаках десница¹².

Во втором – Моисей перед купиной в виде пышного куста. Несмотря на некоторые дефекты в последнем изображении и на позднейшие искажения, можно предполагать, что первоначальная древняя схема сцены купины была почти тожественна с таковой же в Равенне¹³. Та и другая сцены вполне просты, без каких-либо добавочных лиц и аксессуаров; все основывается на одном библейском тексте. При этом первая сцена – церкви св. Виталия – имеет символический смысл: Моисей – образ учеников Христа, омовением ног приготовляющихся к Тайной Вечери¹⁴, но символизация выражается простым сопоставлением с изображением таинства Евхаристии, представляемой Мельхиседеком и Авелем и трапезой св. Троицы у Авраама.

В миниатюрах, как известно, художнику представлялось больше возможности изобразить событие во всех подробностях и истолковать его с богословской точки зрения, почему в древних рукописях сцена купины носит иной характер, и тогда как на стенах храмов она вполне еще сохраняет античную схему, в современных им рукописях она является под символическими формами. В рукописи Космы (Ватик. библ., VI–VIII в.) купина изображена на двух миниатюрах, служащих продолжением одна другой: Моисей в безрукавной тунике, с поясом и застежкой на плече; в руках посох; обувь уже снята и стоит подле, в небе десница. Рядом он же принимает покровенными руками от десницы свиток; перед ним купина – чаша с пламенем; внизу гора Хорив в пламени¹⁵. Сосуд с огнем в данном случае весьма возможно обяснить как образ Девы Матери, вмещающей в себе огнь – Христа. Проф. Кондаков, описывая эту миниатюру, усматривает еще такой символический смысл: Моисей, снимая перед купиной роскошную обувь, как бы слагает с себя всю суету земного богатства¹⁶.

Для дальнейшего изучения развития сюжета мы должны обратиться опять к миниатюрам: только одни они могут дать материал для: эпохи иконоборства и ближайшего за ней периода, за отсутствием икон и памятников монументальных. Простота в изображении рассматриваемой сцены продолжает существовать во все эпохи искусства, как византийского, так и западного, если не считать осложнением сюжета ландшафтную обстановку, столь обычную в миниатюрной живописи. Таковы миниатюры Палеи Ватиканской библиотеки, IX века¹⁷ и Библии храма ап. Павла, IX века, памятника, хотя западного, но скопированная с византийского образца¹⁸. В первой рукописи Моисей изображен дважды: он развязывает ремни своих сандалий, вдали видна купина; выше опять он идет по горе, чтобы получить от десницы Божией скрижали. Тут же две группы созерцающего народа и сидящий на утесе бог горы Синая. Все это на фоне ландшафта производит впечатление прелестной картинки. В Библии ап. Павла сцена уже утрачивает свое изящество: Моисей как бы выступает до пояса из ущелья горы; пред ним куст, в небе десница.

Одновременно с этим, по мере развития типов Христа, присутствие Божества при чуде купины выражается не одной десницей, но и прямо изображением Бога, помещенным в средине горящего куста. Это всегда не Бог-Отец, но Христос, имеющий, по древнему обычаю, вид ангела или Эммануила. Первое изображение видим, например, в кодексе Григория Богослова, IX века, Парижской библиотеки¹⁹, второе – в Гомилиях Иакова о Деве, ХII века, Ватиканской библиотеки и Парижской; на миниатюре последней рукописи помещен среди покрытой цветами купины медальон с погрудным изображением Эммануила²⁰. Наконец существует еще такое изменение в изображении сцены купины: в Ватиканском Октотевхе (№ 746), ХII века, при купине находится ангел; Моисей около стада, снимает сандалии, вверху сегмент – небо и бюст ангела. Тот же ангел есть и на миниатюре рукописи монаха Иакова²¹ и в Парижской рукописи Григория Назианзина, IX века²². Присутствие ангела согласно с библейским текстом: «и явился ему ангел Господень в пламени огня, из среды тернового куста» (Исх.3:2) и, несомненно, вызвано им.

Говоря о символическом значении купины, следует добавить, что она иногда входит, как часть композиции, в символическое изображение церкви, в виде пылающего на зеленом поле куста²³ и вообще служит символом Божественного существа. Так, в рукописи Григория Назианзина, XII–XIII в., к слову на Пасху относится миниатюра, представляющая Христа – юношу, окруженного небесным воинством, и вверху ореола пылающий на зеленом газоне куст²⁴.

Пересматривая все эти изображения купины, мы замечаем, что если им когда и придается символический смысл, то никак не по отношению к Богоматери; по крайней мере, точного, прямого указания, что купина несгорающая и есть сама Богоматерь, мы не найдем ни в одной миниатюре, и золотой сосуд с огнем в рукописи Космы можно истолковать различным способом²⁵. Живопись далеко отстает от литературы и не усваивает еще тех образов, которые были уже санкционированы поэзией.

Итак, вплоть до XII–XIII веков купина не является с одним определенным, вполне установившимся в византийской иконографии, значением – как прообраз Богоматери, и символическое значение ее весьма разнообразно. В зависимости от этого не могло рано появиться изображение, ставшее впоследствии общераспространенным: Богоматерь в пламени или в средине пылающего куста. Даже миниатюрист такого специально посвященного Пресвятой Деве сочинения, как Гомилии Иакова, не доходит еще до подобной идеи и помещает в купине медальон с изображением Эммануила.

К логосу IV относятся и другие символические рисунки: одр Соломонов, руно Гедеоново, скиния, ковчег, херувимы, сосуд, огород, жезл Ааронов, но опять среди них нет лика Богоматери²⁶. Простая группировка соответствующих предметов указывает на символический смысл и таинственное прообразование Богоматери в Ветхом Завете. Богословский догмат о Богоматери мог быть выражен искусством достаточно ясно и правильно понять верующими только посредством сопоставления вокруг изображения Пресвятой Девы ее символов²⁷, почему в византийской иконографии вошло в обыкновение окружать Богоматерь ликами пророков с символами их пророчеств в руках или одними последними, что, впрочем, чаще можно встретить на Западе. Мне кажется, что то же сопоставление сцены ветхозаветного чуда купины с ликом Богоматери и указало путь к известной композиции: Богоматерь в горящем кусте. Примером тому может служить роспись придела в мечети Кахрие-Джами, XIII–XIV веков. В одном из его куполов мы видим как бы прототип будущей иконы «Неопалимой Купины».

Здесь, в центре купола, помещается медальон с изображением Богоматери πλαερ, по радиусам 12 ангелов, в парусах 4 евангелиста. Как бы служа дополнением, на стенах изображены сцены: лествица Иакова и Моисей пред купиной (дважды), при чем тут же образ Богоматери, так называемое русское «Знамение», переводится в горящую купину, пред которой Моисей слагает свою обувь²⁸.

Вообще «Знамение» было одним из любимых и употребительнейших в византийской и русской иконографии образов Богоматери, часто входило и в росписи церквей (преимущественно куполов) и нередко соединялось именно с изображением купины.

Естественно, что, привыкнув сопоставлять образ «Знамения» Богородицы со сценой купины, иконописцы легко могли перенести его и в средину самого куста. Но вместе с тем существовала еще другая редакция «Неопалимой Купины»: куст вмещал в себе просто икону Богоматери или Ее цельную фигуру с Предвечным Младенцем на руках. Является вопрос, какая из этих редакций была первоначальною? Я думаю, что первая предшествовала, так как «Знамение» (греческ. παναγια) входило в состав многих символических Богородичных икон: Живоносный источник, скала и купина, и что большего промежутка между появлениями двух редакций не было, и раз был допущен лик Богородицы в купину, не различалось строго в какой форме. Я не беру на себя ответственности точно определить время появления перевода – Богоматерь в купине; во всяком случае, это было не позднее XIII века. С XVI века эта композиция часто входит в состав стенописи. Так, Богоматерь в пламени изображена на восточной стене диаконника собора в Кутлумше (1546 г.)²⁹. Тут же и Богоматерь παναγια. Далее видим купину на стенах собора Успения Богородицы в Протаге³⁰. Ту же роспись в диаконнике рекомендует и греческий подлинник: Богоматерь πλαερ с Младенцем, в круге и с простертыми руками; ниже святители, купина Моисея и другие ветхозаветные события³¹.

Эта же форма переходит и на Русь: в алтаре Ильинской церкви в Ярославле (1680 г.) представлена купина с образом Богоматери в средине³².

Вообще же византийская иконография не выработала из этого сюжета сложной композиции, подобной нашей иконе «Неопалимой купины». Последнее заключительное слово об этом изображении может сказать нам греческий подлинник, так сказать подводящий итог всему, что создала по этому вопросу византийская иконография. Подлинник предписывает изображать сцену купины совершенно в той же форме, какая была принята на Западе, почему заставляет думать, что и этот сюжет в частности, как и весь подлинник вообще, подвергся сильному влиянию Запада. Он предлагает такую картину: Моисей развязывает свою обувь, вокруг него овцы, а перед ним горящий куст и в нем наверху св. Дева с Младенцем; сбоку ангел смотрит на Моисея. По другую сторону куста опять Моисей протягивает одну руку, а другою держит жезл³³.

На Западе изображение купины встречается очень рано и часто и первоначально переходит сюда с теми же византийскими формами. Древнейший образец дан Западу на вратах Сабины: Моисей, развязывавший сандалии пред купиной, близ которой стоит ангел³⁴. Этот сюжет помещен на портале Шартрского собора (XII–XIII в.), на стене Реймского собора (XIV века): в купине Эммануил³⁵, он употребителен также в Biblia Pauperum (ХIII века)³⁶.

В дальнейшем развитии начинает замечаться некоторая разница между двумя типами изображения: византийским и западным. Черты западного искусства, отличающие его от византийского, проникают и изображения Богородицы: это мистицизм в содержании и жизненность в самих образах. Запад развил в XIII–XIV веках Богородичный культ до апогея и создал великое множество изображений Богородицы, которые, согласно общему направлению искусства, отличаются полнотою чувства и изяществом компановки. Фантазия Запада в этом отношении неистощима, и разнообразие всех икон Immaculata не поддается описанию. Для выражения идеи западное искусство пользуется всеми символами, из которых часть была неупотребительна в византийской иконографии, таковы образы: кедр Ливана, роза, лилия, пальма, книга. Они обычно размещаются как ореол вокруг изображения Пресв. Девы, в очень симметричном порядке, и в числе всех их одним из главных всегда является и купина. Моисей пред пылающим кустом изображен на алтарной двери церкви в Бреславле (1500 г.), на памятниках церквей св. Лаврентия (1461 г.) и св. Зебальда (1478 г.) в Нюренберге³⁷.

Появление композиции Богоматери в кусте можно отнести к концу XIII или началу XIV веков³⁸, и она, большею частью, представляет собою ничто иное, как красивую ландшафтную картинку, при этом Богородица изображается или в рост, или сидящею на престоле с Младенцем, что существенно различает западную схему от восточной. С таким характером, например, изображена купина Моисея на так называемом алтаре короля Рене в Эксе (XVI века). Шульц так описывает это изображение: «Моисей, окруженный своим стадом, готовится снять свою обувь; к нему приближается ангел и указывает на горящий куст, в котором видна на троне Мария с Младенцем».³⁹ Словом, сцена купины была не менее распространена на Западе, чем на Востоке, и встречается на множестве миниатюр, фресок, украшений алтарей, вышитых ковров (ковер Геронского собора, XVI века)⁴⁰. Несколько иного перевода ковер Реймского собора (XV века). Пресв. Дева, держа Младенца, сидит на зеленом кусте, из которого выходят огненные языки; пред кустом преклоняется Моисей⁴¹. Во всяком случае, среди западных изображений я не знаю примера, когда бы в кусте помещалась икона Богоматери: она всегда вполне самостоятельное изображение или в рост, или в другом каком-либо положении.

В XV–XVI веках особенно часто встречается этот символ. К этому времени даже создаются легенды, аналогичные с библейским сказанием, которые тоже, в свою очередь, производят сходные композиции. О церкви Notre Dame de I’Epin (XIV–XV веков) в Дорне существует сказание: накануне Благовещения пастухи увидали сияющий куст, из средины которого возвышалась статуя Девы Марии с Младенцем. В память чуда и построена, как говорит сказание, церковь, где находится живописная на стекле картина с изображением этого события: вокруг чудесного куста стадо, колено-преклоненные пастухи и жители Шалони.⁴² Таким образом, можно думать, что в XV и даже XIV веках сцена Моисеевой купины с Богоматерью была уже настолько известна в западной иконографии, что могла способствовать образованию аналогичных легендарных сказаний.

Ни Восток, ни Запад не создали того сложного перевода иконы «Неопалимой Купины», с каким мы видим ее в настоящее время. Эта композиция византийско-славянского происхождения: хотя отдельные элементы, входящие в состав ее, могуг брать свое начало с Византии, группировку их, связующую их идею несомненно следует приписать славянам. Я говорю – славянское происхождение и не могу назвать его русским, так как в образах стихийных ангелов, окружающих Богородицу, отразились космогонические представления, общие всем славянам, как общи им самыя верования, перенесенные на Богоматерь. В рассматриваемой иконе необыкновенно удачно соединились и выразились: апофеоз величия и святости Пресв. Девы и космогонические понятия славян, смешанные с остатками их полу-языческих верований.

Самим архитектоническим делением иконы композиция разбивается на части, различные по содержанию, но связанные общею идеей. Центр иконы представляет звезда с изображением в ней Богоматери с Младенцем на левой руке. Форма ореола из двух крест-на-крест положенных квадратов, как бы образующих звезду, ведет свое начало от первых веков христианства. Буслаев указывает на монограмму Христа, открытую в развалинах Центральной Сирии, заключенную в такой же ореол, и относит ее к IV веку⁴³. Затем этот ореол получает широкое распространение в византийской иконографии при изображениях Спасителя и Богоматери. Особенно часто он применяется к образу Богоматери на греческих так называемых артосных панагиях⁴⁴. Отсюда он проникает на Русь и попадается преимущественно на крестах и панагиях, на которых в центре осьмиугольной звезды помещается обыкновенно «Знамение» Богородицы. Такая форма, очень знакомая русскому человеку, легко могла послужить образцом и для иконы «Неопалимой Купины». В главных своих чертах рисунок в обоих случаях один и тот же: та же звезда (иногда представленная и одним накось положенным квадратом), те же символы евангелистов по углам, часто херувим вверху; добавлены только фигуры ангелов между зубцами. Но как вся вообще композиция иконы, так в частности ореол, представляет многие варианты: внутренний квадрат почти всегда имеет зеленый цвет, напоминающий о естественном цвете купины в пламени, внешний красный – цвет огня⁴⁵; но на иконе Московского Новодевичьего монастыря внутренний четырехугольник усеян звездами и представляет собою как бы небо, а по краям его идет надпись, из которой можно разобрать только некоторые слова: «иелисаве гла… благословенна ты вжена и благословен пло… чрева твоего» ... и т. д.⁴⁶ Точно также на иконе села Чамерова (Тверской губ. Весьегонского уезда) кругом изображения Пресв. Девы с Младенцем идет надпись: «Что тя наречем, о обрадованная Mapиe, Небо – яко возсияла еси Солнце Правды, Рай – яко возрастила (еси) Цвета нетленна, Деву – яко…»⁴⁷ На некоторых иконах Богоматерь, кроме звезды, имеет еще ореол в виде круга, одного или двойного, с херувимами и без них (Складень собр. Коробанова, переводы из собр. Постникова, две иконы в гор. Ярославле).⁴⁸

Тип самой Богородицы отличается наибольшим однообразием, чем все другие изображения на иконе. Образ Богоматери всегда поясной, с несколько наклоненной вправо головой и прямо устремленными очами; на левой руке Она имеет Младенца, правою держит лествицу или просто прикладывает руку к груди. Младенец благословляющий три- и двуперстно (Ярославские иконы)⁴⁹; в левой руке имеет свиток (икона Московск. Неопал. церкви) или также как и Пречистая Матерь, прикладывает ее к груди; правая нога Младенца несколько согнута. Является вопрос, почему именно данной композиции был присвоен один из вариантов древнего типа «Одигитрии», а не так называемое «Знамение», столь часто изображавшееся в горящем кусте. В стоглавнике патриарха Иосифа читаем такие вопросы и ответы о «Неопалимой Купине»: «Чего ради пишется Пречистая в силах, на руку имать младенца трех лет суща; от него же лице свое отвративше, а в недрах имать другаго младенца, рукама своима прия его держаше; то внутренний младенец невоздоен суща, се сказует от отца рождьшуся преже всех век без матери, о том Давид глаголет: из чрева преже денницы родих тя; а иже на руку младенец, се поведает рождество от девы без отца; а еже трех лет – триличное Божество: Отец, Сын, Святый Дух; а иже Богородице отвративше лице свое от Него, то есть июдейское отвержение; а еже рукама прияше внутреняго младенца, се образ новаго закона, иже млади суще дети еврейския сретоша со ваиями и ветьвми, глаголаху: осанна в вышних, сыну Давидов, спаси нас. И паки рече: се утаил еси сия от премудрых и разумных и открыл еси то младенцем». (Синод. библ., гл. 108, 7144–1636 г.).⁵⁰

Приведенный отрывок дает право предполагать, что рассматриваемая икона могла варьироваться еще таким образом, что одновременно соединяла в себе две формы изображения Богородицы: Одигитрии и некоторое видоизменение Знамения. Эти же слова отчасти объясняют, почему в композицию был внесен тип Одигитрии. По всей вероятности, так и произошла замена древнего типа Богородицы с Младенцем на груди – Одигитриею. Но, во всяком случае, этот тип представляет более удобств при размещении символов Богородицы, употребительных на этой иконе. Все они подрисованы прямо на фигуре Богоматери и не на всех иконах одинаковы и являются в полном своем составе. Помимо Младенца на левой руке Богоматери, Христос еще изображается в виде Архиерея или Царя на груди Пресвятой Девы. Он виден по грудь из-за стен града с башнями по углам; также придается ему тип Эммануила (икона С.-Петербургского девичьего монастыря)⁵¹; глава во всех названных случаях украшена венцом или митрой; одежда – далматик; подножием граду служит скала (Московского Новодевичьего монастыря) или облака (Московской Неопалимовской церкви). Иногда место града занимает святительская сень, под которой на кафедре восседает Великий Архиерей (икона Барского в Ярославле)⁵². Появление этого изображения, разумеется, прежде всего, объясняется известными присвоенными Богородице символами: гора, град Давидов, в котором обитает Царь и Великий Первосвященник. Подтверждением может служить помещаемая иногда тут же, на правом плече Богоматери, в кругу глава пророка Даниила с подписью: «аз Даниил видех тя гору», а рядом изображение горы⁵³, и в ней Христос – Царь и Первосвященник. Ясно, что с тем же смыслом употреблялся и другой символ Богородицы – град затворенный. Христос в виде Царя и Архиерея занял место Младенца, о котором говорит стоглавник патриарха Иосифа, но и Эммануил, как было уже упомянуто, не был совершенно забыт композицией.

Рядом со средним изображением, в кругу, на правом плече Богородицы пишется кудрявая юношеская головка в царском венце. Архиепископ Амфилохий в своем описании иконы «Неопалимой Купины» видит в этой головке Эммануила. Но я полагаю, этот вывод нельзя назвать верным: во-первых, мы ни на одной иконе не видим крестообразного нимба вокрут этой головки; во-вторых, появление здесь Эммануила ничем не объясняется. Естественнее предположить, что царственная головка изображает Давида или Соломона, которые здесь служат дополнением и разъяснением библейских прообразов: град Давидов, храм Соломонов. Раз, как мы видели, могла помещаться на месте юношеской головки в венце такая же головка юноши Даниила в фригийском колпаке и подле представление его пророчества – гора (Чамеровская икона), то, очевидно, Даниила могли заступить и другие ветхозаветные пророки, предизобразившие Богородицу в символах, сходных по идее.

Кроме двух рассмотренных погрудных изображений, на главе и плечах Богоматери имеются еще три круглых медальона с ликами: на иных иконах это солнце и луна, следовательно, опять одни из символов Пресвятой Девы, на других три девические головки. Обычай писать солнце, луну, звезды прямо на одежде Богородицы имеет западное происхождение. Уже от XI-го века встречаются памятники с подобными изображениями. Рого де Флери говорит об одном дарственном акте от 1047 г., в котором предлагается соорудить статую Мадонны, увенчанную 12-ю звездами, в широкой одежде, на которой видны солнце и луна, и под ногами ее змея. «До XV-го века, прибавляет Рого, нет следов какого-либо символического изображения, более характерного»⁵⁴.

Медальоны с ликами светил будто выступают из облаков, из которых состоит одежда Богоматери; облака представлены волнистою линией (Московского Девичьего монастыря) или сгруппированы пучками (Чамеровская)⁵⁵; одежда бывает также червленная, затканная цветами. На иконе Московского Новодевичьего монастыря по коймам одежды, над бахрамой идет еще полустертая надпись: «и твари всея творца, естество оболькся на небеси не отлу...ся с ними совокупися и вся... распят... и нас искоупи от раб.... диаволи.... пол... преоукрашенная и град одо...»⁵⁶. Лики солнца и луны могли заменяться тремя меньшими медальонами с девическими головками: на главе и плечах Богородицы. Три девические головки в этом случае играют ту же роль, как три звезды, и имеют красный цвет огня, служащего символом девства (София Киевская). Что касается лествицы в руках Пресвятой Девы, то тут не может быть и сомнения в том, что это лествица Иакова.

Итак, в центре иконы, как бы в небе, в лучезарном сиянии, представленном звездообразным ореолом, является сама Пресвятая Мария со всеми символами своей святости и величия. По углам звезды евангелисты, провозвестившие чудесное рождение Спасителя. Эта часть иконы представляет собою гимн великому чуду.

Между зубцами внешней звезды, в рамке из волнистой линии, означающей пределы неба, размещены ангелы – распорядители стихии и исполнители воли Божией, с соответствующими их назначению атрибутами. Языческие понятия о боге молнии, грома и других явлений природы с принятием христианства, как известно, перенесены были на святых и ангелов. Точно также и Пресвятая Мария представляется властительницею над громом, молниею, мразом, дождем, а отсюда над плодородием и неурожаем земли. У сербов она носит название «Огненная Мария», у поляков N. P. Maryi gromnicznei, у чехов hromnice; с подобным же названием является она у литовцев, лужичан, хорватов⁵⁷. В соловецком сборнике говорится, что «Пресвятая Дева угрожает испустить с неба на землю камение много, молние огненное, провести в страдное время сильный мороз и лед и страшное землетрясение»⁵⁸. В другом сборнике той же библиотеки рассказывается о явлении Богородицы некоей жене, с угрозой, что если люди не будут свято соблюдать праздников, то она станет карать землю: «испущу молние огненное с небес и лед, и мороз лютый спущу на страдное время, на скот и на хлеб ваш, и на все живущее, и на вся годы хлеба не будет, и камение горящее с небес спадет, и будет молние огненное, и хлеб и трава озябнут, и скоты ваши голодом погибнут»⁵⁹. Основываясь на всех подобных верованиях, вполне естественно было соединить изображение Богоматери «Неопалимой Купины», «Огненной Марии», с представлениями Ее, как госпожи и над другими стихиями, а управление этими стихиями, по древним понятиям, было поручено ангелам. Начало такого учения основывается на некоторых указаниях Апокалипсиса, где говорится о 4-х ангелах, держащих 4 ветра земли (гл. 7, ст. 1), об ангеле вод (гл. 16, ст. 5), об ангеле, которому дано было жечь людей огнем (гл. 16, ст. 8). Дальнейшее развитие этому учению сообщили отцы церкви. Епифий Кипрский в своем толковании на книгу Бытия так говорит о стихийных ангелах⁶⁰: «Два десяте и два деле, о добролюбче Бг҃ъ сотвори изначала до з҃ дний, яже суть сии в а҃ дн҃ь, ибо вышнее, землю, воды, от них же есть снег, голоть, град, лед, роса дс҃и служаще пред ним иже суть сии аг҃гли лицу аг҃гли сл҃вѣ i аггли облаку, и мраку, и снегом, и граду, и леду, аг҃гли гласом и млиїам. аг҃гли студени и зною, зиме и осени, весне и жатве, и всех зданьи его, иже на нбѣх҃ъ и на земле, и глубине, тма иже верху бездны, водам иже когда вреху земля, от них же тма и вечер и нощь, свет, дн҃ь и заоутриa. сих з҃ великих дел сотвори Бг҃ъ в а҃ дн҃ь».⁶¹ Вообще, учение Епифания о стихийных ангелах получило очень большую известность на Руси. Еще с XI-го века читались народу в церквах Епифаниевы толкования на книгу Бытия⁶²; они входили в такое общераспространенное и пользовавшееся научным авторитетом сочинение, как топография Космы, входили также и в различные популярные сборники и, разумеется, видоизменялись, хотя, может быть, и незначительно. В Солов. Сборнике, № 993, эта статья читается так: »....в первый день небеса вышняя и землю, и воду, от них же есть снег и град, и лед, и роса, и дух, и служащие пред ними суть сии ангелы: ангел духом и бурь, ангел облаком и мгле, и снегу, ангел студени, и зною, и зиме, и осени, и всем духом, ангел земли, тьме» и проч.⁶³ Разница, как видим, заключается только в наименованиях ангелов. Та же идея проводится и в различных апокрифических сочинениях: книге Эноха, Завете Адама, Малом Бытии⁶⁴, и хотя некоторые из них не встречаются в полном переводе на русский язык, но извлечения из них или перефразировка их содержания были известны в русской письменности и входили в те же Палеи, а потому все названные апокрифы могли оказать влияние на образование идеи. В общем, все сообщаемые апокрифами космогонические сведения сходны с соответствующими отрывками у Епифания. В Малом Бытии перечисляются еще: ангелы хваления, ангелы огня, ветра, ангелы долин, все духи.... творений на небесах и на земли, и во всех долинах, и ангелы мрака и света, и утренней зари и вечера⁶⁵. В Завете Адама наблюдение за стихиями и явлениями природы приписывается «началам», а управление небесными светилами «властям».⁶⁶

Учение о стихийных ангелах было твердо усвоено в древней Руси и почиталось как догмат. Уже летописец Нестор, описывая в своей летописи чудесное явление огненного столпа над Киево-Печерской лаврой, с убеждением говорит: «а это был не огненный столп, ни огнь, но вид ангельский, ибо ангел так является, иногда столпом огненным, иногда же пламенем, как сказал Давид: творяй ангелы своя духи и слуги своя, огнь пламень и посылаются они повелением Божиим, куда хочет Владыка и Творец всех ангелов и человеков"….. И далее: «как пишет премудрый Епифаний, к каждой твари приставлен ангел: ангел облаков и мглы, и у снега, и града, и у мороза» и проч.⁶⁷ В послании старца Филофея к дьяку Мунехину (XVI в.) проводится та же мысль. Очевидцем ангельского служения он называет апостола Павла, «иже третины тверди не дошед, посреди самых звезд быв, и тамо виде самыя тыя ангельския силы, како непрестанно служение имут человека ради: овии солнце носят, друзии луну, а иные звезды, овии воздух правят, ветры, облака, громы, от последних земли воды возносят облакам и лице земли напаяют на ращение плодам, на весну и жатву, ангели на есень и зиму».⁶⁸ Богоявленский игумен Илья и справщик Григорий на вопрос Зизания, как движутся светила, категорически заявляют: «по повелению Божию ангелы служат тварь водя».

Полное выражение нашли все вышепоименованные ангелы на иконе «Неопалимой Купины». Здесь помещены не только ангелы разных стихий, но и определяемые Богом на другие высшие служения: таковы духи премудрости, разума, страха Божия, благочестия и пр. На образование их типов оказали влияние: Апокалипсис, типы 7-ми высших ангелов, служащих Богоматери, и наконец, наивные полу-языческие представления сил природы. Число всех ангелов на иконе «Купины» обыкновенно восемь вне звезды, при этом два ангела внизу, очевидно, за недостатком места пишутся в горизонтальном положении или колено-преклоненные и пять, шесть или три ангела внутри звезды; по два и по одному с обеих сторон Богородицы, один внизу, один вверху, последний чаще всего заменяется херувимом. Ровинский упоминает икону, на которой, кроме 10-ти ангелов с символами, имеются еще 11 ангелов с кадилами⁶⁹. На складне собрания Коробанова, вместо ангелов, 4 херувима по концам звезды.

Следовательно, число ангелов, а вместе с тем и самые образы их далеко не были постоянными, и вся икона «Купины» в некотором роде ничто иное, как плод религиозно-творческой фантазии; первоначальную ее редакцию установить невозможно. Весьма вероятно, что ангелы, находящиеся по сторонам Богородицы, во внутренней звезде, прежде других были усвоены композицией. На небольших картинках и иконах, отличающихся большею простотой перевода, и принята именно такая схема. На одной лубочной картинке собр. Ровинского⁷⁰ «Купина» представлена только центральной частью иконы: Богоматерь в звезде, по углам которой пять ангелов и херувим вверху. На небольшой иконке Румянцовского музея, принадлежащей XVIII в., но сохранившей простоту, только четыре ангела по углам квадрата, на месте евангелистов.

Обычно, с правой стороны Богоматери (от зрителя) находится «ангел ветром»; на руках его сидит маленькая обнаженная человеческая фигура с крыльями, дующая в трубу. Это древнейший тип олицетворения ветра, появившийся в IX в. (ркп. Исидора Испаленского, см. Апокал. Буслаева), принятый в Византии и в нашей иконографии. Позднейшую западную переработку представляют окрыленные головки⁷¹. От основного образца бывали более и менее значительные отступления: на иконе Московск. Данилова монастыря обнаженная фигурка без трубы⁷², что, впрочем, икона легко могла утратить при реставрации; по двум ярославским подлинникам она благословляющая обеими руками⁷³, – жест очень употребительный в иконографии и означающий преимущественно обращение с речью⁷⁴; на иконе Московск. Неопалимовской церкви и Девичьего монастыря ангелов ветра два: другой виден до пояса на заднем плане и обращен лицом к Богоматери; на первой иконе он ничего не имеет в руках, на второй держит чашу, которая, по-видимому, никакого близкого отношения к олицетворению ветра не имеет, но может быть понята, если вспомнить, что Божией Матери служат 7 старейших ангелов («Небо новое»), между которыми числится Рафаил, врач недугов человеческих, изображающийся с алавастром в руках. Довольно странное уклонение от общепринятого типа находится на одной иконе села Баскак, Тверской губ.: во-первых, здесь ангел с надписью: «возводяй ветры от сокровищ своих» находится вверху, над главой Богоматери, где обыкновенно пишется херувим; во-вторых, в деснице у него белая ветвь, в шуйце сосуд с тремя расходящимися лучами⁷⁵. Первый из этих атрибутов – ветвь, может быть, опять один из символических знаков, принадлежащих старшим ангелам, но также, хотя и с большею натяжкою, появление его возможно объяснить замеченным влиянием ветра на климатические перемены и отсюда на плодородие земли, подобно тому как в классической мифологии зефир изображался в мантии, наполненной цветами⁷⁶. Что касается чаши с тремя лучами, то она служит заменою и довольно неудачною, несогласною с древними образцами, известной фигуры ветра; три луча означают выходящую из нее стихийную силу – прием весьма обычный и применяющийся на этой же иконе к изображениям снега, инея, мраза, росы. У Буслаева в Апокал. есть подобное же изобр. гласов Божиих, исходящих в виде трех лучей из труб⁷⁷.

Надписи, сопровождающие рассматриваемую фигуру ангела, кроме приведенной, имеют еще такие построения: «Дух воздержания; ангели ветром, бурям и дождь на службу человека; ангел Господень приносит бурю и ветры со страхом Божиим» и отсюда прямо: «Дух страха Божия» (Ярослав. иконы и подлинник, XVII в.).

Большею простотой замысла отличаются изображения ангелов на левой противоположной стороне. Их, по большей части, два; первый держит дугу радуги или облака, около надписи: «ангелы облаком и дугам, сиречь дождь и зной», или: «возводяй дуги за человеки», «возводяй облаки от сокровищ своих, молнии в дождь сотвори». На иконе Неопалимовской церкви первый ангел имеет в руках радугу, представленную несколькими дугами, второй облака. Как видно и надписи и самыя изображения всегда сопоставляют друг с другом радугу, облака и дождь, желая представить, что все они находятся в зависимости. Такая связь всех этих явлений природы выражена и народной поэзией. В народе существуют такие поверия: радуга берет воду из озер, рек, колодцев и затем снова возвращает ее земле в виде дождя. По другим версиям радуга – труба, посредством которой Царица Небесная берет воду из земли, или предполагается в данном действии участие трех ангелов: один концами радуги берет воду из рек, другой образует из воды облака, а третий превращает их в дождь⁷⁸.

Сверх того, радуга имеет еще и другой, более таинственный смысл. На ярославских иконах, около ангелов с радугою и облаками такие надписи: «ангели облаком и дугам иже есть Завет, да преславное чудо показа»; «ангел постави на небеси знамение чудное, сиречь Завет». Как бы ни были искажены и сокращены надписи, все-таки в них часто упоминается «завет» и «преславное чудо». Вне всякого сомнения, здесь разумеется завет Бога Ною и чудесное явление радуги после потопа. Предание повествует, что после потопа Господь обещал Ною, что такое бедствие не постигнет более землю, и в знак своего обещания дал радугу, которая будет сиять вплоть до второго пришествия. Это предание распространено как в России, так и в славянских землях (напр., у болгар). В «Беседе трех святителей» этот взгляд высказывается так: «по потопе знамение положи Бог на небеси – дугу, еже второму потопу не быти⁷⁹». На иконе села Баскак (Тверской губ.), вообще отступающей от принятой композиции, как было уже замечено, у ангелов радуги и облаков, взамен дуги, опять стихийный дух в виде младенца, одною рукою благословляющего, другою молебною. Очевидно, здесь снова олицетворение духа молнии, дождя и грома, древнего бога-громовика, которому радуга, по представлению всех народов, служила луком для спускания стрел⁸⁰.

Нижний зубец внутренней звезды занят изображением ангела, который приносит «молитву, яко кадило благовонное, на нас изливая всегда и ныне», «слезы, свещу и фимиам⁸¹». Образцом этому изображению служит ангел Салафиил – молитвенник Божий, представляемый с кадилом и в молитвенном воздеянии рук⁸². Такие образы ангелов с кадилами весьма известны нашей иконописи; между прочим, они находятся на иконе «Единородный сын⁸³» и в лицевых апокалипсисах. Согласно с перечисленными в надписи предметами, ангелу-молитвеннику вручались на иконах различных редакций свеча, ящичек с фимиамом или держава; последняя есть ничто иное, как известный аттрибут второго лика ангелов, так, называемая Signaculum Dei, изменившийся потом в державу⁸⁴; иногда ангелу придается просто молитвенное положение, с воздетыми к небу руками. Наконец, вверху внутреннего квадрата помещается херувим.

Переходя к изображениям ангелов, находящимся вне звезды, между ее зубцами, замечу, что всех их можно подразделить на три категории: ангелы различных сил природы: зноя, холода, росы, мглы, снега и пр.; ангелов стихий, символизирующих второе пришествие: грома, молнии, огня; и ангелов других высших видов служения: учения, благочестия, наказующих неправоверных. Для каждой из этих категорий иконография дала свой особый шаблон, по которому иконописцы создавали образы стихийных ангелов, варьируя по редакциям только их расположение и отчасти аттрибуты. Главным аттрибутом ангелов первой категории служит чаша, появляющаяся очень рано, как принадлежность стихийных божеств и духов. На Афинской башне ветер Скирон высыпает из чаши-вазы заключающиеся в ней пепел и огонь, означая приносимые им бури⁸⁵. Подобные же фиалы имеют апокалипсические ангелы, наливавшие чаши гнева Господня». Такова миниатюра в рукописи Буслаева, XVII в., к тексту гл. XVI (ст. 17–22), где представлен 7-й ангел, изливающей свою чашу на воздух, вследствие чего происходят молнии, гром, град и трус⁸⁶. Затем в рукописи XVI в., на миниатюре к тому же тексту, мы видим двух ангелов с чашами: один предстоит престолу и другой, опрокинув чашу, из которой течет будто вода⁸⁷. С теми же двумя чашами в руках, наполненными каким-то веществом, представлен ангел – дух белоснежный в рукописи Жития Андрея Юродивого⁸⁸. С чашей же в руках входили изображения ангелов в композиции «Единородный Сын»; вообще – это обычный символ одного из высших ангелов. Следовательно, способ представления какой-либо стихии, как бы заключенной в сосуд, – есть способ древний и употребительный на Руси, уже в одних лицевых апокалипсисах. Он же применен к стихийным ангелам и на иконе «Купины», при этом особых, так сказать, специальных признаков для ангелов каждой стихии нет: все они, без различия, держат сосуды самого разнообразного вида: ваза, дискос, потир и просто ящичек; относительно последней формы я убеждена, что это простое позднейшее изменение первоначального древнего фиала, доходящее нередко до такой странности, как и в одной ярославской иконе: здесь ангел держит чашу с пламенем, поставленную еще в ящик⁸⁹; непонятно и самое пламя у ангелов росы и мглы. Ту же чашу, с пламенем на иных вариантах, держат ангелы снега и инея, но в этом случае появление ее скорее может быть мотивировано: самих ангелов некоторые надписи называют пламенными⁹⁰, и эта группа имеет власть ниспосылать на землю не один мраз, снег, иней, но и грозы, т. е. огнь, «пепел и зной»⁹¹. Зной, конечно, оказывает влияние на плодородие земли, обозначаемое на иконе «Купины» под именем грозда, почему ангел зноя имеет в своей чаше виноградную ветвь. Обычно же чаши у всех ангелов или пустые, или с выходящими лучами. Кроме чаши, некоторые ангелы держат то же олицетворение стихийного гения в виде крылатого младенца, особенно часто ангелы росы и мглы. Своеобразнее очерчены ангелы мраза и снега и ангелы огня. Помимо общего типа – с чашею и младенцем, дух мраза изображается с символами царской власти: в венце, на фоне палат, стоящим на каком-то помосте, в шуйце держит ящичек, правая благословляющая (Ярославск. икона)⁹². И часто за ангелом мраза, снега, инея, видна царственная глава (Московск. Неопал. церкви). Не имело ли влияние на представление ангела зимы в царственном образе относимое к нему название «дух славы», подобно тому как «дух премудрости и разума, учения и благочестия» имеет на главе святительскую шапочку и в руках огнь или свиток (Неопалимовской церкви и села Баскак)⁹³.

Ангелов, представляющих собою точную копию со стихийных ангелов в лицевых апокалипсисах, можно выделить во вторую особую группу. За апокалипсическое происхождение их говорит и почти буквальная тожественность их изображений с соответствующими образами в апокалипсисах, и пояснительные надписи при них, постоянно напоминающие о втором пришествии и дне страшного суда: «ангел отсечения противных, иже против верующих, подает чашу горести.... и гнева Божия»... «Ангел Господень гласом, сиречь блистанием, ибо убуждает спящая... от века», «Ангел Господень повествует житие будущего века», «Ангел опалению и градом разрушение, иже проявляет хотящая быти от нелицемерного Судии просвещение», «Дух премудрости, огнь палящ, сиречь будущая яве хощет быти» и т. д. Из числа этих духов ангелы бури, грома и молнии имеют своею главною эмблемой небольшой ковчежец в виде церкви. По мнению некоторых, это фонарь – символ служащего Пресвятой Деве ангела Гавриила⁹⁴. Но стоит только пересмотреть рисунки апокалипсисов, чтобы отвергнуть такое предположение.

Ковчежец в них является с совершенно определенным значением: «кивот завета» и соответствует тексту гл. 11, ст. 19 и толкованию: «отверзением небу и видением крабия уготованная благая святым открываются тогда, егда на беззаконные и нечестивые гласи страшнии, и молнии, и громи приидут»⁹⁵. Сообразно с текстом, рисуется церковь, в ней ковчег, а вверху и внизу ее два олицетворения в виде юношеских фигур: молния, гласы и громы; первый испускает из уст зигзаги молнии, второй с трубою (рукопись Буслаева, начала XVII века). По другим редакциям стихийная фигура видна в самом храме⁹⁶; стихийного гения замещает и сам Христос – Эммануил (рукопись Буслаева, начала XVII века).

Дальнейшие видоизменения таковы: храм пустой внутри, только с исходящими от главы зигзагами молнии и лучами от основания – гром и град⁹⁷; и наконец, ангелы держат ковчег с человеческими обнаженными фигурками внутри⁹⁸. Ковчежцы имеют в апокалипсисах двоякую форму: храма и параллелограмма (Тихонр., XVIII века, сп. 455).

Все указанные виды нашли применение на иконе «Купины», ангелы держат ковчег в виде храма, параллелограмма (собр. Коробанова, складень), пустые, с человеческими фигурками и со свечей – огнем – позднейший вариант. Свеча и факел нередко вручались прямо в руку ангела (Неопалимовской церкви).

Впоследствии тип ангела-молниеносца отступает от своих древних образцов и храм-ковчег с гением сменяет на более простой по замыслу ящик с пламенем, имея вместе с тем знаком власти – скипетр или меч⁹⁹. Близко по смыслу с ангелом молнии стоит ангел блистания и опаления, но изображение его совершенно отлично от первого. Прообразом его является опять апокалипсический ангел «блистания – Носец», держащий мандорлу с обнаженной фигурой, что в точности воспроизводит и икона «Купины», дополняя, по обычаю, аттрибуты ангелов свечею или факелом¹⁰⁰. Что касается ангела, наказующего и отсекающего грешников, то это слишком известный в иконографии тип архистратига, в воинских доспехах, с мечем и ножнами или белою ветвию в руках¹⁰¹.

Помимо всех рассмотренных общепринятых образов, в редких случаях, встречаем на той же иконе еще таких ангелов, ничего общего с предыдущими не имеющих: дух разума, учения и благочестия (описан выше): в руках свиток или круг с монограммой Христа; дух, проявляющий всякую силу небесную: свиток и благословляющая десница; поражает духи: жезл в деснице и проч.

Заканчивая обзор изображений ангелов, позволю себе сказать несколько слов о надписях при них. Помимо перечисления стихий и сил природы, ангелам, вместе с тем, даются и другие названия: духи силы – по отношению ангелов, властвующих над стихиями; страха Божия – ангелы, поставленные над грозными стихиями: гром, молния, буря; воздержания и славы – ангелы, разумно управляющие на благо человека грозными по существу силами: ветры, мраз, дождь, буря; разума и премудрости – блистания и огня; благочестия – наказующие грешных. При том, проводится как бы параллель между благодетельными действиями ангелов на природу и на душу человека: как гроза очищает воздух, так душа человеческая силою Божиею очищается от соблазна и грехов; подобно ангелам, сдерживающим грозные явления природы, проявляется разумная воля. Все надписи на иконах различны и страшно искажены, так что нет возможности найти первоисточник. Но, очевидно, они создались на основании текстов апокалипсиса, псалтыри и апокрифических сказаний об ангелах.

Таким образом, ангелы на иконе «Купины» имеют двоякое значение: они небесные слуги, исполнители воли Творца и Пресвятой Девы, благого Божественного Промысла, они же властители стихий; и тут смешались христианские понятия с языческими верованиями, выразившимися в перенесении на Пресвятую Деву образов богов грома, молнии, огня, плодородия и в изображении стихийных гениев в прежних древне-классических типах. Но все языческие представления сглажены христианством и играют роль простых символов. Благодаря поэзии, проникающей всю композицию, и наглядным представлениям космогонических верований, икона «Неопалимой Купины» приобретает особую ценность. Я не могу согласиться с мнением, что она имеет еще и календарное значение, знаменуя собою солнечный год, где солнце – Христос, луна – Богоматерь, а 12 ангелов – 12 месяцев: число ангелов вовсе не постоянно и определенное им служение не позволяет приписывать такого значения.

Даже для 4-х клейм по углам предполагается определенный порядок. Клейма эти явились впоследствии, при полном развитии композиции; представляют собою лицевые каноны – 4 пророчества о рождении Христа: купина Моисея, жезл Иессея, врата Иезекииля и лествица Иакова. В древнейших редакциях, по словам Ровинского, этих 4-х мест пророчеств по углам иконы не бывает; их заменяют символы, сгруппировавшиеся потом в руках Богородицы¹⁰².

Когда же композиция сложилась вполне? Я полагаю, не ранее конца XVI, даже скорее в начале XVII века. В XVI веке мы не имели еще сложных многоличных икон; они были редкостью и возбуждали споры (дело Висковатого). Только в XVI–XVII веке собираются разбросанные по миниатюрам единичные изображения лиц и событий и создаются такие иконы, как «Единородный Сын», «Верую», «Отче Наш», «Достойно».

Окончив свой краткий очерк исторического развития композиции «Неопалимой Купины», сознаю вполне, что мало сделано мною для уяснения этой интереснейшей иконы: много материала осталось недоступным мне и потому не затронуто мною, и недостаточно разработан тот, которым я воспользовалась. Но принимая во внимание, что наши символические иконы почти совсем не исследованы, специалисты-читатели, надеюсь, извинят отчасти мои пробелы и своими указаниями помогут мне дополнить работу.