Заключение

Самое легкое – обсуждать то, в чем есть содержательность и основательность, труднее – его постичь, самое трудное – воспроизвести его.

Г. В. Ф. Гегель. Феноменология духа.

Курс лекций и семинарских занятий, для обеспечения которого составлено настоящее учебное пособие, призван не только дать информацию общего характера об истории Александрийской школы, но и помочь студенту самостоятельно понять мировоззренческие задачи, которыми руководствовались учителя этого крупнейшего университета Античности. Такое понимание возможно лишь при условии творческой работы над темами, которые референтны изучаемому материалу. Выполнение герменевтических упражнений, – таких, как интерпретация евангельских притчей, анализ канонических текстов Александрийской школы, сопоставление их с текстами других традиций, – представляет интегральную часть учебного плана.

Очевидно, систематическое изучение феномена александрийской культуры требует определенного запаса знаний в области филологии, истории, философии, религиоведения и теологии. Поэтому курс, материалы к которому представлены в это й книге, опирается на фундаментальность гуманитарного образования, которую традиционно сохраняет отечественная высшая школа. Вместе с тем представляется, что и для широкого круга читателей наша книга не будет лишней и безынтересной. Проблемы, с которыми можно столкнуться, открыв ее на любой странице, относятся к глубокой древности, это – правда. Но внимательный взгляд распознает их актуальность. Мир, вступивший в эпоху «стратегической нестабильности» (по словам основателя российской политологической школы A. C. Панарина), все больше напоминает картин у мятущихся в борьбе царств эпигонов Александра Македонского, а не ту систему международного права, которая была создана после Второй мировой войны.

В связи с этим обнажаются те же вопросы, что и во время первого столкновения Запада и Востока: вопросы о критериях истины, ценности человеческой жизни, единстве нравственного порядка, возможностях соединения разнородных культур и традиций. За всеми этими векторам и умственной деятельности просматривается единое направление: попытка решить проблему интерпретации, т. е. права на «культурную ревизию» и законодательство в области чтения всех текстов – сакральных, исторических, символических и даже генетических. Соблазн универсализма слишком велик, чтобы можно было противостоять ему силами частной инициативы. Но, может быть, уже пройденный эллинистической цивилизацией путь поможет нам «отделить зерна от плевел» в опасном процессе стирания всех человеческих границ современной эпохи глобализации и увидеть вероятные исходы этого.

Великолепная материальная культура, созданная в древней Александрии, со временем оказалась во власти моря и песка. Надежды на вечное процветание империи, питавшие безграничный антропологический оптимизм, не сбылись. Но духовные ценности, созданные во многом вопреки всему блеску и пышности торговой и культурной столицы древней ойкумены, из поколения в поколение передаются даже до сего дня. Здесь есть о чем задуматься: идеи, которые оказываются долговечнее, чем экономические и социальные отношения, имеют автономную природу по отношению к последним и, вероятно, также в отличие от них. Если общество заботится о том, чтобы его существование было небесцельным, оно должно быть внимательно к такого рода идеям, неподвластным даже неумолимому бегу времени.

Александрийская школа для нас является также важным связующим звеном между двумя фундаментальными для европейской цивилизации эпохами – Античностью и Средневековьем. Она не просто заложила некоторые основы средневекового миросозерцания, но и создала предпосылки для рецепции античных идей в новых условиях, когда вследствие ряда культурных катаклизмов культура письменного слова резко уступила пространство смысловой реальности культуре слова, запечатленного как символ. По замечанию С. С. Неретиной, одной из «важнейших особенностей средневекового представления о мире» является «двуосмысленность слова в силу ориентации мышления одновременно на светское и сакральное»⁸¹. Следствием этой двуосмысленности было отношение к важнейшему для человека измерению времени – истории, которая, представляясь и как развернутый сверхвременный план, и как непредсказуемая событийность, приобретала характер «загадки»⁸².

«Загадка» истории, казалось, была решена Просвещением с его концепцией прогресса. Но вот оскудела вера в прогресс – и «загадка» снова перед нами. Неясность контуров будущего делает неизбежными попытки найти ключ к ней в наследии прошлого. В эпохи, когда наиболее влиятельные мыслители ставили духовное безусловно выше материального, общество находило в себе силы для сохранения и приумножения того, что в другие эпохи растрачивалось или уничтожалось варварами, не видевшими ценности в том, что превосходило уровень их понимания.

Как представляется, исследование вопросов о соотношении слова, смысла, символа и означении стоящих за ними реальностей теперь актуально, и кризис гуманитарного познания эту актуальность лишь обостряет. Почти тысячелетняя история Александрийской школы есть уникальный опыт движения идей сквозь века, эпохи и культуры. Оно было обеспечено сохранностью текстов и универсальным способом передачи мысли через символ, превращенным здесь в научный метод. Трудно по достоинству оценить Александрию за наглядность историко-культурной и интеллектуальной панорамы этого движения, явившего в своем универсализме картину мирового исторического процесса.