Иеросхимонах Агапит Задонский

(Память 17 сентября)

Иеросхимонах Агапит был учеником и сподвижником старца Митрофана. Он родился в 1750 г. в с. Борках Задонского уезда, при крещении был назван Алексеем. Отец его, священник Феодор Болховитинов, впоследствии скончался в Задонском монастыре иеромонахом с именем Феофана. Юный Алексей первоначальное образование получил в доме отца своего, а затем обучался в Воронежской семинарии и поступил в Задонский монастырь, куда еще в детстве хаживал с родителями и где потом некоторое время был келейником у святителя Тихона, а затем жил в келье схимонаха Митрофана. После определенного времени искуса он было пострижен в монашество с именем Аввакума и вскоре был рукоположен в иеродиакона, а затем в иеромонаха.

Отец Митрофан искренно любил о. Аввакума за благоразумную строгость к себе и горячее усердие к Богу. Однажды будучи в духе озарения духовного, о. Митрофан, возложив на главу Аввакума обе руки свои, благословляя его, сказал: «да почиет на тебе Божие благословение и мое схимонашеское… Тецы, брат, о Господе – да постигнеши небесное отечество, которое Бог обещал любящим Его! Доброе дело от доброго конца познается». Не просто схим. Митрофан совершил крестное знамение над главою о. Аввакума: последствия показали, что знаменательное действие это пророчески указывало тогда на грядущие скорби и тесноту жизни, возводящей истинного инока на высшую степень духовного совершенства. По возникшему от братии гонению, он вынужден был оставить Задонск и поступил в Алексеевский Акатов монастырь (в Воронеж), и впоследствии перешел в Предтечев – Трегуляев (близ Тамбова), где принял схиму с именем Агапита. Но жить и умереть в Задонском монастыре, где положил начало своему иночеству, было всегдашним желанием Агапита, и в 1817 г. исполнилось его желание: он переселился в Задонскую обитель.

Принял же он схиму по особенному Божию призванию, о чем впоследствии, при искреннем собеседовании, повдеал следующее: «любил я взирать на схимников, на их ангельскую жизнь, уединенную и высокую, и на их ангельское облачение, а сам восприять на себя схиму и думать не смел, считая себя недостойным и неспособным к сему трудному подвигу; впрочем, молился усердно, да будет со мною и в сем по воле Господней. Что же однажды во сне вижу? Благолепнейшую и величественную Деву и слышу от Нее: «схима (такому-то) готова, да он не дождется ее, ты же прими ее». А в это время, нужно сказать, представлен был к схиме некоторый иеромонах Трегуляевского монастыря, который, действительно, еще до разрешения на пострижение епархиального начальства, скончался. Между тем, благословение архипастырское последовало и настоятель рассуждал с братию: кого посвятим в схиму? К удивлению моему, братия указала на меня. Когда объявили мне это, я с благоговением покорился воле Богоматери, изреченной устами настоятеля, и начал готовиться к принятию великого ангельского чина. Помолившись и приняв благословение настоятеля, определил я себе сорокадневное говение. Двадцать дней провел без тягости – в молитве, без сна и пищи, но ослабел и, по совету настоятеля скушав гривенную просфору, около фунта весом, и испив чашу воду, продолжил говение, которое только с помощью Божию совершил. Предпоследние дни были чрезвычайно тяжки: я весь горел, изнеможение одолело, я впал, так сказать, в забытье тонкого сна, и вижу опять оную Деву, Которая, напомнив мне о немощи моей, приказала с опасением и надеждою не на себя, а на Господа Бога, приниматься за особенные подвиги, и произнесла: «крепись и надейся на меня». Затем благословила подкрепиться пищею и питием. Подкрепленный таковым духовным утешением Богоматери и пищею, я уже бодрственно совершил говение. Так Богоматерь приветливо воззвала и благословила меня недостойного к подвигам жизни ангелоподобной. Это благодатное видение ободрило мой дух, укрепило во мне телесные упавшие силы, и я в радостном трепете пал тогда пред иконою Богоматери и излил горячую благодарственную молитву мою благой Утешительнице и Покровительнице всех христиан».

По внешнему виду старец казался строгим; но главные черты его характера были незлобие и простота евангельская. «Простосердечие» же, по изъяснению Иоанна Златоуста, «есть превеликая добродетель души"… Рост имел высокий, железные вериги, кои носил он на себе до самой кончины, опоясывали его на подобие диаконского препоясания орарем пред св. причастием, и сжимали плеча, поясницу, но об этом ведал только один Всеведец – Бог. Бывало, старец станет на молитву и, несмотря на трудность своего положения, совершает частые земные поклоны с изумительною и для молодого человека неподражаемою легкостью. И всегда почти молитва его орошалась обильными слезами сокрушения, умиления и той крепкой веры, которая во всяких душевных состояниях, припадая к Спасителю своему, держится края ризы Его и вопиет: Господи, хощу или не хощу, спаси мя!

Воздержание о. Агапита была разумно-строгое. В среды и пятки он ничего не вкушал, а в дни св. Четыредесятницы говел и по целым неделям. Сам упражняясь в воздержании, боголюбивый старец требовал того и от келейника своего и всем советовал, по крайней мере, не вкушать рано; ибо начало дня, говорил старец, должно быть сретаемо по долгу христианскому молитвенным возношением к Богу. Однажды придя из церкви в свою келью, он взял просфору в левую руку и, прикрыв ее правою, сказал, обратившись к келейнику: «кто предварил день молитвою и не завтракал, тот будет кушать благословенный хлеб» Келейник смутился при сих словах, но, желая оправдаться скрытностью, возразил: «а кто же завтракал»? и стал запираться… «Лжешь, не так глядишь»! отвечал о. Агапит. Когда виновный искренно признался в своей невоздержанности, он простил его и снова, во избежание своеволия, повторил ему заповедь свою, смиренно умоляя: – «Господа ради не ешь рано до литургии, от сего ум будет светлее и тело здоровее…Скоты рано едят… Старца же не обманывай! Тогда благословение Божие пребудет с тобою во всю жизнь. Божественный дух истины, присовокупил он, влечет нас в рай – вечное блаженство, а преисподний дух лжи влечет в ад – вечную муку».

О. Агапит обладал даром прозорливости. Так однажды пришел к нему какой-то чиновник, очень растолстевший, и едва мог пройти в узкую дверь кельи. Келейник, проводив его сказал с улыбкою: «Экий толстый»! но старец иначе рассудил: «толстый! Да; ибо горячей любви полный. Едва в келью зашел и зарыдал, слушает, вспоминает о жизни и льет обильные слезы, а мы с тобою тонкие, сухие, перепостились и нет слез о грехах. Никогда не суди по взгляду о ближнем, присовокупил старец. Не лучше ли каждому следить за своим и учиться познавать ближе самого себя»?!!

Добродетельная и подвижническая жизнь о. Агапита, несмотря на всю его скромность, была известна многим. При посещении Задонского монастыря, Благочестивые поклонники долгом считали видеть о. Агапита, принять от него благословение и насладиться душеспасительными его наставлениями. За 8 лет до кончины Агапит затворился в кельи по любви к уединению; впрочем, допускал к себе искавших его благословения.

Некто о. Иоанн, благочестивый священник г. Ельца, Преображенской церкви, хорошо знал о. Агапита, знал его истинное благочестие и сокровенную подвижническую . Это подтверждается следующим фактом. В 1818 году пришел сюда Георгий Алексеевич Машурин, проведший жизнь свою в затворе до конца. Но как дело спасения без искушений не бывает, то то же самое случилось и с Георгием. Однажды смутился он духом и пожелал переменить монастырь, что нередко бывает с новоначальными, с каковою мыслью отправился в Елец за советом к дивному по жизни вышеупомянутому священнику о. Иоанну, благочестивая жизнь которого была известна многим, и который, дабы скрыть свои добродетели, между прочим, представлялся юродивым. Особенность его в этом отношении была та, что он нередко служивал молебны с звоном, иногда и в ночное время; жил в чулане, ночевал в притворе церковном. И вот, к этому то человеку направил свой путь Георгий; но едва успел подойти к дому о. Иоанна, как тот выбежал к нему на крыльцо и, никогда прежде его не видев и не зная, встретил следующими словами: «а я, брат, сейчас только отслужил молебен со звоном Пресвятой Богородице. Она не велит монахам давать наставлений особенно смущенным и хотящим оставить свой монастырь. Ступай-ка, брат, ступая! У вас есть схимник Агапит, он тебе скажет, что делать». Поразила Георгия эта прозорливость о. Иоанна, и он, возблагодарив Бога за полученное желаемое наставление, возвратился снова в Задонский монастырь. На этот раз познакомившись ближе с о. Агапитом, Георгий Алексеевич действительно нашел в нем себе ангела-утешителя и, после откровенной сердечной беседы, признав свои мысли за искушение от диавола, не смел более думать об оставлении монастыря Задонского.

Однажды братия, разговаривая между собою в присутствии иеросхимонаха Агапита о высокой жизни о. Иоанна Елецкого, услышали в нем следующий отзыв о. Агапита: «Великий столб в мире сияет; благодарите, братие, Господа! Живет в мире, а как подвизается! Есть еще просвещение ходящим во тьме, но жаждущим света».

Старец тщательно искавший царствия Божия, наконец приблизился к рубежу вечности. Он таял, как свеча; дыхание его все более и более стеснялось; – он все видимо слабел телом… «Кончина о. Агапита, как человека отдающего свой долг закону природы, по словам Георгия затворника, была не безболезненна и очень томительна, но непостыдна, мирна, как смерть истинного христианина». Чувствуя приближение смертного часа, он благословил келейника своею иконою Божией Матери с обетованием, что Она не оставить его ни в сей, ни в будущей жизни, только бы молился и жил богоугодно, и велел попросить к себе любимого своего духовника о. Димитрия.

О. А. Агапит скончался 76 лет, 17 сентября, 1825 года. Погребен в усыпальнице. Над его гробом усердием Над. М. Тиньковой устроен катафалк с начертанием на верхней доске его изображения²².