Архимандрит Иннокентий, настоятель Глинской пустыни

(Память 17 сентября)

Архимандрит Иннокентий, в мире дворянин Старооскольского уезда, Курской губернии, Яков Фирсович Степанов, поступил в Глинскую пустынь в 1845 году и был под духовным руководством известных высокою жизнью Глинских старцев. По своим блестящим способностям, тихому нраву и усердию к благочестию, он обратил на себя внимание монастырского начальства и скоро занял должности письмоводителя и библиотекаря обители. Имея под руками обильный источник свято-отеческой мудрости, он сумел почерпать оттуда воду живую и ее потом во имя любви обильно напоять приходящих к нему. Этому много способствовала отличная память. В должности письмоводителя и поверенного монастыря, отец Иннокентий был правою рукою трех настоятелей Глинской пустыни: Евстратия († 1855), Авксентия († 1857), и Иоасафа († 1862), и прекрасно ознакомился с многотрудными и разнообразными обязанностями аввы большого общежительного монастыря. Ему в 1862 году вручен был настоятельский посох. В должности настоятеля первою и главною заботою о. Иннокентия был соборный храм, начатый перестройкою еще при игумене Евстратии. Обширный храм, почти весь заново переделанный, требовал внутренней отделки. При неусыпных заботах о. Иннокентия она была закончена в два года, и храм освящен в сентябре 1864 года и сделан целый ряд новых построек и хозяйственных улучшений.

Время принятия настоятельства о. Иннокентием совпало с последними годами жизни его старца-руководителя иеросхимонаха Макария († 1864), слава которого постепенно переходила к достойному ученику его. Братия удивлялись мудрому управлению о. Иннокентия, посторонние славили его за любовь, приветливость, милосердие, прозорливость и исцеления. Монах Г., много лет бывший под мудрым начальством о. Иннокентия, говорил про своего незабвенного авву: «Отец Иннокентий свои подвиги скрывал. Это был великий старец, выше всех других, хотя его считали за обыкновенного. Принесут ему молока, только попробует; пищу часто брали назад нетронутой. В трапезе тоже вкушал очень мало, только показывал вид, что ел.

Утром отец Иннокентий долго молился. Велика была забота духовного отца и пастыря о великом семействе Глинского братства, которое надобно было не только пропитать, но еще держать в мире, любви, богоугождении, по возможности всех представить Богу достойными Его милосердия на страшном суде. Приходилось мирит ссорящихся, покорять непокорных, поддерживать слабых и изнемогающих, возбуждать к ревности охладевших, распоряжаться во всех отраслях большого хозяйства… Все желалось совершить по воле Божией. Приходилось от посторонних выслушивать раздирающие душу скорби, несчастья, несправедливости; всем хотелось дать добрый совет, помощь и проч… Почерпнув в теплой молитве силу и крепость к перенесению всего находившего, отец Иннокентий выходил как бы на брань вооруженный и на все готовый.

Вот входит молодая барыня, хочет что-то сказать,– не может, – слишком взволнована; целует благословляющую руку о. Иннокентия и, тронутая его ласкою, с истерическим рыданием падает на диван. От мужа и родных она давно не видала такой ласки!... Прошла минута, слезы облегчили горе и дали возможность объяснить цель своего прихода. – Молодой муж днем на службе, вечер и ночь в клубе за картами, а она должна сидеть дома. Молодая жизнь, полная сил и здоровья, – проходит напрасно. Выходя замуж, она ожидала деятельности, жизни, свободы; но, обманутая ожиданием, приходит в отчаяние, не знает, что делать… Отец Иннокентий советует все переносить терпеливо, молится Матери Божией с упованием, что все изменится к лучшему. Хорошо зная, что позднее время есть первый пособник скуки и уныния, батюшка умудренный опытом иноческой жизни, велит употреблять свободные часы на чтение духовно-нравственных книг, на прогулки с целью помочь бедным и т.д. Получив в благословение икону и книгу, барыня уходит вполне успокоенная. На место ее является простая старушка. Как увидала батюшку, сейчас и повалилась ему в ноги. – «Встань, бабушка: кланяться в ноги надо Богу, а не мне грешному». Старушка встает; отец Иннокентий ее благословляет. «Садись, да скажи, какое у тебя горе». – «Три было сына: одного в солдаты отдали, другой умер, а младший обижать стал: пьет, ругается… Больно мне, батюшка»!... И слезы ручьем полились из потухших глаз бедной старушки. «Потерпи, матушка, – все пройдет. Жени сына, невестку к себе возьми, и заживешь припеваючи. Молись Богу, Господь все ко благу нашему делает. Сперва накажет нас, а потом и помилует». Старуха радостная пошла от батюшки и также в благословение от него получила иконочку Царицы небесной. – Входит мужичок, истово крестится на иконы и также кланяется в ноги. У него жена-работница при смерти, дети малые, как он без хозяйки в доме останется, или как к детям другую возьмет. Горе невыносимое!...

Старец посоветовал отслужить молебен матери Божией с припевом целителю Пантелеимону, взять от Глинской чудотворной иконы маслица. «Помаж больные места, и Царица Небесная воздвигнет с одра болезни жену твою. Не отчаивайся, надейся, будет здорова"… Крестьянин вышел от батюшки с надеждою в непреложность исполнения слов прозорливца. Приходили другие, с верою и упованием говорили старцу все наболевшее у них на сердце. При виде этих слез, этой раздирающей душу картины, что чувствовала добрая, впечатлительная душа о. Иннокентия?!... Много надо было силы все перенести. Все выслушать, не теряя присутствия духа! После таких приемов, о. Иннокентий делал перерывы, – ему необходимо было самому успокоиться, чтобы быть готовым опять выслушивать всякое человеческое горе. Во время перерыва батюшка оставался один, молился о всех этих несчастных; он их любил, жалел, готов был им все отдать!... В эти минуты сам утешающий, искал утешения свыше – от Св. Духа, Утешителя плачущих, скорбящих, болящих…

Управляя многочисленным и разнохарактерным братством, принимая множество посетителей всех званий, о. Иннокентий немало имел поводов к огорчению. В первые годы своего управления о. Иннокентию приходилось немало бороться с пылкостью своего характера, ревновавшего о спасении подчиненных. Ревность эта брала перевес над любовью и снисхождением к немощам немощных братий, пока, мало-помалу, истинный дух Христов совершенно не возобладал им. Всякий порыв раздражительности и гнева о. Иннокентий научался подавлять молитвою. Как только был повод к гневу, он начинал усиленно перебирать четками, творя молитву Иисусову, и именем Победителя смерти и ада разрушал козни духа злобы. Когда гнев не унимался, отец Иннокентий молчал, иногда удалялся в свою спальню для молитвы, пока господь не водворял в нем тишины и кротости. Иногда батюшка утомлялся приемом до полного изнеможения, язык его уже не мог говорить, – он прекращал прием. Но, видя массу народа, жаждущего его благословения и наставления, чрез несколько минут опять начинал принимать. Однако, удовлетворить всех было невозможно, и подвижник об этом немало скорбел. Поэтому со всеми, желавшими видеть или слышать его, принять благословение, он отправлялся на прогулку и дорогой вел душеспасительную беседу. Все назидались, все были довольны. С некоторыми говорил отдельно.

Ежедневно с утра до полуночи о. Иннокентий отдавал себя на служение ближним.

Вечером, отпустив от себя всех посетителей, о. Иннокентий иногда оставлял у себя кого-либо одного из братий, с кем намерен был продолжать беседу о молитве и кто по внутреннему своему устроению и усердию мог заняться непрестанным внутренним трезвением от посторонних помыслов. Благодатная речь его лилась непрерывно, неудержимо; время незаметно переходило за полночь. Покойный батюшка говорил: «надо молиться, без молитвы нельзя ничего начинать. О всяком деле прежде помолись и успех его предай Богу»

Когда о. Иннокентий не вел вечерней беседы о молитве, то сам молился и бдел за спящих братий. Вратарь, приходящий в полночь просить благословения будить братского будильщика, всегда заставлял о. Иннокентия одетым и бодрствующим. Окончив бдение за братий, которые должны сейчас встать на утреннее молитвенное славословие, архимандрит Иннокентий отправлялся в лес, и там в ночной тишине, на лоне природы, бдел за себя, подкреплялся молитвою на дневной подвиг. Душа подвижника жаждала уединения, но не могла его нигде найти, кроме леса и только в ночное время. Днем он нигде не мог укрыться от ни, о. Иннокентий широко пользовался данным ему от Бога даром прозрения или, как говорит Священное Писание, «проявлением духа на пользу» (I Кор. 12,7). Приведем здесь несколько таких случаев. Купчиха В. К-ова говорила нам: «отец Иннокентий, увидев меня в первый раз, до мельчайших подробности рассказал мою жизнь, – лучше, чем я сама могла рассказать, и напоминал давно забытое; мне приходилось только соглашаться и подтверждать слова батюшки».

Пелагея Р-ть немало скорбела, что имеет мужа лютеранина. Однажды в 1873 г. она видит во сне: будто за веревочку тянет своего мужа в Глинскую пустынь. Сон этот ей показался замечательным: она рассказала его о. Иннокентию. Батюшка на это сказал: «перед смертью ваш муж в Глинской пустыне примет православие». Ровно чрез двадцать лет предсказание о. Иннокентия исполнилось. Муж Пелагеи Р-ть приехал в Глинскую пустынь, ходил в храм на все Богослужения и слушал православное учение. Убедившись в истине его, присоединился к православию и чрез несколько лет скончался смертью праведника.

Однажды о. Иннокентий был в г. Сумах. В толпе пришедших просить благословения была гимназистка. «Подите сюда, – сказал ей,– пропустите ее». она подошла. Он, благословляя, спрашивает: «на экзамен готовитесь»? – «Да, батюшка, прошу помолиться о благополучии». – «Дайте книжечку». – Она подает. Он открывает и читает ей вслух, а затем говорит: «это хорошо выучите, это у вас спросят на экзамене, вы получите пять». Цифру «пять» написал на лбу девочки. Все случилось в полнейшей точности. Об этом в то время много говорили в г. Сумах.

По дару прозрения многие обращались к о. Иннокентию. Кажется ни один молодой человек, желающий жениться, ни одна невеста, имеющая жениха, ни их родители, знавшие или слышавшие про батюшку, не решались на брак без благословения Глинского настоятеля. И замечательно, что кого он благословляя, те жили счастливо, кого не благословлял, те всегда каялись, что не послушали прозорливого старца. Так одной госпоже о. Иннокентий советовал погодить годик до брака дочери, но мать не послушалась. Дочь ее умерла в страшных муках первой беременности.

Напрасно отца Иннокентия называли «благоутробным, чадолюбивым, сострадательным, милосердным». Качества сии в нем выражались разнообразно. Милостыню батюшка выдавал, не считая, явно и тайно; никто не уходил без помощи.

Однажды после обеда у о. Иннокентия была одна игуменья. В это время батюшка, как и всегда, раздавал бедным свою помощь. Кроме того келейник приходил несколько раз и тоже просил денег для раздачи. Отец Иннокентий давал серебро, не считая. – Видя такую щедрость, игуменья говорит: «я думаю, что вы раздали рублей пятнадцать». – «Более, – отвечает ей о. Иннокентий, – роздано восемнадцать рублей». – «Можно ли так»? – «На них, матушка, нам сам Бог посылает. В этом я убежден и опытом. И словом Божиим». В это время подают пришедшую почту. Там было две повестки на 700 рублей. О. Иннокентий, показывая их матушке, говорит: «вот вам доказательство». Иногда нуждающимся о. Иннокентий отдавал свой подрясник, сапоги или рубашку.

По тому же состраданию к ближним, он помогал больным. Преимущественно исцелял помазанием маслом из лампады от Глинской чудотворной иконы. Это знают почти все иноки Глинского братства, жившие при отце Иннокентии. Келейник батюшки монах Илиодор говорил: «однажды отцу Иннокентию пришли две женщины, одна из них была с девочкой на руках и объяснила, что дочь ее один год видела глазами, а два года совсем не открывает глаз, постоянно стонет, кивает головой, точно расслабленная, и потому она пришла просить помолиться о болящей. На это архимандрит сказал: «я ничего не могу, а вот только помажу глаза маслом из лампадки Царицы Небесной, а ты иди в скит и молись Богородице, потом приходи ко мне». Сказав это, отец Иннокентий благословил девочку, помазал ей глаза крестообразно маслом. В ту же минуту она перестала кивать головою. Батюшка сказал: «вот уже и головой кивать перестала». После обеда женщины снова пришли, девочка была совершенно здорова, весело смотрела глазами и улыбалась. На благодарность матери исцелившейся девочки, о. Иннокентий сказал: «это дела милосердия Матери Божией.

Болящий иеродиакон Иоанникий, рассказывая про бывшие с ним исцеления по молитвам отца Иннокентия до и после смерти незабвенного покойного аввы, в заключение сказал нам: «при батюшке мы мало болели. Как только увидит, сейчас же узнает болезнь. Э, брат, – обыкновенно говорил о. Иннокентий, – на, помажь, или выпей, и пройдет. Даст или маслица, или травки. Болезнь действительно проходила». Выдаваемую траву материнку, мяту и другие о. Иннокентий называл «успокоительными травками». По молитве благодатного старца травки действительно оказывали благотворное действие на душу и тело. Головные боли о. Иннокентий исцелял прикосновением или сжатием руками головы. Монахиня Знаменского монастыря Валерия между прочим говорила про о. Иннокентия: «однажды батюшка был на Покровском хуторе. Я с другою матушкою и Марьей Д-овной отправилась к нему. Во время чая батюшке докладывают об ожидаемом народе. О. Иннокентия достал из саквояжа баночку лекарства, дает мне и говорит: «иди – помажь». Я была в недоумении, народ верил батюшке, а не мне, но, не желая ослушаться, пошла. Ко мне подходит одна женщина с страшною гнойною раною за ухом. Я не могла смотреть. Вернулась и сказала о. Иннокентию: «не могу исполнить вашего поручения». Батюшка пошел сам. Помазал за ухом, потом стал осматривать других и мазал больные места. У больных ногами о. Иннокентий своими руками разматывал онучи (пришедшие были обуты в лапти), ноги натирал мазью, снова помогал обуться и говорил: теперь иди с Богом. Такая любовь, такое внимание батюшки к страждущим беднякам, – кого не тронет?! Все были ему благодарны и уходили с молитвою на устах».

Но исцеляя других, сам о. Иннокентий не принимал никаких лекарств, и при слабом телосложении почти всегда был болен. Болезни переносил благодушно, с благодарностью Господу, в болезнях тела видел здравие души. За 8–10 лет до кончины, он взял на себя особый подвиг никогда не отворять ставней у своей спальни и днем находился там с огнем. 21 июля 1888 г., после выноса в Глухов Глинской чудотворной иконы, о. Иннокентий заболел предсмертною болезнью, страшно страдал, но никому не подавал виду. За месяц до смерти, о. Иннокентий принял к себе благодетельницу М.Ф. П. Она вошла, остановилась, всплеснула руками и сказала: «Батюшка! Я к вам»!... Лицо ее как-то особенно изменилось. Потом госпожа П. говорила гостиннику приблизительно следующее: «как только я вошла, увидела вокруг головы батюшки золотой венец, и лицо его было как у Ангела; я вся изменилась и трепетала от страха. Прощаясь, я хотела сказать о своем видении и только упомянула: – я видела… О. Иннокентий, улыбаясь. Перебил меня словами: «молись и ты то же получить можешь».

17-го сентября 1888 г. вечером в субботу, когда на бдении пели: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко», о. Иннокентий на 64 году своей жизни тихо, блаженно скончался, напутствованный таинствами елеосвящения, исповеди и причащения. Тело его не изменялось не предавалось тлению, окоченелости и не издавало никакого запаха. Народ массами стекался к одру почившего, каждый спешил отдать ему последний долг уважения. Рыдания не прекращались и нарушали тихое чтение Святого Евангелия. 20 сентября, во время литургии, плач народа усилился. При отпевании плакал первоприсутствующий архимандрит Иоасаф, плакал весь многочисленный сонм священнослужащих, никто не мог удержаться от слез. Это была последняя дань любви всех любящему отцу архимандриту. Погребенный телом, он жив бессмертною душою, и многим являлся во сне, утешал скорбящих, исцелял болящих и давал наставления. Видевшие его действительно переставали скорбеть, болезни недугующих проходили, и исполнившие его советы имели в делах своих успех. Об этом в обители записано много заявлений. Гроб о. Иннокентия находится в усыпальнице под теплым храмом Глинской пустыни. Почитатели его служат панихиды²¹.