Христос и ужасы

Введение

Христианская сотериология изучает, как Бог спасает нас от того, что заставляет нас страдать. Отправная точка сотериологии – признание, что человеческая природа в общем, и отношения Бога и человека в частности, далеки от совершенства. Основываясь на Библии, христианская традиция осмысливает эти родственные несовершенства различными способами:  противоположными и взаимодополняющими. 1). В терминах противопоставления чистоты и осквернения Бог книги Левит провозглашает: Святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш (19:2). Но люди нечисты, полны скверны. Христос – одновременно Первосвященник и Жертва, невинная Жертва на кресте, принесенная за нас единожды и навеки, и непорочная Жертва, каждый день возносимая на вечном алтаре на небесах. 2). В терминах противопоставления чести и бесчестия невозможно помыслить существо, достойное почитания более, чем Бог, и обладающее большей добродетелью. Человеческие существа в целом, и богоизбранные в частности, поголовно недостойные «клиенты». Даже праведники часто бывают посрамлены и опозорены врагами. Деятельность Бога как покровителя также кажется заслуживающей нарекания, так как Его «обслуживание клиентов» систематически характеризуется видимым безразличием и невыносимыми задержками. «Божественная политика» направлена на прославление Божества, она вознаграждает верных только после того, как случилось худшее; например, дожидавшись третьего дня после распятия, чтобы воскресить Иисуса, дабы Он воссел во славе одесную Бога. 3). В терминах противопоставления рабства и искупления. Сыны Израиля были рабами в Египте и за исключением коротких периодов подчинялись сильной власти. Род Адамов покорился греху, был порабощен началами и властями, а по смерти заперт в духовной тюрьме, управляемой самим Сатаной. Иисус пришел, дабы отдать Свою жизнь ради искупления многих. 4). В терминах противопоставления развода или отчуждения и примирения Бог оставляет Израиль, Свою неверную Невесту, месяцами и годами не разговаривает с ней только для того, чтобы смилостивиться, посылая новых пророков для возобновления общения, и даже Сына Своего единородного – для возобновления призыва к любви. 5). В терминах греха и удовлетворения за грех из-за грехопадения Адама весь его род несет на себе тяжесть долга, который невозможно вернуть, но Богочеловек приносит удовлетворение за грехи мира. 6). В терминах невежества и учения люди блуждают в темноте, но Христос – Свет миру, Путь, Истина и Жизнь, Слово, наставляющее нас через то, что Он говорит, и то, Кто Он есть. С другой стороны, философы религии часто различают два вида несовершенств – так называемые 7). «моральные» недостатки и «естественное» зло, в зависимости от того, чем они вызваны: морально действующими лицами (геноцид или кража) или безличными силами природы (СПИД, рак, болезни сердца¹⁵).

Согласно большинству западных теологов (и это утверждает Августин, уточняет Ансельм и позднесредневековые теологи и подчеркнуто догматизируют протестантские реформаторы) и англо-американских философов религии конца 20 в., корень человеческого несовершенства – в грехе (грех понимается как бунт против Бога достаточно компетентными действующими лицами), а наше психическое и духовное смятение, наше отчуждение от Бога, наша незащищенность от враждебного окружения и несомненность смерти – это естественные и/или заслуженные последствия грехопадения свободных созданий.

У этой древней и уважаемой концепции «свободы воли» есть определенные преимущества. Во-первых, она основывается на Библии: грех – основной библейский диагноз болезни, из-за которой не все в порядке с нами и нашими отношениями с Богом, хотя образ грехопадения Адама встречается в начальном каноне Священного Писания (Быт. 2–3, Рим. 5) реже, чем нас стремятся убедить традиционная сотериология и реформистское вероучение.

Во-вторых, что касается позитивной теологической мотивации, то варианты концепции свободы воли обычно подчеркивают достоинство человеческой природы, объясняя творение Богом свободных существ божественным желанием дать сотворенным возможность стать предельно богоподобными, открыть тем самым нам путь богоподражания, допуская определенную степень самоопределения. Ансельм поясняет, что Бог есть праведность и что Бог самоопределился относительно праведности. Он даровал разумным тварям право самоопределения, чтобы они/мы могли сделать свободный выбор в пользу праведности и тем самым были богоподобны не только как праведники, но и как самостоятельно определившиеся в выборе праведности¹⁶. Безусловно, способность самоопределения заключает в себе побочную возможность ангелов и людей отказаться от праведности. Это и случилось, дав начало нашей трагикомической истории.

В-третьих, с негативной точки зрения, Августин и другие защитники свободы воли подчеркивают, что благодаря этой способности к самоопределению люди достаточно здравомыслящи и достаточно независимы, что позволяет им обвинять в их нынешнем смятении не Бога, а кого-то другого. Бог наделил людей способностью к самоопределению и возможностью реализовать эту способность, чтобы они могли совершенствоваться. Противоположный выбор не является целью или средством для Бога; ни грех, ни зло, следующее из наказания за грех, не требуются для совершенства вселенной. Это скорее известный, но непреднамеренный побочный эффект сотворения существ, способных к самоопределению; это не то, что Бог делает, а то, что Он позволяет делать своим творениям. Каким бы несовершенным ни было наше нынешнее состояние, мы сами его достигли, и винить в этом следует только самих себя...

Безусловно, грех это – проблема. Большинство людей среднего возраста и старше поймут суть высказывания Юлианы из Норвича¹⁷, что грех, состояние грешника – наихудшая кара, которой может подвергнуться человеческое существо. Тем не менее я убеждена, что внимание к другой категории, – к тому, что я называю ужасным злом, – покажет, что грех – важный симптом и страшное следствие еще более глубокой проблемы. Основываясь в большей степени на книге Иова, чем на истории грехопадения Адама, я хочу показать, что главная задача Спасителя – спасти нас главным образом не от греха, а от ужаса!

«Ужасные» проблемы

Ужасы составляют сам кризис человека. Но так как ужасы обычно не являются исходной точкой ни философии религии, ни христологии, то стоит остановиться и пояснить, что именно я имею в виду.

Определение категории. Было много попыток концептуализировать самое страшное зло. Начну с экзистенциалистской категории персонального смысла, определив «ужас» как «зло, причастность которому (совершение или претерпевание) в первую очередь дает повод усомниться в том, что жизнь того, кто оказывается причастен этому злу, может быть великим благом. Образцом ужасного может служить изнасилование женщины с отрубанием ей рук топором, психофизическое истязание, конечной целью которого является разрушение личности, сумасшествие или тяжелая форма депрессии, каннибализм, обращенных на собственных детей, издевательства над детьми, наподобие тех, которые описывает Иван Карамазов в романе Достоевского, родительский инцест, заключение в нацистских лагерях смерти, сброшенные на населенную местность ядерные бомбы, случайное или невольное соучастие в обезображивании или убийстве близких людей. Причастность ужасному дает повод усомниться в ценности жизни как таковой, потому что положительная часть жизни поглощается такой причастностью, и ослабление смыслообразующих структур создает впечатление разрушения и снижения личностной ценности людей, оказавшихся причастными ужасному. Нацистские концлагеря ставили целью не просто убить, но обесчеловечить свои жертвы, обращаясь с ними хуже, чем со скотом, чтобы сломить их личность и свести их социальные инстинкты к жестокой животной агрессии и самосохранению. Однако организация и управление такими институтами вели также к деградации и самих нацистов, издевавшихся над человеческой природой все более изощренно, пользуясь своей безграничной властью для попрания границ человеческого достоинства, – ведь табу представляют собой преграды, возведенные для поддержания минимальных норм, необходимых для существования человеческого сообщества, а нарушения табу ведут к деградации нарушителей, выявляя их непригодность для общества. Социально дезориентируя своих жертв, разрушая их ролевые ожидания на самом глубоком психологическом уровне, они деградируют сами.

Этот критерий объективен, но зависит от индивида. Природа и опыт наделяют людей различной силой, и то, что один человек перенесет без труда, может сломить другого. Я не считаю, что представления страдающего об ужасном, непоправимы (взять, к примеру, скряг или вечных нытиков, умеющих представить даже хорошее наихудшим)¹⁸, но (с позволения друзей Иова) они чрезвычайно важны. Сопричастность ужасному кажется на первый взгляд и участникам, и свидетелям достаточным основанием, чтобы считать жизнь того, кто оказывается причастным ужасному, разбитой.

Я не уравниваю ужасное и вопиющую несправедливость (излюбленная классификация Ивана Карамазова), потому что, во-первых, не все ужасное является случаем несправедливости, если, например, вспомнить об отце, случайно задавившем своего сына, или о человеке, медленно умирающем от рака. Даже когда ужасные действия и обстоятельства несправедливы, несправедливость не исчерпывает их сути, т.е. не объясняет, почему плохо то, что охотничьи собаки разрывают мальчонку на глазах его матери, или то, что мать съедает своего умершего сына, или то, что прежние добрые соседи режут друг друга ножами. По тем же причинам я не определяю ужасное в терминах «хладнокровия» (понятия, используемом Толстым для выражения своего нравственного отвращения к публичным казням). Также я не ограничиваю ужасное массовыми коллективными страданиями в случаях войны, геноцида, рабства, жестокого классово- экономического угнетения, принимая во внимание и мучения индивидов – библейского Иова, эпилептиков, шизофреников, жертв болезни Тея-Закса (ранней детской амавротической идиотии) – живущих в основном в спокойных, процветающих, относительно справедливых обществах. Сущностью ужасного, делающей его столь губительным, является скорее всего его жизнеразрушающий потенциал, его способность prima facie вызывать деградацию индивида, пожирая одним залпом возможность положительного личного смысла жизни.

«Ужасные наблюдения». Не нужно обладать особой проницательностью, чтобы признать: человеческая история испещрена ужасным. На самом деле люди довольно легко могут причинить ужасное зло (стать значимыми звеньями в цепочке причин, ведущей ко злу). Минутная невнимательность за рулем может превратить великолепного атлета в паралитика, блестящего математика – в «растение» с поврежденным мозгом. Более того, способность индивида к причинению страданий (ужасных и не только) неизбежно превосходит (как количественно, так и качественно) его способность испытывать страдание. Психические возможности Пол Пота не позволили бы ему вынести те пытки, которым он подвергал миллионы людей. Семнадцатилетним солдатам не достает сочувствия, чтобы испытать отчаяние, сходное с материнским при виде своего ребенка, подбрасываемого на острых штыках. Но из-за того, что способность испытывать страдания предшествует способности их осознавать, наша способность причинять зло также превосходит нашу силу понимания его пагубности. Как слепые когнитивно неполноценны в вопросах цвета, поскольку не могут представить себе его, сколь бы много они ни знали о нем, так и мы не можем полностью осознать весь ужас не пережитого нами зла. Но если неисправимое «незнание снижает осознанность действия», то значит мы не можем нести полную моральную ответственность за те ужасные злодеяния, которые совершаем. Я не утверждаю, что белокожие сегрегационисты, натравливавшие полицейских немецких овчарок на чернокожих, забрасывавшие церкви бутылками с зажигательной смесью, линчевавшие и расстреливавшие негритянских деятелей, не осознавали своих поступков настолько, чтобы их нельзя было считать действительно злыми. Я утверждаю, что многое остается за скобками, что Мартин Лютер Кинг был прав, утверждая, что вершители зла не ведают, что творят (Лк. 23:24, Деян. 3:17). Еще более зловещей кажется мысль, что практически каждый человек становится причастен действительным ужасам, просто принадлежа своей нации или обществу. Не многие намеренно будут морить ребенка голодом до состояния умственной отсталости. Но это случается даже в Америке в силу социально-экономической системы, существование которой мы коллективно допускаем и из которой большинство из нас извлекает выгоду. Человек в этом мире крайне уязвим для зла и неизбежно является невольным соучастником ужасного.

Слабость концепции свободы воли. Ужасное ставит традиционную доктрину свободы воли во всех ее вариантах с ее стремлением переложить ответственность и/или вину за зло с Бога на личностные существа в безвыходное положение. Крайняя уязвимость человека перед лицом ужасного не может происходить из недолжного использования свободы, потому что – исходя из изложения истории грехопадения Адама – люди с самого начала были крайне уязвимы для зла, даже в Раю. Обстоятельства, в которых наши прародители сделали свой выбор, были таковы, что послушный выбор подразумевал сохранение status quo, а непослушный приводил к тому ужасному смятению, которое стало с тех пор уделом людей. Даже если выбор Адама и Евы мог бы каким-то образом считаться самостоятельным, тот факт, что его последствия выходили далеко за пределы их способности понять, а, следовательно, предположить те ужасы, которые они гипотетически ранее не испытывали и адекватного понимания которых они, следовательно, не имели, делает невозможным возложить на человечество ответственность за этот выбор. Скорее это вопрос соотношения человеческих действий и обстоятельств, в которых они совершаются, и ответственность за создание таких обстоятельств человеческой деятельности лежит на Боге.

Ущербность моральных категорий. Кроме того, мои примеры показывают, что значимая роль в совершении ужасного не так тесно связана с виной или невиновностью индивида. В мире, подобном нашему, не только плохое случается с хорошими людьми; морально невинные люди иногда делают зло другим, даже самым любимым людям (например, женщины, следовавшие актуальным медицинским советам своего времени принимать талидамид во время беременности и в результате рожавшие детей без рук и ног). Никакая сознательная предосторожность не может гарантировать человеку жизнь без ужаса. Но опять же, даже будь мы в силах избежать порождающего ужас действия, Бог не оставляет в нашей власти результат, иными словами, актуализируется, то, что потенциально ужасное или нет. Предположим, террорист угрожал бы мучить и обезглавливать десять человек всякий раз, когда мы не клали бы свой карандаш точно в дюйме от края стола, что, строго говоря, в нашей власти. Столь пропорциональные последствия наших действий оказывают на нас слишком большое давление и не возвышают, а уничтожают свободу человеческой деятельности. В любом случае, карающая справедливость не действует, поскольку ответ злом на зло среди людей усугубляет трагедию и увеличивает ущерб. Пытки и обезглавливание террористов, которые истязают и обезглавливают, ведет только к деградации организаторов и исполнителей казни. Это не может способствовать исправлению ситуации. Как утверждал Иван Карамазов, раз зло уже случилось, слишком поздно для справедливости.

Новая формулировка проблемы несовершенства. Я утверждаю, что основная причина несовершенства человеческого состояния в целом и отношений человека и Бога заключается в том, что Бог сделал нас крайне уязвимыми для ужасного, сотворив воплощенными личностями, личностными животными, заключенными в материю духами в материальном миререальной или кажущейся недостаточности, подобном нашему. Грех – это и симптом, и следствие, но им нельзя все объяснить, и не стоит так подробно его рассматривать. Настоящие корни наших проблем несовершенства носят систематический и метафизический характер.

1). В человеческой природе есть метафизическое несоответствие: привязанность души к биологическому, а личности – к жизненному циклу подвергает личность человека опасностям, от которых защищены ангелы (неподверженные природному разрушению чистые духи). То, что незрелая и зависимая человеческая душа начинает свой путь на ощупь, спотыкаясь, пребывая в метаниях от испытаний и ошибок к высшей деятельности только для того, чтобы достигнуть вершины и в конце концов исчезнуть¹⁹, искажает и подрывает наши смыслообразующие способности, если неумелые попечители и враждебное окружение заставляют нас иметь дело с проблемами, не предполагавшимися планом и нарушавшими «педагогический порядок». Таким же образом биология, встраивая в животную природу инстинкт жизни и одновременно семена смерти, подвергает людей природнобиологической деградации.

2). Существует метафизическое несоответствие между человеческой природой и материальным миром в том виде, как мы его воспринимаем, – миром, в котором реализация потребностей жизни и процветания кажется и является труднодостижимой и недостаточной. Если человеческая душа и биология, личность и животная природа, разум и тело представляют собой несовместимые пары, члены которых противоборствуют друг другу, то нужда порождает страх и животную агрессию, толкая нас на дарвинистскую борьбу за выживание, в которой побеждают только самые приспособленные.

3). Существует также метафизическое несоответствие между Божественностью и человечностью, огромная пропасть между божественными и личными человеческими способностями. Пути Господни превосходят наши пути в значительно большей степени, чем мировоззрение взрослого отличается от такового у младенца. Различие между тем, кто есть мы, и тем, кто есть Бог, осложняет взаимосвязь и препятствует завоеванию доверия.

Метафизические несоответствия метафизически необходимы, и в первую очередь речь идет о том, что вещи суть, а не о том, что кто-то делает. Однако именно Бог решил внести такие несоответствия в мир, каким мы его воспринимаем. Мы можем спросить, для чего?

Космологическая гипотеза

Подобные сотериологические размышления привели меня к частной гипотезе о Божественных креационных мотивах и космических целях, а именно к заключению, что Бог любит материальное творение двоякой любовью, стремящейся к ассимиляции и соединению. С одной стороны, Бог хочет, чтобы материя была максимально богоподобна, оставаясь собой. Как всякий хороший родитель по отношению к своим детям, Он хочет, чтобы творения, насколько это возможно, были подобны Ему, и в то же время обладали собственной целостностью. Поэтому Бог сотворил все химические элементы и вещества динамичными, растения и животных – живыми, людей – личностными. Человеческая природа венчает божественные попытки сделать материальное творение (все-таки материальное) все более и более подобным Богу. С другой стороны, Божественная любовь к материальному творению выражается в Божественном желании соединиться с ним не только для личной близости, но для полного слияния и принятия человеческой природы в ипостасном союзе.

Достоинство приписывания таких ассимилятивных намерений Богу состоит в том, что это приписывание частично (хотя и поверхностно) объясняет, почему Бог сотворил нас в материальном мире, подобном нашему. В то же время, его недостаток заключается в том, что связывает божественные намерения с проектом, который на первый взгляд представляется саморазрушительным, ибо сотворение такого материального мира и предоставление материального творения самому себе привело к появлению людей, крайне уязвимых для ужасного. Или наоборот: персонификация материи делает ее более богоподобной, возможно, самой богоподобной материальной субстанцией, но помещение воплощенных личностей в подобный материальный мир, где материальные творения предоставлены самим себе, делает эти личности крайне уязвимыми для ужасного, что на первый взгляд лишает положительного смысла их жизни. Дозволение эволюционировать такой материи в сторону богоподобия ведет к появлению индивидов, чьи жизни кажутся на первый взгляд разбитыми. Возникает вопрос: если Бог так любил материальное творение, почему Он не довольствовался природными видами, являющими меньшую степень богоподобия, представители которых, однако, менее уязвимы для функционального разрушения? Почему Бог не удовлетворился галькой и ручьями, горами и лягушками?

К счастью, объединительные намерения Бога несут в себе рациональное зерно решения вопроса, поскольку подразумевают принятие Божеством тварной природы в ипостасном союзе. Если человеческая природа, как считается, устраняет пропасть между материей и духом, Бог может принять природу всех созданий, соединившись с определенной человеческой природой и войти в творение в качестве отдельного человеческого существа. Воплотившийся Бог принимает не только нашу природу, но и наши тяготы в этом материальном мире, и божественное Слово тоже становится крайне уязвимым для ужасного.

Объединительные намерения Бога ведут к личной близости с материальным творением. Но из-за ассимилятивных намерений, на первый взгляд кажущихся саморазрушительными, Божественная близость с людьми, кроме всего прочего, принимает ярко выраженную форму соединения с нами в сопричастности ужасному, что на первый взгляд разрушает положительный смысл человеческого пути Бога. Божественная солидарность с нами в сопричастности ужасному вплетает нашу собственную причастность ужасному в ткань наших собственных (осознаваемых или неосознаваемых) близких личных отношений с Богом. По причине кардинального отличия Бога от Своих творений и метафизической пропасти между нами и Ним, Бог есть благо, несоизмеримое как с тварным благом, так и с тварным злом. Так же и личная близость с Богом – в целом и в конечном счете приносящая блаженство – есть неизмеримое благо для сотворенных людей. Включая нашу причастность ужасному в отношения, неизмеримо благие для нас, Божественная сопричастность ужасному на первый взгляд разрушает губительную силу такового. Я утверждаю, что потом, глядя назад с высоты небес, когда «интрига» уже разрешится и с очевидностью приведет к надежной и постоянно приносящей блаженство близости, мы не захотим отказаться ни от одного момента близости с Богом в нашей теперешней жизни. Жертвы зла изумятся глубине Божественной благости, Божественной силе и изобретательности творить добро в столь смыслоразрушающих обстоятельствах. Вершители зла смогут примириться с собой, ибо увидят, как Бог не только вознаградил их жертв, но и извлек удивительное благо из ужасных страданий; они поймут, что совершение зла не лишило их любви Бога. Разрушив на первый взгляд губительную человеческую причастность ужасному, Божественная причастность ему разрушает также его губительное на первый взгляд воздействие на человеческий путь Иисуса²⁰. Говоря более конкретно и более библейски, из-за того, что распятие делает жертву ритуально проклятой и брошенной во тьму внешнюю, исключенной из народа Божьего и отрезанной от Бога, находящегося с народом, кажется, что распятие делает несостоятельным утверждение Иисуса, что Он – Мессия. Но если Христос пришел спасти людей от губительной силы зла, распятие – как раз то, что обеспечит успех Его миссии.

До сих пор мой диагноз страданий и мой рассказ о космологических намерениях Бога и сотериологических методах представляли собой парадокс, достойный св. Ансельма и, надеюсь, Нового Завета. Тем не менее я сделала ряд допущений, различений и упрощений. Постараюсь развить свою мысль, поясняя и усложняя ее.

Множество разнообразных различений

Оправдывающие причины против объясняющих. Причина проблемы несовершенства человека, которую я выдвинула, связана с глобальными и космическими целями Бога. Бог сотворил нас в таком мире, потому что Бог хотел реализовать Свои ассимилятивные и объединительные намерения в таком материальном творении. Мой подход к решению проблемы – еще один в длинном ряду попыток оправдать божественное попущение зла как необходимого следствия, побочного эффекта или средства достижения совершенства в мире в целом. Вспомним и другие подходы. Зло в таких количествах и разнообразных формах распространенное в мире необходимо, чтобы этот мир считался лучшим из возможных или же для демонстрации максимального разнообразия в максимальном единстве (Лейбниц и Нельсон Пайк)²¹. Такое зло – побочный эффект Божественных усилий по оптимизации соотношения морального блага и морального зла, совершаемых людьми (Элвин Плантинга)²².

Я неоднократно утверждала, что одни только глобальные подходы не годятся для объяснения ужасного зла²³. Сказать, что для Бога достаточно одного желания сотворить мир с определенной степенью космического совершенства, чтобы преодолеть все негативные последствия ужасов – значит сказать, что Бог позволяет Своим космическим соображениям преобладать над Его же желанием проявлять благость к сотворенным людям. Ибо ужасное по определению не хорошо и на первый взгляд губительно для причастных ему. Насколько нам известно, желание Бога наделить зараженный ужасом мир определенной степенью космического совершенства может не противоречить наивысшей благости Бога, сочетающейся с определенной долей совершенства при создании космоса. Но такое желание обостряет проблему божественной благости по отношению к сотворенным людям. Критикуя других, не рискую ли я попасть в ту же ловушку?

Я надеюсь избежать этого, проведя различие между объясняющими и оправдывающими причинами. Одно дело – предложить рассмотреть ход божественных размышлений о том, какой мир сотворить, если вообще его творить. Библия и традиционная теология предлагают несколько правдоподобных версий: желание сотворить очень хороший мир, включающий множество тварных видов; желание включить в мир личностные творения, сотворенные по образу Божию; желание предоставить творение по большей части самому себе (осуществлять свои естественные функции). Даже в таком виде эти причины предлагаются как объясняющие, т.е. как причины, помогающие объяснить Божественный выбор или то состояние мира, с которым мы сталкиваемся. Другое дело – утверждать, что эти причины сами по себе достаточны для оправдания божественного попущения зла в таком количестве, в таких формах и столь распространенному в реальном мире. Иначе говоря, другое дело – утверждать, что эти причины сами по себе достаточны, чтобы показать совместимость божественного попущения зла с благостью Бога (Пайк говорил о «морально достаточных причинах»).

Моя точка зрения состоит в том, что разговор о теодицее – оправдании путей Господних в отношении человечества – вводит в заблуждение, потому что Бог не имеет никаких обязательств перед творением, а потому нет необходимости оправдывать действия Бога перед нами. Каким бы личным ни был Бог, метафизическая пропасть слишком велика, чтобы впутывать Его в хитросплетения прав и обязанностей, связывающие людей между собой. Я уже доказывала, что ужасное настолько плохо, что ни одна из возможных причин, приходящих нам в голову, даже отдаленно недостаточна для демонстрации совместимости зла с Божественной благостью по отношению к людям, причастным ужасному; и всякая попытка представить эти причины достаточными недооценивает, насколько плохо ужасное, превращая Бога в страшную карикатуру (например, Бога, позволяющего нацистским солдатам загонять детей в горящие рвы или газовые камеры только для осуществления Божественного плана дать всем свободным существам – в том числе и Гитлеру – самим определять свои судьбы или просто потому, что такова цена творения лучшего из возможных миров). Поэтому неудивительно, что я предлагаю свою космологическую гипотезу не как оправдывающую причину – предположение, что Бог любит материальное творение снисходительно, не решает, но усугубляет проблему, может ли Бог (и если да, то как) быть добрым по отношению к тысячам погибших от последнего цунами, – а как одну среди других объясняющих причин. Я не буду уделять ей слишком много внимания, потому что придумала ее для окончания истории о божественной мотивации. В этом Ансельм, безусловно, прав: даже самые прекрасные сотериологические теории – всего лишь поверхностные попытки описать бездну божественной благости! В одном моя гипотеза божественной любви к материальному творению очевидна, если не тривиальна: этот материальный мир существует; следовательно, его Создатель, должно быть, хотел его появления. Когда же речь заходит об ассимилятивных и объединительных намерениях Бога, мне гипотеза кажется привлекательной, потому что обещает согласовать мое понимание причин нашего страдания и способов Божественной защиты нас от него с космологическими целями Бога. Иначе говоря, моя космологическая гипотеза обещает показать космос, объединяемый Христом, и продемонстрировать последовательность христологии.

Планы Божественной благости. Когда страдающее человечество спрашивает, почему Бог не предотвращает и не уничтожает зла, речь идет не о теоретическом аспекте проблемы логической возможности сосуществования Бога и зла, а об экзистенциальном. Ведь нам кажется, что поскольку Бога нет рядом с нами, чтобы защитить нас от зла, то Он, должно быть, ненавидит нас, не заботится о нас и, во всяком случае, не заинтересован быть добрым к нам. Но согласно Библии Бог поместил человека в центр Своего проекта сотворения мира. Божественная любовь к сотворенным людям должна означать, что Бог не руководствуется исключительно глобальными целями (а именно сотворить лучший из возможных миров, космос, представляющий максимальное разнообразие в максимальном единстве, или мир с максимально достижимым для Бога благоприятным соотношением морального блага и морального зла) и/или не преследует их ценой лишения благодати отдельных сотворенных личностей. Моя космологическая гипотеза соединяет вселенскую благость Бога (высочайшее искусство при создании космоса) с Его благостью по отношению к сотворенным людям, поскольку эта гипотеза подразумевает, что Бог не может достичь божественных целей применительно к материальному творению, не будучи уверен в счастливом исходе Своего плана для нас. Раз этот мир заражен злом, божественная любовь к своим созданиям скорее всего подразумевает, что Бог знает, каким образом быть благим с ними и хочет быть таковым даже после того, как самое на первый взгляд худшее уже произошло. Я утверждаю, что Бог не может быть благим по отношению к отдельному человеку, если не гарантирует ему жизни, являющейся, несмотря ни на что, великим благом для него, и если не извлечет блага из какой бы то ни было причастности человека ужасному, не только в пределах космоса в целом, но и в рамках личной жизни индивида, причастного ужасному. Бог действительно заставляет людей платить в этой жизни. Я утверждаю, что божественная любовь не будет подвергать свои создания чему-то ужасному только ради пользы другим или ради возрастания космического совершенства. Божественная любовь допускала бы ужасное, если бы только Бог мог преодолеть его, интегрировав в жизнь, являющуюся огромным благом для причастных ужасному.

Противопоставление уравновешивания и уничтожения. Извлекать благо из причастности ужасному означает для Бога преодолевать это ужасное каким-то достаточно большим благом. Но понятие «преодоления» неоднозначно, так как существует множество типов отношений между частями и целым. Есть квазиарифметическое понятие уравновешивания, подразумевающее, что к отрицательно/положительно оцениваемой части добавляется положительно/отрицательно оцениваемая часть большей ценности. Например, можно уравновесить ужасный дневной час в кресле зубного врача прекрасным вечерним концертом. И наоборот, уничтожение подразумевает отношение органического единства между отрицательно/положительно оцениваемой частью и целым, в результате чего меньшая по значимости отрицательно/положительно оцениваемая часть может существенно повысить/понизить ценность целого. Например, в картине Монэ один сантиметр отвратительного зеленого цвета может идеально подходить для соответствующей передачи освещения Руанского собора ранним утром, а замена его одним сантиметром прекрасного голубого испортит всю композицию. Простое уравновешивание ужасного не придаст ему положительного смысла и оставит без ответа вопрос, почему Бог, возлюбивший людей, не захотел вообще отказаться от участия зла в мире – раз уж причастность ужасному на первый взгляд разрушительна (например, избавив этот мир от апокалиптических ужасов, перейдя непосредственно к грядущему блаженству). Но смыслообразование есть отличительная черта человеческой деятельности, а ужасное делает для людей, причастных ужасному, на первый взгляд невозможным увидеть некий положительный смысл их жизни. Я утверждаю, что Бог, возлюбивший всех людей, не просто уравновесил бы, но уничтожил всякую причастность ужасному в рамках жизни отдельного человека.

Какова ценность уничтоженного? Ужасное настолько плохо, что никакой набор тварных благ не уравновесит его и тем более не уничтожит. Романы Аарона Апельфельда особенно ярко изображают душевную пустоту людей, переживших Холокост и окруженных своими новыми семьями, профессиональным успехом, личным богатством. Несмотря на присущую им силу инстинкта самосохранения и неисчерпаемую находчивость, в концлагерях подорвали их способность ощущать значимость отношений с другими людьми, попрали их чувство собственного достоинства настолько глубоко, что обычные тварные блага вряд ли помогут им забыть о своих ранах. Испытанные ужасы подорвали их попытки найти положительный смысл собственной жизни, ибо ничто из помышляемого или осуществляемого ими не помогало. Тогда как Бог – в метафизическом смысле – есть неизмеримое благо, радикально превосходящее любое тварное благо или зло. В общем, должное отношение к благу хорошо для нас. Мы добры к детям, когда кормим их полноценной пищей, обеспечиваем их хорошим образованием, предоставляем им возможность знакомиться с высоким мировым искусством. Аналогичным образом и Бог проявляет свою доброту к нам, сообразуя нас с подлинными благами. Христианская традиция утверждает, что личные отношения с Богом, в целом и в конечном итоге приносящие блаженство, – неизмеримое благо для людей. Мой вывод заключается в том, что единственное средство извлечения блага из ужасного – это Бог и полная и окончательная близость с Ним, приносящая блаженство тому, кто причастен ужасному.

Три этапа уничтожения ужасного. Для уничтожения причастности ужасному в жизни отдельного человека Бог вплетает эту причастность в ткань отношений человека с Собой – отношений личных и приносящих (полное и окончательное) блаженство. Но устранение ужасного есть процесс, который можно разделить на этапы. 1). Волей-неволей божественная причастность ужасному превращает чисто человеческую причастность таковому в моменты личной близости с Богом. Я называю это первым этапом уничтожения ужасного. Это означает, что исходный материал для придания положительного смысла причастности ужасному уже заложен в истории нашего мира. Признаем мы это или нет, но Бог уже позаботился об этом. 2). Так как смыслообразование носит личный характер, одного наличия материала недостаточно для смыслообразования. Он должен быть признан и освоен. Вследствие того, что мы – становящиеся создания, чьи смыслообразующие способности легко повредить и исказить в материальном мире, подобном нашему, и вследствие того, что ужасное в лучшем случае подрывает, а в худшем – разрушает нашу способность придавать положительный смысл нашей жизни, смыслообразующие способности требуют от нас исцеления и тренировки. Я называю это вторым этапом устранения ужасного. 3). И, наконец, история не может иметь счастливого конца, пока отношения воплощенных личностей и их материального окружения не будут пересмотрены так, чтобы люди не были столь уязвимы для ужаса. Я называю это третьим этапом уничтожения ужасного.

Два уточнения. 1. В ходе истории многие духовные лидеры рассматривали тело человека и его материальное окружение как врагов, от которых ему следует надеяться со временем избавиться. На практике отцы-пустынники и спиритуалисты-францисканцы представляли свое тело полем битвы с демонами и героически старались умертвить свои плотские желания, отказываясь от привязанности к ним насколько возможно. Даже теологи, утверждавшие воскресение плоти, были далеки от последовательности в приписывании телу какой-либо положительной роли в небесном блаженстве. И снова, начав с сотериологии, я прихожу к противоположному заключению. Личное воплощение в материальном мире, подобном нашему, так дорого обходится людям, что нельзя рассматривать его только как временный эпизод, о котором можно забыть. Если Бог требует от нас поплатиться на первый взгляд личным разрушением, тогда любовь Бога к нам привела бы Его к извлечению блага из эксперимента. Отсюда – моя гипотеза, что Божественная преданность материальному творению непреклонна.

2. Начав с устрашающего предсказания человечеству, я нарисовала более пессимистическую картину человеческих действий, чем традиционные подходы свободного грехопадения, изображающие Адама и Еву в раю. Подчеркивая метафизическую пропасть между Богом и творением, я настаиваю, что человеческие действия не могли быть достаточно зрелыми, чтобы переложить ответственность за существующий порядок вещей с Бога на нас. Я не признаю, что мы способны преобразовать личную одушевленность в функциональную гармонию, тем более – предвидеть ужасное и избегать его. Тем не менее моя доктрина человеческого состояния уравновешивается доктриной нашего места в Божественной провиденциальной перспективе. Люди – венец ассимилятивных целей Бога, ибо способны к смыслообразованию по образу Божию. Личная близость с людьми – предпоследняя объединительная цель Бога, а главное преимущество Воплощения состоит в том, что дает Богу возможность встретиться с людьми на их уровне. Более того, я настаиваю на том, что Бог проявляет Свою доброту к нам, вплетая любую причастность ужасному в бесконечные отношения близости с Ним, приносящей блаженство. Мне кажется, мрачный реализм не умаляет человеческого достоинства, но служит возвеличиванию чуда творения Богом добра в рамках божественного космического проекта, принося благо каждому человеческому существу.

Роберт Адамс