О посте и молитве: (размышления уверовавшего врача). Посвящается современным неврастеникам

«Исповедаютися Отче, Господи небесе и земли, яко утаил еси сия от премудрых и разумных и открыл еси та младенцем» (Лк. 10:21).

Итак, пост и молитва есть средство к спасению. Спасение же заключается в нравственном усовершенствовании приближении к идеалу. Но что такое идеал? Есть ли это нечто условное, или же это есть нечто абсолютное? Если поверхностно отнестись к этому вопросу, то можно подумать, что идеал у различных людей, у различных народов различен; но это только так кажется при поверхностном рассуждении; это идеал, обезображенный нашими телесными немощами, нашей плотью с ее страстями и похотями; такой идеал часто меняется и по большей части не удовлетворяет, не дает того блаженного, спокойного состояния духа, которое составляет истинное счастье.

Но если всмотреться, вдуматься глубже в жизнь по данному вопросу, то мы увидим, что есть другой идеал, общий всем народам, общий всем людям (у большинства однако затемненный), и состоящий, с одной стороны, в стремлении подчинить свои телесные похоти и страсти высшим духовным стремлениям человека (презрение к так наз. земным благам и удовольствиям), в борьбе с низшими чувствами, каковы – гордость, тщеславие и т. п., с другой стороны, в выработке противоположных душевных качеств, духовной чистоты, твердости воли и духовной силы. Этот идеал в различных своих частях (а не в целом) высказывается в учениях великих мудрецов всех времен и всех народов (Будда, Сократ, древнееврейские мудрецы, Конфуций и т. д.); он есть идеал общечеловеческий. Общечеловечность идеала приводит к тому заключению, что он заложен в природу человека, достоинства его неоспоримые, абсолютные и написаны – по свидетельству ап. Павла – в сердце каждого (см. Рим. 2:14‑15). К глубокому сожалению, не всякий способен прочесть эти письмена. Обыкновенный человек, душевные очи которого помрачены законом греховным, действующим в теле нашем (страсти, похоти и проч. низшие чувства), только при особых обстоятельствах способен читать несколько строк из этих письмен; великие умы, способные, благодаря обилию дарований, подняться выше житейского идеала, в различные времена читали эти письмена в большем или меньшем объеме, но полностью никто из людей не мог их прочесть. И только Бог, – абсолютная Правда и Истина, – написавший эти письмена в сердце человека при сотворении его (вдунул в него дыхание жизни, т. е. вложил частицу Самого Себя, Бога, абсолютной Истины), воплотившись в лице Иисуса Христа, мог прочесть их полностью от слова до слова и изложил их для большего разумения не только сильных умов, но и немощного большинства через посредство апостолов и евангелистов на бумаге. Итак, современному человеку истинный, абсолютный идеал известен; это есть идеал Христа, в общих чертах совпадающий с идеалом общечеловеческим, как он представлен в учениях различных мудрецов, но превосходящий их по своей полноте, последовательности и законченности. Были и других воззрений мудрецы, ставившие на первый план заботы о плоти, а не о духе, напр., эпикурейцы; но эти не оставили после себя многих последователей; те же создали целые религии и, оставили массу последователей; их учение увлекало людей, так как оно совпадало с тем, что написано в сердце человека, так как в нем чувствовалась абсолютная истина. Вот стремление-то к этому идеалу, приближение к нему и составляет спасение. Препятствием к достижению этого идеала служат немощность и окаянство существа человеческого (два основные качества его), т. е., с одной стороны, слабость его духовных сил, немощность представления и разумения человеческого, слабость чувства, слабость воли, немощность выражения и т. д., с другой стороны, наклонность ко всему греховному, злому, наклонность, присущая природе с первобытных времен, со времен грехопадения.

Борьба человека с этой врожденной наклонностью и должна таким образом составлять главную задачу жизни для человека, стремящегося к идеалу, который один только и может дать истинное счастье. Чтобы стремиться к какому-то ни было идеалу, необходимо: 1) сознать всю прелесть и значение его и 2) научиться побеждать те низшие желания и страсти, которые мешают его достижению, т. е. укрепить, закалить свою волю. Вот этим двум целям и служат пост и молитва.

Пост прежде всего есть воздержание от известной пищи; уже из самого определения этого следует, что он связан с известным упражнением воли. Как мускул слабеет от не деятельности, так в большей еще степени слабеет воля, если человек не упражняет ее; жизнь человека, живущего в довольстве, удовлетворяющего всякое свое плотское желание и хотение, обыкновенно приводит к тому, что человек такой потом уже с трудом может устоять от различных соблазнов, – воля его слабеет; и наоборот, нужда, постоянное отказывание себе в своих плотских желаниях делает человека более сильным, закаляет волю. Отказ от известного рода пищи – пост в узком смысле этого слова – является подобным же стимулом. Опасения, что постная пища может повредить здоровью, не выдерживают научной критики, так как, принимая даже выработанный физиологией нормы питания, превышающие, как показывает наблюдение жизненных фактов (питание святых), по всей вероятности, действительный minimum, является несомненным, что при растительной пище мы легко можем доставить организму все нужное для поддержания питания. Обычное ощущение голода при переходе на постную пищу у привыкшего питаться мясом человека есть не что иное, как ощущение недостатка привычного возбудителя, подобно тому, как это бывает у курильщика, отвыкающего от табака, у алкоголика без водки и т. п., и проходит обыкновенно спустя некоторое время.

Но если бы только к этому сводилось значение поста, то его легко было бы заменить каким-нибудь другим упражнением в воздержании; но в том-то и дело, что средство это в самом существе своём заключает одну особенность. Укрепляя волю путём воздержания, пост укрепляет волю еще иным путем, путем улучшения функции головного мозга вообще; при этом действует просветляющим образом на наше разумение и представление, а сферу чувств делает более восприимчивой ко всему хорошему. Здесь мы таким образом подходим к вопросу о разнице в влиянии растительной и животной пищи на организм человека, на функцию его органов вообще и в частности на функцию нервной системы и головного мозга. Вопрос этот, к сожалению, в медицинской науке, как следует, не изучался, и я принужден ограничиться приведением некоторых косвенных доказательств, проливающих свет на данный вопрос. Я постараюсь доказать, 1) что деятельность головного мозга зависит до некоторой степени от химического состава соков, омывающих мозговые клетки, 2) что разница в действии растительной и животной пищи на функцию головного мозга человека вполне допустима и 3) что наблюдения жизни, а отчасти и научные говорят в пользу растительной пищи.

Доказательство первого положения мы, кроме априорных соображений, находим в изучении явлений хронического алкоголизма. Это изучение показывает, что постоянное присутствие в соках человеческого организма – в плазме, омывающей клетки, частицы алкоголя вызывает резкие изменения в духовной сфере человека в смысле понижения нравственного чувства, большей наклонности ко всему дурному (inhumanitas ebriosa et ferocitas ebriosa), ослабления воли и, наконец, познавательных способностей; причем все эти изменения психической сферы наступают ранее, чем успеют развиться органические изменения в органах, – сердце, сосудах, печени, нервной системе, почках и пр. Но, скажут, откуда взяться этой разнице в составе соков при питании растительной и животной пищей, когда химический состав той и другой почти одинаков: те же белки, жиры, углероды – только в другой пропорции. К величайшему прискорбию человечества, сходство это только кажущееся. Органическая химия не дала нам еще формулы строения белковых тел; эмпирическая формула их одинакова, но отсюда не следует, что это одинаковые тела, с одинаковым физиологическим действием. Мы знаем, что тела более простые, имеющие одинаковый состав, но различную формулу строения, т. е. различное расположение атомов в частице (так называемые изомеры) действует на человеческий организм совершенно различно, а раз это так, то и белки растительный и животный, быть может, тоже имеющие совершенно различную формулу строения, могут иметь совершенно различное действие на организм; кроме этих трех основных веществ (б. угл. и жир.) в животной пище имеется еще много так называемых экстрактивных веществ, которых нет в растительной пище, или, по крайней мере, нет в таком количестве. Химическая природа их еще менее изучена, между тем как действие на организм их несомненно и значительно. Насколько пока известно, действие их на животный организм сводится главным образом к действию на нервную систему и в общем аналогично действию так называемых нервных ядов, представителем которых является все тот же алкоголь. А мы видели, как присутствие алкоголя в крови отражается на духовной жизни человека. Кому не известно возбуждающее действие мясного бульона, заключающего в себе очень немного питательных веществ в буквальном смысле этого слова? Кому не известно вредное влияние этих веществ, аналогичное влиянию алкоголя на некоторые больные органы, например, на почки при их воспалении, на мозг при эпилепсии и т. п. Это, так сказать, общие рассуждения и повседневный наблюдения, а вот что говорят о влияние мяса на человеческий организм венские физиологи Лихтенфальс и Фрелих: «Мясо, особенно же бычачье, производит, подобно спиртным напиткам, искусственное возбуждение, в большей части случаев непродолжительное, за которым следует понижение жизнедеятельности организма и т. д». Вот в этой-то физиологической разнице растительной и животной пищи и надо искать главный смысл телесного поста; воздержание от мяса, соединенное с умеренностью в пище, вообще с малоедением, улучшает все духовные функции мозга, просветляет наш ум, делает более восприимчивой сферу чувств и укрепляет волю. Это сознавали постоянно великие люди всех времен: во всех наиболее выдающихся религиях, у всех народов есть пост; великие люди никогда не пренебрегали этим средством, а перед каждым выдающимся духовным подвигом налагали на себя пост, тем самым признавая его значение для просветления духовных сил.

Опыт святых говорит тоже в пользу этого. Постоянный пост не мешал этим людям доживать до глубокой старости и сохранять до конца жизни необыкновенную ясность мысли, чистоту души и твердость воли.

Вегетарианство, которое не признает другой пищи, кроме растительной, и которое с каждым годом все более расширяет круг своих сторонников, является новым обличением господствующего у нас предрассудка о необходимости мяса и воочию свидетельствует о его несостоятельности. Наконец, в последнее время и в медицинской науке начинают все более и более раздаваться голоса, что обычное питание, в особенности мясное, составляет причину многих болезненных состояний и прежде всего вредно действует на нервную систему, на функцию головного мозга, потом на сердце, сосуды, почки и пр., и в конце концов приводит к подагре, тучности и тому подобным состояниям, при которых, как показывает наблюдение и повседневный опыт, и душевная сфера редко бывает в равновесии и чистоте. Таким образом, для души пост является горнилом, очищающим сердце, просветляющим ум и закаляющим волю, для тела же – предохранительным клапаном, предупреждающим чрезмерное накопление в крови вредно действующих продуктов неполного сгорания – окисления белковых веществ при обычном обильном питании и через это предотвращающим развитие многих болезней и преждевременную смерть. Теперь перейдём к молитве.

Молитва является еще более могучим средством, просветляющим и укрепляющим духовную сторону человека и тем способствующим к спасению, т. е. достижению вышеописанного христианского и общечеловеческого идеала. Кто молится, тот знает, насколько трудно каждодневно и долго молиться; трудность и эта не физическая, а чисто духовная. Всякий, кто сколько-нибудь анализировал самого себя, свою душу, не мог, конечно, не заметить, что человек составлен как бы из двух половин, из двух начал, которые находятся в постоянном антагонизме друг с другом. Очень хорошо изображено это ап. Павлом в послании к Римлянам. «Мы знаем, – говорит он, – что закон духовен, а я плотен, предан греху. – Ибо не понимаю, что делаю: потому, что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. – Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Итак – я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, приложит мне злое. – Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием, но в членах моих вижу иной закон, противоборствующей закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек. Кто избавит меня от сего тела смерти» (Рим.7:14,15,19,21–24)? Эти два противоположные начала, составляющие естество человеческое – духовное и греховное, доброе и злое, – нигде, кажется, не чувствуются, не сознаются с такой ясностью, как во время молитвы. Здесь человек, так сказать, видит воочию (выражаясь образно) и Бога, и дьявола. Попробуйте каждодневно молиться раза два в день хотя бы полчаса, и вы увидите, как часто у вас будет являться сильное нежелание исполнить ваше намерение; но вот вы победили это нежелание, становитесь на молитву и начинаете молиться; вдруг вы замечаете, что целая фраза, иногда целая половина молитвы проскользнули мимо вашего сознания, которое в это время было занято совсем другими мыслями, ничего общего с молитвой не имеющими; вы ловите себя, стараетесь больше сосредоточить ваше внимание и через несколько минут опять то же самое, и только под конец, после нескольких усилий воли удается вам (а иногда так и не удается) продолжать молитву с должным вниманием и сосредоточенностью. Вот эта-то борьба внутренняя и составляет вышеупомянутую трудность молитвы, но зато в ней же и заключается источник укрепления нашей воли.

Отсюда же следует, что если кто хочет извлечь всю пользу из молитвы, то он должен молиться каждодневно, а не тогда только, как некоторые современные интеллигенты думают, когда является молитвенное настроение; молитва сама по себе создает настроение. Да не думает кто-либо, что к этому чисто внешнему влиянию я свожу все значение молитвы; нет, главное значение ее духовное, о чем и будет сказано ниже; этим же я только хочу сказать, что все средства, указанный Церковью для спасения человека, помимо духовного значения, имеют еще массу побочных, но весьма важных для человека благих воздействий на тело и дух человеческий. Кроме стимулирования воли, молитва оказывает громадное влияние на сознание, на мысль. Каждая молитва имеет известное содержание, содержание часто очень серьезное и глубокое. Содержание – это прямо будет громадно, если мы к молитве присоединим каждодневное чтение избранных мест из Евангелия и Апостола, хотя бы тех, которые читаются каждодневно при церковной службе. Содержание это обнимает собой самые глубокие философские вопросы, вопросы о человеке, о его существе, вопросы нравственности, вопросы жизненные и проч.; читая каждодневно молитвы, мы, прежде мыслившие об одном земном, житейском, невольно начинаем думать о других, более возвышенных предметах, – о Боге, о немощах человеческих, о превосходстве высших духовных качеств перед тем, чему поклоняется мир, и мало-помалу постигаем великие истины, познаём всю прелесть христианского и общечеловеческого идеала.

Я думаю, что все эти рассуждения и мысли явились именно результатом молитвы и чтения Апостола и Евангелия. Еще большее влияние молитва оказывает на чувство человека. Большинство молитв суть, так сказать, лирические произведения: они проникнуты сильным чувством – чувством восторга перед всемогуществом, величием, благостью и милосердием Божьим, чувством умиления, или же чувством сокрушения о немощности и греховности человека, чувством раскаяния и т. п. Эти-то чувства, в силу какого-то психологического закона, невольно передаются молящимся, вызывая в них в большей или меньшей силе те же чувства, какие были в авторе молитвы. А кто будет отрицать благотворное значение известного благородного чувствования для души человека? Почувствовать всю прелесть христианского идеала, почувствовать силу, могущество и благость Божию, почувствовать свое человеческое ничтожество, свою немощность и окаянство – это гораздо большее имеет значение для духовного перерождения человека, чем самые напряженные и продолжительные размышления по данному вопросу. Тут одна минута истинного восторга, одна минута истинного покаяния стоит целых годов холодного размышления. Так именно и совершилась большая часть перерождений в людях; проповедь Апостолов и всякая другая проповедь прежде всего создаёт известное чувствование, а потом уже пробуждает сознание и создает убеждение. Чувствование будит сознание и укрепляет веру (ведь и неверие-то наше основано главным образом на недомыслии).

Конечно, возможен и другой путь перерождения, где на первом плане стоит мысль, но то – первый путь и встречается в жизни безусловно чаще и быстрее и вернее ведёт к цели. В этом смысле особенно поучительны некоторые акафисты и каноны, которые представляют из себя высокохудожественные, духовные, поэтические произведения, проникнутые сильным чувством. Только для понимания всей прелести их необходимо освоится с славянским языком, на котором они написаны. Иначе вся красота их скрывается, подобно тому как, благодаря малому знакомству нашему с древними языками, является для нас непонятной прелесть древнеклассических произведений (Вергилия, Горация, Гомера и т. п.), приводивших в восторг современников. Перевод – уже проза, подчас неуклюжая, которая не может уже вызвать того чувства, которое вызывается поэтическим оригиналом. Еще большее значение в этом именно отношении имеет общественное моление в храме, которое по какому-то недоразумению отрицается Л. Толстым. Здесь Церковь на помощь немощному человеку призвала, так сказать, все, что только можно: все пять чувств: своды храма как бы уединяют вас от всего земного; со всех сторон смотрят на вас лики святых, исполненные кротости, любви, духовного мужества и благородства; церковнослужители провозглашают и читают исполненные вдохновения, чувства и поэтических образов духовные стихи; лик в стройном пении возносит свои мольбы к Богу; вокруг вас ваши братья в молитвенном настроении. В такой обстановке невольно забудешь на время все земное и отдашься высшим мыслями и чувствованиям, здесь возможны высшие степени чувствования, так называемые эффекты умиления, восторга, сокрушения, значение которых для перерождения человека громадно. Даже послы Владимира, грубые язычники, во время богослужения в Константинопольском Софийском соборе не знали, как потом рассказывали Владимиру, где они находились – на небе или на земле. Но главное значение молитвы чисто духовное. Во время молитвы и особенно в таинствах на человека сходит «благодать Божья» – особая сила, без которой даже самому сильному человеку невозможно спастись, т. е. приблизиться не на словах, но на деле к истинному христианскому идеалу, победить в себе страсти и похоти человеческие. Это та сила, которая и слабым натурам давала возможность достигать венца мучеников, отказаться от всего земного и сделаться великими подвижниками. Теперь нам станут понятны слова Иоанна Златоуста, что «молитва есть царица добродетелей». Она охраняет их от набегов вражеских. Итак, вот какое действие поста и молитвы на организм человека. Повторяю, и то, и другое, является не целью, а средством к спасению, средством ослабить действие злого начала, находящегося в нас, указанным премудрым Богом и святою Церковью немощному и окаянному человечеству.

Христос был лишён немощей духовных; для учеников Его достаточно было присутствие Его – Самого Бога, – и потому они не соблюдали еврейских постов; но «отнимется у них жених», сказала Христос Господь, т. е. будут представлены они самим себе со всеми немощами естества человеческого, и «они будут поститься» (Мф.9:15). Кроме этих слов Спасителя, мы должны помнить, что перед вступлением на проповедь Иисус Христос выдержал 40-дневный абсолютный пост, тем самым подав нам пример и указав на значение поста для просветления и укрепления духовных сил человека. «Истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истины» (Ин.4:23), – сказал Христос Господь в беседе с самарянкой. «Вот, видите ли, – говорят современные духоборы, – как надо поклоняться Богу, – зачем тут храмы, богослужения, внешняя молитва и проч.». Но не будем забывать, что Христос молился по целым ночам, в саду Гефсиманском до кровавого пота; каждую Пасху посещал иерусалимский храм, следовательно, не относился отрицательно к общественному богослужению; апостолы после вознесения Иисуса Христа на небо постоянно собирались для молитвы в храме иерусалимском в притворе Соломоновом. Слова, сказанные Христом самарянке, относятся к идеалу, к «истинным поклонникам», как там и сказано, т. е. прошедшим уже, так сказать, всю эту школу спасения и достигших совершенства духовного; нам же, немощным и окаянным, нужны храмы, нужна хорошая церковная служба, нужно благолепие, чтобы растрогать наше окаменелое сердце и заставить полюбить Бога, не так, как мы Его любим, a действительно всем сердцем, всею душою, всею мыслью. Средствами этими ни апостолы, ни Сам Христос (по своему человечеству) не пренебрегали. В чем же заключается цель?

Цель заключается в посте духовном, т. е. в воздержании от порока и преуспевания в добродетели. Этот пост требует уже больших сил; здесь приходится бороться не с похотями плоти, а с такими сильными страстями, как гордость, зависть, злоба, стяжание и т. п. Кто не может воздержаться от известной пищи или заставить себя молиться, тому нечего мечтать победить эти страсти; он будет обманывать себя и других, но страсти порочные останутся при нем. Трудна борьба, но за то здесь каждый успех, каждая истинная победа составляет источник великого и истинного счастья! Труждающиеся и обремененные! Разочарованные, малодушные и слабонервные! О, если бы вы могли понять, как близко от вас вожделенный покой души! Он в вас самих, только прикрыт покровом вашего маловерия и греховности. Обратитесь ко Христу и научитесь от Него относиться ко всем несчастьям этой временной жизни, ко всем страданиям так, как Он к ним относился, с кротостью, смирением, упованием и покорностью воле Всемогущего, «пославшего Его Отца», и вы обрящете покой душам вашим; мало того, – вы поймете тогда, что то, что казалось вам игом и тяжёлым бременем, есть в сущности источник великого блаженства и истинного счастья.

Плод такой жизни на земле – есть радость, любовь, мир (Гал. 5:22), как говорит апостол; а там, по воскресении, вечная жизнь, вечное блаженство!

«И как вошел Иисус в дом, ученики Его спрашивали Его наедине: почему мы не могли изгнать его? И сказал им: Сей род ничимже может изыти, токмо молитвою и постом» (Мк.9:28–29).

В предыдущей главе мы рассмотрели значение поста и молитвы в деле нравственного совершенствования человека, – значение для души человека: здесь же разберём вопрос о значении поста и молитвы для тела человека и постараемся доказать, что этими средствами можно пользоваться для предупреждения и излечения некоторых заболеваний.

Наш век, как известно, характеризуется сильным развитием нервных заболеваний от простой нервной неуравновешенности до тяжёлых душевных заболеваний включительно; причину этого печального явления принято видеть главным образом в тяжёлых условиях современного существования, созданных цивилизацией, – в напряженной «борьбе за существование». Объяснение это представляется слишком односторонним. Мне кажется, что одной из главных причин усиленной нервности в современном поколении является не столько тяжесть внешних условий существования, сколько иное отношение к этим тяжёлым условиям жизни современного человечества. И в прежние времена были иногда в течении целых столетий весьма тяжёлые условия для жизни человечества, по крайней мере для его значительной части; возьмём, например, времена гонения на христиан или время инквизиции, когда не только имущество и другие жизненные блага, но самая жизнь человеческая не были ничем гарантированы от жесточайшего произвола известной группы людей, а между тем эта тяжесть внешних условий не вела к тем последствиям, какие мы наблюдаем в настоящее время. Да и теперь, если ближе всмотреться в жизнь, мы увидим, что наибольший процент нервных заболеваний падает на долю сравнительно лучше обеспеченного класса общества, тогда как наименее обеспеченные классы, терпящие почти ежедневную нужду, не ведающие почти совсем никаких земных радостей и благ являются более уравновешенными в нервном отношении и более здоровыми. Сравните, например, с деревенскими поселянами нашу истощенную, слабонервную городскую интеллигенцию: там – сила и здоровье, a здесь – малокровие, худосочие, нервность и проч. Что же помогало и помогает этим несчастным людям мужественно переносить все невзгоды житейские и не только от этого не слабеть духом, а становиться еще более духовно – крепкими и здоровыми, способными иногда даже на подвиг?

Помогала глубокая вера в Бога и присутствие в душе их идеала Христова, a вместе с Ним христианского воззрения на жизнь и отношения к несчастьям земной жизни.

Истинный христианин смотрит на здешнюю земную жизнь, как на краткий период общего существования, данный человеку Богом не для того, чтобы возможно больше насладиться всеми радостями земными, а чтобы, принимая с благодарением все то, что посылает Бог на долю каждого, подготовить себя, сделать себя достойным благ другой, загробной жизни, «идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная». На земные несчастья такой человек смотрит, как на «испытание», посылаемое Богом часто для блага же или для исправления человека, с надеждою, что в следствии благости и милосердия Создателя, за ними непременно явятся светлые дни, если не в этой жизни, то в будущей. Он даже боится слишком большого счастья, ибо знает, что оно часто ведёт к пороку. «Вот горе, что горевать не о чем», говорит русская пословица. Даже сама смерть не представляется страшной, ибо такой человек смотрит на нее, как только на переход к иной жизни, за которой последует всеобщее воскресение. «Верно слово: – если мы с Ним умерли, то с Ним и оживём, если терпим, то с Ним и царствовать будем; если отречемся, и Он отречется от нас», – говорит ап. Павел (2Тим.2:11–12). «Только бы не пострадал кто из вас, как убийца или вор, или злодей, или посягающий на чужое; а если как христианин, то не стыдись, но прославляй Бога за такую участь», – поучает апостол Петр (1Пет.4:15–16). Такой взгляд на жизнь имели прежние христиане, такой взгляд (хотя не в целом, а в известной части, не в форме философских определений, но в общем жизненном отношении) на жизнь имеет и теперь лучшая часть крестьянства и бедного люда вообще. Посмотрите, с каким философским спокойствием они, напр., умирают! В этом-то миросозерцании прежний человек и современный простолюдин черпает духовную силу; этот взгляд служит для него и утешителем, и наставником, и целителем его душевных недугов. В нем заключается причина его нервного здоровья. Если по немощи человеческой и является на время ропот, уныние или тоска, эти первые источники нервного расстройства, – то такой человек прибегает к Богу, идет в церковь молиться; и молитва, вызывая в нем известные чувствования и мысли, подкрепляет его поколебавшуюся веру в милосердие и благость Божью и возвращает ему вновь прежнюю бодрость духа.

Не так смотрит на жизнь и относится к ней современный интеллигент и «полуинтеллигент», зараженный современным неверием и индифферентизмом в душе которого воспитывался не христианский идеал, как его понимали прежде, а иной идеал, созданный современной цивилизацией, «мудростью», и в некоторых частях своих прямо противоположный идеалу христианскому. «Мой Коля будет инженер», говорит своему 5-ти летнему ребенку современная мать, гладя его по курчавой, невинной, но восприимчивой головке. «Бога нет», – безапелляционно заявляет гимназист шестого класса, начитавшийся популярных статей Писарева о дарвинизме, позитивизме и т. п. «Жизнь дана для наслаждений», философствует 18 летняя юница, остригшая себе волосы в знак независимости и равноправности с мужчиной и успевшая уже вкусить различного рода «земных наслаждений» в слишком достаточном для неё возраста, количестве. «Это не человек, а тряпка без самолюбия». «Задеть себя я не позволю» и т. п., слышится на каждом шагу, свидетельствуя, что принцип христианского всепрощения еще очень слабо развит в современном обществе, что кротость и смирение ставятся ниже гордости и самолюбия, которые не считаются величайшими из грехов и пороков, а необходимым атрибутом каждого «порядочного» человека. «Не могу, не могу и не могу,» беспрестанно повторяет современная слабонервная барыня, долечившаяся до полной невозможности понять, что средство против ее вечного «не могу» находится в ней самой, в ее воле и разуме, а не с тех пузырьках, которых она уже выпила несколько сот и которые, быть может, еще более расслабляют ее волю и помрачают разум. Вступая с подобными взглядами в жизнь, современный человек очень скоро принужден бывает разочароваться во всем.

Большинство Коленек и Васенек, которых современный маменьки прочили в инженеры, один по малоуспешности, другой по недостаточному благонравию, дурному поведению не проходят даже всего курса средних учебных заведений, а будучи принуждены оставить их, делаются мелкими чиновниками, приказчиками и т. п., недовольными, в силу прежнего воспитания, своим жизненным положением, многие из достигших после огромных трудов и усилий вожделенного, сделавшись инженерами, докторами, адвокатами и т. п., опять-таки попадают в конце концов в разряды «недовольных», отчасти в следствии того, что не по своим способностям «дерево зарубили» и надорвались, а отчасти в следствии чрезмерного честолюбия, развитого современным воспитанием непропорционально духовным дарованиям, которое делает человека вечно к чему-то стремящимся и вечно недовольным своим положением (о том, как прежде смотрели на это, см. 1Тим.6:6–12). Отсутствие веры в Бога, в загробную жизнь и вечное воскресение делает саму жизнь лишенной всякого смысла. «Для чего я живу», недовольно задает себе вопрос прежний гимназист, достигший 25-ти летнего возраста, и, не будучи в состоянии дать на него ответа, погружается в порок, или впадает в уныние, или кончает «глупую» жизнь самоубийством.

Взгляд на жизнь, как на наслаждение, быстро приводит к разочарованию, отчасти в следствии того, что сами земные наслаждения оказываются обоюдоострыми, иногда даже с очень большими колючими шипами, а главное в силу того, что совсем не в нашей власти ими пользоваться; ты хочешь наслаждаться, а жизнь тебе даёт одни горечи и удары; ты хочешь быть богатым, – достиг богатства, – теряешь здоровье; ты хочешь любить, наслаждаться, а неумолимая смерть вдруг безвременно сводит в могилу любимого тобою человека, или по другим каким-либо причинам ты его лишаешься и т. д., и, таким образом, наслаждение превращается в несчастье, и в душе такого человека ничего не остается, – одно разочарование и подавляющая душевная пустота. Принцип «задеть мою амбицию я не позволю вам» ведёт к вечной борьбе, вечным столкновениям, разрушает дружбу и любовь и в конце концов лишает такого человека навсегда душевного покоя, а потом и здоровья вообще. Таким образом, мы видим, что современное антихристианское воззрение на жизнь может дать только подобие, призрак счастья и приводит к неизбежному разочарованию, за которым следует раздражение, уныние, тоска, приводящая в конце концов к нервному расстройству, начиная от простой, встречающейся на каждом шагу неуравновешенности и нервности до тяжёлых душевных расстройств включительно. Бедный человек! Вместо того, чтобы сказать ему: «вдумайся в причины твоей нервности, наполни верою и упованием на Бога свою душевную пустоту, выработай иное отношение к жизни со всеми ее горестями и радостями и т. д.», ему говорят «ты болен, иди и лечись», и вот несчастный бежит или едет к докторам, у них искать спасения от своего душевного недуга. Здесь вопрос решается по большей части очень просто: произносится слово «неврастения», всеобъемлющее слово, хотя и ничего определенно не выражающее (а больной думает, что поняли его болезнь), и начинается обычное лечение обтираниями, обливаниями и т. д., а внутрь – неизменный, одуряющий бромистый натрий по новейшей системе в больших дозах. И что же? В результате иногда ухудшение, иногда временное улучшение, а потом опять то же самое, та же самая нервность, не уравновешенность. Я, по крайней мере, из своей 10-ти летней практики не знаю ни одного случая, где бы это шаблонное лечение дало прочные положительные результаты, излечило бы нервность, – устраняются разве только некоторые симптомы. Даже дорогостоящее лечение на курортах только на время дает облегчение, пока человек живет в искусственной обстановке и не приходит в соприкосновение с жизнью; но так ведь жить нельзя; с курорта человек в конце концов должен уехать, вступить в прежнюю жизнь, отношение к жизненным фактам осталось прежнее, душа тоже ничем не наполнилась, и вот с первого же месяца начинается старая история, раздражение, уныние, и прочие нервные симптомы возвращаются.

Так идёт обыкновенно несколько лет (иногда всю жизнь), до тех пор, пока наконец измученный человек не поймёт, что нервное «не могу» есть только относительное «не могу», которое под влиянием различного рода факторов легко превращается самим человеком в «могу». В самом деле, если вы страдаете пороком сердца, то вы ни при каких условиях не можете без одышки влезть на высокую гору; если у вас сильный катар желудка, то после принятия грубой, раздражающей пищи вас вырвет, где бы вы ни находились, чем бы вы ни были заняты; это «не могу» абсолютное; совсем другое – нервное «не могу». Самый раздражительный человек, застигнутый во время семейной сцены, например, посторонним, мало знакомым человеком, быстро сдерживает себя, превращает «не могу» в «могу». Не терпящий возражений от своих подчиненных вследствие нервности – изображает из себя кроткого агнца, когда его самого пробирает начальство и т. д. и т. д. Словом, различного рода воздействие: стыд перед людьми, опасение за свое служебное положение, страстная любовь и т. п. легко превращают нервное «не могу» в «могу». Значит, в нас самих есть всегда тот рычаг, которым мы можем себя перевернуть, только надо захотеть им воспользоваться и не выпускать его из рук. И вот только тогда, когда измученный вечным лечением и всеми другими неприятными последствиями своего недуга, человек поймёт это, поймёт, что средство против нервности в нем самом, а не в тех многочисленных пузырьках, которые он прежде опустошал в изобилии и без пользы, только тогда, бросив всякое лечение, он, наконец, достигает часто с помощью Божией мало-помалу или полного, или, по крайней мере, относительного, но за то прочного выздоровления. «Все это очень хорошо», – скажут мне, – «но где взять веру, если ее нет в сердце твоем?» О, неверующие! На чем основано неверие ваше? На недомыслии и на увлечении соблазнительными теориями человеческими. Но ведь теория, по самому определению, не есть непреложная истина – достоверность, а только известное предположение ума человеческого, объясняющее наиболее удовлетворительно для данного времени известную группу явлений. Пройдут года, явятся новые мыслители, откроются или, вернее, обратят внимание на новые факты, и прежняя теория рассеивается, как дым, уступая место новому человеческому предположению. Тысячу примеров мы можем найти в истории наук, как известная теория, очень долгое время удовлетворявшая умы человеческие с течением веков не только уступала место другим, иногда прямо противоположным воззрениями, но и предавалась полному забвению. Это особенно относится к теориям биологических наук, самые догматы, основные положения которых часто допускают двоякое толкование и во всяком случае далеко не имеют ясности и очевидности, например, математических аксиом. «Несокрушимая теория или теория, близкая к пределу несокрушимости, – говорит Карпентер в своей весьма интересной статье “Современная наука”, – в сущности есть такая же нелепость, как и несокрушимая броня. Против данных ядер всегда можно найти достаточную броню; но против данной брони всегда можно найти такие ядра, которые ее сокрушат».

Возьмем для примера теорию Дарвина, столь многих соблазнившую и до сих пор еще соблазняющую. Дарвинисты говорят: мы открыли два великих фактора в природе – закон борьбы за существование и закон естественного подбора, которые проливают свет на тайну мироздания и во всяком случае естественно и просто объясняют всю красоту и удивительную целесообразность видимого мира, заставлявшую прежнего человека видеть во всем этом какое-то чудо и преклоняться перед ним. Но так ли это? Объяснили ли вы три основные великие чуда, – это 1) появление материи, 2) появление жизни и 3) появление разумного существа среди бессловесных. Первый вопрос вы даже не затрагиваете, принимая материю, как нечто вечно существующее. Что касается второго чуда появления жизни, то здесь опять мы не находим в вашей теории ответа. Непроходимая пропасть, отделяющая живой мир от мира неодушевленного, нисколько не сделалась менее глубокой от Дарвиновской теории. Переход от материи к жизни вами не найден. Что общего между комком мертвого белка и живой, организованной клеточкой. Там, в первом, – вечный покой, здесь – жизнь, вечное движение.

Мы можем, правда, заставить атомы материи двигаться, соединяться в более сложные тела до белков включительно, но сделайте, чтобы этот белок сам превратился в химическую лабораторию, сам стал вырабатывать в себе силу и притом силу разумную, дающую движение разумное, целесообразное, направленное к поддержанию индивидуума и потомства. Это человеку невозможно; здесь необходимо допустить присутствие особой разумной силы. Вы отрицаете качественную разницу, разницу по «существу» между животными и человеком, а признаете только разницу количественную; смотрите на человека, как только на высшее по организации животное (homo), и ищете и надеетесь найти со временем переходные формы между высокоорганизованными животными и человеком. Вы говорите, между высшими обезьянами и первобытным дикарем больше сходства, чем между тем же дикарем и современным европейцем. Но так ли это? Если бы это было верно, то вполне естественно и логично было бы изменить существующую классификацию и отнести некоторые наиболее дикие народы к роду обезьян, а не к роду homo – человек. Однако это, кажется, не приходило в голову ни одному естествоиспытателю; очевидно, следовательно, что в этом рассуждении взять какой-нибудь несущественный признак, только внешнее сходство; существенным же признаком, отличающим каждого самого дикого человека от самого совершенного животного, является присутствие в человеке особого духовного начала, которое проявляется тремя признаками – религией, философией и нравственностью – альтруизмом. Эта разница качественная, существенная, и никакие переходные формы здесь немыслимы. Найдите мне животное с религией и народ без религии. Не найдете, точно также, как не найдете животное, способное любить своего врага, не того человека, который его кормит, но который его бьет. Диогены тоже мыслимы только в человечестве. Вы объяснили будто бы целесообразность в организованной живой природе, но как объяснить эту удивительную целесообразность в неорганизованной природе? Как объяснить, что одна только вода, вопреки общему для всех тел закону, от холода не сжимается, а расширяется, и что было бы, если бы это было бы иначе? Это исключение из общего закона, имеющее столь громадное значение в жизни мира, необыкновенно целесообразное, так и остается чудом, необъяснимым никакими человеческими теориями.

Открытые Дарвином законы имеют место в природе, но их значение очень ограниченное, частное, а отнюдь не то общее, какое хотели им придать. Сам Дарвин, по-видимому, вначале сознавал это и назвал свою теорию скромным названием «теория происхождения видов», а не родов и классов, т. е. теорией, объясняющей происхождение пород, но потом уже последователи этой теории, отчасти и он сам, по свойственной человеку способности увлекаться своими открытиями, увлекся и без достаточных оснований слишком смело обобщил частный, сравнительно мало значащий факт. Это теперь сознается уже многими мыслителями (Гартман, Соловьев и Толстой) и натуралистами. Очень поучительной и назидательной в этом отношении является вышеупомянутая статья Эд. Карпентера «О современной науке», удостоившаяся предисловия Л. Н. Толстого разделяющего взгляды автора на науку, к которой я и позволю теперь обратиться.

В этой статье Карпентер доказывает, что ни астрономия, ни физика, ни химия, ни биология, ни социология, не дают нам истинного знания действительности, что все законы, открываемые этими науками, суть только обобщения, имеющие приблизительное – и только при незнании и игнорировании других условий – значение законов, и что даже и законы эти кажутся нам законами только потому, что мы открываем их в той области, которая так удалена от нас по времени и пространству, что мы не можем видеть несоответствия этих законов с действительностью. Вот, что мы в этой статье читаем: «надо признаться, что теперь после пятидесятилетнего расцвета науки, не смотря на поклонения, ею вызываемые, и на упование, что наконец-то старый коварный мир попадется в ее тщательно расставленные сети, именно теперь наука почти во всех своих отраслях заблудилась в безвыходном лабиринте; наука потерпела неудачу, потому, что она пыталась все исследования природы обосновать исключительно на почве рассудка, пренебрегая остальными основными задачами, необходимо входящими в нее. Она потерпела неудачу, потому что предприняла невозможную задачу, ибо найти и точно обосновать рассудочное изображение мироздания просто невозможно, – такое ограничение достоверности науки признано большинством мыслителей, занимавшихся этим вопросом». О теории Дарвина он выражается так: «безнадежная недостаточность Дарвиновой теории выживания наиболее приспособленных особей»... и т. д. и заканчивает свою статью следующими словами: «может быть, в один прекрасный день будут завершены те яркие облачения, в которые драпируется современная научная теория (имеющая ту особенность, что только ученые могут их видеть), и когда, как ожидается, человечество будет торжественно шествовать в этом новом облачении на удивление всей вселенной, какой-нибудь ребенок, как в Андерсеновской сказке о новом царском платье, вдруг с порога своего дома закричит: “да на нем нет ничего”, и среди некоторого общего смущения все увидят, что ребенок был прав» (статья Карпентера: «Современная наука», – соч. гр. Л. Н. Толстого т. XV). Пора оставить это помрачающее увлечение опытной наукой, пора отвести ей истинное место среди человеческих знаний, пора понять, что она изучает только механизм явлений и ни на йоту не осветила нам сущности явлений. Постигнув механизм явления, она может нам его воспроизвести, и этим нас поражает и ослепляет, но сущность явлений, мировые вопросы остаются по-прежнему ею неразрешенными. Возьмем, напр., физику, – ее учение о свете. Пока она изучает механизм этого явления, законы распространения света и проч., она остается строго позитивной, но лишь только она вздумает заглянуть поглубже, узнать, в чем сущность света, она должна допустить, что все мировое пространство наполнено особой невесомой, не ощущаемой материей – световым эфиром, который мы можем познать только путем отвлеченного мышления, т. е. что в природе, кроме видимого и ощущаемого, существуют еще, так сказать, «вещества невещественные», которые мы постигаем путем отвлеченного мышления. Если сущность таких сравнительно простых явлений, как свет, современная наука не может объяснить без допущения «вещества невещественного», то что говорить о сущности таких сложных явлений, как явления биологические и др.

Теперь перейдем к положительным доказательствам. Возьмем пророчества. Может ли просто человеческий ум предсказать за несколько столетий какое-либо историческое событие со всеми его подробностями, как это предсказано в пророчествах о всей жизни Иисуса Христа, о судьбе еврейского народа, о судьбе различных древних городов и т. п.?! «Да... но это все так кажется лишь в том случае, если мы изучаем пророчества в славянском переводе, если же прочесть их в подлиннике, то никаких пророчеств не окажется», возражал мне один современный скептик. Странное возражение! Еврейский народ уж, наверное, знает пророчества не из перевода 70-ти толковников, но он твердо верит в них, твердо верит в пришествие Мессии на основании пророчеств; только по понятным причинам (гордость и тщеславие фарисеев помрачили их разумение) утверждает, что Он еще не пришел, что не Тот... Апостолы и евангелисты и вообще писатели первых веков наверное тоже изучали пророчества не по переводам, а в подлиннике, однако это не мешало им утверждать то же, что утверждает Православная Церковь.

Что касается другого, сходного с предыдущим возражения, что каждое пророчество может иметь два толкования, то, конечно, ум человеческий очень гибок и изворотлив, особенно на злое, и всегда может придумать какое-либо объяснение каждому явлению, каждому событию, противоположное общепринятому. Но именно в пророчествах встречаются столь определенные места, которые при всей изворотливости ума человеческого едва ли могут иметь два объяснения. Возьмем, напр., пророчества о времени пришествия Спасителя; не даром весь мир почти, как гласит история, ждала пришествия Мессии именно около того времени, когда родился Христос. А главное, это возражение применимо только к отдельным пророчествам, если же взять их во всей их совокупности, то мы увидим, что тут никаких других толкований немыслимо допустить, кроме общепринятого.

В этом отношении очень поучительна книга Кейта: «Доказательства истинности христианской веры, основанного на пророчествах»; в этой книге, кроме пророчеств о пришествии Мессии и т. п., рассматриваются еще пророчества, касающиеся судьбы различных народов и древних городов, причем путём сопоставления их с исследованиями новейших путешественников доказывается, что все пророчества этого рода исполнились с буквальною точностью, в роде того, напр., как исполнилось пророчество Христа о разрушении Иерусалима и иерусалимского храма. «Не останется камня на камне» (Лк.21:6), – сказал Иисус Христос, и действительно, история гласит, что император Адриан в конце концов, после нескольких попыток евреев восстановить город, велел вспахать, пройти плугом все то место, где был древний город, в знак совершенного уничтожения города, основав на развалинах римскую колонную «Элия Капитолина».

Как бы сознавая всю недостаточность приведенных возражений, некоторые из современных скептиков говорят еще, что некая шайка обманщиков, в течении целых веков морочащая глупое человечество, составила это пророчество уже после совершившихся событий. Но как могли тогда ими пользоваться писатели первого века, напр., апостол Матфей, написавший свое Евангелие 7 лет спустя после Воскресения Христова, а главное, как они могли попасть в еврейский подлинник. Все это не возражения, а только тенденциозные ухищрения, могущие многих соблазнить, но никого убедить.

A откровения? Напр., откровение апостолу Павлу, о котором он сам лично рассказывает в различных местах своих посланий, и которое произвело такой страшный переворот в его убеждениях и жизни. Тысячи еще подобных откровений написаны и переданы потомству различными лицами, вполне заслуживающими всякого доверия, мало того, лицами святыми, т. е. настолько высоко стоящими в нравственном отношении, что всякая ложь в их устах является немыслимой, невозможной. Вспомним откровение Августину Блаженному, Ефрему Сирину и многим другим святым. Уже одних этих фактов – пророчества и откровения, казалось бы, было достаточно, чтобы убедить каждого неверующего в том, что Бог не только существует, но что Он – Сила живая, разумная, действующая, а не какое-то безличное «начало всех начал».

A евангельские события, засвидетельствованные пером и кровью четырех евангелистов, учеников Христа и очевидцев всего описанного! Здесь скептики опять указывают на вышеупомянутую шайку мировых обманщиков. Но ведь лгать можно ради корысти, ради славы, просто из любви к этому искусству, но за ложь лишить себя всех земных благ, предать себя гонениям и мучениям, идти с радостью на крест и эшафот – противно природе человеческой.

А вся духовная жизнь человека, которая есть вечная борьба двух начал – доброго и злого! Откуда сие? Откуда зло, и откуда добро? Это не праздный вопрос, а вопрос, занимавший умы великих людей и философов. Этим вопросом интересовался наш великий философ и мыслитель Вл. Соловьев, и путем философских соображений пришел к тому заключению, что зло и добро не есть только идея, понятие, а есть реальная сила, действующая вне нас. – Такого же воззрения держится на этот предмет и Православная Церковь (см, «Три разговора» Вл. Соловьева).

А вся наша внешняя жизнь разве не есть вечное чудо, ряд необъяснимых явлений и фактов? Сегодня ты богат и славен, завтра – сгорело все твое имущество, и ты стал нищ и жалок. Сегодня ты здоров и крепок, поражаешь всех своим умом и красотой, – завтра лопается у тебя какая-нибудь глупая кровеносная жилка, или попадает в тебя какой-нибудь злокачественный микроб, и ты лежишь уже на столе «бесславен и безобразен», или на всю жизнь делаешься калекой, уродом (см.: Лк.12:16–21). Откуда сие? Как, зачем, почему? – Спрашиваем мы невольно себя и, не будучи в состоянии, дать себе определенного ответа, говорим: «так решила судьба», тем самым признавая и Бога, и Промысл Его.

С узкой, земной, современной точки зрения многое здесь может показаться простой случайностью, действием неразумной, «слепой судьбы», но посмотрите на все это глубже с другой, более широкой точки зрения, обнимающей не одну только нашу земную жизнь, и вы ясно усмотрите тут во многом руку всемогущего и премудрого Создателя.

A нетленные тела святых угодников Божьих! А масса чудесных исцелений, проистекающих и по сие время от них и от чудотворных икон (см. многочисленные описания), и другие свидетельства милости и благодати Божьей! Отрицание всего этого голословно, основано не на серьезном изучении вопроса, а на том только, что признание этого противоречит господствующему материалистическому общему мировоззрению, истинность которого, однако никем не доказана. Вот несколько книжек, наполненных описаниями подобных исцелений; некоторые из этих описаний производят неотразимое впечатление. Возьмем, напр., факт исцеления сына старшего врача Волховского полка Матвеева от тяжелого дифтерита, засвидетельствованный особой комиссией и описанный в статье об открытии мощей св. Феодосия Углицкого («Прав. Вестник» 1896 г. 30 и 31 Июля). Мальчик был при смерти, сыворотки тогда еще не было. Вот как сообщает об этом отец самого больного, врач: «Лицо и шея представляли одну бесформенную массу. Истощение тела достигло высшей степени, несмотря на хорошее питание. Сердце слабо билось. Все разнообразные медицинские средства не приносили никакой пользы. Тогда я, посоветовавшись с товарищем, доктором Рыбальским, лечившим больного совместно со мной, пришел к заключению, что надежды на выздоровление нет никакой, о чем и объявил жене. В отчаянии мать пошла в собор, где ей дали пелену от святителя Феодосия Углицкого. По возвращении ее домой, мы возложили на голову младенца пелену, которую он облобызал. Минут через 10 больной попросил посадить его в постель поиграть. С этого дня началось медленное поправление здоровья сына, окончившееся полным выздоровлением. Твердо верю и убежден, что выздоровление моего сына Виктора произошло только чудотворением от мощей и по молитвам преосвященного Феодосия Углицкого, архиепископа Черниговского»!

Ведь все это игнорировать или объяснить словами: враки, случайность, совпадение и т. п., или придумать для объяснения какое-нибудь хитрое словечко, ничего, однако в сущности не объясняющее, вроде «нервное», «гипноз», «психоз» и т. п., ведь по меньшей мере легкомысленно.

Здесь мне невольно припоминается один факт, имевший место в Москве года 4 тому назад, известный из газет, вероятно, всей читающей России. Я говорю о чудесном исцелении благодатью Божьей одного из доцентов московского университета от сикоза бороды – особой болезни кожи. Болезнь эта есть воспаление кожных мешочков, заключающих в себе корни волос, и всегда считалась болезнь паразитарного происхождения, т. е. зависящей от проникновения в волосяные мешочки особых микробов; о том, чтобы болезнь эта имела связь с расстройством нервной системы, никому и в голову никогда не приходило. Так, вот вышеупомянутый приват-доцент, известный всему московскому ученому миру, в течении продолжительного времени тщетно лечившийся у всех русских и заграничных знаменитостей (Kaposi в Вене) от своей мучительной болезни, наконец, измученный, разочарованный идет по совету кого-то к простой женщине, которая предлагает прийти с ней вместе на другой день в Храм Спасителя и помолиться. Больной в точности исполняет сказанное, и болезнь чуть ли не на другой день бесследно исчезает. Все это случилось на глазах московского ученого мира; обычное в подобных случаях отрицание, недоверие к самому факту («что-нибудь да не так») было невозможно; факт установлен твердо, надо было его так или иначе объяснить, и вот собирается по этому поводу заседание общества невропатологов и психиатров. Здесь все объяснили двумя словами «нервное» и «гипноз». Решили, что и сикоз может быть на нервной почве, а раз нервы, то всякое излечение может быть объяснено гипнозом. Только вот в чем дело: во всей медицинской литературе нет ни одного случая, где бы сикоз – воспаление волосяных мешочков – был излечен гипнозом, даже самых известных гипнотизеров. Да, наконец у того же приват-доцента болезнь через некоторое время открылась вновь, вероятно, потому, что вместо уверования и благодарения он начал сомневаться, и человеческий гипноз оказался совершенно бессильным.

Конечно, если так относиться к фактам, то не может быть и речи о чудесных исцелениях: все «нервное», все «гипноз» – нервная чахотка, нервный рак, нервный ревматизм, нервный катар желудка и т. д.

Но немногие из современных неверующих, конечно, обдумывали и изучали все те основания, на которых зиждется вера; большинство просто увлечено общим потоком неверия и ослеплено авторитетами Дарвина, Ренана и авторитетом представителей современной интеллигенции. Для этих я укажу на авторитет известного и великого мыслителя, поэта и философа Владимира Соловьева. Обширная эрудиция, совершенное знание всей современной научной мудрости, прекрасное знание иностранных языков и, между прочим, древнееврейского, в связи с выдающимся природным умом, не помешали, однако, этому человеку остаться глубоко и истинно верующим христианином, признавать все основные догматы православной Церкви и доказывать, что Воскресение Христово есть не только истина веры, но и истина разума.

«Воскресение Христово есть торжество разума в мире. Оно есть чудо лишь в том смысле, в каком первое новое проявление чего-нибудь, как необычное, непостижимое, удивляет или заставляет чудиться. Если мы, забыв о результатах всемирного процесса в его целом, будем только следить за различными новыми его проявлениями, то каждое из них представится чудом. Как появление первого живого организма среди неорганической природы, как затем появление первого разумного существа над царством бессловесных, было чудом, так и появление первого, всецело духовного, и потому не подлежащая смерти человека, – первенца от мертвых – было чудом. Если чудесами были предварительные победы жизни над смертью, то чудом должно признать и победу окончательную. Но то, что представляется, как “чудо”, понимается нами, как совершенно естественное, необходимое и разумное событие. Воскресение Христово – истина всецелая, полная – не только истина веры, но, главное, и истина разума. Если бы Христос не воскрес, если бы Каиафа оказался правым, а Ирод и Пилат мудрыми, мир оказался бы бессмыслицей, царством зла обмана и смерти».

Вот что говорит наш великий философ на 246 странице своего предсмертного произведения «Три разговора».

Беда вся в том, что мы слишком много заботимся о развитии наших внешних чувств от зрения до вкуса включительно, и слишком мало о развитии умозрения («очи мысленная», «ум и очи сердечная, яже ко спасению», как оно называется в молитвах), данного человеку Богом для познания великих философских истин.

Но простите за это невольное отступление, и перейдем снова к оставленному нами вопросу: откуда взять веру, если нет ее в сердце нашем, как воспитать в себе христианский взгляд и отношение к жизни.

В том, что вера в нас очень слаба, что отношение к жизни самое невозможное, конечно, более всего виновато наше воспитание; но каждый взрослый человек может перевоспитать себя и выработать правильный христианский взгляд на жизнь, если будет пользоваться средствами, указанными для этого Церковью. Из средств этих самым главным служит молитва. Совсем неверующих мало, большинство маловерных; вот с этим то зерном веры приступите к молитве, – и вы скоро почувствуете, что зерно это начинает прозябать, через некоторое время оно уже дает росток, из которого течением времени вырастет могучее дерево, под сенью которого легко и приятно будет отдыхать от тяжелого зноя человеческих страстей и от бури житейских непогод, а в свое время пожнете и плод.

Начните только молиться, и вера сама придет к вам, а если она была слаба, то укрепится и мало-помалу постепенно изменится отношение к жизни. Молитва будет отвлекать вас хоть на время от обычных житейских мыслей и интересов; пригвоздить ум к небесному; заставит невольно думать о том, о чем прежде вы вовсе почти и не думали, заставит вас многое почувствовать и, с помощью благодати Божьей, изменить ваш прежний образ мыслей, создаст веру и стремление к христианскому идеалу. Исцеляя почти, наверное, от тяжкого и печального по своим последствиям духовного недуга маловерия, молитва, соединенная со строгим подчинением церковному режиму, может нам очень много помочь и при телесных наших недугах. Мы видели, насколько полезна молитва, соединенная с упованием и верой в Бога при некоторых нервных состояниях, в основе которых лежит душевная пустота и слабость воли. В настоящее время в подобных случаях в медицине все чаще и чаще начинают прибегать к лечению, заключающемуся в удалении от домашней обстановки, от семьи и помещения больного в специальное лечебное заведение на более или менее продолжительное время, 4–6 месяцев.

Главными моментами в этом лечении признаются: 1) психическое воздействие врача, который при ежедневном посещении больного старается, так сказать, его перевоспитать, создать у него иной взгляд на болезнь и иное отношение к жизни и 2) необходимость подчиниться известному больничному режиму, что является моментом, стимулирующим ослабленную волю. Результат получается лучший, чем от обычного вышеупомянутого шаблона, но, к сожалению, непрочный: 4–6-ти месячного влияния врача оказывается обыкновенно недостаточно, чтобы перевоспитать больного; отношение к жизни, взгляды на жизнь остаются прежние, и, по возвращении в прежнюю обстановку, снова мало-помалу развивается прежняя нервность, неуравновешенность, расслабление душевное и телесное. К тому же способ этот доступен немногим.

Вера создает те же условия в домашней обстановке; упование на Бога (с ее страхом прогневить Бога), истинная любовь к Богу лучше всякого врача и наставника могут оказывать психическое воздействие на человека, воздействовать на его волю с тем большей силой, чем сильнее эти чувства развиты в душе человека. А в подчинении режиму, который устанавливает Церковь для каждого принадлежащего к ней члена, заключается вполне достаточный источник для постоянного, каждодневного, ежечасного стимулирования ослабленной воли неврастеников. И действительно, жизнь указывает нам многочисленные примеры, где человек нервный, несколько лет лечившийся без всякого результата, быстро достигаете полного или, по крайней мере, относительного, но зато прочного выздоровления после того как, бросив всякое прежнее лечение, обращается к Богу и начинает жить по правилам Церкви. Я, по крайней мере, знаю несколько таких примеров; думаю, что и всякому другому их немало известно. И при других нервных недугах значение вышеприведенных факторов немаловажно. Возьмем, напр., пресловутое мозговое переутомление, которому отводится современной медициной видное место в ряду прочих причин современной нервности. Оказывается, что усиленная работа сама по себе редко вызывает стойкую нервную болезнь, а опасна только тогда, когда соединяется с пороком и страстями человеческими (излишества, онанизм и проч.).

Вот что по этому поводу говорит проф. Штрюмпель. «При неврастении, по преимуществу церебральной, главную роль играет умственное переутомление, особенно если оно соединено с психическим возбуждением. Мы видим, поэтому, что к истощению нервной системы, составляющему сущность неврастении, ведет главным образом умственная работа людей, смелые спекуляции которых сопровождаются волнениями страха и надежд, далее, умственное напряжение политика, постоянно волнующегося страстной борьбой партий, наконец, усилия ума тех художников и ученых, неутомимое честолюбие которых побуждает их не отставать в конкуренции».

Отсюда следует, что вера и проистекающее из нее отношение к жизни, к богатству, славе, честолюбию и т. п. является и здесь могучим профилактическим средством.

Обращаясь теперь от нервной неуравновешенности, неврастении, истерии и т. п. к болезням органическим, как-то болезни лёгких, сердца, желудка, печени и проч., мы увидим, что каждый подобный трудный больной является по большей части в то же время и неврастеником. Большинство жалоб и симптомов таких больных, начиная от подавленного душевного настроения, обусловливаются не самою болезнью, a тем психическим состоянием, которое производит в человеке болезнь. Участливое отношение, умело сказанное слово утешения быстро устраняет целый ряд мучащих больного симптомов. Упование на Бога, взгляд на смерть, как на переход только к иной, быть может, лучшей жизни и другие религиозные воззрения являются лучшим утешением, лучшим врачебным средством для каждого такого, часто неизлечимого больного.

Да, в тихом пристанище Христовом можно с пороком сердца, со всякою другою болезнью и лучше себя чувствовать, и дольше прожить, чем с здоровым сердцем и легкими, вечно носясь по волнующемуся страстями человеческими морю житейскому «с кораблем, потопляемым грехами»! Замечательно, что силу веры и молитвы при исцелении болезней начинают ценить и в специально медицинских кружках заграницей. Существуют уже такие больницы, так называемый «христианский санаторий», в которых излечение болезней ведется не только просто медицинским путем, но и поддерживанием здорового молитвенного настроения в болящих со стороны пасторов, и этим путем достигаются результаты, которых не в состоянии была бы достигнуть одна медицинская наука (см.: Lemme. Die Macht des Gebets mit besonderer Beziehung auf Krankheilung. – Лемме. Сила молитвы, особенно в отношении излечения больных). Доктор Э. Лоран недавно издал книгу под заглавием «Медицина души», в которой доказывает, что молитва есть великое целебное средство при всех болезнях тела и души.

О влиянии молитвы на настроение, особенно молитвы общественной в храме, говорилось достаточно в первой главе.

Итак, резюмируя все сказанное, мы приходим к следующему заключению:

Одна из важных причин современной чуть не поголовной нервности есть маловерие. Для успешной борьбы с нервностью надо удовлетворить прежде всего следующим двум требованиям: 1) укрепить веру в Бога и 2) воспитать в душе человека христианский идеал и христианское отношение к жизни.

Лучшим предупреждающим средством является воспитание молодого поколения на строго религиозно-нравственных началах. Главной задачей воспитания (в семье и школе) должно составлять стремление воспитать в душе ребенка страх Божий и истинную любовь к Богу. При развившейся уже болезни лучшим средством является молитва.

Необходимо каждодневно молиться утром, вечером, читая утреннее и вечернее правило, хотя бы в несколько сокращенном виде, со вниманием, стараясь вникать в смысл каждого слова.

Кроме того, читать каждодневно те избранные места из Евангелия и Апостола, которые читаются в соответствующий день за церковной службой. Не пренебрегать общественным богослужением, а посещать храм Божий, по крайней мере, в праздничные и воскресные дни (всенощная и обедня), выбирая при этом тот храм, где служба благолепнее, а главное, где читают разборчиво и служат не торопясь; только при этих условиях может сойти в душу умиление.

Говеть по крайней мере раз в год. Соблюдать посты и все прочие постановления Церкви, памятуя, что созданы они великими людьми, понимавшими природу человека гораздо лучше, чем самые, выдающиеся современные мудрецы.

Всеми иными способами: размышлением, душеспасительной беседой, чтением творений великих отцов Церкви – стараться укрепить в себе веру, воспитать в душе своей сознание всей красоты христианского идеала и выработать христианское отношение к жизненным явлениям.

Принятие в дом икон, путешествие по св. местам и т. п. действуют в том же направлении привлекая наш ум к небесному и воспитывая в нас любовь к Богу.

Помните, что в первое время такой жизни в вас непременно с большей или меньшей силой откроется второй источник мысли, мысли дурной, противоречащей, соблазняющей, создающей целый ряд известного рода «искушений»; не надо поддаваться сему, но молиться настойчиво, с надеждой и терпением, памятуя следующие слова Спасителя из притчи о неправедном судье. «слышите, что говорит судья неправедный. Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя и медлить защищать их» (Лк.18:6–7).

Еще два слова. Когда статья была уже написана, один мой знакомый прислал мне письменное возражение, сводящееся к следующему: «неужели все люди немощны и окаянны, и неужели среди не молящихся и не постящихся нельзя найти лиц, стоящих ближе к христианскому идеалу, чем среди молящихся». Это возражение, быть может, и теперь имеется в голове некоторых лиц.

Что все люди немощны и наклонны к злому, будет отрицать только тот разве, кто гордостью ослеплен до умо- и чувствопомрачения. Это аксиома, вытекающая из самого элементарного самоанализа. С тем, что среди не молящихся можно найти лиц сравнительно высоконравственных, согласен, хотя с некоторой оговоркой. Не всякий, говорящий о пользе ближнего и не всякий творящий даже полезные для ближнего дела, есть истинно хороший человек в христианском значении этого слова. Важно знать, из каких побуждений добро это исходит, – из альтруистических или эгоистических побуждений, от доброты душевной или от гордости и тщеславия, или же является продуктом известной хорошо оплачиваемой профессии и только.

Согласие мое, однако нисколько не умаляет всего написанного мною о молитве и посте. Жизнь человеческая очень сложное явление; указанные средства являются только одним из факторов, воздействующих на душу и тело человека. Другим немаловажным фактором являются, напр., природные дарования. Не подлежит сомнению, что не все люди от природы наделены одинаковыми дарованиями; одному дан один талант, другому два, третьему пять, четвертому – десять. Дело все в том, что, не пользуясь средствами, указанными Церковью для нравственного усовершенствования, легко потерять и то, что имеешь; при пользовании же ими, имеющий один талант удвоит его, имеющий два учетверит, а имеющий 10 достигнет наиболее высокого нравственного совершенства.

Нижний-Новгород

Врач С. Апраксин