Догмат и этика

Замечание о современном антидогматизме. Связь его с современными течениями западноевропейской мысли. Психологическое опровержение антидогматизма. Основы для христианского догмата о творении в учении Христа Спасителя. Выяснение связи догмата о творении мира и человека с нравственною жизнью

Наше время справедливо почитается временем упадка высших духовных стремлений в жизни. Материальные интересы и практические расчёты, по-видимому всецело овладевают вниманием современного человека. Правда, мы наблюдаем и некоторое духовное пробуждение, интерес к религиозным вопросам, но и здесь практическое направление положило свой довольно ясный отпечаток.

Люди интересуются опять-таки и здесь вопросами практического характера, о браке, но до христианских догматов, до основных начал христианства, которые единственно и могут служить первоисточным пунктом и гарантией правильного решения религиозных вопросов, им мало дела. Тут сказывается влияние и западной мысли. В течение истекшего века римские папы уже слишком усердно провозглашали выдуманные ими догматы. Отшатнувшиеся от католичества люди перешли к протестантству, которое, признавая свободу научных богословских исследований без подчинения авторитету церкви, в сущности ниспровергает всю догматику. Религиозный скептицизм – вот наследие западной философской мысли от католичества и неудач протестантизма. Отсюда некоторая боязнь всего философского и отрицание догматов или скептическое отношение к оным. Люди уже не так твердо, как прежде, помнят о том, что опора видимого в невидимом, материального в духовном. Поэтому, выясняя связь между догматом и нравственной жизнью, необходимо предварительно напомнить о тесной связи между явлениями в жизни мира вещественного и духовного с теми или иными законами, невидимыми силами и т. п.

Многоразличные явления мира физического, в царстве растений, животных и проч., всё это суть видимые следствия невидимых, но тем не менее действительно существующих причин – механических, физических, химических и м. б. других, еще нам неизвестных мировых сил. Значит, даже вещественный мир управляется невидимыми законами и силами и лишь благодаря этим законам и этим силам возможны правильное течение и смена тех или иных физических, химических и т. п. явлений.

Жизнь духовного мира не представляет в своих проявлениях такой строго принудительной, математически предугадываемой, измеряемой и вычисляемой последовательности, как это наблюдаем мы в мире вещественном, тем не менее и в мире невидимом, в частности, в психической жизни человека всегда существуют те или иные внутренние причины для разного рода душевных состояний, мыслей, чувствований и действий. Например, нам нужно составить суждение о каком-либо новом, незнакомом для нас предмете. Для этого мы стараемся подискать в своем уме такие представления и понятия, которые могли бы послужить основой, исходной точкой для суждений о новом, заинтересовавшем нас предмете, мы, например, сопоставляем новый незнакомый предмет с предметами нам известными и отсюда делаем заключительный вывод. Таким образом, наша мысль может более или менее правильно работать лишь тогда, когда имеются какие-либо основные понятия или представления, из которых могли бы логически проистекать дальнейшие суждения и выводы мыслящего человека, подобно тому, как для получения цветов необходимо иметь особые семена, из которых со временем возникнут прекрасные растения. Возьмем теперь другую область психической жизни – чувство. Человек, хорошо понимающий прекрасное, умеющий ценить искусство, приходит в восторг от произведений гениальных композиторов, от сонат Бетховена и проч., тогда как для необразованного простолюдина и превосходная музыкальная пьеса есть лишь простой набор звуков, а художественная статуя – отполированный кусок камня, не более. Значит, даже сердце, эта способность души, по-видимому, свободная от подчинения каким-либо отвлеченным понятиям, и она всецело управляется последними. Эти представления, эти понятия, не только влияют на наши чувства, но, можно сказать, и созидают, производят их с той или иной окраской, с тем или иным оттенком. Представим себе человека, невинно заключённого в мрачную темницу и закованного в тяжелые железные цепи. Если этому несчастному узнику совсем неведомы светлые христианские упования, если его духовный взор не способен созерцать под печальной оболочкой житейских бедствий лучезарные и любвеобильные планы благости Божией, как тогда опечален будет он своим невинным заключением в темницу и как много горьких слез прольет на её холодный пол! Но вот христианская древность представляет нам другого узника, св. апостола Павла. По интригам враждебных иудеев он схвачен, посажен в темницу и закован в тяжелые цепи, с ним поступают как со злодеем (2Тим 2, 9), но посмотрите, какая глубокая радость царит в душе св. узника!

Преизбыток сей радости как бы не может удержаться в сердце апостола, изливаясь в тех глубоко прочувствованных восторженных словах, какими обилуют послания св. апостола из темничного заключения. Читая его светлоторжественное послание к Ефесянам, трудно даже подумать с первого раза, что оно писано из темничного заключения.

Точно также наши желания и действия, управляются определенными понятиями и представлениями. Человек, не выработавший определенных принципов или правил для своей деятельности, считающий хорошим в одно время – одно, а в другое – другое, так что в любой момент его жизни нельзя наперёд сказать о нем, как он поступит, – такой человек, подобный кораблю без кормчаго, обычно не пользуется доверием и уважением со стороны окружающих его лиц. Всё это ясно говорит о необходимости особых законов или основных начал для нравственной жизни человека. Утверждать противное значило бы идти против самых очевидных фактов, представляемых жизнью.

Христианство, призывая нас к исполнению нравственного учения, возвещённого Иисусом Христом, в то же время требует от нас и веры в догматы или истины христианского учения. Св. ап. Иаков признает необходимыми для спасения как веру, так и добрые дела (Иак 2, 24). Св. апостол Павел, поучая о тесной связи веры с добродетелью, говорит, что все, что ни от веры, всякое действие человека, не стоящее в связи с верою, не озарённое и не одухотворённое живою верою в христианские истины ест грех (Рим 14, 23). Новейшие отрицатели нравственного значения догматов думают подкрепит своё отрицание ложным заявлением, будто бы в евангелии даны нам лишь нравственные требования, заповеди, имеющие чисто практическое значение и объединяющиеся в одной основной заповеди о любви. Для выяснения ошибочности такого взгляда достаточно вспомнить, что Иисус Христос часто во время Своей земной жизни учил людей творить добрые дела и, в частности, молитву (Мф 18.19, 20, срвн. Иоан 16, 24) во имя Его, т. е. с верою в Божество и Божественную истинность Его учения. После Своего воскресения Христос заповедал апостолам совершать крещение во имя трех лиц Св. Троицы и научать людей исполнению всего того, что Он заповедал (Мф 28, 19). Наконец, что такое по своему содержанию всем известная молитва Господня «Отче наш»? В ней почти нет ни единого слова или звука о чем-либо земном, узко-практическом. Вся она есть ни что иное, как сокращение христианского вероучения, вся она при своей краткости преисполнена глубоко-таинственных, необъятных по своему содержанию христианских истин. Если в ней и встречается краткое упоминание о земле и о земном, о хлебе насущном, то ясно, что это земное созерцается лишь как мимолетная, преходящая тень мироздания, как ничтожная песчинка пред океаном вечнаго, небеснаго, истинно высокого и прекрасного.

ІІредложив нам для духовного обновления, для освежения утомляемого житейской суетой сердца молитву почти всецело сотканную из догматических истин, Господь наш Иисус Христос уже этим одним достаточно показал не только связь догматов с нравственной жизнью, но, даже более их безусловную необходимость для нравственной жизни, как неисчерпаемых источников утешительных созерцаний, светлой веры и непоколебимого упования. Св. церковь, верная заветам своего божественного Основателя, предлагает нам в своих глубоко – умилительных обрядах, священнодействиях, молитвословиях и песнопениях прекрасное высоко – художественное и вдохновенное изложение христианских догматов.

Всем известные воскресные ирмосы Октоиха восьми гласов, составленные св. Иоанном Дамаскиным суть ничто иное, как прекрасное изложение христианских истин, только не сухое, школьное, а в их связи с жизнью нашего сердца и нравственными подвигами христианина. Канон св. Иоанна Дамаскина на Пасху есть ничто иное как дивно художественное изложение истины о Божестве воскресшего Христа и тех великих благах, какие люди получают от светлого воскресения Христова наша литургия есть наилучшее живое и наглядное раскрытие истины искупления людей, совершенного Христом и тому подобное. Таким образом, углубление в истины христианского вероучения должно быть по воззрению церкви такой же нашей насущной, непрестанной, живой потребностью духа, как ежедневное принятие пищи необходимо для поддержания жизни тела. Посему-то каждая молитва, каждый обряд церковный есть в сущности раскрытие того или иного христианского догмата, посему-то знаменитый Вышенский затворник еп. Феофан в своих письмах часто советует ежедневно употреблять такую молитву, которая заключала бы в себе изложение всех христианских истин. Святитель сам же предлагает составленный им образец такого рода молитвы и указывает на соответствующие произведения знаменитых богословов, созерцателей христианских догматов св. Тихона Задонского и св. Димитрия Ростовского.

Тем не менее новейшие отрицатели догматов, признавая необходимость исполнения евангельских заповедей, отказываются придавать такое же значение и вере в христианские истины. Достаточно, говорят они, исполнять заповедь о любви к ближним, как то: воздерживаться от обид, помогать нуждающимся и тому подобное, не думая ни о каких догматах и откровениях свыше – догматы это есть нечго чуждое, постороннее и излишнее для нравственности, человек, ознакомленный с требованиями христианской нравственности и еще присоединяющий сюда глубокую, живую веру в христианские догматы подобен человеку, расходующему большие капиталы на постройку трехэтажного дома, тогда как для него вполне достаточно было бы иметь дом двухэтажный. Нижний этаж – это нравственная жизнь, второй – моральные требования, а третий – догматы.

Наилучшим путем к критическому разбору такого ложного взгляда было бы уяснение связи между нравственной жизнью и тем или иным догматом в отдельности. Настоящее чтение мы посвящаем раскрытию тесной внутренней связи догмата о творении мира и человека с нравственной жизнью.

Прежде всего, во избежание недоразумений ответим на следующий вопрос, учил ли где-либо Спаситель в Своём евангелии о творении? Христос Спаситель неоднократно раскрывал Своим ученикам богооткровенную истину о творении мира и человека (Матф 19, 4.5, срвн. Ин 17, 5 и др.). Обличая, напр., фарисеев, заботившихся исключительно об одном внешнем, показном благочестии и мало думавших об очищении своего сердца, Христос говорит им, что Бог сотворил не только внешний видимый, но и внутренний духовный мир (Лук 11, 40). Посему, как внешняя деятельность, так и внутреннее настроение должны одинаково следовать законам суда, милосердия и веры (Мф 23, 23). В посланиях апостольских мы найдем еще более подробное раскрытие истины о творении мира и человека. Впрочем, подробное указание мест Св. Писания, излагающих истину творения, собственно и не входит в задачу настоящего чтения. Наша задача гораздо важнее. Именно, она требует от нас с особым вниманием остановиться на тех местах библии, где не только говорится о творении мира и человека, но еще указывается и связь этой истины с нравственной жизнью христианина.

Для удобства мы будем иметь в виду сначала нравственное значение истины творения мира, а потом – человека.

Всякий человек при своей нравственной деятельности всегда видит перед собой ту или иную обстановку, ту или иную окружающую его среду. Эта среда оказывает весьма сильное влияние на духовное развитие человека. Наша психическая жизнь имея своим источником и первоосновой воздействие от невидимого мира, значительной долей своего развития и содержания обязана воздействию со стороны внешней среды. Отсюда, всякий человек должен так или иначе считаться с окружающей его обстановкой, определить своё отношение к ней в том или ином смысле. Если человек смотрит на окружающий его мир только внешними плотскими очами и не умеет прочитать смысла явлений видимой природы, то он невольно подпадает влиянию этого необъятного моря явлений.

В самом деле, что такое человек, эта по внешнему виду ничтожная величина, перед необъятными громадами светил небесных, перед безбрежными водами океана?! Невольно закрадывается мысль, что он – один атом, песчинка в этой по-видимому беспредельной массе мироздания. Отсюда может возникнуть, как действительно и возникало у язычников, не просвещённых истиной о творении мира, религиозное почитание природы идолопоклонство, а затем идолопоклонство нравственное необузданное служение плоти, своим страстям, обожествление телесной красоты и гнусный разврат. В книге Премудрости Соломона ясно установлена связь идолопоклонства религиозного с нравственным. Вымысел идолов – начало блуда, и изобретение их – растление жизни (Прем 14, 12). В Новом Завете св. апостол Павел, раскрывая с присущею ему богодохновенной глубиной религиозные заблуждения язычников, не знавших истины творения, указывает и печальные последствия этих заблуждений – религиозное почитание твари вместо Творца (Рим 1, 25) и идолопоклонство нравственное, служение постыдным порокам и гнусным страстям.

Жизнь справедливо сравнивается с морем по её многочисленным опасностям для внешней и внутренней жизни человека, по её многочисленным скорбям и треволнениям и, наконец, по её громадному пространственному и временному протяжению. Человек, не знающий или забывающий об истине творения, невольно теряется перед волнами житейского моря, эти так велики, а он с виду такое малое и жалкое существо! Современные люди, правда, чужды религиозного древнеязыческого идолопоклонства, но они едва ли не превзойдут древних язычников своим идолопоклонством нравственным, культом телесной красоты культом золота и серебра и т. п. Этот блеск величия и красоты мира, является тьмою, омрачающей человеческую душу, коль скоро она не озаряется верой в истину творения.

Наоборот, человек, познавший истину творения глубоко сознает и живо ощущает своё невидимое духовное превосходство над миром, превосходство своей бессмертной души пред этой с виду необъятной материей? Памятуя о творении мира, человек смотрит на мир, как на несамобытное бытие, имеющее свое начало и конец в Боге, считает мировую жизн с её благами и скорбями не целью, а лишь средством, путем к достижению иной вечной жизни на небе. Мы уже сказали о громадном значении окружающей нас среды для нашего нравственного развития. Внешняя среда и в частности телесная оболочка суть до некоторой степени орудия нашего духовного развития и совершенства, которые мы можем употребить на добро или на зло смотря по тому, как понимаем окружающую нас жизнь. Механик только тогда может что-либо успешно сделать при помощи своей машины, когда хорошо понимает её устройство, когда отчетливо знает, что ему должно и чего не должно делать, чтобы машина не испортилась. Точно также лишь при мысли о мире, как творении Божием, и о Боге, как Творце мира, мы можем действовать на окружающую нас среду сообразно с нравственными законами, не прельстимся счастьем жизни, помня, что истинное счастье в единении с Богом, а земное счастье есть лишь мимолетная тень. Бог ее дает и Он же берет, если наша внешняя жизнь будет полна скорбей и тяжких бедствий, мы опять не падем духом, памятуя, как ничтожны эти скорби пред тем неизреченным блаженством, какое может нам дать Бог, источник всех благ. Одним словом, все наши внутренние и, особенно, внешние нравственные действия, по их тесной органической связи с окружающим нас внешним миром, могут быть нравственными и сознательными лишь при памятовании о творении Богом мира, т. е., при правильном воззрении на окружающую нас обстановку. Когда в древней коринфской церкви некоторые христиане, может быть, под влиянием ложных языческих идей о мире и теле, как проявлениях злого начала, стали предаваться разврату, то св. ап Павел напоминал им, что тело, как и душа, есть творение Божие. Посему, заботясь о чистоте духа, надобно заботиться и о чистоте тела. Тело, говорит св. апостол, не для блуда, но для Господа (1Кор 6, 13), посему прославляйте Бога и в телах ваших, и в душах ваших, которые суть Божии (1Кор. 6, 20).

Человек есть творение Божие, однако по своему внутреннему богоподобному достоинству он неизмеримо возвышается над прочими творениями видимого мира. Поэтому, в библейском повествовании о творении, творение человека выделено в особый отдел, предваряемый и заключаемый добавлениями, указывающими на недосягаемое величие человека в ряду других существ видимого мира.

Поэтому и мы должны особо выяснить нравственное значение догмата о творении человека.

По учению Библии человек отличается от других тварей бессмертием и богоподобием своей души (Быт. 1:27 – 2:7), следовательно, библейское повествование о творении человека ясно указывает нам в глубине человеческой души богоподобное начало, дыхание жизни божественной, следовательно человек имеет своим началом и концом, источником и целью своего бытия не одну землю, не одну плоть, но и духовное благо, нравственное совершенство, богоуподобление, так чтобы добрые дела, совершаемые им на земле, служили к прославлению Отца небесного (Матф 5, 16).

Библейское повествование о творении запечатлено на самом существе, на самой жизни человека, запечатлено не мертвыми буквами, а доступными всеобщему наблюдению живыми явлениями. В самом деле, всматриваясь в свою внутреннюю жизнь, каждый человек легко заметит в ней два ряда явлений, часто вступающих между собой в борьбу, с одной стороны тяготение к земному, низменному и чувственному, с другой – стремление, к вечным благам, ко всему истинно высокому, святому и прекрасному.

Эта борьба плоти и духа, особенно усиливаемая наследственною и личною греховностью, едва ли не постоянно ощущается каждым человеком? Только при истине богоподобия своего человек может не запутаться и разобраться в массе разнообразных, иногда противоположных и с виду одинаково законных стремлений, чувствований и желаний. Истина творения укажет ему, что духовное выше чувственного, что только дух дает истинную жизнь, а плоть не пользует ни мало, что личность человеческая и её идеал заключаются в высших стремлениях богоподобного духа, а не в чувственных греховных наклонностях. Таким образом, вера в образ Божий, данный человеку, углубляет и проясняет наше самосознание. При помощи истины творения человек может отличать свою личность свое богоподобие от других второстепенных, низменных наклонностей, чувствований и желаний. Можно прямо утверждать, – самосознание, наблюдение за ходом своей нравственной жизни вовсе невозможны без веры в образ Божий, начертанный в душе человека.

Как бы ни был кто либо из людей научно или умственно развит, но по мере того как он отрицает или забывает свое богоподобие, настолько же понижается ясность его самосознания а вместе с этим понижается, конечно, и уровень его нравственной жизни. В самом деле, мы наблюдаем за последнее столетие прогресс науки и культуры, но наблюдаем ли уменьшение пороков и преступлений?! Увы! Нередко слышишь фразу, может быть не совсем парадоксальную «чем человек умнее тем он вреднее». Люди забывают про образ Божий, начертанный в их душе, а вследствие этого забвения они разучиваются читать и понимать книгу своей души, подпадают под влияние различных лжеучений, считая себя то продуктом материи, то произведением бессознательной воли, то потомками обезьяны. Отсюда отрицать нравственное значение догмата богоподобия, значит отрицать возможность самосознания, а вместе с тем и нравственную жизнь. Ибо нравственная жизнь не существует без самосознания².

Далее, всем известно, как необходима в нравственной жизни совесть. Эта мысль не требует доказательств. Вера в образ Божий, данный человеку, и для совести имеет столь же великое значение, какое мы видели она имеет для самосознания. Только помня о нашем богоподобии, мы можем с надлежащим вниманием и уважением относиться к внушениям своей совести как к гласу Божию, к небесному наставлению от Ангела-Хранителя. Правда, мы имеем готовое и наилучшее руководство к нравственной жизни в Св. Писании, в творениях Св. отцов и учителей Церкви, тем не менее в личной жизни каждого из нас возможны и такие запутанные случаи, при которых бывает необходимо обратиться к указаниям своей совести. Одни из древних отшельников на долгие годы удалялись в пустыню не видя лица человеческого, другие, наоборот, ослабляли строгость своего уединения, чтобы давать наставления тысячам приходящих посетителей.

Отшельники обоих указанных типов, одинаково основываясь на христианском учении, руководились и тем гласом Божиим, тем лучом небесного света, который различно преломлялся в их сердцах, соответственно различию индивидуальных оттенков. Не обращаясь совсем к совести, можно впасть в фарисейство, искусственно оправдывая свой поступок той или иной христианской заповедью, подобно тому, как диавол пытался соблазнить Христа в пустыне ложно изъясняемыми местами Св. Писания. Значит, необходимо сообразоваться в нравственной жизни не с одним лишь писанным законом, но и с индивидуальными указаниями нашей совести, а это опять-таки возможно лишь тогда, когда мы будем считать совесть за проблеск богоподобия, сияющий в тайниках нашего сердца.

Прикрываясь мнимым благоговением пред Евангелием, новейшие отрицатели догматов часто обращаются к Евангелию, надеясь найти здесь подтверждение их взглядам. Посему, и нам необходимо уяснить нравственное значение догмата о создании человека в связи с евангельским учением.

Евангелие призывает нас к беспредельному нравственному совершенству. Господь наш Иисус Христос сказал «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Матф 5, 48). Так как существо Божие есть беспредельное вместилище многоразличных нравственных совершенств, то и человек призывается к усвоению нравственных совершенств Божиих. Во вторых, христианство отдает решительное преимущество внутреннему настроению пред его внешними обнаружениями, оно своими нравственными началами как бы проникает в глубину нашей духовной природы, требуя от нас борьбы со страстями, очищения своего сердца и т. п. Безконечное нравственное совершенство, господство духа над плотью, те существенные черты христианства, которые как-то остаются в тени у современных ложных толкователей евангелия (равно как и у антидогматистов), и которые мы должны иметь в виду, чтобы выяснить нравственное значение догмата о творении человека по евангельскому учению. Новейшие моралисты, косвенно отрицая, отстраняя на отдаленный план призыв евангелия к бесконечному совершенству и очищению сердца, усиленно стремятся изъяснить нравственное евангельское учение в смысле призыва к внешней благотворительности, к воздержанию от убийств, насилий разврата (Толстой и т. п.) и через это прикровенно высказывают мысль о возможности полного законченного осуществления евангельского идеала в пределах нашей земной жизни. Но через это ложное толкование евангелия наносится величайшее оскорбление учению Христа бесконечно глубокое по содержанию, необъятное по своей широте слово Царя неба и земли превращается в какой-то сборник правил внешнего благоповедения, в какую-то легко осуществимую школьническую дисциплинарную инструкцию, исполнить которую ученику очень легко, и очень легко получить за это высший балл поведения. Ведь это ужасное кощунство над евангелием!

Если, далее, допустить мысль о возможности полного осуществления на земле евангельского идеала путём внешней благотворительности, то отсюда уже недалеко до нравственной разнузданности и разврата, ибо внешний масштаб нравственного совершенства очень эластичен и условен. Католическое заблуждение о возможности сверхдолжных заслуг проистекает именно от чисто внешнего, формального католического взгляда на евангельский идеал, от забвения про безграничное величие этого идеала.

Итак идеал евангельского совершенства во-первых безграничен (мы должны стремиться к беспредельному совершенству), а во-вторых духовен, т. е., требует не одних лишь внешних подвигов любви, но и внутреннего обновления духа. Такие черты евангельского идеала стоят в живой органической и логической связи с учением евангелия о человеке, как творении Божием. Мы уже видели выше, что Иисус Христос неоднократно говорил о Боге, как Творце мире. Остается лишь указать на связь между призывом Евангелия к бесконечному нравственному совершенству и раскрываемой в Евангелии истиной творения.

Почему мы должны стремиться именно к бесконечному совершенству, будучи сами людьми ограниченными, слабыми и немощными?! Нет ли здесь противоречия?! Всякое противоречие здесь устраняется через истину богоподобия человека. Человек должен стремиться к бесконечному совершенству потому именно, что он богоподобен. Вот почему Христос в своей Нагорной проповеди раскрывая идеал христианской нравственности весьма часто говорит здесь о совершенствах Отца небесного, – Его всепрощающей любви (Мф 5, 45), Его правосудии (Мф 6, 6) и прочее. Бог беспредельно совершенное Существо. Человек, как образ Божий должен стремиться к отображению в своей жизни, именно, божественных, именно безграничных совершенств; он не должен никогда останавливаться в своих нравственных подвигах, а все идти вперед. «Не идти вперед, говорит блаженный Августин, значит идти назад». Никогда не останавливайся, всё иди вперед. Если скажешь довольно, ты погиб. Таким образом через памятование о своем богоподобии, укрепляется и поддерживается в нас стремление к безграничному совершенству, а это сильно будет препятствоват возникновению в нас горделивого фарисейского самодовольства. Человек, помнящий эти две тесно соединенные между собой истины, свою связь с Богом через богоподобие и свою обязанность вечно любить Бога и непрестанно стремится к Нему, никогда не охладеет в своей ревности к добродетели, подобно тому, как хорошие дети, помня свою кровную связь с родителями и свою обязанность быть вечно признательными к ним, никогда не прекратят своих сыновних отношений к отцу и матери.

Так как образ Божий начертан преимущественно в душе, а тело есть лишь отдаленное отображение образа Божия, то именно поэтому Евангелие призывает нас к внутреннему обновлению, внушает не довольствоваться одними внешними добрыми делами, но смотреть в глубину своего сердца. Спаситель, обличая фарисеев за наружное лицемерие говорил им, что Бог есть Творец не только внешнего, но и внутреннего духовного мира (Лук 11, 40) и что духовное выше чувственного (Мф 6, 25; сравн. Ин.6, 63 и др.).

Значит, через непрестанное памятование о богоподобии, данном человеку в творении, возвышается и углубляется внутреннее настроение христианина в его нравственных подвигах. Христианские подвижники, помнящие о своем богоподобии, не будут обольщаться одной наружной добродетелью, а непрестанно будут взирать в глубину сердца и всегда будут возвышаться по ступеням нравственного совершенства. Если в наше время часто говорят о любви и ежедневно говорят в газетах про убийства, хищения и т. п. преступления, то потому, что ложно понимают евангельский идеал любви, изъясняя его преимущественно с внешней стороны, а это ложное понимание евангельского идеала любви возникает от забвения про догмат творения и прочие догматы, тесно связанные с евангелием. О таких суетных и греховных попытках изъяснить евангельскую нравственность без руководства тесно связанных с нею догматов должно сказать словами ап. Павла «Не разумея праведности Божией и усиливаясь поставить собственную праведность, они не покорились праведности Божией» (Рим 10, 3).

Общее понятие о Промысле Божием. Воззрение современной философской мысли на отношение Бога к миру. Недостатки этих воззрений. Промысл Божий и благодать Божия. Сходство и различие между ними. Влияние веры в Промысл Божий на нравственную жизнь человека. Нравственность не возможна без веры в Промысл Божий. Иллюстрация этого положения на фактах.

По изъяснению приснопамятного митр. Филарета Московского, «Промысл Божий есть непрестанное действие всемогущества, премудрости и благости Божией, коим Бог направляет бытие и силы тварей, всякому добру вспомоществует, а возникающее через удаление от добра зло пресекает или исправляет и обращает к добрым последствиям» (Простр. Катихизис). Таким образом Промысл Божий есть проявление непрестанной деятельности Божией в мире, проявление живой связи Бога с миром. Создав творческим Своим Словом вселенную, даровав бытие и жизнь бесчисленному множеству существ, начертав для Своих творений премудрые законы, Господь Бог не оставил мир на произвол судьбы, но непрестанно печется и заботится о Своих творениях, поддерживает их бытие, способствует всякому добру и Своей божественной силой ограничивает влияние зла или и вовсе пресекает оное.

Эта утешительная и духовно живительная истина, подробно раскрытая в Св. Писании Ветхого и Нового Заветов, была и догматически изложена Церковью в 1-ом члене Символа веры, в словах «Верую во единого Бога Отца Вседержителя». Бог именуется здесь Вседержителем в том смысле, что Он обо всем промышляет и печётся, всё содержит в Своей власти. Эта истина символически изображается Св. Православной Церковью на иконе Бога Вседержителя, держащого в Своей деснице земной шар, а также и на иконе трех лиц Св. Троицы, где Бог Отец изображен в виде седовласого, ветхого денми Старца с земным шаром в десной длани.

Вера в Промысл Божий, одушевляя и поддерживая христианина среди скорбей его земной жизни, являясь целительным бальзамом для сердца уязвляемого терниями житейского пути, эта вера, очевидно тесно связана с нашей нравственной жизнью. Утратить веру в Промысл Божий значит почти то же самое, что утратить бодрость и энергию наших нравственных сил.

Задача настоящего чтения и сводится к выяснению тесной нравственной связи между верою в Промысл Божий и нравственною жизнью человека.

Сначала скажем несколько слов об отношении западноевропейской философии к истине Промысла Божия. Разнообразные западно-философские воззрения на данный предмет сводятся в общем к отрицанию Промысла Божия. Так как в средние века представителями католической Церкви были распространяемы многочисленные сказания о ложных чудесах, показывались народу святыни и реликвии иногда сомнительной подлинности, вследствие чего усиливались религиозные суеверия и заблуждения, то отец протестантизма Лютер и особенно последующие реформаторы для борьбы с суевериями старались полускептически, полуотрицательно относиться к католическим сказаниям о разных чудесах.

Точно так же и даже может быть с большим отрицанием отнеслись протестанты к христианскому учению о призывании святых о мощной силе их молитвенного предстательства за нас пред Господом и проч. Протестанты стали учить, что никаких посредников между Богом и человеком быт не должно, что Иисус Христос есть единственный ходатай пред Богом за людей и т. п.

Такою ложною мыслью протестанты думали приблизить Бога к людям. Им казалось, что иерархия, церковные священнодействия и обряды, почитание святых, одним словом христиански церковное понимание союза Бога с людьми отдаляет Бога отлюдей, воздвигая между Богом и человеком излишнюю преграду. Протестанты тогда отвергли эту преграду, отреклись от иерархии и святых, но в результате у них получилось как раз то, чего они так боялись в католичестве – разъединение между Богом и человеком. Высокое значение пастырей Церкви как посредников, как связующих нитей между земною и небесною Церковью, как живых нервов церковной жизни, величие молитвенного предстательства за нас святых, как наших старших братьев на небе, – все эти догматы церковного вероучения основываются именно на истине союза Бога с людьми в воплощении Сына Божия, когда Слово стало плотию и обитало с нами, отсюда учение Церкви об иерархии, о силе таинств, о молитвенном предстательстве святых не только не уничтожает, а напротив усиливает связь между Богом и людьми, напоминая о единении Бога с людьми в великой тайне Боговоплощения и придавая этой тайне воплощения жизненный характер.

Так как протестанты в своих неразумных стремлениях приблизить Бога к людям путем отрицания иерархии и молитвенного предстательства святых оказались обманутыми, нарушили живую связь между Богом и людьми в таинствах Церкви и в молитвенном призывании святых, то естественно религиозное чувство протестантов как и вообще всякое религиозное чувство, не получающее надлежащего питания и подкрепления в церковной обрядности стало ослабевать, светильник веры вследствие оскудения в нём церковного самосознания стал гаснуть и постепенно ясные кроткие лучи света небесной веры стали сменяться тусклыми мерцаниями разума, всегда действующего в более или менее тесном союз с нашими страстями и греховными наклонностями. Возник религиозный рационализм, преобладание разума над верой в религиозных вопросах.

Церковная обрядность необходима для питания религиозного чувства. Отсюда, где слабо развита обрядность, там и религиозное чувство не имеет надлежащей энергии и постепенно угасает. Ослабление религиозного чувства и усиление рационализма в протестантстве отразилось и в западноевропейской философии. Западная философия и до ныне в общем отрицательно относится к мысли о живом общении Бога с людьми. Посему, естественно видеть у западных философов отрицание Промысла Божия в жизни мира и человека.

Многочисленные и разнообразные западные философские учения отрицающие Промысл Божий, могут быть сведены к двум основным видам, или типам – пантеизму и деизму. Пантеизм отрицает Бога как живую личность, признавая Его только за безличное, безжизненное и бессознательное мировое начало, тесно связанное со всеми мировыми явлениями. Жизнь мира сама по себе не существует, существует лишь эта безжизненная мировая субстанция, так что все явления видимого и невидимого мира суть только проявления этого мирового мертвого начала. В пантеизме таким образом не может быть места для учения о Промыслительной деятельности Бога в мире, Бог в пантеизме отрицается и не существует, будучи низведен на степень мертвого, безжизненного и отвлеченного начала. Самостоятельность мира и человека также отрицается, то и другое суть лишь проявления мировой субстанции. Бог и человек в пантеизме, это две противоположные величины, отрицающие одна другую, это плюс и минус взаимно уничтожающиеся. Самостоятельность мира не существует, ибо во всём проявляется и всё поглощает мировая субстанция, но и мировое начало существует лишь в мысли, а не на самом деле. Но в действительности мы наблюдаем лишь мировые явления, как отображения этого начала. Таким внутренним противоречием пантеизм подрывает и опровергает самого себя, поэтому нет нужды входить в подробный критический разбор вышеуказанного философского учения. Другим типом западных философских учений, отрицающих Промысл Божий, является деизм. Деизм представляет отношения Бога к миру в виде отношений механика к машине. Механик, говорят деисты, устроил машину, пустил ее в ход, она стала работать, после чего ни машине до механика, ни механику до машины нет никакого дела. Точно также поступил и Бог в отношении к созданному им миру. Создавши мир и даровав для мировой жизни премудрые физические, химические, органические и психические законы, Бог уже больше нисколько не заботится и не промышляет о мире, подобно тому, как механик, пустив в ход хорошую машину, уже не думает и не заботится о ней. Поэтому, между Богом и миром нет никакого единения и общения. Такое деистическое отрицательное воззрение на отношение Бога к миру нашло и находит себе довольно сочувственный прием у некоторых естествоведов, а также у многих людей, усиленно занимающихся естественными науками ботаникой, физикой, химией, электротехникой, медициной и т. п., но не имеющих духовных чувств, достаточно обученных для различения добра и зла. Люди при изучении естествознания настолько поражаются премудростью и целесообразностью в мировых законах, что забывают о Самом Законодателе и Царе вселенной, доходят до ложной мысли, будто эти законы сами по себе могут управлять мировою жизнью, не нуждаясь ни в какой посторонней помощи и не требуя никакого промыслительного отношения Бога к миру.

Сделаем несколько замечаний по поводу деистического воззрения на отношения Бога к миру. Оно несостоятельно и ложно уже потому одному, что стоит в противоречии с истиною беспредельной благости Божией. Любовь Бога к миру и человеку беспредельна, безгранична и, как таковая, как беспредельная и безграничная, не может быть ограничиваема, заключаема в какие либо тесные пределы пространства и времени. Между тем деисты ограничивают любовь Божию актом творения. Бог сотворил мир, дал ему законы, – вот и все действия любви Божией к миру и человеку! После творения Бог остаётся безучастным, безжалостным, равнодушным и холодным зрителем мировой жизни, Ему нет никакого дела до наших страданий и скорбей. Через такое деистическое понятие о Боге, как уже сказано выше, искажается истина беспредельной и живой любви Божией к людям.

Деистическое воззрение противоречит и всемогуществу Божию. По учению деизма Бог после творения уже не может вмешаться в жизнь мира и управлять ей. Законы мировой жизни являются твердою преградою между Богом и миром. Бог не в силах перейти эту преграду. Говорить так значить в сущности отрицать Бога, представлять Его бессильным пред Его же собственными законами.

Если мы теперь обратимся к истории человечества, то увидим здесь самое живое и наглядное опровержение деизма в сверхъестественных событиях пришествия Христа на землю, Его чудесах, воскресении, вознесении на небо, чудесном распространении христианства и т. п. Можно сказать, вся история христианства есть непрерывное чудо. Позднейшие попытки западного рационализма, особенно, тюбингенской школы, привести чудесные и величайшие события в истории христианства к одному знаменателю с обыденными, мелочными явлениями человеческой жизни, могут лишь вызвать улыбку беспристрастного и здравомыслящего человека и теперь почти оставлены. С точки зрения деизма Бог после творения не принимает никакого участия в жизни мира. Но у всех на лицо факт пришествия с неба на землю Сына Божия для спасения людей, чудесное распространение христианства при содействии благодати Св. Духа и проч. Эти чудеса твердо и прочно записаны на страницах истории человечества, записаны не только на пергаменте рукою достоверных служителей и самовидцев Слова (Лук 1, 2), но записаны ещё целым необъятным рядом последующих величайших событий во внешней и внутренней жизни человечества, прогрессом науки, цивилизации, культуры и т. под. Эти чудесные события не могут быть вычеркнуты и выброшены из истории мировой жизни, а посему они всегда будут служить ясным свидетельством против деизма, отрицающего возможность сверхъестественных действий Бога в мире.

Если обратиться к физическим явлениям мировой жизни, то увидим, что мир вовсе не есть раз и навсегда заведённая, без присмотра работающая машина, как думают деисты. В явлениях мировой жизни мы вовсе не найдем механического однообразия и монотонности, а, наоборот, некоторого рода индивидуальность, разнообразие, доходящее до бесконечности в деталях и подробностях с постоянным сохранением общего типа. Возьмем наглядные примеры. Желая изобразить сходство и тождество двух одинаковых предметов, люди говорят «они похожи друг на друга, как две капли воды». На самом же деле не найдётся и двух капель воды всецело похожих друг на друга. Микроскоп вполне убедит нас в этом. Через микроскоп мы увидим, что в каждой капле находится множество мелких существ (инфузорий), отличающихся друг от друга своей формой. Форма и взаимное расположение инфузорий одной капли не сходны с инфузориями другой капли и т. п. Или вот другой пример. За последнее время стали особенно часто повторяться землетрясения и извержения, чего уже давно не наблюдалось в предшествующее время. Всем известна андижанская катастрофа. Да и теперь почва в Андижане всё ещё продолжает колебаться по-видимому без всякой причины. Очевидно, даже при существующих законах мировой жизни не может быть и речи о механическом однообразии и стереотипной устойчивости мировых явлений, как думают деисты.

Что касается деистической аналогии между Богом и миром с одной стороны и механиком с машиной с другой, то эта аналогия не соответствует истине. Как ни будь машина хорошо сделана, она все же нуждается в надзоре, а потом в поправке и ремонте. Мечта механики изобрести perpetuum mobile и доселе остаётся всё ещё мечтою.

Итак, критический разбор западноевропейских учений, отрицающих деизм, ясно показывает несостоятельность этих воззрений и полную достоверность церковного учения о Промысле Божием.

Теперь остаётся выяснить великое значение этой истины для нравственной жизни христианина. Для отчетливости выяснения мы предварительно должны несколько оттенить различие между действиями Промысла Божия и благодати Божией.

Промысл Божий и благодать Божия суть действия всемогущества, премудрости и благости Божией, однако, Промысл Божий относится преимущественно к внешней, земной жизни человека, имеет, так сказать, своею сферою внешнюю сторону человеческой жизни и деятельности, хотя и направляет оную к высшим духовным целям, хотя и устрояет жизнь каждого из нас так, чтобы она способствовала нашему духовному спасению. Напротив, благодать Божия действует преимущественно в духовном внутреннем мире христианина. Промысл Божий проявляется в жизни не только христиан и язычников, но даже в жизни растений и животных, одним словом во всей природе Благодать Божия, хотя и сияла прикровенно в Ветхом Завете и во внутренней жизни лучших представителей древнеязыческого мира, но во всей полноте явилась на землю лишь с пришествием Христа и подаётся людям только по вере во Христа. Лучшие стремления и благородные чувства древнеязыческого мира, все светлые оттенки на темном фоне языческой нравственной испорченности были отблеском благодатного света Христова который по словам св. ап. Иоанна, светился и во тьме язычества (Иоан I, 5), так что тьма не объяла его.

Воздействие благодати Божией на людей имеет своей целью их нравственное совершенство, спасение человеческой души. Точно также и все действия Промысла Божия над нами и над всей вселенной имеют своей целью не только сохранение нашей жизни, но и наше внутреннее назидание. Внешние явления как окружающей нас жизни, так и нашей собственной по своему внутреннему содержанию суть небесная проповедь, книга Божия отверстая для нас. Должно уметь читать эту книгу. Чем человек опытнее в духовной жизни, чем проницательнее, глубже и дальше видит его духовное око, тем способнее становится он понимать внутреннюю, невидимую сторону видимых явлений, созерцать не только их современный смысл и значение, но и комбинацию, их сочетание с другими событиями в отдаленном будущем. Вот почему люди, обремененные житейской суетой, люди, у которых духовный взор часто бывает омрачаем пеленою житейских чувств и стремлений, нередко идут в тяжелых запутанных обстоятельствах жизни к пустынникам, затворникам и, вообще, подвижникам, обладающим духовным прозрением. Эти аскеты, всегда привитающие своим сердцем в духовном мире, и в обычных житейских вещах яснее понимают внутреннюю сторону и таинственный смысл, чем люди, порабощённые суетой мира сего. Они открывают людям то божественное назидание, которое заключается под безмолвной и с виду бессодержательной оболочкой нашей будничной житейской прозы. Вспомним наших знаменитых старцев о. Серафима Саровского и о. иеросхимонаха Амвросия Оптинского.

Действия Промысла Божия сходны с действиями благодати Божией по их целям, ибо как те, так и другие направлены на духовную сторону человеческой жизни. Различие же у них то, что благодать Божия воздействует на душу человеческую преимущественно непосредственным внутренним путем, за исключением таинств церковных, в которых она преподаётся через внешние обряды и символы, наоборот, Промысл Божий руководит преимущественно нашей внешней жизнью, хотя и направляет её к высшим духовным целям. Это различие мы должны твердо помнить и при уяснении нравственного значения догмата о Промысле Божием.

Люди – существа духовно-телесные. Будучи облечены этою бренною плотью, они принуждены бывают значительную часть своей духовной энергии тратить на борьбу с разного рода внешними печалями и невзгодами. Так как мы существа ограниченные, да притом ещё существа падшие, то эти волны житейского моря, эта оболочка земных бед и скорбей иногда берет перевес над нашими духовными стремлениями и как бы порабощает нашу душу. Как бы ни был человек высоко развит в нравственном отношении, как бы ни была твердо закалена его духовная сила, тем не менее внешние скорби и печали так или иначе отражаются в его духовной жизни. Приходится заботиться не только о душе, но и о теле, не только о небесном, но и о земном. Вот тут-то вера в Промысл Божий и является великим, безценным сокровищем для человеческого духа, сдерживая и ограничивая наши заботы о земном и житейском и давая простор и свободу высшим духовным стремлениям. Нравственное значение веры в Промысл Божий хорошо уясняется в нагорной беседе Христа Спасителя.

Господь наш Иисус Христос пришёл на землю для того, чтобы отвлечь людей от земных, житейских забот и пристрастий и направить их энергию на подвиги нравственного совершенства. Посему, в нагорной проповеди Он неоднократно внушает слушателям не предаваться неумеренным заботам о земных житейских нуждах. Если Бог подает нам такие великие дары, как спасение души и Царствие Небесное, то тем более благопоспешит нам в наших житейских нуждах. Посему Христос, взяв подобие от птиц, поучает своих слушателей следующими словами «взгляните на птиц небесных они не сеют, не жнут, не собирают в житницы, и Отец ваш небесный питает их» (Мф 6, 26–29, сравн. Мф 10, 29). Это, конечно, не значит, что истина непрестанно заботящегося о нас Промысла Божия должна совсем освободить нас от всех житейских забот и занятий. Христианское учение благословляет и наши житейские труды, только оно, в связи с истиной Промысла Божия, внушает нам на первом плане ставить заботы и стремления о духовных благах. Посему Христос Спаситель сказал «ищите прежде (всего, а не исключительно) царствия Божия и правды его, и все остальное житейское приложится вам» (Мф 6, 33), как бы в награду за ваши духовные подвиги. Вот как изъясняет эти слова приснопамятный святитель Московский Филарет «Ищите, – говорит Господь прежде царствия Божия. Следовательно, после царствия Божия не возбраняется искать и того, что необходимо для земной жизни, следовательно, искание царствия Божия не принуждает всех бежать из мира в пустыню, не запрещает жить и трудиться в мире.

Есть люди, которые всё без исключения оставили для царствия Божия, как например, Апостолы, которые, не обинуясь, сказали Учителю своему се мы оставихом вся и вслед Тебе идохом. За сей особый подвиг они получили и особую награду. Если хочешь, впишись и ты в избранное воинство Царя Небесного и не обязуйся куплями житейскими, да воеводе угоден будешь, но если не имеешь духа оставить для него всё без остатка, то по крайней мере поставь желание царствия Божия выше всех дел».

Таким образом, христианство, провозглашая превосходство духа над плотию, небесного над земным, требует от нас заниматься житейскими делами лишь в той мере, поскольку эти дела не будут отвлекать нас от высших духовных подвигов. Это требование христианства, как мы уже видели выше, стоит в связи с учением о Промысле Божием. Бог будет заботиться о наших житейских нуждах, если в наших стремлениях и чувствах на первом плане будут стоять стремления к богоуподоблению путём нравственного совершенства. Отсюда, выражаясь научным языком, можно сказать истина Промысла Божия корректирует и координирует (т. е. умеряет, сдерживает, ограничивает) наши заботы о земных, житейских делах настолько, чтобы эти заботы не ослабляли нашей энергии к подвигам нравственного совершенства, чтобы наша нравственная жизнь не разменивалась на мелочи, а всецело устремлялась к единому на потребу. Эта истина вносить некоторую гармонию и порядок между нашими низшими житейскими стремлениями с одной стороны и нашими высшими нравственными запросами с другой у христианина, обладающего живою верою в Промысл Божий житейские попечения не господствуют над духом, а подчиняются ему, – в свою очередь и духовное настроение не смешивается с тленным прахом земных забот, но устремляется в область возвышенных христианских идеалов. Наоборот, без веры в Промысл Божий житейские заботы могли бы приходить в столкновение с нашими нравственными подвигами, так что в конце концов искра духовной ревности, таящаяся в глубине души каждого из нас могла бы погаснут во тьме житейских планов, низменных расчётов и эгоистических стремлений. Вера в Промысл Божий освобождает нашу нравственную жизнь от всяких посторонних житейских влияний, заставляя её направляться по чистому руслу.

Идеал нравственного совершенства в христианстве безграничен. Наряду с лицами, осуществлявшими учение Христа в обычной житейской обстановке и не проявлявшими каких-либо особенных подвигов, история христианской церкви представляет нам многочисленный сонм аскетов, отшельников и затворников, которые отказывались от всех житейских забот и земных благ для того, чтобы свободнее служить своим высшим духовным потребностям. Такую свободу духа, такую отрешенность от всего житейского эти святые представители христианского аскетизма почерпали из веры в Промысл Божий. Христианство учит, что духовное выше чувственного и что Отец Небесный ищет поклоняющихся Ему духом и истиною (Ин 4, 23), как сказал Христос в беседе с Самарянкой. Посему Отец Небесный проявит особое Свое промыслительное попеченние о житейских нуждах людей восхотевших всецело служить Богу Св. Павлу, первому пустынножителю, ворон в продолжение шестидесяти лет приносил по половине хлеба, но когда к нему пришел Антоний Великий, то вороном принесен был целый хлеб. Иоанн пустынножитель четырнадцать лет, в продолжении которых он никого из людей не видел, питался молоком самки оленя. Многие из пустынников имели и пищу и одежду от финикового дерева, оно служило для них и портным и хлебопеком⁴. Прекрасно говорит о сем блаженный Иероним «Да будет человек тем, чем он должен быть, и тот же час пошлет ему все Тот, Которым все совершилось»⁵.

Обобщая сказанное, видим, что вера в Промысл Божий не только ограждает нашу нравственную свободу от порабощения земным и житейским треволнениям, но, даже более, способствует развитию и прогрессированию этой свободы в подвигах монашества, отшельничества и, вообще, христианского аскетизма. По истине, вера в Промысл Божий и только она одна могла направить преп. Сергия Радонежского, когда он был еще юношей, в безлюдные дремучие леса, только силою веры в эту истину новоявленный угодник Божий преподобный старец Серафим Саровский мог безбоязненно жит в диком лесу, не смущаясь ни отсутствием пищи, ни свирепыми зверями, ни разбойниками, нападению которых он некогда подвергся.

Доселе мы говорили в общих чертах о нравственном значении веры в Промысл Божий. Теперь будем выяснять это значение частнее, именно скажем о том, как истина о Промысле Божием способствует возрастанию в нас трёх великих христианских добродетелей, – веры, надежды и любви.

Предварительно напомним сказанное нами выше о сходстве между действиями Промысла Божия и действиями благодати Божией. Действия обоих видов имеют своей целью нравственное совершенство человека. Скажем сначала о благодати Божией.

Благодать Божия, озаряя и просвещая душу в познании истин Божественного Откровения, тем самым усиливает и углубляет нашу веру в христианские догматы.

Эта благодать Божия, воздействуя на дух христианина, устанавливает живую связь между Богом и людьми. Чем изобильнее изливает Христос Свою благодать на христианина, тем сильнее начинает стремиться осеняемая благодатию Божией, душа к союзу с Богом, тем сильнее начинает она любить Бога (Срвн. Рим 5, 5).

Чем чаще ощущает человек в благодатных состояниях духа близость Бога, тем более и более крепнет его надежда и на близкое единение с Богом в Царстве Славы «Надежда не постыжает, говорит св. апостол Павел, потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым» (Рим 5, 5).

Промысл Божий в известном смысле может быть назван внешним обнаружением благодати Божией, тем более, что и в творении и промышлении участвует по единосущию с Богом Отцом и Сын Божий, так что искупление рода человеческого совершенное Христом, часто разсматривается в писаниях отцов и зрителей Церкви или как новое творение, возсозидание мира (по Апостолу, – кто во Христе, новая тварь – Гал 6, 15), или как особое проявление Промысла Божия о человеке Отсюда, уже по сходству действий Промысла с действиями благодати Божией можно усвоять и первым в некоторой степени такое же значение для развития веры, надежды и любви, какое усвояется действиям благодати Божией. Это мы и увидим при ближайшем изъяснении предмета.

Промысл Божий непрестанно проявляется в нашей жизни, как в больших, так и в малых событиях.

Если христианин непрестанно размышляет о внутреннем значении окружающих и как бы объемлющих ею действий Промысла Божия, если смотрит на них не только телесными, но и духовными очами, то чрез это у него укрепляется вера в Бога, воспламеняется любовь к Богу и возрастает надежда на единение с Богом в Царстве Славы, т.е., происходит подъем всех наших нравственных сил. Скажем сначала о вере в Бога. Правда, усиление веры может возникнуть в нас и другим путём, путём наблюдения над ходом нашей внутренней жизни, изучением наших личных греховных наклонностей и немощей, нашего личного бессилия, равно как изучением могущественных действий благодати Божией в нашем сердце, немощное врачующей и оскудевающее восполняющей, но все это не такт очевидно и убедительно для людей, как наблюдение над внешним течением своей жизни, её невзгодами и печалями и её радостями, в которых отражаются лучи небесного Провидения. Чем внимательнее человек к действию Промысла Божия в его жизни, тем прочнее его вера в Бога. Часто случалось, что неверующие люди приходили к вере, потрясенные каким-либо чудесным событием в их жизни. Чем глубже всматривается человек в свою внешнюю судьбу, тем яснее уразумевает благость Божию в своей жизни. Любовь возжигает любовь. Почувствовав, как любит нас Бог, нельзя оставаться к Нему холодным. Вместе с тем, непрестанное созерцание благости Божией в нашей земной жизни укрепляет нашу надежду и на благость Божию к нам в загробной жизни.

Не трудно видеть, что промыслительные действия Божии в нашей земной внешней жизни сходны с действиями благодати Божией в нашей внутренней жизни. Без благодати человек блуждал бы во тьме и был бы не в силах проникнуть во внутренний смысл промыслительных действий Божиих в его жизни, подобно тому, как слепые не могут наслаждаться красотою цветов. С другой стороны, без промыслительных действий Божиих в его внешней судьбе, человек не мог бы всецело сосредоточиться на благодатных действиях Божиих в его духе, не мог бы «пребывать в благодати, не имел бы наглядного символического пособия к уразумению глубочайших и сокровенных действий благодати Божией в тайниках его сердца через наблюдение над Промыслом Божиим в его внешней жизни. Значит догмат о благодати и о Промысле взаимно поясняют и дополняют друг друга.

Когда мы глубже всматриваемся в эту небесную ткань христианских догматов, когда изумляемся пред их тесною, внутреннею органическою связью, этою печатью их божественного происхождения, то невольно возникает убеждение, что не плотью и кровью сообщены людям эти истины, но беспредельною премудростью Отца небесного (Матф 16, 17).

Кроме видимого мира существует ещё мир духовный, невидимый, состоящий из ангелов, душ прежде усопших наших отец и братий и падших ангелов, духов злобы, иначе называемых бесами.

Учение об этом духовном мире мы находим ещё в ветхозаветной библии. Псалмопевец говорит «Словом Господа сотворены небеса и духом уст Его всё воинство их» (Пс. 32:6). «По воле Своей (Всевышний) действует как в небесном воинстве, так и у живущих на земли» (Дан.4, 32). «Ангелам Своим заповедает о тебе охранять тебя на всех путях твоих» (Пс.90:2). «Ты творишь ангелами Твоими духов, служителями Твоими – огонь пылающий» (Пс.103:4). «Благословите Господа, все ангелы Его, крепкие силою, исполняющие слово Его» (Пс.102:20). В ветхозаветных же книгах находим указание и о том, что ангелы бесчисленны. В книге Иова сказано об ангелах Иеговы «Есть ли счёт воинствам Его» (Иов.25:3). В книге пророка Даниила говорится о том, что тысячи тысяч ангелов служили пред престолом Божиим и тьмы тем предстояли Ему (Дан.7:10).

Равным образом ветхозаветная библия знает и о загробном мире, в котором обитают души прежде усопших людей. Ещё во дни Моисея за 3500 лет до нашего времени были люди, которые вызывали души умерших. Господь воспретил под смертною казнию это волшебство через Моисея. Мужчина или женщина, если будут вызывать мертвых или волхвовать, да будут преданы смерти, камнями должно побить их (Лев.20:27, Втор.10:12, Сир.46:23, 1Цар.28)⁶.

Относительно духов злобы хотя и не говорится с такою ясностью, тем не менее повествование бытописателя о грехопадении наших прародителей Адама и Евы не оставляет ни малейшего сомнения в реальном существовании диавола, принявшего образ змия для искушения Евы. Уясняя происхождение духов злобы, св. Григорий Богослов говорит следующее «Самый первый светоносец, превознесшись высоко когда, отличенный преимущественною славою, возмечтал о царственной чести великого Бога, – погубил свою светозарность, с бесчестием ниспал сюда, и, захотев быть Богом, весь стал тьмою. Так он за превозношение низринут со своего небесного круга»⁷.

Однако в Ветхом Завете не было столь ясного, глубокого и целостного представления о духовном, невидимом мире, какое мы встречаем в новозаветной библии. Это явление объясняется следующими причинами. После падения Адама и Евы греховный яд путём наследственной передачи, путём соблазна от всюду наблюдаемых в человечестве явлений нравственного зла, путём невидимого влияния адских сил, стал широко и глубоко проникать в сферу внутренней и внешней жизни людей. Затемняемый страстной, греховной пеленою духовный взор человека омрачился и не мог с надлежащею глубиною и ясностию созерцать тайны невидимого мира, с другой стороны, после изгнания Адама и Евы из эдемского сада, в каковом событии проявилось знамение их отлучения от живого союза с Богом, духовный мир как бы удалился от людей, между людьми и ангелами, между небесным и земным воздвиглась преграда. Только Христос Своими крестными страданиями объединил земное и небесное, на камне веры Он создал Свою новозаветную Церковь вселенскую, не ограничивающуюся временем, местом или национальностью, заключающую в себе мир видимый и невидимый. Своими пречистыми руками, распростертыми на кресте Он невидимо благодатно объединял, возсозидал, обновлял в Своем Богочеловеческом лице всё мироздание «На кресте пречистые руце Твои простерл еси, собирая вся языки, зовущия Господи слава Тебе», молитвенно взывает Церковь.

Если длани Спасителя распростертые на голгофском кресте, объединили и примирили земное и небесное, то светоносные лучи воскресения Христова озарили и просветили не только смысл и назначение земной жизни человечества но расширили, углубили и наши познания о духовном мире. Посему св. Иоанн Дамаскин в пасхальном своем каноне от преизбытка духовного восторга восклицает «Ныне вся исполнишася света небо же и земля и преисподняя. Да празднует убо вся тварь востание Христово!». Воскресение и вознесение Христа на небо, сопровождаемые явлением ангелов, ясно научают нас видеть в горних небесных бесплотных силах наших невидимых сожителей, охранителей и руководителей к нравственному совершенству, наших старших братьев на небе «Приступите, говорит св. апостол Павел к Сионстеи горе, и ко граду Бога живаго, Иерусалиму небесному, и тьмам ангелов, торжеству, и церкви первородных, на небесех написанных, и Судии всех Богу, и духом праведник совершенных, и к Ходатаю завета нового Иисусу» (Евр XII, 18–24). Приснопамятный святитель Московский Филарет так изъясняет эти слова «Мы христиане, вступая в завет с Богом и Христом, приступили к невидимой горе Сионской, вступили в ближайшее духовное общение с небом, нам открыть свободный и невозбранный доступ к общению со множеством ангелов, с величественным собором и церковью духов праведных человеков, достигших духовного совершенства, написанных на небесах, в качестве граждан небесного Иерусалима, приискренне усвоенных Богу, подобно как некогда прообразовательно усвоялись Ему первородные, на конец, в сем сообществе небесных граждан мы имеем дерзновение приближаться и к Самому Царю небесного града, к Богу и Христу. Всё сие началось от слов обещания Господня отселе узрите небо отверсто (Иоан I, 52), вполне же и торжественно совершилось в воскресении Господнем и в вознесении на небо. Со времени грехопадения первого человека и его изгнания из рая, двери рая и неба были затворены для рода человеческого; херувим пламенным оружием заграждал вход Кровию и водою из ребра страждущего на кресте Иисуса погашен пламень оружия его Воскресшему сквозь запечатанный гробный камень Иисусу отверзлись двери неба, как Богу но как Он есть купно и человек, то и для человечества они отверзлись и нам открылась возможность приступить ко граду Бога живого к тьмам ангелов, к церкви первородных на небесех написанных»⁸.

Теперь приведём здесь некоторые исторические факты, подтверждающие учение Православной Церкви о духовном мире. Сначала относительно реальности бытия ангелов. Преп. Онуфрий Великий на первых же путях своей подвижнической жизни был встречен своим ангелом хранителем. Когда подвижник шел пустыней, чтобы найти себе уединенное место, вдруг увидел свет и услышал такую успокоительную речь: «Я ангел от самого рождения твоего хожу с тобою, приставлен хранить тебя. Служи Богу и я не отступлю от тебя» Этот то ангел целые 30 лет затем питал подвижника в пустыне, принося к нему трапезу (пам. 12 июня). К Пахомию великому, современнику Онуфрия, ангел-хранитель предстал во время молитвы и до трёх раз повторял наставление, чтобы он «принимал и назидал приходящих» (пам. 15 мая). Св. мученику Виту в начале его мученического подвига явился ангел-хранитель и объявил: «Я назначен быть твоим хранителем и сохраню тебя до кончины твоей» (пам. 15 июня) и – действительно несколько раз спасал жизнь мученика от мучителей. Когда Прокопий Юродивый на церковной паперти, вследствие сильного холода, сосчитывал последние свои вздохи, то ангел-хранитель коснулся ветвью его лица, и он тотчас почувствовал теплоту (пам. 8 июля).

Точно также в житиях святых находится немало примеров указывающих на существование злых духов и пагубное влияние их на человека. Бес в светлом образе приходил к преп. Пахомию и говорил ему: «Радуйся, Пахомий! я – Христос и пришёл к тебе, как к другу» (Ч.-М. Мая 15 дня). Для обольщения св. Симеона Столпника диавол преобразился в ангела светла и сошел к нему с неба на огненной колеснице (Ч.-М. сентября 1 д.).

История человечества на своих страницах сохранила не мало свидетельств о загробном мире, о том, что души умерших людей живут и после смерти. В 1812 году, после того, как Наполеон овладел Москвою, принц Евгений, вице-итальянский выступил с отрядом войск из Москвы к Звенигороду против русских партизанов. Он занял комнаты в монастырь св. Саввы, ученика прп. Сергия Радонежского. Часов около десяти, не раздеваясь, принц лег и уснул, но вот на яву или во сне, он не знает, видит, что входит в комнату человек в черной длинной одежде, подходит к нему так близко, что он мог при лунном свете разсмотреть черты лица его, он казался старым, с седою бородою. Он сказал «не вели войску твоему расхищать монастырь, особенно уносить что-нибудь из церкви, если ты исполнишь мою просьбу, то Бог тебя помилует и ты возвратишься в своё отечество целым и невредимым». Принц утром отдал приказ чтобы отряд возвратился в Москву, сам пошёл в церковь и при гробе св. Саввы увидел образ того, кто явился ему ночью, и, узнавши, чей это образ с благоговением поклонился мощам св. Саввы и записал это в своей книжке. Все другие маршалы Наполеона кончили неблагополучно, но Евгений остался целым и нигде в сражениях после того не был ранен. Он завещал сыну своему Максимилиану, что если он будет в России, то поклонился бы гробу св. Саввы. Сын приехал в Россию в 1839 году при императоре Николае Павловиче и после маневров, или примерного сражения, на Бородинском поле в память битвы 1812 г. разспросил, где монастырь св. Саввы, поехал туда с данными проводниками и поклонился гробу его. Это событие не подлежит сомнению⁹.

Владимир Энгельгардт, пред отправлением из Москвы в Архангельск по делам службы, 5 февраля 1858 г. письмом просил мать свою, жившую в Петербурге, благословить его на далекий путь. Отправившись в дорогу, он остановился для ночлега на одной станции и тут лежа на диване, увидел пред собою на яву, 13 февраля в три часа утра мать свою с сестрою, скончавшеюся ещё в 1846 году. Мать благословила его крестным знамением, пораженный этим видением, он зажег свечу, чтобы яснее разсмотреть явившихся, но явившиеся внезапно стали невидимы. Впоследствии он узнал что мать его в это самое утро скончалась в Петербурге (Душ. Чт. 1870).

В Бозе почившему Московскому митрополиту Филарету († 19 ноября 1867) за два месяца до его кончины было необычайное извещение в Сергиевой лавре о близком отшествии его в вечность, именно утром 17-го сентября 1867 года. Пробудившись, он сказал наместнику лавры, архимандриту Антонию «мне явился родитель мой и сказал береги девятнадцатое число». Наместник позволил себе заметить «владыко святый! Разве можно верить сновидениям и в них какого значения притом как же можно обращать внимание на такое неопределенное указание. Ведь девятнадцатых чисел в каждом году бывает двенадцать». Но владыка ему с уверенностью сказал «не сон я видел, и потому думаю с этого времени девятнадцатое число причащаться св. Таин». И действительно, он причащался 19 сентября, 19 октября и 19 ноября в день кончины.

Православная Церковь учит, что мы можем и должны вступать в живую связь с духовным миром путём молитвенного призывания святых и молитвенного поминовения усопших. Здесь будет неизлишне сказать несколько слов о возражениях, делаемых со стороны протестантизма относительно молитвенного призывания святых. По воззрению протестантства усопшие угодники Божии суть только замечательные исторические лица, о подвигах которых нужно вспоминать лишь для того, чтобы на их примере поучаться вере и благочестию, обращаться же к ним с молитвами и прославлять их не нужно так как поклонение и религиозное почитание принадлежит лишь единому Богу. Отсюда молитвенное призывание святых было бы по воззрению протестантов своего рода идолопоклонством.

Но мы вовсе не почитаем святых за Богов и твердо помним, что божественная слава прилична только одному Богу, силою благодати Которого они достигли святости и совершенства. Наше общение с Церковью небесной должно выражаться не в прославлении только угодников Божиих. Любовь связывающая членов Церкви Христовой в одно тело, любовь, никогда не престающая (1Кор.13, 18), требует, чтобы верующие во Христа непрестанно молились друг за друга (Иак. 5, 16; Кол.4, 3; 1Фес.5, 17–25). Поэтому никогда не должно прекращаться и наше молитвенное общение с усопшими праведниками, которые, предстоя у престола Божия, не безучастно относятся к нашему миру, но помогают нам заступничеством своим и молитвами (Откр. 5:9, 6,9–10, 8:3–4; 2Пет.1:13–15; 2Мак.15:12–14 и др.).

Протестанты говорят у нас один ходатай Христос, а других ходатаев мы не признаем и святыми не почитаем. В ответ на это должно сказать следующее. Иисус Христос, как искупитель рода человеческого, предавший Себя за всех, кровию Своею избавивший людей от греха, проклятия и смерти, примиривший их с Богом и открывший вход в Царство небесное, есть единый посредник и ходатай за нас пред Богом; в этом смысле у нас не может быть других ходатаев, с кровию своею приходящих к Богу, ибо нет другого имени под небом, данного человеками которым надлежало бы спастись (Деян. 4, 12). Ходатаев же молитвенников за нас пред Богом много (2Кор.1:2, Ис.43:27, Иер.7:16 и др.). Христос есть ходатай в деле искупления и сыновнего предстательства, святые – ходатаи в деле моления, как друзья Божии; при этом они не суть посредники или примирители наши с Богом, а лишь молитвенники наши пред Богом ходатайствующие не во имя своё и не в силу своего могущества, но во имя Христа и в силу искупительных заслуг Его. Есть в библии и прямые повеления Божии просить молитв за нас угодников Божиих (Быт.20, 7; Иов 42:8; 1Цар.7:8; Исх.32:30) Правда, в приведённых местах говорится о ходатайстве живых людей, но по учению Христа, у Бога все живы (Лук 20, 38), праведники, выходя из тела душами не перестают жить у Престола Божия (Откр. 4:4–5, 8:9), слышать нас (Лук 16, 19–26), молятся о нас (Откр. 6:9, 10:5, 8, 8:3–4; 2Пет.1:13–15)¹⁰.

Учение Православной Церкви о молитвенном призывании ангелов и святых, о живой нашей связи с духовным миром даёт поддержку и укрепление нашим нравственным силам. Всем известно, как важно какое-либо дело делать не одному, не своими единичными усилиями, но в сообществе других лиц помогающих и сочувствующих. Заповедав нам молитвенное призывание святых, Св. Православная Церковь тем самым делает нас живыми членами всего небесного сонма прославленных угодников Божиих и через это усиливает нашу ревность к подвигам нравственного совершенства. Духовно созерцая в молитвах и песнопениях Церкви, равно как и в житиях святых, дивные подвиги угодников Божиих памятуя, что люди, вместившие в своих сердцах такое богатство небесных благодатных даров, живы и теперь на небе, христианин естественно воспламеняется духом подражать им, чтобы и самому хотя отчасти уподобиться этим святым и хотя в некоторой степени стать причастниками их небесного блаженства.

Таким образом, православное учение о святых способствует подъёму всех наших нравственных сил, просвещая ум познаниями о жизни великих христианских подвижников на земле и их блаженстве на небе, воспламеняя в сердце ревность о нравственном преуспеянии, а вместе с этим и надежду на будущее вечное блаженство со святыми и прочими небожителями, наконец укрепляя волю в борьбе со страстями и греховными наклонностями. Такое же значение для нравственной жизни имеет учение об ангеле хранителе.

Созерцание невидимого мира вносить успокоение и мир в наше измученное житейскими скорбями сердце. Здесь на земле мы постоянно видим разлад между действительностью и идеалом, волны нравственного зла иногда так высоко и грозно поднимаются над пучиною житейского моря, что хочется сказать с песнопевцем «душа моя полна зол и жизнь близка к аду! Плавающий в волне житейских попечений корабль души моей потопляется грехами!».

Но возведём свой взор к небесным обителям. Какая здесь гармония, обилие неизреченного света непрестанной радости о Бозе! Чем усерднее христианин возводит свой молитвенный взор к небесным обителям, тем легче забывает о житейских печалях и невзгодах, тем легче несёт свой тяжелый жизненный крест. Следовательно, молитвенное призывание небожителей, объединяя и духовно связуя нас со всеми прежде отшедшими в вечность христианскими подвижниками, тем самым усиливает энергию наших нравственных сил.

Живое общение с духовным миром влияет и на самую нравственную жизнь христианина, сообщая ей возвышенный, отрешённый от всего земного характер. Мы созерцаем очами веры бесплотных духов, ангелов, святых, уподобившихся ангелам своею отрешенностью от всего земного, плотского и чувственного. Самые телесные останки святых отличаются от тел других людей своим нетлением, своим постоянным соприкосновением с благодатной атмосферой невидимого неба. Правда, в будущей жизни как грешники так и святые получат тела, но эти тела будут нетленные, одухотворённые, совершенно не похожие на настоящие.

Это созерцание невидимого мира с его отрешенностью от всего косного, грубого, чувственного и низменного, живое молитвенное общение со святыми, достигшими небесного блаженства не иным каким-либо путём, но тоже отречением от всех чувственных пристрастий и похотей, является для нравственной жизни христианина тем же, чем для мореплавателя – наблюдения над положением звёзд небесных, указывающих ему путь в Невидимый мир, отрёшенный от всего чувственного, на котором, как на небесном своде, блистают благодатными лучами св. угодники, одержавшие победу над плотию, все это ясно покажет христианину, что нравственная христианская жизнь не совместима с чувственными пристрастиями и привязанностью к земным благам. Если бы новейшие моралисты, путём своих искусственных диалектических разсуждений тщетно пытающиеся соединить христианство с привязанностью к земным благам и удовольствиям, служение Богу с служением мамоне, если бы они вместо своих литературных упражнений в диалектике, обстоятельно изучали бы жития святых, усерднее бы возносились духом в горние небесные обители, познавая отблеск духовной красоты ангелов и святых, то они, наверное, оставили бы свои суетные заботы о соединении христианства с служением плоти и чувственности.

Может быть, это то живое, молитвенное общение с духовным миром и поддерживает нашу Православную Русь в её благочестии может быть, потому-то в ней не оскудевает дух аскетизма и высокого христианского подвижничества, чего не находим в зап.-европейских христианских общинах, где протестантизм давно уже порвал живую связь с небожителями.

Только в Православной Церкви, где крепко поддерживается живая молитвенная связь с горним миром, только в ней невидимое благодатное воздействие на душу молящегося христианина является крылами, возносящими нашу нравственную жизнь над всеми низменными и чувственными наклонностями, над грубой житейской прозой.