Брак и развод

Когда реформы шестидесятых годов охватили все русское общество, повсюду стали раздаваться голоса о необходимости немедленной реорганизации духовных судов и, в связи с этим, брачного права, самым тесным образом связанного с юрисдикцией духовного суда. Но ни в эпоху реформ, ни в последующее тридцатилетие нашей дальнейшей государственной и общественной жизни ни юрисдикция духовных судов, ни брачное право не изменились, остались они на той же точке замерзания и по проекту нового гражданского уложения.

Когда обсуждались основные начала судебных уставов, признано было невозможным, при быстроте, с которою вводились новые судебные учреждения, заняться разработкой брачного права и реорганизаций ведомства духовных судов. Руководящая мысль по этому поводу высказана в мотивах Государственного Совета к Уставу Уголовного Судопроизводства в следующих словах: «Хотя издание новых постановлений, необходимых по текущим делам церкви, не противно коренным основаниям установленного в ней порядка и священным её преданиям, но так как всякая вновь предпринимаемая законодательная мера, к какому бы предмету церкви она ни относилась, должна быть согласна по духу и сущности с древними вселенскими постановлениями церкви, всегда долженствующими сохранять свою обязательную силу, то проистекает необходимость в особенной осторожности при обсуждении всякого рода вводимых мер, в чем-либо касающихся церковного законодательства». ¹ Таким образом, «осторожность» и боязнь в чем-либо погрешить в спешной работе против постановлений вселенской церкви заставили составителей судебных уставов оставить в неприкосновенности одну из самых застарелых частей нашего законодательства. По той же самой причине, т. е. в силу необходимости быть «осторожным», брачное право осталось в тех же самых своих формах в проекте гражданского уложения. Составители проекта говорят: «Пересмотр действующих законов о семейственном праве требовал от Редакционной Комиссии особой «осторожности». «Не только не могло возникнуть предположения», говорит далее Комиссия, «об изменении основного правила действующего законодательства, что во всех, признаваемых законом, вероисповеданиях брак возникает не иначе, как в силу венчания или исполнения иного обряда, требуемого вероисповеданием вступающих в брак, но и вообще предположенные во второй книге проекта (заключающей семейственное право), существенные изменения действующих гражданских законов представляются сравнительно немногочисленными». Сохраняя в неизмененном виде разнообразие правил брачного права в зависимости от вероисповедания лиц, вступающих в брак или состоящих в браке, Редакционная Комиссия, по её словам, признала лишь необходимым изменить систему изложения правил действующего законодательства. ² Итак, по заключению составителей проекта, наша жизнь, очевидно, не выдвинула никаких вопросов в области брачного права и потребовала в проекте нового законодательного акта лишь иной системы его изложения.

Сколько бы, однако, ни стараться доказывать совершенство наших законов о браке, сколько бы ни прикрываться доводами, что законы эти укрепились в формах церковных постановлений, которые вытекают из существа таинства, сколько бы, наконец, ни указывать на необходимость сохранения исконных семейных начал, как бы последние ни противоречили современным нравственным понятиям, – жизнь действительная далеко не вторит этим указаниям и с великими страданиями рвет искусственно наложенные путы. В самом деле, стоит лишь немного всмотреться в повседневную действительность, и станет ясно, что реформа брачного права и юрисдикция брачных дел не могут ограничиться одним лишь изменением системы их изложения, но требуют широкого преобразования в отправных коренных своих началах. Недостатки нашего гражданского законодательства по делам брачным дают себя чувствовать по всему строю нашей общественной жизни, охватывая все классы общества. Судебная практика представляет в этом отношении самые назидательные картины, свидетельствуя, что преступность по делам семейным прямо пропорциональна несовершенству брачных законов. Напрасно бояться греха. Канонический закон нисколько не может парализовать прогрессивного развития брачного законодательства в направлении, согласном с общегосударственными правовыми началами и общественною нравственностью. Не надо забывать, что каноническим определениям нередко приписываются такого рода требования, коих они далеко не заключают. Главным каноническим сборником является Кормчая книга. Однако, по капитальному исследованию её содержания и происхождения, сделанному проф. Горчаковым в его труде «О тайне супружества», оказывается, что большая часть содержания постановлений Кормчей весьма наносного характера и почерпнута не из вселенских постановлений церкви, а из римских, византийских и даже древне-русских законодательных актов. Например, постановление о воспрещении виновному в прелюбодеянии супругу вступать в новый брак относится лишь к XVI столетию и никакой канонической подкладки под собою не имеет. Поэтому, в интересах правильного сложения и развития семьи мы можем надеяться, что наше брачное право до того времени, как оно выльется в окончательном законодательном акте, воздавая Божие Богови, а Кесарево Кесареви, и согласуя канонические требования с требованиями государственного правопорядка и общественной нравственности, совершит значительный шаг вперед сравнительно с проектом гражданского уложения, составители которого остались лишь верными девизу «осторожности» и ограничились, по собственному сознанию, только «новой систематизацией» брачного права. Этого мало. Жизнь идет вперед. Канонические постановления, как и высокие Евангельские истины, служат и могут служить светочем в нашей общественной и государственной жизни, но не должны останавливать её развития. Подобно тому как не сопротивление злу, всепрощение и другие принципы высшей братской любви Св. Евангелия не останавливают отправления государственного правосудия, и судья не вкладывает меча в ножны, но во имя существующего правового порядка карает виновного, точно также во имя того же правопорядка канонические требования не могут заменить закона государственного, и закон государственный, во имя существующего правопорядка и общественной нравственности, должен идти свободно и независимо в своем поступательном движении вперед.

Осуществляя нашу задачу дать краткий очерк брачного права, мы в дальнейшем будем держаться следующей системы. Изложение догматической стороны мы считаем необходимым предпослать небольшую историческую справку для выяснения происхождения современного брачного законодательства. Вторую часть займет изложение форм и условий вступления в союз брачный и последствий, отсюда проистекающих в личных и имущественных отношениях супругов. Третью часть нашего очерка мы посвятим вопросу о расторжении союза брачного: фактическому, т. е. в виде раздельного жительства супругов и юридическому – в форме полного расторжения брачных уз. Наконец, четвертая и последняя часть составит исследование законодательных положений брачного права по новому проекту гражданского уложения.

Понятие брака. Большинство исследователей сходится в том, что брачный институт заключает в себе следующие элементы: 1) естественный (физический) половой, обусловленный природным влечением лиц разного пола, 2) нравственный, основанный на умственном и этическом сродстве, 3) экономический, вызываемый совместной жизнью и общностью материальных интересов, 4) юридический, в силу которого лица, связанные браком, получают особое положение в сфере государственных и частно-правовых отношений и 5) религиозный, так как ни одна религия не относится безразлично к браку.

Естественно, что брак, заключая в себе столь многообразные элементы этического и юридического характера, всегда отражал в своих формах степень нравственно-духовного, экономического и правового состояния общества.

Заключение брака требует для действительности своей наличности предписанной законом формы. Брак, совершенный не по установленной форме, не признается браком. Это требование вытекает из двух причин – из особенной важности брачного союза для брачующихся лиц и из высокого общественного значения этого союза. История брачного права указывает, что формы заключения брака разнообразятся в зависимости от национальных и культурных особенностей народа. С развитием, однако, народной массы вырабатывается известное единство, при чем у европейских народов можно проследить три периода развития брачного права: первый период, когда формы брака регулируются народными обычаями, второй, когда церковь и государство регистрируют формы брака, при чем церковные обряды играют главную роль, и, наконец, третий период, когда брак считается установлением государственным, благословение же церкви предоставляется испрашивать по свободному убеждению и совести самих брачующихся, т. е. устанавливается форма так называемого гражданского брака. ³

Наши законодательные памятники, которыми регулируется брачное право, можно разделить на две категории: 1) памятники, заимствованные русской церковью у греческой, и 2) памятники самостоятельного русского законодательства. Русская церковь в течение многих веков, а именно, со времени её основания до XVIII века, заимствовала от греческой церкви многочисленные законодательные акты. В греческой церкви в продолжение VI–X вв. составлялись разнообразные сборники, которыми регулировалось брачное право. Эти сборники в Византии получили, главным образом, наименование «Номоканонов», в России же они стали известны под именем «Кормчих книг». Кормчая книга проникла в Россию в разнообразных списках. Из них наиболее известны список болгарский, ярославский, сербский или рязанский и софийский. В XV столетии стали делаться попытки к печатанию Кормчей книги.

Вопросу брачному в Кормчей книг посвящена 50-ая глава (по спискам патриархов Иосифа и Никона 51-ая гл.) «О тайне супружества». По своему содержанию 50-ая глава разделяется на три главные части. В первой части дается общее понятие о существе брачного союза и излагаются, в виде руководства для приходских священников, правила, касающиеся установления брака, а именно: о порядке, условиях, месте и времени совершения браков. Вторую, самую обширную, часть главы составляют: а) таблицы степеней родства кровного и свойства – двухродного и трехродного, в которых запрещено или дозволено вступление в брак и б) собранные из различных источников учения, правила и законы о духовном родстве, проистекающем от восприемничества при крещении, от усыновления, и о влиянии этого родства на брачное право. В третьей, и последней, части содержатся общие указания о круге родства, в котором запрещается заключение брака, и приведены узаконения и правила на разные случаи, в которых может возникать вопрос о законности или возможности вступления в брак лицам, состоящим в разных близких отношениях. Положения 50-ой главы Кормчей книги со времени появления своего в печати на славянском языке получили громадное значение в истории развития нашего брачного права, имели исключительное влияние на практику церковных судов по делам брачным в течение XVII и XVIII столетий и сохранили за собою значение канонического закона в брачном праве и по настоящее время. ⁴

В последний раз Кормчая книга была издана в 1839 году под названием «Книги правил» на греческом и русском языках.

Вторым разрядом памятников, регулирующих брачное право, являются самостоятельные акты русской законодательной власти. Уставы великих князей св. Владимира и Ярослава, Псковская и Новгородская судные грамоты, Судебники 1449 и 1550 годов. Главным, однако, законодательным актом по вопросам брачного права надо признать положения Стоглавого собора 1551 года. Затем, в императорский период, брачное право регулируется Духовным Регламентом, указами Св. Синода и Правительствующего Сената, Уставом Духовных Консисторий и, наконец, главным образом, положениями X и XI т. т. Св. Зак., из которых в первом заключаются законоположения о союзе брачном и проистекающих из брака личных и имущественных отношениях супругов, а второй – заключает в себе Устав духовных дел иностранных исповеданий.

На низких ступенях культуры духовному и нравственному элементу в браке отводится последнее место, и брак рассматривается, главным образом, как средство к удовлетворению физической потребности общения полов. Отсюда – многоженство, эта первоначальная форма брака, наблюдаемая у всех народов, стоящих на первых ступенях развития. В наших летописях мы находим сказания о том, что славяне имели по две и по три жены. Понятно, с принятием христианства и со смягчением нравов, а главным образом, благодаря влиянию церкви, многоженство стало исчезать. При низком уровне нравственных понятий, не могло быть речи о заключении брака путем свободного соглашения жениха и невесты. Жених силою добывал себе жену, и похищение являлось обыденною и нормальною формою заключения браков. В наших летописях находим про славян указания, что «живяху как звери и браци не бываху у них, но игрища межи сел: схожахуся на игрища на плясанье и ту умыкиваху жены себе, с нею же кто совещашеся». Далее, в летописных сказаниях специально уже про древлян говорится: «убиваху друг и друга и брака у них не бываше, но умыкиваху у воды девицы жены себе». Из этих сказаний летописца видно, что похищение жены в то время имело у славян уже лишь обрядовой характер, но, несомненно, в то же время существование этого обряда свидетельствует о том, что, во времена более ранние, брак совершался насильственным захватом жен. Впрочем, в форме совершения брака у древлян одни исследователи видят действительное заключение браков путем похищения жен, другие же усматривают в поимке жен у воды – исполнение языческой обрядовой стороны заключения брака. О купле невесты у нас в летописных сказаниях не имеется сведений, но многие исследователи предполагают, что этот способ заключения брака, несомненно, должен был у нас существовать. Без купли невесты трудно понять появление в жизни славянских племен древней Руси договорной формы брака между родственниками жениха и невесты. Наличность многочисленных свадебных обрядов со сватовскими формулами: – «у нас товар, у вас купец» и т. п., подтверждает предположение о существовании купли невесты. «Вено», о котором говорит летописец, есть тоже ничто иное как выкуп, который платил жених родственникам невесты. Наконец, последний способ заключения брака состоял в приведении невесты в дом жениха: «не хожаше зять по невесту, но приводяху вечер, а по завтра приношаху по ней, что вдадуче».

С принятием христианства вводится греко-римский порядок установления брака. Церковь, получив в свое ведомство заключение браков, применила к ним те начала, которые требовались от вступающих в брак каноническими законами и постановлениями византийских императоров. Тем не менее, прошли целые века, пока условия вступления в брак и юрисдикция брачных дел вылились в строго определенные формы. Постепенно вводятся брачные правила о возрасте жениха и невесты, об отсутствии между брачующимися родства и свойства, о свободном согласии и желании жениха и невесты вступить в брак. Но эти условия первоначально, главным образом, соблюдались лишь высшими классами – князьями и боярами, простой же народ считал церковное венчание не нужным и продолжал совершать браки по языческому обряду. В течение всего до-петровского периода русская церковь не переставала бороться против заключения браков без церковных обрядов и, в конце концов, приняла в свое ведение совершение браков. ⁵ С XVIII в., можно сказать, церковное венчание делается общим правилом, а со времени Петра I брак совершенно подчиняется церкви и приобретает значение таинства. Указом от 8 апреля 1702 г. Петр I запретил рядные и сговорные записи и всякого рода договоры, определявшие подробности и разные условия вступления в брак. Петр Великий исходил, главным образом, в этом случае из желания устранить в браке всякий принудительный элемент. Между тем, указ возымел и другие последствия, он устранил в браке элемент гражданский и дал перевес элементу духовному в форме таинства. До этого времени обручение и венчание составляли два разных акта, и воля жениха и невесты связывалась уже актом обручения. Петр Великий отменил составление сговорных записей. В царствование же Екатерины II обручение и венчание были соединены в один акт. Так постепенно развивались формы установления брака. В XVIII же столетии впервые Синод признал возможным вступление в брак лиц православной веры с лицами других христианских вероисповеданий. В дальнейшем, этот вопрос о браках лиц разных вероисповеданий получил окончательную разработку в царствование императора Николая I-го.

В историческом своем развитии правила о расторжении брака так же, как и формы заключения брачного союза, были заимствованы из Византии, при этом источником их также главным образом являлись те же правила Номоканона. Но в первые времена далеко не руководствовались каноническими правилами о нерасторжимости брачного союза. Из судебной практики князей видно, что развод допускался у нас по многим поводам, вовсе неизвестным Кормчей книге. Так, великий князь московский Семен Иванович развелся с своей женой Евпраксией потому, что она будто бы была испорчена и казалась ему мертвой, когда с ним лежала. Другой московский князь Василий Иванович развелся с своей женой Соломонией по причине её бесплодия.

Что касается формальных поводов к разводу, выработанных церковью, то они по Кормчим книгам заключались в следующем.

Главным поводом, являлось прелюбодеяние. Но, в противоположность теперешнему взгляду, муж считался нарушителем супружеской верности, лишь вступая в связь с замужней женщиной, в отношении же к жене всякая связь считалась нарушением супружеской верности. По греческому праву, муж, изобличивший жену в измене, должен был её бросить, если не желал навлечь на себя позора. В нашей церковной практике обязательный развод, вследствие прелюбодеяния жены, предписывался только для священнослужителей. Это льготное положение мужа, в вопросе о значении прелюбодеяния для развода, находило себе полную поддержку и сочувствие в народных взглядах. По древнерусским обычаям, развод мог иметь место только при неверности жены, а не мужа.

Вторым поводом к разводу служила неверность невесты жениху, а тем более, добрачная беременность не от жениха. Этот повод мог иметь место в зависимости лишь от обязательности уз, налагавшихся на жениха и невесту обручением.

В-третьих, брак расторгался вследствие неспособности к брачному сожитию, если она добрачная и продолжалась в браке не менее трех лет.

В-четвертых, вследствие безвестного отсутствия в течение пяти лет или взятая супруга в плен.

В-пятых, вследствие болезни. В Кормчей специально упоминается о проказе, а в Уставе Ярослава – о лихом недуге.

В-шестых, вследствие пострижения. Это был самый излюбленный и распространенный повод к расторжению брака, хотя основным правилом в древне-церковной практике и народным правосознанием требовалось обоюдное согласие мужа и жены на прекращение брака этим способом, тем не менее, не редко воли одного супруга, и преимущественно мужа, было вполне достаточно для того, чтобы путем самопострижения и пострижения жены расторгнуть брак. Чаще всего имело место приневоление другого супруга к принятию монашества.

В-седьмых, брак мог быть расторгнуть вследствие бесплодия жены. Яркий пример этого повода представляет развод Великого Князя Василия Ивановича, разведшегося с своей женой Соломонией после 20 летнего супружества.

Сверх сего, основанием к разводу служили случаи, аналогичные с прелюбодеянием, в которых, хотя супружеская неверность и не являлась доказанной, но могла предполагаться с известной вероятностью. Эти случаи, включенные в Кормчую книгу, отражают в себе, главным образом, византийское право и мало общего имеют с русской жизнью. По этим правилам развод мог состояться, если жена против воли мужа пировала с посторонними мужчинами, если она мылась в бане с мужчинами, если без ведома посещала цирк или театр и, наконец, если провела ночь, против воли мужа, вне дома. В русской жизни не было зачатков для восприятия указанных поводов. В древнейшее время русская женщина пользовалась значительной свободой, и женщины всегда свободно присутствовали на пирах и братчинах.

Есть еще весьма важные указания на другие поводы к разводу, развившиеся уже на почве чисто русских нравов, а именно, расторжение брака вследствие вражды и несогласия супругов и, наконец, расторжение по взаимному добровольному уговору. ⁶

О первом из этих поводов Котошихин говорит, что если муж бил и увечил жену, то она могла чрез посредство родственников подать жалобу архиерею, и архиерей назначал суд и следствие. Спрашивали людей окольных, и если, действительно, оказывалось, что муж нехорошо обращался с женою, то его отдавали в монастырь для смирения. Если после освобождения муж снова бил свою жену, то родственники могли опять жаловаться архиерею, который назначал новое исследование. Если по следствию обнаруживалось, что муж, действительно, нехорошо обращается с женою, то давали развод, причем движимость делилась между супругами пополам. По прошествии семи лет с момента развода разведенные могли вступать в новый брак. ⁷

Второй повод, т. е. обоюдное согласие, являлся также безусловным основанием к расторжению брака. Об этом документально свидетельствуют разводные XVI и XVII вв. «Мы договорились полюбовно, чтобы нам расторгнуть брак, и мужу на иной жене жениться»; «как мы по своей воле сошлись, так по своей доброй воле разошлись».

Таким образом, в до-петровский период основанием к расторжению брака, помимо поводов, заимствованных из правил канонических, являлись как взаимное добровольное согласие супругов, так и невозможность продолжения совместной супружеской жизни вследствие дурного и жестокого обращения. Эти два повода были выдвинуты самой народной жизнью, и церковь и государство не могли с ними не считаться и не санкционировать их, как формы и условия расторжения брака в XVIII в.

Со времени Петра Великого светская власть начинает усиленно регламентировать вопрос о формах и основаниях расторжения брака. Что касается поводов к разводу, то отчасти видоизменяются старые, отчасти вводятся новые. По исследованию профессора Загоровского, в эту эпоху, как и ранее, основным поводом к разводу является супружеская неверность, но со следующими изменениями. Прелюбодеяние мужа признается в такой же степени поводом к разводу, как и прелюбодеяние жены, причем безразлично, была ли им нарушена супружеская неверность с замужней женщиной или незамужней. Что касается принудительного развода вследствие прелюбодеяния жены, то о нем не имеется никаких уже следов. Двоебрачие давало право на развод оставленному супругу. Неспособность к брачному сожительству, оставаясь поводом развода для жены, распространяется и на мужа, давая ему право на развод при неспособности жены. Болезнь продолжала считаться поводом к разводу, но – далеко не всегда и с известными ограничениями. С течением же времени, болезнь перестала служить поводом к разводу. Исключение составляла лишь болезнь психическая. Безвестное отсутствие служило поводом к разводу в том только случае, если оно продолжалось в течение пяти лет, если в отлучке не была виновна оставшаяся сторона и если она, в отсутствии другой стороны, была добронравного поведения. Пропавший без вести супруг, в случае его возвращения, осуждался на вечное безбрачие.

Затем, выдвигается совершенно новое основание к разводу – ссылка за совершенное преступление. Кормчая книга абсолютно не знала этого основания к разводу. По этому поводу совершенно справедливо замечает проф. Загоровский, что русское законодательство, вводя этот повод к разводу, не встречало затруднения в согласовании его с постановлениями Кормчей, и, что еще важнее, с учением евангельским и правилами апостолов. Нельзя было игнорировать жизненные требования, это было ясно для церкви и государства. Между тем, ныне, когда возникает необходимость провести новые формы и основания к расторжению брака, то оказывается, что постановления Кормчей книги и Номоканонов никогда ни для кого не были столь обязательны, как для нас в настоящее время. Далее, покушение одного супруга на жизнь другого, оставаясь в начале XVII в. поводом к разводу, в то же время постепенно выходит из практики и постепенно утрачивает свою силу как основание к расторжению брака. Принятие монашества является по-прежнему основанием к расторжению супружеских уз. Но церковная практика вводит известные ограничения. Для пострижения стали требоваться дозволение Синода, определенный возраст и надлежащее разрешение детей. Возникновение или существование до брака духовного родства между мужем и женою считалось безусловным основанием к разводу. Таким образом, не только восприятие чужого ребенка до брака служило основанием к расторжению его, но и восприятие собственного ребенка от крещения считалось поводом к разводу. Совершенно новым основанием является обращение одного из супругов из раскола в православие, причем, по расторжении брака, стороне, принявшей православие, дозволялось вступать в новый брак. Последним формальным основанием к расторжению брака являлось невозвращение военнопленного в течение двух лет из плена в свое отечество.

Кроме этих формальных оснований к расторжению брака, на практике существовали разводы самовольные, которые, большею частью, происходили вследствие обоюдного соглашения супругов. Выдача «отпускных» мужьями совершалась с согласия духовных властей, и, что всего знаменательнее, сам Синод склонен был признавать известное значение за «отпускными письмами». Помимо этого, со времени Петра I, светская власть, упразднив патриаршество и заняв верховное положение в качестве главы церкви, признала за собою право и на высшую юрисдикцию по делам брачным. С соизволения русских государей разрешаются разводы, в особенности лицам высших сословий.

В этот же период времени впервые дозволяется на законном основании разлучение супругов. Главным поводом к разлучению служит по большей части грубое и жестокое обращение мужа с женою.

Брак, охватывая собою физическую, нравственную, экономическую, юридическую и религиозную стороны жизни, естественно, должен отражаться на личных и имущественных отношениях супругов. Как отмечено нами выше, первичными формами брака были у нас похищение и покупка жены. Подобные формы заключения брака, не считавшиеся с волей женщины, неизбежно вызывали полное подчинение жены власти мужа. Иллюстрацию полного бесправного состояния жены и всей вообще семьи пред личностью мужа дает «Русская Правда» князя Ярослава. Если убийца, совершив преступление без всякой ссоры, скроется, то волость, в которой он жил, за него не платить, а выдает все имение его, жену и детей на «поток и разграбление». Таким образом, жена приравнивалась к имуществу мужа, и судьба её всецело завесила от воли и судьбы мужа. ⁸

С принятием христианства взгляд на подчиненное положение жены мужу должен был все же смягчиться, а во взаимных отношениях супругов проявилось более равенства, чем это было ранее. Но в общем, можно сказать, что христианство резкой перемены в личные отношения мужа и жены не внесло, и картина семейного быта с резко выраженной деспотической властью мужа осталась та же. Реальнее всего эта власть выражалась в бесконтрольном праве мужа наказывать жену. Полнее всего власть мужа и подчиненное положение жены обрисованы в знаменитом «Домострое» попа Сильвестра. Семейный быт, по взгляду Сильвестра, должен быть построен на полном главенстве мужа. «Подобает убо мужем поучати жен своих с любовью и благорассудным наказанием. Жены мужей своих вопрошают о всяком благочинии, как душа спасати и Богу и мужу угодить и долг свой добрее строити, и во всем мужу покорятися что он накажет, то с любовью и со страхом внимати и творити». Далее «Домострой» предлагает целый ряд мер, как должен муж пользоваться своею неограниченною властью. Меры эти, главным образом, заключаются в побоях, при этом советуется лишь не увечить и не употреблять палки, вообще же бить «наедине, а не перед людьми и, поучив, примолвити и пожаловати, а ни какож не гневатися друг на друга, а про всякую вину по уху и по лицу не бити ни кулаком, ни под сердце, ни пинками, ни посохом не колоти, никаким железом, ни деревом бити». Так понимал отношения мужа и жены, Сильвестр – один из просвещеннейших и передовых людей своего времени.

Насколько в то время жена вообще своей воли при муже не имела, служит указ царя Ивана IV, по которому велено было духовные завещания жен, в коих мужья назначались душеприказчиками, считать недействительными: – «та духовная не в духовную, потому что жена в его воле, что ей велит писати, то она и пишет». ⁹

Прогресс в правах жены отражается в свидетельстве Котошихина. Жена, говорит он, в случае жестокого с нею обращения мужа, могла жаловаться патриарху. Первоначально мужа наказывали заключением в монастырь, а в случае неисправления, брак мог быть расторгнут. Несомненно, это представляет громадный шаг вперед. Впрочем, это свидетельство Котошихина не дает права впадать в слишком большой оптимизм относительно положения жены, так как по законодательному акту того же времени, царя Алексея Михайловича, муж мог себя с женою в голодный год закабалить. Сопоставляя эти начала, неизбежно прийти к выводу, что жена, в до-петровский период нашей истории, ничем не была ограждена от полнейшего произвола мужа.

Из начала зависимости жены следует, что, права состояния жены всегда определялись по состоянию мужа. В силу этого принципа, жена, имевшая по рождению права высшего состояния сравнительно с мужем, теряла их при замужестве. Из этого общего правила наше древнее право знало одно исключение: вступивший в брак с рабыней без особого договора с её господином, не только не сообщал ей свободы, но сам делался холопом. В данном случае применялся принцип: «по рабе холоп и по холопе раба». ¹⁰

В разрез с полным подчинением жены мужу идет во всей нашей истории начало раздельности имущественных прав супругов. В имущественной сфере женщина имела значение сама по себе, как всякий полноправный член государства. Это начало имущественной самостоятельности проведено во всех законодательных актах, начиная с «Русской Правды». В этом же смысле высказывается Псковская судная грамота. То же находим в Уставе Св. Владимира, где говорится о споре об имуществе между мужем и женою. Конечно, начало раздельности имущественных прав не могло быть полностью проведено в виду абсолютного подчинения жены воле мужа. В силу этого, например, приданное на время брака поступало в распоряжение мужа. ¹¹ Что касается недвижимого имущества, то о нем между мужем и женою заключался особый договор. Если же его не было, то недвижимость возвращалась в род невесты.

В московский период отношения мужа и жены в сфере имущественной не получили точной регламентации. Есть данные, по которым необходимо прийти к заключению, что приданное поступало в общее владение супругов. Но если приданное, ко времени смерти мужа, оказывалось на лицо, то оно возвращалось жене. Хотя общий принцип раздельности имущества остается, тем не менее, нельзя отрицать того обстоятельства, что, в известных случаях, жена отвечала за долги мужа. Но раз жена обладала имением, то в отношении к нему право распоряжения сохранялось за нею. Нельзя отсюда не прийти к заключению, что известная неопределенность имущественных отношений супругов характеризует московский период, и отношения эти получают точную регламентацию лишь в петровскую эпоху.

В личных отношениях супругов со времени Петра Великого до настоящего времени можно отметить три ступени развития. Эпоха Петра, когда остается прежняя форма подчинения жены воле мужа. Затем – время Екатерины II-ой, когда, под влиянием общего смягчения нравов, вносится в законодательство, целый ряд сентенций нравственного свойства, долженствующих регулировать семейный быт: «жена», говорит Устав Благочиния, «должна пребывать в любви, почтении и послушании к своему мужу и обязана оказывать ему всякое угождение. Муж должен извинять её недостатки и облегчать немощи». Наконец, при императоре Николае I-м, у мужа отнято право жестокого обращения с женой. За истязания и увечье жены муж подвергается равному со всеми преследованию. ¹²

В правах состояния жен, вступивших в замужество, со времени Екатерины II-ой, происходит весьма существенные изменения. Прежнее наше законодательство держалось того начала, что жена следует состоянию своего мужа. Следовательно, жена, по рождению принадлежащая к высшему состоянию, с выходом в замужество, теряла свои права, если муж принадлежал к низшему классу. Это начало имело применение до Екатерины II, при которой в жалованной грамоте дворянству было проведено новое начало, в силу коего жена низшего состояния приобретает права высшего состояния, принадлежащие её мужу; но если она по рождению имеет высшие права, то с замужеством она их не теряет. При Императоре Александре I-м это начало получило детальное разъяснение по вопросу о том, что если жена по рождению принадлежит к низшему состоянью, затем замужеством приобрела права высшего состояния, но потом, овдовев, вышла за муж вторично за лицо низшего состояния, то она сохраняет в данном случае права высшего состояния, приобретенные первым браком?

В отношении лиц несвободного состояния произошли также существенные изменения. Древний принцип, что несвободная сторона порабощает свободную, был отменен в одной своей части в царствование Екатерины II-ой. Муж свободный, вступая в брак с несвободной, сообщал ей права свободного состояния. В царствование же Александра I-го в этом направлении был сделан второй шаг в том отношении, что жена свободная, вышедшая замуж за несвободного, сохраняла права состояния свободной женщины. Конечно, с падением крепостного права судьба лиц несвободного состояния приобретает лишь исторический интерес, и ныне остается в полной силе для всех классов состояния одно начало, что жена высших своих прав, по рождению или по замужеству приобретенных, никогда в замужестве с лицом низшего состояния не теряет, но замужеством права высшего состояния приобретает.

Заканчивая историческую часть нашего очерка, остается нам лишь отметить, что неопределенность имущественных отношений супругов, имевшая место в московский период, окончательно отпала в эпоху Петра Великого, когда указом 1716 года была установлена полная раздельность имущества супругов. Это начало незыблемо сохранилось по настоящее время и составляет одну из отличительных черт нашего семейного нрава.

Итак, бросая обратный взгляд на историческое развитие и образование форм заключения брака, на расторжение его и на личные и имущественные отношения супругов, из брака вытекающие, – неизбежно прийти к выводу, что в установлении брака государственный и договорный характер вполне поглотился религиозной его стороной, и церковное венчание объединило в себе публичный и частно–правовые элементы брачного института. В условиях расторжения брака также произошла сильная эволюция: бытовые начала и многие поводы к расторжению брака, позаимствованные у византийского права, постепенно отпали, и в XIX ст. основания к расторжению брака, свелись до минимума. В личных, однако, отношениях супругов мы остались вполне верными старине. Муж, и по действующему законодательству, глава дома. Конечно, прогрессивное смягчение нравов не могло не отразиться на отношениях супругов, но принцип в законе остался тот же, будучи лишь смягчен благопожеланиями нравственного свойства, в изобилии введенными в наше законодательство в царствование Екатерины II-ой и перешедшими ныне в свод законов гражданских. В сфере имущественных отношений супругов мы также остались верными старине. Исконное начало о раздельности имущества супругов прошло красною нитью через всю нашу историю, и, со времени Петра Великого, окончательно запечатлелось в нашем законодательстве.

Таков исторически сложившийся остов форм установления и расторжения брака и личных и имущественных отношений супругов. Как развиты эти основы брачного института в современном нашем законодательстве, составит содержание дальнейшего нашего изложения.

Излагая современное положение брачного союза, нам придется, при обозрении форм и условий заключения брака, а также личных и имущественных отношений супругов, ограничиться, главным образом, догматическим изложением современных законоположений, относящихся к данному вопросу. Это вызывается, во-первых, тем обстоятельством, что наш очерк преследует преимущественно практическую цель – дать по возможности полную картину о браке и разводе по действующему нашему праву и, во-вторых, тем, что критический анализ действующего законодательства о брачном праве мы считаем более удобным соединить с рассмотрением законоположений по данному вопросу по проекту нового гражданского уложения.

Законы, относящиеся к союзу брачному, рассеяны по разным томам Свода Законов. ¹³ Основные начала форм возникновения брака, условий действительности его, а также положения о личных и имущественных отношениях супругов сгруппированы главным образом, в I ч. X т. Св. Зак. Гражд. Но этими законоположениями затрагиваемый вопрос не исчерпывается, и нам придется, для более или менее всестороннего его освящения, пополнить положения нашего гражданского законодательства дополнительными сведениями из других областей нашего права.

Брак для своей действительности требует соблюдения при его совершении установленной законом формы. Наше законодательство, если не считаться с законом 1874 г. о. браках раскольников, знает только церковную форму брака. Желающий вступить в брак должен предварительно уведомить священника своего прихода о своем намерении и представить документальные сведения о своей личности и личности невесты. По получении всех требуемых сведений производится в приходской церкви жениха, а если невеста принадлежит к другому приходу, то и в её церкви оглашение, т. е. гласный запрос прихожан, не имеют ли они каких-либо препятствий к браку оглашаемых. Если по оглашении никаких препятствий к браку не окажется, то составляется брачный обыск, согласно форме, установленной в приложении к 26 ст. I ч. X. т. Св. Зак.

Вторым актом, при установлении брака, является венчание. Бракосочетание, или венчание должно быть совершено, согласно законам гражданским и правилам и обрядам православной церкви, совместно с обручением в личном присутствии жениха и невесты при двух или трех свидетелях.

Местом совершения брака должна быть церковь. Венчание лиц православного вероисповедания вне церкви, в домах и часовнях, допускается в тех только местах, где, по исключительным обстоятельствам, венчание в церкви невозможно. Подобное венчание может иметь место лишь с разрешения епархиального начальства.

Что касается времени, когда бракосочетание может быть совершено, то по церковным правилам имеется запрет совершать бракосочетание в церковные посты с кануна Рождественского поста и во все дни праздника, т. е. с 14 ноября по 6 января, от недели мясопустной, т. е. с воскресенья перед масленицей до Фоминого воскресенья после Пасхи, в Петров пост, т. е. от первого воскресенья после Троицына дня до 29 июня, во весь Успенский пост, т. е. с 1 по 15 августа, накануне постных дней среды и пятницы, т. е., следовательно, во вторник и в четверг, накануне воскресных дней и всех двунадесятых праздников. Наконец, согласно церковному обычаю, принято отклонять совершение браков накануне вообще больших праздников и табельных дней. В отношении времени дня, совершение венчания, по церковным правилам, должно происходить после литургии: «да не дерзнет никако же иерей никого венчать по обеде, ниже вечер, но по рану ничтоже ядших, ниже пивших, абие по божественной литургии». (Кормчая книга гл. 50 ч. I). ¹⁴ На практике, однако, эти правила не соблюдаются и «иереи дерзают» венчать во все часы дня и ночи.

Право вступления в брак признается в виде общего правила, согласно I ст. X т. Св. Зак. за всеми лицами православного исповедания без различия состояния, не испрашивая на это ни особого разрешения от правительства, ни увольнения от сословия или обществ, к коим они принадлежат. Отсюда, первое условие, требуемое для вступления в брак, свободное волеизъявление брачующихся. Брак не может быть законно совершен без взаимного и непринужденного согласия сочетающихся лиц. Так как свободного волеизъявления не может быть у безумных и сумасшедших, то брак с лицом психически ненормальным признается недействительным. О нравственном принуждении наш закон говорит лишь в отношении родителей и опекунов (12 ст. I ч. X т. Св. Зак.). Опекуны, изобличенные в принуждении лица, вверенного их опеке, ко вступлению в брак, подвергаются уголовной ответственности (1599 ст. Улож. о нак.). Затем, уголовный закон предусматривает целый ряд форм понудительного вступления в брак путем похищения женщины, через насилие и угрозы и путем приведения лица в беспамятство или умоисступление и, наконец, понуждение путем всякого рода обманных действий (ст. 1549, 1551 и 1552 ст. Улож. о нак.). Итак, всякое лицо может вступить в брак лишь при наличности свободного волеизъявления.

Это общее начало подвергается следующим ограничениям и изъятиям.

Запрещается вступать в брак без дозволения родителей, опекунов или попечителей (6 ст. I ч. X т. Св. Зак.). По взгляду некоторых исследователей, например профес. Загорского, обязанность испрашивать согласие родителей не ограничивается известным возрастом. С этим взглядом трудно согласиться. Он противоречит, во-первых, буквальному тексту, закона, где наряду с согласием родителей говорится о согласии опекунов и попечителей, о каковом согласии, конечно, может идти речь только по отношению к несовершеннолетним; во-вторых, распространение запрета родителей на совершеннолетних, противоречит 221 ст. 1 ч. X т. Св. Зак. Согласно этому положению закона, совершеннолетние лица могут свободно вступать в любые обязательные отношения, куда естественно отнести и брачное обязательство и, в-третьих, распространение запрета родителей на совершеннолетних противоречит положениям канонического законодательства. Постановления «Кормчей книги» по этому поводу гласят: «Самовласный сын совершен имея возраст, и без отца совещания женится; самовластные дщи, совершен имущи возраст и не хотящу отцу её законным браком, идет замуж».

Таким образом, о согласии родителей может идти речь только по отношению к детям несовершеннолетним. Практика наша в отношении этого вопроса, насколько нам известно, держалась такого взгляда, что раз официального запрета родителей на лицо не имеется, то предполагается наличность их согласия. Во всяком случае несогласие родителей не парализует действительности брака, а обусловливает лишь уголовную ответственность виновных согласно 1566, 1567 и 1572 ст. Улож. о нак.

Изъятия из общего правила о необходимости для вступления в брак разрешения родителей, имеются для раскольников и для жителей Черниговской и Полтавской губерний.

Дети раскольников имеют право вступать в брак без согласия их родителей и опекунов, если дадут обязательство лично пребывать и воспитывать своих детей в православии.

В губерниях же Черниговской и Полтавской, если отец или мать, имея в своем опекунском управлении имение, принадлежащее совершеннолетней дочери, будет препятствовать выходу её в замужество, то ей предоставляется объявить о том в суде, и, с его разрешения, вступить в брак (7 ст. 1 ч. X т. Св. Зак.).

Помимо этого общего ограничения, относящегося ко всем лицам, желающим вступить в брак, имеется целый ряд специальных требований в зависимости от общественного положения лица. Для членов императорской фамилии требуется разрешение главы государства. Лицо, состоящее на гражданской и военной службе, должно испрашивать на вступление в брак разрешение своего начальства. Брак, совершенный без подобного разрешения, не признается недействительным, но влечет за собою ответственность виновного по 1565 ст. Улож. о нак.

От офицеров, не достигших 28 лет и получающих менее 1200 рублей в год содержания, для свободного вступления в брак требуется внесение реверса, т. е. вклада в 5000 рублей, или обеспечение недвижимостью, приносящей не менее 300 р. в год (2 п. 28 ст. Уст. о воен. повин.). Нижним чинам, состоящим на действительной службе, вступление в брак безусловно воспрещено. Исключение в этом отношении допускается для нижних чинов, расположенных в отдельных местностях Империи, преимущественно на окраинах государства и для вдовых нижних чинов, независимо от места их служены, имеющих от прежних браков детей, остающихся без всякого призрения, и, сверх сего, для унтер-офицеров, продолжающих действительную службу, сверх обязательного срока. (Св. Воен. Пост. кн. VII ст. 947 и 948).

Ограничения относительно вступления в брак арестантов, заключенных в исправительных арестантских отделениях, определяются в Уставе о содержащихся под стражею. Правила же о вступлении в брак ссыльных изложены в Уставе о ссыльных (19 ст. 1 ч. X т. Св. Зак.).

Наконец, воспрещается, независимо от возраста, вступление в брак ученикам всех учебных заведений. Изъятие допускаются лишь, в виде особого исключения, по специальному разрешению начальства студентам высших учебных заведений.

Для действительности и законности брака, сверх свободного волеизъявления, требуется, чтобы лица, вступающие в брак, не были в воспрещенных законом для заключения брачных уз степенях кровного или духовного родства и свойства (23 ст. 1 ч. X т. Св. Зак.).

Родство подразделяется на следующие четыре вида: родство кровное как законное, так и незаконное, родство духовное и родство по усыновлению. В кровном родстве по прямой восходящей и боковым линиям воспрещается вступление в брак до четвертой степени включительно. В пятой степени, по боковым линиям, брак хотя и допускается, но требуется разрешение епархиального начальства. Вступление же в пятой степени родства по прямой линии является невероятным. С влиянием кровного родства необходимо отождествить родство физическое, возникающее из незаконной связи. Наш закон гражданский по этому поводу не дает никаких руководящих начал. Ст. 23 1 ч. X т., говорящая о воспрещенных степенях родства, отсылает по этому вопросу к церковным постановлениям. Но практика Синода, в ряде сепаратных указов, признает, однако, физическое родство вполне равносильным родству законному и считает его о столько же препятствием к браку, как и родство кровно-законное.

Духовное родство, согласно указу Синода от 31 октября 1875 г., должно быть признаваемо лишь между родителями младенца и восприемлющими его лицами, одинакового с ним пола. Из приведенного разъяснения Синода о духовном родстве явствует, что браки воспрещаются лишь между следующими лицами: между восприемником и матерью им воспринятого и между восприемницею и отцом ею воспринятого.

Родство по усыновлению по законам византийским считалось препятствием ко вступлению в брак. Ныне, однако, у нас ни в церковных, ни в гражданских узаконениях, ни в практике духовных, судов нет указаний на то, чтобы усыновление почиталось препятствием к вступлению в брак.

Что касается свойства, то здесь необходимо различать двухродное и трехродное свойство. По циркулярному указу Синода, изданному в 1810 году, имеющему руководящее значение и в настоящее время, в двухродном свойстве браки воспрещаются до четвертой степени включительно; в трехродном же свойстве браки воспрещаются лишь до первой степени. ¹⁵

Следующее условие, требуемое для действительности и законности брака, заключается в наличности брачного возраста. По нашему законодательству брачная зрелость наступает для мужчины в 18 лет, и для женщины в 16 лет. В необходимых, однако, случаях епархиальному начальству предоставляется право разрешать брак, если жениху или невесте не достает полугода до совершеннолетия. Общий срок брачного совершеннолетия уменьшен для природных жителей Закавказья, которым дозволяется вступать в брак по достижении женихом 15-ти, а невестой 13-ти лет. Особый возраст брачного совершеннолетия установлен для офицеров, состоящих на действительной службе; им не дозволяется вступать в брак ранее 23-х летнего возраста. Старческая дряхлость, при достижении лицом 80 летнего возраста, также является препятствием ко вступлению в брак. Брак, совершенный в этом возрасте, считается явлением ненормальным, а потому законом воспрещен. Несоблюдение правил о брачном возрасте влечет за собою, помимо гражданских последствий, уголовную ответственность (ст. 1563 Улож. о нак.).

В связи с условием о возрасте, требуемом для вступления в брак, находится препятствие, заключающееся в физической неспособности к брачному сожительству. Для лиц православного вероисповедания физическая неспособность к сожительству разрушает брачный союз только в том случае, если она, во-первых, является добрачной (термин закона о прирожденности физического дефекта не верен), во-вторых, если неспособность является хронически длящейся и в-третьих, если о расторжении брака будет специально ходатайствовать супруг или супруга неспособной стороны.

Далее, недействительность брачных уз наступает, если лицо обязано уже супружеским союзом, не прекратившимся и законным образом нерасторгнутым, или, если лицо вступило в брак, несмотря на имевшееся запрещение ко вступлению в новый супружеский союз и, наконец, подобная же недействительность постигает брачное сопряжение, если лицо вступило в четвертый брак. Воспрещение вступать в новый брак имеет место в следующих четырех случаях: 1) при признании супруга виновным в прелюбодеянии, 2) в двоеженстве, 3) при неспособности к супружескому сожитию и 4) при безвестном отсутствии (20, 21 1 ч. X т. Св. Зак., 37 и 205 ст. Уст. Дух. Конс.).

Для предупреждения двойных и четвертых браков закон требует, чтобы, во-первых, в паспортах, выдаваемых купцам, мещанам и крестьянам всегда означалось, женат или холост, и если вдов, то – после которого брака; и во-вторых, на выдаваемых лицам обоего пола, для временного или постоянного где-либо пребывания паспортах, или других видах, в случае вступления этих лиц в брак, отмечалось о том рукою священника, когда и в какой церкви совершено венчание. Сообразно с этими отметками, военные и гражданские начальства, при перемене или возобновлении паспортов и видов, означают в них брачное состояние тех лиц, коим они выдаются.

Помимо указанных условий действительности и законности брачного союза, вступление в брак абсолютно воспрещено монашествующим, а равно и посвященным в иерейский или дьяконский сан, пока они в этом сане пребывают.

Суммируя основания, по которым брачный союз прекращается, надлежит их разделить на три категории.

Естественное основание, по которому брак прекращается, есть смерть одного из супругов. За оставшимся в этом случае в живых признается право на свободное вступление в брак, если не имеется каких-либо законом предусмотренных к тому препятствий (ст. 43 и 44 1 ч. X т. Св. Зак.).

Далее, брак прекращается силою самого закона в следующих семи случаях, вследствие своей недействительности:

1) когда брак совершен путем насилия или с лицом психически ненормальным;

2) когда брак заключен между лицами, находящимися в воспрещенных степенях кровного или духовного родства или свойства;

3) когда лицо, вступившее в брак, связано другими супружескими узами, к тому времени не расторгнутыми;

4) когда в брак вступило лицо, коему вступление в новый брак было возбранено судебным приговором;

5) когда брак совершен между лицами, не достигшими брачного совершеннолетия или вступившими в брак после брачной перезрелости, или, наконец, в четвертый брак;

6) когда в брак вступили монашествующие и посвященные в иерейский и дьяконский сан; и 7) когда вступило в брак лицо православного исповедания с нехристианином;

Третье основание, по которому брачные узы прекращаются, является расторжение брака по просьбе одного из супругов. Оно может иметь место в следующих четырех случаях:

1) при доказанности прелюбодеяния одной стороны;

2) при неспособности к брачному сожитию;

3) при осуждении к уголовному наказанию и

4) при безвестном отсутствии.

Прежде чем перейти к рассмотрению форм судопроизводственных, т. е. порядка признания браков недействительными, мы считаем более правильным остановиться на формах заключения брака между раскольниками, лицами других христианских исповеданий между собою и с лицами православного вероисповедания, нехристан между собою и с лицами христианских вероисповеданий и, наконец, на брачном состоянии лиц, из которых одно лицо приняло крещение.

У нас в России господствующей формой установления брачного союза является брак церковный, который придает браку силу общегосударственного и церковного акта. Исключением из этого общего правила, исключением за которым необходимо признать форму «гражданского брака» является, брак раскольников. Как ни стараются, говорит проф. Суворов, ¹⁶ у нас многие избежать термина «гражданский брак» в применении к бракам раскольников, но брак, получающий законную силу вследствие исполнения известной формальности, предписываемой только гражданским законом, независимо от каких-либо религиозных обрядов, может быть назван только «гражданским браком».

Самый ранний из указов, касающихся браков раскольников, относится к 1719 году. Этим указом предписано «с раскольников, которые женятся тайно, не у церкви, без венечных памятей, брать особливый сбор, а именно, рубли по три с человека, а с богатых и больше». В позднейших указах предписывалось: «принадлежащих к расколу лиц не венчать, а если без церковного венчания жить станут, допрашивать, кто их венчал и не живут ли без всякого венчания». Если раскольники не желали сказать, кто их венчал, или же жили без всякого венчания, то они подвергались всякого рода преследованиям. Этим способом имелось в виду заставить раскольников совершать бракосочетание в православной церкви. Браки же раскольников, заключенные помимо православной церкви, не только признавались недействительными, но супружеское сожительство расторгалось. В царствование Екатерины II положение раскольников значительно улучшилось. Это улучшение коснулось также и условий заключения браков. Хотя браки, совершенные вне православной церкви, и не считались законными, тем не менее они не преследовались и не разрушались. В последующее время, до средины XIX ст., положение раскольников в отношении вопроса брачного было изменчиво. В 1850 году, по поводу девятой ревизии, состоялось предписание: у беспоповцев, отвергающих брак, детей считать незаконнорожденными, а матерей, состоящих в связи с раскольниками, женами не записывать. В 1853 году поповцам в доказательство законности брака разрешено представлять метрические свидетельства о бракосочетании и рождении детей, чего конечно, они представлять не могли, если не совершали крещения и бракосочетания по православному обряду.

С 1874 года положение раскольников коренным образом изменилось. Прежнее их бесправное юридическое положение заменяется правильной гражданской регистрацией актов их семейного состояния. Брак в гражданском отношении приобретает силу и последствия законного брака чрез запись его полицейскими учреждениями в метрическую книгу. Метрические книги о рождении, браке и смерти раскольников ведутся в городах и уездах местными полицейскими управлениями, а в столицах участковыми и частными приставами. Всякая запись в метрических книгах подписывается чинами полиции, пред которыми сделано заявление о рождении, браке, или смерти. Заявление сверх того подписывается заявителями и свидетелями. Воспрещаются и не подлежат записи в метрические книги такие браки раскольников, которые вообще возбранены законами гражданскими. Существование брака считается установленным со дня записи его в метрическую книгу. Относительно браков, существовавших между раскольниками до 19-го апреля 1874 г., соблюдаются следующие правила:

1) раскольники, записанные по 10 ревизии мужем и женою признаются состоящими в законном браке;

2) Браки, заключенные раскольниками после 10 переписи, записываются в метрические книги на общем основании по закону 19 апреля 1874 г.

Брак, записанный в метрической книге, может быть расторгнут по суду, в случаях предусмотренных в ст. 45 I ч. X. т. Св. Зак., т. е. в случае измены одного из супругов супружескому долгу, при уголовном осуждении, при неспособности к брачному сожитию и при безвестном отсутствии. Браки же, воспрещенные законом или заключенные между лицами, которые не принадлежат к расколу от рождения, считаются незаконными и недействительными. Все дела о правах, истекающих из браков раскольников, а также дела о расторжении браков и о признании их недействительными подлежать суду, гражданскому (1356 ¹–1356 ⁹ Уст. Гр. Суд.). Подсудность брачных дел раскольников окружным судам определяется в делах о правах личных и имущественных, а также в делах о расторжении брака, в случаях нарушения супружеской верности или неспособности к брачному сожитию, – по месту жительства ответчика; в делах о признании браков недействительными, – по месту записи брака в метрическую книгу; в делах же о расторжении браков с лицами, подвергшимися уголовному осуждению, – по месту жительства просителей, и, наконец, в делах о расторжении браков по безвестному отсутствию одного из супругов, – по месту нахождения недвижимого имущества, а при отсутствии такового по месту записи брака в метрические книги.

Рассмотрение форм установления брачного союза у раскольников не оставляет сомнения в том, что в этом отношении наше законодательство вступило на путь гражданской регистрации брака. Эта форма, получившая право гражданства в западноевропейских государствах, находит себе ярых противников. «Учреждение гражданского брака», говорит К. П. Победоносцев; «противоречит коренным основам здравого религиозного чувства в народе и само по себе заключает внутреннее противоречие: зачем прививать к простому быту, не привыкшему к разделениям и столкновениям между церковью и государством, столь искусственное учреждение, как гражданский брак, который поведет лишь к отягощению народному. Он поведет к соблазну, потому что совесть народная не поймет и не примет раздвоения брака. Он поведет к отягощению, потому что строгие и сложные формальности, неразлучные с гражданской формой брака, непременно превратятся в канцелярские формальности и в руках чиновников, не всегда способных разуметь смысл порученной им буквы, непременно станут источником и предлогом всякого рода затруднений, проволочек и притязаний. Наконец, непременно соединятся с пошлинами и поборами, о которых, не имеют и приблизительного понятия те, кому теперь иногда приходится в исключительных случаях роптать на притязательность сельского духовенства в делах брачных. Представим себе брачное дело, отрешенное от естественной среды своей – от прихода и отнесенное в другую официальную среду, например, в квартал, в волость, в округ мирового судьи и т. п. Формальности, предшествующие браку, соединятся с канцелярским хождением по делу, которое для народа станет непременно обременительнее нынешних объяснений и переговоров с церковным причтом, поставит между просителем и главным вершителем обряда бумагу и канцелярию, с которой каждый из мелких чиновников захочет питаться от своего дела». ¹⁷ В виду страха перед этим западноевропейским пугалом, у нас была высказана и проводима в судебной практике примирительная теория. В деле по обвинению раскольника в двоеженстве бывший обер-прокурор уголовного кассационного департамента А. Ф. Кони, в своем заключении, исследуя вопрос о содержании закона 19 апреля 1874 г. о браках раскольников, пришел к выводу, что названный закон не имел в виду вводить гражданский брак. Определениями и указами, состоявшимися в 1808, 1826, 1834, 1840 и 1852 годах, – говорит Кони, – браки раскольников между собою были изъяты из разбирательства духовных и гражданских начальств, причем такие браки, венчанные вне церкви, в домах и часовнях, не признавались за законные, а за сопряжения любодейные, почему к детям от них не прилагались гражданские законы о наследстве и самые дети считались законными лишь после своего присоединения к православию или единоверию при жизни родителей вместе с одним из них, или после смерти одного из них. Такое непризнание супружеских союзов между раскольниками, выводя их семейный быт из под действия общих законов, открывало, как то было признано временным комитетом, Высочайше утвержденным в 1864 году под председательством графа Панина, обширное поле своеволию и ничем не сдержанному разгулу страстей, губительно действующему на нравы. Поэтому возникло предположение привести раскольников в более нормальные и более согласные с началами государственного благоустройства условия семейной жизни путем заведения особых книг, в которые записывались бы случаи рождения и смерти раскольников и супружество между ними, с тем, чтобы супружеские союзы, записанные определенным порядком в эти книги, считались не подлежащими оспариванию. Последствием всестороннего обсуждения этих предположений в Государственном Совете явился закон 19 апреля 1874 года, в силу которого браки раскольников, записанные в метрические книги, приобретают в гражданском отношении силу и последствия законного брака. Гражданский ли это брак? На этот поставленный себе вопрос А. Ф. Кони отвечает отрицательно. Прежде всего брак раскольников совершается вовсе не записью в метрические книги. Он ею лишь узаконяется; запись предполагает существующий уже брак. При обсуждении проекта закона 19 апреля 1874 г. было высказано, что установление брака исключительно гражданского не соответствовало бы духу нашего законодательства, которое всегда признавало брачный союз общением по преимуществу духовным, распространяя силу этого основного правила на всех вообще подданных империи. Поэтому, если обрядам раскольников и не может быть присвоено одинаковое значение с обрядами не только православной церкви, но и других, признанных в государстве вероисповеданий, а потому необходимо требовать для узаконения раскольничьих браков соблюдения особой формальности, имеющей вид гражданского брака, то, по весьма важным нравственным уважениям, нельзя считать желательным, чтобы раскольники ограничивались, при вступлении в брак, исполнением лишь означенной формальности без какого-либо духовного обряда и низводили таким образом брачный союз свой до значения простого контракта, требующего лишь явки в полицейское управление. Вследствие этих соображений Государственный Совет полагал, устраняя вполне вмешательство власти в богослужение и обряды раскольников, выразить в новом законе ту общую мысль, что гражданский акт усваивает юридическую силу лишь такому союзу мужа с женою, которому они положили нравственную основу молитвою и испрошением у Бога благословения по правилам своего верования. Вот какое значение и смысл имеет выражение закона: браки раскольников приобретают силу и последствия законного брака через записание в установленные для сего метрические книги».

Итак, по мысли А. Ф. Кони, принятой и Правительствующим Сенатом, запись брака раскольников не есть акт бракозаключительный или бракосовершительный, а есть не более того, как только внешняя регистрация, т. е. внесение в книги совершившегося уже события бракосочетания и установленного именно в религиозной форме – регистрация, имеющая целью создать доказательства существования брака.

Со взглядом А. Ф. Кони, принятом и Уголовным Кассационным Департаментом, согласиться однако невозможно. Им отрицается всякое значение гражданской регистрации, и центр тяжести, для разрешения вопроса о наличности брака, ставится в зависимость от совершения религиозных обрядов по раскольничьим началам. Это не верно и противоречит содержанию, духу и цели закона 19 апреля 1874 года, который устанавливает, что «предшествовавшее записи брака исполнение соблюдаемых между раскольниками брачных обрядов ведению полицейских чинов не подлежит"».

По этому поводу проф. Суворов говорит: «В самом деле, если бы раскольничий брак был браком религиозным, а не гражданским, то закон не мог бы довольствоваться предположением предварительного совершения религиозного обряда, а должен был бы требовать действительного его совершения перед записью брака в метрическую книгу и вменить полицейским и волостным учреждениям в обязанность, не прежде делать запись, как удостоверившись в религиозном благословении брака. Этого, однако, контроля наш закон не знает, – предшествующее записи совершение религиозных брачных обрядов ведению полиции не подлежит, никто в совершении их не удостоверяется и освящение брака религиозным благословением только предполагается. Но это предположение с точки зрения гражданского права не имеет никакого юридического значения. ¹⁸

Из сделанного исследования положения браков раскольников возможен один лишь правильный вывод, что наше законодательство в отношении раскольников вступило на путь гражданской регистрации брачного союза, так как он устанавливается и расторгается единственно и исключительно светской государственной властью, совершение же религиозного обряда предоставляется усмотрению и совести вступающих в брак.

Следя за дальнейшими формами установления брака, мы перейдем к изложению его возникновения между лицами разных христианских вероисповеданий, между лицами из нехристиан между собою и с лицами христианских вероисповеданий и, наконец, к изложению брачного состояния лиц, из которых одна сторона приняла крещение или, как говорит наш закон, – лиц новокрещенных.

Постановления о браках лиц римско-католического вероисповедания помещены в I ч. X т. Св. Зак. и в Особом Положении о союзе брачном для лиц католического исповедания (изд. 1836 г.). Брак между лицами римско-католической веры является союзом вечным, союзом, прекращающимся только смертью одного из супругов.

Установление брака требует соблюдения следующих форм: желающий вступить в брак должен уведомить о том священника своего прихода. Священник обязан предварительно удостовериться во взаимном согласии сочетающихся и затем произвести, в церкви, с кафедры в три воскресные сряду дня, оглашение о предполагаемом браке.

При оглашении священник объявляет имена, прозвания и место жительства сочетающихся и их родителей. Оглашение производится как в приходе невесты, так и в приходе жениха. Если одно из вступающих в брак лиц, или оба, проживали в месте совершения брака не более трех месяцев, то оглашение должно быть совершено сверх того, и в приходской церкви прежнего их места жительства. Духовной власти предоставляется разрешать случаи, когда оглашение, вместо трех раз, может быть совершаемо только однажды. Во всяком случае одно оглашение необходимо. Если духовною властью разрешено ограничиться одним только оглашением, то бракосочетание может быть совершено не прежде, как на четвертый день после сего оглашения. Дозволяется священнику совершать бракосочетание и без оглашения в следующих исключительных случаях: когда жених неожиданно отправляется, по делам службы, в дальний и опасный путь; когда вступают в брак такие лица, которые и прежде всеми считаемы были состоящими в супружеском союзе.

Бракосочетание совершается в церкви, публично в присутствии, по крайней мере, двух свидетелей, в том приходе, где имеет жительство одна из сочетающихся сторон, местным священником, или заступающим его место. В другом же приходе и другому священнику дозволяется совершать бракосочетание не иначе, как с согласия священника подлежащего прихода, либо с разрешения епархиального начальства. Местом жительства сочетающихся признается то место и тот приход, в коих сочетающиеся имели постоянное пребывание в течение шести месяцев; если же они проживали прежде и в другой епархии, то для них удваивается означенный срок. Военные и другие лица, не имеющие постоянного жительства, могут быть венчаемы священником того прихода, в котором временно проживают.

Брак недействителен: 1) если совершен не надлежащим священником, без согласия приходского священника, либо епархиального начальства и 2) если совершен не при двух, по крайней мере, свидетелях. Священник прежде совершения брачного обряда обязан осведомиться, не предстоит ли препятствий к браку. Если откроется какое-либо препятствие, то бракосочетание останавливается. Священник также обязан, прежде бракосочетания, потребовать метрические свидетельства о рождении сочетающихся, а если одно из лиц или оба вдовые, то и свидетельство о смерти первого супруга. От соблюдения этого правила освобождается священник, когда он лично и достоверно извещен, как о достижении сочетающимися узаконенного для вступления в брак возраста, так и о смерти прежних супругов, если сочетающиеся вдовые. В случае затруднения представить сии свидетельства, священник может основаться на показании двух известных ему свидетелей. Показание это отбирается священником, мировым судьей, или даже бургомистром или войтом, и записывается в метрической книге. Если в новый брак вступает лицо, коего прежний брак признан недействительным, и если о том в содержимой в приходе метрической книге сведения не имеется, то лицо обязано представить священнику засвидетельствованную духовною властью копию с приговора об уничтожении прежнего брака. Письменное дозволение военного или опекунского начальства на вступление в брак должно быть представлено священнику в подлиннике, и дозволение родителей и опекунов, если они не находятся лично при венчании. Если священник, приступая к венчанию брака, достоверно не знает, с которого времени сочетающееся лицо проживает в его приходе, то обязан потребовать о том свидетельство местной полиции.

По совершении бракосочетания священником, который ведет приходскую метрическую книгу, записывается в неё брак при двух свидетелях.. В записи излагаются: имя, прозвание, состояние, место рождения и жительства, также лета каждого из супругов; имена, прозвания, состояния и места жительства их родителей; дозволение родителей, опеки и военного начальства в тех случаях, когда таковое по закону требуется; означение места и времени, когда производимо было оглашение; если же его вовсе не было, то указание, каким начальством и когда именно дано было на то разрешение; если обвенчано лицо, состоявшее уже прежде в браке, то означение времени прекращения или уничтожения прежнего брака; объявление супругов: заключили ли они предбрачный договор об имении и, в случай заключения, указание числа и места совершения его, также нотариуса, у которого предбрачное условие записано; означение: имени, прозвания, состояния, лет и жительства свидетелей с присовокуплением, состоят ли они с супругами в родстве или свойстве, со стороны ли отца или матери и в какой именно степени; удостоверение священника и свидетелей, что бракосочетание совершено согласно церковному обряду. Священник, совершавший обряд бракосочетания вопреки указанным постановлениям, подвергается уголовному преследованию. ¹⁹

Условия, требуемые для вступления в брак лиц римско-католического исповедания, суть: определенный законом возраст, взаимное согласие брачующихся, дозволение родителей, опекунов или начальства и способность к брачному сожительству. Запрещается вступить в брак лицам мужского пола ранее восемнадцати, а женского ранее шестнадцати лет. Лица, нарушившие означенное постановление, а также родители их или опекуны, подвергаются денежному штрафу. Священник же совершивший венчание, кроме денежного штрафа, подвергается особому церковному наказанию. Брак признается недействительным, если при установлении его не было жениху четырнадцати и невесте двенадцати лет. Отсутствие свободного волеизъявления поражает брак недействительностью при наличности совершения его путем насилия, угроз, ошибки в лице и с лицом безумным, если это состояние является постоянным.

Кроме личной свободной воли брачующихся требуется для вступления в брак для лиц несовершеннолетних согласие их отца, а за отсутствием его, согласие матери, и за отсутствием последней согласие опекунов или опекунских учреждений. Последние могут отказать в своем согласии на вступление в брак, когда лицо, желающее сочетаться брачными узами с несовершеннолетним, заведомо развратного поведения, одержимо заразительной болезнью или подверглось уголовному наказанию, или, наконец, если в образе жизни или летах желающих вступить в брак имеется слишком большое различие. Опекуны лично с опекаемыми могут вступать в брак лишь с разрешения опекунских учреждений и с предварительной проверкой их отчетности по делам опеки. При вступлении в брак несовершеннолетних, без согласия их родителей, последние имеют право ограничить их наследственную долю. Наконец, брак поражается недействительностью, если одна из сторон, до и по вступлении в брак, оказалась неспособною к брачному сожитию.

Далее, союз брачный лиц римско-католического вероисповедания расторгается при наличности иноверия, не расторгнутых и законно установленных брачных уз, духовного обета и священства, преступления, родства и свойства и, наконец, на основании правил общественной благопристойности.

По началу иноверия не допускается брак лиц римско-католического вероисповедания с нехристианином. Двоебрачие служит основанием к расторжению брака не только при жизни законного супруга, но и после его смерти. Монашествующие, давшие обет целомудрия и духовные лица, имеющие сан священства, не могут вступать в брак. Прелюбодеяние, соединенное с убийством супруга, служит препятствием для вступления в брак с соучастником. Таким же препятствием служит прелюбодеяние со взаимным обещанием виновных вступить в брак по воспоследовавшей смерти невинного супруга. Сверх сего лицо, умертвившее своего супруга или подговорившее к тому постороннее лицо, не может вступить в брак ни с виновником, ни с соучастником преступления. Родство и свойство, возникающее как из союзов законных, так и незаконных, составляет безусловное препятствие для вступления в брак между лицами восходящими и нисходящими в прямой линии. В боковой линии родство и свойство составляет препятствие к браку до четвертой степени включительно. Родство духовное, а также родство и свойство гражданские, т. е. возникающие из акта усыновления, являются также препятствием к совершению брака, а именно брак воспрещен между усыновившим и усыновленным и его нисходящими, между усыновленными и от того же брака рожденными кровными детьми, между усыновившим и женою или мужем лица усыновленного и между усыновленным и женою или мужем усыновившего. Последним препятствием к законному установлению брака являются соображения нравственной благопристойности. Когда перед браком был учинен в присутствии лица духовного звания формальный сговор, то лицу связанному им не может быть дозволено вступить, в брак с родственниками первой степени другой стороны. Когда брак не осуществился в форме телесного союза, или признан недействительным, либо прекратился смертью или вступлением одной из сторон в монашество, то оставшийся супруг не может вступать в брак с родственниками другого супруга до четвертой степени. Впрочем, препятствия, возникающие из начал общественной нравственности, могут быть устранены духовной властью, которая о каждом подобном случае должна доводить до сведения главного управления духовных дел.

Для лиц евангелическо-лютеранского вероисповедания в России совершение обряда бракосочетания есть необходимое условие законности брака.

Для действительности брачного союза требуется соблюдение следующих форм: опрос со стороны священнослужителя бракосочетающихся о наличности свободного у них волеизъявления на вступление в брак, утвердительный ответ вступающих в брак и надлежащее благословение брачного союза. Установленный законом обряд бракосочетания должен быть совершен предпочтительно в церкви и в присутствии не менее двух свидетелей и самих бракосочетающихся.

Брак почитается действительным и законным при наличности следующих условий: Брачное совершеннолетие определяется для лиц мужского пола в восемнадцать лет, а для лиц женского пола в шестнадцать лет. Сверх сего требуется, чтобы лица, вступающие в брак были конфирмованы. В виду того, что для действительности брака требуется свободное волеизъявление сторон, то брак признается незаконным, если совершен с лицом сумасшедшим. Для несовершеннолетних требуется согласие родителей: отца, если он налицо, если его нет, то согласие матери, а при отсутствии последней – опекунских учреждений. Но в известных случаях и совершеннолетним детям родители могут воспрепятствовать свободному вступлению в брак. Достойные уважения, как говорит закон, для отказа в согласии родителей на брак совершеннолетних детей суть следующие причины: 1) если то лицо, с коим сын или дочь желает вступить в брак, приговорено к наказанию, сопряженному с лишением или ограничением прав состояния, 2) если доказано, что то лицо предано пьянству, распутству, безумной расточительности или иным грубым порокам; 3) если то лицо оскорбило грубыми выходками своих родителей или таковых же другой стороны и не получило прощения; 4) если это лицо одержимо заразительной болезнью пли падучей болезнью; 5) если дети, не получив согласия на вступление в брак, старались предосудительными средствами вынудить это согласие; 6) если сын или дочь желают вступить в брак с лицом признанным по суду виновным в прелюбодеянии; 7) если в летах, воспитании, образовании сторон слишком большая разница, и 8) если другая сторона исповедует нехристианскую религию.

Таким образом, родители могут отказывать своим совершеннолетним детям в согласии на вступление в брак лишь при наличности определенных законом условий. Подобная мотивированность причин к отказу в изъявлении согласия на вступление в брак требуется по отношению к опекунам, хотя опекаемые ими и являются несовершеннолетними. По общему началу нашего гражданского законодательства для лиц, состоящих на военной и гражданской службе, требуется для вступления в брак согласие начальства. Родителям по родству гражданскому, т. е. усыновителям по отношению к усыновленным, предоставляются к изъявлению согласия на брак их детей права законных родителей.

Браки лиц евангелическо-лютеранского вероисповедания признаются незаконными в следующих случаях: Браки заключенные в запрещенных законом в степенях родства и свойства: 1) между родными в восходящей и нисходящей линии, 2) между родными братьями и сестрами, хотя бы и не единокровными и не единоутробными, 3) между вотчимом и падчерицею и между мачехой и пасынком, между зятем и тещей и между невесткой и свекром, 4) между племянником и родною теткой. Во всех этих степенях родства и свойства брак воспрещается независимо от вопроса о законности или незаконности лежащего в основании родства брачного союза. Браки с родной племянницей, или со вдовой родного дяди, т. е. родного брата отца или матери, дозволяются в исключительных случаях с особого разрешения Генеральной Консистории. Браки между усыновителями и усыновленными также воспрещены. Опекающий и его дети могут вступать в брак с опекаемыми только с особого согласия опекунских учреждений. Далее, никто из лиц, исповедующих евангелическо-лютеранскую веру, не может вступать в брак с язычниками, и все подобные супружества признаются недействительными. Браки же лютеран с магометанами и евреями признаются действительными в следующих случаях: 1) если лицо желающее вступить в брак предварительно испросило дозволение Консистории, 2) если обряд совершен единственно евангелическо-лютеранским проповедником, 3) если обяжется не совращать супруга в иудейскую веру и воспитывать детей в лютеранской или православной вере. Сверх сего муж магометанин должен отказаться от многоженства. Никто не может вступить в новый брак при наличности ранее заключенного брачного союза, не расторгнутого по суду, или не прекратившегося за смертью супруга. Разведенные супруги, которым вступление в новый брак воспрещено судебным приговором, могут вступать в новый брак лишь с разрешения Генеральной Консистории. Это разрешение дается в следующих случаях: если обиженная сторона скончалась, или находится в безвестном отсутствии, если она сама вступила в новый брак, или если она изъявить свое согласие на свободное вступление в брак виновной стороны. Кроме того, стороне, нарушившей супружескую верность, по расторжении брака, запрещается вступать в брак с тем лицом, с которым она изменила своему супружескому долгу. Нечего говорить, что этот запрет редко соблюдается, так как он идет в разрез с условиями жизни.

Далее, закон о браках лиц лютеранского исповедания дает целую систему сроков для признания брачного союза законным. Разведенным супругам дозволяется вторичный брак не ранее трех лет со дня расторжения брака. Вдовцу разрешается вступить в брак, не ранее истечения шести месяцев со дня смерти жены. Вдова же не только должна выждать этого срока, для свободного вступления в новый брак, но сверх того обязуется представить свидетельство, как говорит закон, присяжного лекаря или присяжной бабки, что она не беременна. Беременные же вдовы могут вступать в брак не ранее шести месяцев, после разрешения от бремени. Все эти сроки имеют обязательное значение и по отношению к разведенным супругам, за исключением лишь случая возвращения к брачному сожительству разведенных супругов.

Заключение брака лиц евангелическо-лютеранского вероисповедания распадается также, как и у других христианских вероисповеданий, на три стадии: обручение, оглашение и венчание.

Бракосочетанию может предшествовать обручение. Из текстуального содержания закона видно, что обручение не представляется обязательным. Форма обручения бывает двоякая: гражданская или церковная. Первая форма обручения заключается согласно общим началам гражданских договоров, вторая же в присутствии проповедника и двух свидетелей мужского пола и заключается в гласном торжественном обещании обручающихся сочетаться браком. В тех случаях, в которых брак не может состояться, не допускается и обручение. Условное обручение не разрешается, и потому во всяком случае за обручением, не позднее года, должно следовать оглашение и венчание, в противном случае обручение считается недействительным. С согласия обеих сторон обручение может быть расторгнуто во всякое время, с согласия же одной стороны только в определенных законом случаях, а именно: при наличности принуждения, безнравственной жизни, обручения с другим лицом, неизлечимой прилипчивой болезни, непреодолимого отвращения, открытия обманных действий, перемены вероисповедания и несогласия родителей или опекунов на брак. Если, однако, обрученные вступили в связь, то односторонний отказ не допускается. Когда отказ от вступления в брак имеет место без представления, предусмотренных законом, уважительных причин, то хотя брак по принуждению не может быть совершен, но потерпевшей стороне предоставляется судом требовать не только вознаграждения за бесчестие, но и возмещения понесенных убытков.

После обручения следует оглашение. Оно состоит в троекратном объявлении в три воскресных сряду дня в приходе жениха и невесты о предстоящем бракосочетании. В исключительных случаях троекратное оглашение может быть заменено двумя и даже одним оглашением. Оглашение, произведенное хотя однажды, имеет для сторон обязательную и равную силу с формальным обручением. Если, после состоявшегося оглашения, брак в течение двух месяцев не состоится, то оглашение теряет свою силу, но впрочем в исключительных случаях Консистория может восстановить его силу; шестимесячная же просрочка брака со дня оглашения окончательно аннулирует его. Препятствия к совершению брака заявляются проповеднику. Всякое заявление останавливает дальнейшее оглашение, пока оно не будет признано несостоятельным. На представление доказательств, в подтверждение заявленного протеста, предоставляется шестинедельный срок. Если протест окажется несостоятельным, то брачующимся предоставляется, смотря по обстоятельствам, преследовать в законном порядке виновного и отыскивать с него причиненные его ложным заявлением убытки.

Третьим актом является бракосочетание. Брачный союз признается состоявшимся и обязательным для сторон, коль скоро совершен обряд бракосочетания. Действительно бракосочетание может состояться в том случае, если, во-первых, налицо не имеется законом предусмотренных препятствий к совершению брака и, во-вторых, если бракосочетание совершено согласно установленным обрядам. При отсутствии в наличности первого условия, брак признается недействительным, дефект же в обрядовой стороне может быть восполнен новым бракосочетанием. ²⁰

Мы привели подробное изложение установления брачного союза лицами римско-католического исповедания между собою и евангелическо-лютеранского вероисповедания; в общем же надлежит иметь в виду, что браки лиц всех вообще христианских вероисповеданий должны быть совершаемы по их закону духовенством той церкви, к которой принадлежат вступающие в супружество. Но далее закон устанавливает привилегию в пользу православной церкви, – он говорит, что браки лиц вообще христианских вероисповеданий признаются действительными и тогда, если за неимением в том месте, где они совершаются, священника или пастора их веры, венчание будет произведено священником православным, причем в этом случае и расторжение этих браков производится уже по правилам и обрядам православной церкви.

Для смешанных браков, когда одна из брачующихся сторон принадлежит к православной церкви, а другая к инославному вероисповеданию, предписываются законами гражданскими следующие правила: Лицо инославного исповедания, вступающее в брак с лицом православной веры, должно дать подписку в том, что не будет ни поносить православной веры, ни склонять супруга к принятию своей веры; сверх сего обязуется крестить и воспитывать детей в правилах православного вероисповедания. Наконец, признается обязательным, чтобы обряд бракосочетания был непременно совершен православным священником и в православной церкви. Исключение из этого общего начала сделано нашим законом для смешанных браков, заключаемых в Финляндии коренными её жителями. Там венчание производится в обеих церквах. Дети же, рождающиеся от подобных браков, должны воспитываться в той вере, к которой принадлежит отец. Но это изъятие, как сказано выше, сделано лишь для коренных жителей Финляндии, а потому браки военнослужащих православного исповедания, находящихся в Финляндии, должны быть совершаемы православным священником на основании общих постановлений.

В отношении браков христиан с лицами нехристианского вероисповедания главное различие проводится между лицами принадлежащими к православному и римско-католическому вероисповеданию с одной стороны и лицами протестантского вероисповедания с другой. Русским подданным православной и римско-католической веры браки с нехристианами воспрещены, протестантам же воспрещен лишь брак с язычниками. Брак лиц принадлежащих к евангелическо-лютеранскому исповеданию с евреями и магометанами регламентируется особыми правилами, которые нами изложены выше. В частности по поводу браков лиц евангелического исповедания с магометанами-азиатцами постановлены особые правила. При выезде последних из пределов России жены и дети их не должны быть отпускаемы. При этом с азиатцев берется подписка о времени их отлучки, которая допускается не свыше двух лет; по истечении этого срока, брак признается расторженным. Кроме подписки при выезде от азиатцев требуется выдача средств на обеспечение содержания остающейся семьи. ²¹

Браки нехристиан, в том числе и язычников, совершаются по правилам их закона или установленным обычаям без всякого участия гражданской власти.

К лицам магометанского и иудейского вероисповедания применяются общие положения о брачном возрасте, т. е. следовательно запрещается вступать в брак лицам мужского пола ранее восемнадцати, а женского пола ранее шестнадцати лет, при этом в полной мере применимо изъятие, сделанное для жителей Закавказья, где природным жителям дозволяется вступать в брак по достижении женихом пятнадцати, а невестою тринадцати лет. Так как в отделе о брачном возрасте лиц нехристианского вероисповедания имеется лишь ссылка на положения ст. 3-й I ч. X т. Св. Зак., то естественно прийти к выводу, что брачная перезрелость, т. е. восьмидесятилетний возраст, для лиц нехристианского вероисповедания, не служит препятствием к вступлению в брак.

Регистрация браков лиц магометанского и иудейского вероисповедания происходит путем записи в специальные брачные книги. В начале каждого года Оренбургское Магометанское Духовное Собрание и Таврическое Духовное Правление представляют губернскому начальству, для рассылки приходским имамам или другим духовным лицам, исправляющим духовную должность в приходе, два экземпляра шнуровых книг по выработанной Министерством Внутренних Дел форме. В эти шнуровые книги производится запись браков. В последней означаются имена супругов, их родителей и свидетелей акта бракосочетания. По окончании года имамы пересылают через губернское начальство один экземпляр шнуровых книг в Оренбургское Духовное Собрание и в Таврическое Духовное Правление. Подобная же регистрация браков происходит для лиц иудейского вероисповедания. Метрические книги для евреев заготовляются Губернским Правлением и рассылаются в Городские Думы для передачи раввинам. Раввины имеют у себя частные книги и тетради, в которые вписывают совершение религиозного обряда в момент его исполнения и затем, не позже месяца, должны внести запись в установленные правительственною властью книги. Эти книги и частные тетради ежемесячно и по окончании года свидетельствуются членами еврейских духовных правлений. По истечении года все книги представляются раввинами в Городские Думы. В дальнейшем хранение книг происходит в Городских Думах, ими же выдаются все справки и сведения, касающиеся браков лиц иудейского вероисповедания. ²²

Запись браков магометан в Кавказском крае возлагается на приходское духовенство. Форма и правила ведения записей определяются по соглашению Министра Внутренних Дел с Главноначальствующим Гражданскою частью на Кавказе.

Запись браков лиц караимского вероисповедания происходит со стороны духовных лиц (газзанов) в особых рассылаемые ежегодно для этой цели шнуровые книги. Сводные ведомости из этих записей отсылаются ежегодно в Департамент иностранных исповеданий и местному губернатору.

В завершение вопроса об установлении брака нам остается коснуться судьбы брачного союза при принятии одним из супругов крещения. Наш закон предусматривает в этом отношении три случая, 1) если муж примет крещение, 2) если жена примет крещение и, наконец, 3) по отношению к лицам иудейского вероисповедания, если вообще один из супругов примет крещение.

В первом случае, если муж примет крещение, а жена останется некрещенной, то установленный ранее брак почитается вполне сохранившим свою силу без всяких ограничений. Но если новокрещенный имеет несколько жен, то по принятии им крещения, он должен выбрать себе одну из них. Если ни одна из жен креститься не пожелает, и муж не изъявит согласия жить с некрещенной, то ему дозволяется вступить в новый брак с лицом христианского вероисповедания.

Второй случай, если жена или одна из жен лица нехристианского вероисповедания примет крещение, то брак может остаться в силе при следующих условиях, а именно, если муж дает обязательство: а) имеющих родиться детей крестить в православной вере, б) жену свою за принятие христианства не корить и в) пребывать с женою в единобрачном сожительстве. Затем наш закон вводит еще следующее правило. Если жена, принявшая крещение, была ранее отлучена своим мужем от брачного сожительства, то брак их расторгается, и жене дозволяется вступить в новый брак с лицом христианского вероисповедания. Жена, бывшая за несколькими мужьями, по принятии христианства должна избрать одного из них, с которым пожелает вести супружескую жизнь.

В-третьих, если один из супругов, принадлежащих к иудейскому вероисповеданию, обратится в православие, а другой останется в прежней вере, и стороны пожелают продолжать супружескую жизнь, то от обеих сторон отбираются подписи следующего содержания: от стороны, принявшей крещение, в том, что она будет иметь тщательное попечение о приведении другого супруга иудейского вероисповедания в лоно православной церкви, а от последнего отбирается подписка в том, что рождаемых в браке детей ни прельщениями, ни угрозами не будет приводить к закону иудейскому и не будет поносить другую сторону за принятие христианства.

Если же, по принятии одною стороною христианства, кто-либо из супругов не пожелает продолжать брачного сожития, то брак расторгается и обратившемуся в христианство дозволяется вступить в новый брак. Наконец, остается сказать о том, когда обе стороны, состоящие в супружестве, примут крещение, брак в этом случае остается в силе, хотя бы он и был заключен между лицами в столь близких степенях родства, между которыми по церковным правилам брак не разрешается. ²³

Брачный союз распадается в двух случаях: когда при самом его установлении он был заключен вопреки законным правилам, или когда, по его совершении надлежащим законным образом, в отношениях супругов возникли или обнаружились такого рода обстоятельства, которые требуют прекращения фактического сожительства супругов, или полного юридического прекращения брачного союза. В первом случае брак, будучи с момента своего возникновения незаконным, признается недействительным; во втором – допускается фактическое раздельное жительство супругов, или брак окончательно расторгается.

Рассмотрение форм признания браков недействительными, расторжение брака и условий допущения раздельного жительства супругов составит предмет нашего дальнейшего изложения.

Брак признается незаконным и недействительным, как мы уже ранее указывали, в следующих случаях; когда брак совершен путем насилия, обмана или с лицом сумасшедшим, когда брачующиеся находятся в воспрещенных законом степенях родства или свойства, когда они связаны другим супружеством, когда им воспрещено вступать в новый брак по приговору суда, когда они не имеют законом установленного брачного возраста, когда вступили в четвертый брак, когда приняли обет целомудрия, или состояли в священническом или дьяконском сане или, наконец, когда брачующиеся находятся в законом воспрещенном вероисповедном различии.

Так как в основе признания браков недействительными лежит не частный, а общественный интерес, то дела о признании браков незаконными и недействительными возникают по всякого рода донесениям, дошедшим до уголовного или духовного суда. Из этого общего правила имеются, впрочем, два изъятия, а именно: дела о признании браков недействительными, вследствие учиненного при бракосочетании насилия и неимения законом установленного брачного возраста, возбуждаются только по жалобе потерпевших. Следовательно, исходя из этого правильнее сказать, что наличность одного из указанных двух дефектов при заключении брака служит скорее основанием к его расторжению, чем к признанию недействительным. Впрочем, эта схематизация вопроса практического значения не имеет. Итак, по всякому донесению, дошедшему до сведения духовного или уголовного суда о незаконности брачного союза возбуждается дело в уголовном или духовном суде, смотря по роду основания противозаконности брака, о признании брака недействительным.

Если одна из сторон принадлежит к православной вере, а другая к иному христианскому вероисповеданию, то дела этого рода, во всяком случае, подсудны судам православной церкви. Территориальная подсудность определяется по месту совершения брака; если же брак совершен за границей и супруги русские подданные, то дела этого рода подсудны С.-Петербургской Духовной Консистории.

Исследуя существо оснований, по которым брак может быть признан незаконным, выясняется, что в одних случаях недействительность брачного союза вызывается главным образом нарушением церковного правила, в других же – случаях, помимо церковного нарушения, на первый план выдвигается уголовная наказуемость допущенного при совершении брака правонарушения. В зависимости от этого обстоятельства находится требуемая преюдициальность, т. е. предварительное рассмотрение этих дел, то судом духовным для суда уголовного, то судом уголовным для суда духовного. Так, по делам о браках, совершенных по насилию, обману и с сумасшедшими, требуется предварительное постановление приговора суда уголовного. При этом приговор суда уголовного по вопросу о законности брака является обязательным для суда духовного. Наоборот, по делам о незаконности брака, вследствие заключения его в недозволенных степенях родства и свойства, вследствие совершения его с лицом нехристианского вероисповедания, вследствие вступления лица в четвертый брак и вследствие вступления в брак лиц духовного звания, требуется предварительное решение суда духовного, которое получает обязательную силу для суда уголовного.

Так как сожительство в противозаконном браке является преступлением длящимся, то по общему правилу давностью оно не покрывается. Но если один из супругов, незаконно вступивших в брак, скончался, то всякого рода споры и иски, вытекающие и обоснованные на признании брака незаконным, могут быть предъявляемы не позже двух лет со дня смерти скончавшегося супруга. Всякое решение Духовной Консистории представляется на утверждение Синода. Если брак окончательным постановлением Синода признан недействительным, то супруги немедленно от дальнейшего сожительства разлучаются.

Первое основание, по которому брак признается недействительным, есть многобрачие. Дела этого рода возбуждаются в судах уголовных по предварительном истребовании заключения суда духовного о наличности двоебрачия. Виновного постигает кара уголовная, епитимия по суду духовному, и незаконно установленный брак признается недействительным. Если оставленный супруг не пожелает продолжать супружеского сожительства с виновным в двоебрачии, то и этот брак расторгается, а виновный в двоебрачии супруг осуждается на вечное безбрачие. Лицо, вступившее в незаконный брак с лицом уже обязанным другим браком, получает, по признании брака недействительным, дозволение на вступление в новый брак. Если обе стороны виновны в двоебрачии, то, по признании незаконно совершенного брака недействительным, каждая виновная сторона возвращается к прежнему законному своему брачному сожительству, если, конечно, от этого сожительства не отказывается оставленный супруг. В случае смерти последнего на виновного в двоебрачии налагается запрещение вступления в новый брак, а также в частности вступления в брак с своим незаконным супругом, хотя бы последний был свободен от брачных уз, вследствие отказа от брачного сожительства невиновной стороны, или её смерти. Священнослужители, виновные в совершении брака при наличности ранее установленных и законным образом не расторгнутых брачных уз, подвергаются ответственности или в форме заключения их в монастырь, или в форме лишения сана, в зависимости от сознательного совершения ими противозаконного бракосочетания, или допущения его по одной лишь небрежности.

Вторым основанием к признанию брака недействительным является совершение его путем насилия или обмана, или вступление в брак с лицом сумасшедшим. Этого рода дела начинаются в уголовном суде, приговор которого о доказанности преступления сообщается духовному суду, как для решения вопроса о действительности или недействительности брака, так и для определения ответственности духовных лиц, совершивших бракосочетание. Как ранее нами уже было отмечено, дела о совершении браков путем насилия возбуждаются только по жалобам потерпевшей стороны. Подобное предъявление спора может иметь место только в течение шести месяцев со дня совершения брака или с момента устранения того препятствия, вследствие которого спор не мог быть ранее возбужден. По данной категории дел приговор суда уголовного имеет обязательное преюдицинальное значение для суда духовного. Судьба потерпевшего супруга, для разрешения его прав и обязанностей из незаконного супружества возникающих, повергается на благоусмотрение Верховной власти. Виновный супруг, во всяком случае, обязывается обеспечить по своим средствам и состоянию невинно пострадавшую сторону. Священнослужители подвергаются ответственности в зависимости от характера их вины – церковному или уголовному наказанию, если они являлись соучастниками преступления.

Остальные дела о недействительности браков поступают предварительно на рассмотрение суда духовного и лишь, по определении этим судом вины обвиняемых, дела переходят на рассмотрение суда уголовного для разрешения вопроса о наличности уголовно-преследуемого деяния. Сюда относятся дела, во-первых, о вступлении в брак при отсутствии законного брачного возраста, во-вторых, о браках в недозволенных степенях родства, в-третьих, о браках лиц, осужденных на безбрачие, в-четвертых, о браках христиан с нехристианами и, в-пятых, о браках священнослужителей и монашествующих.

Дела о признании браков недействительными, вследствие недостижения одним или обоими супругами брачного или гражданского совершеннолетия, начинаются только по жалобам несовершеннолетней стороны, причем подобного рода жалобы могут быть подаваемы лишь до достижения несовершеннолетней стороной гражданского брачного совершеннолетия. Это право теряется в том случае, когда жена уже забеременела. Если, однако, брак совершен до недостижения одной из сторон церковного совершеннолетия, то подобный брак признается во всяком случай недействительным, и супруги разлучаются, но, по достижении гражданского совершеннолетия, они могут вновь вступить в брак путем надлежащего акта бракосочетания. Таким образом, видно, что наш закон проводить два начала: при отсутствии полного гражданского совершеннолетия охраняет частный интерес, и браки этого рода расторгаются лишь по жалобам заинтересованных в том лиц, при отсутствии же церковного совершеннолетия ограждается интерес публичный, и эти браки, по всякого рода донесениям, признаются недействительными, и брачный союз расторгается.

Вторую группу незаконных браков, по которым требуется предварительное суждение суда духовного, составляют браки в недозволенных степенях родства и свойства, четвертые браки, браки христиан с нехристианами и браки духовных лиц.

Брак лиц, в недозволенных степенях кровного и духовного родства и свойства, признается недействительным, но виновным не возбраняется вступать в новый брачный союз. Вопрос об участи детей, рожденных от подобного рода браков, решается на основании существующих законов гражданских.

Незаконными и недействительными являются браки лиц, которым, по расторжении брачного союза, возбранено вступать в новый брак, т. е. осужденным на всегдашнее безбрачие. Лицу невиновному во вступлении в брак, по признании такого брака незаконным и недействительным, дозволяется вступить в новое законное супружество. В равной мире признаются незаконными и недействительными браки лиц православного вероисповедания, вступивших в четвертый брак. Невиновному супругу, вступившему в брак с троебрачным, дозволяется вступить в новое супружество. По завершении дела в суде духовном, оно направляется в суд уголовный.

Незаконными и недействительными признаются браки лиц православного исповедания с нехристианами. Православный, вступивший в брак с нехристианином, по признании брака недействительным, получает право на вступление в новый брак. Что касается нехристианина, то его поступок никакому суждению не подлежит. Мы это отмечаем в виду того, что во всех предшествующих случаях виновная сторона подвергается по правилам церковным епитимии, а невинная – также, по крайней мере, церковному очищению.

Наконец, незаконными и недействительными признаются браки лиц духовного звания, посвященных в иерейский и дьяконский сан и монашествующих. Вступление их в брак влечет за собою, во-первых, признание подобного брака недействительным и, во-вторых, исключение виновного из духовного звания и предание его церковному покаянию. Но, по признании брака недействительным и сложении духовного сана, виновному разрешается, как светскому уже лицу, вступать в новое законное супружество. Подобное же разрешение на вступление в новый брак получает прежняя жена преступившего закон иерея, дьякона или монашествующего. По завершении суда духовного о недействительности брака, дело передается прокурорскому надзору для обсуждения вопроса, не допущено ли духовными лицами; при вступлении в законно-воспрещенный брак, каких-либо действий, предусмотренных уголовным законом, т. е. не прибегли ли они для достижения своей цели к обману и подлогу и т. п...

Таковы основания к признанию браков незаконными и, недействительными. Сила недействительного брачного союза может быть поколеблена при жизни обоих супругов, без каких-либо ограничений в сроке, после же смерти, хотя одной из сторон, брак может быть признан недействительным лишь в течение двух лет. По истечении этого времени прекращается всякое право на открытие спора о личных, соединенных с браком, гражданских правах, как оставшегося в живых супруга, так и рожденных от брака детей. ²⁴

Помимо оснований, по которым брачный союз распадается в силу самого закона, так как он с момента своего возникновения является незаконным и недействительным, в жизни супругов в правильно установленном браке могут возникнуть отрицательные явления, которые с нравственной, церковной и общественно-государственной точки зрения дают полное основание к расторжению брачного союза.

Основания расторжения брака. Для лиц православного вероисповедания закон допускает расторжение брака в четырех случаях: когда супруг приговорен к уголовному наказанию; в случае нахождения одного из супругов в безвестном отсутствии; при обнаруженной неспособности к физическому брачному сожительству и, наконец, при установленной с одной стороны супружеской неверности. По изложенным четырем основаниям православная церковь допускает полное юридическое расторжение брака.

Но помимо этого жизнь выдвинула необходимость допускать, хотя и вопреки букве закона, по чисто нравственным основаниям, раздельное жительство супругов без расторжения самого брака. Статья 103 I ч. X т. Св. Зак. гласит, что «супруги обязаны жить вместе». Исходя из этого основного начала нераздельности жизни супругов, 46-ой статьей того же X тома Св. Зак. запрещаются «между супругами обязательства или иные акта, заключающие в себе условие жить им в разлучении или же какие-либо другие, клонящиеся к разрыву супружеского союза. Места и лица гражданского ведомства не должны утверждать или свидетельствовать актов сего рода». Далее в статье 76 добавляется, что «воспрещение всяких предварительных, произвольных между супругами актов, клонящихся к разрыву супружеского союза, распространяется на все вообще христианские исповедания, не выключая и тех, которые принимают брак за союз гражданский». Наконец, в ст. 239 XIV т. Св. Зак., в уст. о предуп. и пресеч. преступ., говорится, что «полиция не должна входить в частные ссоры и несогласия между супругами, и только в случае преступления уголовного, обязана поступать по правилам, в законах судопроизводства уголовного изложенным». Тем не менее все усилия настоять на точном исполнении закона о совместном жительстве супругов разбивались о действительность и оказались безуспешными. Под давлением справедливых и насущных требований жизни судебные места и лица, административные учреждения и, главным образом, органы власти, уполномоченные к принятию всеподданнейших ходатайств, должны были в изъятие из общего закона, допускать и устанавливать раздельное жительство супругов. Это завоевание далось однако жизни не легко, и устарелый закон долго и упорно боролся за свое существование.

Полную картину того, как под влиянием жизни практика стала отступать от запрета закона о раздельном жительстве супругов, мы находим в материалах, собранных Комиссией по составлению нового гражданского уложения. ²⁵

Первоначально все наши суды старались придерживаться буквы закона, но отступления сделались неизбежны. Вопреки букве закона, административные учреждения и судебные места явились в данном вопросе, о раздельном жительстве супругов, проводниками и поборниками более культурного начала в отношениях супругов. Жизнь и реальная действительность не оставляли сомнения в том, что во многих случаях продолжение брачного сожительства супругов не только не споспешествует общественной нравственности и не поддерживает семейного начала, но достигает диаметрально противоположных результатов: оскорбляет понятие семьи, создает в условиях её жизни очаг для полной нравственной деморализации её членов и открывает путь к преступлению.

Волостные суды в тех случаях, когда не видели никакой надежды на прекращение опасных семейных раздоров, разрешали жене собственною властью, без согласия мужа, отдельное от него жительство. По одному делу волостной суд, вследствие жестокого обращения мужа с женою, «предписал ей жить отдельно от мужа»; по другому делу, на том же основании, суд постановил: «дозволить выдать жене надлежащий вид из волостного правления на прожитие, где она пожелает изыскать себе пропитание» (Пахман 11 ст. стр. 92). Некая крестьянка много раз обращалась к волостному суду с просьбой о защите её от истязаний мужа. Суд прямо постановил: «развести». Была тотчас составлена разводная запись, и супруги с того дня разошлись (Юрид. Вестник 1884 г. кн. 13, стр. 664). ²⁶

Мировые судьи иногда отказывались проводить в своей практике безусловное требование закона об обязанности совместной супружеской жизни. Хотя по закону строго воспрещаются всякие акты, клонящиеся к самовольному разлучению супругов, и места и лица гражданского ведомства не должны утверждать или свидетельствовать актов сего рода, тем не менее и мировые судьи, подобно волостным судам, для избавления жен от истязаний со стороны мужей, случалось, склоняли последних к раздельному жительству и при согласии мужей писали мировые об этом сделки. В объяснительной записке к проекту нового гражданского уложения приводится несколько подобных случаев. Одна женщина, жалуясь, что муж постоянно бьет её и, наконец, «палкой проломил ей голову», просила развести её с мужем. На предложение мирового судьи отпустить жену, муж изъявил согласие, «об этом был составлен договор, скреплен и оформлен». По другому делу, по предложению мирового судьи, супруги согласились прекратить дело мировою сделкой: «жена прощает мужу нанесенные ей побои, а он дает ей вольную». Один из мировых судей склонил больного сифилисом мужа, путем отобрания подписки от него, оставить в покое свою жену впредь до выздоровления.

Общие судебные места, вследствие настоятельных требований действительной жизни, также допускают постоянные уклонения от безусловного требования закона. Окружные Суды и Судебные Палаты иски мужей о понуждении жен возвратиться к совместному с ними жительству оставляют без последствий, по невозможности приведения в исполнение решений об удовлетворении этих исков. Один суд мотивировал свой отказ тем, что было бы несогласно с достоинством суда постановлять решение, которое невозможно исполнить. В оправдание указанной практики приводится еще следующее соображение: «Если в семью вкралась вражда и разлад, то никакие насильственные меры не в состоянии заставить её членов взаимно любить друг друга. Немыслимо принудить супругов жить вместе, если подобное сожительство по особенным причинам и обстоятельствам оказывается для них совершенно невозможно». «Привести жену к мужу насильно было бы не осуществлением действующих законов о браке, а грубым оскорблением их истинного смысла, а достичь насильно того, чего воистину желает закон в сожительстве супругов – мира и взаимной любви, никакая человеческая власть не может». (Боровиковский. Отчет судьи, II т., стр. 269). ²⁷

Правительствующий Сенат, по гражданскому кассационному департаменту, также обнаружил, несмотря на свое призвание быть строгим охранителем закона, стремление ослабить безусловное требование закона о недопустимости раздельной жизни.

В соответствие со взглядом гражданского кассационного департамента шла практика Сената по первому общему собранию и второму департаменту. Рассматривая жалобы крестьянских жен на невыдачу им местными крестьянскими установлениями, в сходных с вышеприведенными исключительных случаях, отдельных видов на жительство без согласия мужей, – Сенат установил в определениях 1-го общего собрания, что крестьянские учреждения обязаны дела по жалобам жен крестьян на невыдачу паспортов без согласия мужей обсуждать по существу и в случае, если бы заявления крестьянок о жестоком с ними обращении мужей или об отказе в выдаче женам содержания подтвердилось, должны делать распоряжения о выдаче таким крестьянкам паспортов помимо согласия на то их мужей (Кожухов. Журн. Мин. Юст. 1901 г., кн. 1 стр., 158–168). ²⁸

Так действовала практика подзаконных органов. Но семейные несогласия вынуждали, главным образом, жен искать защиты и ограждения своих прав в путях Монаршего милосердия. Подобные обращения к Верховной власти были весьма многочисленны. Во внимание к этим жалобам, в утвержденном в 1826 году III Отделении Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, были сосредоточены дела о семейных несогласиях супругов. Третье Отделение в изъятие из постановлений закона, обязывающих супругов жить вместе, разрешало женам, в некоторых исключительных случаях отдельное от мужей жительство.

В то время, когда дела о семейных несогласиях были сосредоточены в III Отделении, неоднократно возникала мысль об издании каких-либо руководящих правил для упорядочения производства по семейным делам. Так, в 1860 году главноначальник III Отделения генерал-адъютант князь В. А. Долгоруков составил записку о недостаточном ограждении законами жен от жестокого с ними обращения мужей. По этому проекту предполагалось учредить особую форму производства дознания. Дознание должно было завершаться составлением акта о необходимости выдать временно жене вид на жительство, впредь до рассмотрения дел в порядке судебном. В том же 1860 году в III Отделении Собственной Его Императорского Величества Канцелярии был составлен проект наставления для рассмотрения просьб об освобождении супругов от обязанности совместной жизни. В проекте предполагалось допускать по этому предмету принесение на Высочайшее имя просьб от тех жен, которые находят невозможным совместное жительство со своими мужьями. В объяснение этой меры было изложено; так как совместная жизнь супругов, при враждебном их несогласии и взаимном отвращении, невыносима и противоестественна, и насильственное к оной принуждение опасно и вредно по своим последствиям, то признано полезным, впредь до пересмотра и исправления всех узаконений о правах и обязанностях, от супружества возникающих, дозволить женам проживать отдельно от мужей, по особым причинам. Проект перечисляет затем следующие уважительные причины: развратное поведение мужа или содержание наложницы в одном доме с женою, жестокое, обращение мужа с женою и посягательство на её свободу, неизлечимая, прилипчивая и отвратительная болезнь мужа, взаимное отвращение супругов.

Приведенный проект был подвергнут рассмотрению чинов II Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, которыми были высказаны различные мнения. Сообщая об этом, статс-секретарь барон М. А. Корф уведомил князя Долгорукова, что все или почти все чины II Отделения согласились только в потребности избавления супругов от тяжкого, иногда невыносимого и даже опасного для жизни положения при обязательном сожительстве, в случаях таких нарушений, которые закон не признает достаточными для расторжения брака. Со своей стороны барон М. А. Корф пришел к заключению, что меры к ограждению жен от жестокого обращения мужей, не могут быть приняты ни без оглашения их в общее сведение, ни одним порядком административным, потому что основывались бы в таком случай на одном лишь случайном произволе; что поэтому меры этого рода могут заключаться только в допущении по делам о раздорах между супругами судебных исков.

В 1864 г. министр внутренних дел статс-секретарь Валуев находил справедливым допустить выдачу женам видов на отдельное жительство без согласия мужей, при дурном и жестоком обращении мужей, безнравственном и распутном их поведении, по надлежащем в том удостоверении и по определению судебного места. При этом Валуев объяснил, что, хотя постановление закона об обязанности супругов жить вместе и составляет основу прочного семейственного быта, тем не менее нельзя не согласиться, что на практике бывают не редко случаи, когда совместная жизнь супругов, вследствие различных обстоятельств, делается решительно невозможною, и отсутствие указаний на этот предмет в законах постоянно представляет немаловажные затруднения при разрешении возникающих споров между супругами, а власти, придерживаясь буквы закона, нередко поставляются в необходимость оставлять без последствий просьбы, по-видимому, справедливые. Допущение выдачи женам видов на отдельное жительство без согласия мужей могло бы привести к более кроткому обращению мужей с женами и укрощать в них порывы буйства опасением, что жена может получить в противном случае право на отдельное жительство.

Разделяя это мнение, управляющий III Отделением Мезенцев указал на то, что правительство наше допустило уже принцип раздельного жительства супругов, без расторжения брака, в законе 17 сентября 1862 г. о дозволении жене не следовать за ссылаемым мужем, вследствие жестокого обращения его с женой или явно развратного его поведения, и полагал по всем вышеприведенным случаям применять установленный этим законом порядок.

В 1866 г. граф Панин препроводил к обер-прокурору Синода записку с следующим проектом. В случае жестокого обращения с женою или принуждения её мужем к безнравственным поступкам, жалоба жены, поступившая в министерство внутренних дел или в III Отделение, передается местному епархиальному архиерею, по распоряжению коего производится чрез духовных лиц примирительное разбирательство, а при безуспешности мер к примирению, архиерей, буде признает необходимым, разрешает жене временное пребывание в доме родителей, родственников или посторонних лиц женского пола, заслуживающих полного доверия, причем духовным отцам разлученных супругов поручается заботиться о водворении согласия между супругами; при затруднении архиерей испрашивает разрешение Святейшего Синода.

Синод, рассмотрев эти предложения, в определении 3 апреля 1867 г., признал, что по правилам православной церкви супругам, не получившим допускаемого в определенных случаях развода, не дозволяется разлучаться от сожительства друг с другом, почему архиерей, обязанный во всем поступать по священному писанию, не может вопреки обету, принесенному им при рукоположении его в сан святителя, давать супругам разрешение на раздельное жительство и что участие лишь местных духовных властей, по обращенным к ним просьбам местных светских властей, должно ограничиваться только преподанием супругам духовных назиданий и увещаний к примирению и продолжению супружеского сожития, согласно заповеди Божией, и отобранием надлежащих подписок от примирившихся (дело II Отделения, 1860 г. № 86, л. 159–162).

Указанные предположения не привели однако к изданию каких-либо правил.

С упразднением 6 августа 1880 г. III Отделения, дела о семейных несогласиях были переданы в департамент государственной полиции министерства внутренних дел и, по Высочайше утвержденному докладу министра внутренних дел, генерал-адъютанта графа Лорис-Меликова, 15 ноября 1880 г. на этот департамента возложено производство поименованных дел, а полномочия, которыми пользовалось III Отделение по этим делам, переданы лично министру внутренних дел.

Заместивший графа Лорис-Меликова министр внутренних дел, граф Игнатьев, нашел неудобным сосредоточение дел о семейных несогласиях в департаменте государственной полиции. По объяснению графа Игнатьева департамент, как входящий в состав министерства внутренних дел, подчинен надзору со стороны Правительствующего Сената, а посему всякое распоряжение оного по делам о семейных несогласиях супругов, в большинстве случаев не соответствующее прямому смыслу действующих в Империи законоположений в случае жалоб заинтересованных лиц, может быть отменено Правительствующим Сенатом. Вследствие сего является совершенно необходимым дела подобного рода сосредоточить в высшем учреждении, которое, подобно упраздненному III Отделению, не находилось бы в подчинении Правительствующего Сената. Таковым учреждением представляется Комиссия прошений, на Высочайшее имя приносимых.

По Высочайшему повелению 25 ноября 1881 г., дела по разбору семейных несогласий, с 1 декабря того года, отнесены к ведомству Комиссии прошений, на Высочайшее имя приносимых.

В 1884 г. Комиссия, Высочайше утвержденная для подробной разработки проекта законоположения об упразднении Комиссии прошений, коснулась вопроса производства дел по семейным несогласиям, производство коих Высочайшим повелением 25 ноября 1881 г. возложено на это учреждение, и высказала следующие соображения (отчет по Государственному Совету за 1884 г. стр. 47–49). Гражданские и церковные законы, провозглашая начало нерасторжимости брака и требуя от супругов совместной жизни, исключают возможность производства дел по вопросу о дозволении одному супругу жить отдельно от другого. Но встречавшиеся в действительности случаи семейных несогласий вынудили правительство допускать частные отступления от этого коренного правила в виде изъятия из общего закона. Крайне неблагоприятно сложившиеся семейные обстоятельства, жестокое и грубое обращение или развратное поведение одного из состоящих в браке лиц и другие тому подобные причины делают иногда совместную жизнь супругов невыносимою. Безусловное требование совместного их жительства в подобных случаях не только не содействует устранению семейных раздоров, но усугубляет таковые и, невыгодным образом отражаясь на воспитании детей, нередко может повести к весьма гибельным для семьи последствиям. Дарование в таких случаях одному из супругов права отдельного жительства, как мера, направленная к предотвращению означенных последствий, представляется крайне желательной, как это сознало и само правительство, разрешая давать ход делам о личных несогласиях между супругами в путях Монаршего милосердия. Вышеизложенные соображения, а также многочисленность ежегодно возникающих дел сего рода указывают на необходимость ныне же подвергнуть рассмотрению вопрос об определении в самом законе тех особых условий, при которых ходатайство супруга о дозволении отдельного жительства могло бы быть признаваемо заслуживающим уважения, а также порядка производства этих дел и установлений, коим следовало бы вверить разбор их.

Обсудив соображения и заключения означенной Комиссии, Государственный Совет положил предоставить министру юстиции войти в рассмотрение вопроса об условиях и порядке разрешения одному из супругов отдельного жительства, и предположения свои по этому вопросу внести на обсуждение Государственного Совета, не ожидая окончания предпринятых работ по составлению проекта гражданского уложения (отчет по Государственному Совету за 1884 г., стр. 78). Это постановление Совета удостоилось Высочайшего утверждения 30 мая 1884 г, о чем 15 июня 1884 г. сообщено государственным секретарем министру юстиции.

С половины 1884 г. дела по разбору семейных несогласий, в том числе о выдаче женам отдельного вида на жительство и вообще о разрешении супругам раздельного жительства, производятся в Канцелярии по принятию прошений, на Высочайшее имя приносимых.

В настоящее время раздельное жительство супругов, составляя вопрос злобы дня в области семейного права и супружеских отношений, приобретает более правильную правовую постановку.

Согласно решениям Правительствующего Сената, от 2 июня 1900 года за № 3615, по делу Головатой, замужние женщины из крестьянского сословия в праве получать отдельный вид на жительство без согласия мужа, с разрешения крестьянских учреждений (земского начальника, крестьянского начальника, мирового посредника и др.), которые обязаны удовлетворять эти ходатайства в случае жестокого обращения мужа, развратного поведения или отказа в выдаче средств на содержание.

Это же начало, в настоящем 1903 году, распространено на мещан. Мещанским управам по тем же основаниям разрешена выдача женам отдельных видов. В отношении же остальных сословий остается прежний порядок, и получение отдельного вида на жительство может быть исходатайствуемо через Канцелярию прошений, на Высочайшее имя приносимых.

Из практики Канцелярии видно, что, при поступлении ходатайства о выдаче отдельного вида на жительство, первоначально делается попытка к примирению супругов; если она является безуспешной, то тогда разрешается вопрос о допущении раздельного жительства. При этом для выдачи жене отдельного вида предъявленные ею обвинения оцениваются в связи с общественным положением супругов и обращается внимание на то, имеются ли в прошлом жены достаточные гарантии к тому, что с предоставлением ей свободы вне влияния мужа, она не воспользуется этою свободою в ущерб своей нравственности. На практике подобный взгляд приводит к тому, что если не только муж уличен в нарушении супружеского долга, но и жена оказывалась не идеальной супругой, то ходатайство её о выдаче отдельного вида отклоняется. Отсюда получалась большая жизненная несообразность. Если один супруг своим поведением вносит разлад в семейную жизнь, то супруги разлучаются, если же оба супруга изменили своим супружеским обязанностям, то в виду какого-то математического равновесия взаимной вины, совместная жизнь подобных супругов не расторгается. Очевидно в этом начале есть большое внутреннее противоречие.

Основания, по которым Канцелярией выдаются женам отдельные виды на жительство, весьма разнообразны, главными причинами являются:

а) буйный характер, нетрезвое поведение, нанесение побоев, вымогательство и растрата имущества;

б) жестокое обращение;

в) не доставление семье материальных средств;

г) порочный образ жизни;

д) нарушение супружеской верности;

е) бродячий образ жизни;

ж) расстройство умственных способностей;

з) венерические болезни;

и) неспособность к брачной жизни;

Виды на жительство выдаются: срочные от трех месяцев до трех лет, или до наступления определенного условия (напр. до исправления мужа, до получения им определенного заработка и т. п.), или бессрочные, т. е. пожизненные. Сверх сего Канцелярией принята и такая практика, что, по истечении первоначального срока, по новому ходатайству, возобновляется выдача отдельного вида. Данное мужем согласие, по которому сделано распоряжение о выдаче вида на жительство, может быть отменено самим мужем. Наконец, по прошению мужа допускается пересмотр распоряжения о выдаче отдельного вида.

Определение срочности или бессрочности вида на жительство зависит от обнаруженных обстоятельств, причем принимается во внимание, могут ли вызвавшие просьбу обстоятельства измениться, не нужно ли дать остыть враждебным чувствам, есть ли надежда, что перенесенные оскорбления могут быть забыты, или же, наоборот, выясненные обстоятельства исключают всякую возможность восстановления согласия между супругами.

Дети, если в отношении их не достигнуто соглашения супругов, оставляются у того из родителей, нравственные качества которого более обеспечивают правильное их воспитание и образование. Передача детей одному супругу устраняет вмешательство другого в попечение о них, но он не лишается права свидания с ними. Установление порядка свиданий предоставляется усмотрению невиновной стороны. Обеспечение содержания нередко достигается добровольным принятием одною из сторон определенного обязательства. При отказе в выдаче обязательства предоставляется обратиться к суду. Такова практика Канцелярии.

Справедливо, однако, говорят составители проекта нового гражданского уложения, что сосредоточение дел о раздельном жительстве супругов в одном на всю Россию административном учреждении, действующем без определенных законодательных правил, ставит и учреждение и просителей в весьма неудобное и неясное положение. Особенно недостаток этих правил тяжело отзывается на заинтересованных супругах, не знающих чего можно просить, какие основания могут быть почитаемы уважительными, каковы последствия раздельного жительства, если оно будет допущено и т. п. Затем, подчинение возникающих во всей России дел одному установлению имеет своим последствием, помимо малой его доступности для частных лиц, большие затруднения в выяснении обстоятельств дела заочно, без личного участия не только свидетелей, но и сторон. Между тем разбор семейных несогласий и выяснение их значения требуют, по преимуществу, личного объяснения призванных к сему разбору должностных лиц – с супругами и непосредственного, по возможности, опроса лиц, которым известны отношения и различные обстоятельства жизни супругов. Заочность производства, затрудняющая правильную оценку объяснений и доказательств, может быть устранена только при децентрализации власти, уполномоченной разбирать дела по просьбам о раздельном жительстве. Для предоставления же разрешения этих дел многим учреждениям, близким к месту события и жительства сторон, естественно необходимо введение в закон правил о том, по каким основаниям, в каком порядке и с какими последствиями допускается раздельная жизнь супругов.

Необходимость установления особых правил о раздельном жительстве супругов признана и законодательною властью. Согласно Высочайше утвержденным 30 мая 1884 г. и 10 марта 1897 года мнениям Государственного совета постановлено: предоставить министру юстиции внести на уважение Государственного Совета указание тех работ редакционной комиссии по составлению проекта гражданского уложения, какие будут ею предприняты для исправления, в возможно непродолжительном времени, таких недостатков наших гражданских законов, которые вполне доказаны опытом и могут быть исправлены независимо от общей работы по составлению уложения. На запрос министра юстиции по этому предмету редакционная комиссия постановила: из общих работ по составлению проекта гражданского уложения выделить, в числе других положений, правила, о разрешении отдельного жительства супругов. В виду сего было поручено редакционной комиссии, составленные ею предложения о раздельном жительстве супругов внести в Государственный Совет. Таким образом, законодательная власть признала отсутствие в наших действующих гражданских законах правил, о допущении раздельного жительства супругов, таким недостатком этих законов, который вполне доказан опытом. Составленные редакционной комиссией правила, о раздельном жительстве супругов, оказываются в значительной мере соответствующими тому, что выработано по этому предмету практикою высших административных учреждений по производствам о семейных несогласиях.

Выработанные комиссией начала, о раздельном жительстве супругов, выражены в следующей форме:

Ст. 141. По просьбе одного из супругов, гражданский суд разрешает ему раздельное от другого супруга жительство, если совместная супружеская жизнь представляется для просителя невыносимою вследствие жестокого с ним или детьми обращения другого супруга, нанесения просителю тяжких оскорблений, сифилитической или иной прилипчивой отвратительной болезни другого супруга, развратной или позорной его жизни, постоянного пьянства или безрассудного и разорительного для семьи мотовства, а равно такой болезни жены, при которой продолжение супружеского сожития представляется опасным для её жизни или здоровья.

Ст. 142. Раздельное жительство супругов может быть также разрешено вследствие злонамеренного оставления просителя другим супругом, если оно продолжалось не менее года и если супружеская жизнь не была восстановлена по вине ответчика в течение трех месяцев после обращения к нему просителем требования о восстановлении совместной жизни.

Ст. 143. Жене, по её ходатайству, может быть разрешено отдельное жительство от мужа, когда он не имеет оседлости, отказывает просительнице и детям в необходимом содержании или, при недостаточности доставляемых им средств, препятствует жене снискивать средства к жизни собственным трудом.

Ст. 144. Раздельное жительство супругов разрешается на срок от одного года до трех лет, или на неопределенное время.

Назначенный срок может быть впоследствии продолжен вновь до трех лет, или заменен разрешением раздельного жительства на неопределенное время.

Ст. 145. Раздельное жительство супругов не может быть разрешено на основании одного лишь их о том соглашения.

Ст. 146. Во время раздельного жительства супругов жена, кроме случая указанного в ст. 138, не обязана испрашивать разрешения мужа на те сделки, на совершение коих требуется его согласие при совместной супружеской жизни.

Ст. 147. Разрешение раздельного жительства супругов не освобождает их от обязанности, установленной в ст. 113–115.

Ст. 148. От соглашения супругов зависит определить, у кого из них, в случае разрешения им раздельного жительства, должны оставаться несовершеннолетние дети.

При отсутствии соглашения сыновья оставляются у отца, а дочери у матери.

Невиновный супруг вправе требовать оставления у него всех детей.

Отступления от этих правил могут быть допущены судом, если это необходимо для блага детей.

В решении о допущении раздельного жительства должно быть означено, у кого из родителей оставляются несовершеннолетние дети.

Ст. 149. Попечение о личности детей и родительская над ними власть принадлежат тому из родителей, у которого оставлены дети.

Ст. 150. Отец обязан давать средства на содержание и тех детей, которые будут находиться при матери.

Мать обязана участвовать в содержании находящихся при ней детей, соответственно своим имущественным средствам.

В расходах по содержанию детей, оставленных у отца, мать участвует лишь в том случае, когда отец не имеет собственных достаточных средств.

Ст. 151. Супруг имеет право свидания с детьми, находящимися у другого супруга, если свидание не будет, по обстоятельствам дела, воспрещено судом, по просьбе другого супруга. Способ осуществления этого права, в случае разногласия родителей, определяется судом.

Ст. 152. В случае смерти супруга или лишения его родительской власти, находившиеся у него дети поступают на попечение другого супруга, разве бы к ним было назначено опекуном постороннее лицо, указанное в завещании умершего супруга или избранное самим опекунским установлением.

Ст. 153. Устранение повода, по которому состоялось разрешение раздельного жительства, может служить основанием к ходатайству об отмене этого разрешения.

Ст. 154. Данное на раздельное жительство разрешение утрачивает силу вследствие восстановления, по взаимному согласию супругов, совместной жизни.

Ст. 155. На время производства дела суд может, по просьбе истца, допустить раздельное жительство супругов, а равно, по просьбе кого-либо из супругов, указать, на чьем попечении должны остаться несовершеннолетие дети.

Ст. 156. Установленные в решении гражданского суда, о допущении раздельного жительства супругов, обстоятельства, служащие по закону поводом к разводу или же к разлучению от стола и ложа по правилам римско-католического вероисповедания, не обязательны для духовного суда, рассматривающего дело о разводе или разлучении тех же супругов.

Равным образом отказ духовного суда в просьбе о разводе или разлучении не лишает супругов права обратиться в гражданский суд с просьбою о разрешении раздельного жительства.

Итак, положение вопроса о раздельном жительстве супругов находится ныне в следующем состоянии: для крестьян и мещан выработаны временные формы в порядке подзаконном к получению женами отдельного вида на жительство; прочие же сословия, для установления раздельного жительства, должны обращаться со всеподданнейшим ходатайством в Канцелярию прошений, на Высочайшее имя приносимых; наконец, лежит готовым, ожидая своей санкции, проект Комиссии, по которому выдача женам отдельного вида на жительство возлагается на Окружные Суды, причем достаточность основания к удовлетворению требования жены, должна разрешаться в правильном судебном состязательном порядке.

Из всех положений о раздельном жительстве супругов, выработанных Комиссией, особенно приковывает наше внимание статья 145 проекта, говорящая, что раздельное жительство супругов не может быть разрешено на основании одного лишь их о том соглашения. Разъясняя её содержание, Комиссия аргументирует его следующими соображениями: В силу ст. 46, 76 и 103 I ч. X т. Св. Зак. действующего ныне законодательства, между супругами не допускаются обязательства или иные акты, заключающие в себе условие жить им в разлучении, и вообще акты, клонящиеся к самовольному разлучению супругов. Конечно, говорят далее составители проекта, закон не может безусловно воспрепятствовать фактическому раздельному жительству супругов по их собственному желанию. При согласии супругов жить врознь, муж не стеснен и не может быть стеснен в выдаче жене вида на отдельное жительство. По ст. 11 Полож. о вид. на жит. замужние женщины могут получать отдельные виды на жительство с согласия мужей. Но раздельное жительство по соглашению может продолжаться, пока это соглашение соблюдается фактически. Если один из супругов почему-либо отступил от соглашения, то оно не будет само по себе служить основанием к дальнейшему, вопреки воле другого супруга, раздельному жительству, и вопрос о допущении его будет подлежать разрешению, независимо от бывшего соглашения, на основании указаний закона. При проектированном в ст. 145 правиле, по разъяснению составителей проекта, раздельное жительство супругов не может быть разрешено в силу не только предшествовавшего судебному разбирательству соглашения супругов, но и заявленного на суде согласия одного из них удовлетворить требование другого о раздельном жительстве. Не смотря на заявление супругами такого соглашения, суд должен обсудить, имеются ли, по обстоятельствам дела, законные основания для разрешения раздельного жительства. В этом отношении проект не освещает практику учреждения, ведающего ныне семейные дела. Проект исходит из того положения, что допущение судом отступлений от общего начала совместной жизни супругов должно быть ограничено исключительными случаями действительной невозможности осуществления этого начала. ²⁹

Начало, высказанное в 145 ст. о невозможности разлучения супругов при добровольном их согласии, представляется крайне несостоятельным. Мотивы, высказанные Комиссией, нисколько её содержания не оправдывают. Ссылка на положения современного законодательства, не допускающего разлучения супругов, не имеют ровно никакого значения, так как естественно, что с введением нового положения о раздельном жительстве супругов, принципы современного законодательства о недопустимости его утратят свою силу и значение. Что касается второго соображения Комиссии о том, что раз между супругами существовало добровольное соглашение о раздельном жительстве, то в случае несогласия одного из супругов продолжать его, оно должно терять свою силу и может наступить лишь по решению суда, в случае наличности одного из поводов предусмотренных законом, то положение само по себе вполне правильно, и могло и должно было войти в качестве дополнения к тем законоположениям, которые выработаны Комиссией, но оно конечно не оправдывает общего принципа, высказанного в ст. 145 о невозможности раздельного жительства по добровольному о том соглашению. Проведенное в 145 ст. начало противоречит, во-первых, принципу состязательного процесса. Начало состязательности является основой действующего гражданского процесса. Признание ответной стороны прекращает дальнейшее исследование дела. Между тем, если признание ответчика не будет иметь решающего для исхода дела значения, то таким образом суду гражданскому по делам о раздельном жительстве супругов придется вступить на совершенно чуждый ему путь несостоятельного розыскного процесса. Эта форма несомненно внесет ту фиктивность и лживость при производстве этого рода дел, которая господствует ныне в бракоразводном процессе. Раз муж и жена придут к соглашению о необходимости раздельной жизни и пожелают закрепить свое соглашение судебным решением, то они, при проектируемом порядке, будут вынуждены не только заручаться простым изъявлением ответной стороной своего согласия, но должны будут прибегать к установлению фиктивных доказательств наличности оснований к раздельной жизни. Впрочем, сами составители проекта, говоря о недействительности и невозможности установления раздельного жительства, по взаимному согласию супругов, ссылаются на то обстоятельство, что это начало, введенное ими в проект, в сущности противоречит тем положениям, которые были выработаны по этому поводу Канцелярией по принятию прошений. В этом отношении можно лишь указать на то, что те основные начала, которыми руководствовалась Канцелярия, при выдаче отдельных видов на жительство, были выработаны самой жизнью и следовательно они были жизненно-правдивы и с ними не считаться является невозможным.

Заканчивая рассмотрение положения о раздельном жительстве, нам остается включить в эту часть исследование о раздельном жительстве, возникающее вследствие вступления мужа или жены в монашество. Нередко рассмотрение этого вопроса приноравливается к случаям и поводам расторжения брака, что, однако, нельзя признать правильным, так как при пострижении супругов в сущности никакого расторжения брака не происходит, а устанавливается лишь раздельное их жительство. Условия, требуемые законом для вступления в монашествующее духовенство, заключаются в следующем: мужчины, желающие постричься, должны иметь не, менее 30 лет, а женщины не менее 40 лет от роду (344 ст. т. IX Св. Зав.). Запрещается вступать в монашество мужу при живой жене, законно с ним неразведенной, и наоборот. Конечно, в данном случае закон говорит о разводе, поводом к которому не может служить самый факт вступления одного из супругов в монашество. Если же пожелают постричься оба супруга, по взаимному согласию, то закон, допуская такое разлучение их, обязывает в этом случае принимать во внимание, не имеют ли они малолетних детей, требующих их призрения (ст. 347 т. IX Св. Зак.). При принятии пострижения мужем и женою, оно должно последовать одновременно, т. е. в один и тот же день.

Нормальный способ прекращения, брака, как союза пожизненного, есть смерть одного из супругов. Но закон допускает при жизни обоих супругов, возможность прекращения брака, легальным образом установленного вследствие наступления причин, наличность которых считается достаточно уважительным поводом к освобождению супругов от брачных уз. В этом случае брак расторгается вследствие особого решения суда. Число причин, служащих основанием к разводу, в разные времена у различных народов и у одного и того же народа, в зависимости от вероисповедания бракосочетающихся, весьма различны.

При установлении поводов к разводу законодателю приходится считаться, во-первых, с тем, что брак по существу своему есть союз пожизненный, а следовательно расторжение его является своего рода аномалией; во-вторых, что при всякого рода разводе возникает вопрос об участи детей, причем в особенности трудно бывает определить, при ком из разведенных родителей должны оставаться дети – при отце или матери, при исключительно невиновном в разводе родителе или же, при известных условиях, и при виновном; в-третьих, однако, законодатель не может не принимать во внимание, что если развод и разрушает созданную браком семью, и следовательно в этом отношении является довольно нежелательным явлением, то едва ли не большее зло – сохранение брака только формального, когда он уже внутренне и нравственно разрушен. Нет сомнения, что такие подневольные браки способствуют нарушению супружеской верности и что, при сохранении подобных браков, общество несомненно больше теряет, нежели при расторжении их и что, конечно, и для детей бывает лучше лишиться такой полной соблазна семьи, нежели жить в ней. ³⁰

По действующему нашему праву число поводов к разводу, сравнительно с прежними нашими законоположениями, является весьма ограниченным. Расторжение брака может иметь место лишь в следующих четырех случаях: во-первых, при доказанности факта прелюбодеяния одного из супругов, во-вторых, при неспособности супруга к брачному сожитию, в-третьих, в случае уголовной кары мужа или жены и, в-четвертых, в случае безвестного отсутствия одного из супругов.

Центральным и самым животрепещущим из всех поводов к разводу несомненно является первый, вытекающий из нарушения мужем или женою своего супружеского долга.

Под прелюбодеянием, по современному нашему закону, разумеется оскорбление святости брака фактом половой связи одного из супругов с лицом посторонним, все равно состоящим в браке или свободным, при чем безразлично, будет ли такая связь иметь характер продолжительного сожительства или же будет представлять собою только единичный факт, так как и его одного вполне достаточно для иска о разводе; необходимо только, чтобы этот факт удовлетворял понятию состава оконченного преступления, одного покушения недостаточно; бессознательное совершение также не может быть вменено в вину, необходимо свободное при его совершении волеизъявление, т. е. такое, которое может быть вменено лицу в вину.

В случае нарушения супружеской верности, путь суда духовного, т. е. предъявление в суде духовном иска о расторжении брака, представляется не единственным. Потерпевшему супругу, согласно 1016 ст. Уст. Угол. Судопр., предоставляется альтернатива, или, обратиться к суду уголовному с целью подвергнуть виновного в супружеской неверности наказанию уголовному, или же обратиться в суд духовный с целью расторжения брака.

При составлении в шестидесятых годах проекта новых судебных учреждений предполагалось установить, что дела по жалобе одного из супругов на нарушение другим супругом брачного союза должны производиться в уголовном суде, обвинительный приговор которого должен был признаваться за несомненное доказательство прелюбодеяния осужденного супруга, и что просьбы о расторжении брака по этой причине должны подлежать ведению суда духовного, по окончании суда уголовного.

Но при дальнейшем обсуждении порядка производства этого рода дел возник вопрос о том, есть ли необходимость в устранении двойного рассмотрения преступления прелюбодеяния в светском уголовном и в духовном судах, и можно ли считать приговор по этому предмету суда уголовного не требующим проверки со стороны суда духовного, в случае иска о расторжении брака.

При разрешении этого вопроса приняты во внимание следующие соображения.

По силе узаконений, вошедших в свод законов в 1857году, прелюбодеяние может служить поводом к начатию дела в суде светском, или в суде духовном, поэтому для устранения возможности того случая, что доказанное в одном суде событие прелюбодеяния не будет признано существующим в другом суде, следовало бы установить между ними надлежащее разграничение подсудности. В виду этого, согласно мнению Синода, было предположено постановить: во-первых, что супруг оскорбленный нарушением святости брака прелюбодеянием другого супруга, если желает, может возбудить дело или принесением светскому уголовному суду жалобы с тою целью, чтобы виновный был подвергнут уголовному наказанию, или подачею епархиальному начальству искового прошения о разводе с супругом, им обвиняемым в прелюбодеянии, на основании законоположений церковных и, во-вторых, что, кто на основании этом начнет дело в светском суде, тот теряет уже право предъявить иск в суде духовном и наоборот, кто обратится к суду духовному с иском о разводе, тот не может просить светский уголовный суд о назначении виновному кары уголовной.

Против этого, взгляда были представлены следующие возражения: во-первых, правила эти являются стеснительными для потерпевшего супруга, который ни в каком случае не должен быть лишен возможности, как по гражданским, так и по церковным законам, просить о расторжении супружеского союза, вследствие допущенного другой стороной прелюбодеяния, а между тем на основании изложенных правил он лишается этой возможности, если с жалобой на прелюбодеяние обращается в суд уголовный; во-вторых, последствием такого правила, т. е. необходимости для потерпевшего супруга обратиться альтернативно в тот или другой суд, была бы отмена наказуемости преступного деяния в случае, когда оскорбленный супруг обращается в суд духовный; в-третьих, наконец, указывалось на несовершенство производства дел в судах духовных и на преимущества того порядка, который подлежал установлению в новых судах, где виновность подсудимого должна определяться по внутреннему убеждению судей, а не на основании формальных доказательств.

Высказанные, однако, соображения при составлении Судебных Уставов не получили решающего значения и в результате составителями их была принята та двойная подсудность, которая имеет место в настоящее время и по которой оскорбленному супругу предоставляется идти или в суд уголовный для того, чтобы подвергнуть виновного наказанию уголовному, или в суд духовный с целью расторжения брака.

По буквальному смыслу этого положения, говорит Неклюдов, не допускается ни соединение обоих исков, ни переход от одного иска к другому. Лицо может избрать тот или другой путь по своему произволу; оно может даже отказаться от него, примирившись с обидчиком, но перейти с одного пути к другому оно права не имеет. ³¹

С мнением Неклюдова мы не согласны и полагаем правильным взгляд Загоровского, что установленным порядком не отнимается у оскорбленного супруга права, при начатии иска в одном суде и по прекращении его там вследствие формальной причины, примирения или даже вследствие отказа от обвинения, возбудить дело в другом суде. Запрещение касается лишь подведения виновного супруга под две кары и одновременного преследования его двумя судами. Переход от одного дела к другому, после прекращения первого, конечно, не вследствие того, что по делу состоялось окончательное решение, а благодаря примирению или простому желанию обвинителя, имеет большие практические удобства. Полученный против обвиняемого обличительный материал иногда с большим трудом может поддаваться регистрации духовного суда. При таком положении оскорбленный супруг может обратиться в суд уголовный. В этом производстве все доказательства по делу будут собраны следственною властью, и тогда обвинитель имеет право прекратить производство по уголовному делу и начать дело по обвинению виновного супруга в суде духовном, причем в этом случае может воспользоваться тем материалом, который добыт судом уголовным. Этот переход заключает в себе большие удобства, так как при существующем порядке производства дел в судах духовных уличить виновного супруга, если он добровольно не идет навстречу обвинителю, представляется почти абсолютно невозможным. В результате теперь получается следующая картина: когда супруг действительно виновен в измене супружескому долгу, но не желает по каким-либо причинам расторжения брака, иногда по самым предосудительным основаниям, то потерпевшему не представляется возможности достигнуть расторжения брака. Наоборот, когда может быть и нет на лицо действительной измены супружескому долгу, но если супруги согласны добровольно разойтись, то развод может вполне легко состояться.

Таким образом, при нынешней процедуре подсудности дел о расторжении брака по прелюбодеянию одного из супругов суду духовному, достигаются результаты диаметрально противоположные целям законодателя: закон воспрещает развод по добровольному соглашению супругов, между тем в действительности расторжение брака только и может состояться при наличности подобного соглашения. Этого достаточно для того, чтобы признать современную форму бракоразводного процесса абсолютно несостоятельной.

Дело о расторжении брака по обвинению в прелюбодеянии начинается в суде духовном по иску оскорбленной в своей супружеской чести стороны.

Первой инстанцией для данного рода дел является Духовная Консистория той епархии, в которой проживают тяжущиеся супруги. Дела этого рода подсудны духовному суду православной церкви не только в том случае, когда обе стороны принадлежат к православному вероисповеданию, но и в том: во-первых, когда одна из сторон принадлежит к православной вере, а другая к инославному вероисповеданию и, во-вторых, когда супруги принадлежат к инославному вероисповеданию, но таинство венчания было совершено по обряду православной церкви.

Иск, как выше сказано, предъявляется по местожительству тяжущихся супругов. В этом случае исходя из того понятия, что жена должна быть при муже, её действительное местопребывание никакого влияния на определение подсудности не имеет, независимо от того, истица она или ответчица, и иск является подсудным той Духовной Консистории, в которой имеет постоянное местожительство муж. Понятие постоянного местожительства определяется по общим положениям нашего законодательства, но на практике Духовная Консистория обыкновенно требует представления доказательств, что муж проживает в епархии данной Консистории не менее двух лет, и в этом только случае считает себе дело подсудным. Если же один или оба супруга проживают за границей, то дело подсудно С.-Петербургской Духовной Консистории.

Исковое прошение должно быть подано от имени самого истца. Представительства на предъявление иска не допускается. В виду этого мы считаем неправильным указание Григоровского в его книге о браке и разводе, что полномочие на предъявление иска может быть выдано по личному усмотрению истца, с соблюдением лишь законных общих требований по выдаче доверенности, и что только в дальнейшем производстве дела представительство интересов тяжущихся может иметь место по исключительным обстоятельствам, указанным в 241 ст. Уст. Дух. Консист. Мы держимся диаметрально противоположного взгляда. На основании 239 ст. Уст. Дух. Конс. мы полагаем, что подача искового прошения через поверенного не допускается, в дальнейшем же производстве процесса представительство интересов сторон возможно, но с теми ограничениями, которые указаны в 241 ст. Уст. Дух. Конс., т. е. во-первых, по болезни истца или ответчика, засвидетельствованной Врачебным Отделением Губернского Правления и, во-вторых, вследствие служебных обязанностей, или других заслуживающих уважения обстоятельств, но в том и другом случае не иначе, как по особому определению Консистории.

В иске должны быть указаны местожительство истца и ответчика и факт измены ответчика своему супружескому долгу. Указывать в исковом прошении доказательства виновности не требуется. Исковое прошение представляется с копией для ответной стороны, сверх сего к нему требуется приложить судебные пошлины в размере 1 р. 80 к. наличными деньгами, или внести их в местное казначейство и приложить квитанцию. Само исковое прошение и копия его оплачиваются равным гербовым сбором в 60 коп., сверх сего требуется приложение также шестидесятикопеечной гербовой марки на ответ по иску. Наконец, когда истец желает избегнуть промедления в движении дела, ему надлежит приложить к иску брачное свидетельство. Если же оно к моменту предъявления иска не находится у него на руках, то во всяком случае требуется указание в исковом прошении времени совершения брака и заявление перед Консисторией ходатайства о затребовании брачного свидетельства из церкви или Консистории по месту совершения венчания.

Подачею иска начинается производство по бракоразводному делу. До исследования доказательств виновности обвиняемой стороны, обоим супругам производится увещание через священника по месту их жительства. Обыкновенно увещание имеет чисто формальный характер и не достигает своей цели, обусловливая лишь промедление в движении дела. Впрочем, медленность и создание сторонам всякого рода препятствий при движении дела является у нас одним из практических способов закрепления брачного союза, дабы, смотря на многолетнюю процедуру движения бракоразводного дела, «другим не повадно было» стремиться к расторжению брака. Конечно, нельзя одобрять американской головокружительной быстроты расторжения брачных уз, где, например в высшем суде Массачусетса, был случай, что развод пяти пар продолжался всего 15 минут. «Как это ни удобно», говорит Оршанский, в своем исследовании по брачному праву, ³² «с точки зрения людей коммерческих, ценящих время как капитал, но такой порядок нельзя назвать нормальным». Может быть Оршанский и прав, но между американской быстротой и медленностью нашего процесса, покоящемся на личном усмотрении духовных судов и лиц, есть еще золотая середина, вытекающая просто из условий действительности и законности. Что препятствия в бракоразводном процессе создаются чисто искусственно с целью лишь затруднить расторжение брака, нередко видно из того, что, после продолжительной бесцельной волокиты, являющейся родом искуса для сторон, совершение затем развода производится весьма быстро. Таким образом, все зависит от усмотрения суда, что, конечно, представляет мало гарантий. Еще императрица Елизавета нашла себя вынужденной напомнить новгородскому архиепископу Стефану, чтобы он решал брачные дела «не от своего рассуждения приводя резоны, а на основании законов» (Положение Собр. Узак. № 10028). ³³

После увещания, которое обыкновенно не достигает своей цели, копия искового прошения вручается ответной стороне и дело назначается к слушанию для судоговорения.

После подачи иска допускается вступление в дело поверенного как исковой, так и ответной стороны. Но, как мы уже имели случай указать выше, допущение представительства интересов через поверенных может иметь место только, во-первых, в случаях болезни стороны, надлежащим образом удостоверенной, во-вторых, по служебным обязанностям или по другим не менее, однако, уважительным причинам. Понятно, что личная явка для женщины по бракоразводному делу, независимо от того истица ли она или ответчица, в высшей степени неудобна и может оскорблять чувство нравственного её достоинства. Между тем замена себя поверенным допускается по закону только в том случае, если сторона представит надлежащим образом заверенное медицинское свидетельство. Таким образом, быть больным и раздобыть медицинское свидетельство делается неизбежным, и стороне приходится добиваться его всеми правдами и неправдами. Это первая фикция и ложь, на которую должна вступить сторона в бракоразводном деле, а в особенности эта ложь неизбежна для женщины, которая не обладает достаточным отсутствием нравственной щепетильности, чтобы лично присутствовать при циничном разборе улик неизбежном в нашем бракоразводном процессе.

Ко дню судоговорения стороны лично, или через поверенных, вызываются в присутствие Консистории. Явка истца в заседание обязательна, в противном случае дело прекращается. Если же ответчик или ответчица по вызову Консистории не явятся, то Консистория доводит об этом до сведения полиции для принятия мер к понуждению к явке ответчика, и дело назначается вновь к слушанию. Сверх сего предоставляется и лично истцу просить светское начальство о понудительных мерах к явке ответчика в суд. Если и по принятии указанных понудительных мер, ответчик не явится на суд, то Консистория приступает к поверке доказательств истца в отсутствии ответной стороны.

Истец, в первом заседании при судоговорении, должен представить все доказательства виновности ответной стороны по предъявленному иску, т. е. вручить суду все имеющиеся у него письменные документы и указать свидетелей, о допросе которых он ходатайствует. Если по ошибке, или другим каким-либо обстоятельствам, истец в первом же заседании не представить всех необходимых доказательств, или по исследовании степени достоверности их они найдены будут не достаточными для обвинения, то истцу предоставляется ходатайствовать пред Синодом о разрешении представить новые доказательства. Это разрешение испрашивается подачею прошения в Консисторию, которая представляет его в Синод, или же прошение подается непосредственно в Синод. По практике Синода подобное дополнение дела по специальному ходатайству разрешается истцу дважды. При недостаточности этого дополнительного обвинительного материала, истец может пользоваться новыми полученными им доказательствами виновности ответной стороны, лишь начав новое уже дело по прекращении первого производства.

Ответчику, явившемуся на судоговорение, первоначально предлагается вопрос о том, признает ли он себя виновным по предъявленному к нему обвинению. Утвердительный ответ не служит однако доказательством правильности иска и исследование происходит на основании тех доказательств, которые будут представлены исковой стороной или получены самой Консисторией. Если ответчик не признает себя виновным, то он имеет право представить свои доказательства против предъявленного к нему обвинения или защищаться встречным обвинением истца.

Встречное обвинение должно быть предъявлено в первом по делу заседании или в ответе на иск. Если этот срок ответчиком пропущен, то он может воспользоваться своим правом лишь по специальному разрешению Синода. Этим заканчивается производство дела в первом заседании. Если на судоговорение вместо сторон являлись поверенные, то их доверители должны прочитать и утвердить своими подписями их судные речи, или же могут уполномочить на это действие особое лицо, которое носит в процесс специальное наименование рукоприкладчика.

После судоговорения процесс вступает в стадию следственного производства, и суд назначает заседание для проверки доказательств, т. е. допроса свидетелей той и другой стороны. Если свидетели живут в месте производства дела, то они вызываются в заседание Консистории, если же местожительство их находится вне пределов данного города, то допрос учиняется или через другую Духовную Консисторию, если они священнослужители, или же через полицейские органы власти, если свидетели лица не духовного звания, но, во всяком случае, допрос происходит в присутствии священника. До допроса свидетелей Консисторией собираются от полиции сведения, не имеется ли препятствий к допросу свидетелей под присягою.

Представленные при судоговорении доказательства подвергаются исследованию согласно 249 ст. Уст. Духовных Консисторий, главными доказательствами преступления должны быть признаны: а) показания двух или трех очевидных свидетелей и б) прижитие детей вне законного супружества, доказанное метрическими актами и доводами о незаконной связи с посторонним лицом. Затем прочие доказательства, как-то письма обнаруживающие преступную связь ответчика, показания свидетелей, не бывших очевидцами преступления, но знающих о том по достоверным сведениям или по слухам, показания обыскных людей о развратной жизни ответчика и другие, – тогда только могут иметь силу, когда соединяются с одним из главных доказательств, или же в своей совокупности обнаруживают преступление.

Из этой формулы оценки духовным судом доказательств виновности ответной стороны видно, что главным и преимущественным доказательством является показание свидетелей очевидцев прелюбодеяния. Понятно, что так называемыми «прочими» доказательствами, раз они имеют силу только тогда, когда соединяются с одним из главных доказательств, или же в своей совокупности обнаруживают преступление, пользоваться в первом случае бесполезно, так как главное доказательство само решает дело, а в втором – едва ли возможно, ибо такая «совокупность» может представиться редко; во всяком случае здесь остается оценка доказательств по внутреннему убеждение суда, на что суд духовный решается в весьма редких случаях. Таким образом, остаются, следовательно, свидетели очевидцы такого факта, который меньше всего предполагает возможность очевидного свидетельства. ³⁴ Ясно, что при такой системе доказательств духовный суд никогда не может раскрыть истины, а обиженная сторона никогда не может найти защиты своих интересов.

Расторжение брака с согласия сторон закон не допускает. Между тем реально расторжение брака только и может иметь место при соглашении супругов, так как только в этом случае, при содействии ответной стороны, истец может получить доказательства виновности ответчика путем свидетелей очевидцев. При действительно же обостренных отношениях супругов и при полной наличности вины, как бы она не была легко маскируема, если ответная сторона не желает идти навстречу домогательствам истца, последний, при существующих формах процесса духовного суда, никогда не может надеяться добиться развода.

Таково печальное положение нашего бракоразводного процесса, ограждающего виновного, не охраняющего невинного, роняющего веру в правосудие и подрывающего всякое значение суда. Интересы семьи и общества требуют настоятельной реформы этого суда, и никакие канонические правила и веления церкви не могут требовать и санкционировать той лжи, которую практикует бракоразводный процесс во имя ложно понимаемых прерогатив духовного суда.

Возвращаясь к порядку дальнейшего движения дела, мы должны отметить то обстоятельство, что суд духовный не ограничивается теми доказательствами, которые представлены стороною, но, руководствуясь началами розыскного процесса, сам исследует дело: проверяет представленные сторонами доказательства и собирает новые. Поэтому надо признать абсолютно ошибочным цитирование в «Сборнике» Григоровского «О браке и разводе» содержания 367 ст. Уст. Гражд. Суд. в пояснение начал, которыми руководствуется суд духовный при производстве брачных дел. Вопреки именно состязательному началу, выраженному в 367 ст., составляющему основу нашего гражданского процесса, что суд ни в каком случае не собирает сам доказательств или справок, а основывает решение исключительно на доказательствах, представленных сторонами, суды духовные, действуя по принципу розыскного процесса, сами собирают доказательства. Очевидно ссылка Григоровского на 367 ст. совершенно не верна. Начало состязательности чуждо производству дел в судах духовных. Между тем розыскная форма деятельности суда духовного нередко порождает большое замедление в движении процесса. Если из представленных стороною доказательств суд духовный усмотрит какие-либо факты в деле неисследованные, то считает очень часто, не смотря на полную уже доказанность обвинения, всё-таки необходимым по собственному почину исследовать весь цикл фактов, соприкасающихся с делом. Конечно, подобный прием только замедляет движение дела.

По приведении, как говорит закон, «всех обстоятельств в ясность», составляется по делу так называемая записка, в которую включается весь фактический доказательный материал, коим Духовная Консистория должна руководствоваться при постановлении решения. В окончательной форме записка представляется на прочтение сторон, причем стороны для этого приглашаются в Консисторию, или же записка пересылается им через полицию. Если тяжущиеся находят, что записка составлена неправильно и несогласно с обстоятельствами дела, то сторонам предоставляется право сделать Консистории свои замечания. Последняя может оставить замечания без уважения или изменить согласно с ними содержание записки или, наконец, если это потребуется, произвести дополнительное расследование дела.

После сего Консистория приступает к решению дела по имеющемуся в следственном производстве письменному материалу. Если будет доказана виновность ответной стороны в прелюбодеянии, то брак расторгается, причем обвиненному супругу воспрещается вступление в новый брачный союз и на него налагается по церковным правилам епитимия, а истцу, если он состоял в первом или во втором браке, разрешается вступить в новый брачный союз.

Решение Консистории объявляется сторонам в Консистории или через полицию.

На решение Духовной Консистории недовольная сторона может принести жалобу в Синод. Если решением Консистории постановлено в иске о расторжении брака отказать, то подача жалобы никаким сроком не ограничена, но если постановлено исковые требования удовлетворить, то ответчик имеет право обжаловать постановление Консистории в течение двух-месячного срока со дня объявления ему решения, но при этом ответчик во время объявления ему решения, и во всяком случае не позже семи дней, должен заявить свое «неудовольствие». Жалоба на решение подается в Консисторию, которая пересылает жалобу с подлинным производством по делу в Синод.

Если жалобы в срок не поступило, то решение свое о расторжении брака Консистория обязана представить в Синод для утверждения. По вступлении решения в законную силу, по желанию сторон, Консисторией выдаются свидетельства о расторжении брака и, сверх сего, на паспорте или виде на жительство ответчика делается соответствующая пометка о том, что брак расторгнут и что ему вступление в новый брачный союз воспрещено; с этой целью ответчик обязывается, при самом возникновении дела, представить в Консисторию свой вид на жительство.

Остается нам сказать несколько слов о встречном обвинении, которое имеет в бракоразводном процессе огромное значение. Встречным иском ответная сторона не только обвиняет истца, но вместе с тем уничтожает основное обвинение. Согласно 45 ст. I ч. X т. Св. Зак. расторжение брака может состояться только в случае прелюбодеяния «одного» из супругов, а потому, если вина взаимна, то тем самым уничтожается основание к расторжению брака, и оба прелюбодейных супруга, можно сказать, «рассудку вопреки и наперекор стихиям» являются связанными брачными узами навсегда.

Таким образом, из положения нашего законодательства неизбежен вывод, что лучшим и безусловным средством вечного закрепления брачного союза является взаимная супружеская измена. В этом последняя и самая большая несообразность нашего брачного права.

Вне сомнения, говорит проф. Загоровский, что если бы даже оставить современное материальное бракоразводное право, но преобразовать лишь бракоразводный процесс на началах современной процессуальной науки, ставших достоянием наших общих судов, со времени введения Судебных Уставов Императора Александра II, то и эта частичная реформа внесла бы не мало светлых сторон в брачное право. Сделайте бракоразводный суд устным, возможно по свойству дел гласным, уничтожьте канцелярскую тайну и даже теперешние постановления о разводе получат другой характер: бракоразводный процесс упростится, удешевится, ускорится, а главное, облагородится. Но не только к реформе бракоразводного процесса, но и всего действующего материального законодательства не может быть препятствий ни в самом существе подлежащих реформ постановлений, ни в исторической традиции, ни в канонических правилах. Бракоразводный процесс дело чисто мирское. Церковь в этом случае всегда примыкала к светскому закону и обычаю, и судила так, как того требовала жизнь. Поэтому нет препятствий и теперь применить к решению бракоразводных дел выработанные современной юридической жизнью правила светского суда, и, таким образом, и материально и формально исправить, улучшить и дополнить наше обветшалое бракоразводное право.

С производством по делам о расторжении брака, вследствие супружеской неверности, аналогичен бракоразводный процесс вследствие неспособности одного из супругов к брачному сожительству.

Из текстуального содержания закона надо прийти к выводу, что неспособность к брачному сожительству тогда только может служить основанием к расторжению брака, когда этот физический дефект присущ лишь одному супругу; когда же он является обоюдным, то, по точному смыслу закона, неизбежно заключает, что развод состояться не может. Насколько нам известно, в практике Синода руководящих указаний по этому вопросу не имеется. Если, однако, стать на точку зрения общей идеи брачного союза, то содержанию закона надо дать распространительное толкование и прийти к выводу, что брак должен быть расторгнут не только при неспособности к брачному сожитию одного из супругов, но и в том случае, если этим физическим дефектом страдают оба лица.

Для признания неспособности к брачному сожительству основанием к расторжению брака необходимо, чтобы неспособность к супружеству продолжалась в браке в течение не менее трех лет; только после истечения этого срока, может быть предъявлен иск. Далее, говорит закон, «на сей причине не может основаться иск, если неспособность одного из супругов не есть природная». Этот вывод – неправилен. Неспособность к брачному сожительству в браке может продолжаться в течение всего брачного сожительства, но вместе с тем не быть природной. Очевидно, что употребленный законом термин «неспособности природной» неверен. «Природной неспособности» не требуется, а необходимо лишь, чтобы она была добрачной, и, затем, в браке продолжалась не менее трех лет. При наличности этих двух условий, брак может быть расторгнут.

Иск по этого рода делам предъявляется по тем же основным правилам, как и в делах о расторжении браков вследствие супружеской неверности. Представительство интересов тяжущихся через поверенных допускается при наличности тех же уважительных к тому причин, как в делах о расторжении браков вследствие супружеской неверности. Некоторые, впрочем, исследователи разрешают вопрос об участии поверенных отрицательно на том основании, что в этого рода делах может требоваться личное освидетельствование сторон. С этим взглядом согласиться трудно. Безусловное освидетельствование необходимо лишь по отношению к ответчику, если результатом медицинского освидетельствования будет установлено, что физический дефект – неспособности к брачному сожительству является безусловно прирожденным, то, конечно, ни о каком исследовании истца не может быть речи. Наконец, мы полагаем, что истец имеет всегда право требовать разрешения иска на основании данных, им представляемых, и от личного освидетельствования уклониться, тем более, что физическое состояние его самого не может иметь для дела решающего значения.

Исследование ответчика происходит через врачебное отделение губернского правления. Если ответчик уклоняется от свидетельствования, то по отношению к нему через полицейские органы могут быть приняты принудительные меры. Хотя по этому поводу никаких указаний в законе не имеется, но подобного рода вывод неизбежен, так как в противном случае, при одном лишь уклонении ответчика от явки, исковая сторона была бы окончательно парализована в своем праве доказать справедливость своего иска, что равносильно отказу в правосудии.

Практика Синода требует для наличности основания к расторжению брака, чтобы медицинское заключение о неспособности к брачному сожительству в той форме, в которой оно понимается законом, было в своих выводах абсолютно и безусловно. Если экспертиза придет к заключению лишь о вероятности или правдоподобности неспособности к брачному сожитию, то в подобном случае расторжение брака не может состояться. Когда же медицинским исследованием будет установлено, что неспособность к брачному сожитию является добрачной и продолжалась хронически в браке в течение трех лет, и была в наличности до и при предъявлении иска, то брак расторгается.

Истцу предоставляется право вступать в новый брак без всяких ограничений, причем факт расторжения брака не подвергает его никакой репрессии ни по законам гражданским, ни даже по правилам церковным. Ответчик же осуждается на вечное безбрачие.

Что касается процессуальной стороны этого рода дел, то она вполне тождественна с производством дел о расторжении брака вследствие супружеской неверности, а потому мы не будем её повторять, так как соблюдается вполне тот же порядок собирания доказательств, составления записки, решения, обжалования и представления решения на утверждение Синода.

Согласно 50 ст. I ч. X т. Св. Зак., когда один из супругов приговорен к наказанию, сопряженному с лишением всех прав состояния, или же сослан на житие в Сибирь с лишением всех особенных прав и преимуществ, то другой супруг, если не последует добровольно за осужденным, может просить свое духовное начальство о расторжении брака и о разрешении вступить ему в новый брак.

Если брак по вышеизложенным основаниям не был расторгнут, и невинный супруг последовал за осужденным, но последний в месте ссылки совершит новое преступление, влекущее за собою лишение прав состояния, то невиновному супругу предоставляется по этому последнему основанию ходатайствовать о расторжении брака. На этом же основании могут просить о расторжении брака те из невиновных супругов, которые вступили в супружеские узы с лицами лишенными прав состояния, если последние вновь впадут в преступление, соединенное с лишением всех прав состояния.

Согласно закону 12 июня 1900 года отменена ссылка на поселение (кроме случаев специально в законе указанных) и ссылка на житье. Таким образом, ныне лишение особых прав, не сопровождающееся ссылкой и, следовательно, разлучением супругов, не может уже служить основанием к расторжению брака. Такое ограничительное толкование неизбежно, так как в новом законе содержится лишь указание на то, что за осужденными к ссылке в каторжные работы, или на поселение, жены их, не участвовавшие в преступлении, могут следовать или не следовать в ссылку по собственному их желанию; отсюда видно, что во всех остальных случаях уголовная ответственность не влечет расторжения брака.

Расторжение брака вследствие уголовного осуждения, по взгляду некоторых наших исследователей брачного права, ³⁵ надо понимать условно, а именно, что оно должно иметь полное применение лишь постольку, поскольку оно санкционируется соответствующими правилами того или другого вероисповедания.

В отношении времени, когда супруг лица, приговоренного к уголовному наказанию, может просить о разводе, наш закон при действии постановлений о ссылке на житье различал два случая: во-первых, когда осужденный подвергался лишению всех прав состояния, или же когда его постигала лишь ссылка на житье с лишением всех особенных прав. В первом случае невиновный супруг не ограничен никаким сроком. Он может во всякое время возбудить ходатайство о расторжении брака, по вступлении приговора в законную силу и по его конфирмации Верховной властью в тех случаях, когда уголовные приговоры подлежат Высочайшему утверждению. Во втором же случае, т. е. при ссылке на житье, закон предоставляет право ходатайствовать о разводе лишь по истечении двух лет, конечно, также со времени вступления приговора в законную силу.

Право домогаться развода признается по нашему закону в равной мере за обеими сторонами, т. е. как за осужденной стороной, так и за невинной.

Невиновный супруг должен обращаться с ходатайством о расторжении брака в Духовную Консисторию по месту совершения брака. Осужденный же подает свое ходатайство в Духовную Консисторию через полицейское управление, в ведении коего он состоит, по приведении приговора в исполнение. К просьбам лиц первой категории прилагается брачное свидетельство и приговор суда уголовного; от осужденных же требуется представление статейного списка с отметкой, что невиновный супруг за ним не последовал.

Духовная Консистория постановляет свое решение на точном основании уголовного приговора. Если брак расторгнут по просьбе супруга не последовавшего за осужденным, то Духовная Консистория уведомляет о состоявшемся расторжении брака то Губернское Правление, на которое было возложено исполнение приговора; если же брак расторгнут, по ходатайству осужденного, то уведомляет то Губернское Правление, в ведении которого состоит сосланный. В том и другом случае каждая ответная сторона уведомляется о состоявшемся расторжении брака.

Помимо поставления в известность Губернского Правления, на Духовную Консисторию, расторгнувшую брак, возлагается обязанность доносить о состоявшемся расторжении Синоду. Но решение Духовной Консистории воспринимает законную силу независимо от утверждения его Синодом. Этим решения Духовной Консистории по делам сего рода отличны от решений по расторжению браков вследствие прелюбодеяния, или неспособности к брачному сожительству, где решения Консистории получают законную силу только с утверждения их Синодом. Такое различие в степени власти Духовной Консистории вполне правильно. В делах о расторжении браков вследствие уголовного осуждения деятельность Консистории имеет чисто формальный характер, – она расторгает брак на точном основании состоявшегося уголовного приговора. Между тем в делах о расторжении браков по прелюбодеянию одного из супругов, или вследствие неспособности супруга к брачному сожитию, Духовная Консистория решает вопрос о расторжении брака по существу совершенно самостоятельно, а потому решения её по этого рода делам воспринимают законную силу только по утверждении их Синодом.

Если ходатайство о расторжении брака не было возбуждено ни осужденной, ни невинной стороной, то брак естественно считается не расторгнутым и сохраняет свою силу. Исходя из этого общего вполне правильного начала, наш закон предусматривает отдельные случаи, при которых брачное сожительство супругов фактически и юридически восстановляется. Так, если, осужденный супруг по новому состоявшемуся о нем приговору, или Высочайшему акту милости, возвращается из ссылки и, если до этого времени, брак по ходатайству того или другого супруга не был расторгнут, то супруги остаются в прежнем брачном союз. Впрочем, закон мог бы об этом случае не упоминать, так как он сам собою вытекает из общего правила, что всякий брак до тех пор действителен, пока он формальным образом надлежащим духовным судом не признан недействительным, или не, расторгнут.

О последствиях при осуждении обоих супругов закон ничего не говорит. Мы полагаем, что этот случай должен быть разрешен на основании общего начала, по которому допускается вообще расторжение брака при уголовном осуждении. Несомненно, что закон выходит из того положения, что раз имеется налицо полное раздельное жительство супругов, то такой брачный союз, как неудовлетворяющий основным условиям брачного сожительства, должен быть расторгнут. Отсюда исходя, надо призвать, что если супруги осуждены одновременно за одно и то же деяние и должны отбывать наказание в одном и том же месте, то нет основания к расторжению брака. Если же муж и жена, хотя бы и одновременно и за одно и то же деяние, подвергнуты равным уголовным наказаниям, влекущим расторжение брака и подлежат водворению в разные места, то в подобных случаях надо признать, что брак подлежит расторжению.

Расторжение брака вследствие уголовного осуждения, при лишении лишь особенных прав, является значительным шагом вперед в области нашего брачного права. Государство в этих случаях стало, при разрешении этого вопроса, на точку зрения жизненных интересов, а церковь со своей стороны признала этот повод достаточным для расторжения брачных уз, хотя он и не имеет за собою канонической подкладки. Об этом прогрессивном законодательном акте проф. Загоровский говорит: «закон, допустивший развод на основании присуждения к ссылке на житье как для невинного, так и для виновного супруга, является существенно важным нововведением не только потому, что он облегчил свободу разводов, прибавил новые поводы, что бракоразводное право пополнилось новым законодательным актом, исходящим от светской власти, но главным образом потому, что создаются новые поводы чисто общественно-государственного характера». «Очевидно», говорит далее автор, «законодатель отправляется от мысли, что раз фактически брак прекращен, то он должен быть прекращен и юридически». ³⁶

Расторжение брака по безвестному отсутствию одного из супругов производится на основании законоположений, изложенных в I ч. X т. Св. Зак. Гражд. и на основании особых правил, изданных 14 января 1895 г. Эти правила заменили собою прежние постановления по этому вопросу 230–236 ст. Уст. Духовной Консистории.

Возбуждение ходатайства о расторжении брака вследствие безвестного отсутствия может быть допущено в том случай, когда один из супругов, отлучившийся с места своего жительства, будет в продолжении пяти или более лет находиться в совершенно безвестном отсутствии. Дела о расторжении браков по безвестному отсутствию подсудны Духовной Консистории по месту жительства истца. Начинается дело подачей иска. К иску должны быть приложены: метрическая выпись о бракосочетании и публикационные деньги в размере трех рублей. Исковое прошение должно заключать в себе следующие указания:

1) Где со времени заключения брака проживали супруги, причем жили ли совместно, или раздельно.

2) Где и когда в последний раз супруги проживали вместе, когда и при каких обстоятельствах началось отсутствие безвестного супруга, когда и откуда получены были в последний раз от него сведения.

3) Есть ли у супругов какая-либо недвижимость.

4) Из какого рода и сословия происходят супруги, какие были занятия отсутствующего супруга, состоят ли в живых родители того и другого и где они проживают. Наконец, истец должен поименовать в прошении известных ему братьев и сестер и близких родственников отсутствующего супруга, а также своих, указать обладают ли они недвижимостью, а также обозначить их местожительство. Если каких-либо из указанных сведений проситель поименовать не может, то должен в прощении указать причины умолчания.

Если в поданном прошении не имеется одного из требуемых законом указаний или приложений, то прошение оставляется без движения. Проситель об этом извещается и ему назначается шестимесячный срок на восполнение дефектов его искового прошения.

Если все необходимые сведения для начатия дела имеются налицо, то Консистория приступает к расследованию доказательств. Главных способов исследования три: 1) запрос всех близких лиц как истцовой, так и ответной стороны; 2) запрос правительственных учреждений, и преимущественно, губернских правлений по последнему месту жительства истца, по месту его службы, нахождения недвижимости и проч. и 3) публикация в газетах.

Если в результате произведенного розыска получатся сведения о смерти безвестно отсутствующего супруга, или откроется место его пребывания, то дело производством прекращается.

Если, однако, розыск ни к каким результатам не приведет, и местонахождение и участь безвестно отсутствующего супруга не будут обнаружены, то Духовная Консистория приступает к рассмотрению дела, но при этом не ранее одного года со дня публикации о розыске безвестно отсутствующего. Из этого видно, что расторжение брака по безвестному отсутствию одного из супругов может завершиться не ранее семи, восьми лет. По рассмотрении всех обстоятельств дела, если из полученных сведений не останется сомнения в действительности безвестного отсутствия супруга, то Духовная Консистория постановляет решение о расторжении брака и о дозволении истцу вступить в новый брак. Обсуждение вины отсутствующего супруга отлагается до обнаружения его лично и обстоятельств, обусловивших его безвестное отсутствие.

Решение Духовной Консистории, если оно касается лиц крестьянского или мещанского звания, является окончательным. Решения же о расторжении браков лиц других высших сословий представляется на утверждение Синода. Закон, по-видимому, отождествляет сословное положение мужа и жены, между тем оно бывает иногда различно: муж может принадлежать к мещанскому или крестьянскому сословию, а жена по рождению или предшествовавшему браку может иметь права высшего состояния. Как надлежит Консистории поступать в подобных случаях, закон обходить молчанием. Так как из содержания правил о расторжении брака по безвестному отсутствию видно, что закон желает предоставить большие гарантии лицам высших сословий, то неизбежно заключить, что раз хотя одна из сторон имеет права высшего состояния, то решение Духовной Консистории должно быть представлено на утверждение Синода.

Со дня объявления решения истец, так как никто другой в решении не заинтересован и в деле не участвует, может принести в течение двух месяцев в Синод жалобу. По принесенной жалобе Синод входит в рассмотрение дела по существу и постановляет свое окончательное решение, на которое никаких жалоб не полагается. Этим заканчивается производство дела о расторжении брака вследствие безвестного отсутствия одного из супругов.

Вопросы брачного права лиц римско-католического вероисповедания, в том числе и правила, по которым брак прекращается, изложены в Уставе Иностранных Исповеданий, т. XI Св. Зак., и в особом «Положении о союзе брачном 1836 года.» «Положение о союзе брачном» в Царстве Польском входит в состав обще-гражданских кодексов, в прочих же частях России «Положение» имеет значение канонического регламента и служит дополнением к законоположениям о брачном праве лиц римско-католического вероисповедания по X т. Св. Зак. и по Уставу Иностранных Исповеданий.

По «Положению о союзе брачном» ³⁷ брак может быть прекращен вследствие смерти супруга, вследствие признания его духовным судом недействительным и, наконец, вследствие «разлучения супругов от стола и ложа». Из этого видно, что римско-католическому вероисповеданию неизвестно юридическое расторжение брака, хотя, как будет нами указано ниже, бессрочное «разлучение от стола и ложа» обусловливает для супругов не только фактическое раздельное жительство, но влечет за собою известные последствия чисто юридического характера.

Брак почитается недействительным и незаконным: 1) когда, до совершения брака телесным союзом, одна из сторон примет на себя духовный обед, 2) вследствие несоблюдения правил, вытекающих из иноверия супругов, 3) когда лицо обязано уже брачными узами, законным образом не расторгнутыми, 4) когда лицо обязано духовным обетом, 5) когда лицо вступило в брак в воспрещенных степенях родства или свойства, 6) когда брак совершен между лицами, не достигшими брачного совершеннолетия, 7) когда при установлении брака не было свободного волеизъявления сторон и 8) когда один из супругов неспособен к брачному сожительству. В последних трех случаях брак расторгается не в силу самого закона, а только при наличности жалобы потерпевшей стороны. Вследствие этого обстоятельства три последние повода можно скорее отнести к причинам расторжения брака; в особенности, это нам кажется справедливым, в отношении последнего условия, так как неспособность к брачному сожительству, обусловливая прекращение брачного союза лишь по жалобе потерпевшей стороны, отнюдь не служит основанием к признанию брака недействительным. Отсюда исходя, правильно заключить, что римско-католическому вероисповеданию известно не только разлучение супругов от стола и ложа, но и расторжение брака.

Третье основание, по которому брачное сожительство прекращается, есть «разлучение от стола и ложа». Разлучение может быть допущено в следующих случаях: 1) вследствие прелюбодеяния, 2) вследствие жестокого обращения, 3) вследствие уголовного осуждения и 4) по взаимному согласию супругов, но при наличности уважительных причин. Обвинение в прелюбодеянии не может служить основанием к разлучению, если супруг обвинитель сам уличен в измене супружескому долгу, или если ответная сторона докажет, что её вина была изглажена полученным прощением.

Производство по делам брачным в судах духовных совершается на основании правил канонических.

С приговором об уничтожении или расторжении брака совершенно прекращаются все взаимные права и обязанности супругов. При разлучении супругов от стола и ложа необходимо иметь в виду два случая: разлучение супругов на неопределенное время или бессрочное и разлучение на определенное время, т. е. срочное. В первом случае разлучение влечет за собою все последствия расторжения брака; между супругами сохраняется лишь идеальная брачная связь, что только препятствует разлученным вступлению в новый брачный союз. Впрочем, бессрочное разлучение супругов может быть отменено, и тогда брачный союз во всех отношениях восстановляется, и супруги вновь вступают во все свои права и обязанности. При срочном разлучении супругов от стола и ложа супруги разъединяются лишь фактически и временно. Брак остается в силе со всеми юридическими последствиями. Если однако факт раздельного жительства вызывает какие-либо осложнения в личных и имущественных правах супругов, то споры, отсюда возникающие, разрешаются судом гражданским. В этом случае суд гражданский руководствуется двумя отправными началами. Во-первых, тем, что супруги живут раздельно и, во-вторых, – что во всех прочих отношениях права и обязанности, вытекающие из брака, остаются действительными. Одним словом, при срочном разлучении супругов от стола и ложа, права, обязанности и отношения мужа и жены тождественны с теми, которые имеют место при выдаче жене отдельного вида на жительство. ³⁸

Согласно постановлениям евангелическо-лютеранского и реформатского вероисповедания законными причинами к разводу признаются: 1) Нарушение супружеской верности. Сознание ответной стороны своей виновности не служит достаточным доказательством по делу и не является основанием к расторжению брака. Суд должен разрешить дело на основании объективных доказательств. Но в противоположность требованиям бракоразводного процесса православной церкви, по правилам евангелическо-лютеранского вероисповедания, Консистория должна довольствоваться косвенными уликами нарушения ответчиком супружеской верности. Достаточно, говорит канон, одного сильного подозрения. В виду свойства проступка, нарушающего супружескую верность, нельзя не признать, что евангелическо-лютеранский процесс стоит на вполне правильной и жизненной точки зрения. Если во время производства дела откроется, что обвиняющая сторона также виновна в нарушении супружеской верности, то ей должно быть отказано в ходатайстве о расторжении брака, но, впрочем, не всегда. Если вместе с тем будет установлено, что ответчик знал о нарушении жалобщиком своей супружеской верности и, тем не менее, по крайней мере в течение года, жалобы не приносил, то встречное обвинение теряет свою силу, и иск разрешается лишь на основании данных о виновности ответной стороны. Кроме встречного обвинения, ответчик имеет еще одно средство защиты. Если он докажет, что истцовая сторона знала о нарушении им супружеской верности и тем не менее оставалась с ним в сожительстве или простила его, то брак не расторгается.

Близко с основанием о расторжении брака вследствие супружеской неверности соприкасается случай развода по вине жены, когда муж обнаружит, что она, до вступления в брак, находилась в любовной физической связи с другим лицом. По этому поводу брак может быть расторгнуть в том случае, если муж докажет, что жена скрыла от него свою предбрачную связь и если супруги не прижили детей. Для жены предбрачная связь мужа может служить основанием к расторжению брака в том только случае, если она произошла после обручения.

2) Злонамеренное оставление одним супругом другого. Брак может быть расторгнут, если одна из сторон оставила другую и не соглашается возвратиться к ней. Расторжение брака в этом случае может воспоследовать только при наличности следующих условий: а) если жена отказывается следовать в новое местожительство мужа, или если муж отказывается её принять; б) если жена самовольно оставит мужа или, после самовольного оставления, не представит доказательств своего добронравного поведения. Этот же повод может служит основанием к расторжению брака по ходатайству жены, если муж находился в безвестном отсутствии не менее года, или вообще, по её формальному требованию, отказался возвратиться к совместной жизни. Если, однако, ответная сторона докажет, что она оставила жалобщика по его же вине, вследствие наличности одного, из поводов, служащих основанием к расторжению брака, то брак в подобном случае не расторгается.

Со злонамеренным оставлением супруга и безвестным отсутствием одного из них, как основанием к разводу, близко соприкасается третий подобный повод, а именно, долговременное отсутствие одного из супругов, продолжающееся по крайней мере не менее пяти лет, хотя бы оно происходило помимо воли отсутствующего. В этом случай домогаться развода может не только покинутая сторона, но и супруг помимо своей воли находящийся в долговременной отлучке, если он докажет, что не имеет возможности надеяться на скорый возврат.

3) Отвращение или неспособность к брачному сожительству, или отказ от физического супружеского сожительства без достаточного к тому основания. Неспособность к брачному сожительству должна быть добрачная, или хотя и после брака происшедшая, но по собственной вине; сверх сего неспособность к сожительству должна продолжаться в браке не менее трех лет. Это основание служит поводом к разводу по идее евангелическо – лютеранского вероисповедания вследствие того, что при наличности подобного физического дефекта не может быть достигнута одна из существенных целей брака – деторождение. Исходя из этого начала, поводом к разводу служит также умышленное препятствие одной из сторон к зачатию детей.

4) Неизлечимая прилипчивая болезнь. По этому основанию брак может быть расторгнут в том случае, если жалобщик докажет, что болезнь приобретена в браке, или если она добрачная, то во всяком случае была скрыта ответной стороной. К числу болезней, служащих основанием к расторжению брака, относится болезнь – психическая. Последняя служит основанием к расторжению брака в том случае, если она установлена надлежащим формальным образом, длится более года и, если, по удостоверению врачей, нет надежды на выздоровление. В этом случае, закон вносит весьма гуманный принцип, он требует, чтобы здоровый супруг, домогающийся расторжения брака, обеспечил материально больного, если последний не имеет своих средств.

5) Безнравственные и преступные действия. – Они служат основанием к разводу, если одна из сторон предана пьянству, безрассудной расточительности, разврату, жестоко и грубо обходится с другой стороной, позорит её честь или допускает обращение, грозящее опасностью жизни.

6) Последнее основание, по которому допускается расторжение брака, является уголовное осуждение одного из супругов. ³⁹

Постановляя приговор о расторжении брака, Консистория входит также в разрешение весьма важного вопроса – о дальнейшей судьбе детей. Закон, по-видимому, далеко не предрешает вопроса о том, что дети должны обязательно поступить к невиновной стороне, он предоставляет Консистории решить, кому из супругов отдать предпочтение. Передача детей тому или другому супругу может иметь временной характер и, по наступлении известного срока, дети могут, по постановлению Консистории, перейти к другому супругу. Затем, Консистория, путем миролюбивого соглашения, стремится урегулировать вопрос о материальном содержании детей. Если в этом вопросе родители детей не придут к соглашению, то им предоставляется ведаться судом гражданским.

Браки лиц греко-униатского вероисповедания прекращаются и расторгаются по правилам православной восточной церкви.

Относительно форм расторжения браков армяно-грегорианского исповедания, в законах гражданских не имеется никаких указаний, а потому по общему началу необходимо прийти к выводу, что брак должен подлежать расторжению по каноническим правилам данного вероисповедания. Если однако бракосочетание по каким-либо основаниям совершено священнослужителем православной церкви, то и расторжение брака должно состояться по правилам церкви православной и в суде духовном православного вероисповедания.

О подсудности и недействительности браков раскольников нам пришлось говорить ранее. Что же касается расторжения браков раскольников, то оно производится в судах гражданских. Поводы к расторжению те же, что и для лиц православного вероисповедания, т. е. прелюбодеяние, неспособность к брачному сожительству, уголовное осуждение и безвестное отсутствие.

По вопросу о расторжении браков лиц христианского вероисповедания остается еще указать на те случаи, когда одна из сторон принадлежит к православной вере, а другая к иному христианскому вероисповеданию, и когда супруги принадлежат к разным христианским вероисповеданиям, помимо веры православной.

Дела о расторжении браков первого рода подсудны судам православного вероисповедания, и основаниями к расторжению брака могут служить поводы, предусмотренные православной церковью. Это начало выражено как в уставе Духовных Консисторий, так и в Положении о союзе брачном и в законах о судопроизводстве гражданском, где говорится; что «решение сие», т. е. суда духовного православной церкви, «имеет быть твердо в отношении к обоим лицам».

Когда супруги принадлежат к разным иностранным исповеданиям, то подсудность и основания к расторжению брака определяются по вероисповеданию ответчика. Но расторжению брака должна предшествовать процедура признания брака законным и действительным. Последнее обстоятельство производится судом того вероисповедания, священником которого совершено первое венчание. ⁴⁰

Общее руководящее начало о расторжении браков лиц нехристианского вероисповедания выражено в статье 90 I ч. X т. Св. Зак., гласящей, что «каждому племени и народу, не исключая и язычников, наше законодательство предоставляет, как совершать так и расторгать браки по правилам их закона или по принятым обычаям без участия в том гражданских властей или христианского духовного правительства».

Исследователи брачного права лиц магометанского вероисповедания приходят к выводу, что развод допускается у магометан в следующих случаях: 1) при лишении супруга всех прав состояния, 2) при безвестном отсутствии, 3) вследствие прелюбодеяния, 4) вследствие неспособности к брачному сожительству, 5) по неспособности жены к деторождению, 6) по обоюдному согласию супругов, 7) вследствие взаимного отвращения или оскорбительного обращения и 8) вследствие непризнания мужем своего ребенка. ⁴¹

Наличность расторжения брака при вышеуказанных основаниях должна быть выведена, как из положений наших гражданских законов и Устава иностранных исповеданий, так специально и из учения шиитов и суннитов. Но по действующим узаконениям государственным (50, 97, 98 ст. I ч. X т. и 1399, 1501 и 1616 ст. XI т. Уст. иностр. исповед.) из всех указанных оснований к разводу признаются три: 1) лишение супруга прав состояния, 2) безвестное отсутствие и 3) прелюбодеяние. Впрочем, наличность последнего повода к расторжению брака имеет далеко не безусловное значение, а может быть скорее косвенно выведена из положений 1585 ст. Улож. о нак. и 1016 ст. Уст. Угол. Суд. Правильность подобного заключения находит себе подтверждение и в началах шариата, по которому прелюбодей подлежит смертной казни. Виновность супруга по мусульманскому вероучению устанавливается весьма сложной системой доказательств.

Расторжение брака по безвестному отсутствию супруга также находит себе подтверждение в учении шиитов и суннитов, но об этом праве говорится лишь в отношении жен. Односторонность вероисповедных правил о расторжении брака по безвестному отсутствии составители нового гражданского уложения объясняют тем, что по правилам шариата муж может отлучить жену по своему единоличному усмотрению, независимо от того, пребывает ли она с ним, или нет. Это одностороннее начало проведено и у нас в законе гражданском. В статье 98 I ч. X т. тоже говорится лишь о праве жены ходатайствовать о расторжении брака по безвестному отсутствию мужа. Имея в виду цитированное нами выше мнение составителей нового уложения о причинах подобной односторонности, которая, по их же взгляду, объясняется началами религиозного учения, делается непонятным, почему далее составители нового уложения, говоря о содержании 98 ст. X т. Св. Зак., определяющей права жены на расторжение брака по безвестному отсутствию мужа, приходят к заключению, что эта односторонность закона гражданского и отсутствие указаний на права мужа объясняется «просто редакционным недосмотром». Противоречие, в которое впадают составители уложения, ясно. Исходя же из цитируемых самими составителями проекта правил шариатского учения, понятно, почему в действующем законе гражданском говорится лишь о праве жены на расторжение брака по безвестному отсутствию, а о праве мужа умалчивается, ибо это право ему всегда принадлежит, не завися от совместной или раздельной жизни. ⁴²

Уголовное осуждение, как основание к расторжению брака, также находить себе санкцию в мусульманском вероучении. По поводу наказания жены заточением в Хидае говорится, что «супружеские отношения между мужем и женою не могут иметь места вследствие заключения жены в тюрьме». Кроме того, расторжение брака, вследствие уголовного осуждения по отношению к лицам магометанского вероисповедания, покоится еще на общем основание, – праве невиновного супруга следовать или не следовать за осужденным супругом в место ссылки, признаваемом действующим законом за всеми вероисповеданиями. ⁴³

Последнее основание, по которому, согласно законам гражданским, расторгается брак лиц магометанского вероисповедания заключается в призыве мужа к отбыванию воинской повинности. В этом случае женам предоставляется право вступить, в новый брак. Но для пресечения средств злоупотребления этим способом, разрежение вступать в новый брак дается тем только женам, которые имеют от мужей разводные письма, и в том только случае, когда развод будет совершен по магометанским законам, а самые разводные письма мужей записаны в метрические книги (93, 99 и 95 ст. I ч. X т.). Наконец, по отношению к заграничным азиатцам закон предписывает, для охранения интересов жен, те же правила, что по отношению к женам христианкам евангелическо-лютеранского вероисповедания, вступившим в замужество с магометанами. При выезде мужей из пределов России, женам и детям следовать за мужьями воспрещается. От мужей отбирается подписка, намерены ли они возвратиться. Если не намерены, то брак расторгается. Когда мужья изъявят желание возвратиться в Россию, то им дается отпуск не более двух лет, в течение этого времени они должны обеспечить содержание семьи. Если, по истечении означенного срока, муж не возвратится к жене, то брак расторгается, и жене предоставляется право вступить в новое супружество.

Остальные поводы к разводу для лиц магометанского вероисповедания регламентируются лишь началами вероисповедными; они имеют обязательную силу, раз точно соответствуют учениям веры, и если факт расторжения брака зарегистрирован согласно правилам общегосударственного закона.

Составление актов о расторжении брака производится духовными лицами, согласно требованиям, изложенным в 1077 и 1078 ст. законов о состояниях IX т. Св. Зак.

Основания расторжения браков лиц иудейского вероисповедания не имеют специальной регламентации в законах гражданских, но в силу того, что, по общегосударственному закону для лиц всех вероисповеданий, прелюбодеяние, безвестное отсутствие и уголовное осуждение служат причиною к расторжению брака, надо прийти к выводу, что брак лиц иудейского вероисповедания, во-первых, расторгается при наличности одного из вышеуказанных поводов и, во-вторых, вследствие оснований специально вытекающих из начал иудейского вероучения.

По библейскому закону развод обусловливается главным образом волею мужа, который имеет свободное право отослать от себя свою жену: «да напишет ей книгу отпущения и выдаст в руки её». (Книга Второзакония XXIV). Талмуд также высказывается в пользу свободного усмотрения мужа отпускать жену по своему желанию. Впрочем, нельзя не сказать, чтобы еврейскому закону, или, говоря правильнее, обычаям еврейским не были известны ограничения этой широкой власти мужа. Еврейские вероучители, стремясь урезать по возможности права мужа, строго осуждали легкомысленные разводы и советовали мужьям разводиться только в крайних случаях. Синод еврейских раввинов, собравшийся в 1030 году в Вормсе, воспретил мужьям отсылать жен без их на то согласия под страхом проклятия. Раввинское право требует, чтобы развод был безусловно свободным и сознательным актом мужа, и чтобы воля мужа была выражена в достаточно ясной и требуемой законом и обычаем форме. Таким образом, хотя волеизъявление мужа является весьма легкой и доступной формой развода, тем не менее развод не всегда может почитаться законным, в виду многоразличных формальностей, соблюдение которых неизбежно для действительности развода. Эти правила следующие: 1) написание особого акта о разводе, 2) удостоверение его свидетелями, 3) проверка правильности акта, 4) порядок вручения его жене, сопровождаемый произнесением определенной формулы и 5) участие уполномоченных. Все эти действия и обряды подчинены строгой форме, нарушение которой влечет за собою недействительность развода.

Основные начала и правила Моисеева закона касательно развода, извлеченные из Талмуда и других религиозных сочинений, соединены в канонической книге Эбен-Гезер. Эти правила в главном сводятся к следующему. По требованию мужа брак расторгается: 1) в случаях вероятного прелюбодеяния, 2) в случае неисполнения женою предписаний закона Моисеева и еврейских обычаев, 3) в случае неисполнения женою данных ею обетов, 4) в случае нанесения женою мужу оскорбления, 5) в случае отказа жены от исполнения супружеского долга, 6) в случае бездетности брака. Далее, брак может быть расторгнут, помимо требования супругов в силу требования самого закона, по следующим основаниям: 1) при доказанности прелюбодеяния или вероятности его, если эта вероятность устанавливается нарушением запрета мужа видеться с определенным мужчиной и оставаться с ним наедине, 2) при обнаружении у супруга проказы, или вообще заразительной болезни. Наконец, по требованию жены брак расторгается: 1) в случае прелюбодеяния мужа, 2) в случае заразительной болезни, которой не было до брака, 3) в случае, если муж занимается отвратительным промыслом, 4) в случае отказа со стороны мужа в выдаче жене содержания или неспособности его к заработку, 5) в случае бездетности брака, 6) в случае неспособности мужа к брачному сожитию или в случае отказа его в брачном сожительстве, 7) в случае, нанесения мужем оскорбления, 8) в случае переселения мужа в дальнюю страну или ссылки его и 9) в случае принудительного воздействия мужа на совесть и религиозные убеждения жены в противность еврейскому закону. ⁴⁴

Близко с основаниями, служащими поводом к расторжению брака по иудейскому вероучению, соприкасаются условия расторжения брака лиц караимского вероисповедания. Здесь различается три основания: а) расторжение брака по ходатайству как мужа, так и жены, б) расторжение брака по ходатайству мужа и в) расторжение брака по ходатайству жены. Расторжение брака по ходатайству мужа и жены может иметь место по следующим основаниям: 1) в случае отказа от исполнения супружеского долга, 2) в случае воздействия на религиозные убеждения супруга и оскорбления их кощунственными действиями, 3) в случае, если один из супругов одержим неизлечимой заразительною болезнью, 4) в случае физического недуга, делающего супружеское сожительство невозможным, 5) в случае бездетности брака и 6) в случае присуждения одного из супругов к уголовному наказанию – тюрьме, ссылке или каторге.

Расторжение брака допускается по требованиям исключительно мужа в следующих случаях: 1) при доказанности факта прелюбодеяния жены, 2) при доказанности легкости поведения жены, выражающемся в слишком вольном обращении её с посторонними мужчинами – в непристойных словах, разговорах, движениях и действиях, а также в случае предосудительного её поведения в публичных и общественных местах, позорящем честь мужа, 3) при явном неповиновении мужу, ссорах с ним, оскорблении его дерзкими словами и оскорблении в нем сыновнего чувства, выражающемся в непочтительном и дерзком отношении к его родителям. По требованию жены расторжение брака может состояться при наличности следующих оснований: 1) в случае неспособности мужа к супружескому сожительству, 2) в случае, если муж, ведя позорную и распутную жизнь, подвергает жену побоям и жестоко с нею обращается и 3) в случае оставления мужем жены в течение долгого времени без всяких средств к существованию. ⁴⁵ Из перечисленных поводов, служащих основанием к разводу по еврейскому вероисповеданию, далеко не все могут иметь применение в условиях современной жизни; большинство их возникло на почве патриархального семейного быта и религиозных верований, утративших ныне всякое значение. В виду этого составители нового гражданского уложения вполне справедливо не могли считаться со всеми случаями развода, вытекающими из еврейского религиозного вероучения, и некоторые из них были ими абсолютно аннулированы. Так, по Талмуду основанием к расторжению брака может служить нарушение женою правил благопристойности. Как на пример нарушения, закон ссылается на выход жены на улицу с открытою головою или с обнаженными плечами, на украшение волос цветами, на легкомысленное обращение с мужчинами и т. д. Очевидно, говорят составители проекта, что в настоящее время указанные поводы, по крайней мере для многих евреев, потеряли свое значение. Точно также не может служит основанием к расторжению брака занятие мужа постыдным промыслом, куда закон, например, относит дубление кож, плавление меди и т. п. Расторжение браков как лиц иудейского вероисповедания, так и караимского происходит при участии духовных лиц их вероучения, т. е. раввина и гахамы. ⁴⁶

Вступление лиц в брачный союз создает между ними исключительную форму тесного единения личных и имущественных интересов. Но в этом теснейшем союзе двух лиц разных полов имеются, однако, по нашему законодательству две исключительные черты. Это союз далеко не равных лиц; главенствующее значение в союзе принадлежит мужу; его интерес, его права стоят впереди и поглощают в себе права и интересы жены. Кроме того, не смотря на исключительное слияние жизни супругов, требующего разделения стола и ложа, имущественные права каждого из супругов остаются неслиянными, и каждый из них сохраняет свою имущественную самостоятельность и гражданскую дееспособность.

Закон, обусловливая полное слияние личных интересов супругов, первым долгом стремится уравнять общественное и государственное положение их, причем высшее и господствующее положение мужа служит источником прав жены. Женщина, вступая в брак, приобретает замужеством высшие сословные права мужа, если по рождению или по предшествующему браку они ей не принадлежат. Это начало было проведено у нас впервые при Екатерине II в жалованной грамоте дворянству. «Жена не дворянка, вышедшая замуж за дворянина, приобретает права дворянства», т. е. получает высшие права своего мужа. Это правило жалованной грамоты получило затем применение и ко всем остальным сословиям. В дальнейшем, как нам уже пришлось говорить в исторической части очерка, в указе 1807 года было разъяснено, что если вдова, по рождению не дворянка, приобретшая права дворянства замужеством, вновь выйдет замуж не за дворянина, то, в этом случае, она своего дворянского достоинства не теряет. Это положение, конечно, является лишь частным развитием общего принципа, проведенного в жалованной грамоте дворянству, что «дворянское достоинство, кроме как за преступление не отнимается, а брак установлен законом Божиим, а потому жена не лишается дворянского звания, но не сообщает его ни мужу, ни детям». В силу этих указов явились положения 100 и 101 ст. I ч. X т. и 5 ст. IX т. Св. Зак. ⁴⁷

Общее начало о приобретении женою высших прав своего мужа является, конечно, выгодной привилегией для жен, но в то же время оно служит ярким доказательством главенствующего положения мужа, Его личность и значение в семье столь велики, что он сам является источником приобретения сословных прав другими членами семьи; жена восходит, вступая в брак по иерархической и сословной лестнице, до общественного положения мужа и наоборот, сословное и общественное классовое положение жены на муже не отражается.

Итак, помимо стремления закона к нивелировке общественного состояния супругов, главным и существеннейшим последствием брака, в личных отношениях мужа и жены является обязанность совместного жительства. Ст. 103 I ч. X т. гласит «Супруги обязаны жить вместе, посему: 1) строго воспрещаются всякие акты, клонящиеся к самовольному разлучению супругов; 2) при переселении, при поступлении на службу, или при иной перемене постоянного жительства мужа, жена должна следовать за ним», Дополнительным к этому узаконением является положение 46 ст. 1 ч. X т.: «Не допускаются», говорит закон, «никакие между супругами обязательства или иные акты, заключающее в себе условие жить им в разлучении или же какие-либо другие, клонящиеся к разрыву супружеского союза. Места и лица гражданского ведомства не должны утверждать или свидетельствовать актов сего рода». Затем в двух последующих положениях закона (106 и 107 ст. I ч. X т.) даются в руководство супругам основные нравственные начала их прав и обязанностей: «муж обязан любить свою жену, как собственное свое тело, жить с нею в согласии, уважать, защищать, извинять её недостатки и облегчать её немощи и сверх сего доставлять жене пропитание и содержание по состоянию и возможности своей. «Жена», в свою очередь, «обязана повиновением мужу, как главе семейства; пребывать к нему в любви, почтении и в неограниченном послушании и оказывать всякое ему угождение и привязанность, как», добавляет закон, «хозяйка дома».

Таковы по идеалу законодателя взаимные права и обязанности супругов. Но действительная жизнь далеко не всегда вторит призыву закона. Чувства любви, уважения, почтения, преданности и тому подобные чисто нравственные стимулы не могут быть регламентированы сухой юридической нормой закона и, нередко, вместо гармонического аккорда семейного счастья и согласия, совместная супружеская жизнь дает звуки полной разноголосицы супругов во всех их жизненных целях и стремлениях.

Раз, таким образом, нет тех условий, которые сам законодатель считает необходимыми для нормального течения совместной жизни супругов, то тем самым падает обязанность и возможность супругов жить вместе. Закон должен был уступить и уступил этому требованию действительности, и безусловное веление о совместном жительстве супругов отошло уже в прошлое. Помимо того, что при известных отрицательных условиях совместная жизнь представлялась бы в высшей степени ненормальной, сам закон, в том виде как его понимала практика, являлся в высшей степени несправедливым для жены.

Вторая часть 103 ст. I ч. X т. говорит, что «жена должна следовать» за мужем, т: е. жена должна жить при муже, независимо от своего желания или нежелания. Муж, однако, не обязан следовать за женой и жить при жене не должен, хотя бы жена того желала. Таким образом, закон о совместном жительстве супругов является односторонним обязательством, по которому все права на стороне мужа и все обязанности на стороне жены. Муж во всякое время может уклониться от совместной с женою жизни, личного принуждения к принятию в дом жены практика не знает, единственным последствием отказа от совместной жизни является лишь обязанность мужа выдавать жене определенное содержание.

Естественно, раз по закону о совместном жительстве супругов все права на стороне мужа, а тяготы выпали на долю жены, то практика административных и судебных учреждений, сталкиваясь с этой коллизией и идя навстречу жизни, не могла не принять под свою защиту интересов жены.

Говоря о расторжении брака, нам уже пришлось рассмотреть те условия и формы, при которых женам разрешается самостоятельное от мужа жительство. Первоначально это право, выдачи женам отдельного вида на жительство, предоставлялось в виде исключения только органам действующим от имени Верховной власти, в изъятие из общего подзаконного порядка. Ныне женам крестьянского и мещанского звания, при наличности условий, делающих совместный образ жизни невозможным, предоставляется получать от их обществ разрешение на отдельное от мужей проживание. Для жен прочих – высших сословий сохранен старый порядок, и им надлежит испрашивать разрешение на раздельную жизнь от Канцелярии Его Величества по принятию прошений, на Высочайшее имя приносимых. По проекту нового гражданского уложения, правила которого по вопросу о раздельном жительстве супругов должны будут получить законодательную санкцию в ближайшем времени, независимо от судьбы всего нового уложения, имеется в виду предоставить разрешение раздельного жительства супругам суду гражданскому в общепринятом состязательном порядке. Раз, следовательно, не окажется налицо тех условий, которые сам законодатель считает необходимыми для нормального течения семейной жизни, то фактическое сожительство супругов прекращается.

Это разлучение супругов – гражданское, не смотря на то, что оно может быть, и даже в большинстве случаев является пожизненным, весьма отлично от канонической формы бессрочного разлучения супругов по римско-католическому вероисповеданию. В последнем случае между супругами прекращается всякая связь, и они друг перед другом не сохраняют никаких прав и обязанностей. Между тем, при установлении раздельной жизни, супругов по началам гражданским, известные обязательственные отношения между супругами не прекращаются. Согласно 106 ст. I ч. X т. Св. Зак., муж «обязан доставлять жене пропитание и содержание по состоянию и возможности своей». Эта обязанность не прекращается и при раздельном жительстве супругов, за исключением того случая, когда раздельная жизнь происходить по вине жены. Что касается обязанности жены содержать мужа, то закон об этом умалчивает, но мы полагаем, что такая обязанность несомненно должна предполагаться в силу того, что на жену возлагается целая совокупность нравственных обязательств, исполняя которые, если она материально обеспечена, она, конечно, не может оставить мужа без пропитания и без всяких средств к жизни.

Таким образом, закон, имея в виду совместную жизнь супругов, говорит только об обязанности мужа содержать свою жену, тем не менее надо прийти к выводу, что подобная обязанность должна быть признана и за женою по нераздельности и взаимности нравственных обязательств, равно лежащих на обоих супругах.

Говоря о взаимных правах супругов, закон требует от мужа чтобы он давал жене «пропитание» и «содержание». Из этого видно, что обязательство мужа не ограничивается одним лишь предоставлением жене «пропитания», но он должен по своему «состоянию и возможности» давать жене вообще средства на удовлетворение прочих её потребностей жизни. Судебная практика знает случаи, когда муж, живя совместно с женою и предоставляя ей кров и стол, в то же время, не выдавал ей никаких средств на удовлетворение прочих насущных потребностей жизни. Вследствие такого положения, жены, в силу необходимости, прибегали к кредиту. Кредиторы жен предъявляли иски к мужьям, и наши суды признавали мужей ответственными по подобного рода обязательствам жен. В данном случае принцип раздельной имущественной собственности не играет роли, так как обязательства мужа покоятся не на имущественных, а на личных отношениях супругов. В других случаях, жены, живя совместно с мужьями, но не получая от них необходимых средств, обращались в суды с иском о присуждении им содержания. Подобные иски удовлетворялись, причем в тех пределах, в которых жена, живя при муже, нуждалась в дополнительных средствах к жизни.

Обязанность мужа содержать жену, если она своих средств не имеет, существует не только в том случае, когда супруги живут вместе, но и тогда, когда они живут отдельно, если, однако, раздельная жизнь происходит не по вине жены. Это право жены на содержание было выработано нашей судебной практикой далеко не сразу, и жены, можно сказать, отвоевывали это право пядь за пядью.

Первоначально Правительствующий Сенат отменял решения судебных мест, которыми удовлетворялись при раздельном жительстве супругов иски жен о содержании. В этом случае Сенат высказывал то соображение, что все обязанности, возложенные по закону на мужа и жену, неразрывно связаны с такою же безусловною обязанностью супругов жить вместе, ⁴⁸ что закон возлагает на мужа обязанность доставлять жене содержание только под условием совместного жительства и что для охраны святости брачного союза не могут быть допускаемы распоряжения суда относительно назначения женам, живущим раздельно, содержания, ибо такое распоряжение могло бы незаконному разлучению дать вид некоторой терпимости со стороны правительства. ⁴⁹ Судебные, однако, места, решавшие дела по существу и сталкивавшиеся поэтому не только с сухой формулой веления закона, но с нуждами и потребностями действительной жизни, продолжали систематически постановлять решения о присуждении женам содержания. Правительствующий Сенат; наоборот, отстаивая букву закона, столь же систематически отменял эти решения в течение долгого времени. ⁵⁰ Тем не менее судьи шли по пути жизни и справедливости. В одном из решений суд установил, что муж положительно отказывается принять к себе жену, вследствие чего присудил ей определенное содержание. На это решение мужем была принесена кассационная жалоба. Сенат оставил жалобу без последствий, но счел необходимым поставить на вид, что содержание присуждено жене условно и временно и что с возвращением жены к мужу решение суда потеряет обязательную силу. ⁵¹ Этим решением брешь была пробита, и в дальнейших своих указах Сенат все расширял права жены на получение от мужа содержания. В решениях 1873 г. № 1666 и 1832 г. № 152 Сенат признал за женою право на получение содержания из имущества умалишенного мужа, несмотря на отдельное от него жительство. Решением 1879 г. № 309 Сенат, оставил без последствий, жалобу мужа на Судебную Палату, которой было присуждено жене содержание, основанное на подписке, выданной мужем в том, что с общего их согласия по известным им принципам, он предоставляет жене жить, где она пожелает и обязуется выдавать ей ежемесячно на содержание 50 рублей. По этому делу Сенат высказал соображения, что предписание закона, чтобы супруги жили вместе и воспрещение на этом основании совершения актов клонящихся к самовольному разлучению супругов, не требуют, чтобы супруги жили постоянно и неразлучно на одной квартире; охраняя святость брака и семейных уз, закон воспрещает лишь расторжение супружеской связи между мужем и женою, т. е. самовольное их разлучение; между тем нередко отдельное жительство супругов вызывается такими обстоятельствами, которые не имеют ничего общего с разлучением их и при которых семейные уза не ослабевают и единство семьи не разрушается. Хотя нельзя сказать, чтобы соображения Сената в данном случае были особенно ясны, тем не менее важно, что Сенат признал, что раздельное фактическое жительство супругов, которое может даже возникнуть по их взаимному согласию, не есть та форма разлучения, которая противна закону. В дальнейших решениях Сенатом незыблемо было установлено начало, что содержание должно быть безусловно присуждено жене в том случае, если она не живет с мужем по его же собственной вине или же не уклоняется от совместной жизни с ним, но что раздельное жительство имеет место по вине или воле мужа. Главными причинами признания за женою права на раздельное жительство и получения в этом случае содержания бывает в большинстве случаев жестокое и дурное обращение мужа или измена с его стороны своему супружескому долгу. ⁵² Нередко на практике муж, уклоняясь от совместной жизни с женою и будучи вызван в качестве ответчика по иску жены о выдаче ей содержания, делает на суде заявление, что он согласен продолжать совместную жизнь и от таковой не уклоняется. При формальном отношении, такого заявления достаточно для того, чтобы иск жены подлежал прекращению. Суды, однако, не сочли возможным принимать подобные голословные заявления мужей, так как они давались весьма часто для того только, чтобы парализовать иск жены, и, в действительности, муж никакого серьезного намерения возвратиться к совместной жизни не имел. По одному из подобного рода дел Судебная Палата, установив, что муж дает деньги на содержание посторонней женщине, а свою жену не принимает к себе, сочла сделанное ответчиком на суде заявление о готовности принять к себе свою жену не устраняющим её иска о содержании потому, что желание мужа – продолжать совместную жизнь – должно выразиться в каких-либо к сему попытках, а не в одних голословных заявлениях. Сенат принесенную на решение Палаты жалобу мужа оставил без последствий. ⁵³ В другом случае Сенат категорически высказал, что, при заявлении на суде мужем по делу о присуждении с него содержания жене согласия принять её в свой дом, суд, входя в оценку этого заявления по обстоятельствам дела, не лишен права, в каждом данном случае, не признавать за заявлением мужа значения действительно выраженного желания, предполагающего готовность изменить те отношения, которые по вине мужа уже привели жену к раздельной жизни и устранить причины, вызвавшие удаление жены. ⁵⁴

Право жены получать от мужа содержание основывается на чисто личных отношениях супругов. Вследствие этого иск о содержании может быть предъявлен только непосредственно к мужу, но не к его имуществу, и содержание должно быть присуждено жене только при жизни мужа и с него лично, но не с его наследников. Вследствие этого, чисто личного характера обязательства, иск о содержании не может идти далее непосредственного требования жены о присуждении ей периодических платежей. Требовать капитализации своего содержания, т. е. уплаты мужем капитальной суммы по расчёту причитающихся жене периодических платежей жена не имеет права. Это представляется, с точки зрения правовой, вполне правильным, так как нельзя заставить мужа платить более и свыше того, на что он был бы обязан при совместной жизни. Относительно размера содержания закон говорит, что муж должен его уплачивать «по состоянию и возможности своей». На практике жене присуждается содержание с жалования, или чистого дохода мужа, от одной четверти до половины. Конкретное определение его размера вполне зависит от суда, который сообразуется в каждом случае с обстоятельствами данного дела. Если супруги, вступив в брак, прожили вместе весьма непродолжительное время, разошлись без особых резких побудительных причин, если всем благосостоянием семья обязана исключительно мужу, если, наконец, вся жизнь жены еще впереди, то, конечно, при наличности подобных условий, жена может рассчитывать лишь на присуждение ей судом содержания в минимальном размере. Наоборот, если супруги прожили совместно долгие годы, если вся жизнь принесена женою, как женщиною и человеком, в жертву мужу, если причина раздельной жизни всецело на стороне мужа, если, наконец, благосостояние семьи покоилось на взаимном труде супругов, или, по крайней мере, на всестороннем содействии жены трудам мужа, то, конечно, при таких условиях суд определит содержание жены в высшем размере, выделяя ей, как равной и доброй подруге трудовых дней своего мужа, также равную долю из его доходов или содержания. Нередко бывает что муж, желая уменьшить претензию жены, скрывает свою имущественную состоятельность. В этом случае суд, при отсутствии формальных доказательств, вправе определить размер содержания жены по внутреннему своему убеждению. В практике, например, был такого рода случай. Муж, собственник двух домов в С.-Петербурге, будучи привлечен в качестве ответчика по иску жены о содержании, путем представления недоброкачественного доказательного материала, установил формально, что дома никакого чистого дохода не дают. Суд отверг его доказательства, принял в расчет нормальную доходность домов и, исходя из этих данных, определил размер содержания жены.

Таковы права и обязанности супругов в области чисто гражданской сферы, но личные отношения, из супружества вытекающие, не остаются без влияния на правовую сферу мужа и жены в области и уголовных правоотношений. По взгляду законодателя муж и жена представляют из себя нечто единое, неразрывное, и взаимные их личные интересы не могут быть друг другу противопоставляемы. В виду этой отправной точки зрения, между мужем и женою по нашему уголовному законодательству не может возникать обвинения друг против друга в личных обидах. Тогда только нарушение физической неприкосновенности может быть преследуемо между супругами, если оно перешло в насилие или в истязание. Таким образом, супруг, оскорбивший другого супруга словами или действием без насилия, не может подлежать за свои действия какому-либо преследованию. Оскорбительный поступок, говорит Правительствующий Сенат, совершенный одним супругом по отношению к другому, не составляет деяния, запрещенного законом под страхом наказания и не дает обиженному права иска ни в уголовном, ни в гражданском порядке, так как подобный иск не совместен с существом супружеских отношений; но, продолжает далее Сенат, если действия виновного супруга имеют характер насильственных поступков, то виновный может уже подлежать ответственности хотя бы, в лучшем для него случае, по 142 ст. Уст. о нак. ⁵⁵ Исходя из начала полной солидарности личных интересов мужа и жены, закон приходит к заключению, что оскорбление одного супруга непосредственно затрагивает также честь и доброе имя другого, а потому каждому супругу, без всякого уполномочия, предоставляется право вступиться за честь другого. Это право категорически устанавливается в примечании к ст. 1534 Улож. о нак. и 18 ст. Уст. о нак., где говорится, что «дела против чести и прав частных лиц подлежат наказанию не иначе, как по жалобе потерпевших обиду, вред или убыток или же их супругов, родителей или опекунов и вообще тех, которые должны иметь попечение о них».

По поводу прав и обязанностей, вытекающих из личных отношений супругов, необходимо упомянуть о требуемом законом согласии мужа при вступлении жены в известного рода обязательственные отношения.

На основании 2202 ст. I ч. X т. Св. Зак. жены не могут заключать условий личного найма, без согласия их мужей. Содержание этого законодательного положения вполне понятно. Провозглашая начало совместного жительства супругов, закон естественно не может признать за женою права заключать договоры, исполнение которых должно влечь за собою необходимость раздельного жительства супругов.

Подобное же согласие мужа требуется на выдачу женою векселя. Это начало вошло в наше законодательство в 1862 году, укрепилось в нем и осталось в новом вексельном уставе. (Устав о векс., ст. 2). По проектам 1884 и 1889 гг. предполагалось изъять это ограничение, но, как говорит приват-доцент Каминка, это предположение встретило энергичный отпор со стороны министерства финансов, полагавшего, что необходимо бороться с распространением вексельных операций, не связанных с торговыми сделками, так как банковые кризисы обусловливаются главным образом, по мнению министерства, этими отклонениями от правильного вексельного оборота, в результате чего оказалось переполнение вексельных портфелей банков массой векселей, что, конечно, парализует правильную форму кредита. ⁵⁶ Таким образом, ограничение прав жен, «не производящих торговли от собственного своего имени», обязываться векселями, как видно, не имеет достаточного основания ни в личных, ни в имущественных отношениях супругов, а вошло в наше законодательство по соображениям чисто финансового свойства, справедливость которых может быть поставлена под большое еще сомнение.

У нас, как мы уже имели возможность отметить, во всей истории проходит красной нитью начало раздельности имущественных прав супругов. Несомненно, что с точки зрения идеала семьи, с точки зрения единства и цельности семейных интересов, полная разобщенность имущественной сферы супругов, представляется явлением ненормальным и нежелательным, но у нас в России, в истории супружеских отношений, при полном порабощении жены воле мужа, имущественная самостоятельность супругов имела свою положительную сторону.

Согласно исследованию Победоносцева имущественные отношения супругов по действующему законодательству определяются в следующем виде. ⁵⁷ Каждый из супругов распоряжается своим имением и достоянием свободно и вполне независимо от другого супруга. Как муж, так и жена вступают во всякого рода имущественные обязательственные отношения независимо от наличности взаимного на то согласия, каждый свободно распоряжается своим имением и совершенно волен в выдаче всякого рода обязательств. Исходя из этого общего начала, естествен вывод, что в такой же мере законны и правильны всякого рода имущественные сделки и обязательства, заключенные взаимно между супругами. Единственным изъятием, из свободного распоряжения своей имущественной сферой, является ограничение права жены вступать в договоры найма и обязываться векселями, если в последнем случай она не ведет от своего имени торговли. Первое из этих ограничений, как мы указывали, вытекает из личных отношений супругов, второе же – является чисто финансового свойства, и ничего общего не имеет с гражданским оборотом.

Из права супругов, свободно и бесконтрольно вступать в любые обязательственные отношения, вытекает непосредственная и личная ответственность каждого супруга в отдельности по всем своим обязательствам, и, наоборот, супруги не отвечают друг за друга по обязательствам, выданным каждым за себя, без участия другого. Это общее начало допускает исключение только в случаях несостоятельности одного из супругов. Статья 554 Уст. Суд. Торг. гласит: В отношении к подаренному от несостоятельного мужа жене или от несостоятельной жены мужу, а равно и к имениям посредством купли перешедшим от несостоятельного супруга к другому, наблюдаются следующие правила:

1) Если дар от одного из супругов другому учинен в продолжение последних пред открытием конкурса десяти лет, то подаренное подвергается запрещению или аресту вместе с имуществом несостоятельного и поступает в продажу на удовлетворение его кредиторов, если все прочее имущество несостоятельного окажется недостаточным на уплату долгов или взысканий. Впрочем, говорит далее закон, другому супругу предоставляется при аукционной продаже удержать дар за собою по предложенной за него высшей цене, или же, не допуская его до продажи, принять на себя обязанность, с согласия кредиторов или путем представления надлежащего обеспечения, заплатить ту часть долгов несостоятельного, которая на нем останется по продаже всего его имущества.

2) Имение перешедшее посредством купли от супруга, оказавшегося впоследствии несостоятельным, к другому в продолжение последних пред учреждением конкурса десяти лет, признается отдельною неприкосновенною собственностью купившего в таком лишь случае, когда будет доказано, что это имение приобретено на капиталы, полученные в приданое или дошедшие по наследству или по иным законным актам от родителей, родственников или посторонних лиц, а не от несостоятельного супруга.

В случаях означенных выше, противозаконное отчуждение имения должно быть доказано надлежащим порядком в судебных местах, но если имение продано третьему лицу, то продажа остается в своей силе бесповоротно; если же оно только перезаложено, то конкурсному управлению предоставляется право выкупа, с платежом полной по залогу суммы.

Правило, постановленное об имуществе несостоятельного проданном или заложенном, не распространяется на те случаи, когда имение подаренное или иным образом безмездно переданное несостоятельным супругом другому в течение последних перед открытием его несостоятельности десяти лет, передано им или же продано, или же заложено кому-либо другому. Хотя совершенные на такое имение акты остаются ненарушимыми, но если прочим имуществом несостоятельного не будут покрыты все долги его, то получивший это имение супруг обязан внести на пополнение сего недостатка из собственного своего имения сумму денег, равную цене полученного им от несостоятельного и проданного или переданного имущества, или же сумму, полученную при отдаче его в залог, если нельзя будет доказать надлежащим образом, что это имущество продано или заложено для уплаты других долгов несостоятельного. Эта обязанность, в случае смерти жены несостоятельного или же мужа несостоятельной, не распространяется на их наследников.

Имением собственным жены несостоятельного признается: 1) приданное её, 2) все доставшееся ей по наследству или же по дарственным или иным записям и другим законным актам от её родителей, родственников или посторонних лиц, но не от мужа, 3) все приобретенное ею самою на капиталы, полученные в приданое, или дошедшие к ней также по наследству, дарению или иным законным основаниям от её родителей, родственников и посторонних лиц, но не от мужа, и 4) все каким бы то ни было образом приобретенное, даже и подаренное ей мужем её, если со времени приобретения или учинения дара, до открытия конкурса или наложения общего на все его имущество взыскания, протекло не менее десяти лет. В случае же, когда женою производится какой-либо торг отдельно от мужа, собственным её имением признается и все то, что составляет её особый торговый капитал, и то, что на основании представленных купеческих книг окажется приобретенным ею посредством торговых оборотов её собственного капитала.

Акты, которые почитаются достаточными для доказательства, что имение действительно составляет собственность жены, означены в законах гражданских.

Если жена отдала свои капиталы, дошедшие к ней способами выше указанными, в распоряжение несостоятельного по законным и неоспоримым документам, то она по этим долгам считается кредитором наравне с прочими его заимодавцами.

Сверх имущества, которое, на основании вышеуказанных правил, должно быть признаваемо отдельною собственностью жены несостоятельного, не могут ни в каком случае быть обращаемы взыскания для уплаты долгов мужа на следующие предметы: 1) женские платья и белье, 2) половину мебели, находящейся в доме и половину всей служащей в хозяйстве посуды, 3) половину столового серебра, хотя бы оно все было означено именем несостоятельного, 4) половину экипажей, лошадей и упряжи, и 5) на платье и белье, служащее для употребления детей.

Точно также по 976 ст. Гражд. Суд., при взыскании с одного из супругов, подвергается описи и продаже вся движимость, находящаяся в общей их квартире, кроме платья и белья другого супруга и вещей, о принадлежности которых этому супругу представлены достоверные доказательства.

Дальнейшим изъятием в области самостоятельности супружеских имущественных прав являются некоторые положения в Уставе о службе гражд., в Уставе горном и в X т. Св. Зак. Чиновникам воспрещается входить в подряды и поставки как от своего имени, так и от имени жены в тех местах и учреждениях, где они служат (Уст. о сл. опред. от прав. ст. 722 III т. Св. Зак.) Далее, золотой прииск и участие в нем воспрещается служащим в Министерстве Государственных Имуществ по горному управлению, а равно женам их. Конечно, то и другое законодательное положение имеет в виду не ограничивать сферу имущественных прав жены, но преследует чисто полицейскую цель избежать в подобных случаях злоупотреблений. Этим же началом проникнуто постановление 66 ст. I ч. X т. Св. Зак. о том, что подданная того государства, в котором состоит на службе русский дипломатический чиновник, выходя за него замуж, обязана продать недвижимое свое имущество, находящееся в её отечестве. ⁵⁸

Приданое признается отдельною собственностью жены. Это безусловное правило знает лишь изъятия для западных губерний, где привелось начало общности прав супругов на приданое, получаемое женой на удовлетворение совместных семейных потребностей. Затем, в Черниговской и Полтавской губерниях, приданое, хотя и числится находящимся в исключительной собственности жены, но пользоваться им супруги должны совместно, а потому жене не дозволяется делать о приданом какие-либо распоряжения без согласия мужа или с нарушением его интересов. Но с другой стороны, признавая право участия мужа в приданом жены, закон, в интересах последней, допускает возможность обеспечения приданого наложением запрещения на недвижимое имущество мужа, вследствие чего ему воспрещается отчуждение и обременение долгами своей недвижимости. Статья 118 I ч X. т. Св. Зак. определяет судьбу приданого, как при условиях признания брака недействительным, так и расторжения его. Если брак признан недействительным, то имущественные отношения супругов восстановляются в то состояние, которое имело место до брака, но если в частности брак признан недействительным вследствие заведомого вступления в брак лиц в недозволенных степенях родства или свойства, то супруги лишаются прав распоряжения и владения своим имуществом, которое переходит во владение детей, или, при отсутствии таковых, к ближайшим родственникам. Последние, однако, обязаны виновным супругам выдавать из доходов имения надлежащее содержание, сообразно с доходами имения. Если брак расторгнут по вине мужа, то он обязан, во-первых, возвратить жене приданое и, во-вторых, передать ей в пожизненное владение недвижимое свое имущество, служившее обеспечением её приданого. Если же брак расторгнут по вине жены, то она лишается приданого в пользу своего мужа. Таковы своеобразные и оригинальные постановления о судьбе приданого в пределах украинских губерний.

По вопросу об имущественных отношениях супругов остается нам сказать о праве каждого супруга оставить в пожизненное владение другого свое родовое недвижимое имущество. ⁵⁹ Подобная посмертная передача может состояться путем завещательного распоряжения, совершенного нотариальным или крепостным порядком. Передача по домашнему завещанию может быть признана действительной в том только случае, если завещание было написано все сполна рукою завещателя и внесено им для хранения в Опекунский Совет, или в Отделение Канцелярии Попечительства, или Попечительный Комитет Человеколюбивого Общества, или, наконец, в судебные места второй инстанции там, где введены в действие судебные уставы. ⁶⁰

Такова форма, при соблюдении которой допускается передача родового имущества в пожизненное владение пережившего супруга. Однако с этого рода изъятием из общего порядка наследования в родовых имуществах закон соединяет известные невыгодные последствия в области общих наследственных прав того супруга, которому родовое имущество будет оставлено в пожизненное владение и который это свое право пожелает осуществить. «Супруг через то самое (т. е. получение пожизненного владения в родовом имуществе другого супруга) лишается указной части из сего имущества, следуемой по общим началам наследования, но он может по желанию, не вступая в предоставленное ему пожизненное владение, отречься от него и вместо того требовать себе в собственность указную из всего имения часть».

Подводя общий итог имущественным отношениям супругов по нашему русскому законодательству, мы должны, не смотря на некоторые частичные изъятия, признать, что у нас со строгою последовательностью проведено начало раздельности имущественных прав супругов. Это составляет отличительную и оригинальную черту нашего семейного права. Вопрос о рациональности, жизненности и соответствии этого принципа общим условиям семейной жизни возбуждает горячий спор между цивилистами. В одном лагере, отстаивая принцип раздельности имущественных сфер супругов стоят Победоносцев, Оршанский Мейер, в другом – Азаревич, Загоровский, Тютрюмов и др.

Сторонники раздельности имущественных прав, например Мейер, указывают на то, что при согласном браке супруги рассматривают свое имущество общим, а поэтому и регламентировать их имущественные отношения в таких случаях незачем, при браках же несчастных, раздельность имущества является благодеянием со стороны законодательства на том основании, что это начало предохраняет каждого супруга от разорения со стороны другого супруга. ⁶¹

Напротив того, адепты общности имущественной сферы супругов, в лице хотя бы Азаревича, находят начало раздельности имуществ противоречащим сущности брака и порождающим в жизни супругов одни лишь отрицательные явления. По взгляду Азаревича, «муж имущий держит в экономической зависимости жену, которую не охраняет от этой зависимости статья 106 I ч. X т., гласящая, что муж обязан доставлять жене пропитание и содержание по состоянию и возможности своей. С другой стороны, имущая жена может обратить мужа в батрака, тем более что закон уже нигде не обязывает жену, как бы она богата ни была, содержать своего мужа, как бы беден он ни был. Начало «мое», «твое», по словам Азаревича, едва ли совместимо с чисто этической основой брака, как идеального слияния двух жизней в одну. Брак по идеи есть полное единение, начало же имущественной раздельности вводит в него обособленность. На Западе твердо сознают, что раздельность в имущественных семейных отношениях противна идеи брака и семьи. При этом всегда возбуждался вопрос о главном распорядителе общего имущества и почти всегда устанавливалось большее или меньшее преобладание мужа, как главы дома. С последним однако, говорит Азаревич, согласиться невозможно. Брачная жизнь между супругами с этической стороны выражается в таком слиянии личностей, идеал которого есть полное согласие. Уж это само по себе не допускает порабощения одной личности другою, не допускает господства одного над другим. Поэтому, в применении к имущественной сфере нельзя признать такого вывода из брака, когда жена вполне поглощается личностью мужа, который поэтому рассматривается собственником всего семейного имущества. Такое преобладание всегда будет вызывать борьбу за свободу личности со стороны жен и тем всегда будет колебать самую этическую основу брака. Вполне возможно, говорит далее Азаревич, найти такую комбинацию, в которой обретут свое осуществление и интересы семьи и требования свободы личности каждый из супругов. Прежде всего необходимо выделить особые семейные цели и обставить достижение их особым составом имущества, лишив супругов произвольно им распоряжаться, но отдельные составные части считать за супругом, который их внес в брак. Затем, все остальное имущество супругов должно оставаться в личном полном обладании каждого из супругов. ⁶²

Противником раздельности имущественных прав супругов является также И. М. Тютрюмов. «Имущественные отношения супругов, по взгляду Тютрюмова, как они определены в наших гражданских законах, не соответствуют взглядам общества и противоречат требованиям действительной жизни и природе брачного союза. По нашим гражданским законам, браком не составляется общего владения в имении супругов, и проводится полная система раздельности имущественных отношений (ст. 109 – 117 ч. I т. X). Не трудно видеть, что система полной раздельности в имущественных отношениях супругов не может считаться вполне нормальной системой, вытекающей из самой природы брачного союза и вполне соответствующей бытовым воззрениям народа. Брак по своей природе представляет полное соединение интересов супругов, а потому вряд ли с этим понятием о браке вполне согласуется раздельность в имущественных отношениях супругов.

Влияние брака на лиц в нем состоящих столь очевидно, что невозможно допустить, чтобы супруги в имущественных отношениях между собою находились в таком положении, как и посторонние лица; отрицать в данном случае влияние брака решительно невозможно. Организация семейных имущественных отношений должна быть поставлена в такое положение, чтобы она вполне соответствовала потребностям общежития, требованиям действительности и удовлетворительно служила целям семьи, обеспечивая все её интересы». Эти соображения, по взгляду Тютрюмова, убеждают в необходимости введения в наше новое гражданское уложение начала имущественной общности супругов. ⁶³

Подобную же надежду высказывает и А. И. Загоровский. Обозрев в своем научном исследовании о семейном праве недостатки нашего брачного права, он приходит к выводу, что едва ли следует желать, чтобы при преобразовании законодательства сохранилось у нас и на будущее время неизменным существующее начало полной раздельности имущественных прав супругов. ⁶⁴

Но составители проекта гражданского уложения остались верными старине. Они говорят:

«Действующие гражданские законы установляют раздельность имущества супругов и самостоятельность каждого из них в управлении, пользовании и распоряжении своим имуществом».

«Исторические данные об имущественных отношениях супругов представляются недостаточными для выяснения, с которого времени принятые сводом начала регулируют имущественные права супругов. Несомненно, что уже в начале XVIII столетия, и даже во второй половине XVII века, было издано несколько указов, основанных на начале раздельности имущества и самостоятельности супругов в распоряжении им» (Владимирский-Буданов, Обзор истории русского права, изд. 1888 г., стр. 390 и след.).

«Включенные в Свод законов правила о раздельности имущества супругов и самостоятельности каждого из них в распоряжении своим имуществом применяются в течение продолжительного времени; с ними сжились, и в них нельзя не видеть много хороших сторон. Изложенные начала, как показывает сама жизнь, не препятствуют фактической общности в пользовании имуществом, соединению имущественных средств обоих супругов для нераздельного удовлетворения потребностей супружеской жизни и для лучшего развития материального благосостояния семьи, предоставлению заведывания всем имуществом той из сторон, которая наиболее к этому способна, распоряжению имуществом по общему согласию супругов. Все это, при существовании действительного единения супругов и взаимного их доверия; достигается без малейших затруднений. При недостатке такого единения и доверия, супруги не подчиняются насильственно общности в имущественном отношении и господству одной стороны над другою в распоряжениях по имуществу, и, таким образом, отсутствие духовного единения не обостряется и не отягощается принудительным единением в имущественной области. Раздельность имущества и самостоятельность каждого супруга возвышают положение жены и матери в семействе, дают ей возможность самой осуществлять заботы о материальном благосостоянии семьи и охраняют неприкосновенность имущества её против разорительных для семьи последствий неразумных или беспорядочных распоряжений мужа». ⁶⁵

Мы полагаем, что составители проекта правы. Действительно, если между супругами царствует мир и любовь, то нет надобности скреплять их союз имущественною нераздельностью, если же, наоборот, семья распалась, если между мужем и женою нравственные узы порваны, то сковывать семью одною лишь общностью материальных интересов противно понятию семьи, как свободного нравственного союза.

Хотя в общем составители проекта остались верными началу раздельности имущественных прав мужа и жены, тем не менее в отделе о личных отношениях супругов проведено законоположение, которое требует от мужа и жены вносить свои материальные средства на общие нужды семьи. Первая часть закона говорит, что «муж обязан доставлять жене содержание соответственно своему общественному положению и своим имущественным средствам». Таковы обязанности мужа при совместной семейной жизни. Но этим проект не ограничивается, «жена», говорится далее, «принимает участие в издержках семейной жизни сообразно своим доходам». Это начало представляется вполне правильным и жизненным, и установленная общность в обязанностях супругов вносить свой достаток на нужды семьи естественно вытекает из понятия полной солидарности в семье нравственных и имущественных интересов. Идти далее в регламентации имущественных прав и обязанностей супругов при нормальных отношениях не встречается необходимости. С другой стороны несомненно, что если супруги вступают на путь разграничения своих прав и начинается спор, что «мое», что «твое», то в этом случае общее начало раздельности имущественных отношений представляется самой лучшей жизненной формой отношений супругов; материальные интересы не связывают по крайней мере лиц нравственно друг другу чуждых. Определить на этот случай права каждой стороны, составляет предмет уже не имущественных прав супругов, а личных из супружества возникающих прав.

Можно смело сказать, что нет ни одного вопроса, которым бы современная печать и общественное мнение уделяли такое внимание, как вопросу семейного права и в частности брачному. Конечно, этому нельзя дать столь простое объяснение, как это делается на страницах известной части печати, усматривающей в этом факте лишь какой-то религиозный и нравственный нигилизм. Нигилизма нам нечего бояться. Мы, русские, пережили и религиозный и государственный и нравственный нигилизм. Ныне, русское общество далеко не витает в области мечтаний, оно, напротив, жаждет твердых устоев, но устоев, которые бы соответствовали культурному и нравственному состоянию общества. В области русского законодательства едва ли есть законы более древние и поэтому менее всего отвечающие современным понятиям и требованиям, чем законы о браках. Все эти законы основаны на древних, именуемых церковными, правилах, и так как правила эти до сих пор пользовались в русской церкви авторитетностью канонических, то гражданский закон считал себя обязанным следовать их велениям. Между тем, до последнего времени каноническое значение церковных правил о браке, внесенных в наше гражданское законодательство, не было в надлежащей степени расследовано и не было проверено, действительно ли этим правилам принадлежит общеобязательное авторитетное значение безусловных велений церкви. Как нам уже приходилось говорить, главным источником наших законов о браке является «Кормчая книга», которая содержит церковные постановления о браке, впоследствии внесенные в действующее у нас гражданское законодательство. Между тем, по новейшим исследованиям оказывается, что многие правила «Кормчей» далеко не имеют за собою канонического происхождения, например, правила о существе, способе, условиях брака и препятствиях к установлению брака, правила о степенях родства для вступления в брак и т. п. Для иллюстрации возьмем правило, в силу которого, если брак расторгается вследствие доказанной неверности одного из супругов, то виновная сторона подвергается осуждению на вечное безбрачие. Понятно, насколько это веление было противно жизни. Лицо, осужденное на вечное безбрачие, вынуждается вступать в незаконное сожитие, создавать внебрачную семью. Это в лучшем случае, в большинстве же – виновный супруг решается пренебречь запретом, для чего прибегает к разным обманам и подлогам, – склоняет какого-нибудь захудалого и корыстолюбивого священника совершить бракосочетание; закон обойден, но в итоге ложь, обман и преступление. Где же тот интерес, где тот нравственный стимул, где те веления закона божественного, которые требуют таких жертв и страданий? Их нет. Это было одно печальное недоразумение. Запрет, как оказывается ныне, не имеет за собою никакой канонической подкладки. Он по своему происхождению едва восходит до XVI столетия, возник впервые в русской церкви и стоит даже в прямом противоречии с христианским воззрением на святость супружеского союза, вне которого не допускается брачного сожития. Ныне, по имеющимся у нас сведениям, в Синоде возбужден окончательный вопрос об отмене этого постановления. ⁶⁶

Но подобное недоразумение является не единственным. Неужели дело заключается только в не разработанности начал канонического права, или ссылка на веление церкви является лишь средством сдерживать наступательное движение жизни. Мы думаем, что можно смело сказать, что никакая нравственность, ни общественный, ни государственный интересы не требуют для своей охраны сохранения выдохшихся моральных, и законодательных норм. Не надо забывать, что один и тот же запрет, один и тот же закон в одну эпоху может регламентировать человеческую жизнь и мораль, а в другую – только калечить жизнь и порождать обман и преступление. Между тем наше брачное право испещрено обветшалыми и потерявшими всякое реальное значение правилами. Остается пожелать, чтобы все семейное право было подвергнуто коренному пересмотру, а в особенности правила церкви, дабы подчас непроверенная на них ссылка не могла служить препятствием к поступательному движению общегосударственного гражданского законодательства.

Составители проекта нового гражданского уложения заявляют, что внесенные ими изменения действующего законодательства весьма незначительны. Как и чем объяснить, что общественное мнение, периодическая печать и судебная практика заняты разрешением сложной коллизии, возникающей на почве столкновения устарелого закона с современными условиями действительности, между тем законодательная комиссия признала, что в нашем брачном праве все обстоит благополучно и что необходимо лишь изменить «систему изложения». Официальная реляция говорит, что на «Шипке все спокойно». Так ли это? Если бы составители проекта не замкнулись в кабинетной работе, взглянули бы действительности в глаза и прислушались к стону, плачу обездоленных жен, то они откликнулись бы на призыв действительности. Призыв этот раздается во всех лагерях нашей общественной жизни. Еще в восьмидесятых годах один из наших выдающихся юристов, И. М. Тютрюмов, в чаянии лучшего будущего, в ожидании результатов проектированной тогда реформы, возвысил голос за коренную реорганизацию брачного права. «Наши гражданские законы», говорит автор, «создают такие условия, которые преграждают всякие пути к выходу из создаваемого действительностью невыносимого положения. Только ненормальностью нашего брачного законодательства и может быть объяснима та многочисленность уголовных дел, в которых один из супругов фигурирует в качестве убийцы или обвиняемого в жестоком обращении... С этим вопросом брачного права, говорит далее И. М. Тютрюмов, находится в тесной связи другой, не менее важный и не менее изобилующий жизненными недостатками, вопрос о разводе. Исходя из мысли, как можно сильнее укрепить брачный союз, наше законодательство сковывает его железными цепями, которые почти никакая сила не в состоянии разорвать. Но, нельзя сказать, чтобы скованная такими цепями семья действительно благоденствовала и была крепка в своих основах: ведь семейный союз крепок не железными путами, а теми нравственными идеалами, которые одушевляют его членов. Если в семью вкрались вражда и разлад, то никакие усилия закона не в состоянии вдохнуть в неё здоровые, нравственные начала и соединить её членов взаимными чувствами любви. Насильственные меры, которые практикует наш закон, могут не укрепить семейный союз, а в конец расшатать и без того уже расшатанные его основы. Смотря на дело с этой стороны, мы не можем не признать, что число допускаемых нашим законом оснований для развода крайне незначительно, а сам процесс развода не может даже удовлетворять самым снисходительным требованиям действительной жизни». ⁶⁷

Впрочем, справедливость требует сказать, что составители проекта нередко стремятся быть более скромными и консервативными на словах, чем на деле. Так, например, нельзя не признать, что в проект введен совершенно новый юридический институт о раздельном жительстве супругов, и это положение получило исключительно правильную постановку в законе, как в области материального, так и процессуального права.

Здесь составители проекта поступили решительно и смело, и в этом несомненная их заслуга. Возьмем еще теперь другой пример – по вопросу о браках раскольников. Здесь Комиссия сочла необходимым также без всякого колебания установить, что «браки раскольников получают безусловную силу и значение гражданского акта бракосочетания путем лишь полицейской его регистрации и должностное лицо не удостоверяется в совершении религиозного брачного обряда». В этой форме неизбежно признать, что для раскольников установлена у нас, так называемая, «гражданская регистрация брака». В этом отношении не может быть двух мнений. Между тем, в объяснительной записке Комиссия изменяет девизу «решительности» и смелости и говорит, что она вполне разделяет «воззрение самих раскольников, что брак является союзом религиозным и полагает, что введение в России общего «гражданского брака» представлялось бы безрассудным и опасным новшеством». ⁶⁸ Как примирить это противоречие между словом и делом?

К подобному же осторожному приему Комиссия прибегает в формулировании вопроса о подсудности дел о расторжении браков. Как мы будем иметь возможность отметить ниже, по проекту уложения процедуру производства дел о расторжении брака предполагается подчинить ведению гражданского суда с тем, чтобы, по вступлении в законную силу, решение его «пересылалось» суду духовному; для какой цели, – проект не говорит. Рассматривая проектируемый порядок производства, Комиссия приходит к заключению, что расторжение браков производится, как и ныне, судом духовным. Так ли это? Очевидно, что Комиссия боится всякой новизны. Она не только сохраняет старые меха и старое вино, но даже новое вино вливает, чтобы не изменить старине, в старые меха. Но нельзя же в самом деле примириться с тем, что по семейному праву, нуждающемуся в самой коренной реформе, вся цель и задача работ Комиссии может ограничиться, как она в том признается, одним изменением «системы» изложения. Посмотрим, однако, непосредственно, чего может ожидать русское общество по новому гражданскому уложению и какими правилами и как должна быть регламентирована наша общественная жизнь в одной из самых чувствительных областей – в сфере семейной жизни по предначертаниям составителей проекта.

Естественно нам не придется в пределах настоящего очерка останавливаться на всестороннем рассмотрении проекта; мы считаем необходимым отметить те только положения, которыми по преимуществу проектируемый новый закон отличается от современного законодательства и которые по своей важности имеют особое бытовое и общественное значение.

Среди условий вступления в брак особенное наше внимание приковывает постановка вопроса о требовании согласия родителей на бракосочетание совершеннолетних детей. Это требование по нашему убеждению, по соображениям, на которые мы ссылались ранее, не имеет за собой ни юридического, ни канонического основания. Вследствие этого сама церковь нередко стремилась сгладить это явное противоречие между формальной буквой закона и требованиями жизни. Но проект остается верен старине. «Для вступления в брак лица, не достигшего двадцати пяти лет», требуется «разрешение его отца, а когда отца нет в живых, то разрешение матери». Необходимость родительского согласия Комиссия объясняет условиями семейного быта, любовью родителей к детям и естественным их попечением о благе детей. Родители, по словам составителей проекта обладающие большею, чем дети, житейскою опытностью и имеющие возможность более хладнокровно обсудить последствия предположенного брака, могут воздержать увлекающихся сына или дочь от раннего брака или от вступления в брак, который не обещает быть счастливым. Сознавая исключительную важность влияния родителей на детей в вопросе о значении брака, составители проекта пришли к необходимости сохранить требование о согласии родителей не только для несовершеннолетних, но и для совершеннолетних, достигших полной гражданской равноправности, до 25-летнего возраста.

Впрочем при разрешении этого вопроса составители проекта оказались далеко не солидарными. Член Комиссии П. А. Юренев полагал, что «надлежало бы ограничиться испрошением разрешения родителей при вступление в брак детей, не достигших гражданского совершеннолетия. Требование родительского разрешения оправдывается, главным образом, тем, что этим предупреждаются легкомысленные и необдуманные браки. Этот мотив, по взгляду П. А. Юренева, относительно лиц, достигших совершеннолетия, едва ли может быть признан правильным. Человек двадцати одного года достигает такой умственной и нравственной зрелости, что может без вреда для себя располагать самостоятельно своею личностью и обходиться без родительского и опекунского попечения. Возможно ли всех лиц, не достигших двадцати пяти лет, признавать настолько умственно и нравственно не созревшими, чтобы, для предупреждения легкомыслия и необдуманности с их стороны, ставить вступление их в брак в зависимость от чьего-либо согласия? Это было бы тем более странно, что именно для вступления в брак признается достаточным возраст более молодой (16–18 лет), чем для того, чтобы, иметь право распорядиться собою в других отношениях. ⁶⁹

Большинство, однако, Комиссии, не соглашаясь с изложенными доводами, полагало, что «в разрешении брака лицам 18-ти и 16-ти лет и в требовании согласия родителей до 25 лет нет противоречия; напротив, низкий сравнительно возраст брачного совершеннолетия может быть допущен именно потому, что неопытность и неразвитость вступающего в брак восполняется житейскою опытностью его родителей или опекуна». ⁷⁰

Во всяком случае мы думаем, что для установления нового брачного совершеннолетия, не совпадающего с совершеннолетием гражданским, не имеется ни достаточного бытового жизненного, ни юридического оснований и поэтому правильнее и систематичнее никаких изъятий из общегражданского совершеннолетия для права брачного не делать.

В условиях брачного возраста между лицами всех вероисповеданий есть еще одна особенность, на которой мы считаем не лишним остановиться. По действующему закону «запрещается вступать в брак лицам мужского пола ранее восемнадцати, а женского ранее шестнадцати лет. Но в Закавказье природным жителям дозволяется вступать в брак по достижении женихом пятнадцати, а невестою тринадцати лет». Затем примечание к цитированной 3-ей статье I ч. X т. гласит, что епархиальным архиереям предоставляется «в необходимых случаях разрешать браки по личному усмотрению, когда жениху или невесте не достает не более полугода до узаконенного на этот случай совершеннолетия». В проекте Комиссия, оставляя узаконенный брачный возраст, умалчивает, однако, о признаваемом ныне понижении брачного совершеннолетия для жителей Закавказья и праве архиереев разрешать браки до наступления брачного совершеннолетия. Опуская разрешение вопроса о брачном совершеннолетии для жителей Закавказья, Комиссия мотивирует это обстоятельство тем, что «предположено не включать отступлений, вызываемых местными особенностями, а рассмотреть вопрос о брачном совершеннолетии жителей Закавказья, а также местностей, находящихся в одинаковых с ними климатических условиях, при установлении текста закона о введении Уложения в действие».

Опуская же право архиереев Комиссия мотивирует это тем, что по её взгляду ныне разрешение вступать в брак до брачного совершеннолетия предоставляется главным образом крестьянам, когда по хозяйственным соображениям представляется желательным женить оставшегося после смерти отца несовершеннолетнего сына.

Эти два отступления от действующего закона вызывают сильное возражение со стороны А. Л. Боровиковского в его исследовании о браке и разводе по проекту гражданского уложения.

Против первого положения г. Боровиковский говорит, что «отлагать до установления правил о введении Уложения в действие целесообразно только такие постановления, за которыми предполагается сохранить лишь характер временный; но из соображений Комиссии не видно, чтобы ею предрешался такой характер правил. Вопрос оставляется ею открытым; мало того, делается намек на возможность установления особо раннего брачного совершеннолетия и для других местностей, находящихся «в одинаковых климатических условиях» с Закавказьем. Это по взгляду г. Боровиковского будет уже совсем неуместно во временных правилах о введении Уложения в действие».

По второму поводу г. Боровиковский, находя исключение из текста закона «права архиереев» неосновательным, говорит, что «более чем сомнительно, чтобы крестьянам часто удавалось добиться архиерейских разрешений на довозрастные браки», что, напротив того, «разрешение архиереями дается почти исключительно высшим сословиям и что наиболее обычное основание ходатайств о таких разрешениях беременность невесты. Впрочем, составители проекта, принимая во внимание и эти случаи, говорят: далеко не всегда для самой обольщенной девушки брак с обольстителем является лучшим исходом. Мужчина, обольстивший девушку 15-ти лет, в большинстве случаев не способен стать достойным главою семьи, и поэтому для самой обольщенной девушки иногда лучше нести последствия своего поступка, нежели связывать себя на всю жизнь с недостойным человеком».

Это заключение Комиссии, осуждающее бедного юношу на вечное лишение семейной жизни, невольно вызывает улыбку и вспоминается нам одно место из «Сахалина», Дорошевича, где приводятся слова Ландсберга, некогда блестящего гвардейского офицера, осужденного в каторжные работы за убийство ростовщика Власова: «Вот на что следует обратить внимание! – вот на что», говорит Ландсберг, и далее разражается горячей филиппикой против пожизненности всякого рода наказаний и заканчивает её словами: «Неужели взрослый мужчина должен терпеть за то, что сделал какой-то мальчишка?» ⁷¹

Комиссия, однако, желает «мальчишку» за неосторожный шаг навсегда лишить прав семейной жизни. Это слишком сурово.

В отношении форм установления брака заслуживает внимание положение проекта о регистрации браков раскольников. Статья 85 гласит, что «брачный союз раскольников, баптистов и иных сектантов иноверных исповеданий имеет силу, присвоенную законом браку, лишь со времени внесения акта о бракосочетании в метрическую книгу. При внесении в книгу акта о бракосочетании, ведущее книгу должностное лицо не удостоверяется в совершении религиозного обряда». Мы уже имели случай остановиться на редакции этой статьи проекта. Она безусловно закрепляет то начало, которое установлено законом 19 апреля 1874 г., по которому брак раскольников получает юридическо-государственное значение единственно и исключительно вследствие записи брака полицейскими органами в метрические книги. Таким образом, говоря откровенно, как это, например, делает проф. Н. С. Суворов, ⁷² необходимо признать, что законом 1874 г. у нас для раскольников установлена форма так называемого «гражданского брака». Подобный вывод неизбежен и он представляется единственно безусловно правильным. Тем не менее Государственный Совет при издании закона 1874 года высказался, что «гражданского брака» установленной формой регистрации не создается, хотя и совершается гражданский акт записи в метрическую книгу, но этот акт, однако, не будет составлять основания брака, так как совершение его будет соединено с теми обрядами, которых держатся раскольники. Отсюда ясно, что Государственный Совет, устанавливая гражданскую запись брака, в то же время стремился сохранить для признания действительности брака религиозную его форму. Приведенные соображения были приняты и нашей судебной практикой (реш. Общ. Собр. Прав. Сен. 1899 г. № 28, реш. угол. касс. деп. 1894 г. по делу Парфенова, реш. общ. собр. 1901 г. по делу Сметковой). Составители проекта со своей стороны по этому поводу говорят, что они вполне присоединяются к изложенному мнению Государственного Совета и полагают, что введение в России «гражданского брака» представлялось бы безрассудным и опасным новшеством. В другом, однако, месте Комиссия говорит, что брак раскольников едва ли, с точки зрения гражданского закона, может быть признан религиозною формою брака; брачный союз возникает лишь со времени соблюдения указанных в законе формальностей (прибавим чисто гражданского характера), религиозные же обряды лишены юридического значения. Очевидно, Комиссия с одной стороны не считала возможным вводить в текст закона неопределенные рассуждения, имеющиеся во мнении Государственного Совета, но в то же время в объяснительной записке не решилась сделать из принятой при этом законом формы установления браков раскольников того вывода, которым так пугает клерикалов, что с 1874 г. у нас признан для сектантов «гражданский брак».

Г. Розенблюм справедливо по этому поводу говорит, что «по взгляду Государственного Совета записи браков предшествует совершение религиозного обряда, но это есть одно предположение и соблюдение его необязательно, власть полицейская не только не вмешивается в самые обряды, но и не в праве требовать удостоверения об исполнении каких бы то ни было обрядов; в законе нет постановления, чтобы записи в книги подлежали лишь такие браки, которым предшествовало совершение известных религиозных обрядов. Полиция обязана исполнить требование о записи брака даже тогда, когда ей было бы достоверно известно, что никаких религиозных брачных обрядов совершено не было и такой брак должен считаться вполне законным». ⁷³

Следовательно, раз брак воспринимает законную силу только вследствие его гражданской регистрации, раз он почитается законным, независимо от церковных обрядов, и раз соблюдение обрядов религиозных предоставляется усмотрению и свободному убеждению и совести брачующихся, то мы имеем в наличности все признаки и черты «гражданского брака». В этой гражданской форме брак признан у нас для сектантов по закону 1874 г. и в этом же виде сохранен по проекту нового уложения. Эта форма никаких «устоев» не пошатнула, а тем менее за крепость сих «устоев» можно опасаться от одного правильного наименования вещей их именами.

По проекту семья получает ту же организацию, как по современному семейному праву. Во главе семьи стоит муж и ему принадлежит решительный голос в семейной жизни: семья является союзом двух существ, но далеко не равных. Комиссия говорит, что она опускает имеющиеся в современном законе термины «повиновения» и «неограниченного послушания» жены мужу, так как они не согласны с понятием общения жизни супругов в мире и согласии. Но, читаем далее в объяснениях к тексту закона, Комиссия считает «удержание в законе упоминания о том, что муж «глава семьи», и что ему в семье принадлежит «решительный голос», полезным потому, что, в большинстве случаев, при решении вопросов семейной жизни разногласия между супругами не будет и не потребуется решительного голоса мужа, а последний, как глава семьи и лицо, в первом месте ответственное за её благо, будет действовать вполне самостоятельно». Хотя соображения Комиссии не очень ясны, но во всяком случае видно, что она находить, что пока нет разногласия, т. е. пока жена с мужем живет в согласии, до тех пор нет основания для нарушения семейного счастья, и для подачи мужем своего «решительного голоса», но если жена противоречит воле мужа, то последнему надлежит прибегнуть к своему «решительному голосу» и положить предел противоречию. Формула весьма плачевная для жен. Впрочем, последние могут найти себе утешение в том, что не всегда семейные недоразумения будут разрешаться по трафарету объяснительной записки проекта. За то в области дележа «семейных нужд» жены могут быть утешены. Здесь сильная половина человеческого рода не забыла вспомнить о слабой и по принципу равноправности супругов не отказала возложить и на жен тяготы семейной жизни. Статья 113 проекта гласит, что «жена принимает участие в издержках семейной жизни сообразно своим доходам». Впрочем, если не считаться с тем, что нести одни нужды не очень приятно, то необходимо признать, что это нововведение проекта, касающееся материальных обязанностей жены в отношении семьи, представляется весьма существенным и нельзя не согласиться с мнением составителей проекта, что оно вполне правильно и целесообразно и соответствует идее брачного союза.

Таким образом, проект хотя и не устанавливает общности имущественных сфер супругов, но в то же время, в отличие от современного нашего законодательства, требует от каждого супруга уделять из своих достатков средства на общие семейные нужды. Эта обязанность по характеру и формулировке отнесена к личным обязательствам, из супружества возникающим, но в то же время в этом новом положении проектируемого закона нельзя не усмотреть отступления в интересах семьи от высшей степени ригористичного начала – полной раздельности их имущественных прав. Помимо этого изъятия во всем остальном в проекте, как и в современном семейном праве, проведен принцип раздельности имущественных прав супругов: «Брак не устанавливает», – говорит проект, – «общности имущества супругов. Каждый из супругов сохраняет принадлежащее ему до брака имущество и во время брака может приобретать имущество и распоряжаться им независимо от другого супруга». То же начало проведено и в отношении к приданому: «Приданое принадлежит жене, хотя бы оно было передано мужу» (130 ст.); «муж относительно приданого жены имеет лишь те права, которые в его пользу положительно установлены» (131 ст.); «приданое, переданное мужу и состоящее из капитала или иного движимого имущества, может быть обеспечено на движимом имуществе мужа» (ст. 134); «муж независимо от объема прав, предоставленных ему в отношении приданого, обязан обращать доходы с него только на нужды семьи» (135 ст.) и, наконец, «жена может потребовать лишения предоставленного мужу пользовладения или управление приданым: 1) когда он не исполняет сопряженных с пользовладением или управлением обязанностей; 2) когда дальнейшее оставление имущества жены в его пользовладении или управлении угрожает утратою имущества или значительными убытками и 3) когда муж не исполняет своей обязанности относительно содержания жены и детей» (139 ст.). В общем получается такая картина. Приданое составляет неотъемлемую собственность жены, мужу может быть предоставлено управление и пользование приданым в интересах жены и детей. Если муж уклоняется от этих обязанностей, то он лишается дарованных ему прав.

Из личных отношений супругов, связывающих мужа и жену нравственными и материальными узами, вытекает непосредственная обязанность той и другой стороны оказывать друг другу материальную поддержку. Как известно, по ныне действующему праву, в законе имеется лишь прямо выраженная обязанность мужа содержать жену при совместной с нею жизни. Право жены получать содержание при раздельном жительстве супругов и при условии, если оно происходит по вине мужа, было выработано судебной практикой, и то лишь сравнительно в последнее время. Про обязательство жены содержать мужа или выдавать ему хотя бы какое-либо вспомоществование в случае нужды в современном законодательстве ничего не говорится. Но в проекте этот вопрос получает совершенно новую постановку. Обязанность оказывать материальную поддержку является для супругов взаимной – как для мужа, так и для жены, и эта обязанность сохраняется, как при совместном, так и при раздельном жительстве супругов. В последнем, впрочем, случае принимается во внимание, по чьей вине происходить раздельное жительство. Если неимущий супруг сам виновен в раздельной жизни, то он имеет право требовать выдачи ему содержания только на удовлетворение насущных своих потребностей. Если же неимущий супруг невиновен в раздельном жительстве, то за ним признается право требовать содержания – для мужа в зависимости от его общественного положения и состояния жены, а для жены в зависимости от общественного положения и состояния мужа. ⁷⁴

При всей детальности разработки этого вопроса о взаимном праве супругов на содержание нельзя сказать, чтобы взаимные их отношения были ясно, точно и справедливо формулированы. Так, например, мы отметили, что неимущий супруг имеет право требовать удовлетворения своих насущных потребностей, хотя бы раздельное жительство происходило по его вине. Условия, при которых это право возникает для мужа и жены, не одинаковы. Жена при раздельной жизни, происходящей по её вине, может требовать с мужа на свое пропитание в том случай, если она находится в нужде и не имеет возможности содержать себя своим трудом. Муж же, при раздельном жительстве, происходящем по его вине, может требовать пропитания и тогда, когда он оказывается в нужде вследствие лености или порочной жизни. Отсюда возникает вопрос, если жена находится в нужде не вследствие неспособности к труду, как говорить закон, а скажем, вследствие лености и порочной жизни, то сохраняет ли она право требовать у мужа пропитания? По точному смыслу закона – нет. Но если это так, то оказывается, что у мужа право получения от жены средств на пропитание шире чем у последней, так как он может претендовать на получение содержания даже тогда, когда находится в нужде вследствие лености и порочной жизни. Если это редакционная неточность, то она велика; если же различие в праве на получение пропитания со стороны мужа и жены проведено сознательно, то непонятно, почему мужу дается такая привилегия на даровой хлеб при лености и порочной жизни.

Во всяком случае, право супругов на взаимное содержание является в проекте одним из вопросов получивших наиболее детальную, гуманную и жизненную постановку.

Среди всех остальных новых узаконений проекта особенно приковывают к себе внимание положения о раздельном жительстве супругов и формы основания расторжения брака.

Не раз уже нам приходилось говорить о практике судебных и административных мест и учреждений, выработавших и регламентировавших под влиянием потребностей действительной жизни условия и начала раздельного жительства супругов. Тем не менее по настоящее время этот вопрос не имеет за собою законодательной санкции; кое как он урегулирован для крестьян и мещан, женам же иных сословий по настоящее время разрешается получать отдельный вид на жительство только путем обращения к Монаршему милосердию. Подобная неопределенность одного из основных начал семейного права и отсутствие для него правильного подзаконного порядка весьма отрицательно отражается на семейном положении супругов, когда продолжение совместной жизни представляется нравственно невозможным. При существующем порядке, супруги не знают, чего именно они могут домогаться, каковы будут последствия раздельного жительства, не знают форм и способов защиты своих прав, все это в совокупности убеждает в необходимости дать вопросу о раздельном жительстве супругов правильную законодательную постановку, что и сделано в проекте нового гражданского уложения.

Согласно выработанным проектом началам, раздельное жительство супругов разрешается судом. Несомненно, что в этом отношении составители проекта стали на вполне правильную точку зрения. Они исходили из того верного взгляда, что вопросы весьма тонкого нравственного свойства, связанные с установлением раздельного жительства супругов, могут получить надлежащее разрешение лишь в суде, при участии сторон, в порядке состязательного производства. Останавливаясь затем на решении дилеммы, каким из существующих гражданских судов следует доверить дела о раздельном жительстве супругов, Комиссия, в виду важности этих дел, как касающихся семейных отношений и затрагивающих сверх частных и общественные интересы, а также чтобы этого рода дела действительно способствовали охране семьи, сочла необходимым подчинить их общим судебным установлениям, т. е., следовательно, первой инстанцией для рассмотрения этого рода дел должны явиться Окружные Суды, второй – Судебные Палаты и кассационной инстанцией – Правительствующий Сенат. Дела возникают по иску одного из супругов и в дальнейшем своем производстве подчиняются общему порядку гражданского процесса с некоторого рода лишь изменениями, вытекающими из самого свойства дел.

Далее проект предусматривает те поводы и основания, при наличности которых суду будет предоставлено право устанавливать раздельное жительство супругов. Таких оснований в проекте десять: 1) жестокое обращение, 2) нанесение тяжких оскорблений, 3) прилипчивые отвратительные болезни, например, сифилитическая и болезнь жены, при которой продолжение супружеского сожития представляется опасным для её жизни или здоровья, 4) развратная и позорная жизнь, 5) постоянное пьянство, 6) мотовство, 7) злонамеренное оставление одним супругом другого, 8) неимение у мужа оседлости, 9) отказ в выдаче содержания жене и детям и 10) воспрепятствование жене снискать себе собственным трудом средства к жизни. ⁷⁵

Практика будущего покажет, насколько выработанные Комиссией поводы к раздельному жительству отличаются полнотой. Надо думать, что они более или менее охватывают все случаи повседневной действительности, при которых раздельное жительство супругов неизбежно, так как Комиссия при выработке их руководствовалась не теоретическими рассуждениями, а практикой и статистическими данными из деятельности Канцелярии прошений на Высочайшее имя приносимых. Но об одном поводе своевременно и теперь возбудить вопрос.

Проект, как мы видим, говорить лишь о болезни физической и не считает необходимым внести душевную болезнь в число причин для разрешения раздельного жительства супругов. В объяснительной записке категорически высказывается мысль, что душевная болезнь не может служить основанием к раздельному жительству супругов. Этот-то взгляд составители проекта мотивируют тем, что «сила брака должна, между прочим, обнаруживаться в том, чтобы один супруг облегчал другого в его болезни своим личным уходом, проникнутым любовью и состраданием. Такой уход особенно необходим в отношении душевнобольных, являясь нередко главным основанием надежды на их выздоровление. Притом иные формы душевного расстройства по взгляду, составителей проекта не представляются опасными для продолжения совместной жизни супругов. Когда же умалишенный супруг, по свойству и состоянию болезни или по другим причинам, помещен в общественное или частное учреждение для душевнобольных, то нет основания к ходатайству о разрешении раздельного жительства, как фактически уже существующего». С этой постановкой вопроса трудно согласиться.

Мы полагаем, что душевная болезнь не только должна служить основанием к признанию за здоровым супругом права на раздельное жительство, но если душевная болезнь неизлечима, что бывает сплошь и рядом, то по справедливости она должна служить не только основанием к установлению раздельного жительства супругов, но даже к расторжению брака. Ведь наше право, при определении оснований к расторжению брака, как по действующему законодательству, так и по проекту, в известных случаях именно исходит из того положения, что раз совместная жизнь супругов безусловно немыслима, то нет основания, при подобном безвозвратно фактическом распадении жизни супругов, сохранять фиктивные узы брачного союза. Это начало может и должно быть применено к случаям заболевания одного из супругов неизлечимой психическою болезнью. Ведь, в самом деле, гораздо естественнее предположить возможность следования невинного супруга за сосланным в каторжные работы, или на поселение, чем представить себе сожительство с неизлечимым душевнобольным. Если наш закон знает расторжение брака вследствие гражданской смерти лица, т. е. вследствие лишения всех прав состояния, то подобная же потеря гражданской дееспособности совокупно еще с полной фактической и нравственной невозможностью продолжать совместную брачную жизнь имеется при наличности неизлечимой душевной болезни, а потому она тем более должна служить основанием хотя бы к раздельному жительству супругов. Нельзя согласиться с доводом Комиссии, что раз больной помещен в дом для призрения душевнобольных, то нет надобности в установлении раздельного жительства, т. к. оно и без того фактически имеется налицо. Но идя по этому пути мышления, непонятно, зачем проект предусматривает возможность установления раздельного жительства при злонамеренном оставлении одним супругом другого. Ведь фактически оно и в этом случае также существует. Сверх сего мы думаем, что между фактическим и юридическим раздельным жительством супругов существует известное различие, которое может иметь свои существенные последствия. Например, на основании 146 ст. проекта, «во время раздельного жительства супругов, жена не обязана испрашивать разрешения мужа на те сделки, на совершение коих требуется его соизволение при совместной супружеской жизни. Следовательно, по практике проекта подобное разрешение необходимо будет получить и от душевнобольного мужа, если над ним не учреждена опека. Но если даже опека существует, то, тем не менее, возникает в высшей степени существенный вопрос, переходят ли права мужа по санкционированию известных сделок жены на опеку, так как право это имеет в высшей степени личный характер и обусловливается, если не во всех, то в некоторых случаях правом мужа препятствовать заключению актов, клонящихся к раздельной жизни супругов, в разрешении какового вопроса опека конечно не компетентна. Таким образом мы полагаем, что психическая болезнь одного из супругов должна служить безусловным основанием к раздельному жительству супругов, а если она неизлечима, то даже к совершенному расторжению брачных уз.

Первый наш вывод находит себе подкрепление в практике Правительствующего Сената. В решении 1873 года за № 1666 Сенат говорить, что «нельзя обвинять жену, если она не живет вместе с умалишенным мужем»; второе же наше положение о необходимости расторжения брака при наличности неизлечимой душевной болезни находить себе историческое обоснование. Болезнь искони служила по русскому праву поводом к разводу. Хотя с течением времени этот повод стал постепенно ослабевать, но, тем не менее, долее всего основанием к расторжению брака служила именно болезнь психическая. Поэтому вполне правильно восстановить это исконное начало разлучения супругов не только в качестве повода к раздельному жительству, но и основания к расторжению брака.

В заключение вопроса о раздельном жительстве супругов по проекту нового уложения остается сказать, что раздельное жительство супругов может иметь срочный характер или постоянный. Оно дается на срок от одного года до трех лет, или, как говорит закон, на неопределенное время. Назначенный срок может быть впоследствии продолжен вновь до трех лет или заменен разрешением раздельного жительства на неопределенное время. По поводу допущения срочного раздельного жительства Комиссия находит, что оно может быть установлено в виду того, что поводы, служившие основанием к раздельному жительству могут прекратиться, виновная сторона может изменить свое поведение, а другая сторона может стать снисходительной и вообще супруги могут с течением времени сойтись вновь и к этому их будет побуждать даже и сама срочность раздельного жительства».

В течение нескольких десятилетий вопрос о подсудности бракоразводных дел и об основаниях или поводах к расторжению браков неустанно приковывает общественное внимание и не сходит со страниц современной печати. Представители самых разнообразных партий и направлений сходятся во мнениях, что безусловно необходимо изъять бракоразводный процесс из ведения духовных судов и что предусмотренные в современном законодательстве поводы к разводу являются недостаточными и не отвечают жизненным требованиям. В тех случаях, где расторжение брака представлялось бы наиболее целесообразным оно не достижимо, и, наоборот, развод может по формам духовного судопроизводства лишь тогда осуществиться, когда между супругами имеется соглашение, т. е. когда имеется тот элемент, при наличности которого закон именно предполагает не допускать расторжения брака. Получается картина диаметрально противоположная и требованиям закона и жизни: или обходится закон, или обманутый супруг не находит себе защиты. Казалось, не будучи оптимистом, можно было ожидать, что в проекте оба вопроса получат надлежащее разрешение. Но увы, первый, о подсудности, решен так, что нельзя себе категорически выяснить, какова же будет подсудность брачных дел: судам духовным, или светским, второй же вопрос, можно сказать, решен вполне отрицательно: – к существующим поводам к расторжение брака прибавлен всего один.

В статье 160 проекта устанавливается начало для всех христианских исповеданий, по которому бракоразводные дела признаются подсудными судам духовным. Таков, можно сказать, общий теоритический принцип. Кажется вопрос решен, и не о чем говорить, но если пойдем далее, то невольно впадаешь в глубокое недоумение. Если от 160 статьи обратимся к 174 статье проекта, выясняющей уже детально порядок производства бракоразводных дел, то увидим, что между теорией и практикой существует какое-то противоречие. Статья 174 гласит: «Поданная в духовный суд просьба о разводе, вследствие нарушения супружеской верности прелюбодеянием, передается в гражданский суд для установления того, было ли ответчиком совершено прелюбодеяние. Гражданский же суд, по вступлении в законную силу состоявшегося по сему предмету решения, сообщает это решение духовному суду». Вся редакция статьи от начала до конца вызывает одно сплошное недоумение. Зачем и почему иск или просьба подается суду духовному, ведь последний дела к своему производству не принимает; каковы права духовного суда в отношении поступающего к нему решения суда гражданского; наконец, какова сила и значение решения суда гражданского? Все вопрос.

По поводу этой редакции закона А. Л. Боровиковский говорит: «Значит с нетерпением ожидаемая секуляризация бракоразводного процесса, – несмотря даже на то, что она энергично пропагандируется в последнее время в литературе самими православными канонистами, – отвергнута составителями проекта гражданского уложения? Провозглашается категорически, что развод подведомствен духовным судам. А из детальных постановлений проекта и из объяснений редакторов, оказывается, что бракоразводный процесс, по крайней мере в существенных его основаниях, предполагается изъять из компетенции духовных судов и передать в суды светские. Быть может, статья 160 написана по соображениям оппортунизма: выкидывается старый флаг в расчете, что под ним легче провести, контрабандой, новшества. Но такой прием, несмотря на всю его благонамеренность, представляется полным опасностей, а в законодательстве и прямо неуместным. Это дипломатам старой школы язык давался «для того, чтобы скрывать мысли». Юристам же, редакторам законопроектов, делать подобное употребление из языка нельзя. Всякая неясность, – все, что – недоговорено, либо переговорено в тексте закона – неизбежно чревато опасными недоразумениями». ⁷⁶

Если же считать, что поставленная составителями проекта загадка должна быть разрешена, то все-таки из части производства бракоразводных дел, выраженной в 174 ст., надо скорее прийти к заключению, что дела о расторжении брака вследствие прелюбодеяния одного из супругов подсудны светскому суду, т. е. прийти к выводу диаметрально противоположному тому, который провозглашен Комиссией в виде общего принципа в статье 160. Иск о расторжении брака хотя и подается в духовный суд, но им, как видно, к своему производству не принимается и передается духовным судом суду светскому. Следовательно, заключить из требования закона о подаче жалобы в суд духовный о подсудности сему суду этого рода дел представляется невозможным, так как духовный суд, как видно из текста закона, дела к своему производству не принимает. Далее, вникая в сущность прав суда гражданского, необходимо заключить, что дела о расторжении браков по существу решаются именно судом светским: проект, говоря о приговоре суда гражданского, употребляет понятие не «определения», и не «постановления», а именует его «решением», т. е. таким термином, который применяется к окончательным велениям суда. Наконец, проект говорит еще, что решение суда гражданского отсылается суду духовному по вступлении решения в «законную силу». Естественно, что это решение, как вступившее в законную силу, не может ни в каком случае подлежать какой бы то ни было отмене. Права и обязанности духовного суда не определяются, но из того обстоятельства, что суду духовному только «сообщается» решение суда гражданского и притом уже «вступившее в законную силу», правильно заключить, что расторжение брака совершается судом светским, так как решение его обязательно для суда духовного. Если бы предположить противоположное, т. е. что расторжение брака принадлежит суду духовному, то надо будет за ним признать право контроля решения суда гражданского, так как та инстанция решает дело, которая может сказать: «да» и «нет». Но подобное право суда духовного окончательно уничтожило бы всякое значение решения суда гражданского, и, навряд ли, сами составители проекта предполагали предоставить подобное право отмены решения суда гражданского суду духовному. Если нет, то неизбежен вывод, что, правильно говоря, по проекту брак расторгается судом гражданским, общий же принцип о правах суда духовного вероятно сохранен для большей безопасности провоза «контрабандного товара».

Согласно проекту сохраняется для потерпевшего супруга два пути преследования виновной стороны. Оскорбленный в своей чести супруг может пойти в суд уголовный, с целью навлечь на виновного уголовную кару, и в суд гражданский, с целью расторжения брака. Вся эта система нам кажется безусловно несостоятельной. Вполне прав в своем исследовании А. Л. Боровиковский, говоря, что право уголовного преследования надо бы, с точки зрения «добрых нравов», абсолютно отнять у потерпевшего супруга. «Интересно бы видеть», говорит он, «и заглянуть в душу супруга, возвращающегося, после высидки в тюрьме за прелюбодеяние, к семейному очагу и брачному ложу своего обвинителя. Вообразим и дальнейшие отношения таких супругов. Казалось бы их необходимо развести насильно, а у них отнято даже право ходатайствовать об этом». Бесспорно, что без всякого ущерба для общественных, государственных интересов и моральных семейных начал право уголовного преследования виновного в нарушении супружеской верности может быть с успехом опущено. Прав также Боровиковский в том отношении, что при выборе подсудности в светском суде по вопросам о расторжении брака, естественно предпочесть производство суда уголовного суду гражданскому. Комиссия находит, что производство суда гражданского «спокойнее», но Комиссия забывает, что расторжение брака, вследствие измены супружескому долгу, по добровольному соглашению воспрещается, следовательно, допускается и признается нормальным лишь тот порядок, в котором невинный супруг добивается развода непосредственно против воли обвиняемого, т. е. когда стороны идут друг на друга войною, что бороться и уличать виновного в преступлении, пользуясь только формами гражданского процесса, может быть сплошь и рядом выше сил потерпевшего супруга. Да и с логической стороны принимаемый Комиссией порядок не выдерживает критики: – в одном случай преступление подсудно суду уголовному, в другом гражданскому. Найти основательный критерий для подобного рода разграничения подсудности довольно трудно, доводы же Комиссии абсолютно не убедительны. Естественно поэтому желать, чтобы преследование одного супруга другим за прелюбодеяние могло иметь место только с целью расторжения брака и чтобы производство по этого рода делам было подсудно светскому уголовному суду.

В установившихся формах производства суда духовного является в высшей степени затруднительным и даже невозможным уличить в прелюбодеянии виновного супруга, вследствие чего потерпевший вынужден или прибегнуть к лжесвидетельству, или же вступить с виновным супругом в добровольное соглашение. Первое именно зло, может быть естественно устранено подсудностью бракоразводных дел суду уголовному. Обвинитель в уголовном процессе будет прекрасно вооружен и ему незачем будет прибегать к фиктивной подтасовке доказательств, или с тяжкими иногда жертвами вступать в соглашение. Впрочем с изменой по соглашению проект вступает в открытую борьбу. В ст. 176 категорически устанавливается начало, что «супруг не вправе просить о разводе, если прелюбодеяние совершено другим супругом по его побуждению или с его согласия». По этому поводу А. Л. Боровиковский говорит, что если не «играть в жмурки», то конечно всем «известно, что в огромном большинстве случаев формой развода за прелюбодеяние прикрывается развод «по соглашению» супругов. Один из них принимает на себя вину и затем разыгрывает комедию. Даже и в тех случаях, когда принимающий на себя вину действительно грешен, он не призывает свидетелей очевидцев его истинной связи, а прибегает к имитации». «Одним словом развод по соглашению несомненно практикуется» и можно сказать будет всегда практиковаться; и нововведение проекта повлечет за собою, как говорит далее Боровиковский, лишь то, что «согласившимся на развод супругам предстоят особые хитрости, чтобы скрыть соглашение».

Вопрос о том, может ли добровольный уговор между супругами сам по себе служить поводом к разводу без того, чтобы быть прикрытым мнимой супружеской неверностью, Комиссией не возбуждается. Между тем, если, говорить откровенно, то в нем надо признать заключается «Гордиев узел» брачного права. К нему необходимо осторожно подходить, необходимо стремиться его распутать, памятуя естественно, с одной стороны, что установившееся понятие о силе брачных уз не может пока допустить расторжение брака по одному лишь голословному желанию супругов, но, с другой стороны, нельзя забывать, что жизнь требует, чтобы при известных отрицательных условиях брачный союз, фактически распавшийся, мог быть расторгнут и юридически при простом на то волеизъявлении супругов. Конечно, этот запутанный узел сложных брачных отношений нельзя разрубить одним взмахом меча, во с этим вопросом не считаться невозможно, и необходимо постепенно приступать к его разрешению; сама же жизнь покажет, в какой форме, в каком виде и при каких условиях, морально и фактически распавшееся брачное сожительство, должно и может быть расторгнуто при наличности дополнительного на то волеизъявления супругов. Таков, нам кажется, остов начал, при котором может идти речь о расторжении брака по добровольному соглашению. «Вопрос этот», говорит г. Боровиковский, «вопрос трудный и сложный». Комиссией он не только не возбужден, но составители проекта даже «наглухо законопачивают и те щели, сквозь которые он находит себе практическое разрешение».

Кроме прелюбодеяния по проекту устанавливается для всех вероисповеданий еще четыре повода к расторжению брака: 1) безвестное отсутствие супруга, 2) уголовное осуждение, 3) посягательство одного супруга на жизнь другого или жестокое, опасное для жизни и здоровья обращение одного супруга с другим и 4) неспособность к брачному сожительству. Новым поводом является посягательство на жизнь супруга или жестокое с ним обращение. Оно служит поводом к расторжению брака, если виновность ответной стороны установлена вошедшим в законную силу приговором уголовного суда. Затем остается сказать, что к основаниям расторжения брака вследствие неспособности к брачному сожительству проект добавляет новый повод, а именно самооскопление. Это нововведение основано на особом положении Комитета Министров от 8 января 1824 года.

Таковы в основных чертах положения брачного права и в частности бракоразводного процесса по новому проекту гражданского уложения. Пародируя латинское изречение, можно сказать: «non multum» и «non multa».

В 1901 г. в печати появилось письмо В. В. Розанова, в нем автор говорит, что «мысль о лучшем и, кажется, недалеком будущем, когда бракоразводный процесс войдет в компетенцию общих судов, более и более распространяется в печати и обществе и позволяет мне также высказать подобное пожелание. О секуляризации развода более и более начинают говорить под впечатлением картин семьи и бракоразводного процесса, подробности которого так известны «мученикам развода», страдания которых по-видимому предназначены, чтобы угрожать всем нуждающимся в разводе и через то оберегать семью». ⁷⁷

Ныне «мечтанья с глаз долой»... Если кто ожидал, что проектируемая реформа облегчит развод, тот будет горько разочарован: напротив, как видно, составители проекта не только не облегчают возможности развода, но стараются сделать его недостижимым.

В деятельности каждого человека, общества и государства нужны руководящие принципы-светочи. Идя за таким светочем в виде свыше ниспосланного облака, израильский народ дошел до земли обетованной.

Не покинем же и мы свои идеалы и мечты и будем надеяться, что пока проект выльется в виде окончательного законодательного акта, он глубже и всестороннее отзовется на призыв и нужды общества и семьи и разрешит их не только по правилам «Кормчей» и «Домостроя», но согласно насущным потребностям современной действительности.