Протоиерей Стефан Иаковлевич Знаменский

(Память 30 июня).

К числу приснопамятных подвижников благочестия и видных деятелей на поприще служения Церкви Христовой в стране Сибирской принадлежит и, скончавшийся в 1876 году, настоятель Воскресенского собора, в городе Омске, протоиерей Стефан Иаковлевич Знаменский.

Протоиерей Стефан Иаковлевич Знаменский – природный сибиряк: сын священника Барнаульского округа, Томской губернии. Родился он в 1804 г. и богословское образование получил в Тобольской духовной семинарии, где кончил курс в 1824 г., с званием студента. В семинарии молодой Знаменский отличался добрым поведением, значительными успехами в науках, и, в особенности, в изучении древних языков, преимущественно же, еврейского, которым впоследствии владел в совершенстве, читая на нем свободно Библию без помощи словаря. О. Стефан Иаковлевич Знаменский был во всех отношениях красою своего курса, такого курса, подобного которому по общему отзыву ни прежде, ни после никогда не было в Тобольской семинарии. Тотчас по окончании курса и по вступлении в брак, Стефан Иаковлевич, 20 лет от роду, 15-го сентября 1824 года, архиепископом Тобольским Амвросием II рукоположен во священника в городе Барнаул. После Барнаула о. Стефан служил в городах: Кургане, Тобольске, Ялуторовске и, наконец, Омске. Заметим здесь, что только с первого на второе место служения о. Стефан перемещен по собственному желанию, а с прочих мест на другие был перемещен по воле Тобольских архипастырей, и перемещаем с одной стороны для возвышения по достоинству самого перемещаемого, а с другой – для пользы тому месту или той должности, на которые его перемещали. Кроме обязанностей приходского пастыря, о. Стефан, в продолжение пятидесятилетней службы в священном сане, проходил должности: члена консистории и духовных правлений, эконома семинарии, благочинного, миссионера среди раскольников, законоучителя в уездном училище и губернской гимназии, наконец, в последние годы своей жизни, экзаменатора по закону Божию во всех учебных заведениях г. Омска. Не говорим уже о более мелких побочных должностях. За усердное и полезное служение свое Церкви и обществу о. Стефан имел следующие награды: набедренник, скуфью, камилавку, наперсный крест, палицу, орден св. Анны 2-й степени с короною и орден св. Владимира 4-й степени. В 1839 году, тридцати пяти лет от роду, о. Стефан архиепископом Афанасием возведен с сан протоиерея. Кроме того, в память его пятидесятилетнего служения в священническом сане, поднесен был ему в 1873 году Омским городским обществом золотой наперсный крест с украшениями.

В жизни о. Стефана выдающимися чертами были: его неустанное и благоговейное служение в храме Божием, его благочестие, строжайшая жизнь, совершенная нестяжательность, безотговорочное исполнение треб мирских, тихое обращение со своими подчиненными и снисходительность к их погрешностям, неусыпная и успешная духовно-административная деятельность, быстрое и безошибочное разъяснение и решение недоуменных дел и вопросов из церковной практики, доступность для всех и ласковость со всеми, усердно-радушная помощь ищущим полезного и спасительного чтения, наконец, замечательная педагогическая деятельность.

О. Стефан был образцовый служитель алтаря Господня. Богослужение совершал он в свою седмицу неопустительно, а в большие праздники и не в очередь совершал служение соборне. В престольные праздники всех церквей тех городов, где о. Стефан протоиерействовал, было в обычае у почитавшего его духовенства и прихожан приглашать его для соборного служения. Нередко приглашали о. Стефана для служения или освящения церквей и в дальние села его уезда, верст за 200 и 300 от города. И все это делалось из любви и глубокого уважения к почитаемому пастырю. В служении о. Стефан был необыкновенно благоговеен, чем и в присутствующих возбуждал невольное благоговение. Голос он имел довольно тихий, но при служении его в обширном Омском соборе каждое слово возгласа или молитвы его слышалось всем внятно и ясно. Служение им всенощных бдений и литургий в Омске не отличалось особенной продолжительностью, так как прихожане собора, люди все военные или чиновные, и, если бы утомлять их продолжительными богослужениями, то они совсем перестали бы посещать церковь. Взамен этого, служение о. Стефана отличалось стройностью, порядком, неспешным и внятным чтением на клиросе и прекрасным пением певчих. Все это, а, в особенности, благоговейное служение самого о. протоиерея, привлекало в собор массы богомольцев. Омский собор, при котором о. Стефан служил до дня кончины своей двадцать два года, в его время имел обширный приход; поэтому после каждого богослужения ежедневно, в особенности, в воскресные и праздничные дни, совершалось в церкви множество треб. Все эти требы о. Стефан совершал благоговейно, неторопливо, по уставу, и всегда приводилось ему уходить домой очень поздно. От природы он был слабого сложения и в жизни своей не раз подвергался тяжким болезням, почему и был всегда слабый, бледный, тощий и тщедушный и в преклонных летах весьма утомлялся. Но, отдохнув час или полчаса, бывал готов на какую угодно службу, на всякое дело. С требою он был готов идти или ехать во всякое время дня и ночи, во всякую погоду, и никогда никто не слыхал от него ропота или негодования даже тогда, когда его призывали на требу не в очередь, не в его седмицу. С одинаковым усердием и всегда поспешно отправлялся он и к богатому, и бедному, к знатному и незнатному, пешком ли с тростью в руках, в коляске или в простой телеге. В домах же местных, например, Омских высших властей о. Стефан был исполнителем треб и духовником, хотя многие из этих чиновных лиц и не принадлежали по месту своего жительства к соборному приходу. Во время служения своего в городах: Кургане и Ялуторовске, о. Стефан имел приходы, при которых состояло много деревень, отстоявших от города на 15, 20 и 40 верст, и ему приходилось очень часто ездить в эти деревни с требами. Впоследствии он сам рассказывал, что эти поездки крайне утомляли его. «Бывало, повествовал о. Стефан, – зимою, отслужишь утреню или литургию, устанешь сильно, а тут является мужичок с требою из дальней деревни верст за 40; треба неотложная, нужно торопиться, и вот, прямо из церкви садишься в сани или телегу и едешь; затрясет, закачает тебя в дороге, усталого и голодного, так что когда приедешь в деревню и выйдешь из экипажа, то тебя во все стороны покачивает, и едва-едва войдешь в избу. После мужички сказывали мне, что пока они не узнали, что я в рот не беру никакого вина, то, видя меня покачивающегося и нетвердого на ногах, частенько думали: «ох, выпил, знать, порядком наш батюшка!» При этом, старец, улыбаясь, прибавлял: «вот как иногда может в народе составиться мнение о нетрезвости священника! Но это только до времени, всякое дело само себя оправдает». Входя в дома прихожан с требами, о. Стефан всегда находил случай и повод к назидательной беседе, и вот здесь-то, преимущественно, и являлся он учителем своей паствы. Эти домашние беседы его отличались простотой и, вместе, глубоким назиданием, растворяемые высокой христианской и отеческой любовью к пасомым, которой непрестанно и ярко горело любвеобильное сердце доброго пастыря. В молодости своей неустанный проповедник слова Божия, о. Стефан в последние годы своей жизни редко поучал прихожан с церковной кафедры, вследствие слабого здоровья и преклонности лет. Но взамен того, как сейчас сказано, он назидал пасомых в частных беседах, а еще более учил всех примером своей строгой и благочестивой жизни.

Искреннее благочестие о. Стефана выражалось во всех его словах, действиях и поступках. Самое его лицо и, в особенности, прекрасные, задумчивые глаза говорили, что это человек благочестивый и нравственно-чистый в высокой степени. Жизнь о. Стефан вел строгую, а в последние двадцать пять лет – подвижническую. От мясной пищи он отказался задолго до своей кончины. Посты, в особенности, Великий и Успенский, проводил в строжайшем воздержании, часто довольствуясь в день ломтем черного хлеба и двумя-тремя картофелинами. Вина не употреблял никакого почти всю свою жизнь, разве только иногда в болезни, по предписанию врачей, в качестве лекарства, и то, самое малое количество и после усиленных настояний пользовавших его медиков. Любимым его напитком была чистая вода. Даже чаю и кофе вкушал он очень мало. Одежду о. Стефан носил приличную его сану, но никогда не носил богатой одежды: единственную черную атласную ряску можно было на нем видеть только в высокоторжественные дни, а в остальное время, особенно в будни, он ходил в поношенной, но чистой, шерстяной темно-коричневой ряске. Зиму и лето всегда и всюду выходил в камилавке, несмотря на суровые сибирские морозы, и ни летней шляпы, ни зимней шапки, кажется, вовсе не имел, заменяя их, например, в дороге, в разъездах по уезду, скуфейкой. Регалии надевал редко, и то по необходимости, в главнейшие высокоторжественные дни.

Жизнь о. Стефан проводил вообще уединенную, кабинетную. Кроме обычных, по церкви, по благочинию и по духовному правлению, письменных занятий, он много читал книг духовного содержания, и, преимущественно, Св. Писание и творения св. отцов. Духовных журналов и, частью, газет он выписывал до пятнадцати, и все это успевал внимательно перечитывать, несмотря на слабость своих телесных сил и на многосложность служебных обязанностей и трудов. Быть же без чтения и вообще без умственного занятия старец не мог даже во время сильных припадков его многочисленных недугов. Посещения о. Стефаном знакомых были редки, – в качестве неизбежных визитов в великие праздники. Изредка приезжал он по вечерам побеседовать с покойным законоучителем Сибирского кадетского корпуса протоиереем Александром Ивановичем Сулоцким, с которым соединяла его сердечная о Христе любовь и дружба. Но у себя в доме о. протоиерей всегда и всех принимал с любовью и радушием.

Мирские стяжания, житейские расчеты, материальные выгоды, а тем более сребролюбие, были совершенно чужды боголюбивой душе о. Стефана. За приходские требы с людей бедных он, по большей части, не брал никакой платы, а, чтобы не возбудить на подобный образ действий ропот своего причта, он часто, отказавшись от вознагражденья за требу, вносил в братскую кружку свои собственные деньги, стараясь все это сделать, по возможности, тайно; но сослуживцы его не могли этого не заметить и не один раз просили о. протоиерея, чтобы он не вкладывал в кружку своих денег, но, не стесняясь, по своему усмотрению, брал бы или не брал плату за требу, уверяя его, что они роптать на это не будут. Старец, однако, редко исполнял такие просьбы своих сослуживцев и продолжал поступать по-своему. Состоя много лет первоприсутствующим духовных правлений и благочинным, о. Знаменский никогда не принимал никаких приношений от подведомственного ему духовенства, и предложить ему не только деньги, но и в гостинец что-либо из деревенских продуктов, например, масла, ягод, грибов и т. п., – значило бы обидеть старца. Между тем, это было в те времена, когда приношения благочинным и членам духовных правлений практиковались в Сибири в громадных размерах и были как бы узаконены обычаем, служа, в то же время, иногда, очень тяжелым налогом для духовенства. О. Стефан был человек многосемейный; поэтому, при его чрезвычайной нестяжательности, ему нередко приходилось терпеть нужду и разнообразные лишения. В особенности тяжелы были для него, в материальном отношении, перемещения с места на место, производившиеся, как выше сказано, по воле начальства. Но о. Стефан никогда не роптал ни на распоряжение начальства, без его согласия переводившего его из города в город, ни на лишения, ни на нужду.

Зная нестяжательность и многосемейность о. Стефана, сами Тобольские архипастыри, перемещавшие его, старались, по возможности, и материально вознаградить его за понесенные им убытки. Например, архиепископ Афанасий, вызвавший о. Знаменского из Кургана к Тобольск, дал ему здесь, сверх священнического места при кафедральном соборе и должности члена консистории, сперва должность эконома семинарии, а потом, вместо нее, должность законоучителя губернской гимназии, которые обе, особенно последняя, соединялись с удовлетворительным содержанием; когда же послал его в Ялуторовск, то назначил его законоучителем уездного училища. Кроме того, в материальных убытках и нуждах о. протоиерея нередко помогали ему и посторонние добрые люди, любившие и уважавшие его за сердечную его доброту и благочестие. Например, когда о. Стефан, прибывши в Ялуторовск, оказался совсем без средств приобрести себе дом, а ни казенного, ни общественного дома в том городе для соборного протоиерея не было, тогда одно благотворительное лицо, жившее от Ялуторовска за несколько тысяч верст, даже совсем не знавшее о. Стефана лично, а только слышавшее о его богоугодной жизни и полезной деятельности, пожертвовало ему там порядочный домик, а другое, и того более благотворительное лицо из живших в Тобольске, приняло на свое содержание оставленных им в этом городе в духовном училище его детей, даже впоследствии помогло ему некоторых детей и пристроить. По кончине о. Стефана не осталось никакого капитала, ни даже собственного дома, ибо в Омске он жил в казенном помещении. Но осталась от него сиротою дочь, девушка немолодых лет, и осталась без всяких средств к жизни. В память любимого и уважаемого о. протоиерея, прихожане Омского собора собрали порядочную сумму денег и устроили ее.

Бескорыстный и нестяжательный, о. Стефан всегда находил возможность благотворить другим. Многие из его бедных прихожан с благодарностью вспоминают его, как своего благотворителя. Были целые семейства бедных и сирот, которые исключительно содержались на счет о. Стефана. Но дела эти делались о. протоиереем тайно, и только по его смерти многие из них сделались известны.

В обращении с подчиненными о. Стефан был кроток, тих, приветлив, входил в нужды каждого и, насколько мог, оказывал нуждающимся помощь добрым советом, или предстательством пред епархиальным начальством или, наконец, материальным пособием из своих собственных средств. Это последнее касалось, преимущественно, низших членов клира. Главной заботой о. Стефана было то, чтобы члены подведомственных ему причтов жили между собою в мире и согласии, и он умел достигать этого исключительно своей собственной кротостью и миролюбием. Если иногда и возникали ссоры между духовенством, то он старался примирять ссорящихся и просьбы тех, которые настойчиво требовали суда, не скоро исполнял, дабы вражда прекращалась сама собою. Вообще, к епархиальному начальству от него поступало подобных дел очень мало. К погрешностям своих подчиненных о. протоиерей был снисходителен, стараясь исправлять их мерами кротости, отеческими внушениями, даже мольбами к согрешающим о исправлении и почти всегда добрый старец достигал своей цели: ему не было надобности доводить о проступках своих подчиненных до епархиального начальства. Если в его ведомстве и возникали следственные дела, то никогда по его почину.

За такие прекрасные качества своего начальника подчиненные искренно любили, уважали и боялись его, – но боялись не наказания, а того, чтобы не огорчить почтенного старца. По всему этому у о. Стефана и в своей церкви, и в церквах, подведомственных ему, всегда и все было исправно. Сам неукоснительно точный и исполнительный в делах служебных, он умел приучить к тому и подчиненное ему духовенство.

Но не для подчиненных только, а для всех вообще о. Стефан был всегда ласков, доступен и приветлив, всех принимал одинаково и со всеми беседовал с любовью и с неизменной доброй улыбкой на изможденном старческом лице. Случалось ли у кого из прихожан горе или беда, – все спешили к о. Стефану, и никто не мог так скоро утешить скорбящих, как он. Слова его имели благодатную силу.

О. Стефан, как сказано выше, был великий любитель духовно-нравственного и, вообще, полезного чтения. Любил он оказывать усердно радушную помощь и всем любителям такого чтения.

Стефан Яковлевич Знаменский был замечательный педагог. Еще в лета молодости он был отличным законоучителем Тобольской гимназии, а затем в г. Ялуторовске содержал на собственный счет прекрасную школу для детей обоего пола, в которой был и законоучителем, и преподавателем прочих предметов. Эта школа о. Стефана была так хороша, что в нее перешли все ученики городских приходских училищ, на что учебное начальство сперва было взглянуло не совсем благосклонно, но потом, ближе ознакомившись со школою и ее учредителем, и наставником, оказывало школе и внимание, и пособие, как нравственное, так и материальное. В те времена, т. е. в начале 40-х годов, основать и хорошо вести частную школу, да еще в городе, при существовании казенных училищ, было явлением далеко не заурядным, и со стороны о. Стефана требовалось много энергии, силы воли, терпения и любви к делу народного образования, чтобы побороть все материальные и моральные препятствия и трудности в столь полезном и небывалом деле. Педагогический такт о. Стефана ясно высказался в то время, когда он, уже немощный и престарелый, был экзаменатором закона Божия в учебных заведениях г. Омска. Годичные экзамены по этому предмету в кадетском корпусе о. Стефан, если ему позволяло здоровье, посещал ежегодно и неопустительно во всех классах, а классов этих с параллельными было не менее десяти. Кадеты всех классов наперерыв старались принять благословение о. Стефана. С доброй, приветливой улыбкой он благословлял каждого, а известных ему лично кадетов непременно удостаивал несколькими словами, иногда шуткой.

Но не только в юных восприимчивых сердцах о. Стефан умел посеять благодатные семена учения христианского, – он своими беседами, и не меньше того, своей примерной жизнью, успешно действовал даже на закоренелых раскольников, которых не мало обратил в православие или в единоверие. Так, в 1838 г., на границах Ялуторовского и Курганского округов, в селе Щучьем и соседних деревнях, в одну из своих миссионерских поездок туда, о. протоиерей успел до 1000 раскольников склонить к принятию единоверия и до 200 – чистого православия. Там, в селе Щучьем, после того образован особый единоверческий приход и построена единоверческая церковь.

В 1874 г. 15 сентября исполнилось 50 лет служения в священном сане о. протоиерея Стефана Яковлевича. День этот был отпразднован в Омске с особенной торжественностью, согласно разрешению епархиального начальства.

В 1876 г. о. Стефан, значительно уже одряхлевший, тяжело заболел и мирно скончался, напутствованный в лучший мир таинствами: исповеди, причащения и елеосвящения, и искренно оплаканный всеми, знавшими его. Могила добродетельного старца часто посещается многими горожанами⁴⁸.