Житие преподобных Антония и Феодосия, чудотворцев Печерских

Дорога́ для каждого православного христианина память о первых насадителях и устроителях монашества в России – преподобных Антонии и Феодосии. Дорога́ и поучительна, ибо не словом только учили они, но и делом: вся жизнь святых мужей этих наполнена примерами истинного благочестия, смирения, кротости, трудолюбия, незлобия, любви христианской, и каждый найдет себе хороший урок и полезный совет на страницах равноангельского жития этих «светильников, во свете православной веры показавших нам свет добрых дел».

Преподобный Антоний родился в городе Любече, в княжение Равноапостольного Владимира, вскоре после введения христианства на Руси. Еще в ранней молодости в нем проявилось желание вступить в монашество, и с этою целию он отправился в Грецию и посетил святую гору Афонскую. Увидев здесь высокий образ жизни святых отцов, Антоний окончательно утвердился в своем намерении, и упросил игумена одного из афонских монастырей постричь его в иноческий чин. С любовию исполнял вновь постриженный инок возложенные на него послушания, стараясь во всем подражать строгой жизни опытных подвижников афонских, и скоро сам стал служить примером для всей братии.

Но не здесь угодно было Господу прославить своего угодника. Спустя некоторое время, игумен получил от Бога повеление отпустить Антония в Россию, что он немедленно и исполнил. Получив от игумена благословение св. горы Афонской, преп. Антоний направился в родную страну и пришел в Киев. Здесь он обошел все монастыри, которые тогда уже начали созидаться греческими монахами, прибывшими в Киев для крещения Руси, но эти монастыри не имели еще совершенного устройства и устава общежития, подобно монастырям афонским, а потому ни один из них не понравился преподобному Антонию, искавшему безмолвия и строгого иноческого жития. Тогда, ведомый Духом Святым, он отошел на холм за селом Берестовым (близ Киева) и здесь нашел небольшую пещеру, выкопанную некогда варягами. Уединенное местоположение, густые леса, покрывавшие весь холм, совершенное безмолвие, царствовавшее вокруг этого леса, готовая пещера для пустынных подвигов привлекли внимание Антония к этому уединенному жилищу, в котором он хотел остаться до конца дней своих.

Но не суждено было Господом исполняться его желанию. Вскоре скончался св. Владимир, и великокняжескую власть захватил в свои руки Святополк Окаянный; коварно умертвив своих братьев, страстотерпцев Бориса и Глеба, он замышлял поступить так же и с остальными. Тогда преп. Антоний, не желая быть свидетелем кровопролитных междоусобий, удалился опять на святую гору, в прежнюю обитель. Однако не надолго удержал Святополк в своих руках великокняжение: скоро его победил другой его брат Ярослав и вступил на престол киевский.

Этот благочестивый князь очень любил свое загородное село Берестово и построил в нем церковь в честь св. Апостолов Петра и Павла. При этой церкви был священником благочестивый Иларион. Любя молитву и уединение, отец Иларион часто удалялся для молитвы в лес, на один из холмов близ Днепра, и там выкопал для своих подвигов пещеру. Но недолго пришлось ему подвизаться в своей пещере: вскоре он должен был оставить свое уединение и занять кафедру всероссийского митрополита.

В это время игумену, постригшему св. Антония, было вторичное извещение от Бога, что Антоний должен возвратиться в Россию. Призвав преподобного, игумен сказал ему: «Богу угодно, чтобы ты опять шел в Россию, да будет над тобою благословение святыя горы». И при этом предрек преп. Антонию, что ему суждено от Бога сделаться первоначальником монашества в России. Послушный воле Божией, преп. Антоний немедленно оставил св. Афон и снова прибыл в Киев. Здесь он нашел пещеру, ископанную пресвитером Иларионом; уединенное место очень понравилось преподобному, и он, решившись поселиться тут, вознес пламенную молитву ко Всевышнему: «Господи, – говорил он, – да будет на месте сем благословение святыя Афонския горы и молитва постригшего меня отца, и утверди меня вселиться здесь». Молитва преподобного была услышана, и благословение Божие опочило на месте им избранном. Скоро слава о богоугодной жизни святого привлекла к нему многих подражателей, которые, испросив у преподобного благословение, искапывали себе невдалеке пещеру и оставались для совокупной молитвы и подвигов. В числе первых пришел преп. Никон, первый пресвитер печерский, а за ним – преп. Феодосий.

Родиной преп. Феодосия был город Васильков, близ Киева, но спустя некоторое время по его рождении, родители его, по повелению князя, переселились в Курск, и здесь преп. Феодосий, возрастая телом, возрастал и духом, воспитываемый благочестивыми родителями в православной вере и страхе Божием.

Ежедневно посещал он храм Божий, удалялся от игр и удовольствий, и большую часть времени посвящал чтению священных книг. Лишившись на 14 году своего отца, юный Феодосий начал вести еще более строгий образ жизни; постоянною его мыслию была забота о спасении души. Однажды в Курск пришли странники; несказанно обрадовался им блаженный юноша и, узнав, что они идут во святой град Иерусалим, просил их взять его с собою на поклонение святым местам, что было его давним желанием. Странники согласились и тайно дали ему знать о времени своего отшествия. Юноша ночью оставил родительский дом, и никто не видал, как он вышел, не взяв с собою ничего, кроме худой одежды, которую обыкновенно носил.

Три дня неутешная мать искала своего сына, наконец, узнав, куда направил он путь свой, в сильном гневе устремилась вслед за ним; догнав, она жестоко наказала Феодосия и, больно избив, заперла его и два дня не давала ему пищи, а потом наложила на него оковы. Когда же гнев ее прошел, она ласково начала умолять сына не оставлять ее. Незлобивый Феодосий с кротостию перенес все жестокости и побои и снова стал жить по-прежнему, ежедневно посещая храм Божий.

Видя, что в местном храме часто не было божественной литургии но недостатку просфор, Феодосий сам начал печь просфоры из пшеницы, которую молол своими руками. Часть из них он приносил для совершения бескровной жертвы, часть продавал, а вырученные деньги или раздавал нищим, или же употреблял на покупку пшеницы. Сверстники Феодосия смеялись и укоряли его за такое занятие, а преподобный с радостью и кротостью переносил их насмешки. Прискорбно было матери видеть, что все насмехаются над ее сыном, и она ласково начала уговаривать его оставить это неприличное, по ее мнению, для отрока занятие. «Мать моя», – отвечал святой отрок, – «Господь наш, подавая нам пример, смирил Себя нас ради, был поруган, оплеван и заушен; тем более прилично и нам терпеть за Него. Что же касается до моего занятия, ведь Сам же Господь претворил в Тело Свое хлеб, приготовленный в Тайной вечери: как же мне не радоваться, что Он удостоил меня приготовлять такой хлеб, над которым должно совершиться столь великое таинство». Удивленная мудрым ответом юноши, мать оставила его на время в покое, но через год, увидев его однажды почерневшего от дыма, очень огорчилась и снова стала запрещать ему печь просфоры иногда ласкою, иногда угрозою, а иногда и побоями.

Не зная на что решиться, Феодосий оставил ночью дом родительский и удалился в другой город, недалеко от Курска. Поселившись здесь у одного священника, он продолжал заниматься своим обычным делом. Но скоро мать нашла его и с побоями возвратила в Курск. «Теперь ты уже не убежишь от меня», – говорила она, – «куда бы ты ни пошел, я пойду за тобою и связанного приведу назад». Преподобный покорился; с кротостию перенес он тяжкое наказание и только усилил свои подвиги: между прочим, он опоясался железною цепью, которая, постепенно въедаясь в тело, производила страшную боль. Начальник города, часто видя в церкви кроткого и услужливого отрока, полюбил Феодосия и нередко дарил ему хорошие одежды, но преподобный не носил их, а отдавал нищим. Однажды этот начальник велел Феодосию прийти послужить, за столом. Мать Феодосия настояла на том, чтобы он надел самую лучшую из своих одежд и, когда он переодевался, заметила на нем кровь; не помня себя от гнева, она сорвала с него цепь и жестоко его избила, а преподобный оделся и пошел служить при столе князя, не подавая и виду, что перенес великую скорбь…

Вскоре после этого преп. Феодосий услыхал в церкви слова Господа: «Иже любит отца и матерь паче Мене, несть Мене достоин» (Мф.10:37), и еще: «Приидите ко Мне вcu труждающиися и обремененнии и Аз упокою вы» (Мф.11:28). Конечно, ни раз и прежде слыхал и читал он эти слова, но в настоящую минуту они произвели на юношу особенное впечатление; сердце его воспламенилось горячею любовию к своему Спасителю, и с этой минуты он решил всецело посвятить себя Господу, приняв иноческий образ. Выбрав удобное время, преподобный тайно оставил дом матери и ушел в Киев, где обошел все монастыри, но ни в одном не хотели принять убогого пришельца. Тогда, услышав о строгой жизни преп. Антония, Феодосий направился к великому старцу и, пав к его ногам, со слезами умолял принять его в иночество. «Чадо», – сказал Антоний, – «видишь ли эту пещеру мрачную и тесную? Ты не перенесешь этой тесноты». – «Честный отче, – с умилением отвечал Феодосий, – «Сам Господь, промышляющий обо всем, привел меня к твоей святыне, устрояя моё спасение; я буду исполнять все твои повеления». Тогда преп. Антоний, прозорливыми очами провидя, что этот Феодосий будет устроителем монастыря на месте сем, благословил его и передал для пострижения блаженному Никону¹, носившему сан иерея и известному своей строгой иноческой жизнию. И с этих пор Феодосий начал разделять с преп. Антонием и Никоном подвижнические труды. Заключенные в своих пещерах, они ничего не знали, кроме Бога и спасения души своей: непрестанная молитва, строгий пост, совершенное безмолвие, изнурительные труды телесные, борьба со страстями и духом злобы – вот в чем протекала жизнь их! Не было добродетели, которой они не исполнили бы, не было ни одной слабости человеческой природы, которой они не победили бы силою благодати Божией.

Между тем, мать преп. Феодосия, после долгих и тщетных поисков, оплакала своего сына, как умершего. Наконец, получив известие об его местопребывании, немедленно пустилась в дальний путь и, прибыв в Киев, умоляла преп. Антония позволить ей увидеть сына, угрожая, в случае отказа, в отчаянии наложить на себя руки. Смутился Феодосий, узнав, что и здесь не укрылся он от поисков матери и долго не хотел к ней выйти; наконец, повинуясь увещаниям преп. Антония, решился исполнить ее желание. Когда увидела мать своего сына в монашеской одежде, сильно изменившегося от трудов и воздержания, она бросилась к нему на шею и горько заплакала; потом долго, ласково уговаривала его возвратиться в родительский дом, хотя бы до ее смерти: «Без тебя», – говорила она, – «я не могу жить». Но преподобный твердо отвечал ей: «Мать моя, если хочешь меня видеть, останься здесь в Киеве и постригись в монастыре женском; таким образом, ты можешь иногда приходить сюда и видеть меня, а кроме того, приобретешь спасение души твоей; если же не сделаешь этого, истину говорю тебе, не увидишь более лица моего». После долгого колебания мать Феодосия, наконец, согласилась и постриглась в женском киевском монастыре святит. Николая. С великою радостию возвестил о том преп. Феодосий своему наставнику, и оба они излили благодарственную молитву Господу, показавшему грешнику путь, столь удобный ко спасению. С пострижением матери прервались все связи преп. Феодосия с миром, и он, горя ревностию к Богу, начал подвизаться еще бо́льшими трудами, подражая своему опытному наставнику, преп. Антонию, слава о строго подвижнической жизни которого далеко распространилась.

Скоро слухи о добродетельном подвижнике дошли и до князя киевского Изяслава Ярославича, и вот он сам, с дружиною своею, пришел просить молитв и благословения у Антония, что еще более способствовало его известности. Число пришельцев, искавших уединения и подвигов, увеличивалось все более и более; всех с любовию принимал преподобный, охотно давал свои мудрые советы и препоручал св. Никону для пострижения. Но эта обширная любовь, которая была причиною того, что никто из приходивших и истинно искавших спасения не получал отказов в пострижении, имела весьма горестные последствия для святого подвижника. В числе постриженных Никоном были преп. Варлаам, сын первого великняжеского боярина Иоанна, и любимец самого Изяслава Ефрем. Иоанн, разгневанный пострижением любимого сына, ворвался с толпою слуг в пещеру мирных отшельников, сорвал со своего сына иноческие одежды и, одев в дорогие боярские, насильно возвратил в свой дом, а остальных иноков разогнал. Сам Изяслав, хотя и уважал преп. Антония, однако, не мог удержаться от гнева и приказал схватить Никона, угрожая заточением, как ему, так и Антонию, если не убедят Варлаама и Ефрема возвратиться в мир.

Тогда преп. Антоний оставил пещеру и ушел от гнева княжеского вместе со своими учениками в другое место. Однако, Изяслав, убежденный своею супругою не делать зла отшельникам, скоро преложил гнев на милость и послал воротить Антония. Долго искали старца посланные и только на третий день открыли его убежище и умоляли возвратиться в прежнюю пещеру. Незлобивый старец охотно исполнил желание князя и, возвратясь на свое любимое место, излил горячую благодарственную молитву Господу, в которой просил Его ниспослать ему твердость к перенесению всех бед и напастей и снова соединить изгнанное стадо словесных овец Его. Молитва святого была услышана. Скоро почти вся братия возвратилась к своему наставнику, кроме преп. Никона, который удалился с одним иноком болгарским.

Тогда, по желанию преп. Антония, был поставлен иереем Феодосий. Услышав о себе такое решение, смиренный Феодосий долго не соглашался принять этот сан и уступил только просьбам всей братии; но и в сане иерея он остался таким же кротким нравом и простым сердцем, каков был всегда иноком; ежедневно совершал он божественную литургию в небольшой церкви, устроенной в пещере, и питал нелицемерную любовь ко всей братии.

Устроив свою паству, число которой возросло до 12-ти человек, Антоний пожелал снова возвратиться к своим уединенным подвигам. С этою целию он созвал братию и сказал: «Вот, братия, по благословению святой горы, которое я сам принял и вам передал при пострижении, Бог собрал вас: да пребудет же над вами благословение Божие и Пресвятыя Богородицы, а потом святой горы Афонской. Живите теперь одни, я поставлю вам из среды вашей игумена, а сам поселюсь в уединении, к которому давно привык». Игуменом был поставлен вышеупомянутый Варлаам. Сначала преп. Антоний затворился в одной из келий той же пещеры, но потом переселился на другой холм² и, выкопав здесь небольшую пещеру, совершенно удаленный от мира, продолжал свои подвижнические труды. Однако, оставив свою паству телом, Антоний духом всегда пребывал с нею и в своем уединении постоянно возносил молитвы ко Господу о здравии и спасении оставленной им братии, число которой произволением Божиим увеличивалось все более и более, так что в скором времени небольшая церковь, устроенная в пещерах, не могла вмещать всех молящихся. Тогда игумен Варлаам отправился со всею братиею к преп. Антонию и, испросив у него благословение, построил небольшую деревянную церковь над пещерами, куда братия стала собираться на богослужение, между тем как все остальное время проводили в прежней пещере.

Сколько перенесли они скорбей и печали от тесноты места и многих трудов – известно только единому Богу!

Кусок ржаного хлеба и немного воды служили им ежедневною пищею, и только в субботу и воскресенье предлагалось к трапезе варево и иногда сочиво. Все свободное от продолжительной молитвы время они проводили в непрестанных трудах: то плели из волны клобуки, то работали в огороде, то мололи для себя жито, которое покупалось на вырученные ими же от ручной работы деньги. Преподобный же Феодосий, имевший сан иерея, считал себя обязанным трудиться больше других, и, действительно, всех он превосходил постом, бодрствованием и трудами и еще более – смирением и послушанием. Будучи крепок телом, он неустанно трудился и всем помогал, носил воду и дрова, а иногда, во время отдыха братии, брал разделенное жито и, смолов долю каждого, ставил на свое место. Даже ночью преподобный не предавался отдохновению: он или молился, или прял волну вплоть до утреннего пения. Вся братия любила и уважала преп. Феодосия, как отца, и удивлялась его трудам и смирению. Такою строгою жизнью подвижников монастырь Антония скоро приобрел всеобщую известность. Летописец Нестор замечает: «Много монастырей поставлено было князьями и богатыми боярами, но не таковы они, каковы поставленные слезами, постом и молитвою. Так и преп. Антоний не имел ни злата, ни серебра, но соделал свой монастырь выше всех остальных слезами, постом и молитвою».

Спустя некоторое время по построении церкви вне пещеры, великий князь Изяслав перевел игумена Варлаама в устроенный самим князем монастырь свят. великомученика Димитрия. Оставшаяся без опытного руководителя братия отправилась к преп. Антонию и просила его поставить им нового игумена. «Кого хотите вы?» – спросил преп. Антоний. «Кого желает Бог и Пресвятая Богородица, и кого поставишь ты, отче!» – отвечали иноки. Тогда честный старец сказал: «Пусть будет вам игуменом тот, кто отличается между вами кротостию, послушанием и смирением». Братия единодушно указала на преп. Феодосия, и Антоний благословил его на игуменство.

Постоянно памятуя слова Господни: «Иже аще хощет в вас вящий быти, да будет всем слуга», преп. Феодосий, приняв начальство над братией, не изменил своего смиренного образа жизни и только умножил свои труды: с любовию служил он всем и каждому, исполняя иногда самые тяжелые работы. Слава о его духовных подвигах привлекала все более и более к нему учеников, и скоро собралось братии до ста человек. Видя, что они не могут более помещаться в пещере, и что самая церковь стала тесна для их собрания, преп. Феодосий собрал всех иноков и отправился с ними к преп. Антонию, чтобы испросить у него благословение на построение большей церкви и монастыря. «Благословен Бог о всем, да послужит вам залогом успеха молитва Пресвятыя Богородицы и святых отцов афонских!» – в великой радости воскликнул преп. Антоний, выслушав желание братии, и затем немедленно послал одного из иноков к великому князю Изяславу с просьбою уступить для построения монастыря гору над пещерою. Князь, всегда уважавший святых подвижников Антония и Феодосия, охотно исполнил их желание, после чего Феодосий тотчас принялся за постройку. В короткое время он поставил обширную деревянную церковь и таковые же келии, обнес монастырь оградою и переселился в новую обитель (1062 г.). (С того времени началось процветание монастыря, который и до ныне носит название Печерского, по воспоминанию о первоначальном житии иноков его в пещере). Устроив внешний вид монастыря, преп. Феодосий еще более позаботился и о внутреннем правильном устройстве своей обители. До сих пор иноки печерские не имели определенного монашеского устава, и Феодосий решился пополнить этот недостаток. Много слышал он о строгом и чинном уставе греческих отцов обители Студийской, а потому поручил блаженному Ефрему, о котором уже было говорено, странствовавшему тогда по святым местам, списать для Печерской обители весь устав студийский: как совершать чтение и пение в божественных службах, сколько, когда и какие полагать поклоны, чин трапезы и самый род пищи; блаженный Ефрем в точности исполнил поручение своего игумена. Получив это душеполезное руководство, Феодосий велел прочитать его перед всею братиею и с тех пор начал все устроять в своей обители по уставу студийскому, который распространился впоследствии из Печерского во все русские монастыри.

Преподобный игумен всегда сам поучал иноков и наставлял на путь покаяния, а потому знал образ жизни каждого брата и меру усердия его к Богу. Каждую ночь обходил он все келии: если кого заставал молящимся или поющим псалмы, то уходил, прославляя Господа; если же слышал в какой-либо келии разговор собравшихся после вечерней молитвы, то делал легкий удар жезлом в дверь, а на утро призывал виновных, но никогда не обличал их тотчас, стараясь притчами вызвать их к раскаянию; если инок сознавал вину – получал прощение, если же почитал себя невинным, Феодосий прямо обличал его и налагал епитимию. Не одним словом поучал преподобный свою паству, но и делом, и постоянно служил примером истинного смирения. Нередко игумен входил в пекарню и помогал месить тесто и печь хлебы, помогал также инокам в переписке и переплетении книг.

Однажды не было нарублено для поварни дров; келарь пришел просить преподобного, чтобы он велел приготовить дров кому-нибудь из праздных иноков. «Я празден», – ответил Феодосий, – «я и пойду». Время было обеденное, игумен велел идти братии к трапезе, а сам стал рубить дрова. Когда после трапезы братия вышла и увидела его за работой, все взялись за топоры и нарубили дров на долгое время. В другой раз, перед праздником Успения Богоматери, преподобному донесли, что некому носить воду; молча встал Феодосий и сам принялся за дело; пристыженные его смирением монахи собрались и с избытком наносили воды.

Между прочими правилами преп. Феодосий дал повеление после трапезы до вечерни не отворять монастырских врат и никого не впускать, чтобы братия могла отдохнуть от ночных молитв и утреннего пения, кто же имел нужду до Феодосия или кого-либо из братии, должен был дожидаться у стен монастыря вечерни. Однажды, в полуденное время, приехал великий князь Изяслав, который весьма любил преп. Феодосия и нередко приходил к нему наслаждаться его душеполезною беседою; найдя ворота запертыми, Изяслав просил отворить. Привратник, не зная, что говорит с князем, отвечал, что игумен не приказал никому отворять врат до вечерни, хотя бы сам князь приехал. «Я князь», – сказал Изяслав, – «неужели и меня не впустишь?». Испуганный привратник, однако, не решился отворить врат и побежал доложить игумену, который тотчас вышел из обители и, поклонившись князю, объяснил ему, для чего установлено такое правило, – «но», – прибавил он, – «приятно пред Богом твое усердие к Пресвятой Владычице нашей и полезно душе твоей, а мы весьма радуемся твоему пришествию». Они вошли в храм, и после молитвы князь долго беседовал с Феодосием в его келии и с той поры еще более стал любить и уважать святого старца.

Но преподобный не превозносился почестями, оказываемыми ему знатными посетителями, и еще более смирял себя. Будучи начальником монастыря, он носил самую плохую и смиренную одежду: на теле всегда имел власяницу, а сверх ее самую простую мантию, и то лишь для того, чтобы скрыть власяницу.

Однажды преп. Феодосий по некоторой надобности отправился к великому князю, находившемуся тогда далеко от монастыря в загородном селе, и пробыл там до вечера. Великий князь велел отвезти его в покойной повозке. Доро́гой отрок, который вез его, видя худую одежду инока, сказал ему: «Монах, я весь день работал, а ты ничего не делал; сядь на мое место, а я отдохну на твоем». Феодосий тотчас же согласился и сел на место возницы, когда же одолевала его дремота, он вставал и шел рядом с лошадью; так провел он всю ночь; на рассвете он разбудил отрока. «Уже настал день», – сказал он ему, – «вставай и садись править». На пути стали попадаться им знатные бояре, ехавшие к великому князю; встречаясь с Феодосием, они слезали с коней и почтительно кланялись ему, а когда приехали они к монастырю, вышли все монахи и поклонились игумену до земли. Испуганный возница не знал, что и подумать о черноризце, которому все кланяются, но смиренный Феодосий успокоил его, приказав накормить и, одарив, отпустил.

Таковому же смирению поучал он и учеников своих. Во всяком деле он учил испрашивать благословение от старшего, что много способствовало успеху дела.

Нередко приходившие к преподобному, чтобы насытиться от него беседой духовною и душеспасительными советами, оставались, по его предложению, разделить трапезу монастырскую: хлеб, сочиво и несколько рыбы. Иногда и сам князь вкушал от этой скромной пищи и всегда удивлялся необыкновенно приятному ее вкусу; однажды он спросил Феодосия, отчего его дорогие яства не имеют такого вкуса, как простая монастырская пища. На это преподобный отвечал: «У нас, когда братия хочет что-нибудь варить или печь хлебы, то поступает следующим образом: служащий брат приходит к игумену и принимает от него благословение, потом кладет три земных поклона пред св. престолом, зажигает от него свечу и ею разводит огонь в поварне или хлебне; когда же хотят вливать воду в котел, то служащий говорит старшему: «Благослови, отче», и тот отвечает: «Бог да благословит тебя, брат». Таким образом, всякое дело совершается у нас с благословением, а потому и сладостна бывает пища».

Вкушать неблагословенную пищу преп. Феодосий никогда не допускал и приказывал бросать ее в огонь или в воду. Так, преподобный уходил с некоторыми из братий в соседний монастырь на праздник великомученика Димитрия; в это время некто пожертвовал в монастырь прекрасные хлебы, которые Феодосий приказал употребить к столу в день праздника, но келарь не исполнил этого приказания и намеревался предложить хлебы на другой день, когда вся братия будет в сборе. Узнав об этом, Феодосий сказал ему: «Лучше бы тебе не заботиться о завтрашнем дне и сделать по моему повелению; Господь же, Который непрестанно о нас печется, подал бы нам все необходимое», и приказал собрать все хлебы в короб и высыпать в реку, а келарю наложил епитимию.

Несмотря на то, что иноки печерские долгое время жили в великой бедности, иногда не знали, будет ли им пища на следующий день, преп. Феодосий никогда не унывал и поддерживал братию своим непоколебимым упованием на Бога. Напоминая им, что инок, пекущийся о завтрашнем дне и приобретении благ временных, не исполняет обета монашеского, преподобный игумен постоянно поучал братию о нестяжании: «Можем ли мы», – говорил он, – «возносить искреннюю молитву Господу, храня в келии своей имущество, когда Сам Господь говорит: иде же есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше» (Мф.6:21). Если же, обходя келии, находил у кого пищу или одежду или вообще что-либо сверх устава, немедленно бросал в печь, как «часть вражию», приобретенную через ослушание. При этом он никогда не гневался, а увещевал со смирением и слезами, постоянно напоминая братии слова Спасителя: «Не пекитесь о том, что будете есть и пить и во что оденетесь, ибо знает Отец ват Небесный, что все это нужно для вас; ищите же прежде царствия Божия и правды Его».

И, действительно, упование его всякий раз оправдывалось неожиданною, часто чудесною помощью. Так, инок Иларион, живший в одной келии с преп. Феодосием, рассказывает: Однажды вечером, когда преподобный тихо читал Псалтирь, занимаясь в то же время рукоделием, вошел монастырский эконом и объявил, что на следующий день не на что купить хлеба для братии. «Теперь вечер», – отвечал преподобный, – «а завтрашний день еще далеко; иди, потерпи немного и молись Богу, быть может, Он сам попечется о нас»; эконом удалился, а он, совершив свое обычное молитвословие, снова взялся за свое рукоделие. Немного спустя, опять пришел эконом с тем же докладом. Тогда преп. Феодосий сказал ему: «Я уже говорил тебе: иди и молись Богу, завтра возьмешь в долг все, что нужно для братии, Господь не оставит нас, и мы отдадим долг». Лишь только вышел эконом, в келию вошел молодой воин, положил на стол золотую монету и молча удалился; между тем, ворота были еще засветло заперты, и привратник уверял, что ни для кого не отворял их. Преподобный со слезами возблагодарил Господа, и, призвав эконома, отдал ему золото, со словами: «Брат Анастасий, теперь ты не скажешь, что не на что купить хлеба для братии, а завтрашний день Бог опять попечется о нас; никогда не отчаивайся, будь тверд в вере и возложи на Господа печаль твою».

В другой раз келарь донес игумену, что нечего предложить братии за трапезой. И ему, подобно как эконому, отвечал Феодосий: «Иди, потерпи и молись; Бог о нас попечется. Если же ничего не пошлет, то свари пшеницу и предложи братии. Однако я надеюсь на Господа: если и непокорным людям в пустыне одождил хлеб небесный и ниспослал карастелей, то силен для нас ныне даровать пищу». Келарь ушел, а преподобный стал на молитву; и вот боярин Иоанн, некогда негодовавший на иноков печерских за пострижение своего сына, прислал в монастырь три воза: хлеба, рыбы, сыра, пшена и меда. «Видишь ли, брат Феодор, сказал Феодосий келарю: Бог не оставляет нас; иди же и приготовь праздничную трапезу, ибо сегодня для нас день посещения Божия». С веселием духовным присутствовал за трапезой и сам игумен, однако, вкушал только сухой хлеб и вареную без масла зелень, а пил одну воду. Такова была его обыкновенная пища, но никто не видал его когда-либо с лицом печальным: всегда оно цвело благодатию Божиею.

Подобною милостию Божиею нередко пополнялся недостаток хлеба, вина и масла, как для пищи, так и для храма Божия; иногда же Бог посылал им пищу явным чудом, без всякой видимой помощи лиц посторонних.

В одно из своих посещений святой обители великий князь Изяслав остался до вечера, чтобы отправиться домой, отстояв вечерню, но во время службы пошел сильный дождь, и князь должен был отложить возвращение в Киев. Феодосий, призвав келаря, велел приготовить для князя ужин. «Отче», – возразил келарь, – «у меня нет меду для питья князю и его спутникам». Но блаженный, веруя в милость Божию, сказал ему: «Поди и посмотри, не осталось ли хоть несколько». Когда же келарь снова начал уверять, что ни капли не осталось, даже сосуды, в которых был мед, опрокинуты, преподобный повторил ему: «Иди по слову моему, во имя Господа нашего Иисуса Христа, найдешь мед в опрокинутом тобою сосуде». Поверил слову преподобного келарь и, спустившись в погреб, нашел опрокинутую им бочку полную меда; с трепетом донес он о том Феодосию, но старец сказал: «Молчи, чадо, и не говори никому о случившемся; поди и принеси, сколько будет потребно для князя и его спутников, да предложи и братии, ибо это есть благословение Божие».

Подобным чудом Господь по молитве угодника Своего наполнил пустые закрома мукою, так что она сыпалась на землю.

Мало-помалу, милостию Божиею, обитель Печерская перестала нуждаться: явились благодетели, которые постоянно снабжали святую обитель всем необходимым, иногда жертвовали целые села на ее содержание. Но, получая милости от Господа, преп. Феодосий и сам был весьма милостив к бедным: если он видел кого-либо из нищих в скорби или худой одежде, то сам всегда о нем скорбел и со слезами подавал милостыню. Близ своего монастыря он выстроил двор, с церковию во имя первомученика Стефана для нищих, слепых, хромых и больных и на содержание их давал десятую часть монастырских доходов; сверх того, еженедельно посылал воз хлеба заключенным в темнице. Безграничная его любовь к ближним и милосердие простирались и на врагов его обители; однажды привели к нему воров, которые хотели ограбить монастырское село. Увидев их связанных и сильно огорченных, преподобный прослезился и велел их развязать и накормить, потом убеждал их не делать никому зла и жить честным трудом; пробудив в них раскаяние, он с миром отпустил их.

И Господь за милосердие Своего угодника охранял его обитель чудесным образом. Однажды ночью воры хотели обокрасть церковь и несколько раз подходили к ней, но каждый раз слышали тихое пение; думая, что идет служба, они удалялись и ждали ее окончания; наконец, они решились ворваться в церковь, но тогда она отделилась от земли и поднялась высоко на воздух; пораженные чудом, грабители в страхе оставили монастырь. В другой раз воры хотели ограбить село монастырское, но перед ними явилась высокая стена, через которую они не могли перебраться.

Так хранил Господь обитель Печерскую молитвою преп. Феодосия. Всякую ночь со слезами молился он об ограждении стада своего. «Владыко Господи», – говорил он, – «будь нам помощником и подателем всех благ; соблюди нас от всякого навета и лукавого врага и сподоби нас получить жизнь вечную».

Под руководством такого мудрого наставника воспитывались и достойные ученики, которые, как говорит летописец Нестор, подобно звездам сияют в земле русской. Одни из них были великие постники, другие отличались бдением, третьи – коленопреклонением для молитвы. Младшие покорялись старшим и не смели говорить пред ними, а если что нужно было, то говорили с покорностию и послушанием великим. Равно и старшие имели любовь к младшим, наставляли их, как возлюбленных чад. Если какой брат впадал в прегрешенье, его утешали и положенную на него епитимию разделяли между собою трое или четверо по великой любви: такова была любовь в братии той, таково воздержание! Если иной брат выходил из монастыря, вся братия о нем скорбела, посылала к нему, призывала его снова в обитель и, когда возвращался, умоляла игумена принять его и принимали с великою радостию³. За такое равноангельское житие подвижников благоволение Божие почило над св. обителию Печерской, что подтверждалось неоднократно необычайными явлениями.

Игумен Свято-Михайловского монастыря, Софроний, проходя однажды в темную ночь в свой монастырь, видел над обителию Феодосия необыкновенный свет. «О, сколь велика благостыня Твоя, Господи, воскликнул он, что на сем св. месте показал Ты светильника, освящающего монастырь свой!» Такой же свет видели неоднократно и другие. Один боярин проезжал за 15 верст от монастыря и вдруг увидел церковь Печерскую, как бы под облаками; объятый ужасом, поспешил он со своими спутниками на место видения, но по мере того как они приближалась, опускалась и церковь и, в виду их, стала на прежнее место. Боярин поспешил рассказать видение преп. Феодосию и с тех пор часто стал приходить к нему за пищею духовною и нередко уделял монастырю часть своего имущества.

Являлись и другие вкладчики и жертвователи на святую обитель, нередко привлекаемые Господом к благотворению чудесным образом. Так, один боярин великого князя Изяслава, отправляясь на войну, дал обет, если возвратится с поля сражения невредимым, пожертвовать на монастырь Печерский 2 гривны золота и золотой венец на икону Пресвятой Богородицы. Но по окончании войны, с которой он благополучно возвратился, боярин забыл свое обещание. Однажды, он забылся послеобеденным сном и вдруг слышит страшный голос, назвавший его по имени. В испуге поднялся с постели боярин и уже наяву увидел пред собою образ Пресвятой Богородицы, находящийся в Печерской обители, и услыхал от иконы глас: «Поспеши, Климент, исполнить данное тобою обещание». Немедленно боярин поправил свою ошибку и отнес в обитель обещанное. С этих пор он сделался постоянным ее жертвователем. Однажды, он принес под полою св. Евангелие и, помолясь Богу, хотел сесть, не показывая еще Феодосию св. Евангелия, но преподобный остановил его словами: «Брат Климент, сперва вынь св. Евангелие, обещанное тобою Пресвятой Матери Божией, а потом сядем». Изумился боярин прозорливости преподобного и еще более стал питать к нему уважение.

Так умножались богатства обители Печерской, увеличивалось и число иноков ее, и слава о ней росла и распространялась все далее и далее.

Между тем как Феодосий учредил и развивал общежитие, вокруг преп. Антония поселялись иноки, стремившиеся к более суровым подвигам, и здесь развивалось затворничество, на которое в Печерском монастыре смотрели, как на высший и многотруднейший род подвижничества. Однако, в своем уединении Антоний не забывал монастыря, которому он сам положил основание; постоянно возносил он пламенные молитвы ко Всевышнему о его преуспеянии и благодарил Господа, прославляющего обитель. И Господь, желая прославить Своего угодника, даровал ему силу творить чудеса, исцелять недуги и провидеть будущее; но преп. Антоний, как и Феодосий, прикрывал смиренномудрием дары, ниспосланные ему от Бога. Если заболевал кто из братии, преподобный оставлял свое уединение и сам смиренно служил болящему; вместо лекарства он давал больным несколько кореньев или зелени, которая служила ему самому обыкновенною нищею и, по молитве святого старца, все вкушавшие с верою получали исцеление.

Нередко уединение его нарушалось посетителями, приходившими к нему за благословением: строгая, отшельническая жизнь не угасила в нем любови к ближним; охотно принимал он приходивших и помогал им своими советами и молитвою; и Бог внимал молитве усердного служителя своего; всех отпускал преподобный с облегчением душевных или телесных скорбей. Особенно часто напоминал он о братской любви, которую Иисус Христос завещевал последователям Своим и которая так часто нарушалась в древней Руси кровавыми междоусобицами.

Однажды, отправляясь на войну против половцев (1066 г.), к преп. Антонию пришел за благословением киевский князь Изяслав и с ним два его брата: Святослав Черниговский и Всеволод Переяславский. Предвидя неудачный исход войны, преподобный прослезился и пророчески сказал им: «За грехи ваши вы будете побеждены варварами; многие из воинов ваших потонут в реке, другие будут взяты в плен, а иные падут от мечей». В то же время Антоний предсказал Симону (Шимону), сыну варяжского князя Африкана, принимавшему участие в той же войне, что он останется жив, хотя уже будет лежать среди мертвых, и через много лет будет первый погребен в каменной Печерской церкви, о чудесном создании которой преподобный также изрек свое пророчество.

Все эти предсказания буквально исполнились. Князья были разбиты половцами на реке Альте и, потеряв почти все свое войско, сами едва спаслись бегством, а Симон, по возвращении с войны, пришел к преп. Антонию и рассказал следующее: «Когда израненный лежал я среди мертвых тел, вдруг какая-то небесная сила подняла меня и заживила мои раны, и все воины мои остались невредимы. Образ же церкви, в которой, по словам твоим, буду положен, я видел дважды на воздухе. Первый раз, когда лежал израненный при реке Альте, а во второй раз на море, когда выгнанный из варяжской земли дядею моим Якуном, бежал в Русь к князю Ярославу». При этих словах Симон подал Антонию пояс и золотой венец и прибавил: «Когда же я оставлял мое отечество, то снял эти вещи с образа Спасителя, распятого на кресте, ибо я слышал глас, что основание церкви, в которой буду положен, должно быть измерено этим поясом, а венец будет повешен над жертвенником».

Предсказание о том, что Симон будет первый положен в каменной церкви Печерской, также сбылось в свое время.      

Между тем, святому подвижнику готовилось новое искушение, послужившее, однако, к большему его прославлению.

Князь Изяслав и братия его находились в ссоре с родственником своим Всеславом, князем полоцким. Незадолго до битвы при реке Альте, Изяслав зазвал его к себе, будто для переговоров. Когда же Всеслав, поверив клятве честным крестом, которую дали ему Изяслав с братьями, прибыл в Киев, Изяслав приказал схватить его и заключить в темницу. Преподобный Антоний строго обличал князя в клятвопреступлении и убеждал его освободить пленника, предрекая ему наказание от Господа. После победы, одержанной над русскими князьями при реке Альте, половцы вторглись в Россию и начали ее опустошать и грабить. Киевляне требовали у князя вторичной битвы, чтобы изгнать безнаказанно разоряющих Русь врагов; но Изяслав отказался исполнить требование граждан, и киевляне подняли бунт; освободив из оков Всеслава, они провозгласили его великим князем киевским. Изяслав принужден был бежать в Польшу, но вскоре с помощью короля польского Болеслава Храброго, который приходился ему тестем, выгнал Всеслава из Киева и снова занял великокняжеский престол. Подозревая, вследствие ложного доноса, преп. Антония в подстрекательстве киевлян к освобождению Всеслава, он сильно разгневался на преподобного и начал преследовать совершенно невинного старца, который все время не выходил из своей пещеры, ухаживая за больным затворником Исаакием. Узнав об этом, Святослав Черниговский, чтобы спасти св. отшельника от гнева брата, прислал тайно за ним и ночью увез к себе в Чернигов. Здесь на горе Болдиной Антоний ископал себе пещеру и продолжал в ней свои подвиги, и сюда стеклись к нему ревнители иноческого жития, и здесь был основан ими монастырь во имя Пресвятой Богородицы⁴.

В скором времени Изяслав убедился в невинности Антония и, тронутый смирением и кротостию, с которою он перенес клевету и гонение, упросил св. старца опять возвратиться в свою любимую обитель (1069 г.).

Таковую же неустрашимость и мужество в обличении несправедливых поступков князей оказывал и преп. Феодосий.

Спустя некоторое время, между тремя братьями-князьями произошло смятение: Святослав и Всеволод восстали против Изяслава и изгнали его из Киева. Завладев престолом старшего брата, они послали просить Феодосия к себе на обед, но преподобный отказался, смело заявив, что не пойдет "на трапезу любителей неправды». Скоро Всеволод возвратился в свой Переяславль, а Святослав остался княжить в Киеве. Преп. Феодосий продолжал укорять князя, незаконно похитившего престол старшего брата, и, наконец, написал ему обличительное письмо, в котором, между прочим, было сказано: «Глас крови брата твоего вопиет на тебя к Богу, подобно Авелевой на Каина», и приводил в пример многих других братоненавистников.

Разгневанный Святослав грозил Феодосию изгнанием и заточением, но преподобный не убоялся этого. «Я этому весьма радуюсь, говорил он, чего мне страшиться? Потери ли имуществ или богатства, или может опечалить меня разлука с детьми моими? Ничего не может быть для меня лучшего в сей жизни, как быть изгнанным правды ради». Однако Святослав не исполнил угроз своих, так как он знал праведную жизнь святого мужа и не раз и прежде завидовал брату Изяславу в том, что он имеет такого светильника, в своей области.

Наконец, Феодосий, видя, что упреки его не действуют на Святослава, уступил просьбам братии и вельмож и перестал обличать его, но решился попытаться просьбами убедить его возвратить великокняжение Изяславу. Не слыша более обличений со стороны преподобного, Святослав весьма обрадовался перемене святого мужа и немедленно послал к нему спросить: может ли он сам прийти в обитель? Получив на то благословение, князь прибыл и был встречен перед монастырем Феодосием со всею братиею. После обычных приветствий князь сказал игумену: «Отче, я не дерзал прийти к тебе, думая, что ты на меня гневаешься».– «Что может значить», – отвечал преподобный, – «гнев наш для тебя, государь? Наша обязанность обличать и заботиться о спасении души, а вам следовало бы это слушать». Они вошли в церковь, и после молитвословия Феодосий долго беседовал с князем, убеждая его примириться с братом и возвратить ему престол. Но Святослав оставался непреклонен, так как считал себя совершенно правым и всю причину ссоры слагал на Изяслава, но, несмотря на это, остался очень доволен душеспасительною беседою преподобного и с этих пор неоднократно посещал его обитель, умоляя и Феодосия бывать у него. Феодосий, надеясь еще на успех примирения, охотно исполнял желание князя; когда он вступал в княжеские палаты, тотчас прекращался шум веселых пиров, и умолкали звуки музыки, и князь охотно оставлял своих гостей, чтобы слушать усладительные речи святого подвижника. Однажды князь сказал пришедшему Феодосию: «Истинно тебе говорю, отче, если б отец мой восстал от мертвых, то и ему не так обрадовался бы я, как твоему приходу, и столько его не боялся бы, сколько твоей преподобной души». – «Если ты говоришь правду», – отвечал преподобный, – «то исполни, наконец, мою просьбу: возврати брату твоему престол». Но Святослав, все еще сильно гневаясь на брата и слышать не хотел о примирении; Феодосий же не переставал молиться за Изяслава, как за великого князя, и так приказал поминать его на ектениях, а Святослава долго не хотел поминать вовсе, как незаконно похитившего власть, и только уступая усиленным просьбам братии, разрешил впоследствии поминать и его, однако после Изяслава.

Между тем, обитель уже не могла вмещать все более и более увеличивавшегося числа братии. Тогда преп. Антоний, вскоре после своего возвращения в Киев с горы Болдиной, предпринял вместе с преп. Феодосием намерение расширить монастырь и построить большую каменную церковь, о создании которой Сам Господь, устами Своего угодника Антония, предсказал Симону варягу.

Не оставил Господь Своею милостию Своих служителей и теперь, когда они приступили к исполнению своего намерения. Чудесным образом Всевышний Сам помогал им.

Неожиданно приехали в Киев из Константинополя четыре отличные и богатые зодчие и, вручив преподобным Антонию и Феодосию образ Успения Пресвятыя Богородицы, спросили: «Где хотите вы начинать здание каменной церкви?» Преподобные отвечали: «Где Господь укажет». – «Чудная вещь», – говорили пришельцы, – «о времени своей смерти узнали, а места, для церкви доселе не выбрали, а между тем, сами заплатили нам вперед за ее строение столько золота». Тогда преподобные, слыша непонятную для себя речь, созвали всю братию и спросили греков: «Скажите нам сущую правду: что такое вы говорите?» И вот зодчие рассказали следующее: «Однажды рано утром, когда мы еще спали в своих домах, до восхода солнца к каждому из нас пришел в одно и то же время благообразный юноша и сказал: «Тебя зовет Царица в Влахерну». Каждый из нас позвал еще с собою по нескольку друзей или родных, и все мы сошлись между собою в церковном притворе; оказалось, что все мы приглашены одним юношею, который встретил здесь нас и ввел к Царице, Которую мы увидали на высоком престоле, окруженную многими светлыми воинами и поклонились Ей. Она сказала нам: «Я хочу создать церковь Себе в Киеве; вам повелеваю: возьмите себе золота за три года и пойдите, стройте церковь». Поклонясь Царице, мы отвечали: «В чужую страну, Госпожа Царица, Ты нас посылаешь; к кому мы там обратимся?» Она отвечала: «Вот к этим отцам, Антонию и Феодосию, Я вас посылаю», и указала на вас, стоявших у дверей в том храме. Мы возразили: «Госпожа Царица! На что нам деньги вперед за три года? Ты им только прикажи, чтобы они давали пищу и все необходимое для постройки, а Сама уже знаешь, чем нас наградить за труды». Царица отвечала: «Этот старший, Антоний, только благословит вас на дело и отойдет в вечный покой, а сей – Феодосий, отойдет через год после него. Вот почему Я говорю, что необходимо вам злато; берите и идите. Наградить же вас никто не может лучше Меня: дам вам то, чего око не видело, ухо не слыхало, и сердце не ощущало, и Сама приду видеть церковь и поселюсь в ней». При этом Она дала нам и мощи святых мучеников Артемия, Полиевкта, Леонтия, Акакия, Арефы, Иакова и Феодора и сказала: «Положите их в основание церкви». Мы взяли св. мощи и золота даже более, чем нужно, и спросили Царицу о размерах церкви. Она отвечала: «Для меры церкви Я послала уже пояс Моего Сына по Его повелению; однако же, выйдите на двор и осмотрите все величество той церкви». Мы вышли и увидели на воздухе церковь. Возвратившись, поклонились Царице и спросили: «Госпожа Царица! В чье имя будет церковь?» Она отвечала: «В Мое имя хочу нарещи ее». Мы не осмеливались спросить Царицу о Ее имени и смутились, а Она, заметив это, сказала нам прямо: «Богородицина будет церковь», и, подавая нам эту икону, прибавила: «Эта икона наместная да будет!» Мы поклонились Царице и, взявши икону, возвратились домой и начали собираться в дорогу; через месяц мы выехали, а в десятый день по отъезде прибыли сюда». Вся братия, выслушав этот чудный рассказ, прославила Бога и Царицу Небесную, а преп. Антоний сказал мастерам: «Великой благодати Христос сподобил вас, что избрал совершить Его волю! Это – звавшие вас юноши – Ангелы Божии, Влахернская Царица – Сама Пресв. Богородица, а стража Ея – силы небесные. Благословен ваш приход и хорошую спутницу имели вы – эту икону Богородицы, которая даст вам обещанное. Пояс Сына Ее уже получен и мера церкви сказана». Затем было преступлено к избранию места для церкви.

Еще раньше того Господь показывал некоторым благочестивым людям место, предназначенное Им для построения церкви. Один богобоязненный человек видел однажды темною ночью над Печерским монастырем необыкновенный свет и в нем Феодосия, с воздетыми к небу руками, совершавшего молитву; затем, от верха старой деревянной церкви вышло пламя и перекинулось дугою на тот холм, где впоследствии была создана каменная церковь. В другой раз при таком же свете было видно шествие иноков монастыря и их игумена от места прежней церкви к месту новой, одни из иноков несли за преп. Феодосием икону Пресв. Богородицы, другие с горящими свечами шли за ними и пели. Достигши этого места, они сотворили моление и тем же порядком возвратились в старую церковь. Однако ни сам Феодосий, и никто из братий не участвовал в этом дивном шествии, а потому можно было заключить, что это были Ангелы Божии.

И теперь преподобные надеялась на Господа, что Он Сам укажет прибывшим храмоздателям место для церкви. Все собравшиеся начали молиться о том Господу.

В это время прибыл в монастырь князь Святослав и, узнав в чем дело, подарил для храма свое поле. Тогда преп. Антоний усилил свою молитву; три дня и три ночи не переставал молить он Господа указать каким-либо знамением – угодно ли Ему это поле. Господь внял молитве праведника и, явившись ему ночью, сказал: «Антоний, обрел ты благодать у Меня». Антоний отвечал: «Господи! Если я Тебе угоден, то покажи то место сушею, где изволишь, чтобы был храм». И на утро по всей земле была роса, а на месте избранном для храма – суша; во вторую ночь опять просил Антоний, чтобы по утру вся земля была суха, а место для храма было бы покрыто росою. Так и случилось. Тогда размерили поясом пространство в длину и ширину, означенное сушею и росою, и оно оказалось имевшим 20 поясов в ширину и 30 в длину, что было совершенно достаточно для построения церкви. После этого Антоний воздвиг руки к небу и молился словами пророка Илии: «Послушай меня, Господи, послушай и, чтобы уверился народ, покажи еще огнем, что Тебе угодно место сие». И тотчас сошел с неба огонь и попалил кустарник и траву на размеренном месте. Затем, по совершении молитвы, Святослав первый взял заступ и начал копать землю.

Так волею Божиею было избрано место для великой лаврской церкви.

Благословив основание храма, преп. Антоний начал приготовляться к кончине своей, предреченной Богоматерью храмоздателям. Но много ли приготовлений к смерти, замечает летописец Нестор, поведавший нам сказание о жизни и подвигах сего святого, много ли приготовлений потребно было Антонию, который, подвизаясь в уединенной пещере, всегда мог сказать вместе с Апостолом: «По вся дни умираю» (1Кор.15:31).

Почувствовав близкое свое отхождение, он призвал горячо любимую братию и утешал ее обещанием, что и по кончине своей он не оставит места, где подвизался и постоянно будет иметь попечение о всех, с верою к нему притекающих, ходатайствуя за них пред Господом о покаянии молитвами своими. Затем, благословив братию, преподобный тихо отошел ко Господу в 1073 г., 10-го июля, на девяностом году своей жизни.

Св. мощи его были положены в той же пещере, под большим монастырем, где он подвизался, и до ныне пребывают сокрытыми от глаз человеческих, как и при жизни своей скрывал он в уединении свои великие подвиги. Неоднократные попытки открыть его останки всегда наказывались или вырывавшимся из земли огнем, опалявшим дерзнувших раскопать то место, или же они были поражаемы какою-либо телесною болезнию. Но будучи и сокрытыми, святые мощи преп. Антония являются неоскудным источником исцелений от недугов душевных и телесных. Свят. Иоанн Многострадальный в течение 30 лет боролся с нечистыми плотскими помыслами, а в последние три года борьба с духом злобы особенно усилилась. Тогда страдалец пришел ко гробу преп. Антония и пробыл в пещере в горячей молитве день и ночь и вдруг услышал голос: «Иоанне, Иоанне, тебе следует затвориться здесь, в пещере, да невидением и молчанием брань упразднится и Господь поможет тебе». Иоанн внял гласу преподобного и, по его молитвам, окончательно победил вооружавшихся против него демонов.

После смерти преп. Антония, Феодосий приступил к созданию нового каменного храма. Принимая непосредственное участие в этом деле, он трудился наравне с другими работниками, и видевшие его в худой одежде не узнавали, так как он походил скорее на последнего послушника, чем на игумена.

Однажды, когда он шел к работающим, встретила его одна вдова, обиженная судьею, и спросила: «Черноризец, скажи мне, дома ли ваш игумен?» – «Чего ты хочешь от этого грешного человека?» – спросил ее Феодосий. «Грешен ли он, я не знаю», – отвечала женщина, – «одно только знаю, что многих он избавляет от скорбей, и я пришла просить, чтобы он защитил меня от судьи неправедного». Сжалился над нею преподобный и, расспросив об ее обиде, сказал: «Ступай домой, а я, когда придет наш игумен, расскажу ему все, и он верно избавит тебя от беды». Утешенная вдова ушла, а Феодосий немедленно отправился к судье и убедил его оставить неправильное притеснение.

Утомленный дневным трудом, преп. Феодосий, однако, не предавался отдохновению и целые ночи проводил в усердной слезной молитве ко Господу, стараясь всегда свои подвиги сохранить втайне. Послушники, приходившие к нему за благословением ударять к утрени, нередко слышали, как он молится с горьким плачем и ударяется головой о землю. Услышав шаги приближающегося брата, он тотчас умолкал и притворялся спящим, так что брат иногда несколько раз стучался, прося благословения. «Бог благословит тебя, брат», – говорил потом преподобный, как бы пробудясь от сна, и затем тотчас же первый приходил к службе. Когда же от ночных подвигов он утомлялся до изнеможения, то опочивал немного сидя, но никогда не ложился.

Во время Великого поста преподобный ежегодно имел обыкновение затворяться в одной из пещер старого монастыря и пребывал там до пятницы Страстной недели, и затем, во время вечерни, снова возвращался к братии; иногда из этой пещеры, тайно от всех, он уходил в другую, находившуюся в одном монастырском селе, и там проводил весь пост, а ночью на пятницу возвращался опять в прежнюю пещеру, так что братия и не знала об его отсутствии.

Много страдал преподобный Феодосий во время своих молитвенных подвигов от нечистых духов, которые всеми мерами старались удалить святого угодника Божия из пещеры, не оставляя его ни днем, ни ночью, пока он силою молитвы не одерживал над ними совершенной победы, так что они не дерзали приближаться даже к месту, где совершал он молитву, что часто подтверждалось многими чудесами.

Один из иноков, по имени Иларион, рассказывал, что каждую ночь терпел он ужасные муки от бесов и, не будучи в силах более бороться, пришел просить игумена перевести его в другую келию. Но Феодосий сказал ему на это: «Нет, брат, не уходи с того места, чтобы не похвалились злые духи победою над тобою; тогда еще более будут причинять тебе зла; лучше молись прилежнее в своей келии, и Бог, видя твое терпение, дарует тебе победу». Затем, благословив Илариона, отпустил его, и с тех пор враги оставили его.

Кроме власти над врагами бесплотными, преподобный обладал мужеством бороться и с видимыми врагами Божиими. Иногда он оставлял тайно монастырь и уходил в Киев к иудеям; доказывая их отступничество, кротко убеждал их в истинах веры христианской.

Прошел год по отшествии преп. Антония; настало предреченное Богоматерию время и Феодосию окончить свое земное странствование.

Почувствовав, что силы его оставляют, преп. Феодосий велел собрать всю братию и начал поучать ее; говорил он о том, чтобы каждый исполнял возложенные на него обязанности с усердием и страхом Божиим; со слезами наставлял всех о спасении души, о богоугодных подвигах воздержания, усердия к церкви и благоговейном в ней стоянии, о любви и послушании не только к старшим, но и к равным; потом благословил каждого и отпустил с миром.

Изнемогая от сильного озноба и болезненного жара, преподобный должен был слечь в постель, на которой прежде никогда не почивал. «Да будет воля Божия надо мною», – взывал он ко Господу, – «что угодно Богу, то и сотворит; но молюся Тебе, Владыко мой, буди милостив к душе моей, избави ее от лукавых демонов, но да примут ее Святые Твои Ангелы, проводящие через темные мытарства, и приведут ее к свету Твоего милосердия».

После сей молитвы преподобный умолк и три дня не мог он не только произнести слова, но даже открыть очей, и только слабое дыхание было признаком жизни. Через три дня он встал с постели, снова, призвал братию и поручил ей выбрать себе нового игумена. На другой день все единодушно указали на Стефана, отличавшегося между всеми великими подвигами. Феодосий благословил его и сказал: «Тебе, сын мой, поручаю монастырь: береги его, не изменяй ничего в службах церковных и во всем чине монастырском». Братии же заповедал во всем повиноваться новоизбранному игумену, затем сказал, что кончина его будет в субботу по восходе солнечном и, благословив братию, отпустил; остался один Стефан и со смирением служил изнемогавшему от болезни старцу.

В субботу, лишь забрезжил первый дневной свет, преподобный пожелал в последний раз проститься с братиею. Неутешно плакали собравшиеся иноки об оставляющем их любимом начальнике и отце, а он, с любовию поцеловав каждого, еще раз заповедал им во всем повиноваться новому игумену, призывая на помощь им Господа; заповедал также тело свое не омывать и совершить погребение без мирских людей, не снимая с него обыкновенной его одежды, а в утешение горько плачущей братии сказал: «Се обещаю вам, братия и отцы, если я и разлучаюсь с вами телом, но духом всегда пребуду с вами». Затем, преподав всем благословение, он пожелал остаться наедине; но брат, всегда ему служивший, видел в скважину в двери, как Феодосий встал с постели, пал на землю перед образом Спасителя и со слезами молился милостивому Богу о спасении души своей, призывая на помощь всех святых, наипаче же Пресвятую Владычицу, Которой вручал свое стадо. Окончив молитву, преподобный снова возлег на постель; в это время ему, по всей вероятности, было какое-либо видение, так как, немного опочив, он громко воскликнул: «Благословен Бог! если так, то я уже не боюсь, но с радостию отхожу от мира сего», и затем, сложив крестообразно на груди руки, предал дух свой в руце Божии в 1074 г., мая 3-го дня.

Лишь только тело преподобного было принесено в церковь для обычного отпевания, по некоему Божиему устроению, перед монастырем собралась большая толпа народа, желавшего почтить память преставшегося, но повинуясь воле усопшего, братия затворила ворота и никого не впускала; вдруг небо покрылось тучами и пошел сильный дождь, так что все принуждены были разойтись, но скоро снова засияло солнце и, пользуясь этим, братия поспешила отнести тело преп. Феодосия в пещеру и там с честию погребли его.

Между тем, князь Святослав находился недалеко от Печерского монастыря и увидел над обителию огненный столп, восходивший от земли на небо. Кроме князя, никто не видал этого явления, а потому он заключил о преставлении преподобного, о тяжкой болезни которого он знал и незадолго до его смерти сам удостоился принять от него благословение. «Ныне, думаю, скончался блаженный Феодосий», – сказал князь, и предположение его подтвердилось.

Обещание преподобного не оставлять свою обитель ознаменовалась многими чудесами. Никогда еще не было такого изобилия во всем монастыре Печерском, как в год преставления преп. Феодосия.

Некто собрался в далекий путь и принес на сохранение одному знакомому печерскому монаху, по имени Конону, ящик с серебром; но один из братии похитил этот ящик и скрыл его. Опечаленный Конон обратился в молитве к преп. Феодосию, взывая о помощи. Ночью преподобный явился ему во сне и, назвав похитителя, указал самое место, где был скрыт похищенный ящик. Конон тотчас пробудился от сна и, отыскав в указанном месте серебро, возблагодарил Бога и Его святого угодника.

Один клирик Киево-Софийского собора тяжко был болен горячкою и молил Бога и преп. Феодосия даровать ему исцеление. Заснув после молитвы, он увидел Феодосия, подающего ему свой жезл со словами: «Возьми и ходи с ним». Проснулся больной и с радостию почувствовал, что горячка его оставила.

Через десять лет по кончине преп. Антония он вместе с Феодосием вторично явился в Константинополе иконописцам и, дав им золота, послал в Киев для украшения Печерской церкви.

Один из печерских иноков, Еразм, пожалел о богатстве, потраченном на украшение церкви, и впал в тяжкую болезнь. Семь дней пролежал он без чувств, а на восьмой ему явились преподобные Антоний и Феодосий и сказали: «Мы молились о тебе Богу, и Он даровал тебе время на покаяние». Еразм выздоровел, и остальное время своей жизни провел в покаянии и молитве и был причтен Церковию к лику святых.

Осьмнадцать лет спустя после кончины блаженного Феодосия, Господь благоволил открыть его святые мощи, и они из пещеры были перенесены в притвор Великой Печерской церкви, где и пребывали, источая неоскудные исцеления и чудеса всем требовавшим от них помощи и притекавшим с верою и усердием, до нашествия Батыя в Киев (1240); с этих пор они скрылись и более не являлись, надгробие же до сих пор сохраняется для поклонения верующим в правом притворе храма.

Память преп. Феодосия празднуется Церковию 3-го мая, а перенесение честных его мощей – 14-го августа.

Память же преп. Антония празднуется в день его кончины, 10-го июля.