Заключение

Личность такого духовного масштаба, как митрополит Кирилл (Смирнов), не может быть не замечена, но долгое время может быть «не востребована». О священномученике Кирилле долгое время не было ни статей, ни монографий. Даже известные и авторитетные исследователи новейшей истории видели в митрополите Кирилле только оппонента митрополита Сергия (Страгородского), к тому же, как некоторым казалось, а иным и по-прежнему кажется, лишенного широкой церковной поддержки в силу якобы непоследовательности взглядов митрополита Кирилла на церковно-политическую ситуацию в Русской Церкви.

Но исследования на рубеже XX-XXI веков выявили громадный пласт документов и свидетельств об исповедническом служении митрополита Кирилла, его непосредственном или опосредованном влиянии на многие церковные события 20–30-х годов XX века.

Даже будучи удален в ссылку или заключен в тюрьму, этот великий церковный иерарх, названный патриархом Тихоном первым кандидатом в местоблюстители, одним своим существованием, религиозно мотивированной аполитичностью, твердостью и независимостью церковной позиции представлял для гражданской безбожной власти серьезную проблему.

Отсюда – искусительные, почти библейские собеседования Е. А. Тучкова с митрополитом Кириллом в Вятской тюрьме; отсюда – внезапные вызовы из ссылок и столь же скорые возвращения на прежнее место, а то и далее; отсюда же – опасение возвращения старца-митрополита в центральную Россию и неоднократное продление срока ссылок и тюремных заключений, когда предыдущие сроки уже оканчивались. Власть видела то, что долгое время не могли разглядеть даже церковные историки, – митрополит Кирилл являлся центральной личностью русской церковной действительности после кончины патриарха Тихона и ареста митрополита Петра.

Это не авторский вымысел, это – признание Е. А. Тучкова, человека, не только хорошо представлявшего церковно-политический расклад, но и причастного ко многим церковно-политическим пасьянсам. Обновленчество, григорианство, последняя редакция «Декларации митрополита Сергия», правая оппозиция – за этими и многими другими событиями, раскалывающими единство Церкви, маячила тень этого советского политического технолога, манипулятора, «игумена» (как прозвали Тучкова его современники). Но всякий раз, когда этот «вершитель чужих судеб» встречался с митрополитом Кириллом, влиятельный начальник VI отделения секретного отдела ОГПУ, курировавший борьбу с Церковью, оказывался каким-то суетливым «мелким бесом» рядом с подлинным исполином духа, хранителем церковной правды, столпом веры, великим русским святым. Свидетельства церковного предания о встречах митрополита Кирилла и Тучкова – тот редкий случай, когда церковное предание полностью адекватно документально подтвержденной исторической правде.

После каждой такой «беседы» с Тучковым (или другими следователями) митрополита Кирилла неизменно отправляли в очередную ссылку, хотя никаких политических высказываний он не допускал и выражал позицию по исключительно внутрицерковным вопросам. Но тем он и был непонятен, опасен гражданской власти, всегда чувствовавшей за ним силу духовной правды и не находившей в нем склонности к необходимым власти компромиссам.

Однако не понимала митрополита Кирилла не только гражданская власть. Отказывались понимать «царский путь» владыки Кирилла и яростные оппоненты митрополита Сергия, указывавшие на «непоследовательность» Казанского святителя в отношении к заместителю патриаршего местоблюстителя, на признание им благодатности таинств его приверженцев.

Непонятен и чужд оказался путь митрополита Кирилла и самому митрополиту Сергию, опытному синодалу, церковному администратору и политику. Свидетельство тому – переписка этих двух выдающихся церковных деятелей Русской Церкви. Убежден, что их письма еще станут предметом многочисленных исследований и размышлений, текстологического, канонического и семантического анализа.

Для XX века спор митрополитов Кирилла и Сергия о церковной Истине и каноническом «буквализме», иерархической совести и совести паствы, патриаршем строе и местоблюстительстве, психологии церковного общества и церковном сознании, правде и достоинстве Церкви – это, конечно, богословский этико-экклезиологический, а, отчасти, и сотериологический спор, подобный тому, какой возник в XVI веке между Нилом Сорским и Иосифом Волоцким. И даже не только подобный, но и продолжающий его – извечный спор о двух путях спасения, о двух разных взглядах на то, что в земном церковном бытии является благом и что допустимым компромиссом.

Две правды были у двух русских митрополитов, полемизировавших в XX веке. Два разных духовных стиля, два разных отношения к роли светской власти в жизни церковного организма и разное понимание церковной соборности.

Вот в письме к епископу Дамаскину (Цедрику) митрополит Сергий обосновывает противопоставление своей позиции мнению «маститых иерархов» (митрополитов Петра, Агафангела и Кирилла): «Я считаю это полезным для Церкви... Мы теперь получили возможность свободно молиться, мы легализованы, мы управляемы». Это говорит администратор и опытный церковный дипломат, взваливший на себя громадный груз ответственности за судьбу легальной церковной власти. Но это не слова духоносного молитвенника или духовного вождя. И трудно поверить, что так говорит автор богословского исследования «Православное учение о спасении», где убедительно и вдохновенно критиковалась юридическая теория искупления.

Священномученик Кирилл, в отличие от митрополита Сергия, не писал прежде богословских трудов, не участвовал в религиозно-философских собраниях. Приходское служение, руководство Урмийской Миссией, богатая сектантами Тамбовская епархия требовали не книжной мудрости, а деятельной духовной и социальной активности, и она у митрополита Кирилла в те периоды его служения, несомненно, присутствовала. Но в переписке 1929–1930-х годов видим мы не миссионера, не политика и не администратора, а богослова (в древнем аскетическом понимания богословия: богослов – тот, кто Богу молится). Православному мышлению и глубокой живой вере митрополита Кирилла чужды схоластическая мертвенность и книжная ученость (не это спасает, и не за это люди идут на смерть). Именно митрополит Кирилл призывает «растопить лед диалектически-книжнического пользования канонами и сохранить святыню их духа», хотя этого больше можно было бы ожидать от критика юридической теории искупления.

Таково все русское православное богословие – проявившееся в условиях необходимости защищать Православие, полемизировать о вере и путях спасения. Так появляется преподобный Зиновий Отенский, так мы узнаем великого старца Нила Сорского. А разве «Просветитель» Иосифа Волоцкого возник, исходя из какого-то другого мотива? Не было бы испытаний и искусов у русского Православия – не знали бы мы и о наших богословах. Это как догматы веры: присутствуя в полноте Божественного откровения, наиболее полно они выявляются и формулируются только тогда, когда появляется ересь, ложное или погрешительное учение об Истине.

Несмотря на все ужасы XX века, постигшие Русскую Церковь, основания для надежды сохранить ее чистоту и Истину можно найти уже в том, что даже в условиях внезапности бедствия, каковым стала для России большевистская революция и богоборческая власть, в Церкви оказались такие столпы веры, как патриарх Тихон, митрополит Агафангел, митрополит Петр, митрополит Кирилл...

Митрополит Сергий, и в синодальный период, и в советский, осуществляя свою административную и церковно-политическую деятельность, верил в силу договора с гражданской властью. Он был убежден в важности и необходимости социального статуса Церкви. Для него именно это было важно и верно. Наивно полагать, что митрополит Сергий, писавший ссыльному митрополиту Кириллу, не учитывал тех исторических обстоятельств, в которых находилась Русская Церковь, но не менее наивно, если даже не оскорбительно по отношению к самому митрополиту Сергию, было бы заподозрить его в лукавстве и неискренности, когда он рассуждает о необходимости легализации церковного управления, апеллирует к каноническому праву, убежденно обосновывает полноту своих прав и верность избранного пути.

Полемика митрополита Сергия и митрополита Кирилла – если вспомнить историю византийской Церкви – это не продолжение спора православных политиков-икономистов (хотя именно к этому лагерю относится митрополит Сергий) и зилотов. Прагматизму митрополита Сергия оппонирует не зилотский ригоризм (это митрополиту Кириллу чуждо) и даже не пафос исповедничества, дающего моральное право на суд (как это было в Древней Церкви во II-III веках), а духовная трезвенность святости, которая ясно различает границы икономии и акривии.

В словах и размышлениях митрополита Кирилла иное содержание, иной язык, иные мотивация и аргументация. Он глубоко духовно понимает «пути осуществления Церковью своего призвания в здешнем мире». Он убежден, что «дело нравственно-архипастырского служения Святой Церкви» определяется «в своем внутреннем содержании не писанием резолюций и указов, а христианским душепастырством (1Пет. 5:2-З)»⁶⁹⁸.

У каждого был свой путь и своя правда. «Во имя этой правды и достоинства Православной Церкви, исполняя свой архипастырский долг, решился я поднять свой голос, но Вы обратили мое выступление только в предлог для расправы со мною... Да рассудит нас Бог!» – это слова священномученика, заслужившего своим безупречным церковным служением право так сказать.

Митрополит Кирилл оказался глубоко прав, когда в последнем своем письме митрополиту Сергию писал, что «в этой жизни едва ли дождемся мы с Вами суда соборного». Справедливый соборный суд в отношении осужденного и гражданским, и церковным судами митрополита Кирилла состоялся лишь в 2000 году, спустя 70 лет после написания выше процитированных строк. Решение этого суда известно – прославление священномученика Кирилла Казанского.

Оценивая вклад митрополита Кирилла в историю Русской Церкви, нельзя рассматривать только советский период исповедничества и мученичества этого великого святого. Необходимо знать и верно оценивать те служения, которые он нес в Кронштадте, Урмии, Петербурге, Тамбове, в качестве члена Поместного Собора и экзарха Грузии. Личность святителя Кирилла, его обширная деятельность и церковные воззрения дают обильную почву для исследований. И, конечно, настоящая книга не может быть признана «закрывающей тему». Должны появиться и уже появляются публикации о последователях священномученика Кирилла, его богословских взглядах.

В то же время, при изучении сложного советского периода и характера полемики с заместителем патриаршего местоблюстителя следует признать, что сама святая жизнь митрополита Кирилла, его бескорыстное служение Церкви свидетельствуют, что бессмысленно искать личные или партийные мотивы там, где принимаемые решения определяются представлениями о высоком достоинстве и ответственности архипастыря, заботой о церковной правде и достоинстве Церкви. Да и сам митрополит Кирилл верил, что «ревность о сохранении в полной чистоте церковного устроения нашего, как елей над водою, всегда всплывет вверх над обвинениями в раскольничестве в сосуде действительной церковной правды».