Ангел-хранитель Валаама (святитель Игнатий Брянчанинов в истории Валаамского монастыря)
Северным Афоном называли эту обитель современники. И не случайно с Валаамом тесно связано имя замечательного подвижника и аскета, духовного писателя XIX столетия святителя Игнатия (Брянчанинова). На протяжении 30 лет Преосвященный Игнатий состоял в переписке с известным церковным деятелем того времени, игуменом Валаамского монастыря Дамаскиным. В письме к нему епископ Игнатий с чувством восхищения отозвался о Валааме: «Валаамский монастырь есть один из первейших монастырей не только в России, но и во всем мире, по удобствам своим к иноческой жизни. По служебным отношениям моим к сей обители я считаю моею священною обязанностью сохранять сие иноческое святилище».
В 30-е годы XIX столетия в связи с нестроениями в жизни Валаамской обители возник вопрос об избрании нового игумена. Духовная консистория Святейшего Синода поручила разобраться в сложившейся ситуации настоятелю Троице-Сергиевой пустыни архимандриту Игнатию, в июне 1838 года назначенному благочинным монастырей Петербургской епархии. Энергией настоятеля Троице-Сергиевой пустыни были найдены и церковной властью вырваны зловредные плевелы на духовной ниве древнего Валаама. И в определении Святейшего Синода по делу о Валаамских беспорядках нельзя не видеть поощрительного влияния Высшей Церковной Власти к Игнатию (Брянчанинову) и очевидного желания, чтобы и в дальнейшем устроение дел и жизни Валаамского монастыря стояло под ближайшим руководством и влиянием его как знатока монастырских дел, мудрого и энергичного начальника.
Для возрастания Валаамской обители представлялось крайне необходимым назначить нового настоятеля. Архимандрит Игнатий рекомендовал на этот пост известного ему своей подвижнической жизнью монаха скита во имя Всех Святых Дамаскина. Предложение было принято Святейшим Синодом и Государем. По поручению митрополита Новгородского, Санкт-Петербургского, Эстляндского и Финляндского Серафима (Глаголевского † 1843) архимандрит Игнатий направил монаху Дамаскину приглашение немедленно приехать в Петербург для представления. С этого короткого официального письма началась переписка между архимандритом (впоследствии епископом Кавказским и Черноморским) Игнатием и игуменом Валаамского монастыря отцом Дамаскиным. Со временем между ними возникла глубокая духовная дружба, продолжавшаяся до самой кончины Преосвященного Игнатия (†1867).
В переписке можно выделить три периода: первый период письма 1838 – 1857 годов, когда архимандрит Игнатий был благочинным монастырей Петербургской епархии. Ко второму периоду следует отнести письма 1858 – 1861 годов, в это время епископ Игнатий управлял Ставропольской епархией. Третий период представлен письмами, относящимися ко времени пребывания Преосвященного Игнатия на покое в Николо-Бабаевском монастыре в 1861 – 1867 годах.
Несмотря на относительную молодость, архимандрит Игнатий стал для игумена Дамаскина духовным наставником. Первые годы управления монастырем были для игумена Дамаскина тяжелым послушанием. Его стремление восстановить строгие монастырские порядки вызывало ропот некоторой части насельников, в большинстве своем тех, кто был прислан в обитель «для исправления» из других монастырей. Причиной неприязни к отцу Дамаскину было и то, что он стал игуменом сравнительно молодым, в возрасте 44 лет. Недовольные проводимыми игуменом преобразованиями, стали писать митрополиту Санкт-Петербургскому Никанору доносы на отца Дамаскина, которые, однако, благодаря архимандриту Игнатию приводили к результату, противоположному тому, на который рассчитывали их авторы. Архимандрит Игнатий в утешение отцу Дамаскину пишет: «… во все времена апостолы Слова, пастыри церковные, настоятели обителей и во всяком сане угодники Божии пасли вверенное им стадо посреди многих скорбей и искушений. И сей есть праздник любимца Божия, егда пошлет ему Господь дарование скорбей. Сию чашу Сын Божий испил и обещал всем Своим последователям». И далее сообщает: «Его Высокопреосвященство, Высокопреосвященнейший Митрополит, отдавая полную справедливость Вашим трудам по званию настоятеля Валаамского монастыря, в особенности в хозяйственном отношении, вместе с тем желает, чтоб духовное преуспеяние и мир в вверенной Вам обители паче и паче умножались… Собственноручное письмо мое и конфиденциальность оного служит пред Вами доказательством милостивого внимания к Вам Его Высокопреосвященства и должны более и более поощрять Вас к полезным трудам для блага Валаамской обители и нравственного, и вещественного».
"Полезные для обители люди приобретаются с трудом, а теряются весьма легко,– соглашается архимандрит Игнатий с игуменом Дамаскиным. Ныне много новых настоятелей, заботящихся о введении порядка в своих обителях и ищущих повсюду благонадежных братий, каковых ныне очень мало.
Игумен Дамаскин большое внимание уделял строительству в монастыре, поэтому его справедливо называют строителем Валаама. Архимандрит Игнатий как благочинный оказывал ему всяческую поддержку. Так, он советовал привести монастырские здания в такое состояние, чтобы они были пригодны для жилья в условиях сурового климата. Соглашался с мнением игумена о том, что монастырь нуждается в гостинице, расположенной вне стен монастыря. «Вам предстоит много трудов. Да дарует Вам Бог силы совершить их во славу Его Святого имени и для существенной пользы ближним». Но не столько хозяйственному, сколько духовному устроению обители советует уделять внимание архимандрит Игнатий.
Указ Духовной консистории о монастырских духовниках стал поводом для обстоятельного письма архимандрита Игнатия игумену Дамаскину о духовном устроении обители (13 ноября 1846 года). Предостерегая от излишне требовательного и прямолинейного подхода к организации духовной жизни, который выражался в том, что игумен Дамаскин сам стремился исповедывать братию, архимандрит Игнатий замечает: «Конечно вы получили бумагу об определении указных духовников, что ныне сделано по всем монастырям. Хотя многие из братий не расположены к жизни отеческой, но обязанность настоятеля и прочих властей состоит в том, чтобы и для таковых уготовать пристанище спасения – искренное покаяние. Невозможно требовать, чтобы все постигли путь отеческий! И в древние времена многие из братства не решались и таковым явно святым настоятелям открывать свою совесть, как сие ясно видно из четвертой степени святого Иоанна Лествичника, где описываемый настоятель в статье о покаявшемся разбойнике ясно объявляет святому Иоанну Лествичнику, что он имеет многих братий в обители своей, чуждающихся исповедания помыслов пред настоятелем или, что все равно, пред единодушным и открывающимся настоятелю духовником. Посему советую Вам, как прописано в бумаге, новоначальных обители отдавать по избранию Вашему тому духовнику, в котором Вы находите более способностей и опытности, а монашествующим предоставить избрание духовника по совести и душевному расположению <…>
Если представится случай, то благоволите выслать ко мне книгу преподобного Феодора Студита для прочтения. Теперь я болен сильно простудою, от которой излечение требует значительного времени, а также и хранение себя по выздоровлении потребует долгого уклонения от выездов. Посему уединение, доставляемое болезнию, нахожу весьма удобным временем к прочтению глубоких поучений Студита. 30 ноября 1846 года».
Заботясь о духовном возрастании братии Валаамского монастыря, архимандрит Игнатий замечает, что благочинный должен осуществлять контроль за изучением в монастыре катехизиса Священной и церковной истории. В частности, он должен был экзаменовать по этим предметам иеродиаконов, направляемых в Петербург для иерейской хиротонии. Послушники Валаамского монастыря, как правило, происходили из крестьянской среды, грамотных среди них было немного. Сам игумен Дамаскин тоже был из крестьян. Архимандрит Игнатий советует игумену, как преуспеть в этом деле."Нужно терпение, при котором и малоспособные могут изучить сии предметы, столько по себе важные и столько по ясности и немногосложности своей нетрудные, хотя нескоро, не в полгода, не в год, два, в три года. Если Бог приведет летом быть в обители Вашей, то желаю подробно вникнуть в предмет сей, причем легко можно будет усмотреть, кто способен, кто неспособен и кто представляется неспособным по упрямству или лености. Для последних можно придумать и наказание». (5 марта 1845 года. Сергиева Пустынь.)
В письме игумену Дамаскину от 25 сентября 1855 года он пишет: «Остаток дней моих желал бы провести в Валаамской обители только в случае невозможности поместиться в ней, имею в виду Оптину пустынь. Последняя больше представляет выгод в материальном отношении: там климат гораздо благорастворимый, овощи и плоды очень сильны и в большом количестве, но Валаам имеет бесценную выгоду глубокого уединения<…> По моей болезненности долговременной и сообразно сделанному ей навыку, я выхожу из келии только в лучшие летние дни, а в сырую погоду и холодную пребываю в ней не исходно: то посему самому жительство в скиту было бы для меня более сродным и удобным. Самая тишина скита, в который навсегда воспрещен вход женскому полу, совершенно соответствует требованию моего здоровья и душевному настроению <…> Что же касается до самого общежития, то есть самого монастыря Валаамского, то я нахожу настоящее его устройство первым в России далеко высшим знаменитых общежитий, даже Оптинского и Саровского: потому что в этих монастырях, гораздо более близких к миру, иноки имеют несравненно более средств сноситься с миром, заводить с ним связи, иметь свое и тем отделяться от общего тела общежития. Общежитие Валаамское должно оставаться надолго в его настоящем виде: оно необходимо для натур дебелых, долженствующих многим телесным трудом и телесным смирением косно, как выражается святый Иоанн Пророк, войти в духовное или по крайне мере душевное делание».
Ухудшение здоровья заставило архимандрита Игнатия просить освобождения от должности настоятеля Троице-Сергиевой пустыни. Закончилось и его пребывание благочинным монастырей Петербургской епархии. 27 октября 1857 года в Казанском соборе в Петербурге архимандрит Игнатий был хиротонисан во епископа Кавказского и Черноморского. В дальнейшем, после отъезда епископа Игнатия из Петербурга, его переписка с игуменом Дамаскиным становится все более личной и глубокой. «Из всех известных мне настоятелей по образу мыслей и по взгляду на монашество, также по естественным способностям более всех прочих мне нравитесь Вы. К тому надо присовокупить, что по отношениям служебным как я Вам, так и Вы мне давно известны. Сверх того, я убежден, что Вы не ищете никакого возвышения, соединенного, разумеется, с перемещением в другой монастырь, но остаетесь верным Валаамской обители, доколе Сам Господь восхощет продлить дни Ваши». Для епископа Игнатия Валаам по-прежнему остается близким и дорогим, и судьба монастыря волнует его сердце. Для игумена Дамаскина епископ Игнатий – мудрый наставник и учитель. «Ваше, Высокопреподобие, Высокопреподобнейший отец Игумен! Приношу Вам искреннейшую благодарность за воспоминания о мне, грешном, за присланные книги и эстампы. Прошу передать всей братии мой усерднейший поклон и прошение их святых молитв. Прошлого лета я лечился на Минеральных водах, а ныне купанием в море. Лечение, правду сказать, болезни разворочало и много из внутренностей выгнало наружу, так что и теперь покрыт сыпью, но особенного исцеления и укрепления еще не чувствую. Когда Богу угодно попустить какое-либо искушение, то от такого искушения ничем оборониться невозможно, кроме терпения. Рассматривая свою немощь, часто рассуждаю: не епархией бы мне управлять, а где-нибудь в укромном уголке грехи свои оплакивать. Весьма бы рад к Вам на Валаам! Но телесная немощь не понесет тамошняго климата. А место! Единственное. Мне Кавказ меньше нравится, несмотря на то, что горы несравненно выше, а иные из них необыкновенно красивы. Воды нет: это лишает полного изящества здешние ландшафты. Да и камень в горах – известняк и песчаник, а не гранит.
Искренно желаю Вам и святой обители, чтобы скорби, попущенные Богом по Его же милости, проносились мимо, яко мимоходящие тучи. А без скорбей, как видится, не обойтись до самого гроба. Они и архиереев, и царей досягают. Кому попустятся, того везде найдут, в самые высокие хоромы проникнут. Никакие замки, никакая стража их не удержат. Один Господь – наше прибежище и наш щит от скорбей. 26 июля 1859 года».
В письме, написанном 13 сентября 1859 года, епископ Игнатий делится с игуменом собственным опытом настоятельства и объясняет ему тайну крестного пути человека. «Ваше, Высокопреподобие, Высокопреподобнейший отец игумен Дамаскин! Искреннейше благодарю Вас за письмо Ваше, за слово о святой обители Вашей и о прочих обителях, в благосостоянии которых принимаю живейшее участие, чем могу сердцем: ибо в святых обителях жительствуют слуги и други Господа моего, их же не достоин весь мир
Сколько могу понимать из собственного опыта и из поведения разных искусных иноков, не может человек, желающий благоугодить Богу, подвизаться тем подвигом, которым захотел бы человек тот, подвизаться по собственному своему избранию: он должен подвизаться тем подвигом, который предоставит ему Бог. Един ведящий непогрешительно способности человека. Сам же человек смотрит на себя почти всегда ошибочно. Опять: в прохождении того самого служения, которое нам назначил Бог, встречаются с нами не те обстоятельства, которые мы предполагали и которым бы следовало быть по логическому порядку, а обстоятельства вовсе неожиданные, непредвиденные, вне порядка, нарушающие порядок. Из всего этого с очевидностью явствует, что Господь ищет от нас не тех добродетелей, благоугождений, о которых мы благоволим и которые совершаем с приятностью, но таких, которые соединены с распятием себя, с отсечением своей воли и разума, хотя бы наша воля и разум были самые святые и преподобные. Апостол Павел желал обратить весь мир во Христа. Преизобильная благодать, в апостоле обитавшая, представляла такое намерение вполне возможным, а само намерение было преисполнено любви к ближнему и Богу, следовательно, было самое благое. Но Бог попустил, чтобы на поприще проповеди, которые было предоставлено апостолу Самим Богом, повстречали апостола бесчисленные препятствия и лютейшие скорби. Это должно и нас утешать, яко многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие
В письмах на Валаам епископ Игнатий сообщает о своей жизни. «Ваше, Высокопреподобие, честнейший отец игумен Дамаскин! Поживаю по милости Божией довольно благополучно. Епархия новая. Ничего еще нет. И архиерей, и консистория, и семинария странствуют по квартирам. Домик себе строю деревянный, весьма небольшой и весьма удобный, при церкви из комнат в церковь ход, пред церковью комната, именуемая моленною, с окошечком. В церкви можно архиерею слушать все службы в моленной, отворив окошечко. Спасение к самым дверям моим пришло, как некогда оно пришло в лице Лазаря ко вратам богача. Церковь с домиком моим находится посреди большого сада, в коем множество фруктовых деревьев, вдали от шума и весьма напоминает Оптинский скит. Здесь нет обычая у жителей посещать архиерея иначе, как в великие праздники, утром для поздравления: почему я пользуюсь таким уединением, какового никогда не имел в Сергиевой пустыни. 24 года без двух месяцев я прожил в пустыни, но никак не мог к ней привыкнуть! Не могу нарадоваться, что из нее вышел.
Поберегите Вашего нового благочинного, с ним лучше будет, нежели во всеми другими: придирок от него не может быть, и монашество довольно понимает. Пред отъездом моим я советовал другое, и на тот совет соглашались, но по отъезде моем послышу, вышло иное. Что делать! Случившееся случилось не без мановения и попущения Божия. В наш век, как я заметил, редко когда удается какое монашеское или чисто христианское намерение. Отовсюду возникают препятствия <…> Видно, попускается людям то, чего они желают, яко одаренным свободною волею по учению апостола (2Солун. 2:10–12). И здесь жатва обширная, но жнецы от жатвы удаляются и серпы у них отнимаются: по этой причине весьма мало магометан, коих здесь множество, обращаются в христианство, весьма мало раскольников присоединяются к церкви. Видно, Господу угодно, чтобы мы сами научались терпению, смирению, покорности воле Божией и внимали более своему собственному спасению. Это я говорю относительно своего положения <…> Позвольте пожелать Вам, честнейший отец игумен, благоденствия и долгоденствия и прочих всех благ временных и вечных. Передайте мой усерднейший поклон всей о Господе, братии Вашей. Прошу у Вас и братии святых молитв в подкрепление моих немощей душевных и телесных. Если кого оскорбил, у того прошу прощения и всем заочно земно кланяюсь. Недостойный епископ Игнатий. 21 июля 1858 года».
"Ваше, Высокопреподобие, честнейший отец игумен! Спаси Вас, Господи, за воспоминания Ваши о мне и поздравления. По милости Божией и Вас не забыл, но постоянно с любовию и благожеланием воспоминаю, чему служат доказательством постоянные мои ответы на все письма Ваши. И на будущее время не останавливайтесь уведомлять меня о себе, о врученном Вам братстве, паче же о лицах, мне знакомых, равным образом и об обители. Какие постройки Вы воздвигли после моего отбытия и какие намерены воздвигнуть?
О себе скажу Вам, что поживаю благополучно под сению милости Божией. Случаются приятные обстоятельства, случаются и неприятные, весьма неприятные. Так как те и другие посылаются Промыслом Божиим, и в тех и других является к человеку неизреченная милость Божия: то понуждаюсь и в тех и в других мирствовать и благодарить Бога. Заметил я над собою, что при благоприятных обстоятельствах более бывает отрада по телу, и для тщеславия и самомнения открывается некоторый почти незаметный ход, а при неприятных бывает более духовное утешение, и человек с отвержением самомнения начинает прибегать к Богу и деятельно познавать Бога, яко многомилостив есть и всемогущ и скор на помощь призывающих Его. Как и что Вы заметили в себе? Напишите.
Прекрасно сказал блаженный Иоанн Карпафинский в своем постническом слове о скорбях, посылаемых инокам, что они суть величайшая благодать Божия <…> 12 января 1861 года».
Епископ Игнатий, несмотря на болезнь и немощи, всегда сохранял живой интерес к жизни Валаамской обители: он просит постоянно сообщать ему новости из жизни монастыря. Письма, приходящие с Валаама, доставляли ему немало радости и утешения.
Игумен Дамаскин в письме от 15 июня 1861 года рассказывал о новом большом строительстве на Валааме. На Предтеченский остров перевезена деревянная церковь, построенная валаамскими монахами в начале XVII века на Васильевском погосте близ города Старая Ладога. На Никольском скиту около храма возведен каменный дом. К тому времени на Валааме уже существовало четыре скита: во имя Всех Святых, Предтеченский, Никольский и скит во имя преподобного Александра Свирского. «Так Валаамская обитель пустила несколько пустынных ветвей. Благость Всеблагого да сохранит их и да возрастит в великие древеса!» – пишет игумен Дамаскин. Он делится с епископом Игнатием своими планами: предполагает заменить кресты собора на позолоченные, за кладбищенской оградой построить каменный двухэтажный дом, в котором разместятся мастерские, лесопильная машина, кузница, баня, машина для подъема воды на гору. Игумен рассказывает и о планах, касающихся строительства Валаамского подворья в Москве.
Радуясь благословенным Господом трудам насельников монастыря, епископ Игнатий отвечает игумену Дамаскину:
Возлюбленнейший о Господе отец игумен Дамаскин! Сердечно радуюсь преуспеянию святой обители Валаамской, для которой нужно по ее обширности и многочисленности братства, по особенному удобству ее к иноческой жизни, усилению способов, к устроению и содержанию, да всякое вещественное довольство имуще возможет преизобиловать она духовным благотворениям». 5 июля 1862 года».
В середине октября 1861 года епископ Игнатий, освобожденный по состоянию здоровья от управления Ставропольской епархией, прибыл в Николо-Бабаевский монастырь, расположенный на берегу Волги, на границе Костромской и Ярославской губерний и во многом напоминавший Валаам. Здесь он провел последние годы жизни.
В своем письме от 16 ноября 1861 года епископ Игнатий ведал: «Всеблагий Бог по неизреченной милости Своей даровал мне то, чего я давно искал и о чем всегда помышлял. Общежительный монастырь святителя Николая, именуемый Бабаевским, послужил мне тихой пристанью после продолжительного и опасного обуревания в житейском море. <…> Устав монастыря схож на Валаамский: ибо порядок здесь введен настоятелем, воспитанником Саровской пустыни. По времени порядок этот несколько изменен другими настоятелями. Мне хочется в некоторой степени, в наиболее в духовном отношении восстановить Саровский устав. По сей причине утруждаю Вас покорнейшею просьбою: прикажите прислать для меня Валаамский устав. <…> Также потрудитесь прислать чертежи гостиницы Вашей. Также, когда откроется навигация, не откажите низменную камилавку и клобук, какие Вы сами носите: мне они весьма нравятся, а нынешние модные высокие очень не нравятся. Потрудитесь передать всем отцам и братиям святой обители Вашей мое благословение и усерднейший поклон.
Повторяю Вам, что я должен непрестанно славословить неизреченное милосердие Божие ко мне. Временное, каково оно ни было, все временное, а кому Бог дарует время и способ к покаянию, тому дарует залог вечного, неотъемлемого, аще и сами не пренебрежим Божиим даром. 16 ноября 1861 года».
На новом месте епископ Игнатий обрел желанный покой. После тяжких трудов и многих скорбей посреди человеческого общества сладок покой уединения», – пишет он игумену Дамаскину 1 января 1862 года. Зимой в монастыре посторонних почти не бывает из-за отдаленности городов и трудности проезда. Епископ приглашает игумена Дамаскина посетить летом Николо-Бабаевский монастырь. Вы можете преподать нам много полезных советов, а мы постараемся по ним исправить здешний чин, который несколько уклонился от введенного первоначально».
В февраля 1862 года епископ Игнатий сообщает игумену Дамаскину: «По болезненности сижу безвыходно в келии, в церкви мог быть только четыре раза за всю зиму…». На приглашение игумена посетить Валаам он отвечает: «Нет родной мой! Видно, я простился навсегда с Валаамом, так сужу по болезненности моей. Надо собираться в путешествие, в иное, уже не по водам, а по воздуху. На все свое время и за все слава Богу! <…> Здесь вводим многое по валаамскому образцу. Столбовое пение заведено, откровение помыслов старцев заводим, особливо для новоначальных, старожилов же не принуждаем. Местом я очень доволен, паче тем, что меня никто не беспокоит. Это крайне нужно мне.
Благословение Божие да почиет над Вами и над Святой обителью. 27 февраля 1862 года».
Здоровье епископа Игнатия ухудшалось. 4 апреля 1866 года он пишет игумену Дамаскину: «Нахожусь в крайнем изнеможении и прошу у обеих Обителей, паче же у их Настоятелей, чтоб помолились о мне, грешном и болящем». В октябре того же года он сообщает, что его здоровье настолько слабо, что смерть кажется очень близкой. Последнее письмо – поздравление с приближающимся Светлым Христовым Воскресением – епископ Игнатий отправил на Валаам 10 апреля 1867 года, менее чем за три недели до своей кончины.
С самой первой встречи с Валаамом и до завершения земного странствования епископ Игнатий был попечителем и наставником Валаамского монастыря. Это проникновенно выразил игумен Дамаскин в своем письме Владыке Игнатию от 30 декабря 1866 года: «Вы так заботливо, так отечески хранили Валаам. Своими попечениями Вы взрастили его. Это неизгладимо и в наших сердцах, и на страницах истории».
Валаам был для святителя Игнатия «как бы планетою на лазоревом небе. «И, точно так он далек от всего! Он как будто не на земле! Жители его мыслями и желаниями высоко поднялись от земли! Валаам – отдельный мир! Многие его иноки забыли, что существует какая-нибудь другая страна! Вы встретите там старцев, которые с своего Валаама не бывали никуда по пятидесяти лет и забыли все, кроме Валаама и неба.
Братия! Благую часть избрали! Не озирайтесь вспять, не привлекайтесь снова к миру какую-нибудь суетною, временною приятностию мира! В нем все так шатко, так непостоянно, так минутно, так тленно! Вам даровал Промысл Божиий отдельное, удаленное от всех соблазнов селение, величественный, вдохновенный Валаам. Держитесь этого пристанища, не возмущаемого волнами житейского моря, мужественно претерпевайте в нем невидимые бури, не давайте благой ревности остывать в душах ваших, обновляйте, поддерживайте ее чтением святых отческих книг. Бегите в эти книги умом и сердцем, уединяйтесь в них мыслями и чувствованиями, и Валаам, на котором вы видите гранитные уступы и высокие горы, сделается для вас ступенью к небу, тою духовную высотою, с которой удобен переход в обители рая».