Священноинок Иов, основатель голгофораспятского скита на Анзерском острове, в мире духовник императора Петра I

Священноинок Иов родился в Москве при благочестивейшем государе, царе и великом князе Михаиле Федоровиче, в 1635 году, и наречен во св. крещении Иоанном. О родителях его и первоначальном воспитании ничего не известно, кроме того, что отец его именовался тоже Иоанном⁵. Старцы вероятно не любопытствовали знать более этого не о роде его, не о воспитании, а смотрели на дела, коими отличался среди них богоугодный пришелец из мира. Неважное это опущение впоследствии может быть дополнено из других источников, например, из судебных дел, хранящихся в архивах, для нас теперь не доступных. Впрочем можно отчасти гадать, что Иоанн Иоаннович произошел от благочестивых родителей и едва ли не есть славная отрасль звания духовного, в котором с юности приготовлен он был в усердного слугу Царю небесному, а по достижению совершеннолетия рукоположен во иерея.

С принятием священства, врожденная в душе Иоанна ревность к добродетельной жизни стала увеличиваться; начали постепенно процветать в нем плоды евангельского семени. Чтобы быть достойным служителем св. Церкви, он прежде всего взялся строго следить за собой – творить истину, какой требует обязанность священника. Во вверенной ему церкви, он старался ежедневно совершать божественную литургию сам. В противном случае, становился на клирос и пел всю божественную службу по киевскому напеву. Пение его, по природной способности, было сладостно и умилительно. Этим-то, а более добродетельной жизнью, о которой скоро прошла в народе молва, он привлекал в свою церковь множество посетителей. Удовлетворенные благоговейным служением в церкви, многие из этих посетителей, желая получить и благословение от о. Иоанна, как ревностного о них молитвенника ко Господу, спешили в его дом. Впрочем, не терпя мирских приветствий и народного любопытства, он более удалялся от этих посещений, и часто не удовлетворял общему желанию – видеть его в доме.

Пребывая в своем доме, о. Иоанн имел обычай исправлять “кроме священнического” иноческое молитвенное правило. Такой чин он полюбил еще в юности, и привык к нему до того, что возымел желание поступить в монашество, если это угодно будет Богу. По отзывам прислужников, о. Иоанн подвергал себя посту и уединению, затворясь в своей опочивальне, где, в коленопреклоненной молитве к Богу, проводил всю ночь до рассвета. Во время сей ночной молитвы, созерцая величие Божества и разжигаясь огнем св. любви к Создателю мира, о.Иоанн обыкновенно приходил в иступление и тихо со стенанием и слезами взывал: Помилуй мя, Господи, пощади мя, Господи, и прочее. Утром никогда не прерывал он уединения, прежде обычного выхода своего в церковь на все божественные службы. Редко-редко, упрошенные какими-либо значительными посетителями, прислужники о. Иоанна прерывали его утреннее богомыслие в уединении, докладывая о гостях, пришедших с желанием принять благословение и утешительное наставление. Тогда, вынужденный усиленными просьбами, хотя и выходил он к посетителям, но с лицом кротким и унылым, а в последние часы в нем находили многоречивого и сладкословеснейшего учителя.

В свое время о. Иоанн принимал к себе посетителей с искреннею пастырскою любовью, с простотой сердца и приятно беседовал с ними. Утверждая всех в христианских добродетелях, он умел применить свой разговор к положению, званию и состоянию всякого посетителя. С старцами, например, говорил об упражнении во всегдашнем богомыслием, с молодыми – об опасности страстей и прихотей, с отцами – о воспитании детей в страхе Божием. Все наставления основывал он на Священном Писании и подтверждал примерами из церковной истории и жизни святых.

Любил о. Иоанн и сам часто посещать своих друзей и знакомых, с целью посеять в сердца их семя евангельского учения. Иногда приезжал он в дом чьей-либо и не званный – неожиданно; но его всегда с радостью принимали, как истинно духовного отца и доброго учителя. Впрочем, внезапный приезд его к кому-либо не был никогда без причины. Как скоро узнавал он, что в известном семействе возникли распри и несогласие, тот час спешил он своим посещением, и до тех пор не хотел выезжать, доколе не поселял в нем полного мира. Даже всякий, доходящий до о. Иоанна, слух о взаимном примирении враждовавших, кто бы ни были они, доставлял ему радость и побуждал открыто благодарить о том Бога. Как миротворец, он и сам, если когда доводилось ему нечаянно оскорбить кого, немедленно сознаваясь в своем поступке, просил прощения у оскорбленного, хотя бы он и был из домашней его прислуги.

Для более успешного действования на поприще пастырском, для блага вверенных попечению его душ, добрый о. Иоанн употреблял, смотря по обстоятельствам и возможности, разные, глубоко обдуманные, предосторожности. Так он являлся иногда в кругу простолюдинов в образе частного лица, скрывая иерейский сан под одеждой светской. Этот способ пастырского действования давал ему возможность свободно входить в беседы, особенно с бедными людьми, узнавать об их домашних обстоятельствах и нуждах, и оказывать посильную помощь нуждающимся, не давая знать о своей личности. Много утешался он, когда в эту пору никто не узнает его. А между тем, помогая нуждающимся вещественно, о. Иоанн старался узнавать положение их сердец и мыслей, и в то же время давал приличное наставление.

Ворота в доме милостивого о. Иоанна всегда были отворены для меньшей христовой братии. Не редко в доме своем поставлял о. Иоанн трапезу нищим, и сам с любовью садился между этими убогими, разделяя с ними пищу вещественную и духовную. Расставаясь с этими дорогими сердцу его гостями, о. Иоанн наделял каждого из них чем мог, смотря по нуждам каждого. Кроме нищей братии, обращались к о. Иоанну за помощью в нуждах и другие лица из разных сословий, и получали пособие в облегчении нужд своих.

Лишился ли кто имущества от пожара, обращался к о. Иоанну, и получал деньги на первоначальное обзаведение. Болезнью ли кто, или чем другим доведен был до нищеты, таковым несчастным подавал он милостыню, достаточную для обеспечения содержанием на немалое время. Бедные поселяне получали от о. Иоанна, при случаях неурожая, милостыню хлебными семенами для засева полей и хозяйственными вещами, какие находились в его доме. А при случившемся в один год в окрестностях Москвы неурожая, беднейшие из поселян у врат о. Иоанна находили пропитание для своих бедствующих от голода семейств. Таковая сострадательность к бедным была причиной того, что о. Иоанн, большую часть ежегодных своих доходов употребляя на милостыню, сам довольствовался малейшими остатками от не скудных своих средств для жизни. Это же сострадание побуждало его ходатайствовать и пред лицами правительственными, ему большей частью знакомыми, за обиженных от кого-либо, и ходатайство его не оставалось без успеха.

Молва о богоугодных подвигах о. Иоанна скоро распространилась между обителями столицы. Посетители отовсюду начали являться к нему в дом, желая только видеть его лицо и получить благословение от него, как от достойного иерея Божьего. Но это обстоятельство только послужило ему поводом к уединению на несколько времени в своем доме, чтобы таким образом избежать тщеславия. Он не стал принимать к себе никого, а благотворить бедным не переставал через верных ему прислужников.

Но, как не можете град укрытися вверху горы стоя (Мф.5:14), так и блаженный отец Иоанн, сколько он не старался, не мог укрыться со своими добродетелями от внимания современников. Провидение Божие не замедлило обнаружить подвижника, судив ему явиться на более высокой степени служения Богу и людям. Добрая весть о подвижнической жизни о. Иоанна дошла до слуха государя Петра I. По его царской воле, славившийся благочестием иерей Божий сначала призывается для совершения божественных служб в придворной церкви, а затем, через недолгое время, удостаивается быть духовным отцом его величества и всех членов царствующего дома.

При таковой перемене внешнего положения, состояние духа о. Иоанна осталось непоколебимым. Присные спутники немощного человечества, гордость и сребролюбие, не в силах были возобладать им на новом, очень видном месте служения. Своим примерным благочестием он привлек к себе общее внимание, и заслужил любовь всех высочайших особ. Как царствующий дом, так и все придворные радовались об о. Иоанне, и благодарили Бога, даровавшего им достойного отца и наставника. Пользуясь высочайшим благоволением о. Иоанн скоро и на сей высокой степени стал являть себя тем, чем он был, чего жаждала добрая душа его. Он соделался щедродательным отцом для сирот, благовременным питателем алчущих, усердным утешителем огорченных, скорым помощником и заступником всех бедствующих.

Первый предмет его сострадания составляли заключенные в темницах за преступление и долги, и убогие привитающие в богадельнях. При посещении этих несчастных, желая скрыть себя, он, не доезжая до мест заключения их, останавливался, и, оставив колесницу свою вдали, подходил к ним пешком. По входе к узникам, отечески и с любовью приветствовал их, садился с ними, с участием расспрашивал о причине заключения, и, изведывая при этом у каждого совесть, утешал всех надеждою на Господа, с увещанием между тем к великодушному терпению. Таким образом придворный иерей проводил иногда многие часы в утешительных и душеспасительных беседах с узниками, в темницах их; а расставаясь с ними, непременно награждал каждого посильною и приличною милостынею. Содержащимся за долги нередко давал денег в достаточном количестве на уплату долга. А в день светлого Христова Воскресения, в день Рождества Христова и в неделю мясопустную, посещая узников, он каждого лобызал с обыкновенным христианским приветствием, и угощал их заранее приготовленною пищею.

Через несколько времени, такая любовь к узникам милостивого щедродавца о. Иоанна стала делаться известною в народе. В надежде прервать суетную о себе молву людей, он начал посещать темницы преимущественно в ночное время, если представлялась к тому возможность. Когда же стали доходить до его слуха разные пересуды о нем людские, неблагоприятные отзывы завистливых собратий и придворных, то дабы не подавать собою повода неразумным людям ко греху осуждения, он решился вовсе прекратить на некоторое время посещение темниц и богаделен; а между тем продолжал благотворить кому бы то ни было не иначе, как через лиц известных ему добросовестностью и святой любовью к ближнему.

Таким образом о. Иоанн, будучи придворным иереем, снова заключился в своем доме, и при том с намерением посвятить остатки своей жизни преимущественно богомыслию в уединении. Почему, кроме церковных божественных служб, он никуда не выходил и никого не принимал к себе даже и близких. Вне храма Божия никто почти не имел возможности видеть лицо его. А если кто нуждался в совете или наставлении о. Иоанна, то должен был обращаться к нему письменно, и тогда получал удовлетворительный ответ также на бумаге; от каковой переписки он никогда не отказывался.

В трудах и подвигах христианских, незаметно и безболезненно, достиг о. Иоанн до преклонных лет. Вдруг однажды почувствовал он расстройство в здоровье, и затем стали приключаться с ним болезненные припадки и обмороки. От частого повторения болезней, напоследок тело его совершенно ослабело и расстроилось до того, что в продолжение трех месяцев он лежал на постели без движения. Потом, однако ж, Господь, посетивший угодника Своего скорбями болезни, за благодушное терпение, вскоре опять возвратил ему прежнее здоровье. Но эта болезнь телесная была только началом других болезней душевных, уготованных для испытания его свыше.

По выздоровлении, старец, как-будто предчувствуя скорое приближение грядущего на него искушения, заблагорассудил оставить всегдашнее свое уединение в доме, и стал допускать к себе всякого приходящего, кто бы он ни был. Посетителей опять стало являться много; в беседах с ними проводил он иногда целые дни и ночи, поучая страху Божию и творению добрых христианских дел. Но на этот раз, расставаясь с посетителями, он со всяким прощался с воздыханием и особенною какою-то печалью, как будто бы не имел уже надежды видеться более ни с кем.

В самом деле, час испытания веры и любви ко Господу о. Иоанна, почти приблизившегося уже к концу жизни, настал неожиданно.

Не только невинному ни в чем, но еще украшенному высокими христианскими добродетелями старцу, некоторые из числа врагов его, приписали нечто по делу вора Гришки Талицкого, и о том поспешили донести государю Петру I. Государь, ложный донос клеветников на духовного отца своего признав за справедливый, разгневался и немедленно повелел шестидесятилетнего старца отослать при грамоте к преосвященному Афанасию архангельскому в Соловецкий монастырь, для пострижения в монахи, с тем чтобы по пострижении было донесено его величеству, какое наречено будет в монашестве о. Иоанну имя.

Выслушав высочайшее о себе повеление, и почитая это зовом промысла Божия, придворный иерей со всею искренностью предался воле Божией во всем, и в таком уповании на Бога, отправился в назначенный путь. Это было в 1701 году.

Благополучно и скоро прибыл старец в Холмогоры к преосвященному Афанасию, с царской о себе грамотой. Добрый архипастырь принял его как брата о Христе и сослужителя Божия, с любовью успокаивал несколько дней в архиерейском доме, и затем, при архипастырском своем благословении, проводил в Соловецкий монастырь с грамотой от себя.⁶

Приближаясь к Соловецкой обители, доблестный старец не только с бодрым духом, но и сладостно воспевал слова псаломские: се удалихся бегая мира, и водворихся в пустыни, чаях Бога спасающаго мя от малодушия и от бури (Пс.54:8:9). С тем же духом кротости и упования на Промысел, предстал он пред настоятелем обители, архимандритом Фирсом, с грамотой преосвященного Афанасия, по высочайшему повелению.

На другой день по прибытии в монастырь, архимандрит Фирс, призвал к себе пришельца, предложил о пострижении во святый ангельский – монашеский чин, согласно воле государя. “Владыко святый”, так отвечал с умилением о. Иоанн, “Промысленник всяческих, Христос Бог привел меня к твоей святыни, произволяя спастись мне тобою; поэтому, что ты мне недостойному повелишь, то и сотворю”, и поклонился своему новому пастырю. – “Благословен Бог, чадо, укрепивый тя на подвиги; се место, еже ти спастись”, сказал архимандрит. Старец еще раз поклонился архимандриту до земли, прося удостоить ангельского чина. Скоро смиренный старец был пострижен, по чиноположению, в монашество в соборном храме архимандритом Фирсом, с наречением ему имени в монашестве “Иов”. И донесено об этом государю.

Новый инок, со дня пострижения, в научение монашеской жизни, отдан был старцу монаху Ионе, бывшему келарю обители. Предав себя всецело в волю своего старца, он, под руководством этого нового учителя, по мере старческих своих сил, начал трудиться с твердым желанием угождать во всем Господу Богу, и постом, ночным бдением, покорностью и смиренным послушанием изумлял всю братию, так что вскоре окружавшие его стали подражать новому необычайному послушнику. Брат, с которым новый труженик жил в одной келии, свидетельствовал, что этот сокровенный раб Христов, кроме хлеба и воды не вкушал ничего, и братия прозвали о. Иова постником.

На первых порах послали о. Иова на послушание в братскую кухню – в поварню. Ревностный инок охотно трудился на этом нелегком послушании: всегда являлся на работу, предупреждая других; своим руками рубил дрова, и на старческих раменах своих носил их по высоким лестницам в поварню. С таковым же усердием исправлял он и другие трудные работы, соединенные с изнурением сил телесных. Из поварской, в коей потрудился немало, о. Иов скоро был переведен на другое послушание, именно на братскую трапезу. Это новое, не менее трудное, послушание проходил он с таковым же примерным усердием и смирением, как и прежнее.

Но исконный враг людей желающий погибели душ человеческих видя строгое подвижничество избранных Божиих, не дремлет. Лукавый, он всеми мерами старается с тесного, скорбного пути истины, увлечь подвижников на широкий, веселый путь пагубы. Так, во время смиренного прохождения Иовом сказанных послушаний, не однажды являлся ему ненавистник добра – искуситель, в образе одного известного ему в мире врача, и говорил, как бы с состраданием: “о, возлюбленный! следует тебе поберечь здоровье свое, чтобы, изнуривши плоть трудом и воздержанием, не ослабеть под игом, которое ты взял на себя Христа ради. Бог не хочет трудов или поста выше сил, а хочет сердца чистого и смиренного. Ты, при старости своей, работаешь черноризцем, как купленный раб, не привыкший прежде к таковым трудам. Не следует тебе так трудиться и потому, что ты священноинок. Довольно с тебя и того, что, оставив славу и честь в мире, ты пришел в убожество и вдался в тяжкие недуги ради пищи. Я даже удивляюсь, как утроба твоя может принимать суровую пищу после сладких брашен. Блюдися же, чтобы недуги твои не умножились сверх меры; тогда и я не возьму на себя помочь тебе в недугах твоих, и ты невольно прежде времени получишь смерть. Если совета моего не послушаешь, то мне будет чрез тебя великая скорбь…” – “ Хорошо не щадить плоти, да не похотствует и не восставляет брани”, отвечал о. Иов мнимому своему знакомцу. “Впрочем, хотя бы плоть и изнемогла, так сила Божия в немощах совершается. Св. Апостол сказал более: недостойный страсти нынешнего времени к хотящей славе явитися в нас. Пост есть мати целомудрия, – ты внимай себе с подобными…”. Услышав такой ответ, враг тотчас исчез.

Среди таковых подвигов, ревность иноческих добродетелей возрастала в о. Иове более и более с каждым днем. В преизбытке этой святой ревности, он, воспомянув однажды слова св. Апостола: никто же воин бывая обязуется куплями житейскими, да воевод угоден будет (2Тим.2:4), – свое имение, какое у него еще оставалось, раздал нищим и братии монастырской, сам же вовсе обнищал, да свободнее послужить обнищавшему нас ради Христу.

После многих испытаний в трудах жизни иноческой, настоятель обители и братия, признав нового постриженника совершенным иноком, единогласно освободили его от послушаний монастырских и благоволили пребывать ему в келии одному и внимать своему спасению.

Безмолствуя в тишине своей келии, о. Иов занимался непрестанной Иисусовой молитвой, чтением св. Евангелия, Апостола, Псалтири, жития преподобных отец Зосимы и Савватия соловецких и каким-либо рукоделием. Пищи принимал мало от общей братской трапезы, а особо для себя не приготовлял никогда никакого кушания.

Слава о подвигах священноинока соловецкого, известного в мире под именем царского духовника иерея Иоанна, разнеслась повсюду и проникла опять до слуха государя.

Благочестивейший государь, Петр I-й, узнавший уже о ложной клевете на своего духовного отца, опять призвал его к царствующему двору, на прежнее служение; но, согбенный под бременем лет и доблественных трудов, священноинок Иов уже не пожелал возвратиться на прежнее блистательное поприще при дворе царском. А между тем желание безмолвной жизни и свободного служения Господу в уединенном месте с этого времени еще более в нем усилилось. Посему он решился испросить благословение у архимандрита Фирса переселиться ему на жительство в Анзерский скит⁷. Это было в 1702 году.

В ските начал старец предпринимать новые подвиги иноческие, с таким самоотвержением, что как будто их еще никогда не нес. Считая себя новым и последним среди скитской братии послушником, он всем служил по силам, а особенно старался понести тяготы немощных. Собора церковного, равно как и правила келейного, он никогда не опускал.

Не через долгое время по прибытии о. Иова в скит, не стало в Анзерском ските пастыря иноков и служителя св. Церкви. Преосвященный архангельский Варнава, знавший благочестие и подвижничество о. Иова, грамотой соловецкому архимандриту Фирсу предписал почтить должностью строителем Анзерского скита, священноинока Иова. Вызванный посему случаю в Соловецкуюю обитель, о. Иов, по выслушании от настоятеля грамоты архипастыря своего, оказал ему послушание, как самому Господу. При этом он просил, чтобы прежде поступления на строительную должность, он удостоин был пострижением в схиму, в каковой просьбе ему впрочем, настоятель отказал. Итак, по принятию благословения на начальство от настоятеля, он, поклонившись ему до земли, отправился в скит. Это было в 1706 году.

Спустя несколько времени, настоятель архимандрит Фирс опять вызвал о. Иова в обитель уже вместе с некоторыми из братии Анзерского скита. Новый вызов о. Иова последовал для того, чтобы окончательно поручить ему должность строителя скитского. Благословляя окончательно на должность, архимандрит сказал новому строителю: “чадо Иове! придаю тебе Анзерский скит – Святые Троицы, блюди его опасно; как все устроено, так и да будет; устава церковного отнюдь не изменяй, но твори все по правилам св. отец”... Старец, принимая начальство от своего настоятеля – как от руки самого Бога, вместе с братией пал в ноги архимандриту, и простившись с ним и с соловецкими старцами – духовными его отцами и братиями, отправился опять в скит.

По прибытию в скит отец Иов, яко начальник, собрав в соборную церковь братию, сперва отслужил молебен Господу Богу во Св. Троицы с коленопреклонением, затем и преподобному Елеазару, как первоначальнику и покровителю скита, испрашивая его молитв ко Господу и благословения на предстоящее ему служение. После молебствия, приветствовав и облобызав братию, предложил им следующее поучение: “Молю вас, братия моя возлюбленная, подвигнемся к наследию царствия небесного постом и молитвою; попечемся о спасении душ наших; отвратимся от злоб наших и от пути лукавого, еже есть: любодеяние, татьбы, клеветы, празднословие, свары, пьянства, объядение и братоненавидение; уклонимся и возгнушаемся сего, братия, да не оскверним души наши, но пойдем по пути Господню, ведущему нас в отечество наше небесное. Взыщим Бога рыданием и слезами, пощением, бдением, покорением воле Божией, и послушанием да обрящем милость у Господа. Возненавидим мир прелестный, воспоминая речение Господа: Аще кто грядет ко Мне, и не возненавидит отца своего, и матерь и жену, и чад, и братию, и сестр, еще же и душу свою – не может Мой быти ученик (Лк.14:26). Мы, братия, отрекшись мира, отречемся и дел его, да не возвратимся на первые грехи. Никто же рече Господь, возлож руку свое на рало, и зря вспять, управлен есть в царствии Божии (Лк.9:62). Како убежим муки безконечные, скончающе время живота своего в лености? Нам, братие, нарекшимся инокам, прилично во вся дни плакати и каятись о грехах своих. Покаяние есть путь преводяй к царствию небесному; покояние есть ключ царствия небесного, без коего неудобно внити никому в оное. Пригвоздим стопы наша к пути в царство небесное; к нему не приближаются лукавые. Шествие по нему ныне хотя и прискорбно, но после будет радостно”. Братия скитская, выслушав это поучение, все поклонились до земли о. Иову и возблагодарив Бога, пославшего им доброго наставника, разошлись по келиям.

На новом поприще служения о. Иов, вспомянув слова Господни: ему же дано будет много, много и взыщится от него (Лк.12:48), усугубил свой труд и подвижничество иноческое. В духе сем непрестанно творил молитву Иисусову и вспоминал св. Евангелие, крест Христов и проч.., а телом всегда трудился являясь первым в церковном соборе и на послушании, и выходя последним. Посему и братство в ските незаметно стало умножаться, так что в короткое время собралось до тридцати человек.

Устав для всех приходящих в скит на иночество и для скитских подвигов был такой:

Всякого приходящего принимать, не рассматривая, богат ли он или беден и нищий, только каждого с предупреждением о трудном подвиге иноческом. Новоначальный должен ходить в своей одежде, доколе не навыкнет монашескому житию. По обличении в рясу, новоначальному брату надлежало продолжать строгое испытание на всех службах; и затем, когда оказывался он достойным, был принимаем в монашество пострижением в мантию, а более достойные удостаивались посвящением и в схиму. Всех вообще, а особенно новоначальных иноков, о. Иов постоянно поучал смиренномудрому послушанию Богу и начальству, без чего, говорил нет спасения; послушание – первое из всех добродетелей. Сверх соборного и келейного правила, скитская братия занималась трудами телесными и непрестанно умною Иисусовой молитвою.

В ночное время, старец имел обычай обходить братские келии и напоминать о ночном бдении. Кого слышал стоящим на молитве, радуясь отходил от келии, а кого беседующим с кем-либо, стукнув в дверь, отходил с печалью в душе своей, а утром призывал такового брата и обличал наедине. Сам он в келии в ночной молитве упражнялся с коленопреклонением, и иногда до самого утреннего клепания, и затем первый являлся в церковь на утреннее славословие.

Наружный образ иноческой жизни старец преподавал братии иметь таковой: всегда ходить должно, руки держа на персях; при встрече, один другому должен кланяться в пояс; лицо иметь умиленное, глаза приветливые; речь ласковую, любовь по Бозе не лицемерную, послушание одного к другому беспрекословное; дело всегда творить с благословения старшего, а при ошибке какой-либо от нерадения, просить прощения себе и желать исправления.

Так из братии, кои ревновали о добродетелях иноческих и желали жития более безмолвного для свободного упражнения в непрестанной молитве, получали благословение у о. Иова и уходили в пустынные близ скита келии. Старец, как начальник скита, имел их под своим руководством, часто сам посещал их, побуждал к пустынным подвигам и давал рукоделие скитское. Удостоенный уже получить от Бога дар прозорливости, старец Иов пустыннослужителей обличал иногда в их неисправностях, прежде чем они каялись ему.

Воспомянув однажды, что Господь наш Иисус Христос, умыв на тайной вечери ноги Своих учеников, сказал им: и вы творите также (Ин.13:15), о. Иов начал, с горьким рыданием, себя укорять: о, окаянне, окаянне, как высоко возведен ты! имеешь сугубый сан священноиноческий и строительский, а не имеешь смирения в подражание Христу Спасителю!...Отселе он начал постоянно посещать больную братию, стал сам служить больным, обмывать и обвязывать своими руками раны их, у некоторых больные части мазал св. елеем, и нередко исцелял их. Этого подвига любви и заботливости о ближних не оставлял он до самого блаженного своего преставления ко Господу.

В 1710 году старец о. Иов был вызван настоятелем соловецким архимандритом Фирсом в обитель, и за строгую подвижнеческую жизнь удостоен пострижения в великий ангельский чин – схиму (с наименованием Иисус, в память Иисуса Навина, вождя израильского).

Впоследствии о. иеромонах Иов, находясь в должности строителя Анзерского скита, нередко удалялся на безмолвие, а еще чаще ходил к пустынножителям для собеседования с ними. На это время поручал он обыкновенно дела скита своим ближним и более успевшим в подвиге иноческом ученикам, схимонаху Матфею и монаху Макарию, и вверял им наблюдение за церковным уставом и клиросным пением.

Вот, в одно время, именно: 1712 года, июня 18-го числа, в среду, отец Иов восхотел посетить одного уважаемого им пустынножителя, иеродиакона Паисия, прибывавшего в уединенной келии своей, находившийся от Анзерского скита в 6-ти верстах, при высочайшей горе (нынешняя Голгофа), на которой некогда жил, тоже в безмолвии, основатель Анзерского скита преподобный Елеазар⁸. Пришедший к келии пустынника, о. Иов толкнул в дверь, прочитал, по обычаю иноческому, Иисусову молитву, и по молитве получив дозволение, вошел в самую келию; началась беседа пустынножителей о пользе душевной и продолжалась до самого вечера. После чего о. Иов пожелал с пустынножителем пробыть несколько времени, и о. Паисий дал ему особую келию.

Однажды, о. Иов, по обычаю своему, стал с вечера на молитву, которую и продолжал до самой полуночи, прочитывая псалмы с коленопреклонением. Когда же утрудился и сел для малого отдыха, и при этом уклонился в тонкий сон или только забылся, вдруг увидел в келии своей сияющий необыкновенный свет, и в этом свете еще более сияющую в небесной славе пресвятую Владычицу нашу Богородицу, Приснодеву Марию, и при Ней преподобного Елеазара анзерского. В благоговейном страхе стал о. Иов с места и поклонился Владычице лицом до земли. При этом Царица небесная изрекла ему: “сия гора отныне нарецается второю Голгофою; на ней имеет быть устроена великая каменная церковь, во имя распятия Сына Моего и Господа, и устроится скит на вселение твое с двумя учениками, имена коих схимонах Матфей и монах Макарий; скит прозовется Распятским, соберется к тебе множество монахов и прославится на ней имя Божие. Я сама буду посещать гору, и пребуду с вами вовеки!”. С этими словами видение кончилось, но в то же самое время послышался с высоты другой божественный глас: освяти гору Голгофу и постави на ней крест! Благочестивый старец много удивлялся виденному и слышанному и рассказал все брату своему духовному, иеродиакону Паисию. Оба они вместе, с душевною великою радостию, возблагодарили Бога и пресвятую Богородицу, промышляющих о спасении душ человеческих. Паисий, кроме того, от великой радости, все слышанное от отца Иова сам написал резными словами на кресте, который незадолго до сего сделан руками старца о. Иова⁹.

В день недельный и в память св. Апостола Петра и Павла (29 июня), отец Иов, исполняя возвещенную ему с высоты волю Божию и Пресвятыя Богородицы, с двумя своими учениками, прежде упомянутыми Матфеем и Макарием, после литургии, отправился из Анзерского скита на гору Голгофу. Освятил воду по чину церковному и поя тропари, окропил всю гору св. водою. А по каждении горы, он тотчас поставил на ней вышеупомянутый крест Господень с надписью, и вслед за этим молитвенную храмину для всенощного бдения.

Нельзя не упомянуть при сем о чуде при окроплении св. водою горы Голгофы. Когда о. Иов, со св. крестом в руках и св. водою, ходил по горе и окроплял ее, в виду всех стал выходить из горы черный смрадный дым, и в нем виднелись духи нечистые в образе воронов, летающих и испущающих разные неподобные крики.

По освящении всей горы и поставлении креста, в тот же день о. Иов с своими учениками еще раз служил на горе благодарственное с коленопреклонением молебствие Господу Богу и пресвятой Богородице.

С этого времени, о. Иов начал иметь заботу об устроении новой киновии на том месте, которое избрано самим Господом Богом и пресвятою Богородицею, ни мало не опуская и попечения о душах, как своей, так и учеников своих в ските. Поэтому он с учеником монахом Макарием отправился к преосвященному архангельскому Варнаве просить благословение на устройство церкви и скита на горе Голгофе. Добрый архипастырь, грамотою от 15 июня 1713 года¹⁰, благословил соорудить две каменные церкви: одну на самой Голгофе во имя распятия Господня, другую под горой, на самом месте явления пресвятые Богородицы, во имя Успения Ея. Тою же грамотою разрешено устроить и скит с наименованием его Распятским, а горы – Голгофою. Блаженный старец на первых порах обрадовался такой милости архипастыря, но после, встретив разные препятствия и недостатки к постройке каменных церквей, со скорбью вынужден был вновь просить владыку о позволении построить, вместо двух каменных церквей, одну деревянную с трапезою на вершине горы. Преосвященный Варнава опять, грамотою от 18 сентября 1714 года¹¹, благословил построить на горе малую деревянную церковь во имя св. пророка Предтечи и Крестителя Господня Иоанна – в честь усекновения честныя главы его.

По получении последней грамоты, старец о. Иов сдал навсегда строительство Анзерского скита, и с некоторыми учениками переселился для жительства на гору Голгофу. Поселившись на ней, он начал устраивать скит. Вскоре сама братия – ученики о. Иова – соорудили деревянную на Голгофе церковь, которая, к общему утешению братии, и освящена была архимандритом Фирсом в 1715 году, во имя Распятия Господня, согласно грамоте преосвященного от 15 мая 1715 года¹².

Вскоре узнал и великий государь Петр первый как о явлении блаженному старцу о. Иову пресвятой Богородицы, так и о новоустраиваемом ските Распятском на Голгофе. По особенному расположению своему к бывшему духовнику, государь много стал помогать ему своими царскими щедротами. В скором времени последовало его высочайшее повеление об отпуске каждогодно, из архангельских государственных хлебных магазинов, хлеба на продовольствие братии Голгофского скита.

А в 1714 году, при самом начале устройстве скита, для церкви Голгофской поступило от благочестивейшей царевны великой княжны Марии Алексеевны пожертвование многих драгоценнейших утварей, одежды и книг с клеймами именно в Голгофский скит¹³. Особенно же дорогою жертвою была местная святая икона Успения Божией Матери, вся в серебряной ризе, с позлащенными полями, и в ней врезной ящик со многими св. мощами¹⁴. Благочестивейшая государыня царица Параскева Феодоровна (вдовствующая супруга царя Иоанна Алексеевича), кроме других пожертвований пожаловала старцу о. Иову на строение церковное на горе Голгофе сто рублей, а светлейший князь Меншиков на тот же предмет пожертвовал сто червонных. Много было и других благотворителей. Но особенное попечение о строении Голгофораспятского скита имела, уже известная благодеянием скиту, благоверная царевна Мария Алексеевна. Вот именное письмо ее по сему предмету к архимандриту Фирсу.

“Пречестныя обители Соловецких чудотворцев отцу архимандриту с братиею усердствуем, да благодать Божия, милость, мир и любовь при всегдашнем благоденствии да умножатся.

“Писано прежде всего к пречестности вашей, дабы старательство имели о всяких припасах, как о кирпиче, так и о других надлежащих нуждах во Святораспятский Анзерский скит к хотящей быти Распятия Господня каменной церкви, и ныне просим: да попечение имеете к оному Богом избранному и прославленному месту, а наипаче о кирпиче прилежное попечение потребно имети. Хотя ныне препона строению оному ученилось за переменою вице – губернатора Алексея Курбатова, но обаче всемилостивый Господь вся пожеланию, на прославление имени Его святого, волю боящихся Его сотворить и молитву их услышит, и пошлет ктиторов к оней св. церкви, их же Сама весть; точию пречестность ваша прикажете заранее кирпич делать и деньги у пречестного отца Иова на оной и прочие припасы берите. Повторяя просим и повелеваем, дабы прилежное попечение и радение о оных нуждах имели за которое радение всемилостивый Господь да воздаст вам. И мы остаемся должны. Прочее же пречестности вашей святыми молитвами себе предаем”¹⁵.

“Ц. Мария с царствующего града Москвы

1715 года марта 15 дня”.

В 1718 году на новоустроенный скит нечаянно напали разбойники и, бив нещадно братию, разогнали ее, а имущество церковное и скитское увезли с собой, которое и после не было отыскано. В этот час скорби, сам блаженный старец о. Иов находился безвыходно в келии своей и молился прилежно Господу Богу, да сохранит его малую обитель хотя от запаления и да спасет братию от врагов.

Вскоре после этой скорби, разбежавшаяся братия собралась опять в скит к своему духовному отцу. Старец немного упрекнул ее в малодушии, утешил отеческими словами до того, что вся братия тут же дала обещание – лучше умереть, а не выходить из скита, какие бы скорби ни последовали. Некоторые и вновь приходили в скит для подвижнической жизни под руководством мудрого наставника. Отказа никому не было, а напротив все приходящие принимаемы были с любовью. Исключительное условие было одно для всех: всякий, желающий поступить в скит, должен был устроить своими руками келию для себя, в чем иногда помогал и сам старец по своим силам, сколько мог. И при этом условии собралось братии до двадцати человек, кроме пустынножителей, которые жили около скита под ведением о. Иова, и ходили каждый недельный день, для общего присутствия при церковном богослужении и для исповедания помыслов старцу. Все эти подвижники жили единодушно в подвигах духовных и трудах телесных: особенное же их упражнение было в непрестанной умной молитве. Сам престарелый строитель подвижник, в пример другим, нередко рубил дрова, носил на гору воду для поварни, в хлебопекарне растворял и месил тесто для хлебов, радуясь при том сам и утешая братию.

В день праздника Успения Божией Матери, пришел однажды к старцу келарь скита и говорит: “отче! некому воды в поварню наносить”. Старец встал и пошел сам носить воду с озера из – под горы; но братия, увидав трудника, выбежали и избавили его от труда – наносили воды до избытка. Тот же келарь через несколько времени пришел опять к блаженному старцу с жалобою: “повели, отче”, сказал он, “одному из братии, праздному, приготовить дров для поварни”. – “Я праздный, пойду приготовлю”, отвечал блаженный. А между тем к этому самому времени приспел обед. Старец благословил идти к обеду, а сам взял топор и начал рубить дрова. По окончанию обеда, невольно взялась и братия за приготовление дров на пользу общую.

В своей келии блаженный старец о. Иов, в часы досуга и свободы, непрестанно занимался посильным рукоделием.

Если случалось приобрести от этого труда малую долю денег, то он разделял эти деньги на три части: часть отделял на потребу святой церкви, часть на нужды своей братии и часть на милостыню нищим.

В запасе на будущий день у доблестного старца о. Иова не оставалось ни денег, ни другого чего либо. Именья, кроме некоторых духовных книг, также не было никакого. Из одежды о. Иов довольствовался только двумя свитками, из коих одна была власяная, жесткая на теле, а другая еще худейшая, которая покрывала первую. Старец встречал иногда и укоризны за такой простой уничиженный образ внешней жизни, но этим укоризнам он не внимал нисколько.

Был и такой обычай у старца: как скоро кто из братии подвергался болезни, – старец, оставив свою келию даже не запертою, приходил в келию больного брата и служил ему до тех пор, пока не исцелял его своими пособиями и молитвами к Богу. А лекарства он составлял из какого нибудь зелья, употребляемого в пищу, которое оказывалось для многих целительным. За это старца многие называли врачом.

Но кто может исчислить все подвиги духовные блаженного трудника? Они вполне известны только одному Богу, для которого были совершаемы. Не умолчим, впрочем, к славе блаженного старца, что на повседневном соборе церковном, он присутствовал, как и прежде, без опущения и приходил прежде других; в келейной же молитве с коленопреклонением провождал целые ночи, а с наступлением св. четыредесятницы, обыкновенно затворялся в своей келии, и, пребывая весь великий пост в этом уединении, упражнялся в непрестанной молитве. Из этого затвора выходил он не прежде как пред самым праздником светлого Христова Воскресения.

Для истинно преданных преподобному учеников его, им самим был написан скитский устав, согласно с уставами св. отец, начальников иноческого общежития. Из устава его более замечательно следующее: “аще кто соизволит жить со мною и после меня в ските, то не должен отнюдь употреблять в пищу: коровьего масла, молока и рыбы, а паче не пить вина и не употреблять табак. Общая трапеза должна состоять из огородных овощей, с употреблением в меру постного масла. В келиях собственных вещей не иметь…женского пола не принимать и отрочать на послужении не иметь…Кроме ежедневного церковного правила, в келиях, каждому читать по пяти кафизм из псалтири, 500 молитв Иисусовых и 300 поклонов”.

Плодом благочестивой, равноангельной жизни старца о. Иова было наконец открытое проявление в нем следов сверхъестественной высшей духовной силы. Вот доказательство. Когда узнал старец, что некоторые из братии, ученики его, скорбят и ропщут на трудность носить на гору воду с озера, отстоящего на одну версту; тогда, став на обычную молитву с вечера, прилежно со слезам молился до самой полуночи. В молитве он просил Господа Бога и пресвятую Богородицу, да изведут ему источник водный на самой горе, на потребу братии,во славу имени Господня и пресвятой Богородицы. В самую полночь, стоя на молитве, он пришел в восторг и вдруг увидел в келии своей свет неизреченный. Ему явились: сама Владычица небесная, пресвятая Богородица, сияющая небесною славою паче солнца; при Ней преподобный Елеазар анзерский и два Ангела. Старец пал пред Владычицей до земли. Она сказала ему: “Возстани! Услышана твоя молитва, заутра возьми учеников своих и ископай на горе кладезь (указую при этом и самое место); туть будет воды на потребу тебе и братии”. Пришед в себя блаженный старец рассказал об этом явлении ему Владычицы своим ученикам. С наступлением дня, старец поспешил с учениками выйти на указанное Владычицею место; начали копать на нем кладезь, и действительно докопали до изобильного источника воды¹⁶. Все признали это явление за знак особенного промысла Божия о них и радовались, прославляя Бога и пресвятую Богородицу единогласною песнею: дивна дела Твоя, Господи, вся премудростию сотворил еси. Когда же источник был обстроен совершенно, то старец о. Иов с братиею совершил божественную литургию и по литургии благодарственное Господу Богу молебствие с коленопреклонением, и затем совершен был на новый источник крестный ход. По освящению воды в источнике, о. Иов окропил ею святый храм Божий, все братские келии и всю вершину горы, с пением стиха Святому Духу: Днесь благодать Святага Духа нас собра, и вси вземше кресть твой…А по окончанию священнодействия, не опустил блаженный старец утешить учеников своих и поучением, приличным случаю и празднику. Вот о чем говорил он: “Не скорбите, братия, не малодушествуйте, но уповайте всегда на Бога. Господь, всесильным Своим словом, извел из бездны источники воды сладкия для всех живущих на земли верных и неверных; нас ли, рабов Его, оставить не пропитаеть? Вспомним обещание Его: мать исчадие свое скорее забудеть, нежели Аз вас!”.

К старцу о. Иову, в одну ночь, пришли разбойники с намерением обокрасть его, не зная, что у старца нечего было похищать. Прешедши к келии, они притаились в сокровенном месте, доколе старец не уйдет из келии в церковь к утреннему богослужению. Старец в это время еще не спал, а стоял на обычном правиле; поэтому и услышал или лучше предувидел приход их. Тогда в своей молитве к Богу, он присовокупил и сию молитву: “Боже! пошли сон рабом Твоим, утрудившимся в суетном угождении врагу”. Молитва была услышана Господом. Незваные посетители спали у келии старца беспросыпно пять дней и пять ночей, пока сам старец, пришедший с братиею, не разбудил их сими словами: “доколе стрежите всуе? – подите уже в домы свои”. Пробудившись они встали, но идти не могли, потому что не мало пробыли без пищи. Старец поставил им трапезу, накормил и отпустил. Услышав впоследствии, что эти самые воры своим начальством утеснены за поступок сей, он послал свою просьбу к тем начальникам о избавлении воров от суда. А между тем поспешил продать последние свои книги, какие были, и деньги роздал нищим, из опасения, чтобы опять кто не впал в подобную беду чрез его имение. Грабители, освободившись от суда, пришли опять в Голгофский скит, и, испросив прощения и благословения у старца, трудились целое лето в ските для пользы братии.

В другое время, посторонние люди пришли в бывший у старца огород с овощами. Наполнив свои влагалища овощами, они возложили их на себя с намерением унести: но не возмогли и с места сойти, итак простояли два дня и две ночи неподвижно, угнетаемые тяжестью бремени. Потом начали кричать: “отче святый, пусти нас с места!...”. На глас их пришли некоторые из братий, но никто не мог избавить их от этих уз, и даже с места свести. На спрос иноков: “когда вы сюда пришли?” – Они отвечали: “два дня и две ночи стоим здесь.” – “Мы всегда ходили сюда, почему же не видели вас?” – “Да и мы, если бы видели вас, давно уже со слезами просили бы прощения у вашего старца”. Пришел и сам старец о. Иов, и сказал ворам: “вы, всю жизнь пребывая в праздности, без трудов крадете чужие труды; поэтому стойте здесь в праздности все годы вашей жизни”. Со слезами возопили воры, умоляя старца, да отпустить их, обещаясь при том не грешить более. Старец сказал: “если хотите руками своими трудиться и от труда вашего других питать, то отпущу”. Они с клятвою дали обещание исполнить его веление. Тогда опять сказал: – “благословен Бог, укрепляяй вас. Отселе будете лето трудиться во святой обители сей на братию”. Итак разрешил их от невидимых уз своею сильною к Богу молитвою, и они точно, трудились то лето в ските.

Один из скитской братии, быв борим блудной страстью, пришел к преподобному просить его помощи, с намерением, что старец повелить сотворить, то и сотворить, хотя бы надлежало умереть. Объявил он свою скорбь старцу. Старец, довольно поучив его, как вести жизнь воздержанную, прикоснулся своим жезлом¹⁷ к телу брата, – и тотчас плотские страсти исчезли и брат более никогда не страдал ими.

Неутомимый деятель в вертограде Христовом, ревностно устоявший спасение свое, иноков и мирских людей, питавших к нему по Бозе веру, о. Иов, по долгу смертного должен был прекратить на земле свое духовное делание. Светильник жизни старца стал видимо догорать. Внезапно с преклонными летами совокупилось изнеможение сил, и ему осталось одно – приготовиться заблаговременно к переселению в жизнь нескончаемую! Теперь обратил он внимание собственно на одного себя, – хотя не прекращал обычной заботы своей и о пользе ближних. Часто с умилением и слезами воспевал он сам в себе: “душе моя, душе моя! восстани, что спиши, конец приближается, имаше смутитися…”. При размышлении о своей кончине, старец напоследок часто ходил к изготовленной уже им самим могиле, и на ней проливал много слез и испускал стенания.

Господь Бог верному рабу Своему не только открыл приближающуюся кончину, но определил и самый день ея. Поэтому блаженный старец, при первом изнеможении, задолго до смерти, объявил всей братии, что кончина его последует в недельный день до восхода солнца.

Лежа на одре болезненном, старец Иов призвал к себе своих учеников – скитскую братию, и между прочим в своих наставлениях сказал: “Я отхожу от вас в вечную жизнь. Вы же пребывайте богоугодно, каждый в своей, Богом порученной, службе, безвыходно из скита, ради любви братской по Бозе”.

Но вскоре, к одной тяжкой болезни старца присоединилась другая тягчайшая – горячка. Совершенно изнемогая под брением ее, он только повторял себе: “Ну, воля Господня да будет о мне; – что угодно Господу, да сотворить” и при этом молился душевно. Угасающий подвижник наконец пришел в такое состояние болезни, что три дня и три ночи лежал недвижим, и едва было заметно его дыхание, так что братия, рыдая, ожидала только скорой кончины его.

Но, к общей радости и удивлению, по истечении трех дней, старец получил неожиданное облегчение, встал с одра и обратился к братии со словами: “Время живота моего скончавается, о чем мне и Господь возвестил. Вы же изберите из среды вас, себе наставника вместо меня; я его поставлю и благословлю”. Спустя один день после сего, блаженный старец благословил на строительскую должность вместо себя избранного братиею, преждепомянутого старшего ученика своего, монаха Макария, и довольно поучив, вручил ему братию и все попечение о ней. О. Макарий, поклонившись умирающему отцу своему до земли, дал обещание соблюдать все отеческие его заповеди, как истинный сын и приемник.

Почувствовав довольное облегчение от болезни, о. Иов поспешил еще последний раз сам совершить божественную литургию, и своих учеников причастил св. Христовых тайн, и этим самым доставил им великую радость. После литургии, пришедши в келию, он опять почувствовал изнеможение сил, и возлег на болезненный одр, с коего уже более и не вставал. В эти предсмертные минуты, он весь исполнен был какой-то необъяснимой радости, которая доказывала его готовность к исходу из сей жизни.

В таком положении болезни, дожил о. Иов до недельного дня, в который назначено ему Господом кончина временной жизни. Утром рано призвал он к себе всех учеников, и в последний раз каждого особо облобызал и благословил, а ученики со своей стороны свидетельствовали преданность свою старцу только горькими слезами. Простившись таким образом со всеми учениками, и довольно еще поучив их богоугодной жизни, о. Иов напоследок сказал: “Я отхожу ко Владыце моему Господу Иисусу Христу, а вам оставляю путеводителя к царствию небесному, о. Макария; от него не отставайте на пути добродетелей… Еще заповедую вам: тело моего по смерти не омывайте, одежду, на нем не переминяйте, а в которой теперь нахожусь в ней и положите во гроб¹⁸; погребение сотворите сами, без бытности мирских людей”. Когда плачущая братия возразила: “отче святый! как мы останемся в сиротстве – без тебя? желали бы и мы с тобой умереть, ибо ты нас вел ко Христу за собой, а ныне далеко оставляешь”, – старец сказал: “утешьтесь, мои возлюбленные, ибо я хотя телом разлучаюсь, но духом пребуду навсегда с вами”, и с этими словами отпустил их по своим келиям. Из числа этих учеников один брат, служивший старцу в болезни, приостановившись и вышедши от старца, не пошел в свою келию, а восхотел тайно, чрез некую скважину извне келии, посмотреть на больного, и увидел следующее: как скоро больной труженик проводил из келии посетителей – братию, тотчас бодро встал с одра, коленопреклонился на средине келии, и молился со слезами и воздыханием Богу и пресвятой Богородице, призывая и многих святых, и в молитве этой часто поминал устроенную им св. киновию и братию. По непродолжительной молитве, он опять спокойно возлег на одр и перекрестился. Чрез несколько минут вновь встал с одра и опять коленопреклоняясь, молился Господу Богу, с воздетыми руками так: “Господи Боже мой! благодарю Тебя, яко призрел еси на смирение мое и в православной вере в Тебя, во исповедании и во исполнении заповедей Твоих сподобил мне скончатися! Приими, Владыко преблагий, в мире дух мой, а Твоих рабов, которых во едино стадо чрез меня грешного собрал, сохрани…”. Непродолжительна была и эта молитва добродетельного подвижника; он опять спокойно возлег на одр. В эти минуты на лице умирающего подвижника образовалась видимая перемена; с устремленным к небу взором, лицо его сияло необъяснимым спокойствием и радостию – подобием ангельским. Он пребывал уже недвижим, в молчании, и как будто с кем беседовал душевно. Но великое молчание боголюбезного старца вдруг прервалось громким восклицанием его: “Благословен Бог отец наших! Аще тако есть, то уже не боюсь, но в радости отхожу от мира сего”. С этими словами в келии подвижника явился необыкновенный свет, благоуханием исполнилась вся келия и слышен был пресладкий глас многих, неизвестно где поющих, псаломскую песнь: Яко пройду в место селения дивна даже до дому Божия, во глас радования и исповедания, шума празднующего (Пс.41:5). Блаженный старец, конечно, не мог не слышать это пение и не видеть в келии небесного света. В эту крайне-великую минуту, он на одре своем совершенно обратился лицем вверх, ноги простер, руки положил на персях крестообразно, и тотчас душа его отлетела в обители небесныя, куда постоянно стремилась, во все течение земнаго своего странствования. Честна пред Господем смерть преподобных Его (Пс.115:6). Это слово Господне мы видим исполнившимся над блаженным старцем о. Иовом, ибо Господь сподобил верного раба Своего преставиться в преклонных летах, тихо и мирно, после подвигов благочестия, в неделю православия, утром до восхода солнца – 6 марта 1720 года, точно так, как предсказал о том сам старец задолго до своей кончины.

За несколько часов вышедшие от старца ученики его, пребывая каждый в своей келии, вдруг услышали сладкое духовное пение, и полагая, что началось в церкви утреннее богослужение, каждый спешил в церковь; но, к великому их удивлению, нашли церковь запертою, – а пение продолжалось. В недоумении, начали они прислушиваться к пению, и оно представилось им в келии больного отца их. Все устремились к больному. Взошли и в самую келию, но в ней нашли только одного старца о. Иова, лежащего на одре и уже мирно предавшего душу свою Господу Богу. Плач преданных добре почившему учеников его здесь был не описанный; они много сетовали о разлуке со своим отцом, но еще более о том, что не сподобились видеть самую кончину его, чего искренно желали. – С благоговением приготовили они честное тело блаженного старца и, положив во гроб, оставили в келии до погребения.

Кончина блаженного старца отца Иова не была оглашена учениками его; однако ж каким-то образом узнали о ней монашествующие Соловецкого монастыря и Анзерского скита, и в короткое время Голгофский скит наполнился пришедшими к погребению блаженного старца. Эти гости – иноки и часть мирских людей нанесли с собой: кто ладану, кто свечей восковых, или масла деревянного, и прочих вещей. Все желали, чтобы, в доказательство их преданности по Бозе к покойному, приношения их были употреблены при самом погребении. Долгое время они пребывали около келии почившего ожидая его выноса в церковь, но к сожалению многие не сподобились быть при погребении. Внезапно полившийся сильный дождь вынудил многих разойтись, кто куда мог; а между тем ученики воспользовались этим случаем – исполнили заповедь своего старца и совершили погребение без бытности мирских людей.

Погребение совершено в церкви, чрез три дня по преставлении, т.е. в среду на второй недели св. четыредесятницы, после преждеосвященной божественной литургии, совершенной соборне иеромонахами: Иакимфом, Филаретом и Проклом с иеродиаконами, в присутствии всей братии скитской и пустынножителей, которые, известив друг друга, поспешили на провожание своего отца. Когда оставалось только братии отдать последнее целование почившему старцу, было прочитано во услышание всех, найденное в келии его в запечатанном конверте, духовное завещание к братии¹⁹. В завещании преподобный прежде всего воздает хвалу Господу Богу за все его благодеяния, в продолжении долголетней и многообразной жизни своей; затем, выразив всю свою надежду на воскресение и жизнь вечную, утешает своих учеников, прощается с ними, благодарит всех вообще своих еще живых благодетелей, и наконец объявляет, что пожитков после него не осталось.

После печального обряда погребения, иноки скитские на своих руках вынесли из церкви во гробе утружденное тело старца, и положили оное в уготованном на самой горе, в земле, глубиною не более одного аршина, каменном склепе; поверх склепа они поставили деревянную, хорошо отделанную гробницу, на коей сделана приличная памяти старца надпись, а на самую гробницу положили еще деревянную доску, с надписью следующего содержания:

“† Здесь скончался 1720 года, марта 6 дня, преподобный Иов (в схиме Иисус), строитель, прежде бывший Анзерский, а потом голгофский, рожденный 1635 года. В монашество поступил 1701 г. в Анзерский скит пришел на безмолвие 1702 г. Строительство анзерское принял в 1706 года. В схиму постригся в 1710 году. На гору Голгофу пришел жить строителем 1714 года. Показавший образ добродетелей – словом и житием, любовию и духом, верою и чистотою сердечною”.

“От рождения, жития его было 85 лет. 1720 года марта 9 дня погребен здесь”.

С этого самого дня погребения, усердствующие и любящие по Бозе покойного подвижника, начали отправлять на могиле его паннихиды; по причине множества таковых паннихид, все скитские иеромонахи не успевали вполне удовлетворять желанию усердствующих.

Чрез несколько времени, усердием учеников блаженного старца, над самой гробницей поставлен молитвенный храм и на вышепомянутой надгробной доске изображен лик покойного.

По смерти блаженного старца Иова, все дела о дальнейшем устроении Голгофораспятского скита приняли другой ход. Некоторые ученики старца, по случаю притеснения их со стороны Анзерского скита – отобранием скитского и церковного имения, вынуждены были выйти из этого скита, кто в Соловецкий монастырь, а кто в Анзерский скит, и остались здесь только два любителя безмолвия – иноки Генадий и Сергий. От этих последних обитателей скита, начальством Соловецкого монастыря, вскоре отобрано и остальное скитское и церковное сокровище. А наконец указом святейшего Синода, от 23 июля 1723 года, за № 492, вытребованы в московскую канцелярию святейшего Синода и все оставшееся после смерти старца о. Иова, собственные его деньги и имение, с той целью, чтобы Голгофораспятский скит, как малолюдный, соединить с Анзерским – Троицким скитом.

Однакож гора “Голгофа” – место, самим Богом избранное для прославления пресвятого имени Его, место, которое сама пресвятая Богородица обещалась посещать, или, правильнее иметь о нем особое попечение, не осталось пустым, да и не должно было опустеть: где персть Божий, там человеческое ухищрение бессильно! Иноки пустыннолюбцы, один по другом, а иногда по два, по три и более, не переставали жить в упадшем на время ските. – При скудных средствах к пропитанию себя, они строго исправляли правило, приличное пустыннику – иноку, и жили покойно под благодатным осенением помощи свыше.

В 1764 году, по утверждении духовных штатов, Голгофораспятский скит поступил в полную зависимость Соловецкого монастыря. Отселе соловецкие наставники начали иметь о ските попечение. В 1768 году, по указу святейшего Синода, были возвращены в распятский скит все вывезенные из него и хранившиеся в Архангельске, в архиерейском доме, драгоценные вещи, как-то: дары царские высочайших особ и прочие церковные вещи.

До 1826 года Голгофораспятский скит существовал под ведением настоятелей Соловецкого монастыря, без особенного устройства; по усмотрению настоятелей, там жили всегда иноки соловецкие, известные своей строгостью жизни монашеской и любовию к безмолвию и отшельничеству.

В 1826 году скит особенно приведен был в благоустройство, тщанием настоятеля Соловецкого монастыря, архимандрита Досифея второго: с разрешения святейшего Синода, в ските Голгофском выстроена и освящена в 1830 г. новая каменная церковь во имя Распятия Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, и при ней теплый придел во имя Успения пресвятыя Богородицы. В сем-то приделе, на левой стороне, и находится гробница блаженного старца отца Иова; деревянная же церковь выстроенная основателем скита, иеромонахом Иовом и пришедшая в ветхость, – перенесена в то же время под гору, на то самое место, где было первое явление пресвятой Богородицы блаженному старцу, т.е. на место келии пустынножителя иеродиакона Паисия. С сего же времени, постоянно назначается в скит иеромонах из соловецкого братства, опытный в иноческой жизни, в качестве строителя, и десять или более под его ведение иноков тоже Соловецкого монастыря; последние посылаются всегда из особенно расположенных к воздержной и безмолвной жизни, по собственному их согласию или желанию.

Устав скитский изданный самим основателем, старцем Иовом, относительно церковного и келейного правила и постной трапезы, исполняется в точности доселе, исключая того, что возобновителем скита архимандритом Досифеем, по немощи братии, благословленно на трапезе вкушать рыбу в те дни, в которые разрешает это святая Церковь.

Обитель скита, а особенно пришелец – богомолец, немало назидается в ските сем непрерывным чтением Псалтири св. Давида. С давнего времени существует эта отрадно – умилительное чтение, в теплом Успенском приделе, у самой гробницы основателя. Оно не прерывается ни днем ни ночью, кроме того часа, в который совершается божественная служба в том храме. Во всё остальное время, чрез каждый два часа, в ските слышатся три удара на колокольне в небольшой колокол, – этим извещается смена чтеца – инока. Цель этого чтения та, чтобы в ските непрестанно славословилось от иноков имя Божие, и чтобы при этом непрестанном славословии Бога, поминались на каждой славе Псалтири благочестивый Самодержец России с Августейшим домом, святейший Синод, вся братия Соловецкого монастыря, братия скитская, благодетелей и посетителей обители и все православные христиане, как живущие, так особенно усопшие, с испрашиванием первым долгой жизни, здравия и спасения, а последним – вечного покоя с надеждою на воскресение по вере в воскресшего Господа.

В летнее время тысячи прохожих богомольцев стремятся на Голгофу из Соловецкой обители, презирая опасности, неизбежные при переправе на Анзерский остров чрез бурный морской проток. Умилительно видеть, как эти набожные странники повергаются пред гробницею блаженного старца, с каким усердием служат панихиды о упокоении души этого великого труженника с присоединением и имен усопших своих родных и близких. Все молящиеся с удивлением выражают, что после молитвы над гробом блаженного старца отца Иова, о нем и о своих родных, им особенно как-то становится сладостно, легко и отрадно на душе.

Современные отцу Иову иноки внешний вид его изображают так: старец Иов от Бога одарен знаменитостью природы: роста он был среднего; телосложения благоустроенного – благообразного; лице широкое, гладкое; на ланитах приметен был румянец. Глаза имел светлые и проницательные, взгляд коих приятен; волосы на голове, украшенные снего-светлою сединою, кудрявые, благолепно расстилались по плечам; уста и нос умеренные; борода густая, одного цвета с волосами на голове; длина ее делилась на три длани и в конце разделялась на двое.

Преосвященный Афанасий, милостию Божиею архиепископ холмогорский и важеский.

О Святем Дусе сыну и сослужителю нашему, Соловецкого монастыря архимандриту Фирсу, келарю старцу Илариону, казначею иеромонаху Боголепу с братиею, наше архиерейское благословение.

В нынешнем 1701 году, марта в 13-ий день, великаго государя царя и великаго князя Петра Алексеевича, всея великея и малые и белыя России самодержца, с грамотою из преображенскаго приказа, за приписью дьяка Якова Никонова, к нам преосвященному архиепископу прислан с Москвы на Холмогоры, по сыскному делу вора Гришки Талицкаго, распятской поп Иван Иванов, а по той его великого государя грамоте велено нам его, попа Ивана, с Холмогор послать к вам в Соловецкий монастырь и постричь, и быть ему у вас в монастыре до кончины живота его не исходно. И он, поп Иван, на Холмогорах – в дом наш у провожатых принять и из дома нашего послан в Сумской острог, с нашею грамотою к приказному иеродиакону Сильвестру до Сумскаго острога в отсылку к вам в Соловецкий монастырь дому нашего, с сыном боярским Харитоном Барановым, да с провожатым холмогорским стрельцом, на ямских двух подводах, по двинской бурмистрской подорожной: а в Соловецкий монастырь из Сумского острога ему, приказному иеродиакону того попа Ивана указали мы послать со своим монастырским провожатым. А домового нашего сына боярского и провожатого стрельца из Сумскаго острога ему приказному с отпискою своею отпустить к нам на Холмогоры: а как к вам ея наша, преосвященного архиепископа, грамота придет, а приказной вам иеродиакон Сильвестр его, распятского попа Ивана, к вам в Соловецкий монастырь с провожатым от себя пришлет, и вы б, архимандрит Фирс с братиею, у них провожатых того попа Ивана приняли в монастырь у себя, велели постричь в чин монашеский, по чину святыя восточныя Церкви Христовой, и отдали в научение монашеского доброжительства старцу житием доброму, и причли его в братство и велели ему быть в монастырских трудех из монастыря неисходно: а котораго месяца и числа он, поп Иван, в монастырь привезен и принят и в монашеский чин пострижен, и как ему монашеское имя дано будет, и к кому в подначальство он отдастся, о том к нам, преосвященному архиепископу, писали, а отписку велели подать в нашем архиерейском Сумском приказе приказному нашему Дмитрею Любимову, да дьяку нашему Карпу Андрееву.

Писано на Холмогорах в дому Всемилостиваго Спаса Христа и в нашем архиерейском, лета Господня 1701, марта в 14 день.

Государю преосвященному Афанасию, архиепископу холмогорскому и важескому, твои святительские богомольцы Соловецкого монастыря архимандрит Фирс, келарь старец Иларион, казначей иеромонах Боголеп с братиею, твоего святительскаго благословения просим, Бога молим и челом бьем. В нынешнем, Государь, 1701 году, апреля 3-го, по указу великаго государя царя и великаго князя Петра Алексеевича всея великия и малыя и белыя России самодержца, и по твоей архиерейской грамоте, прислан к нам в монастырь распятской поп Иван Иванов, которой привезен с Москвы по сыскному делу вора Гришки Талицкаго, и велено его приняв у нас в монастырь постричь в монашеский чин и отдать под начал старцу доброму и быть ему у нас в монастыре до кончины живота его неисходно в монастырских трудех, и по указу великого государя и по твоей архиерейской грамоте, вышепомянутой распятской поп Иван к нам привезен, и приняв его в монастырь, мы и постричь и в подначальство старцу бывшему келарю Ионе отдать велели: а монашеское имя ему Иов, и о том к тебе преосвященному архиепископу мы богомольцы твои писали, а отписку подать велели на Холмогорах в твоем архиерейском судном приказе приказному Дмитрею Любимову да дьяку Андрееву.

Такова послана апреля 4-го дня из монастыря с Ваською Радюжкиным.