Глава 4. Андроников монастырь

Споры историков относительно даты создания Андроникова монастыря. Анализ источников об основании этой обители. Выяснение ошибки В. А. Кучкина. Выяснение точной даты основания Андроникова монастыря. Его связь с событиями московской жизни того времени

В истории русской церкви основанный Сергием Радонежским Троицкий монастырь известен тем, что из него вышла целая плеяда учеников преподобного, ставших основателями новых обителей, рассеявшихся по необъятной Руси. По некоторым оценкам, сам Сергий, его ученики и «собеседники», ученики учеников создали или восстановили от четверти до половины всех появившихся в XIV–XV вв. русских монастырей. Что касается конкретных чисел, то в современной литературе порой мелькает цифра в 150 обителей, основанных учениками преподобного за 100 лет⁴⁵³.

Первой из таких обителей, относительно которой «Житие» Сергия сообщает, что в ее основании принял участие троицкий игумен, следует признать московский Спасо-Андроников монастырь. Он возник близ тогдашнего города, на левом берегу Яузы.

Согласно агиографу, однажды к Сергию Радонежскому пришел «некыи юношя» с просьбой постричь его в монахи. Преподобный не отказал ему в этом и постриг с именем Андроник. В течение 10 лет Андроник жил в Троицкой обители «въ всяком послушании», а затем у него возник замысел «еже изити из монастыра (Троицкого – Авт.) и сътворити свои монастырь». Случай помог этому желанию осуществиться: в Троицу «приде же тогда Алексие митрополит посещениа ради». В беседе с ним Сергий рассказал о мыслях Андроника и задал вопрос – как поступить с ним? Митрополит посоветовал игумену не препятствовать своему ученику и, взяв с собой Андроника, отправился с ним в Москву. Здесь, на берегах Яузы, Алексей с помощью ученика Сергия выбрал место для будущей обители, а на вопрос последнего: «владыко святыи, в кое имя велиши основати церковь в котораго святого?», рассказал о когда-то данном им обещании.

Его обстоятельства сводились к следующему. Во время возвращения Алексея из Константинополя его путь на Русь пролегал через море. Внезапно налетел сильнейший шторм, корабль готов был уже погрузиться в пучину и тогда митрополит стал молиться Богу, обещая, что если доберется до берега, поставит церковь во имя того святого, память которого будет праздноваться в день, когда корабль достигнет суши. Вскоре буря стихла и судно пристало к берегу 16 августа – день, в который отмечается большой церковный праздник – перенесение Нерукотворного образа Христа из Эдессы в Константинополь. По преданию, эта икона передавала облик Спасителя, чудесным образом запечатленный на убрусе, который он приложил к лицу. Благодарный за свое чудесное спасение, Алексей обязался поставить на Руси церковь во имя Образа Нерукотворного Спаса.

Но за постоянными делами по управлению русской церковью митрополиту все не удавалось исполнить свое обещание, и лишь поездка к Сергию заставила вспомнить о данном им обязательстве. Рассказав об этом, он велел Андронику поставить на берегу Яузы церковь во имя Образа Нерукотворного Спаса. Вскоре храм был выстроен, митрополит освятил его, дал «потребная на устроение монастыру» и «постави же ту игумена Андроника». Таково вкратце содержание сюжета об основании Андроникова монастыря в «Житии» Сергия Радонежского, составленном Пахомием Логофетом⁴⁵⁴.

Жизнеописания Андроника Московского до нас не дошло, а основные сведения о нем содержатся в житиях Сергия Радонежского и митрополита Алексея, в которых подробно рассказывается об основании Андроникова монастыря. Как и Сергий Радонежский, Андроник являлся уроженцем Ростова. Судя по тому, что на момент основания монастыря Андронику должно было быть не менее 33 лет – возраст, необходимый для поставления в настоятели, примерным временем его рождения является конец 20-х годов XIV в.

Из последующей его биографии известно лишь то, что он скончался 13 июня, когда отмечается его память. Если к этой дате следует отнестись с доверием, то относительно года кончины Андроника в литературе существуют разногласия. Так, составленный в XIX в. «Троицкий патерик» сообщает, что Андроник скончался после 40-летнего настоятельства в 1404 г.⁴⁵⁵ Однако Б. М. Клоссом была обнаружена рукопись «Жития» Сергия 40-х годов XVII в., где сообщается, что Андроник скончался «месяца июля в 13 день, в лето 6982», т.е. 1474 г., что в предположении ошибочности написания числа сотен, дает 1374 г. Правильную же дату смерти Андроника – 13 июня 1373 г. содержит собственноручная запись троицкого келаря Симона Азарьина, собиравшего сведения о всех учениках Сергия⁴⁵⁶.

Местная канонизация Андроника относится, вероятно, к концу XV в., но общецерковной канонизации не было. Мощи Андроника и его ученика Саввы были обретены (время неизвестно), однако оставлены под спудом, но не под землей, а в запечатанной гробнице в Спасском соборе Андроникова монастыря⁴⁵⁷.

Когда был основан Андроников монастырь? Агиограф не дает четкого ответа на этот вопрос, но тем не менее, содержащиеся в рассказе некоторые указания позволяют определить возможный временной промежуток. В частности, все исследователи сходятся в том, что буря на Черном море имела место в августе 1354 г., когда Алексей возвращался на Русь после своего поставления в митрополиты. Поскольку обитель была выстроена при жизни Алексея, становится ясным, что она была основана в промежуток между осенью 1354 г. (возвращение митрополита на Русь) и февралем 1378 г. (кончина Алексея).

Вместе с тем, определение точного года основания Андроникова монастыря вызывало у историков бурные споры.

В исследовательской литературе на протяжении XIX в. вплоть до наших дней существовало мнение об основании монастыря около или в 1360 г.⁴⁵⁸ Однако в 1969 г. оно было подвергнуто сомнению В. Г. Брюсовой. На ее взгляд, обитель была основана около 1391–1392 гг. митрополитом Киприаном незадолго до смерти Сергия Радонежского. Основанием для этого послужило то, что в одном из списков «Жития» преподобного в качестве основателя Андроникова монастыря фигурирует Киприан⁴⁵⁹. Эта гипотеза нашла своих сторонников. В частности, ее попытался развить И. С. Красовский, полагавший, что посвящение обители Спасу не есть результат плавания по Черному морю, а является характерным посвящением княжеских монастырей⁴⁶⁰. Вместе с тем продолжала существовать и прежняя точка зрения. Подобный разнобой в определении времени возникновения обители, диапазон которого достигал тридцати с лишним лет, привел к тому, что в литературе стали появляться весьма расплывчатые датировки. Так, М. Г. Гальченко писала, что «мужской монастырь Нерукотворного образа Спаса был основан не ранее середины или, согласно другим исследованиям, конца XIV в.»⁴⁶¹.

Предположение В. Г. Брюсовой о том, что обитель была основана в начале 1390-х годов, помимо прочего базировалась на мнении, взятом из книги архимандрита Григория, что первый настоятель монастыря Андроник скончался в 1395 г. Но позднее выяснилось, что он умер гораздо раньше. В частности, о том, что он скончался до 1380 г., позволяет судить помета Епифания Премудрого в Стихираре 1380 г.: «Месяца сентября в 21 день, в пяток... Во той же день Исакий Андроников приехал к нам». Следовательно, к этому времени монастырь уже называется Андрониковым в честь основателя, после кончины которого только и могло произойти такое наименование⁴⁶².

Тем самым становится понятным, что гипотезу В. Г. Брюсовой следует отвергнуть. Несмотря на этот формально неутешительный результат, разыскания исследовательницы имели важные последствия. Историки, вынужденные возвратиться к традиционной точке зрения, должны были констатировать, что 1360 г., выбранный в качестве даты начала Андроникова монастыря, не имеет под собой серьезных оснований. Отсюда становилось ясным, что точную дату основания обители следует отыскивать в промежутке между 1354 и 1378 гг., т.е. когда русскую церковь возглавлял митрополит Алексей. Впервые эта мысль была высказана в литературе еще И. У. Будовницем, указавшим, что хотя Андроников монастырь был основан при митрополите Алексее, «точная дата его основания неизвестна»⁴⁶³.

Пытаясь сузить хронологические рамки, Б. М. Клосс обратил внимание на известие Пахомия, что Андроник был пострижен лично Сергием и прожил в послушании у него 10 лет. Преподобный мог постричь своего ученика только официально став игуменом, т.е. начиная с середины 1354 г. Поскольку нам известно точная дата, когда Андроник прошел этот обряд (17 мая празднуется память апостола Андроника, в честь которого ученик Сергия получил свое монашеское имя), становится понятным, что он мог постричься не ранее 17 мая 1355 г. Прибавляя к этой дате указанные Пахомием 10 лет, которые Андроник прожил в Троицкой обители, получаем 1365 г., ранее которого монастырь не мог быть создан. Из других источников выяснилось, что Андроник скончался 13 июня 1373 г. Тем самым оказалось, что Андроников монастырь возник между 1365 г. и 1373 г. Стремясь определить год его основания, Б. М. Клосс предположил, что освящение обители должно было происходить в храмовый праздник – 16 августа (что представляется вполне естественным), который должен был совпасть с воскресным днем. Такое сочетание в указанный временной промежуток приходится только на 1366 г., который Б. М. Клосс и считает годом основания Андроникова монастыря⁴⁶⁴. (Мнение Б. М. Клосса об основании монастыря в 1360-е годы также нашло своих сторонников⁴⁶⁵).

Однако в этой датировке усомнился В. А. Кучкин. Он выразил вполне обоснованное сомнение в том, что освящение храмов на Руси в этот период обязательно должно было приходиться именно на воскресные дни. В подтверждение этому он привел ряд примеров⁴⁶⁶.

Действительно, если обратиться к летописным известиям первой половины XIV в., где говорится об освящении церквей, легко убедиться, что эти события приходились на разные дни недели. Так, освящение Успенского собора в московском Кремле состоялось в пятницу 14 августа 1327 г. (В летописях существуют разногласия по поводу точной даты освящения Успенского собора. Московский летописный свод конца XV в. датирует его 4 августа⁴⁶⁷. Однако более правильным следует признать сведения Рогожского летописца – 14 августа, указавшего при этом, что данный день пришелся «на память святаго пророка Михея, въ канунъ Госпожину дни», т.е. накануне престольного праздника⁴⁶⁸. Но в данном случае это уточнение не играет роли, ибо в 1327 г. 4 августа приходилось не на воскресенье, а на вторник). В 1329 г. в Москве были освящены две церкви: храм Иоанна Лествичника (в пятницу 1 сентября)⁴⁶⁹ и Поклонения вериг апостола Петра (в субботу 14 октября) [Разные летописи имеют некоторые разночтения по поводу этого храма. Московский летописный свод конца XV в. говорит, что данная церковь 14 октября была «свершена», т.е. завершена строительством⁴⁷⁰. Воскресенская сообщает, что она была «священа»⁴⁷¹. Это противоречие разъясняет Рогожский летописец, указывающий, что она «совръшена бысть и священна»⁴⁷². Учитывая короткий срок ее строительства (она была заложена 13 августа), становится понятным, что день окончания работ совпал с днем освящения]. Освящение Архангельского собора пришлось на понедельник 20 сентября 1333 г.⁴⁷³ (Московский летописный свод конца XV в. дает неточную дату – 28 сентября)⁴⁷⁴. Наконец, повелением Семена Гордого в 1343 г. в Новгороде, на Городище, была поставлена каменная Благовещенская церковь. Ее освящение архиепископом Василием состоялось в воскресенье 24 августа⁴⁷⁵. Уже тот факт, что из пяти случаев освящения храмов в первой половине XIV в. лишь один пришелся на воскресенье, показывает ошибочность утверждения, что освящение церкви должно было совпадать с воскресным днем.

Что же тогда служило основанием для выбора конкретной даты для освящения той или иной церкви? Этот вопрос достаточно подробно рассмотрен Н. С. Борисовым, указавшим на роль нескольких факторов. Пожалуй, главным из них была древняя традиция освящения храма на престольный праздник. Первый из перечисленных выше, Успенский собор в Москве, был освящен 14 августа, накануне «Успеньева дня». Другим основанием для выбора даты являлось стремление связать торжественную церемонию освящения с именем храмосоздателя. В качестве примера укажем, что храм Поклонения вериг апостола Петра был освящен 14 октября, в день памяти Протасия – святого, соименного родоначальнику Вельяминовых московскому тысяцкому Протасию. По имеющимся в нашем распоряжении источникам известно о его участии в церковном строительстве того времени. Все это позволяет говорить о том, что он принимал самое активное участие и в возведении данного храма. Избрав для освящения церкви день памяти его ангела, Духовная власть подчеркивала его роль в ее сооружении. Наконец, большую роль играла символика дат. Каменный храм Иоанна Лествичника, посвященный небесному покровителю Ивана Калиты, был недаром освящен 1 сентября, «на память святого отца Симеона Столпника», что указывает на старшего сына и главного наследника великого московского князя – Семена Гордого, призванного продолжить дело своего отца. Освящение Архангельского собора (в летописи он именуется церковью архангела Михаила) не случайно пришлось на 20 сентября. В этот день отмечалась память знаменитого князя Михаила Черниговского, замученного в Орде в 1246 г., и тем самым декларировалась необходимость борьбы с иноземным засильем⁴⁷⁶.

Отсюда выясняется, что 1366 г., предложенный Б. М. Клоссом в качестве даты возникновения Андроникова монастыря, не может быть принят. Сомнения у В. А. Кучкина вызвало и то, что должно было пройти так много времени (12 лет) между тем, когда был дан обет (1354 г.) и когда он был исполнен (промежуток между 1365 и 1373 гг., если оставить указание «Жития» Сергия на десять лет, проведенные Андроником в Троицкой обители).

При решении этого вопроса исследователям помогло то, что сюжет об основании данной обители дошел до нас в составе другого источника – «Жития» митрополита Алексея. С его помощью удается уточнить, что монастырь возник в относительно небольшой промежуток времени – между 1365 и 1370 г.

Жизнеописание первого русского митрополита из среды московских бояр являлось довольно популярным литературным памятником своего времени и дошло до нас в многочисленных списках, которые датируются временем начиная с середины XV в., когда Алексей был причислен к лику святых, вплоть до XIX в. Не удивительно, что за столь долгий срок бытования «Жития» оно неоднократно перерабатывалось и редактировалось. Всего известно до полутора десятка различных его редакций. Можно предположить, что на протяжении всего этого времени первоначальный текст памятника изменялся, уточнялся, из него исключались те или иные сюжеты, добавлялись новые подробности, которые могли иметь мало общего с реальностью. Нет надобности говорить, что главным для исследователей стал поиск наиболее ранних списков «Жития» митрополита Алексея.

От XV в. дошло две редакции биографии этого святого. Первая из них принадлежала архимандриту основанного Алексеем Чудова монастыря, впоследствии пермскому епископу Питириму. Но она крайне лаконична, скупа на подробности и не могла удовлетворить читателей своего времени. Поэтому вполне понятно, почему в 1459 г. появился новый, более подробный рассказ о жизни митрополита, который лег в основу всех последующих переделок памятника. Один из списков этой старшей редакции «Жития» митрополита Алексея сохранился в составе известного сборника № 948 из Синодального собрания Государственного Исторического музея в Москве и некогда принадлежал видному церковному и государственному деятелю середины XVI в. митрополиту Макарию. Судя по водяным знакам, рукопись должна датироваться 70-ми годами XV в. и по времени оказывается довольно близкой к оригиналу памятника. В 1967 г. ее опубликовал В. А. Кучкин.

В указанной рукописи мы, действительно, находим сюжет об основании Андроникова монастыря. Но в отличие от «Жития» Сергия Радонежского в этом памятнике он изложен несколько иначе – оказывается, что эта обитель была основана при великом князе Иване Красном: «благочестивый князь Иоань помысли церковь въздвигнути и в немъ съставити общее житие»⁴⁷⁷. Поскольку Иван Красный скончался 13 ноября 1359 г., становится ясным, что Андроников монастырь был основан до этого события, т.е. в промежуток между осенью 1354 г. и осенью 1359 г. Но эта датировка противоречит той, что была выведена Б. М. Клоссом (между 1365 и 1373 г.)

Неудивительно, что перед исследователями встала задача выяснения – какое из житий двух святых XIV в. дает правильные сведения, а какое – ошибается? Ранее мы говорили о том, что «Житие» Сергия (его первая пахомиевская редакция) было составлено в 1439 г. Что касается «Жития» митрополита Алексея, то оно было написано в начале 1459 г.⁴⁷⁸, то есть через двадцать лет после первого, и, таким образом, является более поздним памятником. Но в данном случае это не имеет значения. Весь парадокс заключается в том, что автором и первого, и второго памятника является один и тот же человек – Пахомий Логофет.

Пытаясь разрешить это противоречие, В. А. Кучкин обратил внимание на то, что Пахомий, завершая рассказ об основании Андроникова монастыря в первой редакции «Жития» Сергия, пометает фразу: «Зде же о Андронице да скратим и пакы на предлежащяя да възвратимся»⁴⁷⁹. Из этого указания ясно, что при написании «Жития» Сергия Радонежского Пахомий пользовался, помимо текста Епифания, и другими источниками – в частности, житием Андроника. Это предположение приобретает уверенность при знакомстве с третьей редакцией сочинения Пахомия. В ней агиограф уточнил некоторые факты из жизни Андроника. Так, он указал, что тот являлся земляком Сергия, будучи «от отечьства того же града Ростова» и пришел в Троицу «в мале възрасте». Представлен иначе и эпизод выбора митрополитом Андроника в качестве основателя будущей обители – оказывается, что Алексей уже хорошо знал последнего и поэтому именно его просил для осуществления своего замысла. Далее рассказывается, что уже после строительства храма митрополит украсил его образом Спаса, который принес из Царьграда. Затем сообщается, что к Андронику пришел Сергий Радонежский. Похвалив своего ученика, он благословил его. После Андроника монастырь возглавил ученик последнего Савва, при котором многие монахи яузской обители «произведени бышя на игуменьство, овии же на епископьство». В свою очередь, у Саввы были свои ученики – Александр, возглавивший после него монастырь, и Андрей (Рублев), о котором агиограф замечает, что он был «иконописцем преизрядным», которые «създаста въ обители себе церковь каменну красну зело, и подписаниемъ чюдным украсиша ю в память святыхь отець своихъ, еже и доныне зрится»⁴⁸⁰. При этом уточнение, что Андроник пробыл в Троицкой обители 10 лет, имеющееся в первом варианте труда Пахомия, в третьей его редакции исчезло. Отсюда, по мнению В. А. Кучкина, указание на данный срок является всего лишь поздним добавлением, использовать которое для различных расчетов не следует⁴⁸¹.

Когда же в таком случае возник Андроников монастырь? Обратившись к тексту «Жития» Алексея, видим, что сюжету об основании Андроникова монастыря в нем предшествует сообщение, что «тогда злочестивыи царь Бердебекь избивъ братью свою 12, лють сии зело немилостивъ, покушаашеся и на хрестианьство ити. И на се советника имея Товлубиа и того безьчеловечна и сурова». Узнав об этом, великий князь Иван стал просить митрополита пойти в Орду, «яко да утолитъ гневъ». Тот исполнил просьбу князя, смог удивить татар своей премудростью «и пакы възратитися на свои престолъ»⁴⁸². Это сообщение находит отражение и в летописном материале, где под 1357 г. помещено известие о гибели братьев Бердебека: «седе на царьстве сынъ его Бердебек, убив братовъ своих 12 окаанным предстателем своим Товлубьем»⁴⁸³. Тем самым из текста «Жития» митрополита Алексея со всей очевидностью вытекает, что Андроников монастырь не мог быть основан ранее осени 1357 г., когда происходили эти бурные события. Не мог он возникнуть и позже 1358 г. Под этим годом летописец помещает известие: «тое же зимы по Крещеньи пресвященныи Алексии митрополитъ поехалъ въ Киевъ»⁴⁸⁴. Оттуда он возвратился уже после смерти Ивана Красного, в 1360 г.⁴⁸⁵ Отсюда последовал вывод, что основание монастыря следует датировать временем около 1357–1358 гг.⁴⁸⁶

Как и версия В. Г. Брюсовой, предположение В. А. Кучкина также нашло своих сторонников. В частности, О. Г. Ульянов, ссылаясь на показание списка старшей редакции «Жития» Алексея, опубликованного В. А. Кучкиным, полагает, что освящение Спасской церкви Андроникова монастыря состоялось 16 августа 1357 г.⁴⁸⁷

Но можно ли доверять свидетельству этой редакции «Жития» митрополита Алексея? Задуматься над этим приходится, когда вчитываешься в текст начала сюжета об Андрониковом монастыре: «благочестивый князь Иоань помысли церковь въздвигнути и в немъ съставити общее житие, помышляше же въ уме своемъ и на бога всю надежю възлагааше, глаголя: «Аще будеть богу угодно се, можеть ина дела произвести». И тако ему помышляющу, прииде къ святому Сергию в монастырь посещениа ради, и бывшому обычному благословению и беседе, глагола митрополитъ къ святому...»⁴⁸⁸. Б. М. Кпосс, анализируя смысл этого отрывка, отметил, что перед нами – явная несообразность: великий князь, задумав создать церковь, приходит с этой мыслью к троицкому игумену, начинает беседу и вдруг оказывается, что говорит не Иван Красный, а митрополит. Отсюда становится понятным, что в этом месте «Жития» Алексея ошибочно подогнаны два совершенно разных сюжета.

Тем самым, по мнению Б. М. Клосса, указание «Жития» митрополита Алексея на великого князя Ивана Красного как инициатора основания Андроникова монастыря является домыслом и позднейшей вставкой, и, соответственно, не может быть использовано при определении даты основания обители⁴⁸⁹. Истоки этой ошибки нетрудно понять, зная, как трудился над житием средневековый агиограф: обычно перед глазами он держал несколько источников, на основании которых компилировал биографию святого. Усталость, рассеянность, задумчивость и тому подобные причины порой приводили к тому, что работая над одним сюжетом, агиограф мог чисто механически переключить внимание на другой источник и продолжать переписывать текст уже из него, не замечая, что речь идет об ином сюжете.

С учетом этого можно констатировать, что показания двух житий явно противоречат друг другу. Для того, чтобы установить истину, казалось бы, нужна самая малость – определить, какое из этих двух свидетельств ошибочно и опереться на правильное. Именно так пытаются решить вопрос два оппонента.

В результате этого вопрос о дате возникновения Андроникова монастыря окончательно зашел в тупик. Круг таким образом замкнулся. В данных условиях неудивительно, что Н. С. Борисов предпочел придерживаться традиционной даты основания Андроникова монастыря – около 1360 г.⁴⁹⁰ (Этой же даты придерживается и Н. А. Копылова)⁴⁹¹. Критикуя датировку, предложенную Б. М. Клоссом (1365–1373 гг.), он, вслед за В. А. Кучкиным, считает, что «она противоречит логике событий. Митрополит Алексей должен был приступить к исполнению своего обета вскоре после возвращения из литовского плена в 1360 г. Непонятно, что заставило его затягивать свой расчет с Богом на столь долгий срок? Отстаивая эту датировку, исследователь (Б. М. Клосс. – Авт.) ссылается на известие Первой Пахомиевской редакции Жития Сергия о том, что Андроник прожил в Троице под началом у Сергия 10 лет. Однако это известие появилось в данном контексте как вторичное, под влиянием помещенного несколько ниже рассуждения Сергия о том, что некоторые иноки, прожив в обители лет 10 или более, «потом санов хотят»⁴⁹² ... Есть еще одно обстоятельство, которое следует иметь в виду... Сообщение о том, что тот или иной подвижник был постриженником преподобного, не всегда следует понимать буквально. Сергий стал священником и полноправным игуменом только в 1354 г. Однако трудно поверить в то, что ранее этой даты маковецкая община пополнялась лишь за счет бродячих монахов. Несомненно в обители был старец-игумен, имевший сан священника и совершавший постриг новых братьев по указанию харизматического главы общины – Сергия. Поначалу это был игумен Митрофан, постригший самого Сергия... Разумеется, все те, кто был пострижен по указанию Сергия и в его присутствии, также предпочитали называть себя его постриженниками»⁴⁹³.

Тем самым Н. С. Борисов все же пытается совместить датировки Б. М. Клосса (основанную на 10-летней жизни Андроника у Сергия) и В. А. Кучкина (монастырь воздвигнут при жизни Ивана Красного). Но конструкция эта оказывается весьма неустойчивой и ее невольно разрушает сам автор, когда строчкой ниже пишет, что «в монашеском мире эту тонкую разницу замечали. Не случайно в рассказе о пострижении Федора Симоновского (Первая Пахомиевская редакция) особо оговорено, что он был пострижен лично Сергием («и тако отлагает власы рукою преподобнаго Сергеа»)»⁴⁹⁴. Однако при этом исследователь забывает, что почти тот же оборот Пахомий применяет в первом варианте «Жития» Сергия по отношению к Андронику: «святы же моление его не презре, и тако остризает ему власи и облачит его въ святыи иноческыи образ, и нарече имя ему Андроник»⁴⁹⁵.

Тем не менее, в рассуждениях Н. С. Борисова есть один весьма любопытный момент, когда он ставит вопрос – мог ли митрополит в принципе основать Андроников монастырь в княжение Ивана Красного?

Выше мы говорили о том, что согласно тексту «Жития» митрополита Алексея, перед сюжетом об Андроникове монастыре рассказывается об убийстве ханом Бердибеком 12 своих братьев. Летописи помещают это известие под 1357 г.⁴⁹⁶ По рассказу летописца, «замятня» в Орде случилась именно тогда, когда в ней находился митрополит, вызванный туда ханшей Тайдулой («да посетить еа нездравие»). Опасаясь худшего, предстоятель русской церкви поспешил покинуть ханскую ставку. «Вборзе изъ Орды отпоущенъ бысть, зане же замятьня ся доспела въ Орде», – уточняет Рогожский летописец. Но более важным для нас представляется следующее его известие, из которого явствует, что сразу после возвращения митрополита в Москву в Орду на поклон к новому хану отправился великий князь Иван Красный: «А Олексии митрополитъ прииде изъ Орды, а князь великии Иванъ и вси князи Роускыи и князь Василии Михаиловичь поидоша въ Ордоу»⁴⁹⁷. Из этого сообщения вытекает, что московский святитель если и видел великого князя, то очень небольшой промежуток времени, явно недостаточный для основания обители. Это была их последняя встреча. О возвращении Ивана Красного из Орды Рогожский летописец сообщает уже под следующим 6866 (1358) г. Однако митрополита в Москве с января 1358 г. уже не было. Под тем же 6866 (1358) г. читаем: «тое же зимы по Крещеньи пресвященныи Алексии митрополитъ поехалъ въ Киевъ»⁴⁹⁸. Оттуда он возвратился уже после смерти Ивана Красного, в 1360 г.⁴⁹⁹

Проделанный нами обзор летописных сообщений означает лишь одно – Андроников монастырь не мог быть основан в последние годы княжения великого князя Ивана Красного, а следовательно, текст «Жития» митрополита Алексея содержит здесь явную ошибку.

Для того, чтобы понять – откуда она взялась и как выглядел первоначальный текст Пахомия, необходимо обратиться к анализу происхождения этой редакции «Жития» митрополита Алексея. Это важно и потому, что в дальнейшем нам вновь придется иметь дело с житием московского святителя.

Ранее мы говорили о том, что Пахомий Логофет был не первым агиографом, обратившимся к биографии митрополита Алексея. В начале своего труда он прямо указал на то, что его предшественником следует считать «архимандрита Питирима, иже последи бысть Перми епископъ». И далее, характеризуя составленное тем жизнеописание Алексея, замечает: «Съи убо предиреченныи епископъ нечто мало о святомь списа и канонъ тому въ хвалу изложи, слышавъ известно о его житии, паче же и от самех чюдесъ, бывающих от раки богоноснаго отца, прочая же не поспе, времени тако зувущу»⁵⁰⁰.

О Питириме известно, что он родился в Ярославле. Еще в юности он принял постриг и пользовался наставлениями старца Кирилла. Был дьяконом, пресвитером, а затем архимандритом придворного московского Чудова монастыря. Будучи в этом сане, он близко сошелся с великим князем Василием Темным и в январе 1440 г. крестил у него сына, будущего государя Ивана III. Между 1441 и 1447 г. был поставлен в пермские епископы и в этом качестве принимал деятельное участие в религиозной и политической деятельности. В частности, 29 декабря 1447 г. он подписался в увещательной грамоте Дмитрию Шемяке от собора епископов, грозившей проклятьем за возмущение против великого князя. В декабре 1448 г. он участвовал в поставлении на русскую митрополию рязанского епископа Ионы, а 19 августа 1455 г. был убит вогулами⁵⁰¹.

Из указаний Пахомия следует, что Питирим написал биографию Алексея, будучи архимандритом, т.е. до 1441 г., и она была очень краткой по своему объему. В ряде русских летописей (Симеоновской, Рогожском летописце, Троицкой) под 1378 г. читается небольшой рассказ о жизни митрополита Алексея, приуроченный к известию о его кончине⁵⁰². Долгое время считалось, что именно он вышел из-под пера Питирима и является первой редакцией жизнеописания святителя. Позднее исследователи усомнились в этом, указав, что Рогожский летописец и Симеоновская летопись восходят к своду 1408 г., а Питирим мог написать свое произведение только после обретения мощей митрополита Алексея в 1431 г. Сравнение летописной повести о митрополите и текста старшей Редакции «Жития» Алексея, принадлежащей Пахомию Логофету, убедило Р. А. Седову, что последний не мог использовать в качестве основы для своего произведения летописный рассказ об Алексее⁵⁰³. Это означало то, что должна была существовать особая Первоначальная редакция «Жития» митрополита Алексея. Для нас это обстоятельство важно тем, что позволило бы заглянуть в наиболее раннюю редакцию этого памятника и выяснить – говорится ли там об участии Ивана Красного в судьбе Андроникова монастыря.

Задав направление поиска, исследовательница вскоре обнаружила следы этой редакции в составе двух сборников, один из которых датируется последней четвертью XV в., а другой – третьей четвертью XVI в. Сопоставление этих двух сборников и старшей редакции «Жития» митрополита, вышедшей из-под пера Пахомия, убедило ее в том, что перед нами действительно тот самый, все время ускользавший от исследователей первичный текст «Жития», написанного Питиримом, который послужил основой для Пахомия Логофета⁵⁰⁴. Ею же найденный памятник был опубликован⁵⁰⁵.

В нем мы находим известие о начале Андроникова монастыря. Оно очень кратко и, познакомившись с ним, вполне понимаешь упрек, брошенный Пахомием в адрес своего предшественника: «нечто мало о святомь списа». Собственно говоря, сюжет об основании Андроникова монастыря состоит лишь из одной фразы: «И по сихъ общи монастырь споставляетъ, еже есть Андронниковъ, и в немъ церковь камену Спаса Нерукотворенаго образа, и монастырю дасть милостыню доволну». Данное известие помещено в следующем контексте: рассказывается, что злочестивый царь Бердебек, убив 12 братьев, «хваляшеся ити на христьянство Рускыя земли». По просьбе великого князя Ивана митрополит отправился в Орду. Там он «гневъ царя смири» и возвратился обратно на Русь. Далее рассказывается об основании Андроникова монастыря, а затем о воздвижении каменной Благовещенской церкви в Нижнем Новгороде, где он крестил сына упоминавшегося в предыдущей главе князя Бориса Константиновича⁵⁰⁶. При этом великий князь Иван Красный нигде не фигурирует в качестве инициатора возведения интересующей нас обители.

Таким образом, из анализа Первоначальной редакции и ее сравнения с текстом Пахомия вытекают два вывода: во-первых, указание на основание монастыря Иваном Красным, как и предполагал Б. М. Клосс, являются позднейшей вставкой в первоначальный текст, а, во-вторых, оказывается, что данная ошибка была допущена не кем иным, как переписчиком изданного В. А. Кучкиным списка.

В. А. Кучкин в предисловии к своей публикации писал, что «до настоящего времени (1967 г. – Авт.) известен лишь один список старшей редакции жития митрополита Алексея, написанный Пахомием Сербом. Он сохранился в составе известного сборника № 948 из Синодального собрания»⁵⁰⁷.

Но данное утверждение не соответствует истине. Известно, по крайней мере, два списка этой редакции (№ 949, датируемый XVI в., и № 961, относящийся к XVII в., – оба из Погодинского собрания Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге). Более того, они были даже опубликованы в 1915 г., что, правда, осталось неизвестным В. А. Кучкину⁵⁰⁸.

Обратившись к интересующему нас месту «Жития» митрополита Алексея, видим, что текст списка № 949 Погодинского собрания совпадает с текстом списка № 948 Синодального собрания: «И по сих же благочестивый великыи князь Иванъ помысли церковь въздвигнути и монастырь строити и в нем съставити общее житие». Однако, сличив его со списком № 961, видим, что писец списка № 949 пропустил в этом месте по невнимательности несколько строк, что впоследствии привело к несообразности данного места жития и длительным спорам ученых. В оригинале же текст Пахомия выглядел следующим образом: «И по сих же благочестивыи великыи князь Иванъ (Ивановичь со освященным собором и со множеством народа стретоша его, и прият с великою честию и радостию, паче же реку и со слезами многими, и вси прославиша Бога и Пречистую его Богоматерь о таковом великом чюдеси. По сем же времени) помысли церковь въздвигнути и монастырь строити и в нем съставити общее житие»⁵⁰⁹. (Пропущенный текст в списке № 949 и восполненный по списку № 961 той же старшей редакции заключен в скобки). Отсюда становится понятным, что в споре исследователей прав оказался Б. М. Клосс, а датировка, предложенная В. А. Кучкиным, основана на дефектном списке «Жития» и не может быть принята. Его ошибка была такой же, как и у В. Г. Брюсовой, – все свои умозаключения он построил на единственном неверном списке источника, не приняв во внимание всю их совокупность.

Таким образом, говоря о дате основания Андроникова монастыря, следует придерживаться предложенного Б. М. Клоссом промежутка между 1365 и 1373 г. Попытаемся сузить его. Следующим эпизодом после основания Андроникова монастыря обе древнейшие редакции «Жития» митрополита Алексея называют его поездку в Нижний Новгород, где он воздвиг Благовещенскую церковь и крестил сына у князя Бориса Константиновича⁵¹⁰. Последний факт нашел отражение в Первой Софийской летописи, которая под 6878 (1370) г. сообщает: «Митрополитъ Алексеи былъ въ Новегороде въ Нижнемъ, и крестилъ у князя Бориса Костянтиновича сына князя Ивана»⁵¹¹. (Из показания Симеоновской летописи выясняется, что митрополит Алексей был в Нижнем Новгороде в самом конце 1370 г.⁵¹²). Что касается 1365 г., предложенного Б. М. Клоссом в качестве другой крайней даты основания Андроникова монастыря, то она также подтверждается источниками. Обойденная вниманием В. А. Кучкина публикация «Жития» митрополита Алексея, предпринятая в 1915 г. Н. В. Шляковым, любопытна еще и тем, что сопоставляет текст Старшей редакции «Жития» с одним из наиболее полных списков этого памятника, включающим в себя 225 рисунков (из которых 126 раскрашены), и относящимся к началу XVII в. Последний (ошибочно принятый издателями за текст Пахомия Логофета) был опубликован хромолитографическим способом Обществом любителей древней письменности к 500-летнему юбилею кончины святого на средства графа А. Д. Шереметева⁵¹³. Из сравнения этих двух редакций выяснилось, что эпизоду с Андрониковым монастырем в последней предшествует сюжет о «хожении» митрополита в Тверь, где он крестил дочь Ольгерда и внучку великого князя Александра Михайловича Тверского, которую привезла на Русь специально ездившая за ней ее бабка великая княгиня Анастасия⁵¹⁴. Установить его дату помогает известие Рогожского летописца, сообщающего под 6872 (1364) г., что «тогды же княгини Настасиа приехала изъ Литвы со внукою съ некрещеною съ Олгердовою дщерию и крестили ее въ Тфери, того же деля крещениа митрополитъ Алексеи приездилъ во Тферь»⁵¹⁵. Отсюда становится понятным, что Андроников монастырь был основан в период между 1365 и 1370 г.

Чтобы определить в этом промежутке точный год основания Андроникова монастыря, необходимо обратиться к характеристике того пункта, где он был воздвигнут. Историки Москвы уже давно обратили внимание на то обстоятельство, что многие из обителей, окружавших российскую столицу, с самого начала строились как крепости на подступах к городу. Особенно нуждались в укреплении юго-восточные подхода к Москве со стороны Орды. С учетом этого митрополитом Алексеем и было выбрано место на высоком холме у крутого поворота Яузы, там, где ее пересекала старинная дорога, шедшая из Москвы в сторону Коломны и Рязани⁵¹⁶. Участок, занятый обителью, был укреплен самой природой практически со всех сторон: с юго-запада – безымянным ручьем, с запада – Яузой, с востока – речкой Дубенкой, впадающей в Яузу, а к северу от монастыря в последнюю впадал ручей Золотой Рожок. С вершины холма был хорошо виден московский Кремль, расстояние до которого по прямой составляло 3 км⁵¹⁷.

Разумеется, выдержать здесь длительную осаду было делом проблематичным, но на это создатели монастыря и не рассчитывали. Окруженный деревянной оградой, он представлял собой своего рода форпост, «сторожу», которая могла задержать внезапный набег противника лишь на небольшой срок. Но тем самым давался выигрыш во времени защитникам Кремля, а у жителей Москвы появлялась возможность скрыться за его стенами. Отсюда становится понятным, что говоря о возникновении Андронникова монастыря, следует учитывать и то, что создавался он, в первую очередь, с оборонительными целями.

Из чего же складывалась оборона Москвы в середине XIV в.? Из анализа летописных известий следует признать, что фортификационные сооружения города к середине 1360-х годов пришли в плохое состояние.

Во многих летописях XV–XVI вв. сохранилось описание большого пожара, который случился в Москве в 1365 г. Он начался в разгар летней жары, когда стояла засуха, было мало воды, а на город неожиданно налетел шквальный ветер. «И тако въ единъ часъ или въ два часа весь градъ безъ останка погоре», – записал летописец. И добавлял: «Такова же пожара преже того не бывало, то ти словеть великы пожаръ, еже отъ Всех Святыхъ»⁵¹⁸.

«Всех Святых» – название церкви. Но в средневековой Москве было два храма с этим посвящением: один располагался на Кулишках, другой находился в Чертолье. Какой же был упомянут в известии 1365 г.? Ответ на это дает Московский летописный свод конца XV в., согласно которому пожар начался «от Всех Святых сверху от Черторьи, и погоре посад весь и Кремль и Заречье»⁵¹⁹. В. А. Кучкин посвятил специальную статью географии московского пожара 1365 г.⁵²⁰ При этом основным источником в этом вопросе для него послужил Рогожский летописец, согласно которому пожар начался оттого, что «загореся церковь Всех Святыхъ, и от того погоре весь градъ Москва, и посадъ, и кремль, и загородие и заречие»⁵²¹. По времени написания Рогожский летописец, несомненно, более ранний источник, чем Московский свод конца XV в. На основании этого исследователь считает слова уточнения, что речь идет о церкви Всех святых в Чертолье, позднейшей вставкой. Таким образом, по его мнению, пожар начался от другой одноименной церкви, которая находилась на Кулишках. Тем самым он приходит к довольно странному выводу, что церковь Всех святых на Кулишках, которая согласно московскому преданию была воздвигнута в память погибших на Куликовом поле, существовала ранее этого события и упоминается уже в 1365 г. О связи храма на Кулишках с погибшими на Куликовом поле, казалось бы, должно говорить посвящение главного престола памяти всех святых, а мы знаем, что во время Мамаева побоища погибла масса людей. Однако В. А. Кучкин связывает наименование храма не «с памятью погибших в Куликовской битве 1380 г., как до сегодняшнего дня считают москвичи, а с существовавшей здесь пристанью при слиянии Яузы и Москвы, где останавливались плававшие по этим рекам суда и съезжалось много народа. Пристанище на устье р. Яузы фиксируется завещанием вдовы Владимира Андреевича, сподвижника Дмитрия Донского, княгини Елены 1433 г.»⁵²². Церковь на Кулишках, расположенная на современной Славянской площади Москвы, сохранилась до сих пор. Достаточно пройти от нее к устью Яузы, чтобы убедиться в том, что она находится на слишком большом расстоянии от этого места. Что же касается судоходства по Яузе, то по данным тех же духовных и договорных грамот московских князей, эта река уже в XIV в. была перегорожена по крайней мере тремя мельничными плотинами и суда по ней в указанное время плавать просто не могли. При воссоздании географии московского пожара 1365 г. в первую очередь следует обращать внимание на то, где были созданы те или иные летописные своды. Рогожский летописец – памятник тверского летописания и поэтому его автору было безразлично, где находилась церковь Всех Святых – отсюда в нем нет уточнения, где был расположен этот храм. Создатель московского свода конца XV в. жил в Москве и прекрасно знал о наличии двух одноименных церквей в городе. Следствием этого стало уточнение, что речь идет именно о храме, находившемся в Чертолье.

Урон от пожара 1365 г. был весьма значительным для Москвы, ибо серьезно пострадали деревянные кремлевские стены, воздвигнутые еще при Иване Калите. Тем самым город оказывался практически незащищенным от внешней угрозы. А в том, что она могла последовать и, в первую очередь, со стороны Орды, доказывали события осени этого года в Рязанской земле. Татарский князь Тагай, засевший в Наручади (район современного Наровчата), пришел «тайно и безвестно» в рязанские пределы, захватил Переяславль-Рязанский и сжег его⁵²³.

В этих условиях оставлять Москву без всякого прикрытия было крайне опасно. Митрополит Алексей, фактически возглавлявший в малолетство великого князя Дмитрия тогдашнее московское правительство, должен был прекрасно понимать, что приступить сразу к возведению новых кремлевских укреплений было просто невозможно – в преддверии зимы горожане сначала должны были восстановить уничтоженные пожаром свои дома. Лишь зимой 1366/67 г. у москвичей появилась возможность начать строительство нового белокаменного Кремля. Под 1366 г. летописец записал: «Тое же зимы князь великии Дмитреи Ивановичь, погадавъ съ братомъ своимъ съ княземъ Володимеромъ Андреевичемъ и съ всеми бояры стареишими, и сдумаша ставите городъ каменъ Москву, да еже умыслиша, то и сътвориша, тое же зимы повезоша камень къ городу», а под следующим годом уточнил, что «тое же зимы на Москве почали ставить городъ каменъ»⁵²⁴.

«Житие» Алексея сохранило свидетельство о том, что решение о строительстве белокаменного Кремля принималось при активном участии митрополита: «Тогда же великии князь Дмитрей Ивановичь, по благословению отца своего иже во святыхъ чюдотворца Алексия, заложи градъ Москву каменъ, а преже того отъ древнихъ лет древянъ былъ»⁵²⁵.

Спешность, с которой возводили кремлевские стены («начаша делати безпрестани»⁵²⁶), оказалась вполне оправданной – уже в конце 1368 г. Москву осадил литовский князь Ольгерд, но перед мощью новых укреплений вынужден был отступить: «а града кремля не взялъ»⁵²⁷.

Возведение белокаменного Кремля потребовало от Москвы серьезного напряжения сил. Достаточно упомянуть о том, что тверские князья, вторые по могуществу и силе в Северо-Восточной Руси, годом спустя смогли укрепить свой стольный город лишь деревянными стенами, обмазанными глиной. Симеоновская летопись под 1369 г. сообщает, что «того же лета въ осенине градъ Тферь срубили древянъ, и глиною помазали». Рогожский летописец уточняет, что деревянные укрепления были срублены «въ две недели»⁵²⁸.

Для строительства московских укреплений привлекались средства и силы не только великокняжеской казны, но и московского боярства. Об этом свидетельствует любопытное наблюдение С. Б. Веселовского. Еще в XIX в. исследователи обратили внимание на то, что некоторые из башен и ворот московского Кремля носят названия, образованные от имен и прозвищ московских бояр (Свиблова, Собакина и Беклемишева башни, Фроловские и Тимофеевские ворота). Известный москвовед И. Е. Забелин, а вслед за ним С. П. Бартенев полагали, что они получили свои названия от соседних боярских дворов⁵²⁹. Однако академик С. Б. Веселовский выяснил, что «Федор Свибло, Иван Федорович Собака, из рода князей Фоминских, позже боярин, Федор Беклемиш, родоначальник Беклемишевых, его родной брат Фрол и окольничий Тимофей Васильевич Вельяминов – все жили в одно время, как раз тогда, когда великий князь Дмитрий строил поспешно первые каменные укрепления Кремля. Этим лицам и другим, памяти о которых не сохранилось, было поручено наблюдение за постройкой различных частей Кремля»⁵³⁰. Несомненно, что помимо общего руководства возведением отдельных башен и прилегающих к ним участков стен дело не ограничилось, и бояре должны были участвовать в строительстве как предоставлением своих средств, так и наймом работников.

Понятно, что в подобных условиях, в период с зимы 1366/67 г. вплоть до 1368 г., когда в Москве все рабочие руки были нарасхват, вести еще какое-либо другое строительстве в столице или ее ближайших окрестностях не было никакой возможности. С учетом изложенных обстоятельств становится ясным, что из промежутка между 1365 и 1370 г., в течение которого возник Андроников монастырь, единственно возможным временем для его возведения оказывается летний строительный сезон 1366 г. Очевидно, обитель была заложена сразу после осеннего набега 1365 г. татар на Рязань, показавшего всю незащищенность столицы, а освящение главного монастырского храма пришлось на день престольного праздника 16 августа 1366 г.⁵³¹