Слово о прелести и неразумной ревности

На Карулях жил один аскет по имени Пахомий, который впал в страшную прелесть. Он утверждал, что нет священника, который был бы достоин его причастить. Таким образом, он ждал, когда Ангел с неба принесет ему Святые Таины. Кончина отца Пахомия была трагичной. Он упал с обрыва и утонул в море. Нашли его наполовину съеденным большими рыбами у противоположного берега полуострова Ситония.

* * *

Много лет назад на южной окраине Катунак жил один весьма благоговейный старец со своим послушником по имени Спиридон. Вначале Спиридон был исполнительным и послушным во всем. Однако со временем невидимый червь тщеславия начал разъедать его монашеское жительство. Он творил чрезмерные подвиги, увеличил поклоны, количество молитв по четкам, бодрствовал больше времени, не взяв на это разрешение и благословение своего духовного отца. Себя он стал считать куда выше прочих монахов и мало-помалу, творя свою волю, дошел до того, что им совершенно овладел дух гордыни.

Однажды ночью он услыхал, как кто-то стучится к нему в келью, говоря: «Молитвами...». Он открыл дверь и увидел перед собой Ангела. Но это был Ангел лишь по виду, а не по существу.

– Я послан Самим Вседержителем Богом возвестить тебе о том, что Ему угодны многие твои подвиги и добродетели, – сказал ему лжеангел. – Итак, Бог, чтобы вознаградить тебя, зовет тебя взойти сегодня со мной на вершину Афона, куда Он придет с Ангельскими Воинствами и с ликами святых, чтобы ты поклонился Ему.

Так сказал явившийся в виде Ангела диавол, а Спиридон, поскольку был ослеплен тьмой гордости, не помолившись, последовал за ним, оставленный благодатью. Дело было зимой, во время обильных снегопадов. После многочасового шествия они поднялись на вершину Афона. Тот, кто притворился светлым Ангелом, с радостью говорит Спиридону:

– Посмотри туда. Видишь, Христос идет?

Спиридон посмотрел и увидел какой-то красный диск, в центре которого на троне в архиерейском облачении восседает Христос. Вокруг волнами двигаются чины Ангелов и лики святых апостолов, иерархов, преподобных, праведных мужей и жен. Впереди же святителей предстоит святой Спиридон Тримифунтский, вид которого особенно привлек внимание несчастного Спиридона.

Тем временем бес в образе Ангела торопил его:

– Что ты глазеешь, как дурак? Не видишь, что Сам Христос здесь? Быстро иди и поклонись Ему.

Спиридон сделал шаг вперед, но засомневался. Видимо, кто-то молился за него в эту минуту. С любопытством он заметил, что святитель Спиридон имел на голове скуфью очень большого размера, примерно в метр высотой, в то время как на иконах он привык видеть своего святого в маленькой скуфье. Перекрестившись, он сказал:

– Господи, помилуй! Такой большой скуфьи я никогда в своей жизни не видел!

В ту же секунду все эти видения и представления исчезли, и Спиридон оказался один перед зияющей пропастью. Одна нога стояла на снегу, а другую он занес над страшной бездной, чтобы шагнуть вперед.

Двенадцать часов потребовалось ему, чтобы вернуться в свою каливу, где он нашел своего старца плачущим и молящимся.

Со слезами и сокрушением он рассказал ему обо всем.

Старец наложил на него епитимию не причащаться в течение трех лет, а духовник направил его на три года в строжайший общежительный монастырь Святого Дионисия мыть тарелки. Так Спиридон действительно смирился и сам потом со слезами рассказывал всем отцам, а особенно новоначальным монахам, о своих злоключениях и о том, от какой страшной смерти его спасла молитва старца.

* * *

Один подвижник по имени Неофит Дохиарский, бывший ранее игуменом монастыря, в своем исихастирии Святых Архангелов в скиту Святой Анны видел в 1880 году во сне святителя Василия Великого, который даже велел ему поклониться пальцу своей ноги.

Этот сон вполне мог вызвать чувство гордости и превозношения в душе бывшего игумена, что он якобы видит и лобызает святых. Его помысл постоянно был занят этим видением, причем в ущерб молитве и исполнению правила.

Прошло какое-то время, и Всеблагий Бог вразумил его посетить известного духовника папа-Григория, который подвизался в совершенном нестяжании и нищете в том же скиту немного выше.

– Брат мой игумен, диаволу великому ты поклонился, а не Василию, – сказал он ему с неподражаемой интонацией.– Прошу тебя, впредь не придавай значения снам, в которых диавол, будучи лукавым, обманывает людей.

* * *

Рассудительный и мудрый старец Даниил Катунакиот имел дар различения духов²⁹¹ и своими устными и письменными наставлениями помог многим душам освободиться от сетей диавола, уловляющего их помыслами неразумной ревности. О следующем случае рассказывал он сам.

«В одном общежительном монастыре Святоименной Горы жил монах по имени Алипий, который весьма ревновал о спасении и прилежал умной молитве. Пребывая по ночам в винограднике своей обители, он молился вслух, вникая в каждое слово, и однажды ощутил телесную дрожь и трепет сердечный. Поначалу убоявшись, Алипий немного погодя сказал себе: «Мое дело – усердно молиться; что сотворит мне диавол?». И так продолжал молитву, которая сопровождалась с тех пор сотрясением всего тела.

Укоренившееся в нем действие стало известно всем отцам обители и произвело немалый соблазн. Ибо когда трясло Алипия, те же движения странным и непонятным образом передавались всем поблизости бывшим. Стоило ему явиться в храм и стать на молитву, как братия, размещавшиеся в смежных стасидиях, начинали – со стасидиями вместе! – двигаться в некоем подобии пляски и сотрясаться.

Когда же возвращался он в келью, и та ходила ходуном вместе с соседствующими кельями, подобно как при извержении Везувия, – дело поистине неслыханное!

При виде такого бедствия игумен и старейшины поместили Алипия в малую часовенку и, выдавая ему по пятнадцать драми²⁹² хлеба на день, повелели иереям поочередно читать над несчастным молитвы и заклинания. Но, несмотря на все труды, странные действия лишь усиливались. Наконец решили – не знаю почему – привести Алипия ко мне, недостойному, дабы я высказал свое суждение или посоветовал ему, что делать.

Когда Алипий в сопровождении брата той же обители явился ко мне, я, оказав им подобающую любовь и гостеприимство, принял затем болящего наедине. Выслушав подробный рассказ и исповедь за всю жизнь от юности, я спросил, что сам он думает о причине своих страданий и действия, коему доныне подвергается. И услышал в ответ: «Окуда бы ни шло оно – от благодати Божией или от зависти ненавистника всякого добра, а мне, полагаю, до последнего вздоха должно держать молитву. Пусть беснуется диавол; я призываю имя Христово, и оставить спасительное сие имя никак не могу!».

Я же возразил: «Хотя бы ты, возлюбленный, и блажен был, и исповедником соделался, подобает нам тщательно исследовать, не напрасно ли мы подвизаемся²⁹³, дабы, думая быть с Богом, не стяжать иной удел. А посему позволь заметить, что ты горько заблуждаешься в следующих трех вещах.

Первое. Надлежало, возлюбленный, чтобы усердным твоим занятиям молитвой предшествовала часть деятельная. А между тем именно здесь, как тебе известно, ты сильно хромаешь, поскольку и послушания достаточного не стяжал, и гнева и любопрения об имуществе не оставляешь, и свою волю и мудрование, как амулет, у себя хранишь.

Второе. Предаваясь молитве, возводишь то в великую добродетель и полагаешь, что соблазнительное для других возмущение тела производит с тобой супостат-диавол по зависти.

Третье. Не пренебрегая во время молитвы сим сатанинским действием, усматриваешь в нем исполнение всесвятой воли Божией, будто бы соблаговоляющей происходящему, чем прогневляешь Его благость, упорно держась заблуждения вместо истины. Да и как дерзнул ты самочинно, без опытного наставника, приступить к сему преестественному деланию?».

И когда от сих положений, подкрепляемых многими цитатами из Священного Писания, я убедил Алипия, что он пребывает в заблуждении, по благодати Божией пришел он в чувство, уразумел прелесть бесовскую и взыскал совета к исправлению. Я же предложил ему, если он желает совершенного исправления, исполнить следующее.

Во-первых, держаться совершенного послушания в отношении к игумену; также не вникать в дела чужие и не осуждать братий. Во-вторых, совершая молитву Иисусову, ни во что вменять сатанинское действие трясения, которое он, Алипий, в своем прежнем заблуждении почитал благим и полезным, и так содержать ум и помышление чистыми от сего восприятия. Когда же найдет привычное движение, то, презирая его, мысленно взывать ко Господу нашему Иисусу Христу, дабы прогнать сего болезнетворного спутника.

Приняв с непоколебимой верой смиренные наставления и советы, Алипий вернулся в свою обитель и по прошествии немногих дней с помощью Божией совершенно избавился от наваждения. Сверх того, он стал предметом почтения и любви для всех во Христе братий по причине своего счастливого исправления, и прежде всего за свое совершенное ко всем послушание.

В подтверждение же истинного его обращения и достойного похвалы богоугодного жительства упомяну и об одном удивительном примере его послушания, которое он исполнил мужественно, вызвав всеобщее восхищение.

Некий монах той обители из числа самых знаменитых, по имени Евдоким (родом с Тиноса), Бог ведает, какими судьбами, подвергся самому жалкому беснованию и не только исторгал бесчинные вопли и ругательства, но и часто разрывал свои путы, а также, что самое печальное, постоянно пачкался отходами своего желудка. И поскольку никто из братий не брался служить ему, служение это было поручено Алипию. Тот безропотно в течение трех лет ухаживал за немощным братом, возложив на себя все заботы о нем и мужественно претерпевая от него любое досаждение. Крайнее послушание и безмерное терпение Алипия достигли того, что больной проникся к нему особым почтением и, в то время как по отношению к другим братиям он вел себя дико и бесстыдно, перед Алипием делался кроток и послушлив. Присутствие Алипия оказывалось, если можно так выразиться, кляпом для его безумия. Помимо забот о том, чтобы пища больного всегда была чистой, а сам он – опрятным, Алипий ежедневно вычитывал ему и утреню с вечерней.

Через три года упомянутый Евдоким избавился от своих злостраданий. За неделю до смерти он стал совсем тихим и так предал свой дух Богу. А благословенный Алипий был назначен помощником больничного и, много преуспев в служении братии, напоследок заболел чахоткой и через три года отошел ко Господу. И что удивительно, он предузнал час своей кончины, ибо в день субботний, причастившись вместе со всеми Пречистых Таин и имея вид вполне бодрый, сказал одному из самых близких во Христе братий: «Сегодня к вечеру я отойду». И так во время совершения вечерни предал свой дух.

И дабы не упустить из виду важнейшее доказательство истинного его обращения, великого послушания и смирения, замечу: с того дня, как Алипий узнал мою худость и воспринял то, что ради молитв его Бог открыл мне для его спасения, он всегда исповедовал мне в письмах свои помыслы, а написанное мною соблюдал неукоснительно. Также и я ради любви его дважды посещал ту обитель и крайне был удовлетворен его удивительным преображением»²⁹⁴.

* * *

В самой высокой части скита Святой Анны в одной безводной каливе жил впавший в прелесть монах, который не имел общения ни с кем из отцов и считал в своем помрачении, что нет на земле священника, достойного его причастить, и потому оставался совсем без Пречистых Таин.

* * *

Старец Серафим Кавсокаливит

Над пещерой Святого Акакия Кавсокаливита расположена калива Успения Пресвятой Богородицы, в которой сегодня живет папа-Серафим со своим братством.

Несколько лет назад там жил монах по имени Харалампий. Он искал чрезмерных подвигов, не очистившись еще от страстей гордости и тщеславия, и для этой цели затворился в своей каливе, питаясь одними сухарями.

По прошествии недели аскетическая пища закончилась. Харалампий открыл дверь каливы и увидел перед дверью мешок с сухарями. Тогда он почувствовал уверенность, что его подвиг и пост угодны Богу, и исполнился еще большего превозношения.

Прошло около месяца. Однажды в полночь Харалампий читал акафист Пресвятой Богородице. Дойдя до слов: «Стена еси девам, Богородице Дево...», он услышал стук в дверь. Открыв дверь, отшельник увидел хромого старца с белой бородой и одичавшей внешностью.

– Я духовник, – сказал тот, – и пришел, чадо мое, посмотреть на твои подвиги, потому что люблю тех, кто подвизается тайно по своей воле. Хоть я и хром, но принес тебе сухарей и корзиночку с лирами, чтобы ты купил себе много сухарей и совсем не выходил из своей каливы.

Сказав это, он протянул руку, чтобы передать корзиночку. В этот момент старец Харалампий заметил, что ногти у его посетителя были чрезмерно длинные и черные.

– Если хочешь, чтобы я тебе поверил, – сказал он белобородому, – сотвори крестное знамение и продолжим вместе чтение акафиста Пресвятой Богородице.

Тогда незнакомец, рассердившись, закричал:

– Я пришел помочь тебе, а ты мне не веришь и говоришь мне сказать Этой... Которая нас попалила, такие слова! Никогда!

Послышался страшный шум, вся калива сотряслась, исполнившись дыма и ужасного зловония, а демон в образе белобородого старца исчез.

Старец Харалампий от страха упал без чувств. Придя в себя, он забился в угол своей каливы и оставался там, завернутый в одеяло, дрожащий и ошеломленный. В таком положении его застал сосед старец Дионисий, которому тот и рассказал все по порядку.

* * *

Из рукописи библиотеки иеромонаха Евфимия Критского:

«Лет пятьдесят назад в каливе Святых Апостолов скита Святой Анны подвизался старец Пахомий из г. Редестус во Фракии со своей братией. Он нам рассказывал, что жил в одной киновии с учителем монахом Захарией, переводчиком «Огласительных поучений» преподобного Феодора Студита. Впоследствии отец Захария приобрел в скиту Малая Анна каливу в честь святого Аввакума. С того времени он подвизался в ней в полном одиночестве до конца своих дней. Живший тогда на Святой Горе митрополит Карпафийский Нил имел обыкновение ежегодно после праздника святого Анастасия в Великой Лавре посещать в пустынях и скитах знакомых ему отцов, и в том числе преподобнейшего сего учителя Захарию. Однако в тот год он решил никого не посещать и по окончании праздника сразу возвратился на место своего пребывания. Диавол же, желая обмануть Захарию и сделать так, чтобы тот ему поклонился, решил этим воспользоваться. Было 7 июля, около часа ночи, когда Захария, как обычно в летнее время, сидел во дворе своей каливы. Вдруг он услышал человеческие шаги и увидел, что к нему приближается владыка Нил.

– Зачем ты творишь, владыко, такой немалый труд, чтобы посетить меня, недостойного, да еще в ночное время?

Сказав это, Захария тотчас склонился, делая поклон до земли, чтобы поцеловать его руку. Пришедший в образе владыки протянул свою правую руку, и старец поцеловал ее. А тот вместо благословения бросил его на землю почти мертвым, потому что это на самом деле был не епископ, а сам диавол. Через это целование он забрал и дар благодати и тотчас стал невидим, а несчастный Захария лежал на земле безгласный и полумертвый. Утром один из братий скита, придя к нему по своей личной надобности и увидев его в таком состоянии, поспешно возвратился и позвал отцов скита. Они совершили над ним Таинство елеосвящения, прочитали запретительные молитвы святителя Василия Великого и знаменовали его святыми мощами, так что мало-помалу он отошел и даже принял немного пищи. И во все оставшееся время жизни Захария часто говорил, признаваясь: «Я много написал, посетил множество мест в этом мире, но в конце концов надо мной посмеялся диавол, и я ему поклонился! Мне, неразумному, надо было сначала сотворить знамение Честнаго Креста, прежде чем целовать его скверную руку. Тогда он не смог бы ничего сделать. Побежденный этим непобедимым оружием, он тотчас бы убежал, и я не претерпел бы от него никакого зла».

* * *

Как-то один богослов посетил старца Иосифа Пещерника. Старец ощутил некое исходящее от него зловоние, о чем и объявил богослову, советуя ему исповедаться. В результате оказалось, что причиной зловония была его неправая вера в теорию Дарвина о происхождении человека.