Седмица 2-я по Пятидесятнице
Воскресенье. О тайне и о суде святых
Неделя 1-я, Всех Святых
В первое воскресенье после сошествия Святого Духа совершается праздник в честь всех святых.
Для мира жизнь и подвиги святых – непостижимая тайна. Мир недоумевает, читая о людях, которые «испытали поругания и побои, а также узы и темницу; были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке; умирали от меча; скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления», «скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли». Мир вопрошает: «Зачем это нужно? К чему этот фанатизм»?
Да, есть некая тайна святых, не разгадав которую, невозможно понять их удивительную стойкость и верность. Сегодняшнее Евангелие в немногих словах дает ключ к этой тайне. Церковь напоминает два изречения Господа Иисуса Христа: «всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным». И другое: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, недостоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, недостоин Меня». Вот, собственно, и вся тайна.
Те, которых мы называем «святыми», приняли Иисуса Христа не как «идеал», не как «принцип», не как «энергию», но – как живую Личность. Они выбрали Его и не побоялись ввести в общество тех, для кого Он или ничто, или нечто туманное и неопределенное. Отныне, кто бы ни сказал: «выбирай: я или Христос», – они, не сомневаясь, выберут Христа. Поэтому и Христос исповедует их пред Отцом Небесным. Поэтому – дает им и силу, и терпение. Поэтому, когда придет время последнего Страшного суда, «когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей», сядут и они «на двенадцати престолах, судить двенадцать колен Израилевых».
Тогда Господь говорил только об Апостолах, потому что тогда только они были в числе Его учеников. Потом Апостол Павел скажет, что и все «святые будут судить», и не только двенадцать колен Израилевых, но и весь «мир» (1Кор.6:2). И суд святых только в том, что будет Христос; будут они, которые выбрали Его и последовали за Ним. И будут те, которые не выбрали, погнушались, постыдились, побоялись. А Он – вот, с Отцом Небесным, со Святым Духом, со святыми Ангелами. Весь – слава, весь – могущество, весь – любовь. Весь – такой, каким, собственно, и был всегда. Вот и весь суд.
Но, слава долготерпеливому Богу, еще есть для нас время на покаяние. Святые уже выбрали, а мы еще колеблемся. Святые уже дошли, а мы еще идем. Святые уже восстали совершенным восстанием, а мы еще падаем и встаем, встаем и снова падаем… Но, «имея вокруг себя такое облако свидетелей», «с терпением будем проходить предлежащее нам поприще».
Понедельник. О лукавстве
Апостол пишет в послании к Римлянам: «Бог верен, а всякий человек лжив». И пророк Давид свидетельствует: «нет праведного; нет разумевающего; никто не ищет Бога; все совратились с пути, до одного негодны». И сегодня мы слышим, как приходится Апостолу говорить пред лицом этой всеобщей человеческой неверности.
Сынам богоизбранного народа он доказывает, что они напрасно надеются на свое избранничество и на обрезание, как на внешний знак этого избранничества, если сердца их не принадлежат Богу. «Ибо не тот иудей, кто таков по наружности, и не то обрезание, которое наружно, по плоти; но тот иудей, кто внутренне таков, и то обрезание, которое в сердце, по духу, а не по букве».
Но тут же Апостол говорит, что все-таки и к избранничеству по плоти, и к обрезанию нельзя относиться пренебрежительно. «Итак, какое преимущество быть иудеем, или какая польза от обрезания? Великое преимущество во всех отношениях, а наипаче в том, что им вверено слово Божие». Конечно, обрезание потеряло в Новом Завете свое значение. Но дело в том, что лукавый человек вообще лишь до тех пор дорожит внешними знаками, пока они являются знаками избранничества и господства. Но как только начинает чувствовать, что они становятся знаками подчиненности и ответственности, тут же уходит в другую крайность: начинает утверждать, что внешнее – ничто, а важно только то, что «в душе». И – человек ускользает от положительной религии в чистый, безответственный идеализм.
Наше лукавство бесконечно. И если даже прижат в угол, если ничего не можешь возразить против факта своей вины, то можно придумать и такой, поистине сатанинский «логический» ход: да, мы грешники; да, во всем видна наша неправда и Божия правда. Но если так, если «наша неправда открывает» и подчеркивает «правду Божию, то что скажем? Не будет ли Бог несправедлив, когда изъявляет гнев»? «Ибо, если верность Божия возвышается моею неверностью к славе Божией, за что еще меня же судить, как грешника? и не делать ли нам зло, чтобы вышло добро»? И – открывается бесконечный путь делания зла. Бог же заведомо объявляется несправедливым, если вздумает изъявлять гнев. Некоторые так и понимали христианство, и злословили христиан, будто они учат специально делать «зло, чтобы вышло добро».
Что же, действительно, даже величайшее зло богоубийства Бог пресуществил в величайшее благо спасения человечества. «Бог верен» Своему творению. Даже еще не искупленным и не примиренным с Богом – Он говорит: «не заботьтесь и не говорите: «что нам есть»? или: «что пить»? или «во что одеться»? «Потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом». «Есть ли между вами такой человек, который, когда сын попросит у него хлеба, подал бы ему камень»? Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец Ваш Небесный»
Но оттого, что Бог верен и человеколюбив, зло не становится добром, ложь не становится правдой, и богоубийство не становится боголюбием. Бог не нуждается в тьме, которая бы выгодно оттеняла Его присносущный свет, и тьме нечем гордиться, и не на что надеяться, а напротив: «праведен суд на таковых». Наше лукавство всегда обернется к нашему посрамлению. Да и зачем оно? Отец Небесный, в отеческой простоте, всегда «даст блага просящим у Него».
Вторник. О добрых и о худых плодах
Господь предостерегает от ложных пророков, которые приходят «в овечьей шкуре, а внутри суть волки хищные». Господь говорит, что они узнаются по плодам, ибо «всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые». Причем, у истинного пророка добрые плоды произрастают даже на самой неблагоприятной почве.
Апостол сегодня продолжает говорить о иудеях и язычниках, о вере и законе, о обрезании и не обрезании. Чему же он учит, и каковы плоды его учения? Вот, он показывает, что все люди одинаково под грехом, что все мы во Адаме согрешили. Он показывает также, что все мы и спасение находим только во Христе. Ясно, что Апостол старается соединить во Христе весь рассеянный человеческий род.
Но вот он касается Авраама. Авраам, это как раз тот, кого Бог избрал, выделил из всех, и дал заповедь обрезания, как внешний знак вечного избранничества. Авраам для его потомков, евреев, стал символом вечного разделения. На этом держалась иудейская гордость: «Мы чада Авраамовы», и в этом – все!
Но сказав, что Аврааму его глубокая вера вменилась в праведность, и что «блажен человек, которому Господь не вменит греха», Апостол неожиданно спрашивает: «Блаженство сие относится к обрезанию или к необрезанию? Мы говорим, что Аврааму вера его вменилась в праведность. Когда вменилась? по обрезании или до обрезания»? И сразу видим, что – «не по обрезании, а до обрезания»! Сначала Авраам был в том же положении, как и все люди. Бог избрал его не по пристрастию, а за то, что Авраам именно имел настоящую веру, которая, собственно, и вменилась ему в праведность.
И оказывается, что Авраам – не только родоначальник богоизбранного народа, не только «отец обрезанных», но – истинный отец и «всех верующих в необрезании, чтобы и им вменилась праведность». В том, что разделяло, Апостол увидел то, что как раз объединяет. И он показал, что Господь не отвергает никого из необрезанных, как не отверг необрезанного Авраама. А обрезанному, но не ходящему «по следам отца нашего Авраама», вовсе нечем превозноситься. «Неужели Бог есть Бог иудеев только, а не и язычников? Конечно, и язычников».
Так, истинный пророк приносит плод единения в мире, собирает рассеянное, упраздняет повод для вражды. А что скажем о тех, кто, – наоборот, уже после Христа, пытается внести разделение в уже единую церковь, кто пытается снова какой-либо народ провозгласить особым, богоизбранным народом, который будто бы должен принести спасение другим? Не сеет ли он как раз те семена, плодом которых будет пустое самообольщение?
«По плодам их узнаете их. Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного».
Среда. О вере Авраама
Апостол Павел говорит, что вера человеку вменяется в праведность, и указывает на святого праведного Авраама, как на замечательный пример веры в Бога. Апостол даже называет Авраама «отцом всех верующих» (Рим.4:11). Вера – это первая добродетель. Без веры угодить Богу невозможно. Да никто и не будет выполнять Божьи заповеди, если сначала не уверует, что Он вообще есть, и что Ему не безразличны ищущие Его (Евр.11:6).
Вообще вера не есть что-то необыкновенное. На вере строятся все отношения между людьми. Мы живем с человеком под одной крышей, делаем одно дело, – потому что верим, что он не причинит зла и не оставит в трудную минуту. Так и отношения человека с Богом строятся на вере. С самого начала, как Бог сотворил первых людей, Он окружил их великими дарами. И люди, принимая эти дары, должны были верить только в то, что впереди их ожидают дары еще большие. И верить тогда было очень легко. Потому так и ужасен грех неверия, который допустили первые люди. Грех сразу исказил как самого человека, так и весь мир. И если для Адама вера была нормальным делом, а неверие – противоестественным, то для Авраама, который жил несколько тысячелетий спустя, вера стала уже настоящим подвигом, которому не устаем удивляться. Авраам, по повелению Божию, оставил родную землю, оставил близких и отправился в незнакомую страну. Он не усомнился, когда Бог обещал, что от него и от Сарры, почти уже столетних, родится сын. Не поколебался Авраам и когда Бог повелел ему принести этого долгожданного сына в жертву всесожжения. Неверующий скажет: «Какое неразумие – уходить из родной земли навстречу неизвестности! Какая нелепость – ждать, что от столетних родится ребенок! И особенно – какое изуверство – зарезать и сжечь собственного сына»!
Да и мы, считающие себя верующими, не можем без содрогания читать об этом. Мы хотим думать, что это только притча, только некое иносказание. Но это событие происходило именно так, как описывает Библия: Авраам привел сына на гору, связал, возложил на дрова и занес руку с ножом. Авраам верил, что от Бога не может исходить зла; верил, что Создавший небо и землю, Создавший естество всякой твари, может и изменить чин естества: может и ребенка дать в глубокой старости, может и воскресить его, если он умрет. А воля Божья должна быть выполнена. Именно эта воля дает жизнь, и только пребывающий в Божьей воле имеет надежду сохранить эту жизнь и себе, и своим ближним. И Авраам уже занес нож над сыном, когда Господь остановил его руку. Так Авраам оправдался верою. Не делами, потому что во всех этих делах: и в оставлении отечества, и в готовности убить сына – в самих по себе, действительно, нет ничего достойного похвалы и подражания. Велико то, что он совершал эти дела по послушанию Богу, по вере в Него.
Будем же просить у Бога веры, этого главного сокровища, без которого ничто на свете не принесет пользы. Будем неустанно молить, как некогда Апостолы: «Господи, умножь в нас веру»! И верим, что Он не оттолкнет, если увидит, что действительно, больше всего на свете желаем получить то, чего просим.
Четверг. О пребывании в грехе и в благодати
Сегодня слово Божие говорит о пути греха и о пути благодати. О пути греха говорится, что «одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили». Также и «благодать Божия, и дар по благодати одного Человека, Иисуса Христа, преизбыточествует для многих».
Как это может быть? Справедливо ли нам расплачиваться за грех прародителей? И как это может добродетель одного распространиться на всех? Но, во-первых, у Бога, Который есть Любовь, может ли быть хоть малейшая несправедливость? «Судия всей земли поступит ли неправосудно?» – спросил однажды Авраам (Быт.18:25). И Господь ответил, что Он не погубит целого нечестивого города, если там найдется хотя бы десяток праведников! А когда Господь выводил из обреченного Содома единственного праведника, Лота, с его семейством, то поторапливал, говоря: «Поспешай… ибо Я не могу сделать дела, доколе ты не придешь» в безопасное место (Быт.19:22). Даже с одним человеком Всемогущий Бог не мог поступить несправедливо. Как же Он мог за грех одного наказать всех?
Не за грех Адама мы расплачиваемся; мы сами «в нем все согрешили». Но как я мог согрешить в нем? Разве все наши миллиарды душ, имеющих родиться, и моя в том числе, были тогда в душе Адама, и все добровольно согласились на грех? Моя душа не помнит этого. Но вместе с тем я остро чувствую, что все-таки вина Адама есть реально и существенно – моя вина. И разве я не вижу в себе греховной воли, глубоко солидарной с волей первого человека? Разве для меня отвергнуться этой своей греховной воли – не то же самое, что отвергнуться самого себя? Разве я не сделал бы того же? Разве я не делаю постоянно более того?
А каким образом «благодать Божия и дар по благодати одного Человека, Иисуса Христа, преизбыточествует для многих»? Вот, сегодня мы читали, как ученики переправлялись через море. Господь тоже был в лодке и, видимо, спал. Поднялась буря, и ученики возопили: «Господи! спаси нас, погибаем». Подобно как мы порой в отчаянном напряжении ума восклицаем: «Как могло случиться то или иное, где же Бог и Его благодать»? Господь укорил учеников в маловерии: они забыли, с Кем удостоились плыть в одной лодке.
Глубоко таинственна связь между людьми. Таинственно передается жизнь в плотском рождении, и вместе с ней таинственно передаются грех и смерть. Но и праведность, и благодать одного – тоже таинственно охватывает многих. Она – как единая лодка, как единый ковчег посреди бушующих волн. Выбрал Христа, все оставил, чтобы плыть вместе с Ним, и вот, ты под покровом Его благодати. И если даже «смертию Его», когда Он, кажется, не видит и не слышит (сон – сестра смерти), Апостолы все равно были в безопасности, «то тем более… спасемся жизнью Его», если только пребудем в ковчеге Его Церкви.
Пятница. О вине и мехах
Однажды подошли к Господу Иисусу Христу ученики Иоанна Крестителя и спросили: «Почему мы и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постятся? И сказал им Иисус: могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених? Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься».
Господь, конечно, не ответил бы так, если бы пост был в числе прямых установлений Моисеева закона, ибо все это Он соблюдал тщательно. Пост, это – естественное выражение печали. Непосредственное чувство – это как бы вино, а пост – как бы мехи, необходимые для сбережения этого вина. Так и Давид постился, желая сохранить свое больное дитя, и ниневитяне постились, желая вернуть милосердие Божие. Иоанн Креститель в строгом посте проходил свое служение. А у фарисеев, претендующих на особенное благочестие, установились регулярные посты. Вспомним, как фарисей в притче гордился, что он постится два раза в неделю (Лк.18:12). В общем, в каждых мехах было свое вино. И ученики Иоанновы подошли к Иисусу со своими мехами, предполагая, что лучше этого вина ничего нет, и не может быть.
Но Господь сказал о новом, молодом вине, которое уже есть, и которое невозможно вливать в мехи ветхие, потому что «иначе прорвутся мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают; но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое».
Господь напомнил и о том, что, кроме вина, есть еще и жених, от которого на пиру зависит все. Жених этот, и это молодое вино – Сам Господь Иисус Христос. Потому что только правдой Его одного – «всем человекам оправдание к жизни»; только послушанием Его «сделаются праведными многие», и только приемлющие от Него обилие благодати и дар праведности будут «ходить в обновленной жизни». И не может быть печали, когда Он приходит. Но на время Он нас покинет, и тогда снова наступит время печали, время стремления к Нему, уже обручившему нас Себе.
И все наши посты – вокруг нашего Небесного Жениха. Пост перед Рождеством, это пост в ожидании Его пришествия на землю. Великий пост – это пост нашего сострадания Его страданиям за наши грехи. А когда Он дается и возвращается нам в Рождестве и в Воскресении, – поста нет. Пост святых Апостолов – это пост души, желающей достойно послужить Ему. А Успенский пост – это томление души, желающей скорее и навсегда соединиться с Ним. Кроме того, мы постимся каждую среду, потому что в этот день Господь был предан и продан Его врагам. Постимся мы и каждую пятницу, потому что в этот день Он был распят и отнят от нас. Всякое же воскресение, это – переживание великой радости, когда Он был нам возвращен.
Так, в наших постах и праздниках, как в новых мехах, хранится молодое вино радости о Боге Спасителе Нашем. И мы готовимся к окончательной и великой встрече, чтобы вместе с Ним «пить новое вино в Царствии Божием» (Мк.14:25).
Суббота. О трех сторонах правды
Все мы много говорим о правде: требуем правды, ищем ее, боремся за нее, вздыхаем по ней. Но когда наши искания сталкиваются, оказывается, что у одного правда одна, у другого другая. Шли, казалось бы, к одной цели, и вдруг оказались непримиримыми врагами. Значит, или не искали правду, или нашли вовсе не ее.
А ныне – вот, она сама явилась. «Ныне, – пишет Апостол, – явилась правда Божия, о которой свидетельствует закон и пророки». Правда эта одна «во всех и на всех».
И во-первых, она в том, что правых среди нас нет, что «все согрешили и лишены правды Божией». И если даже народ, получивший от Бога самый справедливый закон, не спасался, а только обличался этим законом, – то уж конечно, «заграждаются всякие уста», и весь мир становится «виновен перед Богом». А тому, кто хотел бы выделиться из всего подсудного человечества и стать судьей, Господь показывает его сугубую подсудность: «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или, как скажешь брату твоему: «дай, я выну сучок из глаза твоего»; а вот, в твоем глазу бревно? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего». Но как вынуть это проклятое бревно, как, наконец, стать правым перед Богом?
Но пока мы размышляли, с какой стороны начать, мы вдруг услышали неожиданную весть: оказывается, Господь уже объявил всех нас оправданными, и призывает только прийти и получить это «оправдание даром, по благодати Его»! Это – вторая сторона правды.
И она показалась бы совершенно невероятной, если бы Апостол тут же не открыл и третьей стороны правды: оказывается, получаем мы свое оправдание хотя и даром, но – «искуплением во Христе Иисусе, Которого Бог предложил в жертву умилостивления в Крови Его».
Вот откуда взялась наша дармовщина! Вообще всегда странно узнать, что кто-то ни с того ни с сего за тебя заплатил. Но узнать, что за твою грешную жизнь заплачено жизнью Единого Безгрешного, – это каково?! Причем, эта плата совершенно достаточна и для прощения «грехов, соделанных прежде, во время долготерпения Божия», и – для всех, приходящих к Нему «в настоящее время».
Вот перед нами правда, и другой нет, и не может быть. Вот три факта: твоя вина, твое прощение; и цена, заплаченная за тебя. Эту правду надо принять, усвоить, и жить, исходя из нее. Эта правда была, есть и будет, независимо от того, хочешь ты этого или не хочешь. Но если ты примешь ее, она будет и твоей правдой, правдой твоего спасения. Иными словами, она действует только «во всех и на всех верующих». Потому что жертва Христова, принесенная две тысячи лет назад, ныне для нас открывается только «через веру», и благодать прощения и усыновления сходит только на «верующего в Иисуса».
Вот правда Божия. Мы думаем, что она за тридевять земель, а она всегда рядом с нами. Мы ищем ее, чтобы защититься от других, а она вдруг оказывается против нас. Мы порой перестаем верить в нее, а она вдруг непобедимо вторгается в нашу жизнь. Будем же искать ее бескорыстно, имея решимость смиренно войти в нее. Будем готовы и грехи свои признать, и сораспяться Христу, и смиренно получить, как получают нищие, даром, не имея никакой надежды когда-нибудь гордо и с достоинством отдать долг.