Кто был Понтий Пилат?
Всякий, кто читал Евангелия, знает это имя – Понтий Пилат. Евангелисты намеренно мало говорят о нем, только – самое необходимое. Он был правителем Иудеи и совершил несправедливый суд над Иисусом Христом.
Но в истории сохранились некоторые подробности, и они позволяют лучше понять, как этот человек, облеченный властью, мог решиться на попрание всякой правды и согласиться на распятие Божественного Страдальца, невинность которого признавал сам.
Пилат был прокуратором Иудеи, Самарии и Идумеи с 26 по 36 год, что-то вроде губернатора.
Три эти области образовывали отдельный округ в составе большой провинции Сирии, во главе которой стоял проконсул, как сказали бы мы сейчас генерал-губернатор1.
Прокураторы или по-гречески игемоны (правители) обыкновенно назначались из класса всадников. А возник этот класс еще в середине V века до Р. Хр. Тогда легендарный царь Сервий Туллий разделил население на 193 центурии (сотни), из которых 18 было конных. Они – то и получили название всадников, потому что являлись на войну со своими лошадьми. Постепенно эти люди захватили сбор налогов в провинциях, и, накопив огромные богатства, стали со временем самым богатым и влиятельным классом римского общества2.
Прокураторы поддерживали общий порядок и покорность, отвечал за сбор налогов и заведовал судебными делами. В Палестине, где постоянно была опасность мятежей, они имели некоторые проконсульские права: решали уголовные дела, имели в своем распоряжении значительные отряды войск.
Понтий Пилат принадлежал к древнему роду Понтиев из области Самниума в Средней Италии, покоренной Римом в 290 г. до Рождества Христова3.
Пилат – его прозвище. По-латински Pilatus от Pilum «метательное копье, дротик», т. е., копьеметатель4.
Предполагают, что он был в свое время командиром отряда копьеметателей (Pilis), а для этого требовалось немалое мужество, физическая сила и опытность.
Пилат был человек крайне заносчивый, властолюбивый и алчный5 . Он с презрением относился к подвластному ему народу, и потому понятны его неприятные столкновения с иудеями. Все они заканчивались тем, что всякий раз гордому римлянину приходилось отступать перед фанатизмом разъяренных людей6.
И вот такой человек должен был теперь судить Иисуса.
Знал ли он о Нем до суда? Конечно, знал. Он не был новичком в Палестине, и его агенты, конечно, уже давно наблюдали за Иисусом, не собирался ли Он устроить очередной мятеж. Но как раз они – то и сообщали, что этот Галилеянин избегает всякой политической популярности, а Его беседы с народом касаются лишь нравственности, и изобличения раввинов, книжников и фарисеев, которых за лицемерие презирали и сами римляне7.
Пилат был уверен в невиновности смиренного Страдальца и знал, что вожди народа уже произнесли над Ним смертный приговор и теперь только добиваются его утверждения со стороны римской власти (Мр. 15, 10). Он даже пытался освободить Христа, хотя и делал это не так твердо, как стоило бы8.
Но и первосвященники знали, как воздействовать на него. Они апеллируют к императору: «Если ты отпустишь Его, ты не друг кесарю» Это заявление очень напугало прокуратора. Однажды они уже донесли Тиверию на Пилата, и тот с раздражением потребовал от него удалить знамена из Иерусалима. А если теперь там появится целая иудейская депутация и раскроет перед императором все его преступления, продажность, разорение целых семейств, казни лиц, не осужденных никаким судом и прочие жестокости?
И вот тут он дрогнул и растерялся. Но все-таки решил заявить хотя бы о своей непричастности к осуждению Праведника, причем как? Через иудейский обряд омовения рук! «Умыл руки перед народом и сказал: неповинен я в крови Праведника Сего» (Мф. 27, 24)9. Ему казалось, что хотя бы это действие затронет совесть первосвященников и книжников, но на деле оно только разъярило их, и его слова потонули в воплях обезумевшей черни и её вождей: «Кровь Его на нас и на детях наших!» ( Мф. 27, 25).
Теперь оставалось только предать Его на бичевание и распятие. По обычаю бичевание было прелюдией к смертной казни, и потому толпа успокоилась. Наказание это было ужасное. Узника привязывали к столбу и по обнаженной спине бичевали особыми бичами с колючими наконечниками, от которых тело жертвы превращалось в сплошную окровавленную рану. Человек впадал в бесчувствие, и затем просыпался с чувством невообразимых страданий.
Приговор произнесен! Наконец- то, Пилат покончил с крайне тяжелым для себя делом, которое доставило ему столько хлопот и угрызений совести10.
Помирился ли он после этого с иудейскими вождями? Да, нет! Через 4 года по их жалобам его вызвали в Рим на суд и отправили в ссылку в Галлию, где он, усталый и разочарованный, покончил жизнь самоубийством11.
Лет через тридцать на той же Голгофе разъяренный прокуратор Флор приказал бичевать и распять 3. 600 знатнейших иудеев, а в 70 году так казнили уже бесчисленные массы народа, когда, по словам Иосифа Флавия,«места не хватало для крестов и крестов недоставало для тел»12.
Но не будем спешить осуждать Пилата и народ. Малодушие, лицемерие и обман всегда губительны.
* * *
«…Превратившись в мировую державу, Рим… сохранял свои старые, рассчитанные на совсем иные условия политические формы. Провинции передавались преторам, а если в провинции приходилось вести тяжелую войну с соседями, то их передавали консулам, и эти магистраты римской республики являлись здесь полновластными, неограниченными диктаторами, получая от римского народа на короткий, годовой, срок всю полноту его абсолютной власти над завоеванной областью. Они предводительствовали военными силами республики, расположенными в провинции, и издавали обязательные в течение срока их наместничества узаконения, и творили суд среди местного населения, и следили за исправным поступлением податей, которые провинциалы платили Риму.
Срок их полномочий очень часто продолжали на несколько лет, и тогда они, переставая быть преторами и консулами в собственном смысле, становились и назывались заместителями преторов и консулов, пропреторами и проконсулами…С эпохи Суллы (+78 до Р. Хр.), издавшего повеление, чтобы все высшие магистраты республики непременно отбывали свою годичную службу в Риме, уже не поручали провинций действующим преторам и консулам, но посылали туда уже отбывших свой срок магистратов этого ранга, только пропреторов и проконсулов, и название pro praetore и pro consule стало обычным наименованием наместника провинции, а к концу республики его просто стали называть проконсулом (pro consule); был ли он перед этим действительно консулом республики или всего лишь её претором.
Проконсул отправлялся в провинцию не один, а с целым штатом помощников в виде квестора (quaestor pro preatore) для заведывания финансами провинции, назначавшегося, как и сам проконсул, по жребию из числа сенаторов, и легатов (они были тоже из сенаторов), которым проконсул мог давать самые различные поручения как судебного, так и административного характера, и которые замещали его во время его отсутствия, и целого ряда лиц (обыкновенно молодых людей знатнейших фамилий), которые составляли его совет (consilium).
Кроме того, в распоряжеии проконсула находился немалочисленный персонал его канцелярии (officium), состоявший из всякого рода низших служащих (писцов, переводчиков, архивариусов и т. п., чиновников в собственном смысле, обыкновенно из вольноотпущенных, если не прямо из рабов…
По рангу прокураторы (procuratorеs) были иже легатов (уполномоченные императора из сенаторов), но не были им подчинены, завися непосредственно от императора и сообщая ему нередко многое такое, что выходило далеко за пределы их ведомства и о чем он едва ли мог узнать от самого легата. Прокураторов назначал император и для управления своими имениями как в императорских, так и в сенатских провинциях.
Прокураторы подолгу жили в провинциях и могли основательно познакомиться с хозяйственными условиями данной провинции, с платежными силами её населения и с техникой сбора налогов, и это делало для них возможным действительный контроль над публиканами (сборщиками налогов), а потом и полное устранение их от главных, по крайней мере, отраслей податного дела, что было совершенно невозможно для краткосрочных магистратов, сли бы даже это и входило в их намерения.
В прокураторах Рим приобрел настоящих чиновников, еще ему не знакомых. Появление их отвечало весьма серьезной общественной потребности. И это нужно сказать не об одних прокураторах, но и о целом ряде других должностей, созданных империей, чтобы внести порядок в управление огромным государством и положить конец тому административному хаосу, который тяжелым кошмаром давил миллионы провинциального население в последние два века республиканского режима» (Петрушевский Д. М. Очерки из истории средневекового общества и государства. М., 1913. С. 53–54; 56)
98 центурий приходилось на зажиточный класс, и только одна – на всех неимущих, так называемых пролетариев (Кареев Н. И. Учебная книга древней истории. М., 1997. С. 178–9; 271–218).
Proletarius – гражданин, который служит государству только тем, что имеет детей (Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 3. М., 1987. С. 375).
«Всё население, независимо от происхождения было разделено на пять классов по имуществу (100 тыс. ассов, 75 тыс. асс., 50 тыс. асс., 25 тыс. асс., 12. 500 асс.). Так как имущество в те времена главным образом заключалось в земле и скоте, то лица, не имевшие оседлости, не были включены ни в какой класс: они назывались capite censi, т.е. записанные не по имуществу, а подушно; их называли также пролетариями, так как единственное их имущество заключалось в детях (от лат. proles – дети). Каждые пять лет должен был происходить пересмотр имущественного положения граждан, и они могли, таким образом, подниматься или опускаться по лестнице классов. Соответственно имуществу римские граждане несли обязанности по отношению к государству. Патрициев и плебеев связывал общий интерес – защита государства. Они одинаково служили государству в военном строе, и этот строй является связью между ними.
Каждый гражданин должен был иметь собственное вооружение. Но полное (бронзовое или медное) вооружение было очень дорого и доступно немногим, а от вооружения зависело и место в строю, так как вполне вооруженных ставили на самых опасных местах, в первом ряду, распределяя остальных в задних ядах, по качеству их вооружения. Но подвергаясь больше других опасности во время сражений, эти представители наиболее зажиточных классов могли или даже имели право требовать себе от государства больше прав, чем остальные классы.
И действительно, мы видим, что преобладание в государстве оставлено за первым классом. Весь народ, т.е. патриции и плебеи вместе, должен был собираться на общие собрания по центуриям. Весь народ был разделен на центурии так, что каждая центурия имела только один голос. Но так как в основу деления взята была известная цифра капитала, то получилось, что в первом классе было 98 центурий, тогда как во всех остальных вместе только 95: во втором, третьем и четвертом по 20, в пятом 30; ремесленники отдельно составляли 4 центурии и все пролетарии записаны были в одну центурию. Таким образом, в одном первом классе было голосов больше, чем в остальных центуриях, а следовательно, большинство голосов в собрании было ему всегда обеспечено, если, разумеется все центурии первого класса действовали дружно» (Добрынин К. И. Древний мир. Восток – Греция – Рим. М., 1910. С. 171–172) .
Кареев Н. Указ. соч. С. 194.
В Римской истории из Понтиев известны еще Понтий Аквила, участник убийства Юлия Цезаря в 44 году до Р. Хр., Понтий Телезин, самнитский вождь и др. (Лопухин А. П. Библейская история Нового Завета. СПб.: Репринт, 1895. С. 492).
Дворецкий И. Х. Латинско-русский словарь. М., 1976. С. 770.
Лопухин. А. П. Указ. соч. С. 491–492.
Иннокентий, архиепископ Херсонский и Таврический, предполагает, что Понтий назывался Pilatus, возможно, потому что он «начальствовал когда- нибудь над воинами, вооруженными pilis, которых называли пилатами, или потому, что он за какое-либо отличие награжден был таким оружием, каковая награда была в обыкновении у римлян» (Иннокентий, архиепископ Херсонский и Таврический. Иисус Христос на суде у Пилата. Сочинения. Т. 6. СПб., б. г. С. 348).
А. П. Лопухин отмечает, что на чрезвычайно доходное место прокуратора Пилат попал, благодаря протекции свирепого и до ненасытности честолюбивого временщика Сеяна, влиятельнейшей фигуры при императоре Тиверии (14–37 гг). Можно думать, что такой исключительной протекции он был обязан тем своим качествам, которые делали из него в миниатюре второго Сеяна. (Лопухин А. П. Указ. соч. С.100:492).
«Обстановка, в которой жили римские принцепсы (принцепс – первый из сенаторов – титул императора Рима.– В. Б.) была поистине тяжелой и кровавой. Лучший из первых четырех приемников Августа – Тиверий, и без того озлобленный и подавленный холодно-враждебным к нему отношением Августа, после его смерти сразу очутился в необычайно сложном и трудном положении. Рядом с ним стояла властная фигура вдовы Августа Ливии, которой он был обязан властью. Масса окружавших его деятелей эпохи Августа, вся аристократия Рима были ему враждебны. Они не любили его за его гордость, сдержанность и холодность и не признавали за ним права на власть.
Зная его нежелание передать власть усыновленному им против его воли Германику в ущерб правам его сына Друза, оппозиция возвеличила этого обаятельного человека и создала ему славу чуть ли не героя. Совершенно невыносимой стала жизнь при дворе, когда Германик, посланный управлять Востоком, умер. Смерть его, вероятно, была естественной, но в естественные смерти молодых людей в это время никто не верил. И жена Германика – Агриппина, и его дети, и население Рима были уверены, что Германик пал жертвой преступления, нити которого были в руках Тиверия и Ливии.
Неудивительно, что Тиверий покинул Рим, где он был окружен интригами и ненавистью, и поселился на Капри, откуда и пытался управлять империей. Единственным человеком, которому он верил, был начальник преторианской гвардии Сеян, которого он ставил своим заместителем в Риме. С другой стороны, естественно, что в Риме дворцовые интриги, соперничество двух семей – Германика и Друза не прекращались, и что честолюбивый Сеян пожелал эти м воспользоваться для своих личных целей.
Он мечтал сделаться сам преемником Тиверия. Отсюда ряд темных кровавых преступлений: смерть Друза, отравленного его женой, любовницей Сеяна; гибель одного члена семьи Агриппины за другим; изгнание и смерть самой Агриппины. И, как заключение, раскрытие заговора Сеяна против Тиверия, его казнь и мрачный, злой террор в Риме, косивший и виновных и невиновных» (Ростовцев М. И. Очерк истории древнего мира. Восток – Греция – Рим. Берлин, 1924. С. 269).
Несколько иное мнение о Пилате мы находим в немецком Лексиконе Богословия и Церкви:
«Пилат, несомненно, был членом римского сословия всадников (Dio Cass. 53, 15, 3; Suet Claudius 26; Strab. 4, 6, 4; Plin. Nat. 10, 134). Свою карьеру чиновника из числа всадников он начал в деловых кругах Рима или как вольноотпущенник (само имя Пилата можно вывести из слова pileus – награжденный шляпой, так назывались вольноотпущенники).
Должность префекта он мог получить в результате военной карьеры или благосклонности императора, о чем свидетельствует титул «друг кесаря» (Ин.19:12). Его верноподданническую связь с императорским двором подтверждает десятилетнее служение в этой должности, что при (императоре) Тиверии с его переменчивым характером было не совсем обычно…
В качестве префекта он отвечал за администрацию провинции, инфраструктуру, финансы, судопроизводство, общественный порядок и безопасность, и представлял интересы императора.
Обычная римская практика назначать в неблагонадежные провинции людей из сословия всадников не позволяет судить о Пилате…только как о бесчувственном солдафоне и авантюристе. Его распоряжения в конкретных ситуациях такие как: удаление из Иерусалима воинских символов с изображениями императора…; установка золотых щитов в Иерусалимском дворце Ирода для оказания почестей Тиверию…; изъятие денег из сокровищницы Иерусалимского храма для наладки водоснабжения Иерусалима, поддержание общественного порядка и меры против галилеян и вооруженных самаритян (Лк.13:1), обхождение с Иисусом из Назарета, обвиненного в притязании на роль политического Мессии, говорят о нем… как о чиновнике, способном на решительные действия.
Христианские и иудейские источники дают разные оценки самому Пилату и его деятельности в качестве префекта. По сравнению с евангельскими свидетельствами о страстях Господних, где Пилат описывается довольно сочувственно, Иосиф Флавий и, особенно, Филон представляют Пилата как воплощение продажного, озлобленного и чудовищного произвола. Для достоверного суждения о нем отсутствует, однако, фактический материал, и потому невозможно установить степень влияния на него Сеяна, «пылавшего ненавистью к иудеям», и проследить дальнейшую судьбу Пилата. Неясной остается причина его удаления с должности префекта ( был ли это унизительный отзыв или обычная отставка после смерти Тиверия?), по – разному оценивается и его историческая судьба: от метущегося самоубийцы до святого мученика ( день памяти в Коптской Церкви – 19 июня)» (Lexikon fuer Thеologie und Kirche. Band 8. Freiburg – Basel – Rom – Wien, 1999. S. 296–297)
Еврейский историк Иосиф Флавий описывает два таких случая.
«Однажды Пилат приказал принести в Иерусалим ночью изображение императора. Иудеи увидели в этом нарушение закона, толпы людей пришли в Кесарию к Пилату и просили об удалении изображения из Иерусалима. И когда Пилат отказал, они бросились на землю и оставались в этом положении шесть дней и шесть ночей, не трогаясь с места. А когда Пилат заявил, что прикажет изрубить их всех, если не примут императорских изображений, тогда иудеи будто по уговору упали на землю и громко воскликнули: скорее они дадут убить себя, чем нарушат закон. Пораженный этим религиозным подвигом, Пилат отдал приказ удалить статуи императора из Иерусалима.
Впоследствии он возбудил новые волнения тем, что употребил священный клад, называемый Корбаном, на устройство водопровода, по которому вода доставлялась из отдаления четырехсот стадий. Народ был сильно возмущен, и когда Пилат прибыл в Иерусалим, он с воплями окружил его судейское кресло. Но Пилат заранее вооружил своих солдат, переодел их в штатское, и по сигналу данному им с трибуны, они приступили к экзекуции. Много иудеев пало мертвыми под их ударами, многие были растоптаны в суматохе своими же соотечественниками. Паника, наведенная участью убитых, заставила народ смириться» (Иосиф Флавий. Иудейская война. Мн., 1999. С. 211–213).
Лопухин А. П. Указ. соч. С. 495.
Блаженный Феофилакт. Благовестник. Толкование на Святые Евангелия. СПб., б. г. С. 166–168; 477, 731–734.
По закону Моисееву, в случае неизвестно кем совершённого убийства, старейшины города, около которого был найден убитый, должны были совершить омовение рук с произнесением слов: «Руки наши не проливали крови сей и глаза наши не видели» (Второз.21:1–7). По свидетельству Мишны, когда старейшины омывали руки и заявляли о своей непричастности к крови убитого, священники отвечали на это краткой молитвой: «Прости, о Господи Боже, дело сие твоему народу, который Ты искупил, и не возложи невинной крови на народ Твой Израиля» (Лопухин А. П. Указ. соч. С. 510–511).
Одна из версий этого приговора звучит так:
«Иисуса Назарянина, возмутителя народа, оскорбителя Кесаря и ложного Мессию, как доказано свидетельством большинства его собственного народа, отвести на обычное место казни и в посмеяние его мнимого царского величества среди двух разбойников пригвоздить к кресту. Иди, воин, готовь кресты!» (Лопухин А. П. Указ. соч. С. 512).
Архиепископ Иннокентий приводит древние свидетельства о донесении Пилата Тиверию, в котором описал жизнь, чудеса и святость Иисуса Христа, свой суд над Ним и причины, побудившие осудить Его на распятие. Об этом донесении упоминают Иустин Мученик (+ок. 166 ) и Тертуллиан (+ок. 225). Они же говорят, что Тиверий так был поражен описанием чудес и святости Христа, что предложил сенату включить Его в число римских богов. И когда сенат на это не согласился, Тиверий из опасения казни запретил преследовать христиан. (Иннокентий, архиепископ. Указ. соч. С. 405).
Христианство. Энциклопедический словарь. Т. 2. М., 1995. С. 349. Архиепископ Иннокентий указывает и место ссылки – город Вену (Иннокентий, архиепископ. Указ. соч. С. 406).
«О смерти Пилата существуют различные легенды. По Евсевию (Histor. Eccl., 2, 7), он был сослан в Галлию в город Вьенн, где неудачи привели его к самоубийству. Менее вероятно утверждение Хроники Малалы, что он был казнен при Нероне. Позднейшая легенда говорит, что своим самоубийством он предупредил смертную казнь, к которой будто был приговорен Калигулой; тело его, по преданию, было брошено в Тибр, что и было причиной наводнения, причинившего страшные бедствия. Его именем названа одна гора в швейцарских Альпах, где он будто бы утонул в глубоком озере» (Еврейская Энциклопедия. Т. 12. М., 1991. С. 508).
Иосиф Флавий. Указ. соч. С. 533. Порядок мук и истязаний этих несчастных был тот же, что и у Христа: «После предварительного бичевания и всевозможного рода пыток они были распяты на виду стены» (Там же. С. 532).