К вопросу об экспериментальной психологии
В № 77 журнала «The American Catholic Quarterly Review» помещена очень интересная статья об экспериментальной психологии под заглавием The Relations of Experimental Psychology. Автор этой статьи задался целью рассеять существующие предубеждения против экспериментальной психологии и показать важность ее изучения для римско-католических ученых. Статья распадается на три отдела.
В первом отделе автор ставит требование, чтобы об экспериментальной психологии судили не по слухам, а на основании непосредственного знакомства с ее исследованиями. Главная мысль этого отдела сводится к тому, что экспериментальная психология по своим задачам и методам имеет такое же право на существование, какое признается за психологией, основанной на самонаблюдении, или психологией умозрительной.
Во втором отделе разбирается мнение, будто экспериментальная психология заключает в себе скрытый материализм. Это мнение основывается, по словам автора, на двух соображениях: 1) экспериментальная психология разрабатывается материалистами и 2) так как мерить, весить, действовать кислотами, вообще – экспериментировать можно только над телами, то экспериментальная психология необходимо предполагает материалистический взгляд на душу. Но оба эти соображения не выдерживают критики. Экспериментальная психология, подобно психологии основанной на самонаблюдении, устанавливает лишь факты, которые сами по себе ничего не говорят о природе души. Чтобы придти к такому или иному взгляду на душу, нужно истолковать эти факты. Но толкования всегда составляют произведение отдельных личностей и могут быть правильными и ложными. Посему по характеру толкований никак нельзя заключать о характере науки, которой они принадлежат. Известно, что некоторые астрономы были атеистами, а некоторые толкователи Св. Писания – рационалистами. Следует ли отсюда, что астрономия необходимо связана с атеизмом или что толкование Св. Писания есть рационализм? Точно также не следует, что экспериментальная психология, как разрабатываемая материалистами, ведет к материализму. Все психологи-экспериментаторы могут быть спиритуалистами и завзятыми схоластиками. Но это ни мало не будет говорить о спиритуалистическом характере экспериментальной психологии. В действительности между психологами-экспериментаторами нет такого согласия. Каждый новый факт толкуется ими различно; каждое новое мнение, каждая гипотеза подвергается разносторонней критике. Ясное дело, что экспериментальная психология стремится не к утверждению и распространению мнений какой-либо школы, а к открытию истины. По отношению к старой опытной психологии новая психология не представляет чего-либо совершенно нового. Как в той, так и в этой самонаблюдение играет первенствующую роль. Новая психология изыскивает только средства сделать показания самонаблюдения более точными и доступными проверке. И если существование материалистов среди представителей прежней психологии не ставилось в вину прежней науке, то не может быть обвиняема в этом и новая наука. Второе основание может запугивать лишь тех лиц, которые не имеют ни малейшего представления об экспериментальной психологии. Эксперимент состоит в произвольном изменении того или др. явления с целью выяснения его причины. Психологические эксперименты производятся нами в жизни очень часто. Когда, напр., мы удаляем из своего сознания одни представления и вводим другие и чрез то вызываем в себе новое чувствование, мы производим эксперимент над собою. Когда же известным подбором фактов, соображений и т. д. вызываем в своих слушателях желательное нам настроение или убеждение, мы экспериментируем над другими. К уменью экспериментировать над душевными состояниями других людей сводится искусство проповедника, профессора, дипломата и т. д. Научный эксперимент отличается от житейского только своею методичностью. При нем изучаемое явление изолируется, насколько возможно, от других; условия явления изменяются с великою постепенностью, для чего нужны бывают иногда особые аппараты; лицо, над которым производится эксперимент, поставляется в возможно благоприятные условия. Производство житейских психологических экспериментов не считается признаком материализма. Должны быть свободны от обвинения в материализме и психологи, которые производят научные эксперименты. Убедиться в этом можно лучше всего на примере. Ежедневный опыт говорит, что наша оценка времени не всегда одинакова. Когда мы сильно заняты, часы летят как минуты. Наоборот, когда мы напряженно ждем кого-нибудь, каждая минута кажется нам длиннее часа. Предположим теперь, что мы хотим точно знать: какова наша оценка времени ничем не занятого? Для этого мы можем измерить про себя, основываясь на показании непосредственного сознания, к.-л. промежуток времени, напр. минуту, полминуты, четверть минуты и т. д. и затем сопоставить это субъективное измерение с объективным измерением того же времени на часах. Чтобы облегчить дело, можно взять вместо часов к.-л. инструмент, который, издавая удары, отмечал бы начальный и конечный пункт времени, избранного нами для оценки. Но еще лучше поступить так: пусть одно лицо находится в одной комнате и посредством электрического звонка или др. какого-либо прибора производит последовательные звуки в другой комнате; другое лицо, находясь в этой комнате, пусть сравнивает промежуток времени между первыми двумя ударами с промежутком времени между вторыми двумя ударами и на основании сравнения решает: равны эти промежутки, или един больше другого? Сличение показаний этого лица с действительными паузами, чрез которые следовали звуки, и покажет: какова непосредственная оценка малых ничем не занятых промежутков врем ни. Так производятся в общих чертах экспериментальные исследования известные в психологии под именем опытов над непосредственной оценкою малых времен. Что материалистического заключают в себе эти исследования? Конечно, ничего. Но таковы же по существу и другие исследования. При исследовании, напр., силы ощущений производится систематическое сравнение субъективной оценки усиления ощущения с объективным усилением раздражения. Никакого отожествления ощущения с движением здесь т. обр. не делается.
Третий отдел статьи–самый интересный. В нем автор старается различными положительными доводами убедить рим.-катол. философов принять деятельное участие в разработке экспериментальной психологии. Римско-катол. философы не могут относиться равнодушно к новой науке, потому что лучшие из них уже проявили свой интерес к ней. Одни из них в своих Сочинениях касаются нового научного движения в общих чертах. Другие анализируют результаты экспериментального исследования, критикуют метод, посредством которого они получены, разоблачают ложные толкования полученных фактов и показывают правильное их толкование. Писатели этого рода слишком благоразумны, чтобы осуждать а priori исследования, производимые материалистами. Они знают, что эти исследования могут дать факты благоприятные для спиритуалистической философии. Они понимают, также хорошо, что при научной критике анафема имеет мало значения и что исправить ошибки экспериментальной психологии может тот, кто изучил ее методы. Но одного теоретического знакомства с экспериментальной психологией недостаточно. Правильное понимание собственных интересов обязывает римско-катол. ученых обратиться к практическому изучению ее. Экспериментальный метод есть, несомненно, научный метод, а церковь, бесспорно, есть друг науки. Лучшим доказательством этого служит длинный список имен, одинаково славных как по ученым работам, так и по преданности р.-католической церкви. Почему такие примеры, восклицает автор, не находят себе подражания и не умножаются, пока католики не приобретут руководящей роли во всех областях знания? Почему нам не сделать в психологии то, что в других областях сделали Секки, Янсены, Дюшесны, Миварты и Де-Росси? Практическое знакомство с экспериментальными психологическими исследованиями имеет и специальное значение для римско-католических философов. Прежде всего, оно составляет лучшее средство сделать их критику ясною, основательною и имеющею значение в глазах специалистов. Один час, проведенный в институте экспериментальной психологии, даст более ясный взгляд на природу метода и эксперимента, чем неделя теоретического изучения. В личных исследованиях заключается единственное средство проверить те субъективные показания, на которых основываются заключения отдельных исследователей. Написанные на основании личных исследований критика не может игнорироваться специалистами. Они не могут отозваться тем, что критику написал человек, незнаком ли с предметом. Затем, так как психологические вопросы имеют самую тесную связь с вопросами философскими, то весьма важно: в чьих руках находится разработка экспериментальной психологии? И если римско-католические философы-спиритуалисты не хотят, чтобы материалисты нашли в экспериментальной психологии могучее орудие для подкрепления и распространения своих воззрений, то они должны прибрать это орудие к своим рукам и сделать из него должное употребление. Пусть вспомнят они, что папа Лев ХIII, заботясь о поднятии духа исследования среди римских католиков, предписывает им взяться за изучение науки. Для них должно быть также поучительно, что лучший в мире римско-католический университет в Лувне открыл у себя двери для экспериментальной психологии. Кто убежден, что дело Божие не может погибнуть и что Провидение устраивает все вещи для большего блага человечества, тот смело возьмется за изучение всякой новой науки.
Таковы в общих чертах мысли рассматриваемой статьи римско-католического психолога, ревнующего об интересах своей церкви.