Преосвященный Виссарион (Нечаев), как церковный проповедник и духовный писатель¹

(К 30-му мая – дню кончины Владыки-Виссариона)

В то время как общественное внимание русского народа поглощено было почти всецело известиями о забастовках и кровавыми событиями, имевшими место в различных городах нашего отечества, в это самое время в Костромской губернии, губернии по преимуществу, можно сказать, русской и национальной, как колыбели Дома Романовых, откуда, за некоторым перерывом, снова засиял в русской земле свет самодержавия её царей, озаряющий ее, благодарение Богу, и до сих пор, несмотря на все попытки погасить этот свет,– в предместье города Костромы, на архиерейской даче в Солоников, на лоне роскошной природы, где раскинула свои воды могучая русская река – Волга, мирно почил о Господе, после продолжительной жизни, великий труженик Церкви и Отечества, преосвященнейший Виссарион, епископ Костромской и Галичский. Печальное событие это произошло, как известно, 30-го мая прошлого, 1905, года.

Для всех, знавших и любивших почившего Архипастыря Русской Церкви, это событие было сугубо печальным: печальным, во-первых, потому, что с кончиною преосвященнейшего епископа Виссариона Русская Церковь лишилась старейшего, мудрейшего и опытнейшего Архипастыря; печальным, во-вторых, потому, что самое известие о кончине его промелькнуло в газетах как-то вскользь и незаметно, будучи отклонено упомянутыми общественными событиями. Только 2-го июня, в день отпевания и погребения почившего архипастыря, москвичи узнали из газет о кончине своего бывшего любимого пастыря и архипастыря. Таким образом, вследствие несвоевременности сообщения о таком событии, многие из них лишены были возможности не только присутствовать лично на его погребении, но и молиться за него вдали в эти два-три дня после его кончины. Поистине, грустное событие!..

Нo если принять во внимание степень напряженности русской публики, с какою следила она за современными общественными движениями и событиями в нашем отечестве, то нужно будет, конечно, примириться с этим фактом несвоевременного сообщения о смерти преосвященнейшего епископа Виссариона...

Умер преосвященный епископ Виссарион. И это, конечно, лишение не одной только Костромской Церкви, во главе управления которой он стоял целых тринадцать лет, неусыпным стражем и добрым ангелом-хранителем которой он был во все это время. Нет, это – лишение также и Московской Церкви, которая видела его у себя сперва в звании профессора, преподавателя богословских наук в семинариях Вифанской и Московской, затем, в звании приходского пастыря, горевшего ярким пламенем истинного пастырства в Николо-Толмачевском храме в продолжении более тридцати лет и, наконец, в звании архипастыря, епископа Дмитровского, первого викария Московской митрополии, стоявшего на высоком духовном свещнике. Все это в совокупности пребывание преосвященного Виссариона в Москве, на разных поприщах церковно-общественного служения, продолжалось, как известно, целых сорок два года. И, хотя почивший архипастырь был родом из Тульской епархии, однако за столь продолжительную жизнь его у нас в Москве, особенно же за его просвещенную деятельность, всецело направленную к духовному благу её жителей, а также за его любовь и привязанность к ним, выражавшуюся неоднократно в последующее время, он может по всей справедливости назваться коренным москвичом. Да, это был москвич в полном смысле этого слова! Это был тип московского пастыря по преимуществу, каким он рисуется в наших понятиях и представлениях, не тот новый, народившийся у нас теперь, тип пастырей, которые, как справедливо замечено в одной церковной газете, «только по своей священнической одежде принадлежат к пастырям православной Церкви»² и которые заявили уже о себе слишком громко в последнее время, как в печатном слове, на страницах разных либеральных газет, так и в устных разговорах, на тех или иных общественных собраниях.

В частности, кончина преосвященного Виссариона – великое лишение для Московского Общества Любителей Духовного Просвещения, приютившегося в стенах здешнего Епархиального Дома и нашедшего себе здесь чрезвычайно ясное и яркое приложение той деятельности членов его, которая заключается в многочисленных и разнообразных его отделах, – этих, возникших из него, как из ядра, живых ячейках, и, между прочим, в Отделе по распространению духовно-нравственных книг, на годичном заседании которого мы находимся сейчас. Преосвященный Виссарион при жизни своей был почетным членом Общества Любителей Духовного Просвещения, равно как и Отдела его по распространению духовно-нравственных книг, и чрезвычайно много потрудился для них в качестве церковного проповедника и духовного писателя вообще.

Когда приходится говорить о почившем архипастыре и о проповеднической деятельности его в Московский период его жизни, в то время, как он состоял священником приходского храма, то эту деятельность его нельзя не поставить в связь с деятельностью самого Общества Любителей Духовного Просвещения. Правда, вскоре же по поступлении на священническое место, преосвященный Виссарион, тогда еще молодой священник Василий Петрович Нечаев, обнаружил самостоятельную деятельность, выразившуюся в издании им популярного журнала Душеполезное Чтение; но эта деятельность его не шла в разрез с деятельностью Московского Общества любителей духовного просвящения, а скорее восполняла его собою.

Чрезвычайно любознательный и живо интересующийся делами этого общества, он, несмотря на свою замкнутость в приходской жизни, всегда аккуратно являлся на заседания его, происходившие в зале Епархиальной библиотеки в одном из зданий Высокопетровского монастыря, и здесь, по его собственному выражению, как оно ни обидно покажется, может быть, некоторым, «калякал» о тех или других предметах современной ему жизни. Для многих из нас, вероятно, памятно еще это прежнее пепелище Общества Любителей Духовного Просвещения. Для того, чтобы воспроизвести здесь живее картину заседаний этого общества, в которых принимал непременное участие сперва священник, a затем протоиерей В. П. Нечаев, позвольте мне отрешиться на несколько минут своею мыслью из этой прекрасной, светлой и просторной комнаты, в которой мы присутствуем теперь и в которой обильный электрический свет заливает собою все, в ту неудобную по самому входу своему, тесную и темную комнату, освещаемую светом керосиновых ламп и стеариновых свечей, которая прежде была предназначена для собрания членов Общества любителей духовного просвещения.

Вот живо предносится мне там внешний образ В. П. Нечаева – этого известного и заслуженного Московского пастыря, этого трудолюбивого и усердного работника на духовной ниве Божией. Самый этот образ, величавый и благообразный, невольно располагал в пользу его всякого, кто имел с ним хоть один раз в жизни какое-либо соприкосновение. Вот он, как живой, встает в моем воображении, когда я представляю его себе во время заседаний общества, при участии вместе с другими, покойными также и незабвенными, деятелями его: председателем протоиереем И. Н. Рождественским и товарищем его протоиереем В.П. Рождественским. Но многочисленны бывали собрания эти. Иной раз, кроме упомянутых вами трех лиц, никого больше не бывало. Но дело, конечно, не в количестве посетителей, которые являлись на эти собрания, а в качестве самых бесед, которые велись на них. Каким-то мирно-идиллическим и чисто семейным характером отличались эти беседы. Там – на этих собраниях – не было разделения наших членов на особые кружки и партии с оттенками, какие замечаются в них, к глубокому сожалению, теперь. Там, хотя и бывали нередко словопрения, но всегда оканчивались они мирным путем и не шли в разрез с задачами самого Общества, возникшего по мысли и благословению великого и незабвенного святителя Божия Филарета. Вот на таких-то собраниях, старого, в духе истинно-церковном и патриотически-государственном, Общества Любителей Духовного Просвещения любил присутствовать покойный епископ Виссарион. «Умопредставлению его, – как справедливо сказано было в адрес от упомянутого Общества в день пятидесятилетнего юбилея Владыки, – предносились в то время собрания первенствующей христианской церкви, на которых всякий приходивший имел у себя псалом, поучение, язык, откровение, истолкование, и все сие ко взаимному назиданию (1Kop. 14:26). Но никто из собиравшихся вместе с ним в скромной зале епархиальной библиотеки не отличался такою находчивостью в изобретении интересных тем для беседы, как он, и, в моменты оскудения собеседников, он являлся всегда с импровизированными рефератами по тем вопросам, какие занимали его ум в то время. Своим живым и простым, но вместе с тем растворенным духовною солью, словом он умел возбудить и в присутствовавших интерес к добрым и полезным рассуждениям, доказывая таким образом, что усшне иереовы действительно сохраняют разум (Мал. 2:7). Он не отказывался выступать оратором и на открытых собраниях Общества, причем его чтения были близки к церковной жизни и свободны от скучных схоластических приемов рассуждения³. Но и на закрытых, так называемых, очередных собраниях Общества он обращал всегда должное внимание на общественные вопросы, волновавшие тогда умы и сердца русских людей. Такие вопросы затрагивались на них весьма часто. И из тех рассуждений, которые происходили во время тогдашних заседаний Общества любителей духовного просвещения, выходило нечто согласное и ценное относительно задуманного какого-либо предприятия среди московского духовенства. Они – эти рассуждения – приводили всегда к добрым результатам. Так, например, не там ли, не в Петровском ли монастыре, в зале Епархиальной библиотеки, на заседаниях Общества любителей духовного просвещения, возник вопрос о внебогослужебных собеседованиях с народом, так широко распространившихся теперь, не только у нас в Москве, но и во всей России? Эти беседы, по почину некоторых членов, решено было завести сначала в зале Епархиальной библиотеки по воскресным дням, а потом эти беседы вместе с общенародным пением распространились мало по малу и по другим местам нашей столицы. Что касается самого живого и деятельного члена Общества Любителей Духовного Просвещения, прот. В. П. Нечаева, то он, как известно, обратил на этот предмет все свое пастырское внимание и приложил к нему все свое пастырское усердие. И, хотя в приходском Николотолмачевском храме, где он был настоятелем, им не было заведено особых внебогослужебных бесед с народом, но за то живая пастырская проповедь, раздававшаяся под сводами этого храма за каждым почти богослужением церковным, заменяла, можно сказать, эти беседы вполне. А одно время, именно в 1858 году, он говорил, по распоряжению духовной консистории, катехизические поучения в своей приходской церкви.

Но деятельность прот. В. П. Нечаева, как проповедника, не ограничивалась стенами своего храма или, вообще, районом своего прихода. Нет, она далеко выходила за пределы их. Имя прот. В. П. Нечаева, уже тогда стяжавшего себе славу известного проповедника, можно было встретить также и среди других собраний обществ и братств. Так, напр., он участвовал своими литературными трудами в чтениях от комиссии народных чтений, устраиваемых в разных народных читальнях в Мосве. Принимал также живое и горячее участие прот. В. П. Нечаев и в заседаниях противораскольнического Братства св. Петра Митрополита, членом которого он состоял все время. Здесь деятельность его выразилась очень явственно. Несколько лет подряд он был бессменным церковным проповедником, являвшимся в день годичного заседания членов этого Братства 21-го декабря. Проповеди эти, печатавшиеся на страницах издававшегося им журнала: Душеполезное Чтение, впоследствии выпущены были особой книгой под заглавием: «О расколе и по поводу раскола»⁴.

Далее, прот. В. П. Нечаев принимал близкое участие в делах Братства святителя Николая, задачей которого, как известно, служит материальное вспомоществование бедным воспитанникам, обучающимся в духовно учебных заведениях Московской епархии. Здесь точно также можно было встретить его ежегодно проповедывающим с церковной кафедры в Николо Явленском храме в октябре приблизительно месяце, когда происходили годичные заседания членов этого Братства.

Когда же в 1881 году были открыты, по почину приснопамятного преосвященнейшего Амвросия, архиепископа Харьковского, бывшего викария Московского, публичные богословские чтения для образованного класса Московского общества, тогда выступил на это новое поприще, среди других просвещенных деятелей из числа Московского духовенства также и прот. В. П. Нечаев. Он прочитал 17-го января 1882 года в зале Московской Городской Думы, где первоначально происходили публичные богословские чтения, свое чтение на очень живую и современную тему: «Святость брачного союза». Помещенное сперва в Душеполезном Чтении, оно вышло потом отдельной брошюрой ⁵.

Гораздо раньше упомянутого чтения, именно в 1874 году, великим постом, прот. В. П. Нечаевым произнесены были в одной из университетских аудиторий в пользу благотворительного славянского комитета два публичных чтения о вечерне. Напечатанная в Душеполезном Чтении зa 1875 год они вышли также отдельным изданием.

Проповедническая деятельность преосвящ. Виссариона не прерывалась во все время его жизни, не только тогда, когда он был пастырем, но и тогда, когда сделался архипастырем. И в Москве, в бытность его викарным епископом, и в Костроме, в бытность его самостоятельным епископом, эта деятельность его нисколько не ослабевала, а все более и более, можно сказать, расширялась и увеличивалась. Без сомнения, она удовлетворяла дух почившего архипастыря вполне и служила для него необходимою потребностью, без которой он никак не мог обойтись. С другой стороны, здесь имел, конечно, немаловажное значение и пастырский долг, которым должен руководиться каждый пастырь православной Церкви. На этот долг преосвящ. Виссарион имел истинно-просвещенный взгляд, который и высказывал неоднократно в своих проповедях. Так, напр., в слове своем в день пятидесятилетнего юбилея священнической службы протоиерея Московской Иоанно-Предтеченской, под Бором, церкви Иоанна Николаевича Рождественского, он говорил, между прочим, следующее: «нужно ли говорить, как много должны трудиться в слове и учении пастыри Церкви, чтобы помочь верующим достигнуть преуспевания в вере?» «Истинный пастырь не уклоняется от такого труда. Он знает, что пастырь неучительный тоже, что немой, не лающий пес (Ис. 56:10). Волки и воры легко проникают в стадо, когда сторожевой пес молчит. Вообще успех нравственного влияния на верующих зависит преимущественно от ревности пастырей к учительству. Восставать против учительства пастырей можно только по недоразумению... Что ни говорили бы против учительства пастырей, истинный пастырь не ослабеет в ревности к учительству». «Горе мне, аще не благовествую», говорит он себе, и потому нелепостно благовествует не только в храме, при богослужении, но везде и всегда, благовременно и безвременно, благовествует в общественных собраниях и в частных сношениях, пользуется всяким случаем, чтобы служить пасомым советом, вразумлениями, обличениями. Все это требует от него не малого труда, но труд его облегчается не только надеждой воздаяния от Бога, но отчасти сочувствием к нему истинных ценителей его ревности, которые всегда предпочтут его пастырям неучительным, хотя и добрым по жизни, – следуя заповеди Апостола: «добр прилежащий пресвитеры сугубые чести да сподобляются, паче же труждающиеся в слове и учении»⁶.

Эти слова, высказанные некогда почившим архипастырем, вполне можно приложить к нему самому. Так именно трудился он в слове и учении на пастырском и архипастырском поприще жизни. В таких именно отношениях находился он, как пастырь-проповедник, к своим пасомым – слушателям, которые уважали его и ценили и, насколько могли, оказывали ему знаки своего внимания и любви, о чем и сам он свидетельствует в одном месте⁷, хотя, нужно заметить здесь, в последнее время он высказывал противоположное. Когда я, семь лет тому назад, по поводу перемены приходской своей службы, выражал в письме на имя почившего архипастыря сетование и недовольство своими слушателями, тогда он писал мне в ответ на него, между прочим, следующее: «недовольство ревностных пастырей слушателями – обыкновенное явление. К числу недовольных принадлежу и я; но я виню больше себя, чем слушателей: недостает мне ни убедительности, ни сильного голоса». Какое искреннее смирение и, вместе с тем, какое поучительное самообвинение! Следует принять во внимание, что слова эти высказаны были почившим архипастырем в конце его жизни, тогда, когда он приобрел уже себе, на проповедническом поприще служения, многолетнюю опытность и громкую славу и известность.

Что касается теперь писательской деятельности преосв. Виссариона, то она точно так же, как и проповедническая, началась очень рано и продолжалась все время его жизни до самой, можно сказать, кончины. Началась она – эта деятельность – еще на школьной скамье почившего архипастыря, когда он был студентом Московской Духовной Академии, сочинением первого ученого труда, его магистерской диссертации, под заглавием: «Св. Димитрий, Митрополит Ростовский», – которая вышла в свет в Москве, в 1849 году, когда уже В. П. Нечаев находился в Туле на должности преподавателя Тульской духовной семинарии. Это сочинение, как одно из самых лучших в числе магистерских сочинений его курса, признано было, в числе весьма немногих, заслуживающим напечатания на счет академических сумм. Представляя из себя довольно большую книгу в II+203 страницы мелкой печати, она обнимает своим содержанием жизнь (стр. 1–84) и творения (стр. 85–208) святителя Димитрия Ростовского. По словам покойного профессора И. Н. Корсунского, «появление его в свет было одним из важнейших событий не только в жизни самого автора и в жизни Московской Духовной Академии, но и в истории духовной литературы вообще»⁸. Желательно было бы видеть в новом издании этот первый печатный труд преосвящ. Виссариона, обративший на себя внимание митрополита Московского Филарета, архиепископа Черниговсвого Филарета, историка Μ. П. Погодина и др., – труд, сделавшийся теперь библиографическою редкостью.

Особенно же усилилась писательская деятельность преосвящ. Виссариона с тех пор, как он стал издавать, вместе с другими соиздателями и соредакторами, а именно: священником A. И. Ключаревым, впоследствии архиепископом Харьковским Амвросием, и священником В. И. Лебедевым, журнал: Душеполезное Чтение, который носил тогда название: «ежемесячное издание общепонятных сочинений духовного содержания». А это издание началось, как известно, с 1860 года, когда особенные события в России заставили Московское духовенство взяться за духовное оружие для того, чтобы вести борьбу с вторгнувшимся в нее свободомыслием и безверием. И вот преосвящ. Виссарион, тогда еще свящ. В. П. Нечаев, сперва в содружестве вышепоименованных нами лиц, а затем в скором времени и единолично, начал издавать свой журнал: Душеполезное Чтение. Целых двадцать восемь лет он нес его, можно сказать, на своих плечах, до тех пор, пока не передал его в другие, верные и надежные, руки⁹. Да и впоследствии, когда он устранился по необходимости от редакторства и издательства журнала, он принимал в нем, как постоянный сотрудник его, самое близкое, живое и горячее участие.

Журнал Душеполезное Чтение на первых же порах своего существования завоевал себе прочно симпатии не одного только Московского общества, но и других обществ Российских городов, и теперь, начиная сорок седьмой год своего бытия на свете, является истинно-дорогим детищем покойного архипастыря, который вложил в него всю свою душу и возрастил его... С самой первой книжки журнала, вышедшей в январе месяце 1860 года, начинаются статьи священника В. П. Нечаева, как одного из соредакторов и соиздателей его, и продолжаются вплоть до его кончины, на протяжении целых сорока шести лет. И не было, кажется, ни одной книжки журнала, в которой не помещено было бы какой-либо статьи трудолюбивого и усердного сначала свящ. и прот. В. П. Нечаева, а затем преосвящ. епископа Виссариона. А в последнее время появлялось таких статей его в каждой книжке даже по нескольку. Так, в первой книжке Душеполезного Чтения мы находим уже две статьи, принадлежащие перу того же автора:

1) «Об употреблении крестного знамения в молитве» и

2) «Попечение о нас добрых ангелов. Размышление на слова Псалма: «Ангелом своим заповесть о тебе сохранити тебя» и т. д. Пс. 90:11–13». За указанный период времени существования журнала целая вереница тянется разнообразных по содержанию своему статей глубокопросвещенного автора, каким был почивший архипастырь, статей по многим отраслям православного богословия, из которых впоследствии образовались отдельные многотомные сборники. И каких только статей не помещал в своем журнале почивший архипастырь!

Тут были, прежде всего, статьи по Священному Писанию, как Ветхого, так и Нового Завета, имеющие в виду опыты истолкования на целые места Св. Писания, каковы, напр., толкования на паримии из ветхозаветных книг, выходивших сначала в особых отдельных книжках¹⁰ и составивших потом два обширных тома, вышедших в С.-Петербурге в 1894 году вторым изданием, сделанным известным книгопродавцом И. Л. Тузовым. К этим двум томам в 1895 году присоединился еще третий небольшой том. Это – толкования на паримии из новозаветных книг.

Тут были, далее, статьи, имеющие в виду опыты истолкования, размышления и поучения на отдельные тексты Св. Писания, статьи вероучительного и нравоучительного содержания, имеющие в виду раскрытие догматических и нравственных истин св. веры Христовой. Это, так называемые, в полном смысле слова проповеди, составившие несколько сборников под разными названиями: 1) «Христианские уроки»¹¹; 2) «Сборник для назидательного чтения»¹²; 3) «Духовный свет»¹³; 4) «Духовная пища»¹⁴; 5) «Очерки христианской жизни»¹⁵; 6) «Уроки покаяния в великом каноне св. Андрея Критского, заимствованные из библейских сказаний»¹⁶; 7) «Сборник для любителей духовного чтения»¹⁷; 8) «Черты христианского учения»¹⁸; 9) «Голос пастыря»¹⁹; 10) «Слово истины»; 11) «Поучения, говоренные в Костроме» или, короче, «Костромские поучения», составившие десять выпусков, вышедших в Москве, начиная с 1897 года и кончая 1905 годом.

Из этих, поименованных нами, сборников преосвящ. Виссариона остановимся здесь несколько подробнее на одном, именно: на «Очерках христианской жизни». Этот сборник, помимо своего литературного достоинства, имеет также ближайшее отношение к задачам нашего общества. Все почти статьи, содержащиеся в нем, были изданы отдельно и, притом, по нескольку раз²⁰. В означенном сборнике «подобраны статьи, относящиеся к положению христианина в житейском, особенно домашнем быту. В них указываются разные благоприятные и неблагоприятные стороны этого положения и предлагаются на основании Слова Божия и практических опытов советы, как должно вести себя христианам в положении жениха и невесты, в безбрачном состоянии, в сиротстве, во вдовстве, в отношении к мачехам, к пасынкам, к братьям и сестрам, к убогим, при многочадии и бесчадстве, в бедности, в старости и т. под.»²¹.

He распространяясь о несомненных литературных достоинствах, какие имеют эти брошюры по изложению своему, заметим, что они могут приносить громадную пользу. людям во всякое время. Как один из опытов по составлению нравственного богословия, имеющего в виду христианскую семейную жизнь, эти очерки должны бы быть необходимою принадлежностью в каждой христианской семье. Отдельно же изданные статьи их могут служить прекрасным пособием для пастырей в целях воздействия их с той или другой стороны на своих пасомых, особенно при бесплатной раздаче этих брошюр в храмах за внебогослужебными беседами.

Кроме того, Отделом Общества Любителей Духовного Просвещения по распространению духовно-нравственных книг было издано еще несколько мелких брошюр из сочинений преосвящ. Виссариона, печатавшихся на страницах журнала Душеполезное Чтение ²². Все эти сочинения его ясно показывают, как близко стоял он все время к нашему отделу, преследующему духовно просветительные цели в нашем отечестве среди темного и невежественного еще в большинстве случаев русского народа»²³. Поэтому, думаем, справедливо сказано было в адресе от нашего Отдела, в день празднования пятидесятилетия священнослужительства Владыки, что чрез них именно он стал родным нам по духу»²⁴.

В числе статей, помещенных в журнале Душеполезное Чтение и принадлежащих перу почившего архипастыря, были еще статьи по богослужению православной Церкви, имеющие в виду подробное и обстоятельное изложение некоторых церковных служб, а также некоторых кратких изречений, употребляемых в богослужении, и обозрение некоторых употребительнейших церковных молитв. Сюда относятся следующие отдельные издания: 1) «Толкование на божественную литургию по чину св. Иоанна Златоустаго и св. Василия Великого», выдержавшее целых четыре издания²⁵; 2) «О вечерне», два, вышеупомянутых вами, публичных чтения; 3) «Обозрение употребительнейших церковных молитв»²⁶. Были статьи того же автора в том же журнале по разным другим предметам и вопросам, как, напр., по расколу и сектанству, по истории церкви и церковной археологии и т. п. Такова писательская деятельность почившего архипастыря, выразившаяся в столь многочисленных и разнообразных печатных трудах его. За эту-то деятельность почившему архипастырю в 1894 году присуждена была редкая и высшая ученая степень доктора богословия.

Какой же спросим теперь, характер и направление имеет проповедническая и писательская деятельность преосвящ. Виссариона? Общую и верную характеристику этой деятельности сделал в своем надгробном слове протоиерей Костромского кафедрального собора И. Сырцов, который говорил про почившего архипастыря следующее: «это был достойнейший и, к великому несчастию, кажется, последний уже из питомцев знаменитого Московского митрополита Филарета. Полвека богословствуя в духе митрополита Филарета, т.е. в духе строго православном, преосвященный Виссарион давно уже стяжал себе всероссийскую известность. В эти полвека он был положительно отрешен от всего житейского, знал только церковь и богословскую науку, трудился в славе Божией день и ночь до того дня, в который, обессиленный тяжкою болезнию, свалился на предсмертный одр»²⁷. Да, печать митрополита Филарета, несомненно, лежала на всех трудах почившего архипастыря, как ставленника великого святителя, от которого получил он некогда благодать священства! Поставляя для себя примером и образцом «строго православный дух» митроп. Филарета и богословствуя сам в таком именно духе, преосвящ. Виссарион держался такого же взгляда и на христианского писателя вообще. Так, напр., объясняя название своего сборника: «Черты христианского учения», он замечает следующее: « о чем бы ни размышлял христианский и православный писатель, обо всем он должен размышлять в строго-христианском и православном духе. Этот дух должен сказываться у христианского писателя особенно там, где ему приходится обсуждать нехристианские воззрения и противный учению Евангелия и Церкви – строй жизни. Этими правилами должен руководствоваться всякий христианский писатель»²⁸.

Нο если преосвящ. Виссарион богословствовал в духе митроп. Филарета, то наружный вид и внешние, так сказать, приемы этого богословствования значительно отличались от Филаретовских. Тогда как митрополит Филарет придерживался, как известно, в своей проповеднической деятельности письменной тетрадки и никогда почти, за исключением, конечно, кратких речей, не говорил своих проповедей наизусть посредством, так называемого, живого слова, преосвящ. Виссарион издавна приобрел себе опытность в этого рода проповеднической деятельности. Правда, многие проповеди были записываемы им заблаговременно и в таком виде произносимы с церковной кафедры, но большая часть проповедей связана была экспромтом, т.е. без предварительной записи. Это нужно сказать в особенности про период Костромского служения преосвящ. Виссариона. Почти все проповеди этого периода сказаны были без предварительной записи и уже после произнесения воспроизводимы были писцом со слов проповедника, в том виде, как были произнесены. Многие поучения, напр., произнесенные во время обозрения епархии, по словам самого преосвящ. Виссариона, «совсем не записаны по недосугу, и потому не напечатаны. He напечатаны также некоторые, хотя записанные, по недостаточно обделанные»²⁹. По крайнему смирению своему, почивший архипастырь «не признавал совершенства и в тех поучениях, которые предлагались»³⁰ в печати и выходили в тех или иных сборниках.

Тогда же, т. е. в Костромской период, проповеди преосвящ. Виссариона приняли иной вид и по внутреннему характеру своему. Здесь можно было видеть ясно ту свободу проповедания, которая так свойственна проповеднику, стоящему на высокой степени развития своего проповеднического таланта. Но эта свобода совсем не походит на ту современную свободу пастырского проповедания, какого стараются щегольнуть некоторые из наших современных пастырей. На христианскую свободу проповедания преосвящ. Виссариона своевременно указано было его критиками. Так, по словам одного из них, Костромсвия поучения представляют «некоторые особенности от обычного типа поучений»³¹. «Особенности сии в выборе темы, в расположении частей поучения и в самом движении мыслей»³². Из этих поучений преосвящ. Виссариона можно видеть, «что автор их не держится обычных приемов сочинения поучений: нет здесь ни приступа, ни разделения, ни доводов или доказательств, ни обычных переходов от одной части к другой. Самое поучение показывает, что оно было сказано без предварительной записи. Самая запись свободна от каких-либо попыток сочинения, т.е. более или менее искусственного по известным принятым образцам расположения частей слова, сочетания мыслей и подбора выражений. Преосвященный автор, конечно, легко мог бы и тем мыслям, какие изложены в поучении, дать обычный строй, но он, видимо, желал записать свою мысль не иначе, как именно она вышла из уст его. В таком, а не другом каком-либо виде, он находит ее более полезным сохранить. Видно, что и самая тема была придумана после произнесения слова. Но если поучение не держится обычных рамок, если нет в нем привычного нам строя речей подобного рода, то никак нельзя отказать ему ни в верности сообщаемых сведений, ни в назидательности. Как назвать тавое слово? – спрашивает тот же критик, и отвечает: – «Обычные названия: «слово», «поучение», «речь» к нему не идут, так как они предполагают более или менее искусственное настроение. Более шло бы к нему название беседы, но беседы не гомилетической, а отеческой. Это нарочитое снисхождение отца к детям, чтобы быть им понятным и преподать им, пользуясь случаем, не один, а несколько жизненных уроков... Преосвященному автору, конечно, вполне знакомы были правила составления поучений, он имел великую опытность в этом деле, как показывают многие томы его сочинений; но здесь он чувствует особую потребность отступить от тех рамок, в которых прежде укладывалось его слово; он не только скрывает, но, можно сказать, и разрывает те нити, какими оно обычно связывается. И это делается у него на последней высшей ступени служения, по особым нуждам архипастырства, которое требует скорого и властного ответа на многие вопросы жизни, пред слушателями многих церквей епархии, разных знаний и положений. Сам преосвящ. Виссарион указываемую особенность произнесения своих поучений и записи их усвояет поучениям последних лет, поучениям, в отличие от других, названным «Костромскими». Посему такого рода проповедание – никак не шаг назад, а движение к тому типу слова, в котором оно наиболее может быть полезно и плодоносно. Преосвящ. Виссарион пожертвовал в этом случае славой искусного и блестящего оратора, каким он являлся в других произведениях. Он не придал значения тому, что скажут о нем ученые ценители проповеднического слова, а искал одного – пользы и назидания своей паствы, считавшейся сотнями тысяч. Польза и назидание слушателей для него было главное и существенное в слове, а не то, чего ищут в произведениях сего рода ученые ценители слова»³³. В кратком предисловии к одному из своих сборников этого типа преосвящ. Виссарион замечает: «о достоинстве поучений автор не имел права судить, пусть судит читатель. Скажу только, что, при составлении поучений, о чем бы ни говорил, я всячески взбегал отвлеченности в раскрытии истины и старался оживлять изложение чертами, имеющими близкое отношение к жизни, к нуждам времени, и указывал на явления, наглядно изображающие раскрываемые мысли. С целью не утомлять внимания слушателей, я старался сосредоточить их внимание на немногом, но существенно важном для размышления, предпочитая качество количеству, краткость многословию»³⁴. В силу этого Костромские поучения отличаются от других произведений того же автора необыквовенною краткостью и в то же время удивительною содержательностью. Выдающиеся особенности таких поучений преосвящ. Виссариона – замечательная убедительность их, простота и общедоступность для самых простых слушателей, а также практическая их пригодность. Они пригодны и в высшей степени полезны не для одних только мирян, любителей духовного чтения, но и для приходских пастырей-проповедников. Для последних они вполне могут служить образцом для подражания.

Преосвященного Виссариона, как проповедника, можно в полном смысле слова назвать современным проповедником с умеренно обличительным характером. Указывая почти в каждой проповеди или статье на неприглядные стороны современной жизни, он, – говоря его собственными словами, – «возставал против несогласных с учением и установлениями православной Церкви воззрений и обычаев, против возмутительного легкомыслия, с каким люди века увлекаются новейшими учениями, нехристианскими порядками жизни, и даже преступными в церковном и политическом смысле мнениями.

Нo, давая свободу выражению горького чувства недовольства духом века, он однакож старался быть правдивым в своих обличениях, старался избегать резкого и сурового тона, который может только раздражать обличаемых, а не назидать»³⁵. Что касается языка его проповедей, то этот язык был выработанный, правильный, ясный, чистый, точный и выразительный. Речь плавная, спокойная, сохраняющая тон и характер церковной проповеди.

Нам остается еще сказать несколько слов относительно собственно писательской деятельности преосвящ. Виссариона. Эта деятельность его выразилась, как мы видим, в специальных богословских сочинениях. Мы не будем, конечно, останавливаться здесь подробно на этих сочинениях, на его, напр., ученой монографии о св. Дмитрии Ростовском, за которую он получил степень магистра богословия: ибо эта монография уже разбиралась в печати³⁶. He будем мы останавливаться также и на литургическом его сочинении по богослужению православной Церкви, именно: на «Толковании на Божественную литургию», в котором он «дает подобное изъяснение, не встречающееся в других сочинениях о литургии, антифонам, прокимнам, входным стихам, аллилуиариям и причастнам, с отчетливыми соображениями, какое значение имеют в литургии эти части её»³⁷. Остановимся здесь несколько лишь на популярном его сочинении, представляющем в то же время капитальный богословский труд в сокровищницу православной Церкви, именно: на его толкованиях на паримии из ветхозаветных и новозаветных книг. По словам одного критика, сделавшего библиографический отзыв об этом сочинении преосвященного Виссариона, последний «соединял в себе те редкие дарования, которые требуются от толкователя Священного Писания, именно: знание древних и новых языков, основательное знакомство с свято-отеческими толкованиями и дар различения духов, помогавший ему не теряться среди множества иноверных толкований и, вся искушая, держать добрая. Он имел под рукою все необходимые пособия, которые подробно и указывает в своих предисловиях... Поставив целью своего толкования облегчить разумение и усвоение текста паримий для людей, ищущих в чтении иди слушании их пищи для благочестивого чувства и вместе для духовной любознательности, преосвящ. Виссарион везде остается верен этой намеченной им цели. Он не вдается в Филологические тонкости, не приводит много численных, нередко не согласных между собою толкований одного и того же места, как делают многие толкователи, чтобы показать свою начитанность и ученость, предоставляя читателям из многих толкований выбрать то, которое они найдут наиболее основательным, он везде является надежным руководителем вверившегося ему читателя, не ведет его чрез лабиринт продолжительных соображений к тому, что он должен знать, a сообщает в немногих словах точный смысл разъясняемого текста. Впрочем, сжатость толкования всегда соединена у него с основательностью и обстоятельностью. Библейские понятия, требующие, по значению их, подробного объяснения (каково, напр., учение о страхе Божием в книге Притчей), а также прообразы и пророчества Ветхого Завета выясняются им с замечательною отчетливостью, чрез искусное сопоставление параллельных мест Священного Писания, так что часто, по прочтении иного ученого толкователя, с бесчисленными Филологическими указаниями, не вынесешь такого ясного понимания трудного места Священного Писания, какое всегда остается у читателя после чтения общедоступного толкования преосвящ. Виссариона. Прекрасный язык, чуждый иностранных слов, которыми современные русские толкователи без нужды испещряют свои объяснения, язык общепонятный, и, в то же время, полный важности, всегда соответствующий достоинству предмета, делает чтение истолковательных трудов преосвящ. Виссариона увлевательным не только для простого читателя, нo и для ученого богослова, утомленного чтением сухих иностранных толкований»³⁸.

Другой критик дает, между прочим, следующий отзыв о том же сочинении преосвящ. Виссариона: «труд епископа Виссариона является весьма благовременно и отвечает настоятельной нужде Церкви. Он дает толкование весьма многих мест Священного Писания и притом таких, которые сама Церковь нарочито извлекла из великой сокровищницы Откровения для назидания своих чад в особенно знаменательные для них дни, и которые все христиане – и грамотные, и неграмотные – слышат в храме. В толковании Библии преосвященный автор руководствуется творениями отцов и учителей Церкви греческой и русской и наиболее замечательными трудами, вышедшими за границей, в прежнее и новое время. Значительным подспорьем в труде служило ему отличное, путем долгого опыта приобретенное, знакомство с богослужебными канонами и песнями, в коих ветхозаветные прообразы и пророчества сопоставляются с важнейшими из событий новозаветной Церкви, торжествуемых ею. Имея все достоинства обстоятельного ученого труда, сочинение преосвящ. Виссариона свободно от тяжеловесной ученой арматуры, цитат и ссылок на авторитеты. Труд изучения источников, руководств и пособий совершался автором ранее написания той или другой статьи, и этот труд сокрыт от читателя. Установить точку зрения, собрав все, что нужно для изъяснения паримии и избрав из предложенных объяснений лучшие, автор покойно, с полным убеждением и со властью пастырскою дает толкование священным стихам, не вдаваясь в гипотезы и предложения. Убежденное в истине слово автора неотразимо действует на читателя. Изложены толкования с замечательною простотою и ясностью. Лишних слов нет, Цель автора – преподать назидание читателю, и она достигается вполне. Ясная, светлая мысль передается прозрачно ясным, местами высокохудожественным, словом. Язык точный, выработанный. При краткости –замечательная полнота и глубина мыслей»³⁹. Такую характеристику, сделанную критиками преосвящ. Виссариона относительно его толкований на паримии, можно по всей справедливости применить и к некоторым другим сочинениям его подобного рода.

Что же мы должны сказать теперь, в заключение, о всей вообще проповеднической и писательской деятельности преосвящ. Виссариона? Как «талантливый церковный проповедник», как «истолкователь слова Божия и чина литургии», как «обличитель мнимых старообрядцев и, вообще, плодовитый сочинитель, яко маслина плодовита в дому Божии (Пс. 51:10), в вертограде Христовом», преосвящ. Виссарион «создал себе», поистине, «величественный памятникъ не из плинф (Быт. 11:3), но из книг духовного журнала, с давних пор издававшегося им»⁴⁰. И к этому памятнику, думаем мы, никогда «не заростет народная тропа»: к нему будут приходит отдаленные потомки наши, как приходим мы, его современники, ища освежения, утешения и подкрепления затемненному уму и разбитому чувству. «Плоды ученых и проповеднических трудов преосвященного епископа Виссариона, составляющие десятки томов, служили, служат и будут долго служить источником духовного наслаждения и назидания для миллионов православных, населяющих даже самые отдаленные концы России»⁴¹. А сам почивший архипастырь, бессмертный дух которого пребывает теперь в горних селениях, долго будет служить для всех сынов православной России истинным правилом веры и благочестия христианского. Преосвящ. Виссарион, хотя и дожил до начала настоящих тяжелых и прискорбных дней, какиe пришлось увидеть нашему отечеству, но не пережил того современного движения, какое принимает с каждым, можно сказать, днем все большие и большие размеры и захватывает собою не только область Государства и политики, но и область Церкви и религии. Без сомнения, почивший архипастырь не словом только, а и делом, подвигом всей своей многотрудной и долготерпеливой жизни, и не для одной только Костромской паствы, а и для всей России, был нравственным светочем истины, добра и правды, «наставляя» русских людей «быть истинными и нелицемерными членами православной Церкви и верными подданными Царю Самодержавному»⁴². «Наипаче возмутительно поступают те, – так писал он незадолго до своей кончины, – которые дают присягу на верность Царю, на готовность служить ему верою и правдою, каковы, например, призываемые к исполнению служебных должностей, а между тем совсем не думают исполнять свою присягу, враждуют против самодержавия и стараются вовлечь к участию в своих крамольнических замыслах людей не зрелых в физическом и умственном отношении. Подобное зло есть самое обыкновенное явление в наше несчастное время, – время распространения пагубных учений, направленных против святости царской власти, против существующего государственного устройства. Враги общественного порядка для достижения своих целей не считают безнравственным делом прибегать к разбою и убийству. На всех верноподданных Царя и отчизнолюбцах лежит священный долг помогать Царю в искоренении этих беспорядков... Мы не иначе можем умилостивить Господа Бога, как раскаянием в своих грехах, особенно в грехах неверности Царю. Равнодушие к его усилиям водворить повсюду в своем царстве мирное и безмолвное житие во всяком благочестии и чистоте в высшей степени возмутительно. Будем вести себя так, чтобы не подать повода к обвинению в этом равнодушии»⁴³.

Таков, можно сказать, последний завет приснопамятного святителя Виссариона. Да выполняется же нами этот завет его всегда свято и ненарушимо! Да воодушевляет он каждого из нас на подвиг защиты Церкви и Отечества от врагов внутренних и внешних!..