Не всегда можно правильно судить о других по самим себе

9 (22) февраля

(Из слова от Патерика о некоем монасе, иже прежде болярин бе у царя в Риме)

Случается иногда, что благочестивые люди, различными подвигами благоугождающие Богу, смущаются, когда видят около себя людей, также благочестивых, но, по их мнению, менее, чем они, работающих Господу. Смущаются и думают: «Почему те не как мы подвизаются? Почему они не несут таких подвигов, какие мы несем? Какие они богочтецы? За что их считают праведными?» и т.п. Такое, братья, суждение ошибочно; ибо не одними видимыми нам подвигами благоугождается Бог, а главным образом внутренним, Ему единому ведомым, расположением к Нему. Притом нельзя требовать от всех одинаковых подвигов и потому, что не всем даны одинаковые средства, силы и способы к несению их. Наконец, много значит тут и положение в свете, и воспитание.

Некогда один из первых вельмож императора Римского оставил мир для Бога и поселился в Египетской пустыне Скит, взяв с собою одного только раба. В Ските он прожил двадцать пять лет и своим благочестием заслужил особенное уважение от отцов Египетских. Один из них, желая лично взглянуть на подвижника и получить от него пользу для души, раз пришел к нему и с любопытством стал осматривать и его самого, и его келию. Что же он увидел? Увидел старца, одетого в мягкую одежду и обутого; увидел в келии его постель, покрытую кожею и с возглавием. Это соблазнило гостя. Хозяин между тем приказал подать к обеду горячую пищу и вино. Этим посетитель соблазнился еще более и, не получив пользы, грустный пошел было домой. Но прозорливый старец-вельможа понял его и, желая вразумить, чрез слугу тотчас воротил его. «Откуда, – спросил он своего гостя, – ты родом, отче?» – «Из Египта», – отвечал сей. «А из какого города?» – продолжал хозяин. «Да я простой поселянин, – отвечал гость, – и жил в деревне». – «А на чем ты спал и какую постель имел?» – «Спал на земли, – отвечал пришелец, – а постели не имел». – «А какую пищу вкушал и пил ли когда-нибудь вино?» – допрашивал старец. «Ел один сухой хлеб, а пил только воду». – «А в бане мылся ли когда-нибудь?» – «Кроме реки, никакой бани не знал», – отвечал монах. Кончив допрос, вельможа сказал старцу: «Тебя я выслушал, теперь послушай меня. Родом я из Рима и был царю близкий советник», – начал он. Гость весь обратился во внимание. «И вот, – продолжал старец, – ради Бога оставил я и мир, и богатство, и славу и пришел в эту пустыню. В Риме я занимал великолепный дом, имел огромное богатство, а теперь, как видишь, живу в убогой хижине. Кровать у меня была из золота и покрыта драгоценными тканями, а теперь имею одно это бедное ложе и кожу на нем. Носил драгоценные одежды, а ныне у меня только одна эта худая риза. На обедах у меня подавались всевозможные яства, а в настоящее время одну эту бедную зелень вкушаю и ради недуга пью эту малую чашу вина. Было у меня в Риме и множество рабов, а теперь лишь одного этого старца оставил Господь служить мне. И музыку я, наконец, постоянно слушал, и услаждали мой слух трубы, тимпаны и гусли; а теперь только пою двенадцать псалмов. Итак, не соблазняйся о мне». Тогда монах воскликнул: «Горе мне за мое осуждение! я от великой скорби прежней моей жизни пришел в покой, а ты от великого покоя в скорбь, и от великой славы и богатства в смирение и нищету!» После сего он оставил старца уже с великою для себя пользою, сделался ему другом и стал часто посещать его.

Как вы думаете теперь, братья, кто же из сих двоих более явил подвигов самоотвержения для Бога? Вельможа ли старец, или гость его? – Конечно, первый; ибо и прозорливый был, и Духа Святого исполнен, как говорит описатель жития его. А ведь он и мягкую ризу носил, и постель, покрытую кожей, имел, и вино вкушал; монах же, посетивший его, питался чуть ли не одними кореньями и не знал вовсе, что такое обувь и постель. Что же отсюда следует? То, что всякий знай только самого себя, а других не суди. Не кичись перед другими своими делами, а отыскивай лучше в самом себе такие и другие недостатки и навыкай смирению. С другой стороны, пусть всякий также помнит, что дарования каждому даются различные и каждому по силе его; а вместе и то, что не по видимым только нам действиям судит человека Бог, а по закрытым от нас внутренним его чувствам и тайным подвигам. Аминь.