Поучение и речь по случаю исполнившегося 75-летия со дня оставления неприятеля Москвы 1-го сентября 1812 года

Все великие эпохи, пережитые или переживаемые народами, всё равно, будь они бедственны или радостны, – всегда оставляют после себя известный след и всегда дают тот или иной нравственный урок, как и самим тем, которые переживают их, так равно и поколениям последующим. Для подтверждения этой истины возьмем нечто из эпохи нашествия на нас двадесяти язык, и именно то, что сегодня само по себе всего ближе к сердцу нашему, т.е. первые дни сентября двенадцатого года, дни, в которые подлинно дан был великий урок и предкам нашим и врагу их и не оставшийся бесследным и для нас потомков. Да, в эти дни урок хороший дан был и предкам нашим. Не легко прежде всего было и вождю нашему сказать на месте сем свои исторические слова: «приказываю отступать». Тяжело было и другим военачальникам, после этих слов, видеть лица отступавших солдат, лица, по которым текли горькие слезы, слезы стыда и уныния. Горько было, видно, и солдатам, когда они, за шесть только дней пред тем, без страха и упрека смотревшие в глаза страшной...смерти, теперь плакали и рыдали как малые дети. А что сказать про жителей Москвы? Не ошибусь, если скажу, что большая часть из них думала, что настал для них последний час жизни, если не последний день мира. В самом деле: что могло быть ужаснее положения их? «Беги, кричат им со всех сторон, беги, спасайся, кто может, враг у стен твоих, он не пощадит тебя!» И вот всё ужасное поглотило их, всё смешалось, столкнулось, слилось, возопило и побежало. А над всеми этими бежавшими как бы слышался голос Божий: «Я попускаю на вас эти бедствия для того, чтобы дни счастья не довели вас до забвения о Мне, чтобы в дни бедствий вы глубже сознали, когда и чем оскорбляли Меня, чтобы помнили, что всё в руке Моей и наконец поняли, что вы навсегда останетесь слабыми и бессильными устроить и здесь на земле свое счастье без всемогущей помощи Моей свыше.

Но если урок вразумительный дан был от Господа предкам нашим, то тем более вразумительный дан был и врагу их. Вот он, потрясший юг и запад Европы, вошел с огнем и мечем и в восток её и здесь пролив реки крови, вошел наконец и в самое сердце наше, в наш град первопрестольный. Казалось, тут только и оставалось сказать ему: на небо взыду, выше звезд небесных поставлю престол мой... взыду выше облак, буду подобен Вышнему (Ис.14:13–14). Однако произошло не то. Избалованный пресмыканием порабощенных им народов, вступает он и в врата Москвы в полной уверенности, что весь цвет её рассыплется у ног его. А между тем лишь одни подонки его отечества, выгнанные из него и присосавшиеся как паразиты к простосердечной земле русской, встречают его и свидетельствуют ему свое почтение. «Где бояре? Где магистрат? Где жители?» Нет их и слово гнева исторгается из уст его: «Вандалы, Варвары!» слышится от победителя при торжественно-позорном входе его в царствующий град. Всходит далее он в жилище царей русских и из оного хочет любоваться красотою оставленного ему города. Но, что видит? Вот огненные языки начинают показываться и на святых храмах этого города, и на мирных домах дотоле счастливых обитателей его. Что это? В ужасе спрашивает он. «Да дела рук твоих», отвечает ему голос его совести. «Несчастный, посмотри до чего довел тебя грех твоей необузданной гордости! Тебя ужасает это возженное тобою пламя; но приклони ухо твое вперед: слышишь ли, как там раздаются вопли бегущих от тебя ничем неповинных мужей, жен, детей и старцев? Оглянись назад: за что там, на полях бородинских, лежит распростертою, в объятиях смерти, целая сотня тысяч твоих и чужих воинов?» И в ужасе еще большем от этого страшного голоса самой природы враг видит, что ему надобно скорее спешить – оставить это окровавленное, спаленное им место призрачных его побед. Но как быть? Надо избежать позора. И для сего, прежде бегства, спешит он с хитрым и льстивым словом к царю; но ему отвечают презренным молчанием; бежит, и сама природа восстает на него: глад, холод, мрак, голод и дух бурен преследуют и самого, и полчища его. Что может быть вразумительнее, а вместе и ужаснее урока сего! Так, в годину испытаний для нас, и нам, и врагу нашему открыты были глаза, что есть Бог всевидящий и правосудный, наказующий и милующий, смиряющий гордых и возносящий смиренных.

Но как всему, так, пожалуй, Бог знает, и времени есть конец. И вот всё: и бедственное, и вместе великое, и унизительное, и тут же славное, всё прошло.

И послышался голос Божий: кости сухия, слышите слово Господне: се глаголет Адонаи Господ костем сим: се Аз введу в вас дух животен, и дам на вас жилы, и возведу на вас плоть, и простру по вам кожу, и дам дух мой в вас, и оживете и увесте, яко Аз есмь Господь (Иез.37:5–6). И воссияла, с словом Господним, заря мира над Европою и воскресли царства и народы и обновилась земля как бы после потопа водного; а вместе и Русь восстала с счастливым сознанием, что избрал её Бог орудием промысла своего и чрез неё, как выразился некогда современный великой эпохе вития, «прекратил громы браней, остановил потоки крови, возвратил царям престолы, народам свободу... и всюду водворил мир и тишину» (из слова Августина по случаю мира с Францией). И воспет был этот мир в обновленной столице русской, и в святых столпостенах древних храмов её раздался торжественный глас: «слава в вышних Богу и на земли мир!»

Боголюбивые граждане! Когда Наполеон с этого места в первый раз увидел Москву, то, говорят, воскликнул: «ах, вот он, этот знаменитый город!» Что же бы он воскликнул теперь, чрез семьдесят пять лет, если бы увидел её как царицу, всю в золоте, всю одеянну и преиспещренну, как невесту, украшенную своему жениху? Конечно, может быть, и он тут понял бы, что бессилен человек что-либо созидать или разрушать, что всё в всемогущей руке Божией и что верующих в Бога никакая сила ни победить, ни поработить не может. А в этом последнем, что мы именно верующие, в этом убедили бы его – эти сотни глав златых – церквей московских и сияющие на них знамения Сына Человеческого. Аминь.

Сентября 1-го 1887 года.

Московского уезда, Села Покровского, па Филях,

Покровской церкви священник Виктор Гурьев

«Вот только один месяц, и то невступно, прошел, боголюбивые граждане, после освящения избы вашей, а уже книга, в которой записываются посетители её, переполнена именами, и в избе успели уже перебывать чуть не все сословия Русского народа. Значит, оправдались слова мои, сказанные и при освящении, и при закладке избы. При освящении: что место это дорого сердцу каждого Русского, а при закладке, что похвальна была мысль ваша устроить здесь памятник благодарности Творцу, наказующему нас и милующему».

«На меня, прожившего одиннадцать лет близь избы вашей, место, на котором она стоит, производило и прежде, производит и теперь впечатление особенное. Почти восемь лет прожил я здесь, и это историческое место было в полном забвении, было пустым и диким, заросло полынью и бурьяном. И думал я прежде: где чего не благословит Господь, там никогда ничего и не будет. Потом вспомнили о месте сем христолюбивые воины и поставили скромный памятник, а чрез четыре года любовь ваша воздвигла тут уже и дом милосердия. И думаю я теперь: где что благословит Господь, там и из ничего бывает великое, и из ничтожного славное. И воочию убеждаюсь теперь, что благословение Божие почило на месте сем, и от оного искру любви к ближнему возжгло в сердцах ваших и похвальное намерение ваше осуществило и оное к благополучному исполнению привело. И решаюсь подать вам теперь совет: если почило благословение Божие на месте сем, то и должно заботиться, чтоб и впредь сохранить оное, укрепить, умножить. А для сего усугубить любовь к месту сему, возбудить энергию к расширению устроенного доброго дела здесь, вооружиться терпением и мужеством, если встретятся какие-либо препятствия в осуществлении дальнейших добрых ваших намерений тут. Не охладеет любовь ваша к месту сему, не отнимется и благословение Божие от вас, ибо Господь, по слову Златоуста, и намерение целует. При таких условиях, у нас на Руси, и там, где дебри были, и лишь звери лютые бегали, там обители святые процвели, где были блата и леса, там царствующие грады наши стали. При любви вашей и вам да поможет Господь прославить делами милосердия место сие. А я, со своей стороны, верую и надеюсь, что некогда и крест Господень воссияет здесь и зерно ваше в древо ветвистое возрастет и плод мног принесет. Аминь».

1 сентября 1887 года.