Глава IV. Неокантианство
Во второй половине XIX в. намечается тенденция возврата к различным классическим философским системам. Появляются популярные впоследствии лозунги «назад к ...». Впервые произносится лозунг «назад к Канту» – назад от всех гегелевских, марксистских и прочих нововведений. Ибо именно этот кенигсбергский философ изложил истинный метод философии, который впоследствии был испорчен.
Одним из основателей неокантианства является Ф.А.Ланге, который размышлял больше на социальные темы и стал одним из теоретических основоположников II Интернационала. Однако учение о справедливости он излагал на неокантианском языке.
Неокантианство разрабатывалось в двух школах – Марбургской и Баденской.
§1. Марбургская школа
Главой Марбургской школы был Герман Коген (1842–1918), у которого учился, в частности, известный русский писатель и поэт Борис Пастернак, сам в молодости неокантианец. Впоследствии в Марбургской школе получили известность такие философы, как Пауль Наторп (1854–1924) и Эрнст Кассирер (1874–1945). Основные идеи этой школы изложены Г.Когеном в трёхтомнике «Система философии» (в него входят работы «Логика чистого познания», «Этика чистой воли» и «Эстетика чистого чувства»), П.Наторпом в статье «Кант и Марбургская школа» и Э.Кассирером в книге «Познание и действительность» (последние две работы переведены на русский язык).
Согласно учению Когена (как, впрочем, и Канта), философия не должна быть метафизикой. Задачей философии является исследование процесса научного познания (видно, что взгляд на Канта осуществляется сквозь призму идей, популярных уже в XIX в.). Подобно тому, как Кант искал ответ на вопрос, как возможно научное познание, как возможны математика и естествознание, так и Коген утверждает, что задача философии – исследовать процесс научного познания, т.е. быть наукой о науке. В терминах Канта это вопрос о том, как возможно естествознание как наука. Правда, в отличие от Канта, наука понимается не только как математика или физика, а как всё математическое естествознание, так как в XIX в. стало особенно заметно слияние этих двух наук, и нужно их не разделять, как утверждал Кант, а мыслить науку как единое целое. Поэтому и весь процесс познания, согласно неокантианцам, начинается не с чувственного восприятия, и такой раздел философии, как трансцендентальная эстетика, должен быть отброшен. Процесс познания сводится лишь к аналитике, только к логическому процессу. Чувство может быть в лучшем случае толчком к познанию, но не источником.
Познание, по мнению неокантианцев Марбургской школы, состоит в логическом конструировании объектов науки. Таким образом, вещь в себе, которая, по Канту, каким-то непонятным образом воздействовала на чувственное познание и как-то участвовала в создании научной картины мира, у неокантианцев теряет всякую необходимость в существовании. Вещь в себе полностью остается вне нашего познания. Объект научного познания полностью конструируется рассудком. Мышление является единственным началом науки и не имеет никакого другого источника, кроме самого себя. Чувства, конечно, тоже существуют и играют какую-то роль, но они важны лишь для обыденной жизни, для научного же познания чувства не имеют никакого значения, в науке не может быть ничего из чувственного мира. Понятия математического естествознания – целиком творение человеческого духа, они не обладают никакой объективной, материальной чувственной реальностью. Скажем, атом не есть какой-то объект реально существующего мира, а лишь некоторое логическое требование, идея, формальное понятие. Другие понятия физики, такие, как импульс, электричество, энергия, также абстрактны. Само понятие материи для физики также есть некоторая идея, созданная рассудком. Понятия создаются на основании законов мышления, а не на основании какого-либо отражения действительности, абстрагирования или конвенциональное™. Мышление имеет свои собственные законы, одинаковые для всех людей; по этим законам и происходит создание понятий. Поэтому всё естествознание может быть понято только лишь исходя из самого сознания. И бытие, как некоторый предмет, объект познания, для учёного есть продукт мышления в некоем логическом функциональном смысле.
Вопрос об отношении мышления к бытию для неокантианцев – вопрос риторический. Как и Кант, неокантианцы Марбургской школы отрицают тождественность мышления и бытия. Бытие если и имеет какой-то характер, то, по Канту, он для нас абсолютно непознаваем, а по Когену, и не нужен. Есть мышление в своей собственной стихии и больше ничего. Бытие существует лишь в качестве понятия о бытии. Понятие бытия не есть нечто постоянное, бытие как понятие о бытии всё время находится в процессе становления. Таким образом, предмет, который является целью научного познания, не даётся человеку в познании, а задаётся в качестве некоторой цели. Мышление имеет свои собственные законы. Понятие бытия есть некоторое понятие, заданное в самом человеческом познании. Познанию не даётся нечто внешнее как предмет, а как бы задаётся некоторая цель. «Предмет не дан, а задан» – задан как цель познания. Поэтому, как утверждают неокантианцы, учёный не познаёт предметы, а познаёт предметно: «Мы, таким образом, познаём не «предметы» – это означало бы, что они раньше и независимо определены и даны как предметы, – а предметно, создавая внутри равномерного течения содержаний опыта определённые разграничения и фиксируя постоянные элементы и связи» (1, с. 393). Процесс познания состоит не в познании предметов – он осуществляется так, как будто эти предметы существуют. Происходит конструирование научной действительности, которой ничто не соответствует. Поэтому и истина у неокантианцев может быть понята только как некоторая внутренняя, логическая согласованность мышления.
То же самое положение высказывают неокантианцы и в отношении этики. По утверждению неокантианцев, Кант объяснил здесь не всё, что мог, а дал лишь основные методологические принципы. Подобно тому, как в анализе естествознания они исходят из современной им ситуации в науке, т.е. из того, что физика и математика соединились в математическое естествознание, так же и в области этики они признают изменения в умонастроении, когда по Европе, как говорится, начинает бродить «призрак коммунизма» и людьми овладевают идеи социализма и переустройства общества. Процесс научного познания состоит в конструировании разумом теоретических объектов, и в этике тоже процесс нравственного познания состоит в самосовершенствовании. Конечно, человечество должно стремиться к счастью. Но путь к счастью должен проходить через самосовершенствование человека. Конечно, считали неокантианцы, социализм вещь хорошая, но неправильно считать, что социализм относится к сфере научного познания. Кант в своё время совершенно правильно показал различие между теоретической и практической деятельностью разума. Одна относится к сфере детерминизма, другая – к сфере свободной деятельности. Поэтому социализм из сферы необходимого нужно перенести в сферу должного, и ключевым здесь является понятие долга, введённого в этику Кантом. Социализм должен достигаться на путях самосовершенствования; счастье оказывается заданным человеку. Человек должен стремиться к счастью, и это стремление бесконечно. Как бесконечен процесс теоретического познания, так же бесконечен и процесс нравственного самосовершенствования. Счастье и социализм – это идеал, к которому нужно стремиться. Наторп высказывает тезис, который впоследствии повторят представители II и III Интернационала: «Путь есть всё, а цель – ничто» (2, с. 119). Главное – стремиться к счастью и нравственному совершенству, ибо долг обязывает нас к этому.
Поэтому существует разрыв между двумя мирами – миром, который изучается наукой о природе, и миром, который изучается наукой об обществе. В науке о природе главное – детерминизм, а науки об обществе прежде всего направлены на будущее, на должное, на то, что надо делать. Поэтому решающее значение для наук об обществе имеет телеология. Детерминизм, конечно, тоже есть, но он играет вспомогательную, подчинённую телеологии роль. Детерминизм играет некоторую роль в хозяйственной деятельности, но в мире духовном, культурном, нравственном прежде всего важна телеология. Здесь неокантианцы пытаются марксистские идеи соединить с Кантом. Нельзя говорить о том, что экономика определяет всю духовную жизнь людей. Возможен экономический материализм, но не исторический, не общественный. От экономики к идеологии невозможен никакой переход.
§2. Баденская школа
Основные представители Баденской школы – Вильгельм Виндельбанд (1848–1915) и Генрих Риккерт (1863–1936). Виндельбанд – основатель баденского направления в неокантианстве, а Риккерт – систематизатор этого учения. Основные идеи этой школы изложены Виндельбандом в статье «Что такое философия» и в книге Риккерта «Науки о природе и науки о культуре». Основная идея неокантианства состоит в разделении наук на два вида: естественные и исторические. Риккерт указывает, что наукой всегда считали только естествознание, учение о природе, а историю при этом совершенно забыли. Поэтому неизбежен вывод о том, что к исследованию исторического научного метода тоже нужно применить кантовский метод.
Риккерт разделяет предметы естествознания и истории и указывает, что естественнонаучный метод совершенно не применим к истории. В естествознании учёный отвлекается от индивидуальных особенностей предмета, его не интересует то, что происходит с единичными предметами. Наука отбирает только существенное, всеобщее. Именно таковыми и являются законы природы. Этот научный метод Риккерт называет генерализирующим и видит в нём главное отличие естественных наук от исторических.
В истории другая специфика. Интерес историка всегда направлен на единичное, историка никогда не интересуют законы, поэтому метод историка, по мнению Риккерта, не генерализирующий, а индивидуализирующий. В принципе природа и история есть одно и то же, это есть некоторая действительность. Но действительность и знание о ней отличаются коренным образом. Познание состоит не в отражении действительности, а в преобразовании и упрощении её. Действительность, по Риккерту, хаотична, а наука даёт некоторое упорядоченное знание. Научное познание вносит в мир порядок, поэтому наука есть противоположность хаотичной действительности. «Наука с этой точки зрения представляет контраст действительности» (3, с. 66). Наука не отражает действительность, а, наоборот, противостоит ей.
Риккерт рассматривает различные концепции познания и указывает, что нельзя говорить о познании как об отражении: «Зеркало «познавало» бы в таком случае лучше всего, и в совершенстве выполненная цветная модель приближалась бы более всего к «истине"» (3, с. 61). Нельзя говорить о познании как о некотором стремлении постичь все стороны действительности, ибо в таком случае познание невозможно, так как действительность бесконечна и познание, следовательно, тоже будет бесконечным. Познание состоит не в отражении и не в описании всех бесконечных черт действительности, ибо учёного интересуют общие понятия, а не каждый предмет в его индивидуальности. Учёный выбирает из действительности наиболее важное, поэтому неокантианцы Баденской школы уделяют основное внимание такому понятию, как ценность. Именно они впервые стали основательно исследовать это понятие, явившись основоположниками аксиологии – учения о ценностях.
Понять смысл ценности можно на примере того, как, по мнению неокантианцев, образуются понятия в области истории: если учёный-естественник образует понятия путём выделения некоторых общих черт явлений, то для историка этот метод неприменим, ведь для него является важным только индивидуальность. Но историк также пользуется некоторым методом, индивидуальное он также отбирает, и отбирает на основе ценности – для историка важны те события, которые имеют некую ценность. «Лишь на основе обнаруживающихся в культуре ценностей становится возможным образовать понятие доступной изображению исторической индивидуальности» (3, с. 91)25.
Нельзя сказать, что ценность есть некоторая объективная сущность типа платоновской идеи, существующей в особом мире, как нельзя считать, что закон природы существует объективно, помимо человеческого разума. Подобно тому как законы природы, по Канту, существуют лишь в разуме человека, так и ценность не имеет никакого действительного существования. Ценности не обладают бытием, но, как утверждает Риккерт, они значат: «О ценностях нельзя говорить, что они существуют или не существуют, но только что они значат» (3, с. 55). Они имеют значение норм, которым подчиняется наше знание, и не только знание, но и поступки, вкусы в области этики и эстетики – ценности имеют область применения везде. Ценность выше действительности, поэтому ценностное суждение выражает уровень значимости для учёного. Важность ценностного суждения состоит ещё и в том, что оно выражает то, что должно произойти или, наоборот, что не должно произойти. Неокантианцы не делают различия между понятиями «есть» и «должно быть». До неокантианцев всегда различали эти понятия: если что-то существует, то это ещё не значит, что оно и должно существовать, ибо существование может быть случайным. По мнению неокантианцев, понятие существования – это понятие научное, существующее в научном познании, и поэтому как только учёный наделяет свои объекты некоторым ценностным характером, то для него быть и быть должным становится одним и тем же. Поэтому мир ценностей – это мир долженствования.
То же самое и в области этики. Если в области научного познания истинное суждение – это суждение ценностное, т.е. суждение, которое должно сделать (ведь научное суждение как бы диктует разуму учёного необходимость создания именно этих ценностных, истинных суждений), то и в области этики нравственный поступок – это поступок, который должно совершить. Не говорится, что поступок должно совершить, потому что он нравственный, а, наоборот: есть понятие долга, которое диктует наши поступки, долг есть закон для нашего нравственного познания. И нравственный поступок – это поступок, который соответствует понятию долга, поступок, который должно совершить.
Откуда возникают ценности, Риккерт не говорит. Ценности существуют как некоторый закон разума, и всё. Ценности имеют также некоторую иерархическую структуру: выше всего религиозные ценности, дальше по нисходящей идут другие. Ценности экономические находятся где-то в самом низу, и Риккерт вступает в спор с современными ему социалистами, у которых, по его словам, «место идеалов головы и сердца заняли идеалы желудка» (3, с. 110).
Литература
Кассирер Э. Познание и действительность. СПб., 1912.
Наторп К. Кант и Марбургская школа//Новые идеи в философии. Сб. 5. СПб., 1913.
Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. М., 1998.
* * *
Подобный подход к историческому методу можно найти и у великого русского церковного историка В.В.Болотова. В предисловии к «Лекциям по истории древней Церкви» он рассматривает вопрос о научности истории. Его ответ гласит: «...история не есть наука, и если называется наукой, то если можно так выразиться – только honoris causa («ради почёта»)» (Болотов В.В. Лекции по истории древней Церкви//Болотов В.В. Собрание церковно-исторических трудов. Т. 2. М., 2000. С. 4). Действительно, если считать наукой только естествознание, то история – это не наука. Ведь история не изучает законы, да это и невозможно, ведь в обществе нет законов, поскольку в нём действуют свободные люди, иначе было бы возможно предсказывать будущее, как это может делать учёный физик, предсказывая поведение какого-нибудь материального тела. «Не зная законов исторической жизни, история не может похвалиться способностью предсказывать будущее. Если бы история знала свои законы, то она могла бы восстановить недостающие сведения и о прошедшем путём вычислений» (там же. С. 5). «Поэтому, – делает вывод В.Болотов, – должно иметь силу и простейшее определение истории как повествования о замечательных событиях, замечательных уже тем, что люди их заметили» (там же. С. 10).