Богопознание

Как существа сознательные и мыслящие, мы естественно жаждем ведения, стремимся к разного рода знаниям. Остановиться на пути этого стремления – подавить в себе жажду любознательности так же невозможно нам, как невозможно пересоздать самих себя и переиначить свою природу; ибо потребность знания глубоко лежит в нашей природе и есть одно из основных и существенных ее требований. Потому-то дорого для нас всякое истинное, основательно выработанное и сознательно усвоенное знание, вследствие чего мы не можем не уважать тех благородных изыскателей истины – бескорыстных тружеников науки, которые посвящают свою жизнь каким-либо умственным исследованиям и чрез которых распространяется мысленный свет на других. И если мы это говорим о всяком познании вообще, к какому бы отделу предметов оно ни относилось: то без сомнения мы должны сказать это преимущественно о том звании, которое имеет своим предметом Существо высочайшее.

Высоко призвание тех избранников человечества, которые поставляют целию своей жизни раскрытие и уяснение для себя тайн боговедения, священно их служение в обществах человеческих, многополезны и душеспасительны их труды, выше и досточтимее которых не может быть никакого другого занятия. На этот-то предмет и должно быть обращено преимущественное внимание каждого человека. Прекрасно было бы, конечно, если бы мы одновременно и равномерно могли совместить все познания, до каких только дошел разум человеческий, следуя тому, или другому направлению; но поскольку это невозможно, по обширности и разнообразию самых познаний, и по ограниченности нашего разума: то поэтому на первом плане и на первом месте у нас должно стоять богопознание, как первое и необходимое из всех знаний по важности своего предмета.

В самом деле, область умственных познаний человеческих так обширна и разнообразна, что едва ли найдется какой-нибудь, в отдельности взятый ум, который мог бы обнять и вместить в своем сознании то, что открыто, исследовано и обработано в продолжении целых веков многими миллионами людей. Между тем самое свойство человеческих познаний не таково, чтобы ими обнимался мир действительный вполне и совершенно. При всей обширности и глубине их, много еще остается для нас таинственного и неразгаданного в мире бытия, и эта таинственность простирается до того, что достаточно одного какого-нибудь самого незначительного предмета в мире действительном чтобы заняться им на весь краткий срок нашего земного существования. При такой многосторонности познаний, при такой ограниченности своего ума и краткости жизни, чем был бы человек, остановившийся на каком-нибудь второстепенном – совершенно малозначущем предмете, и увлекшийся им до того, что в исследовании его провел бы всю свою жизнь? Он уподобился бы тогда ничтожному червю, для которого избранный им на дереве листок обращается в целый мир, где он находит могилу и гроб для своего кратковременного бытия. – Что же требуется со стороны нашей, чтобы не впасть нам в такую неосмотрительную и непростительную погрешность? Очевидно, что из необъятного множества познаний нам должно главным образом избрать для себя такое познание, которого по преимуществу требует наш дух и без которого самая наша жизнь не имела бы ни своего надлежащего значения, ни своей главной и истинной цели. А это знание есть богопознание, под именем которого мы разумеем все, что нам открыто и дано знать о Боге, Его высочайших свойствах, творческих действиях, зиждительном промысле как общем, так и частном, относящемся собственно к человеку. След. богопознанием обнимается вся сфера нашего умосозерцания и определяется вся полнота нашей высшей мудрости. Об этом-то богопознании мы намереваемся теперь изложить свое суждение.

Преимущественную и высочайшую важность взятого нами предмета можно рассматривать с следующих сторон: во-первых со стороны его значения и силы для нашей теоретической или умозрительной деятельности; во-вторых – для нравственной или практической; в-третьих – со стороны его влияния на чувство нашего сердца, ищущего покоя и счастия в жизни временной, и наконец – со стороны его значения для будущей, предстоящей нам вечности.

1. В области умозрительной богопознание есть начало и конец всех наших познаний. Без этого главного познания нет основания для нашего разума, с которого он мог бы начать нить своих исследований; – нет и цели, к которой он должен вести эту нить. – Что богопознание действительно есть начало и основание всех наших познаний, это видно из того, что сам Бог есть начало всего сущего. Мир бытия держится на творческой силе Божией, без которой он совсем не существовал бы: и сфера наших истинных – непогрешительных представлений о мире действительном главною и последнею точкою своей опоры имеет понятие о Боге. Этим понятием поддерживается и осиявается весь круг наших умозрений точно так же, как сиянием солнца озаряется вся видимая природа и делается открытою для нашего чувственного зрения. Погасите на небе солнце со всеми окружающими его светилами, тогда по необходимости мрак обымет вселенную и все сокроется от нашего взора: отнимите от ума богопознание со всеми, проистекающими от него понятиями, и он останется во тьме неведения относительно всего прочего.

Утверждая эту мысль, мы не то хотим сказать, что бы без богопознания ум наш не имел никаких сведений о вещах мира видимого; – нет! Много есть наук, с которыми можно познакомиться и без богопознания; много есть знаний положительных – естественных, которыми обладают безбожники и все нечестивые люди, которыми в некоторой степени пользуются и самые неразумные твари. Но такого рода познания имеют свое приложение только к жизни настоящей, и польза их слишком ограничена, – она не простирается далее пределов временного бытия человека. След., эти знания были бы достаточны для человека тогда, когда бы он с прекращением этой жизни оканчивал все свое существование. Но человек бессмертен. За пределами этой жизни для него начнется жизнь вечная; а потому и познания наши должны простираться не только на жизнь настоящую, но и будущую, и только под этим условием они необходимы и существенно важны. В противном случае они не имеют никакой цены на суде, высшего разума – того разума, который смотрит вдаль будущего, прозирает в область сокровенную и духовную, по отношению к которой и дает знаниям великое имя чистых, полных и совершенных знаний.

Потому-то наш ум вовсе не довольствуется одними положительными и естественными знаниями, не останавливается на них, как чем-то законченном и совершенном. Он хочет созерцать истины по своему содержанию гораздо важнейшие и существенные, истины такие, которые освещали бы ему путь к вечности и раскрывали бы пред ним ее тайны. По этой причине он и в самом видимом мире ищет таких сторон, на которые или совсем не обращает внимания разум естественный, или судит о них превратно. Вот эти стороны: как смотреть на бытие видимого нами мира? Откуда и как он произошел? Какое назначение человека среди этого мира, и в каком он должен быть отношении к окружающим его предметам и к верховной Вине всего существующего? Эти и подобные сим вопросы постоянно занимают дух наш, и только решение их может удовлетворить жажду нашей любознательности. Богопознание есть единственный ключ к разрешению таких вопросов. Кто не знает Бога, для того сии вопросы останутся неразрешимыми навсегда, и сколько бы разум человека ни усиливался дать на них успокоительный ответ, никогда не в состоянии сего сделать. И вот почему в древние времена, когда люди оставались в неведении истинного Бога, они, можно сказать, ничего не сделали в области умственного развития; ибо не решили тех вопросов, которые занимали и занимают род человеческий. Понятия, на которых остановились они при размышлении о сих вопросах, были самые темные, сбивчивые и нелепые. Мрак покрывал умы неведущих Бога, и они заблуждались во всем. Ум их, неозаренный небесным светом богопознания, терялся в представлении тех предметов, которые объясняются нам только богопознанием. И неудивительно! Ибо, если Бог есть вина всего сущего: то можно ли знать что-нибудь в сущем, не зная его причины.

Так, без богопознания ум наш не имеет прочного основания для своих изысканий! Не имеет он и цели, к который направлял бы сии изыскания. Ибо какую мы назначим цель своим умственным познаниям, если выпустим из виду правильное и верное разумение высочайшего Существа божественного? Поставим ли ее в самих себе – в своем уменьи жить и распоряжаться предметами мира, чтобы извлечь из них свое удовольствие и благо? Но без понятия и мысли о Боге нет для нас никакого другого удовольствия и блага, кроме удовольствия чувственности и плоти; а это удовольствие недостойно быть целию разумного существа, так как в нем нет никакой мысли – и конец его есть упадок душевных сил, расслабление умственной деятельности и совершенное отупение разума, который также теряется и гаснет среди разлива чувственных наслаждений, как угасает искра, упавшая в волны моря.

2. Обращая внимание на свою нравственную сторону, мы прежде всего не можем, при правильном раскрытии своего разума, не сознавать всей возвышенности и обязательной для нас силы закона нравственного, и, не отказываясь от своего человеческого достоинства, идти вопреки священных требований сего закона; но в то же время мы чувствуем свое бессилие выполнить требования этого закона, потому что этому противоборствуют другие противоположные влечения, свойственные нашей растленной природе. Вследствие такого несчастного раздвоения, замечаемого в самих себе, мы находимся в мучительной внутренней борьбе, под влиянием которой нередко претыкаемся и падаем, испытываем тяжелое чувство самоосуждения, лишающего нас лучшей в жизни радости, которая составляет награду совершенной добродетели. Отселе сам собою возникает вопрос, решение которого в высшей степени должно быть важно и замечательно для каждого: как устоять человеку в требованиях добродетели и тем оправдать свое призвание в жизни и то назначение, для которого дано ему бытие? Откуда он может почерпнуть достаточные для себя силы и крепость духа, чтобы стать выше обольщений своей плоти, усиливаемых искушениями и соблазнами мира, которые неудержимо влекут его волю на зло, противное Богу и унизительное для него самого? В чем состоит тайна его успеха в осуществлении великой идеи нравственного добра и опора его святой, богоугодной деятельности? – Здесь-то мы должны остановиться своим вниманием на высочайшей важности для нас богопознания, которое заключает в себе начало и конец нашего нравственного добра. К такому понятию о богопознании приводит нас само божественное Писание, на страницах которого читаем следующее достопримечательное место: еже бо знати Тебе (Господи, всесовершенна есть правда, и ведети державу твою корень есть бессмертия (Прем.15:3).

Вникая в смысл этого божественного изречения, для отстранения всякого сомнения, хотим прежде всего прояснить себе то, в каком значении нужно принять употребленное в этом месте слово «всесовершенна есть правда», – в значении ли законности и справедливости для человека самого знания, предметом которого есть Бог, или в значении святости и совершенного благочестия того, кто обладает сим знанием? Принимаем его в значении последнем, т. е. в значении благочестия и святости; ибо первое значение ничего особенного не открывает в богопознании и ничем не отличает его от всякого другого знания. Не одно только богопознание, но и всякое другое знание есть дело законное и совершенно справедливое для человека, одаренного разумом и призванного в жизнь с тем, чтобы он знал предметы, подлежащие его знанию. Итак выражение: еже бо знати Тебе (Господи), всесовершенна есть правда, наводит нас на ту мысль, что в самом богопознании заключается истинная святость и совершенная добродетель человека.

Но каким образом может быть то, что бы одно знание Бога составляло всесовершенную правду и благочестие того, кому принадлежит оно? Ответ на этот вопрос получается сам собою, когда обращаем свое внимание на единичность души человека, на тесную и неразрывную связь, существующую между его умом и волею, между его мыслями и делами. Мысль и действие соединены между собою в человеке так, как соединена причина со своим следствием. Действию всегда предшествует мысль, и в мысли уже завито самое действие. Кто как мыслит и понимает, тот так и поступает. Потому нельзя согласиться с мнением тех, которые не дают никакой оценки тайным мыслям и сокровенным движениям души человека, которые привыкли измерять заслуги и достоинства людей только тем, как они заявляют себя во внешней жизни и какими представляются в глазах других по своим делам и поступкам. Не так смотрит на человека Бог и не таков Его суд об нас! И по помыслом твоим сужду тя, глаголет Господь (Иез.24:14). Вот откуда начинается Божий суд о человеке и разбор его действий! Вот где скрывается основание и корень справедливой оценки нашего нравственного достоинства! Свят и праведен Божий суд о человеке! – Ибо с одной стороны человек может скрывать в себе гораздо более того, нежели сколько успел проявить в делах своей жизни; с другой – самые, по-видимому, высокие проявления души человека, на самом деле могут быть совсем не таковы, по внутренним своим побуждениям, какими они являются на вид других, и потому где мы можем найти надлежащую точку опоры для верного рассмотрения истинного достоинства человека? Нигде, кроме его мыслей и внутренних расположений сердца!

После сего становится ясным то, почему истинное богопознание принимается за основание всесовершенной правды, или совершенного благочестия человека. Кто истинно знает Бога, тот сообразно с этим знанием непременно устанавливает внутренний строй своих мыслей, чувствований и желаний, по которым сама собою располагается вся его жизнь; – тот в самом приобретении этого знания имеет уже труд и подвиг воли, который не иначе может быть ценим, как дело благочестия, если только этот труд предпринимается человеком не по каким-нибудь внешним расчётам и не для целей земных, или для одного пустого тщеславия быть ученым и славным мудростию. Утверждая эту мысль, т. е. что с богопознанием необходимо соединяется благочестие и святость, мы не отрицаем и того, что человек по немощи своей воли, по слабости и поврежденности своего естества, может падать и согрешать при самом свете своего ума; но этот же самый ум не допустит, чтобы человек долго оставался в порабощении греху и коснел в нем. Животворный луч небесного света скоро проникнет в его чувство, согреет его существо, благотворно подействует на его волю и даст ей другое – высшее направление. Так капля небесной росы, упав на землю и смешавшись с земным прахом, недолго остается в этом нечистом смешении; восходит солнце, усиливается теплота его, и она разрешается в тонкий пар и улетает в эфирное пространство небес.

Всматриваясь далее в смысл приведенного нами текста, находим, что знание всевластной державы Божией – разумение вседействующей и всем управляющей силы творческой, есть корень нашего бессмертия. И ведети державу твою корень есть бессмертия (Прем. 15:3). Здесь нужно изъяснить значение слова: «бессмертие». – Бессмертие бывает двух родов: одно, как бесконечное продолжение бытия за пределами временной жизни; – Другое, как нескончаемое блаженство избранных Божиих в будущем веке. В каком же смысле принять бессмертие, возвещаемое словом Божиим тем, которые разумеют всевластную державу Божию? Принимаем его в смысле последнем, т. е. в смысле бесконечного блаженства праведных; ибо первого рода бессмертие принадлежит всем, даже неведущим Бога, которые будут продолжать свое существование вне царствия сынов Божиих; но их существование будет без блаженства, – их бессмертие будет не иное что, как смерть вторая и вечная. Жизнь, соединенная с блаженством бесконечным, по истине есть жизнь бессмертная и вечная; – она-то принадлежит тем, которые знают Бога. – Се же есть живот вечный, сказал Господь и Спаситель наш, да знают Тебе, единого истинного Бога и егоже послал ecu в мир Иисус Христа (Ин.17:3–4). Все это приводит нас к тому заключению, что как в области умосозерцательной богопознание есть начало и конец всех наших высших познаний: так и в области нравственной оно есть начало и конец всех наших добродетелей и подвигов духовных; ибо последняя цель их для нас состоит не в ином чем, как в достижении вечного блаженства; а это блаженство уже заключается в богопознании. След. здесь содержится начало и завершение всей нашей нравственной жизни; – отсюда получает свою силу наше истинное и чистое добро, раскрывающееся во всех видах благочестия.

3. Имея такое великое значение для человека в умственном и нравственном отношении, созидая и возвышая его дух светом разума и силою добродетели, богопознание служит лучшею ему опорою среди различных тревог и неприятностей, неизбежных в жизни настоящей, умиротворяя его сердце и поставляя его в таком внутреннем настроении, какого только он может желать. След. этим путем человек вернее и скорее приходит к тому, чего напрасно ищут в жизни люди, пренебрегающие богопознанием и нисколько не заботящиеся о приобретении этого столь важного и необходимого для каждого человека познания. – Если пройти все классы и звания людей, рассмотреть их занятия, вникнуть в тайные их побуждения, управляющие этими занятиями: то окажется, что люди столь неутомимо действующие и хлопотливо трудящиеся в своей жизни, имеют в виду одно – найти покой душе своей, доставить сердцу внутреннее довольство и наслаждение, называемое обыкновенно счастием жизни. Но достигается ли эта цель великих трудов и усильных стремлений земных тружеников? По общему и единодушному всех сознанию – не достигается. Против этого никто, конечно, и спорить не станет. Согласные в том, что на земле нет для человека полного и прочного счастья, люди расходятся своими понятиями только в том, где причина этого явления? Откуда произошло на свет горе, преследующее всех и каждого на пути жизни; как и чем отразить его, чтобы сделать свою жизнь беспечальною и блаженною?

Разум, просвещенный истинным богопознанием, знает этот источник бедствий рода человеческого; не сокрыты пред ним и способы к облегчению этих бедствий; ему известен и конец их, – и вот под руководством этого разума одна часть людей идет своим путем к истинному счастию и покою духа; другая, не ведущая Бога, рассуждает по-своему и стремится к этой цели сообразно с своими понятиями. Разум, озаренный светом богопознания, говорит, что корень всех зол человека скрывается прежде всего в нем самом, в расстройстве его природы, в его отступлении от правого пути, указанного ему Творцом и Богом, в неумеренности его желаний и пустоте тех предметов, которыми он обольщается и в обладании которыми думает найти свой покой и счастие. След. для избежания этих зол человеку надлежит сперва устроить свою собственную природу, поставить ее в назначенные ей пределы, дать верное направление своим силам и взыскать истинное благо, которое может успокоить его сердце. Это первое и необходимое условие к достижению счастия; без этого условия человек будет вечно томиться, страдать и мучиться духом. Ибо какое он может ощущать в себе благо и довольство, когда он внутренно расстроен и поражен смертельно? Кто в себе самом носит убийственную стрелу, для того не существуют радости, испытываемые только живыми и здоровыми существами. Кто отклонился от истинного добра и стоит на ложном пути к нему, тому никогда не достигнуть того вожделенного состояния, о котором втайне воздыхает наше сердце. Так думает, так убежден человек, руководимый светом богопознания.

Не так мыслят и рассуждают люди, чуждые этого света. По их понятиям, человек мучится и страдает в жизни потому, что он не всеми обладает способами удовлетворять своим желаниям, а он не обладает этими способами потому, что еще не дошел своим разумом до того, чтобы владеть окружающими его предметами и извлекать из них свою пользу, – и вот они рассчитывают на свой разум, на его успехи и развитие, на его изобретения и разного рода открытия, которыми благоустрояется внешний быт жизни человека. Не спорим, что успехи ума человеческого много содействуют к улучшению нашей жизни и облегчению ее тяжестей; но никогда не согласимся, что бы этим способом, человек мог дойти когда-нибудь до полного и прочного своего счастия. Знаем, что по мере успехов разума человеческого в науках, по мере умножающихся открытий и развивающегося искусства, много улучшается и внешний быт нашей жизни; но знаем то, что с развитием разума, усовершенствованием искусства, растут и требования плоти, усиливаются прихотливые ее желания, утончается вкус, открываются новые нужды, которым не успевает удовлетворять наука и искусство. След. этим способом не только не врачуется страдание души, но даже и не покрывается наружно. Судя по этому одному обстоятельству, мы приходим к сериозному вопросу: есть ли какая-нибудь положительная польза от всех успехов ума человеческого для блага и счастия людей? Сделал ли что-нибудь разум для упрочения и поддержания этого счастия между людьми? Подвинулся ли он хотя на один шаг вперед в этом важном деле? Не так же ли страдает образованный европеец, окруженный всеми удобствами жизни и владеющий богато устроенными дворцами, как какой-нибудь дикарь, который умел поставить для себя безъискусственный шатер на каком-нибудь отдаленном – уединенном берегу северного океана, куда не проникла цивилизация образованного мира? И кто знает, при умеренности своих желаний, при отсутствии тех потребностей, какие развивает, так называемое, просвещение, при неиспорченности и свежести своих сил, укрепляемых самою суровостию природы, среди которой этот дикарь нашел себе приют и бедное жилище, не испытывает ли он, хотя по временам, лучших радостей, нежели какими забавляет себя мир образованный? Мы можем презирать эти радости, считать их грубыми, не имеющими тонкости и облагорожения, и потому можем сожалеть о человеке даже тогда, когда он находит себя довольным и беспечальным. Так; но это будут уже наши взгляды на человека, до которых ему нет дела! По крайней мере он по-своему весел, беззаботен и счастлив, – чего же еще более? Не к этой ли цели стремится и сама образованность? И если она своею утонченностию вкуса и облагорожением удовольствий не избавляет людей от противоположных чувству радости скорбных ощущений: то опять мы не видим, чего достигает эта гордящаяся своими успехами образованность, стремящаяся к великой цели – сделать человека спокойным и довольным во всех отношениях жизни? Успехи ее в достижении этой цели так малы и незначительны, что в результате их остается одно и тоже, как если бы она ничего не предпринимала, совсем не беспокоила человека своими одолжениями и услугами, не вызывала его на тяжелые труды учения, – оставила бы его при своей первобытной простоте и безыскусственности!

Но человеку, говорят, невозможно оставаться в одном и том же положении; он должен идти вперед – к лучшему! Так, он должен идти вперед – и идет! Но обозревая весь пройденный им путь вперед, мы видим, что скорби и страдания, от которых он хочет уйти, всегда остаются неотлучными его спутниками; они и будут сопровождать его постоянно и неизбежно, сколько бы он ни подвигался вперед. Иначе и быть не может! Ибо основание и корень зол, как мы сказали прежде, в самом человеке. Никакая человеческая наука не берется за врачевание этого зла, а если и берется, то оказывается бессильною. Разные изобретения и искусства вовсе оставляют в стороне это внутреннее зло, и хотят закрыть его только совне – чрез одно отстранение последствий, необходимо вытекающих из своего внутреннего источника. Бесполезное предприятие, напрасный труд! Предоставляем эти мечты тем, которые верят в их силу и действительность; – пусть занимаются ими не знающие ничего лучшего и не уважающие здравого образа мыслей! Мы не отступим от своих убеждений и будем стоять твердо в том, чему научены лучшим разумом, просвещенным светом богопознания. Богопознание, возвышая наш разум, давая верное направление воле, очищая сердце, приводя в порядок чувства, привносит сюда мир и вожделенное ощущение истинного блага. Если при этом ощущении и остается пред человеком суровая действительность, которую он не в силах перестроить и пересоздать, которой он волею, или неволею должен покориться и перенести терпеливо: то он мужественно стоит в борьбе с нею и в радостном уповании ожидает прекращения ее в другом мире – в иной области бытия, скрывающейся за пределами могилы. Ибо такова непреложная воля великого Бога о человеке, пока он остается в этом мире – на этой земле: проклята земля в делех твоих, в печалех снеси тую вся дни живота твоего: mepниe и волчцы возрастит тебе, и снеси траву селъную. В поте лица твоею снеси хлеб твой, дóндеже возвратишися в землю, от неяже взят ecu: яко земля ecu, и в землю отыдеши (Быт. 3:17–20). Смирись, человек, пред этим определением Божиим и не думай изменить своей земной участи никакими усилиями твоего слабого разума! Ты не можешь оставаться в неподвижном состоянии, – тебе нужно идти вперед: иди же вперед, но только найди верный путь к своей цели и ясно выразумей самую цель, к которой стремишься. Не мешало бы и помедлить на одном месте, пока не обдумаешь, что предпринимаешь и чего ищешь! Пойдешь необдуманно: утомишь самого себя, встревожишь и обременишь своими затеями других, и наконец пожалеешь сам о своих напрасно положенных трудах и без пользы утраченных силах!

Многие хорошо понимают и глубоко чувствуют эту истину и теперь, а на последок должны сознать ее неизбежно и самые передовые мудрецы, заправляющие ходом наук, ревнующие о просвещении разума, расширении его познаний и развитии искусств. Настанет и для них великая минута жизни, когда они вполне признают бесполезность своих великих предприятий – несбыточность широких планов, пожалеют о своих давних убеждениях, и в тесноте души – в болезни сердца скажут то, что высказал о себе один из величайших мудрецов древности: и сердце мое вдах, еже ведети премудрость и разум: и сердце мое виде многая, премудрость и разум, притчи и хитрость уразумех аз, яко и сие есть произволение духа. Яко во множестве мудрости множество разума, и приложивый разум, приложит болезнь (Еккл. 1:17–18); – творити книги многи несть конца, и учение многое – труд плоти (Еккл. 12:12). Какой неожиданный поворот следствий, к которым ведет естественная мудрость земная и обыкновенная книжная ученость! Человек предается этой учености в надежде получить от ней внешнее обеспечение и успокоение своей плоти, а в результате остается один труд и болезнь этой плоти. И если к такому заключению о тяжелом и многотрудном образовании века сего приходит человек еще в продолжении своей жизни настоящей: то тем более, при переходе его в жизнь другую – вечную, она покажется ему ничего незначущею, которую тогда необходимо придется отложить прочь, как вещь бесполезную и пустую. Дальнейшие надежды и чаяния в ту пору останутся для человека за мудростию высшею, которая основным и существенным своим предметом имеет богопознание. Эта мудрость и в жизни временной служит человеку источником чистейших радостей; но вся полнота ее богатства и внутреннего содержания раскроется в жизни вечной.

4. Что такое богопознание в отношении к жизни вечной, об этом мы уже высказали свою главную мысль; именно: оно есть корень бессмертия души и основание ее бесконечного блаженства. К дополнению этой мысли и большему ее подкреплению считаем за нужное в настоящем месте остановиться своим вниманием на следующем вопросе: точно ли есть будущая жизнь для человека? Не все ли оканчивается для него гробом и могилою; а потому не бесполезны ли его труды, какие он употребляет на приобретение богопознания? Не лучше ли, не разумнее ли было бы с его стороны то, чтобы искать для себя таких познаний, которые прямо пригодны к жизни настоящей, в пределах которой, быть может, заключено все его бытие? – Сомнение относительно действительного существования вечной жизни предполагает крайнюю скудость богопознания в душе сомневающегося человека. Оно есть прямое доказательство того, что такой человек не знает Бога и Его неизменной воли, с какою Он дал человеку жизнь временную и поставил его среди этого мира.

Человек истинно разумный, знающий Бога, не может сомневаться в бессмертии души и своем загробном существовании. Он необходимо допускает вечность уже потому, что для него есть бытие временное, которое без отношения к бытию вечному не имело бы значения и цели; след. представляло бы собою один призрачный сон, обманчивую мечту, пустую игру воображения. Прекрасное рассуждение об этом находим в книге премудрого Екклезиаста, который обозрел своим умом весь мир, начиная от движения солнца, стремления ветров, течения вод и обращения их к своим источникам – до последней вещи, существующей под солнцем, и во всем этом он, без отношения к нравственному усовершенствованию и вечности, усмотрел одну обширную пустоту, не имеющую никакой мысли, названную им выразительным словом: «суета»! – Далее, нисходя в сферу жизни людей, разбирая дела их, заботы, радости и печали, он и тут ничего не находит, кроме одной суеты, для которой не стоит и жить разумному существу. Рассматривал он самих людей и хотя замечал, что одни из них преимуществуют пред другими мудростию, хотя сознавал невыгоды тех, которые находятся в жалком состоянии безумия; но без отношения к жизни вечной не нашел никакого различия между теми и другими; потому что всем им один конец – уничтожение. Яко случай один случится всем им (Еккл.2:14). Значит, нет пользы человеку в том, будет ли он временно премудр, или безумен! Этого мало: если нет для человека бессмертия и вечности: то, по рассуждению мудрого проповедника, нет даже различия в том, быть ли скотом, или человеком; ибо и тем якоже случай сынов человеческих, случай един им: якоже смерть того, тако и смерть сего, и дух едино во всех, и что излишне имат человек паче скота? Ничтоже: яко всяческая суета. Вся идут во едино место: вся быша от персти, и вся в персть возвращаются (Еккл.3:19–20).

При этих рассуждениях премудрого, ненавистною показалась ему жизнь со всем, что в ней есть великого, радостного и привлекательного для человека (Еккл.2,17), и он предпочел участь умерших участи живых, а блаженнейшими тех и других назвал еще неродившихся на свет, которые даже не видали лукавого творения, сотворенного под солнцем (Еккл.4:2–4). – Но поскольку такой взгляд на мир крайне противоречит разуму: то самый разум необходимо требует смотреть на мир настоящий в неразрывной связи с будущим, при чем он является уже не суетою, а величественным храмом, отражающим в себе славу своего Творца, в котором все запечатлено, глубоким смыслом и который разнообразием своих предметов открывает обширные и мудрые средства к достижению целей вечных существам разумным и бессмертным. Правда были и есть мыслители, которые хотят установить свой взгляд на вселенную независимо от жизни вечной и которые в самом деле не допускают различия между человеком и скотом, кроме одной внешней организации их телесного состава; но этот взгляд и не содержит в себе ничего разумного; он показывает только крайнюю степень ниспадения этих людей до скотоподобия. А до такого жалкого ниспадения человек всегда может доходить, если он не возвышается к лучшему образу мыслей силою богопознания. В таких людях можно ли и искать истины?

Кому присуща истина, тот не может иначе смотреть на временную жизнь человека, как на приготовительный период его бытия, в продолжении которого он свободно должен дать себе известное образование, чтобы потом вечно оставаться таким, каким сам пожелал быть. Человек может не соглашаться с этою истиною, может упорно противиться ей; но дело в том, что он ничего не может сказать против нее разумного и основательного. Мыслящий разумно всегда признает действительность будущей вечной жизни; а признав вечную жизнь, он по необходимости почувствует особенное расположение к приобретению света богопознания; потому что под влиянием сего света яснее раскрываются пред ним черты будущей жизни и совершается внутреннее, таинственное его перетворение для оной жизни.

Таким образом, с каких сторон мы ни рассматривали бы богопознание, оно во всех отношениях представляется познанием первым – существенно необходимым для человека. Таково это познание по самому своему предмету, который есть Бог. Велик этот предмет сам в себе; великое дело – наше познание о Нем; – велика вещь, только уже с противной стороны, и наше незнание сего предмета!

Бог есть истинная, бесконечная и вечная жизнь; в Нем одном источник жизни и всех тварей, след,. и человека. Отпадая от Него неведением, дух человека отпадает от истинной, вечной жизни, становится мертвым и безбожным в мире, как говорит св. апостол Павел о язычниках, не ведущих Бога (Еф.2:12).

Бог есть вечная Истина – источник истины и премудрости для разумных тварей. Отпадая от Него неведением, разум человеческий повергается в область лжи и заблуждения, человек становится сыном отца лжи и предается в неискусен ум творити неподобная (Рим.1:28).

Бог есть истинное и вечное благо, святость и источник освящения для всего существа человеческого. Отпадая от Него неведением, дух человеческий ниспадает из светоносной области добра и святыни в мрачную область зла, греха и всякой нечистоты.

В Боге наконец источник вечного счастья и блаженства всех тварей; в Нем одном обретает дух человеческий совершенное удовлетворение всех лучших своих желаний и стремлений, вечный покой и блаженство; вне Его сретают его бедствия и муки, скорбь и всякая теснота. Отпадая от Бога неведением, дух человеческий неминуемо впадает из состояния покоя и блаженства в состояние скорбей и мучений.

Предоставляем после сего судить каждому о той образованности, без которой человек считается в свете непросвещенным и невеждою, которая потому любителями просвещения покупается на вес сребра и золота, и которая между тем идет вопреки священных истин, из совокупности которых составляется спасительное богопознание! Удивительно, как защитники и представители такой образованности, чрез которых она распространяется на других, терпятся в обществах человеческих, и не только терпятся, но и находят себе здесь сочувствие, пользуются уважением и, как народные просветители, признаются за каких-то благодетелей, тогда как для них нет имени, которое с точностию обозначало бы весь ужас зла, от них происходящего! Чем дарит эта образованность человечество и какое благодеяние получает от ней тот, кому она достается в собственность, это само собою видно из наших предыдущих рассуждений о важности и значении богопознания. Скажут: всегда ли и само богопознание приносит в человеке те великие плоды, которые мы ему усвояем? Напротив, не бывает ли на деле и так, что те, которые изучили все богословские истины, перенесли, так сказать, все евангельское учение в свое сознание, и между тем по своей жизни и своим внутренним качествам ничем не отличаются от прочих, остающихся в неведении Бога? Такой вопрос часто приходится слышать, и он обыкновенно выставляется как возражение против силы и важности богопознания. – При разрешении такого возражения прежде всего считаем за нужное обратить внимание самих возражающих на то, не излишне ли они строги в своих суждениях о людях, хранящих в себе свет богопознания? Не слишком ли они скоропоспешно и как бы преждевременно хотят видеть в других плоды, приносимые богопознанием в свою пору и в свой, определенный для этого, срок? И если этот срок в самом деле существует для плодов духовных: то представленное нами возражение легко разрешается одним горчичным зерном, взятым из евангельской притчи, в которой Господь раскрывает последовательность развития небесного царствия, или силы своего учения в душах, приемлющих его. Подобно есть царствие небесное, говорит Он, зерну горушичну, еже взем человек всея на селе своем: еже малейше убо есть от всех семен: егда же возрастет, более всех зелий есть, и бывает древо: яко приити птицам небесным, и витати на ветвех его (Мф.13:31–32). В след за этою притчею приводится Господом другая, выражающая тот же смысл: ину притчу глагола им (ученикам): подобно есть царствие небесное квасу, егоже вземши жена скры в сатех трех муки, дóндеже вскисоша вся (ст. 33). Это значит, что как зерно, брошенное в землю, невдруг возрастает и является в полном своем развитии, или как закваска, полагаемая в хлебный составь, не тотчас проникает его и сообщает ему свой вкус, но для этого требуется немалое время: так и сила божественного учения, привившись к душе человека, нескоро производит в ней всю полноту своих действий и приносит свои плоды. А потому справедливы ли те, которые разом хотят видеть в человеке то, что имеет открыться в нем впоследствии под влиянием спасительной силы божественных истин?

Впрочем не отрицаем и того, что есть люди, в душах которых спасительные истины божественного учения остаются бесплодными и недействующими, хотя они хорошо известны им. Такие люди замечены в св. евангелии, которое говорит об них следующее: горе вам законником, яко взясте ключ разумения: сами не внидосте, и входящим возбранисте (Лук. 11:52). Вот, до чего может простираться омертвение человеческого духа, что он, обладая знанием божественных тайн, ни сам не пользуется ими во спасение себе, ни другим не содействует к приобретению жизни вечной, и не только не содействует, но даже препятствует, примешивая к чистой истине свою ложь, и запутывая души простые, жаждущие истины, в сетях личных своих расчётов. Почему в другом месте Господь говорит об этих людях так: внемлите от лживых пророков, иже приходят к вам во одеждах овчих, внутрь же суть волцы хищницы. От плод их познаете их (Мф.7:15–16). Как же и изъяснить это явление, что человек, и при сознании истины, приносит плоды не истины, а лжи и неправды? Ответ на этот вопрос скрывается в тайне сердца людей подобного рода, т. е. в неискренности их чувства, лукавстве души, нечистых целях, с какими они приступают к изучению истин Божиих, употребляя ее в одно прикровение того, что лежит в глубине их духа. След. собственно говоря, не истина Божия остается бессильною и недейственною в этих людях, а они сами оказываются нерасположенными к тому, чтобы она являла в них свою силу, и такою нерасположенностию своею они сами обращают себя в сухие и бесплодные деревья. Таких людей мы и не имели в виду, при своем рассуждении о силе и важности взятого нами предмета, какую он имеет для душ прямых, поставляющих себя в искреннее – чуждое всякого предзанятого лукавства и лицемерия, отношение к сему предмету. А если бы кто стал представлять нам именно людей лукавых и совсем нерасположенных к истине, в подрыв высказанных нами мыслей о своем предмете: то нам остается сказать святое слово евангелия: еда объемлют от терния грозды, или от репия смоквы? Тако всяко древо доброе плоды добры творит: а злое древо плоды злы творит... Темже убо от плод их познаете их (Мф.7:16–20). – Недобрые плоды, приносимые теми, которые, по-видимому, представляются хранителями истины, свидетельствуют, что они на самом деле находятся в союзе не с истиною, а ложью.