Глава IX. Есть ли адские муки? (Рассказ Н.А.Мотовилова)

Н.А.Мотовилов, “служка Серафимов”, как он сам любил себя называть, тот, который удостоился чудного исцеления, а впоследствии лицезрения собственными очами просветления преподобного Серафима Фаворским светом благодати Святого Духа, человек горячего и искреннего сердца, дабы действительно послужить памяти отца Серафима, решил лично поехать на родину великого старца, в Курск, собрать сведения о детстве и юношестве его, а также посетить Киево-Флоровский монастырь. Поездка эта имела весьма тяжкие последствия для Николая Александровича: он заболел по попущению Божию от врага, излившего на него свою месть за труд, послуживший к прославлению угодника Божия, отца Серафима. Обстоятельства, предшествовавшие болезни Мотовилова и объясняющие ее начало, следующие.

Как-то раз в беседе с преподобным Серафимом зашел разговор о вражьих нападениях на человека. Светски образованный Мотовилов не преминул, конечно, усомниться в реальности злой силы. Тогда преподобный поведал ему о своей страшной борьбе в течение 1001-й ночи и 1001-го дня с бесами и силою своего слова, авторитетом своей святости, в которой не могло быть даже и тени лжи и преувеличения, убедил Мотовилова в существовании бесов не в призраках или мечтании, а в самой настоящей горькой действительности.

Пылкий Мотовилов так вдохновился повестью старца, что от души воскликнул: – Батюшка, как бы я хотел побороться с бесами!

Батюшка Серафим испуганно перебил его:

– Что вы, что вы, ваше Боголюбие! Вы не знаете, что вы говорите. Знали бы вы, что малейший из них своим когтем может перевернуть всю землю, так не вызвались бы на борьбу с ними.

– А разве, батюшка, у бесов есть когти?

– Эх, ваше Боголюбие, ваше Боголюбие, и чему только вас в университете учат! Не знаете, что у бесов когтей нет?! Изображают их с копытами, рогами, хвостами потому, что для человеческого воображения невозможно гнуснее этого вида и придумать. Таковы в гнусности своей они и есть, ибо самовольное отпадение их от Бога и добровольное их противление Божественной благодати из ангелов света, какими они были до отпадения, сделало их ангелами такой тьмы и мерзости, что не изобразить их никаким человеческим подобием, а подобие нужно, – вот их и изображают черными и безобразными. Но, будучи сотворены с силой и свойствами ангелов, они обладают таким для человека и для всего земного необоримым могуществом, что самый маленький из них, как и сказал я вам, может своим ногтем перевернуть всю землю. Одна Божественная благодать Всесвятого Духа, туне даруемая нам, православным христианам за божественные заслуги Богочеловека Господа нашего Иисуса Христа, одна она делает ничтожными все козни и злоухищрения вражьи.

Жутко стало тогда Мотовилову. Прежде под защитой преподобного он мог не бояться злобы сатанинской. Но легкомысленно-дерзкий вызов по попущению Божию не остался без последствия, он был принят.

Когда Мотовилов после кончины старца Серафима поехал в Курск, немного ему удалось собрать здесь сведений о детстве и юности преподобного. Близкие родные, помнившие о.Серафима в молодости, кто перемерли, кто отозвались забвением. Даже дом, в котором родился и воспитывался преподобный, был разрушен, и на месте его выросли новые постройки. Нашелся один старик, сверстник батюшки, который и дал Мотовилову сведения, вошедшие теперь во все издания Жития преподобного. Поездка в Курск и пребывание в нем были вполне благополучны. Гроза ждала на возвратном пути в Воронеж.

На одной из почтовых станций по дороге из Курска Мотовилову пришлось заночевать. Оставшись совершенно один в комнате для проезжающих, он достал из чемодана свои рукописи и стал их разбирать при тусклом свете одиночной свечи, еле освещавшей просторную комнату. Одною из первых ему попалась записка об исцелении бесноватой девицы из дворян, Еропкиной, у раки святителя Митрофана Воронежского.

“Я задумался, – пишет Мотовилов, – как это может случиться, что православная христианка, приобщающаяся Пречистых и Животворящих Тайн Господних, и вдруг одержима бесом, и притом такое продолжительное время, как тридцать с лишним лет. И подумал я: “Вздор! Этого быть не может! Посмотрел бы я, как бы посмел в меня вселиться бес, раз я часто прибегаю к Таинству Святого Причащения”.

И в это самое мгновение страшное, холодное, зловонное облако окружило его и стало входить в его судорожно стиснутые уста.

Как ни бился несчастный Мотовилов, как ни старался защитить себя от льда и смрада вползавшего в него облака, оно вошло в него все, несмотря на его нечеловеческие усилия.

Руки были точно парализованы и не могли сотворить крестного знамения, застывшая от ужаса мысль не могла вспомнить спасительного имени Иисусова. Отвратительно ужасное совершилось, и для Николая Александровича наступил период тягчайших мучений. Собственноручная запись его дает такое описание испытанных им мук:

“Господь сподобил меня на себе самом испытать истинно, а не во сне и не в привидении, три геенские муки. Первая – огня несветимого и неугасимого ничем более, как лишь одною благодатию Пресвятого Духа. Продолжалась эта мука в течение трех суток так, что я чувствовал, как сожигался, но не сгорал. Со всего меня по десять или по семнадцать раз в сутки снимали эту геенскую сажу, что было видно для всех. Перестали эти муки лишь после исповеди и причастия Святых Тайн Господних, молитвами Архиепископа Воронежского Антония и заказанными им по всем церквам Воронежским и по всем монастырям заздравными за болящего боярина раба Божия Николая, ектениями”.

“Вторая мука в течение двух суток – тартара лютого геенского, так что и огонь не только не жег, но и согревать меня не мог. По желанию его высокопреосвященства Архиепископа Воронежского Антония я с полчаса держал руку над свечой, и она вся закоптела донельзя, но не согрелась даже. Опыт сей удостоверительный я записал на целом листе, и к тому описанию рукою моею и на ней свечною сажею мою руку приложил. Но обе эти муки Причащением давали мне хоть возможность есть и пить, и спать немного мог при них, и видимы они были всем”.

“Но третья мука – геенская, хотя на полсутки еще уменьшилась, ибо продолжалась только полтора суток, и едва ли более, но зато велик был ужас и страдание от неописуемого и непостижимого. Как я жив остался от нее! Исчезла она тоже от исповеди и Причастия Святых Тайн Господних. На этот раз сам Архиепископ Антоний из своих рук причащал меня оными. Эта мука была – червя неусыпного геенского, и червь этот никому более, кроме меня самого и Архиепископа Антония, не был виден, но я весь сам был преисполнен этим наизлейшим червем, который ползал во мне во всем, и неизъяснимо ужасно грыз всю мою внутренность, но и выползаючи через рот, уши и нос, снова во внутренности мои возвращался. Бог дал мне силу на него, и я мог брать его в руки и растягивать. Я по необходимости заявляю это все, ибо недаром подалось мне это свыше от Бога видение, да не возможет кто подумать, что я дерзаю всуе имя Господа призывать. Нет! В день Страшного Суда Господня Сам Он – Бог, Помощник и Покровитель мой засвидетельствует, что я не лгал на Него, Господа, и на Его Божественного Промысла деяние, во мне совершенное”.

Вскоре после этого страшного и недоступного для обыкновенного человека испытания Мотовилов имел видение своего покровителя, преподобного Серафима, который утешил страдальца обещанием, что ему дано будет исцеление при открытии мощей Святителя Тихона Задонского и что до того времени вселившийся в него бес уже не будет его так жестоко мучить.

Действительно, через тридцать с лишним лет совершилось это событие, и Мотовилов его дожидался, дождался и исцелился по великой своей вере.

В день открытия мощей святого Тихона Задонского (1861 год) Мотовилов стоял в алтаре, молился и горько плакал о том, что Господь не посылает ему исцеления, которого по обещанию преподобного Серафима Саровского ждала его измученная душа. Во время пения Херувимской песни он взглянул на горнее место и увидел на нем святителя Тихона. Святитель благословил плачущего Мотовилова и стал невидим.

Мотовилов сразу почувствовал себя исцеленным.