Чудеса

Можно сказать, что наибольшую известность по всей России о.Иоанн получил по преимуществу за чудеса. И в народе он и почитался и привлекал к себе – особенно во второй половине жизни – именно как чудотворец. И за границей слава о нем шла именно как об исцелителе, молитвеннике-чудотворце. И все это понятно нам: чудеса удивляют нас, поражают своею необычайностью. А кроме того, они являются доказательством бытия сверхъестественного мира, действием Божественной Силы, а также – и знамением святости человека.

История канонизации святых говорит нам, что в огромной части случаев прославления подвижников (мученики прославились за страдания) причиной канонизации их, как святых, были именно чудеса. Поэтому и в угоднике Божием, о.Иоанне, должны были проявиться и чудесные силы, как плод святой жизни, и особенной облагодатствованности его Духом Святым.

Впрочем, также известно, что целый ряд святых, прославленных христианской Церковью, не ознаменовались чудесами. Например, про св. Афанасия Великого, св. Григория Богослова, про св. Иоанна Дамаскина, про первоучителей Славянских, про преп. Григория Паламу или про наших современников-подвижников: епископа Феофана Затворника, Оптинских старцев (за исключением их прозорливости), про о. Парфения Киевского, про миссионеров, вроде о. иером. Макария (Глухарева), епископа (впоследствии Митрополита Московского) Иннокентия (Вениаминова) – про всех них история не оставила свидетельств о чудесах, хотя святость их жизни была несомненна и известна. И наоборот: некоторые святые были прославлены по преимуществу как чудотворцы и остались в памяти Церкви с этими титулами: например, св. Григорий Неокесарийский Чудотворец, Святитель Николай Чудотворец, св. Димитрий Солунский Чудотворец, св. Спиридон Тримифунтский Чудотворец; все бессребреники и целители называются чудотворцами. Есть даже малоизвестные святые, а они именуются в святцах чудотворцами, – очевидно, за эту исключительную особенность их жизни. Например: преп. Тит Чудотворец (2 апреля); Елисавета Чудотворица (24 апреля); прав. Фантин Чудотворец (24 июля); преп. Лазарь Чудотворец (7 ноября). Из русских так именуются: преп. Григорий Чудотворец Печерский (а одновременно с ним, 8 января, прославляется другой – Григорий, и тоже Печерский, а чудотворцем не именуется); затем – Григорий Вологодский (30 сентября). Также большею частью именуются у нас преподобными Сергий Радонежский и Серафим Саровский, всея России Чудотворецы.

Отсюда видно, что эти святые прославлены были за многие или за исключительно великие чудеса.

Но все же нужно сказать, что вообще святые были прославляемы Церковью прежде всего за их святую жизнь.

Обращаясь теперь в частности к о.Иоанну Кронштадтскому, и можно, и должно сказать, что он действительно был чудотворцем, а народ звал его «великим» чудотворцем. И принимая во внимание необыкновенное количество чудес – как при его жизни, так и после смерти – такое именование вполне справедливо и несомненно.

И однако же, описывая житие его, я, недостойный, не чувствую, чтобы именно в чудесах было его главное величие. Высота его была прежде всего в его духовных подвигах всей многолетней жизни, в его святости, в его вере, молитве, любви к Богу и людям, – как об этом мы будем писать особо дальше. И если бы и совсем не было чудес в его жизни, он для нас все равно был и великим, и святым.

Но разумеется, нельзя обойти молчанием и эту, чудесную, сторону его жития. И к ней сейчас и перейдем. Но заранее скажу, что не считаю необходимым перегружать описание его жизни множеством чудесных фактов, как это делают иные биографы его или издатели даже и маленьких брошюр. Приведу те из них, которые мне представляются наиболее важными, выдающимися или характерными для о.Иоанна, а также которые стали мне известны, но не записаны в житиях его.

Были ли в самом деле чудеса у о.Иоанна?

На это я отвечу прежде всего словами его самого: как он смотрит на них. И как это началось? Не сразу открылся в нем этот дар Божий. Вот как он сам откровенно и просто рассказал об этом собранию священников в г. Сарапуле, приглашенный туда его духовным сыном епископом Михеем. Это было 21 июля 1904 года.

Пропели молитву «Днесь благодать Святаго Духа нас собра» «Батюшка, – записал очевидец и участник собрания, – сначала прошел в училищный храм; приложился к св. престолу, а потом вернулся в зал и пригласил всех сесть вокруг стола.

– Я очень рад, – сказал о.Иоанн, – видеть вас и беседовать с вами; благодарю вас, что собрались вы сюда... Благодарю вас за ваше сочувствие.

У вас, братие, мои сослужители, несомненно является вопрос в душе, как я имею дерзновение так ездить по всей России, молиться за столь многих, кто просит моей молитвы. Быть может, кто назовет это дерзостью... Но я не решился бы, братие, на такое великое дело, если бы не был зван к нему свыше...

Дело было так. Кто-то в Кронштадте заболел. Просили моей молитвенной помощи. У меня и тогда уже была такая привычка: никому в просьбе не отказывать. Я стал молиться, предавая болящего в руки Божии, прося у Господа исполнения над болящим Его святой воли.

Но неожиданно приходит ко мне одна старушка (родом костромичка), которую я давно знал. Она была богобоязненная, глубоко-верующая женщина, проведшая свою жизнь по-христиански, и в страхе Божием кончившая свое земное странствование. Приходит она ко мне и настойчиво требует от меня, чтобы я молился о болящем не иначе, как о его выздоровлении.

Помню, тогда я почти испугался: как я могу, – думал я, – иметь такое дерзновение? Однако эта старушка твердо верила в силу молитвы и стояла на своем. Тогда я исповедал перед Господом свое ничтожество и свою греховность, увидел волю Божию во всем этом деле и стал просить для болящего исцеления. И Господь послал ему милость Свою – он выздоровел. Я же благодарил Господа за эту милость.

В другой раз по моей молитве исцеление повторилось. Я тогда в этих двух случаях прямо усмотрел волю Божию, новое себе послушание от Бога – молиться за тех, кто будет этого просить.

А теперь и я сам знаю, и другие передают: исцеления по моей молитве совершаются».

Вот как начались чудеса по молитвам о.Иоанна.

Считаем достойным сообщить несколько данных о жизни этой старицы, с которой сам о.Иоанн связывает чудесные события.

Имя ее – Параскева Ивановна Ковригина. Родилась она 14 октября 1816 года, в Костромской губернии, Чухломского уезда, в деревне Фалагино, отстоящей от г. Галича в 12 верстах. Вся семья состояла из благочестивых родителей Ивана Ивановича и Иулиании Филимоновны, четырех сыновей и трех дочерей, двух из которых звали Ксения и Параскева. Самая младшая из семьи – дочь Параскева. С малых лет она отличалась смирением и религиозностью; любила принимать странников, хотя ее родным это весьма не нравилось, и они ей за то часто досаждали. Она же сносила все попреки безропотно. Уважая священных лиц до благоговения, Параскева сильно расстраивалась, если кто-либо недоброжелательно или гнусно высказывался о духовенстве. Не пропускала служб, несмотря на семиверстное расстояние от церкви. С 20-летнего возраста начала ходить по богомольям. Излюбленным местом посещения Параскевою была Решемская обитель, в которой подвизался в то время ученик преподобного Серафима Саровского, благочестивый иеромонах Иларион², который изрек свою волю Параскеве – идти в Кронштадт, сказав это на смертном одре.

И вот за 17 лет до своей смерти, Параскева Ивановна перебирается в Кронштадт, где издавна жили ее родные братья.

Это было в августе 1869 года, когда ей было около 53-х лет (так как скончалась она 24 сентября 1886 г.); а о.Иоанну шел сороковой год и пятнадцать лет священства, он был еще молодым иереем.

Доселе она не видала о.Иоанна Сергиева. И первый раз она увидела его за вечернею службой в Андреевском соборе. В тот же вечер она испросила у Батюшки благословение для беседы, а потом и исповедалась у него.

Но на этот раз Параскева Ивановна прожила в Кронштадте лишь 6 недель и по хозяйственной нужде воротилась в деревню. А через три года и 4 месяца возвратилась в Кронштадт (в декабре 1872), где и прожила свои последние 14 лет.

За эти годы она сделалась внимательнейшей ученицей Батюшки, часто сопровождала его и беседовала с ним. Любопытные стали расспрашивать ее об о.Иоанне, и о чем подолгу беседовали они? Она не скрывала. И таким образом сделалась провозвестницей славы Батюшки. А тогда еще народ не провидел в нем святого чудотворца и всероссийского молитвенника.

Мало-помалу около Параскевы образовался небольшой кружок единомышленников, где велись беседы. Она убедила Батюшку устраивать в достойных домах духовные беседы. Некоторые отнеслись к этому подозрительно, так как до этого священники говорили лишь в храмах, а миряне и вовсе не собирались. Иным мерещилось здесь уже сектантство. Но беседы продолжались. Если чего-либо не усваивали из слов пастыря, то разъясняла потом Параскева Ивановна.

Приближался 25-летний юбилей о.Иоанна в священническом сане. Параскева решила ознаменовать этот день поднесением дара ему. С немалым трудом и с препятствием собрала она 800 рублей. Отец Иоанн сначала и слышать не хотел о чествовании. Но почитатели его, возглавляемые Параскевой, наконец убедили его дать свое согласие. И на собранные деньги был куплен наперсный крест.

В день 14 декабря 1880 года (это было воскресенье; рукоположение было 12 декабря 1855 г.) крест был поднесен. Отец Иоанн в своей ответной речи сознавал, что чествование было неожиданным: «Настоящий день мог пройти неотмеченным никаким особым знаком внимания к моему скромному служению, как и проходят подобные дни в служении весьма многих из братии моей. Но вы, добрые просвещенные чада Церкви, не любите пропускать эти дни в жизни деятелей Церкви незамеченными... Да будет же вам прежде всего честь за ваше благосклонное отношение к моим немощам». Так скромно приравнял себя о.Иоанн к другим «подобным» братиям. И он искренно сознавал себя «немощным». «Я говорю: спасибо вам, что вы благосклонно отнеслись к моим немощам. Да! Я исполнен немощей и знаю мои немощи. Но сила Божия «в немощи совершается» (2Кор.12:9): и она дивно совершалась во мне, в продолжении 25-летнего священствования моего. И дерзну сказать – ибо «скажу истину» (2Кор.12:6) – чрез меня совершалась во многих, в простоте верующих, очевидным осязательным образом слава благодати! Слава Господу Иисусу Христу, даровавшему нам «благодать на благодать» (Ин.1:16). Говорю вам об этой силе Божией во мне для того, чтобы вы вместе со мною прославили великого Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, Коего благодать не оскудевает, как и ныне не оскудеет до века».

В чем же видит он эту силу?

Не в чудесах исцелений, а в чуде «бездны спасения»: «Кто исчислит за все это время бездну спасения Божия, совершавшегося во мне благодатию Христовою всякий день – многократно!»

Затем – в победах над диаволом и страстьми: «Не могу исчислить бесчисленного множества козней «миродержца» (см.: Еф.6:12) и приступов страстей, разрушенных милостию и силою Христовою во мне, по моей тайной молитве веры, ради сердечного покаяния, и особенно – силою Божественного Причащения. Какой ангельский многообъемлющий ум изочтет все дары Божии душе моей – благодатные дары милости очищения, освящения, просвещения, мира, умиления, свободы и пространства душевного, радости в Духе Святом, дерзновения и силы многоразличной помощи, – коих я невидимо сподобился во все дни моего священствования!»

Вон в чем видел сам о.Иоанн дары силы Божией: в присутствии благодати Божией в нем, во спасении души, в преодолении диавола и грехов, в духовных дарах мира, радости, свободы... Вот в чем сам он видел чудеса Божии.

И лишь в заключение он упоминает и о чудесах в обычном употребительном смысле этого слова: «Не могу исчислить бесчисленного множества врачеваний благодатных – душевных и телесных, совершенных во мне Господом через сердечное призывание чудного имени Его».

Вот и чудесные «врачевания», да и то он говорит пока лишь о себе одном. Делает ли это он по смирению, умалчивая о чудесах над другими людьми? Несомненно. Это должно подразумевать и в слове «во мне», ибо это слово можно понимать и так: «и через меня». А потом, есть и хронологические данные, что к 80-му году стали уже довольно широко известными и опубликованными в печати некоторые из чудес исцелений, совершенных им, о чем скажем ниже.

А если это так, то ссылка о.Иоанна на «костромичку» и «старушку» Параскеву Ивановну, которая убеждала Батюшку молиться дерзновенно об исполнении его молитвы, или о «чуде» над больными, – должна относиться ко времени его знакомства с нею между 1872 и 1880 годами, не позднее; и приблизительно можно отнести ее к 1875–78 годам; «старушке» тогда было около 60 лет.

Докончим, однако, краткое описание жизни этой старицы.

В 1881 году она, не довольствуясь Кронштадтом, перебрасывает свою миссию в Петербург; здесь уже были свои почитатели о.Иоанна. Оттуда стали приезжать к ней на беседы. Она ближе знакомит многих с Батюшкой. Начинают совершаться чудеса и в столице. Один из почитателей о.Иоанна, некий К.Ф. Кудрявцев, маленький торговец, свидетельствует: «Не говоря уже про исцеление всей моей семьи по молитвам о.Иоанна, были обильные и вовсе неожиданные плоды и от советов Параскевы Ивановны». И далее он рассказывает про случаи неожиданной помощи в делах после говения в Кронштадте. Потом пошли и другие чудеса: в семье Тягуновых; у какого-то столяра, 7 лет страдавшего головными болями; у плотничного подрядчика, болевшего 12 лет; об исцелении бесноватой и проч. И этих чудес становится уже столь много, что Ковригина с К.Ф. Кудрявцевым и с Г.Н. Тягуновым дерзают уже «оповестить обо всем этом верующему православному миру через газеты», что и было сделано в «Новом Времени» (1883г. 20 декабря, ровно за 25 лет до кончины о.Иоанна). «Под заявлением были поименованы раздельно 15 лиц, которые получили самые исцеления и другие благодеяния по молитвам о.Иоанна, с объяснением сущности самых исцелений».

В 1884 году исполнилось 30 лет священнослужения. По почину Ковригиной снова было собрано до 2 000 рублей на крест. В адресе, составленном и произнесенном известным тогда протоиереем В.Я. Михайловским, упомянутом было, с благословения о.Иоанна, и имя «единомышленной ему старицы», рабы Божией Параскевы.

Через два года после этого она скончалась, – 24 сентября 1886 года.

Отец Иоанн в последние дни постоянно навещал ее, беседовал и причащал. При отпевании почившей Батюшка сказал прощальное слово, на текст из Евангелия: «Не умре девица, но спит» (см.: Лк.8:52): «Это же сказал бы Господь наш и теперь, если бы Он видимо пришел к нам и увидел сию умершую рабу Свою Параскеву. С уверенностью говорю это: смерть наша со времени воскресения из мертвых Господа Иисуса Христа и стала сном; и в особенности потому, что эта умершая почти всю жизнь провела так благочестиво и так благоплодно, что смерть ее, которую она предварила многократным исповеданием и приобщением Святых Таин Плоти и Крови Христовых, действительно стала для нее утешением, сном упокоения от трудов. И я уповаю, что дух ее теперь радуется. Итак, прими от нас привет тебе, раба Божия Параскева. Незадолго до твоей кончины ты просила меня сказать слово. Ты своим словом и примером многих привлекла к святой Церкви и благочестивому житию, многих научила чаще исповедоваться и приобщаться Святых Таин для укрепления в христианской жизни. И скончалась ты мирно и назидательно, с молитвою на устах и в твердом уповании на милость Божию к тебе и по смерти. Ты не боялась смерти: ты торжествующим духом встретила ее как благовестницу Божию. Да водворит Господь душу твою в селении праведных».

Вот на эту рабу Божию о.Иоанн, уже прославленный чудотворец, и сослался в беседе со священниками в Сарапуле. А потом и сам подтвердил, что его руками творились чудеса Божии.

Также твердо и даже более решительно говорил он и сарапульским иереям (1904), а еще ранее (в 1901) нижегородским пастырям, об исцелении бесноватых. Но мы приведем эти его слова в своем месте.

Нам важно все это потому, что в вопросе о чудесах свидетельство самого о.Иоанна убедительнее для нас не только показаний очевидцев, но и сильнее самих фактов. Как Господь Спаситель говорил евреям: «Если Я и Сам о Себе свидетельствую, свидетельство Мое истинно... А если и Я сужу; то суд Мой истинен; потому что Я не один, но Я и Отец, пославший Меня... Я Сам свидетельствую о Себе, и свидетельствует о Мне Отец» (Ин.8:14, 16, 18).

В некоторой степени и всякий богоугодный, святой человек может о себе сказать: свидетельство мое истинно; ибо святые люди говорят не просто лишь, а стоя перед лицем Бога:

«Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, благословенный во веки, знает, что я не лгу», – сказал ап. Павел (2Кор.11:31). Подобным образом имел бы право говорить и о.Иоанн. Да ему ли было лгать? Ему ли было не знать самого себя и благодати, живущей в нем? Сами святые знают себя больше всех других. И потому для нас и убедительны показания о фактах самого Батюшки. С них и начнем.

На 70-ю годовщину своей жизни, пред большим сонмом собратий-пастырей о.Иоанн говорил:

«Сегодня мне, Божиею милостию, исполнилось (в 1899) 70 лет жизни. Почитаю справедливым и должным для себя оглянуться на прожитое время и воспомянуть милости Божии ко мне. Рос я болезненным, слабым, и в самом младенчестве тяжелая болезнь – оспа – едва не свела меня в могилу; я на волосок был от смерти, по молве человеческой. Господь сохранил мне жизнь, – я оправился и стал возрастать». Потом он рассказывает об известном уже нам чуде просвещения его ума в школе: «Наука темна была для меня»: он не понимал даже процесса буквосложения. «И стал я просить помощи и разумения у Бога; и открыл мне Господь разум; я озарился светом Божиим; и я помню, как вдруг спала точно пелена с моего ума; и я стал хорошо понимать учение», – дополняет он в своей единственной автобиографии. О том же он повторяет и в слове своем на 50-ю годовщину священства, в 1905 году 12 декабря.

«Сколько я перенес тяжких болезней и в училище, и на месте священника; и, быв неоднократно при смерти, исцелялся, и опять продолжал совершать жизненное поприще. Обо всем этом я теперь только кратко вспоминаю, чтобы всем сердцем возблагодарить за все это великодаровитого Бога моего, Творца и Спасителя моего».

Вспомним и о том, как ему – по его же собственным словам, кои приводились в главе о священстве его, – во сне было пророческое видение храма, в котором потом ему и пришлось в Кронштадте служить все 53 года.

Дальше в годы священства о.Иоанн о подобных чудесных исцелениях или небесных ему явлениях почти не говорит. В его Дневнике лишь два раза упоминается о двух снах, которые сам он считает реальными и чудесными событиями. Хотя они читателям Дневника известны, но мы в своих записях еще не упоминали о них и потому выпишем их здесь.

«На 15 августа 1898 года в день Успения Богоматери я имел счастие в первый раз видеть во сне явственно лицем к лицу Царицу Небесную и слышать Ее сладчайший, блаженный, ободрительный глас: МИЛЕЙШИЕ ВЫ ЧАДА ОТЦА НЕБЕСНОГО! Тогда как я, сознавая свое окаянство, взирал на пречистый лик Ее с трепетом и с мыслию: не отринет ли меня от Себя с гневом Царица Небесная? О лик пресвятый и преблагий! О очи голубые и голубиные, добрые, смиренные, спокойные, величественные, небесные, божественные! Не забуду я вас, дивные очи! Минуту продолжалось это явление. Потом Она ушла от меня неторопливо, перешагнула за небольшой овраг и – скрылась. Я видел сзади шествие небесной Посетительницы.

Сначала я видел Ее как бы на иконе, ясно; а потом Она отделилась от нее, сошла и подвиглась в путь.

С вечера я писал проповедь на день Успения и лег поздно, в 2 часа ночи. За всенощной я читал с великим умилением акафист и канон Успению Богоматери в Успенской церкви».

Другое видение было в 1902 году, 3 февраля, на другой день после праздника Сретения Господня.

«Перед пробуждением, в 6 час. утра, видел святой сон – Живого Младенца Иисуса на руках Пречистой Матери Своей, взиравшего на меня святейшими, благочестнейшими, ласкающими очами Своими; и – Саму Пречистую, взирающую на меня весьма благостно. Как много говорили мне эти очи Младенца без слов! Они обращались то ко мне, то к Пречистой Его Матери; уста Его тихо двигались, говорили что-то ласково; но я не мог расслышать, как глуховатый; они (уста – М. В.) выражали благоволение ко мне, как было видно по движению очей. Благодарю Господа за сладкое благодатное явление.

Не было ли это видение ответом на вчерашнее моление перед иконою Казанской Божией Матери?»

А мне теперь, при написании, подумалось иное: не было ли это видение повторением праздника Сретения – особо для о.Иоанна? Ведь праздники не суть лишь воспоминания прошлых событий из жизни Христа, но и таинственное реальное благодатное повторение этих событий, явлений в духовной жизни каждый год и нам, смотря, конечно, по степени вместимости и достоинства нашего.

И как Пречистая Матерь принесла Сына в 40-й день для воцерковления и навстречу Ей вышел св. Симеон Богоприимец, так и в этом видении явилась Она, а Младенец (это – особенно примечательно) на Ее руках благостно открывался угоднику Своему о.Иоанну. Но конечно, и моление пред иконой Богоматери могло содействовать чуду явления.

Наконец, припоминаем и третий случай видения, хотя не им самим зримого, а неким мирянином; однако о.Иоанн принял его как истинное и относившееся к нему: видение по поводу его общих исповедей.

«Замечательно видение одного мирянина в храме во имя св. апостола Андрея Первозванного, именно – видение Спасителя, простирающего на всех предстоящих во время общей исповеди разрешения грехов мною, божественные руки Свои и объемлющего всех. Благодарю Господа за сие видение, за сию милость, известившую, что дело общей исповеди Ему приятно и делается согласно с Его Божественною волею». Сначала Батюшка исповедовал обычно, частно.

На этом – насколько мне известно – и оканчиваются небесные явления о.Иоанну.

Припомним повторно и о тех явлениях из сверхъестественного мира, о коих говорилось ранее в записях игумении Таисии: о явлении ангела мальчику Иоанну в его отрочестве; затем – о видении им бесов около гроба умершего пьяницы; об участи родной матери игумении Таисии, беспокоившейся о своей родительнице.

Вероятно, бывали и другие случаи, о коих Батюшка смиренно умолчал.

Но несравненно более великое чудо он зрел постоянно в чуде Самого Тела и Крови Христовых, не говоря уже о бесчисленных случаях благодетельного действия Причащения на него самого и на приступающих к сему Таинству. Об этом чуде он говорит – не наговорится, как мы видим постоянно в Дневнике его. Вот одно из восхищений его сим чудом:

«Чудо из чудес, что Господь и Творец мой истлевшее мое грехом естество воссоздал, претворил, преложил, как хлеб и вино прелагает в Кровь Свою, как огнь в росу преложил».

Вот – спасение человека и претворение вина и хлеба в Тело и Кровь Христовы; вот наивысшие чудеса для о.Иоанна. О первых мы уже писали в главе «Служитель литургии»; о вторых будем писать дальше.

А сейчас скажем о тех чудесах, которые кажутся нам более необыкновенными (по нашему духовному невежеству), чем выше указанные «чудеса из чудес».

А «обычных» чудес, совершенных им над другими и для других, великое множество.

И здесь опять я сошлюсь на свидетельство его самого.

Как известно, Батюшка очень часто давал советы или повеления привозить больных к нему в Кронштадт, где они не только молились, но и причащались Св. Таин, этого духовного и телесного врачевства, как и мы читаем в молитве пред Причащением: «Да не в суд или во осуждение будет мне Причащение Св. Твоих Таин, Господи, но во исцеление души и тела». И заключаем: «Аминь», то есть истинно. Потому о.Иоанн, хотя служил и отдельные молебны о болящих, но считал более важным причащать их Св. Таин в храме или иногда и на дому.

Об этом он часто пишет в Дневнике своем.

Своему посещению болящих со Св. Дарами о.Иоанн придавал чрезвычайное значение.

«Слава Господу Иисусу Христу и животворящим Его Тайнам. Сколько мне приводилось видеть больных, истаявших, как воск, от болезней, совершенно расслабевших, погасавших; и когда причащал их Божественных Таин, которых они требовали или по моему совету или по своему сердечному влечению, они дивным образом быстро поправлялись.

Господи, как я Тебя восхвалю, как я Тебя прославлю за силы Твои, за чудеса исцелений от Св. Таин Твоих, явленные на мне и на многих людях Твоих, которым я, недостойный, преподал после таинства покаяния сии Святые, небесные, животворящие Тайны! Вот они (сами – М. В.) исповедуют предо мною силу Твою, благость Твою, во всеуслышание говорят, что Ты простер на них чудодейственную руку Твою и подъял их с одра болезни, с одра смертного, когда никто не чаял, что они будут живы; и вот после причащения Тела и Крови Твоей, Жизнодавче, они вскоре ожили, исцелели, в тот же час и день почувствовали на себе жизнодательную десницу Твою: а я, Господи, – очевидец дел Твоих – не прославил Тебя доселе во всеуслышание, к утверждению веры людей Твоих; и не знаю, как и когда прославить Тебя, ибо всякий день занят я какими-либо делами. Ты Сам сотвори Себе имя, Господи, якоже и сотворил еси; Сам прослави имя Твое, Тайны Твои!»

И вот Батюшка записывает сам в Дневнике первый раз один из чудесных случаев.

«Некто, бывши смертельно болен воспалением желудка девять дней и не получивши ни малейшего облегчения от медицинских пособий, лишь только причастился в девятый день поутру животворящих Таин, к вечеру стал здоров и встал с одра болезненного. Причастился он с твердою верою. Я молился об нем Господу, чтобы Он исцелил его: Господи! – говорил я, – исцели раба Твоего от болезни его! Достоин есть ему же даси сия: любит бо священников Твоих и дары свои присылает им. – Молился я в церкви, у престола Господня за литургией перед самыми Тайнами. Я молился, между прочим, так: Господи, Животе наш! Как мне помыслить легко об исцелении, так Тебе исцелить легко всякую болезнь; как мне помыслить легко о воскресении из мертвых, так Тебе легко воскресить всякого мертвеца; исцели убо раба Твоего Василия от лютой его болезни и не допусти ему умереть, да не предадутся рыданию жена и дети его! – И Благопослушливый Владыка помиловал! А то был на волосок от смерти. Слава всемогуществу, благости и благопослушеству Твоему, Господи».

«Дивлюсь величию и животворности Божественных Таин! Старушка, харкавшая кровью и обессилевшая совершенно, ничего не евшая, – от причастия Св. Таин, мною преподанных, в тот же день начала поправляться. Девушка, совсем умиравшая, после причастия Св. Таин в тот же день начала поправляться, кушать, пить и говорить, между тем как она была почти в беспамятстве, металась сильно и ничего не ела, не пила. Слава животворящим и страшным Твоим Тайнам, Господи!»

«Одного старика, слишком 80 лет, живущего в бедности с семейством, я причащал два раза в разные времена; причащал тогда, когда он был отчаянно болен, изготовил завещание и благословил всех домашних; и он в оба раза, на второй или третий день, вставал с постели и выздоравливал. В гимназии один ученик низшего класса три месяца был нездоров воспалением живота, не имел аппетита, и под конец весь исхудал до скелета, весьма был недалек от смерти. Я посмотрел его, посоветовал ему причаститься Св. Таин, возбудил в нем желание их. Затем вскоре пришел причастить его. Причастил. И больной стал есть, пить и быстро поправляться, в скором времени встал с постели и готов был идти в класс. Еще один купеческий мальчик болен 6 недель горячкою, но лишь был причащен Св. Тайнами, выздоровел.

Замечательно, что пораженные болезнями (части) организма как бы ожидают Божественного Тела и Крови; и по принятии их тотчас же оживотворяются и поправляются... Свидетельствуюсь Богом и своею священническою совестию, что случаи быстрого выздоровления больных после причастия Божественных Таин – неисчислимы от множества! Жизнодавец, весь почивающий в Своих Животворящих Тайнах, пречасто дарил здоровием и жизнью болящих, близких к смерти, от которых Он ожидал еще плодов благих.

Как же после этого христиане боятся пригласить священника к больному, чтобы, как они думают, не испугать больного мыслью о скорой смерти?

И допускают его таким образом таять в своей болезни и оставаться без утешения христианского, без источника бессмертия – Св. Тела и Крови Христовой? О маловерие! О ослепление бесовское! Бояться Христа Жизнодавца и Его животворящих Таин! Бояться нашего Сладчайшего Спасителя! Не бояться надо Св. Таин, а желать всею душою причастия их в самом начале болезни всякому больному, и прежде всякого лекарства врачебного (употреблять) это Божие врачевство.

Не отвергаю я врачей и естественных средств врачевания. Нужны врачи. Господь даровал их и врачебные пособия Господь указал. Но они должны быть употребляемы после принятия Животворящего Чудного Врачевства. Вначале же тогда только нужно употреблять лекарство, когда болезнь приключается вдруг и не терпит отлагательства во врачебной помощи».

Иногда Батюшка ограничивался молитвами, но многократными.

«Младенцы Павел и Ольга по беспредельному милосердию Владыки и по молитве моего непотребства (вот как низко помышлял о себе! – М. В.) исцелились от державшего их духа немощи. У Павла-малютки немощь разрешилась сном; малютка Ольга получила спокойствие духа и личико из темного сделалось ясным. Девять раз (!!) ходил я молиться с дерзновенным упованием, надеясь, что упование не посрамит, что толкущему отверзется, что хоть за неотступность даст мне Владыка просимое, что если неправедный судия удовлетворил наконец утруждавшую его женщину – то тем более Судия всех, праведнейший, удовлетворит мою грешную молитву о невинных детях, что Он призрит на труд мой, на худобу мою, на молитвенные слова и коленопреклонения мои, на дерзновение мое, на упование мое.

Так и сделал Владыка: не посрамил меня, грешника! Прихожу в десятый раз – младенцы здоровы. Поблагодарил Владыку и Пребыструю Заступницу».

Совершались чудеса и над природою: «Благодарю Тебя, Господи, что Ты уже несколько раз нынешним летом (1904) давал по молитве моей и дождь обильный, наполнявший реки и бразды полей; и даровал ведро после безведрия продолжительного, ибо все легко Тебе сотворить».

Приведенные случаи говорят нам о том, что их признавал чудесами сам о.Иоанн.

Теперь мы переходим к свидетельству других лиц.

И сразу нужно сказать, что количество их неисчислимо: записаны сотни случаев, а незаписанных еще больше. Мне пришлось объехать весь мир; и где бы я ни жил, почти везде приходилось слышать какие-либо рассказы об о.Иоанне: в Сербии, во Франции, в Америке. Я уже не говорю о России: здесь чуть не в каждом доме можно узнать что-либо новое и новое о нем.

В одной их книг об о.Иоанне мне пришлось прочитать слова А.П. Чехова о Батюшке. Рассказывая о своей поездке на Сахалин, он сказал писателю А.К. Шеллер-Михайлову: «В какой бы дом я не заходил, я везде видел на стене портрет о.Иоанна Кронштадтского. Это был пастырь и великий молитвенник, на которого с надеждой были обращены взоры всего народа».

А Чехов не только не отличался религиозностью (хотя и никогда не издевался над нею; и у него почти нет негодных типов из духовенства и верующих); но он не был и почитателем о.Иоанна. Помню, что еще в студенческие годы я прочитал (кажется, в «Историческом Вестнике») следующую заметку. Его «Новое Время» послало корреспондентом в Кронштадт на один из юбилеев или даже на годовые именины о.Иоанна. Конечно, он внимательно приглядывался к нему. А после, в заметке своей, писал, что не увидел ничего особого в этом человеке: держался он со всеми очень просто, даже шутил немного; выпил несколько рюмок вина; одет был, конечно, в отличную рясу, и т.д. И вот – думал я и тогда с удивлением – умные люди не заметили «особого» в нем; а миллионы народа чтили его как святого чудотворца; и вешали его портреты от Кронштадта до Сахалина; да еще где вешали? Около икон в красном углу. Почему же? Потому, что слава о нем шла по всей Руси великой, и слава – как о «человеке Божием и чудотворце».

А Чехов, как известно, был и в писаниях своих честным, объективным, реалистичным летописцем виденного: ему можно верить.

Из тысяч чудес выпишем сюда лишь крупинки.

Как мы говорили выше, первые публичные известия о чудесах о.Иоанна появились уже в 1880 году.

«Первый случай, заставивший о себе говорить, относится к 1880 году. Этот и нижеследующие случаи заимствованы нами, – пишет неизвестный в печати Д.Ф. Голубов, автор маленькой брошюры «Жизнь о.Иоанна», – из разных газет и журналов, как-то: «Русский Паломник», «Московские Ведомости», «Петербургский Листок», «Московский Листок», и др.

В Петербурге проживает служивший раньше на Кавказе отставной полковник г. Мольт. Сам он православный, но сестра жены его, в квартире которой он проживает, – евангелическо-англиканского вероисповедания. У г. Мольта есть взрослая дочь, которая вот уже более года страдает неизлечимою и притом непонятною болезнью, от которой она чахнет со дня на день. Обращались к помощи врачей; но те ничего не могли сделать. Тогда г. Мольт решился обратиться к отцу Иоанну с просьбою помолиться за его дочь. Досточтимый пастырь прибыл на квартиру г. Мольта, где и помолился за здоровье больной. На другое же утро больная почувствовала облегчение; и в настоящее время ее здоровье поправляется с каждым днем».

Читатель видит, что случай исцеления не является особо выдающимся, но я записал его только потому, что он относится к ряду первых ранних чудес, опубликованных в печати.

К тому же времени относится обращение за молитвами к о.Иоанну артистов Петербургского театра во главе с известной Савиной.

Мне лично пришлось слышать от ее выученика, и доселе еще живущего, что она была очень религиозной женщиной; и между прочим, когда ехала куда-нибудь в поезде, то на столике в купе сначала ставила икону.

И вот эта группа артистов ехала в Кронштадт на благотворительный концерт. На море поднялась буря; и они с опасностью для жизни едва добрались до места. В благодарность за спасение своей жизни артисты и обратились к о.Иоанну, чтобы он отслужил молебен, что и было исполнено. В числе труппы находилась артистка М., страдавшая сильною болью в сочленении колена. После молебна она обратилась к о.Иоанну помолиться о ней.

«И вот, когда во время молебна он наложил руки на голову артистки, призывая на нее милосердие Божие, больная почувствала, что на нее напал какой-то трепет; боль же в ноге мгновенно прекратилась, и больная стала свободно ходить. Чудесно исцелившаяся артистка, а равно и ее сослуживцы, были ужасно поражены этим чудом».

Потом о.Иоанн сказал нравоучение всем им, благословил и добавил, что они доедут из Кронштадта до Петербурга благополучно. А в это время артистов действительно занимала мысль: как им добраться до Петербурга. Предсказание его исполнилось.

Вот еще случай из тех же ранних годов, записанный в другой книжке («Очерк жизни о.Иоанна»). Автор неизвестен.

«В 1879 или в 1880 году в Кронштадте проживало зажиточное семейство Ф., состоящее из мужа, жены, двух детей и матери Ф. Четыре года прошло, как старушка-мать заболела: у нее открылась водянка в ногах. У постели несчастной перебывали все светила науки, до Боткина включительно; но помощи не было. Созванный консилиум с участием семи профессоров определил, что водянка достигла сердца, и жизнь – самое большое – протянется дней шесть. Спасения нет, и всякое лечение бесполезно».

Предлагали ей и операцию, предупредив, что в ее годы перенести операцию невозможно: из 100 шансов 99 – за смертельный исход.

Врачи разъехались; и старушка пожелала остаться одна для молитвы. Спустя час она позвала сына и потребовала, чтобы немедленно пригласили о.Иоанна. К вечеру пастырь прибыл и провел у постели больной около часу.

Перед отъездом он сказал сыну:

– Я вас прошу привезти завтра мамашу в собор на литургию.

– Но, батюшка! Мамаша пятый год не встает уже с постели. Завтра ей будут делать страшную операцию.

– Операции не надо никакой делать; а я надеюсь, что завтра мамаше не очень трудно будет явиться в храм Божий.

– Нет, нет, батюшка! Это – невозможно. Доктора запретили ей всякое движение. Да еще доживет ли она до завтра?

– Прощайте и исполните мою просьбу.

Отец Иоанн удалился. Г-н Ф. проводил его до улицы и вернулся к матери, которая имела совершенно сияющий и бодрый вид.

– Дети мои! – плакала она. – Я с каждой минутой чувствую облегчение, точно мне сделали уже операцию.

Всю ночь семейство провело без сна. Старушка под утро сошла с постели, на которой она провела более четырех лет. И ее водили под руки по всем комнатам. Радости и ликованию не было конца...

Едва ли надо говорить, что все семейство Ф., по завету о.Иоанна, присутствовало в соборе. Старушка отстояла всю обедню и молебен Спасителю. Через два дня она была здорова и здравствует и поныне».

Еще один случай того же времени, о чуде духовном.

«Жена одного матроса, выданная не по взаимной любви замуж, ненавидела своего мужа; и жизнь ей была лишь в тягость. Так продолжалось два года, пока не привел ее Бог познакомиться с Параскевою Ивановною, которая очень сочувственно отнеслась к ее супружескому горю, посоветовала ей пригласить о.Иоанна Сергиева на квартиру. Добрый пастырь приехал, отслужил молебен, назидательно побеседовал с обоими супругами и перед отъездом своим благословил их, после чего жизнь их совершенно изменилась к лучшему; и они до сих пор (80-е годы) живут в мире. А когда солдатка эта забеременела, то старица Параскева предрекла ей, что у нее родится мальчик и станет ее крестником, что в точности вскоре и сбылось».

Чудеса эти еще в те годы настолько уже были многочисленны, что – как упоминалось выше – в «Новом Времени» в 1883 году было опубликовано следующее общее заявление;

«Мы, нижеподписавшиеся, считаем своим нравственным долгом засвидетельствовать искреннюю душевную благодарность о.Иоанну Ильичу Сергиеву за оказанное нам исцеление от многообразных и тяжких болезней, которыми мы страдали и от которых ранее не могла нас исцелить медицинская помощь, хотя некоторые из нас подолгу лежали в больницах и лечились у докторов. А некоторые из нас исцелились и от немощей нравственных». Заключается заявление сообщением, что исцеленные стараются памятовать «преподанный им многодостойным пастырем-исцелителем высоковрачующий спасительный совет – жить по Божией правде и как можно чаще приступать ко Св. Причастию». Подписалось 15 лиц, исцеленных о.Иоанном.

А потом чудеса его стали умножаться с необыкновенной широтой и быстротой. И можно сказать, что славный чудотворец в последние десятилетия, то есть приблизительно 25–30 лет, стал знаменитым везде по преимуществу из-за чудес.

Но несомненно, что они творились через него и в предшествующие 25 лет, до первого юбилея. Только никто их тогда не записывал; а сам о.Иоанн по смирению своему молчал о них.

Не будем и мы выписывать более чудес исцеления от болезней; и сказанного довольно. Но необходимо рассказать о чудесах еще более поразительных: об изгнании бесов.

Об этом, видно, уже шла молва. В 1884 году, на том же 25-летнем юбилее, о коем мы упоминали, в приветственном слове, составленном о. В. Михайловским по просьбе верующих, говорилось: «Не тайна, что вам, добрейший отец наш, по вере вашей, дается благодать целити недуги и язвы в людях. Не тайна, что по вашим молитвам расслабленные укрепляются, болезни проходят, бесы прогоняются... И по вере вашей бывает вам. Простите нам, благодетель наш, подвижник Божий, что мы осмеливаемся пред вами изображать вас».

Из этих слов видно, что факты изгнания бесов о.Иоанном к 80-м годам не были тайной, если об этом говорится как о фактах известных и притом не единичных.

Но для нас опять важнее само свидетельство о.Иоанна. В упомянутой беседе с священниками в Нижнем Новгороде (1901) он откровенно и просто так говорил: «Ко мне часто приносят больных и просят, чтобы я помолился об них. В этих случаях я действую простотою веры. Обыкновенно подобные больные очень беспокойны. Когда их приводят ко мне, то они плюются, пинаются, и притом всегда, как замечено мною, закрывают свои глаза. Но я приказываю открыть их. И так как больной не открывает, то я настойчиво требую: «Открой глаза». И при этом сам устремляю на него свой взор. Больной наконец открывает глаза; а я, смотря ему в глаза, говорю: «Именем Господа нашего Иисуса Христа запрещаю тебе, дух нечистый: выйди из него!» И благословляю больного. Больной успокаивается, начинает молиться, и я приобщаю его» («Церковные Ведомости», 1901г. № 46).

И в беседе в Сарапуле (1904) о.Иоанн счел нужным особо отметить об этом виде исцелений: очевидно сам он придавал большое значение им: «Особенно поразительны, – рассказывает он пастырям, – исцеления бесноватых, всегда страшно страдающих. И бывали случаи, что иногда приводят такого одержимого злым духом, изрыгающего хулы и в то же время говорящего очевидно бессознательно и совсем бессвязно. А по прочтении над ним молитв больной делается радостным, покойным; принимает спокойно Св. Тайны, от которых ранее всеми силами старался уйти. И замечательно, что такие больные ничего почти не помнят из того, что они говорили в состоянии беснования. Ясное дело, что они творили чью-то – не свою – волю, волю противную воле Божией, бесовскую.

Часто бесы долго удерживают власть над больными, ими одержимыми, долго сопротивляются. Тогда обычно произносят слова: «Мы – застарелые; мы давно получили над ним (больным – М. В.) власть».

Но сила Божия, которой трепещут бесы, их побеждает».

Подобное записывал не раз и в Дневнике своем, например: «Маленькое деревцо легко вырвать из земли, а большое – трудно. Диавол в одном бесноватом, при изгнании его, кричал: «не могу выйти: я вырос, большой стал!» Однако же при усиленных молитвах вышел. Видите, и злые духи, вселившиеся в человека, от времени и навыка укрепляются».

Для большей ясности этих чудес сделаем выписку из «Церковных Ведомостей» об одном случае исцеления о.Иоанном крестьянки Евдокии Румянцевой. Свидетелями этого исцеления был и сам Паталеев, корреспондент «Петербургского Листка» (1908 г. № 351), «и еще человек не менее 200».

«Дело было в Боровическом уезде, Новгородской губ., в с. Кончанском, знаменитой вотчине Суворова. Как известно, из этого села перенесли в Петербург ветхую деревянную суворовскую церковь. На ее месте построили каменную.

По приглашению комиссии из представителей Академии Генеральского штаба – генералов Орлова, Мышляевского и полковника Сулима Самоило, отец Иоанн Кронштадтский приехал на освящение этой новой каменной церкви.

После был завтрак в здании школы. В самый разгар завтрака, когда уже окончились официальные тосты, в том конце зала, где сидел пастырь, произошло какое-то замешательство. Три дюжих мужика и коренастая женщина на руках несли какой-то ком неопределенной формы, оказавшийся впоследствии крестьянкой. Приглядываясь к больной, я заметил, что грудь ее была выпячена и изогнута как бы колесом; а лицо – я не могу передать выражения этого лица и застывшего ужаса, которым от него веяло.

Тихий голос пастыря вдруг стал крикливо резким и громким:

– Оставьте ее! – повелительно сказал он. – Пусть стоит сама.

На заявление принесших больную, что сама она во время таких припадков стоять не может, о.Иоанн еще нетерпеливее, еще настоятельнее возразил:

– Я говорю вам, я приказываю: оставьте ее!

Спутники отошли.

Больная пошаталась на ногах, по-видимому, не имея точки опоры в своем теле.

– Гляди на меня!

Блуждающий взгляд помутневших очей словно хотел подчиниться этому приказу, но, очевидно, не мог.

Присутствовавший тут же местный исправник, С. П. П-ов, усмехнулся; и вполголоса, однако довольно явственно, сказал: «Кажется, начинается спектакль с чудом».

– Говорю тебе: смотри мне в глаза! – еще резче, еще настойчивее твердил пастырь больной.

Мало-помалу глаза больной проясняются; взор делается осмысленным...

– Перекрестись! – новый повелительный оклик.

– Не мм... м.., – был ответ.

Закинув голову, с необыкновенным духовным подъемом, о.Иоанн, вплотную подходя к больной, говорит:

– Выйди! Именем Господа: выйди!

Тут произошло нечто такое, отчего у всех нас мороз пробежал по коже... Не человеческий крик, а какой-то звериный рев раздался из уст больной! Лично я не слышал, что она говорила: так нравственно я потрясен был происшедшим... Я только видел, как привыкший ко всему исправник истерически зарыдал, тот самый, который говорил о спектакле с чудом. Мне нужны были невероятные усилия, чтобы удержаться от плача. С затуманенными глазами я видел и слышал далее следующее.

– Перекрестись!

Одно-два неуверенных движения – и больная кладет на себя твердый правильный крест. Беззвучно опускается ее голова на плечо пастыря. Тихие рыдания оглашают комнату. Непередаваемое нервное потрясение охватывает почти всех присутствующих...

Больная вместе с отцом Иоанном удаляется в угол. А мы все понимаем, что это будет исповедь, и отходим. Она длится очень недолго. И вновь раздается тихий голос пастыря, читающего разрешительную молитву.

– Ты – совершенно здорова. И Господь благословит тебя детьми!

...Вместе с Боровическим городским головою на торжестве освящения церкви не присутствовавшим, и еще с несколькими лицами я тщательно расследовал этот случай: вот что мы узнали, и о чем у меня имеется подробный протокол, тогда же подписанный многими лицами.

Крестьянка Авдотья Румянцева принадлежит к Сопинской волости; вышла замуж за 10 лет до счастливой для нее встречи с отцом Иоанном, всегда была ненормальной... Исповедовать ее еще никогда не удавалось, а причащать – никогда во все 10 лет... Ходила часто голая.

После описанного случая Авдотья Румянцева стала совершенно нормальной. Она исповедовалась и причастилась. Стала хорошею хозяйкою, отличной прихожанкою. Оправдалось предсказание и о ребенке» («Церковные Ведомости», № 10, с. 474–476).

И подобных исцелений в жизни о.Иоанна было много: описанный случай можно считать более или менее типичным. Потому опишу лишь один факт, засвидетельствованный в проповеди таким авторитетным в церковной жизни человеком, как архиепископ Феофан (Быстров). Это исцеление бесноватого было уже после смерти о.Иоанна Кронштадтского. Рассказано о нем архиеп. Феофаном (б. Полтавским), а прежде – ректором Санкт-Петербургской духовной академии. Излагаю его слово, сказанное в неделю 4-ю по Пятидесятнице, сокращенно.

«В 1909 году по всему Петербургу разнесся слух о том, что 16-летний юноша Павел Ильин, одержимый каким-то необъяснимым для науки недугом, привезен был к литургии в Иоанновский монастырь на Карповке и здесь чудесно исцелился у гробницы о.Иоанна Кронштадтского.

Произошло это так.

Во время Херувимской песни он вырвался из рук 15 сильных мужчин, державших его, и затем пронесся по воздуху над народом к западным воротам храма и у входа в храм упал без чувств. Бесчувственного, его взяли и принесли к гробнице отца Иоанна. Здесь больной на краткое время очнулся, а затем крепко заснул. Во время сна явился ему о.Иоанн, дал наставление, исповедал и велел ехать в Валаамский монастырь...

После этого Павел уже не так страдал от своей болезни, но еще не совсем выздоровел. В том же 1909 году он переехал в Выборг, записался в послушники Валаамского монастыря и жил при архиерейском доме в г. Сердоболе (в имении Хюмпеля). Здесь он исполнял послушание на огороде и прислуживал в качестве чтеца при церкви.

В 1911 году 19 октября – в день памяти преп. Иоанна Рыльского и о.Иоанна Кронштадтского – пришел в состояние восхищения». Он увидел о.Иоанна с некоторыми другими святыми, а потом и с Богородицею.

Отец Иоанн повелел Павлу ехать в Оптину Пустынь к о. Варсонофию, старцу Оптиной.

В ноябре того же 1911 года он ездил к о. Варсонофию в сопровождении валаамского иеродиакона именем Варсонофия. Старец был предупрежден о приезде больного: принял его, исповедал и причастил – и после этого последовало окончательное исцеление.

До 1912 года исцеленный Павел, уже совершенно здоровый, жил попрежнему в Сердоболе, а затем призван был к отбыванию воинской повинности. В 1914 году участвовал в Великой войне. Жив ли он в настоящее время или погиб во время этой войны и последовавшей за ней революцией, остается неизвестным.

Но он через иеромонаха Валаамского Варсонофия переслал мне (арх. Феофану – М. В.) свои записки для обнародования их через 10 лет после своего исцеления.

Из этих, написанных им собственноручно, записок видно, какою болезнию болел он и по какой причине.

Во время пребывания своего в Москве Павел впал в нужду. Нигде он не мог найти работы для себя; и все близкие и знакомые отказались от него. Тяжелая нужда доводила его до уныния и до отчаяния; неоднократно приходили ему мысли о самоубийстве. В одну из таких минут явился ему таинственный старец:

– Я помогу тебе, если ты собственною кровию письменно удостоверишь, что будешь верен мне – и здесь, на земле, и по смерти твоей.

– Кто же ты такой, чтобы мне верить в тебя и довериться тебе – спросил Павел.

– Я тот самый, – ответил явившийся, – которого ненавидит ваша Церковь.

– Хорошо: я буду верен тебе! – заявил ослепленный отчаянием юноша и дал требуемую подписку.

– Ну, а теперь ты должен сбросить с своей шеи лишнюю обузу, – сказал таинственный старец и указал при этом на крест. Юноша снял крест и таким образом отрекся от Христа и продал душу свою диаволу.

За это отречение от Христа вселился в него злой дух; и с тех пор он стал бесноватым. От этого-то духа беснования и исцелил его о.Иоанн Кронштадтский – частью непосредственно, а отчасти через посредство Оптинского старца Варсонофия.

Из всего сказанного видно, что бесноватые, или одержимые нечистыми духами, существуют и в настоящее время. Духу беснования предаются они за нечестивую жизнь и особенно за грехи богоотречения и богохульства. Но существуют в настоящее время и праведники, угодившие Богу, которые имеют силу и власть изгонять злых духов. Величайшим из таких чудотворцев последнего времени является о.Иоанн Кронштадтский».

Это слово сказано было арх. Феофаном в г. Варне в Болгарии, в храме во имя св. Афанасия Великого 8/21 июля 1929 года³.

На этом я заканчиваю выписку о чудесах о.Иоанна, взятых из книг и записей других лиц. А в заключение мне хочется для памяти истории рассказать о нескольких, более интересных чудесных случаях, пока нигде еще не засвидетельствованных, а мне известных.

Одна знакомая мне женщина привезла в Петербург своего сына, мальчика лет 11, страдавшего глазами. Она попросила меня сводить ее с больным сыном к о.Иоанну. Когда мы приехали к Батюшке в квартиру, он скоро вышел; и мать объяснила ему болезнь дитяти. Отец Иоанн привлек его к себе с правой стороны и, гладя по головке, говорил:

– Бедный птенчик! Бедный ты птенчик!

На другой день я сослужил Батюшке литургию; а мальчик стоял в углу алтаря. Отец Иоанн в один момент отошел от престола, подошел к нему и рукою протер ему оба глаза. И мальчик почувствовал, что глаза у него не болят. И когда мы возвращались из Кронштадта по льду, он в саночках подпрыгивал на ногах между нами и радостно повторял: «А глазки не болят! А глазки не болят!»

Но сбылись и прозорливые слова о.Иоанна. Жизнь этого молодого человека и кончина его были действительно очень горькими... Имя ему было Николай.

Другой случай мне рассказал о своем отце В. Шустин.

Тогда, то есть в 1927–28 г., я был заведующим богословско-пастырскими курсами в Сербском городе Белая Церковь (по-сербски Бела Црква). Шустин был одним из курсантов. Впоследствии он принял священство и, кажется, теперь он служит в Алжире. Вот он сам и рассказал мне о чуде.

Я записал о нем у себя в тетради; но после получил книжку, написанную о. Василием про о.Иоанна и оптинских старцев. И считаю за лучшее взять выписку оттуда: она точнее передаст факт, чем мои записи по памяти после 20 лет.

«Когда я был еще совсем юным, отец мой серьезно заболел горлом. Профессор Военно-медицинской академии по горловым болезням Симановский определил, что у него горловая чахотка. Все горло покрылось язвами, и голос у отца совершенно пропал. Я помню, на Рождество, по случаю такой болезни отца, не делали нам и елки. В доме царил как бы траур, все говорили шопотом, царило уныние; нас, детей, не пускали к отцу. Только в первый день Рождества нас подвели к нему, и он, скорбно и молча раздал нам подарки. Симановский заявил, что ему осталось жить дней десять, а если увезти с большими предостережениями теперь же немедленно в Крым, то он, может быть, еще протянет месяца два. В это время как раз вернулся в Кронштадт из одной своей поездки о.Иоанн. Послали ему телеграмму. Дней через пять он приехал к нам. Прошел к отцу в спальню, взглянул на него и сразу воскликнул: «Что же вы мне не сообщили, что он так серьезно болен!? Я бы привез Святые Дары и приобщил бы его». Мой отец умоляюще смотрел на батюшку и хрипел. Тогда батюшка углубился в себя и, обращаясь к отцу, спрашивает: «Веришь ли ты, что я силою Божией могу помочь тебе?» Отец сделал знак головой.

Тогда о.Иоанн велел открыть ему рот и трижды крестообразно дунул. Потом, размахнувшись, ударил по маленькому столику, на котором стояли разные полоскания и прижигания. Столик опрокинулся и все склянки разбились. «Брось все это, – резко сказал о.Иоанн, – больше ничего не нужно. Приезжайте завтра ко мне в Кронштадт, и я тебя приобщу Св. Таин. Слышишь, я буду ждать». И батюшка уехал. Вечером приехал Симановский, а вместе с ним доктор Скупцев, тоже специалист по горловым болезням. Им сказали об о.Иоанне, и что завтра повезут моего отца в Кронштадт. Симановский сказал, что это безумие, что он умрет дорогой. Нужно было из Ораниенбаума ехать на санях по морю, а была ветреная, морозная, погода. Но отец верил батюшке, и на следующий день закутали его хорошенько и повезли в Кронштадт.

Батюшка приехал на квартиру, где остановился отец, и приобщил его Св. Таин. Еще два дня прожил отец в Кронштадте, каждый день видясь с батюшкой. Когда он вернулся домой, Симановский был поражен: в горле все раны оказались затянуты; только голос отца был еще слаб. Симановский во всеуслышание заявил: «Это невиданно, это прямо чудо!» Так совершилось дивное исцеление моего отца по молитвам батюшки. Отец прожил после этого 25 лет».

Знавши близко о. Василия, я подтверждаю истинность его слов: это был человек чистый, честный, добросовестный: лгать или сочинять он не мог.

Третий случай произошел в Париже, в 1933 году, 2 апреля по новому стилю. В этот день (воскресение) было назначено совершить крещение взрослой еврейки, лет около 38. Она выразила желание, чтобы это было сделано после литургии и в пустом храме. Когда все ушли и осталось лишь духовенство да крестные восприемники будущей христианки, я увидел еще каких-то двух женщин среднего возраста, нам неизвестных. Подхожу к ним и спрашиваю:

– Вы кто? Знакомые этой еврейки?

– Какой еврейки?

– А вот той (указываю), которую мы будем крестить сейчас.

– Нет! Мы даже и не знаем об этом.

– Почему же вы остались?

– У нас есть свое дело к вам!

– Ну, в таком случае подождите до конца крещения.

Таинство совершилось; новокрещенную называли Евфросинией. После я расспросил тех женщин. Младшая из них рассказала о необыкновенном сне, в котором она видел преп. Серафима и с ним о.Иоанна Кронштадтского. Сон этот произвел на нее сильное впечатление; она обратилась к своей знакомой. Та была женщина религиозная и посоветовала ей сходить в церковь нашу и попросить батюшку отслужить молебен в комнате у видевшей сон. Я взял псаломщика б. Г., и мы отслужили молебен. А я попросил эту женщину самой записать чудесный сон, что она и сделала. Эту рукопись я и прилагаю здесь, переписав с сохранившегося у меня доселе подлинника.

«Владыко, в связи с празднованием столетия со дня кончины св. угодника Серафима Саровского разрешите мне написать Вам о том, как в январе месяце 1931 года мне снились св. Серафим Саровский и о.Иоанн Кронштадтский. В это время я была на квартире у генерала П. Г. Орел (27, rue des Morilon, Paris 15). Я слушала курсы сестер милосердия французского Кр. Креста, и хотя очень много занималась, но все же ложилась и вставала под звуки граммофона; и никогда не вела разговоров на религиозную тему. Но вдруг мне снится, что я в каком-то мало знакомом мне доме. В углу лежит моя больная мама, которая уже давно умерла, а около нее, наклонившись, стоит гладко причесанный священник в рясе сиреневомалинового цвета, с большим крестом на груди. У входа, наклонившись вперед (видела только до колен), стоит весь седой старец, он упорно и грустно посмотрел на меня, когда я прошла около него. В это время священник отошел от моей мамы, и проходя мимо, сказал мне: «Иди к нам, мы тебе работу дадим. Я – отец Иоанн Кронштадтский; а это – св. Серафим Саровский». И оба они ушли. Я проснулась. Не могу описать мое душевное состояние, но я не спала до утра; а на утро я рассказала этот странный сон Александре Георгиевне Орел, которая пригласила меня к себе и, указав на угол, уставленный иконами, спросила меня: найду ли я здесь того, кто мне снился? Я указала на икону св. Серафима Саровского. К стыду моему, Владыко, будучи еще в старших классах гимназии, под влиянием моего кузена, я читала «Теорию» Дарвина, «Сила и материя» Бюхнера, «Жизнь Иисуса» Ренана и много других книг антирелигиозного содержания, которые поколебали во мне веру в Бога. Но я молилась, говела и делала все это как обряд. Но в то же время я всегда уважала все религии. После же революции, уже в эмиграции, я стала задумываться над религией и решила, что если бы был Бог, то Он не допустил бы делать то, что они делают. Я перестала молиться, перестала говеть, да к тому же тяжелая работа сестры милосердия во французских госпиталях мне мешала молиться, а главное – говеть. Но этот странный сон совершенно перевернул всю мою душу. В прошлом году я исповедалась у свящ. о. Смирнова на Rue Daru и все рассказала ему. Я купила икону св. Серафима Саровского и часто со слезами опускаюсь на колени пред ней и получаю утешение. Я верю, глубоко и искренне верю в Бога, Спасителя и святых. Только вера без колебаний, глубокая вера в Бога – эта основа истины, морали и нравственности – может спасти нас, спасти мир от гибели и сатаны.

Да соединит Господь Бог всех верующих и да спасет мир наш. Поверьте, Ваше Высокопреосвященство, в мою искренность и преданность.

Полина Малькевич-Кошелева.

1933-го года Март месяц».

Случай был в 1931 году; а рассказан он был мне в 1933 году; потому что в этом году было столетие со дня кончины преп. Серафима; и я начал печатать житие его. И просил всех, знавших что об о. Серафиме, сообщить. Вот Полина Кошелева и пришла с подругою.

Следующий случай мне был описан и прислан в письме. Переписываю его тоже точно.

«Рассказ об исцелении о.Иоанном Кронштадтским сестры моей, Лидии Петровны Стахович в 1918году в г. Ливнах, Орловской губернии.

Сестра мне писала: теперь поговорю с тобою об отце Иоанне и великой милости Божией, из-за которой я исцелела от воспаления легких в 1918 году в г. Ливнах. Я рассказываю это немногим, так как проникнута великою благодарностью Богу и дорогому Батюшке, а только тем, которые прославляют Бога в делах Его. Я лежала уже 6 недель с воспалением легких и начинала поправляться, но компресса согревающего еще не снимали. Был ноябрь, очень холодный, а дров у нас не было; пришлось лежать в нетопленной комнате. Приехал доктор Маслов, велел снять компресс для консультации; пока он меня выслушивал, у меня зуб на зуб не попадал, так я озябла. На следующий день температура была 40, и доктор объявил, что захвачена вся правая сторона, то есть началась вся болезнь сначала, только с другой стороны. Я решила, что, конечно, не выживу, так как, лежа 6 недель, совсем потеряла силы, – где же их набрать еще на 6 недель? Мать моя ухаживала за мной день и ночь, и никогда даже не отдыхала днем. Я была ужасно эгоистична, никогда о ней не думала, ничем не щадила; из-за слабости сердца мне не велели двигаться; я поминутно ее тревожила и днем, и ночью, не заботясь о ее сне: «Мама, поверни подушку», «Мама, покрой меня» и т.д. Наступила ночь с 19 на 20 ноября – после того, что доктор объявил о возобновлении болезни. Я проснулась ночью: мне мешал слишком затянутый компресс. Я не задумалась разбудить маму, попросить у нее ножницы, разрезать бинт. Я говорю это для того, чтобы показать, что ни о чем возвышенном не думала-, а только о ножницах и бинте.

Мама только успела отойти к своей постели, как подошел ко мне отец Иоанн и строго, рассерженным голосом, сказал: «Как ты можешь по таким пустякам тревожить твою маму?» Я не подняла на него глаз, а видела край его черной с цветами, знакомой мне, рясы. Я ему ответила: «Батюшка я все кашляю, помолитесь о моем исцелении». И я услышала, как он говорит: «О здравии рабы Божией Лидии». Потом сделал движение, чтобы уйти. Я ему сказала: «Батюшка, останьтесь: я Вам расскажу всю нашу нужду». И я просила его, чтобы он избавил своими молитвами нас от сыпного тифа, он был повальный, почти в каждом доме; и чтобы не выселяли нас из квартиры, как грозили. Я понимала, что для меня это смерть, в 14 градусов мороза, больной. Потом я сказала: «Батюшка, если Вы правда меня исцеляете, то завтра утром пусть будет та температура, которую я назначу: 37,7; и я буду знать, что Вы правда были и что Вы меня исцеляете». Он находился возле меня. А потом стал у моих ног, и я его спросила: «Батюшка, у меня много Ваших фотографий; можно ли дать их Вашей почитательнице, Н.Д. Совримович и сказать ей, что это – Ваше благословение». Он улыбнулся своей светлой улыбкой, сказал: «Да, можешь!» – И скрылся.

Пока я с ним говорила, я чувствовала силу, бодрость, здоровье; по его уходе я точно опять вошла в мое больное тело: опять слабость, постоянный пот.

В 5 ч. утра мама подошла ко мне; и я ей все рассказала. Она не слышала нашего разговора; так что я думаю, что видела отца Иоанна духовно; притом не испытала ни страха, ни радости, я отнеслась к этому совершенно просто. Но ты понимаешь, что я больше не тревожила маму; да и не пришлось. Проснувшись, утром измерила температуру: было 37,7. И все меня поздравляли, как именинницу.

Через два дня я причастилась; температура стала нормальной и более на поднималась. Вот что сотворил Господь через Святого Своего и как помиловал меня. Дорогой Батюшка сохранил нас своими молитвами и от сыпного тифа, и от выселения из квартиры».

Письмо от 29 декабря 1932 года. Париж.

«Ваше Преосвященство!

В настоящее время, когда собираются сведения о чудесах, совершаемых по молитве отца Иоанна Кронштадтского, я не могу умолчать об одном случае, свидетелем которого был я. Я был тогда студентом университета; жил у родных, у которых был небольшой дом, в большом городе на юге России. Семья наша была большая; покойные мои отец и мать были религиозными и верующими людьми.

У нас в доме служил в качестве дворника дома Федор Шевченко; жена его Парасковья была болезненой женщиной, и все же иногда уходила на поденные работы в качестве прачки, помогая мужу своими заработками.

Однажды Парасковья внезапно сильно заболела; точно припомнить не могу, было ли это воспаление легких или болезнь сердца. Но не имея возможности лечить жену дома, Шевченко отвез ее в Стурдзовскую больницу, неподалеку от дома. Каждый день жене его становилось хуже, и, наконец, врач признал состояние ее безнадежным; а дежурная сестра приказала принести больной белье и платье, чтобы было во что одеть, так как до утра следующего дня она дожить не могла.

Собрал Федор вещи в узелок и отнес в больницу.

Вернувшись из больницы, пришел к нам в комнату и стал плакать. Покойная мать и говорит ему:

«Давайте, Федор, пошлем телеграмму о.Иоанну Кронштадтскому. Вы – человек верующий: если телеграмма дойдет до вечерни и Батюшка помолится, может быть, Господь по молитве его и спасет умирающую. А сами вы пойдете в церковь и поставьте свечу о ее здоровии».

Я не могу припомнить: я ли лично, или кто из моих сестер и братьев составили самую краткую телеграмму о.Иоанну; сами и подписали ее, так как Федор был неграмотным. Телеграмму послали часа в два пополудни, считая, что в 6 ч. вечера она будет в Кронштадте...

На следующее утро пошел Федор в больницу, не предполагая застать в живых свою жену. Но к удивлению своему узнает от дежурной сестры, что жена его не только не умерла, но по непонятной причине (она не знала о посланной нами телеграмме) ей как будто легче. Через несколько дней Парасковья выздоровела и выписалась из больницы».

Следует подпись: О.

На наше бедняцкое подворье в Париже зашел, ковыляя одной параличной ногой, бывший богатый купец из приволжских краев, дедушка Колотов, и просил приютить его на подворье. 20 декабря 1932 года (старого стиля), в день памяти смерти о.Иоанна, он вспомнил из прошлого о чуде Батюшки, а брат Г.П. (почитатель отца Иоанна) записал за ним. Я переписываю.

«Это было к концу Японской войны, в городе Вятке, куда пригласили о.Иоанна, кажется, купцы Булычевы. Приехавшего Батюшку встречало множество народа; среди него больные и калеки. С Котласского вокзала и до дачи Булычева через весь город было не меньше четырех верст. Подана была коляска с парой лошадей. Но народу было так много, что проехать было нельзя. Коляску остановили; лошадей выпрягли; и сам народ впрягся и повез Батюшку. До дачи Булычева, 4 версты, везли еле-еле двигаясь в тесноте, часов пять.

И я сам, – сказывал дедушка, – видел следующее чудо. Был у нас там среди калек некто Матюшка, у которого судороги стянули ноги настолько, что он ходить не мог, а передвигался почти ползком на костылях. Ему было лет 35. Он крепко верил в силу молитв Батюшки и с большим нетерпением ожидал его приезда в Вятку. По дороге к даче этому калеке удалось протискаться к самой коляске, в которой сидел Батюшка, и уцепиться за крыло коляски. Так держась за нее, больной доковылял до самой дачи Булычева. И когда коляска остановилась, то больной начал ходить прямо без костылей.

Это я видел сам лично. До того Матюша был болен два года, лечился разными средствами, но все было без пользы, – закончил дедушка».

В Америке мне пришлось лично познакомиться с известным в свое время художником С.В. Животовским. Он рассказал мне и Г.П. о своем знакомстве с о.Иоанном и о поездке с ним на родину его, в Суру. И между прочим упомянул об исцелении больной итальянки от подрясника о.Иоанна. Этот случай потом был оглашен Животовским в печати; но несомненно, для широких кругов читателей он неизвестен; между тем, событие это интересно и потому, что свидетельствует о чудесах, совершавшихся Батюшкой и для инославных, и для иноверцев: здесь – для католички, дальше – для евреев. В прежние биографии эти факты не вошли; а они подлинны и поучительны.

(Быль)

«Я знаю, – начинает рассказ С. Животовский, – что многие, прочтя это, улыбнутся.

Но дело было так: два года тому назад моя жена лежала в Сайденхем-госпитале, здесь в Нью-Йорке. Я каждый день навещал жену.

Ее соседка по палате была молоденькая итальянка – лет восемнадцати.

И каждый день я наблюдал печальную картину. Вокруг постели девушки, в приемные часы, стояли родственники и молодой парень-жених, и плакали. И было чего плакать. Девушка таяла у всех на глазах. Она страдала какой-то изнурительной желудочной болезнью, истекая кровью. Дня за три перед тем, как выписаться из госпиталя, моя жена обратилась ко мне с просьбой.

– Знаешь что, – сказала она, – мне ужасно жаль эту молодую девушку. Она такая славная, и при том она невеста. А доктор сказал мне, что только чудо может спасти ее, так как слишком много крови она потеряла. Я рассказала ей о твоей истории с о.Иоанном Кронштадтским и о том, что у тебя есть его подрясник, и вот она теперь умоляет тебя привезти сюда этот подрясник. Она ведь очень верующая. До фанатизма.

Я посмотрел в ту сторону, где лежала умирающая, и действительно увидел две пары умоляющих глаз. То были ее глаза и глаза ее матери, стоявшей у ее постели. Обе итальянки догадались о ком идет разговор и внимательно следили за нами.

Надо было видеть, как расцвели их лица, когда в знак согласился я кивнул головой.

Но я должен рассказать и «мою историю» с о.Иоанном Кронштадтским, как выразилась моя жена. История эта очень проста. Года за два до японской войны к нам, в Ксениинский институт, преподавателем которого я состоял, приехал о.Иоанн Кронштадтский.

Приехал он тогда с тем, чтобы по просьбе одной матери, помолиться у постели тяжело болевшей девочки, лежавшей в нашем институтском лазарете.

Помолившись у постели больной, он в сопровождении институтского начальства направился к выходу и увидел в отдаленном углу другую девочку, которая, чтобы лучше разглядеть о.Иоанна, с трудом приподнялась на одной руке.

– А это что за девочка? – спросил он у начальницы института, шедшей с ним рядом.

– Ах, эта? Это Барщевская, дочь известного путешественника по Закаспийскому краю, полковника Барщевского, – ответила княгиня. – Она неизлечимо больна. У нее паралич ног, и притом она, батюшка, католичка...

– Ну так что же, что католичка. Бог ведь один, – ответил отец Иоанн. И, круто повернув, направился к Барщевской.

– Что, детка, – сказал он, подойдя к постели больной. – Давно больна?

– Два года уже, Батюшка, – ответила больная.

– А в Бога ты веруешь? – спросил о.Иоанн.

И, получив утвердительный ответ, сказал:

– Тогда будешь здорова: встань.

И при этом довольно сильно ударил больную по позвоночнику.

Страдавшая бессонницей Барщевская упала от удара в глубокий обморок и затем заснула крепким сном.

А через день в институте был годовой бал. И на этот бал пришла совершенно здоровой Барщевская и... танцевала.

Поправилась и та девочка, к которой был приглашен специально о.Иоанн.

Перед японской войной было время, когда популярность о.Иоанна Кронштадтского в одной части русского общества стала сильно падать.

О случае в институте я рассказал редактору «Петербургского Листка» Н. А. Скроботову. Он мне и посоветовал летом съездить вместе с о.Иоанном к нему на родину, в село Суру Архангельской губернии. И понаблюдать. Я так и сделал. Результатом явилась целая книга, которую я издал под заглавием: «На Север с о.Иоанном Кронштадтским», и дружба с покойным батюшкой. На память он подарил мне подрясник шелковый на гагачьем пуху и портрет свой с очень трогательной надписью. Портрет у меня украли, а подрясник я берегу и привез даже сюда, в Америку.

Вот этим подрясником я и покрыл больную итальянку на другой день после разговора с женой. Накрыл и вместе с больной помолился. Она заразила меня своей верой.

Через два дня я приехал в больницу, чтобы взять жену. Постель итальянки была пуста.

Что, умерла? – спросил я у жены.

– Какое там, – засмеялась она. – Твой подрясник совершил чудо. Она выписалась и заявила, что больше болеть не будет. И вот тебе гонорар, который она просила передать тебе.

Я развернул пакет. В нем оказалась бутылка прекрасного итальянского «вермута».

С. Животовский.

Второй случай о чуде с иноверцами, рассказанный достоверным свидетелем, касается еврейской семьи.

«Не могу не вспомнить, – пишет ген.-лейт. Давид Ал. Озеров, – знаменательный случай, свидетелем которого мне пришлось быть. В Царском Селе жил молодой еврей Г., сын портного, кончивший университет, провизор. Жена его тяжко заболела, и доктора объявили ее безнадежной. Пришел ко мне Г. и спрашивает совета, может ли он, еврей, поехать к о.Иоанну в Кронштадт просить его молитв, так как в сущности никакой религии не признает, но верит в силу молитвы о.Иоанна.

Просить все можно, – ответил я ему.

Через несколько дней зашел ко мне сияющий от радости Г. и объявил, что ездил в Кронштадт. Отец Иоанн выслушал его, помолился о выздоровлении его жены, был с ним очень ласков, а вернувшись домой, Г. нашел жену вне опасности. «Еду к о.Иоанну его благодарить и очень обрадую его, так как мы решили, в знак благодарности, у него креститься». Дня через два приходит ко мне Г., сконфуженный и смущенный.

– Представьте себе, – говорит он мне, – что о.Иоанн не согласился меня крестить. Я ему сказал, что в благодарность за выздоровление моей жены мы с женой решили принять крещение из его рук.

– А веруете ли вы в Воскресшего Христа Спасителя? – спросил о.Иоанн.

– Нет, – ответил я, – но верю в святые ваши молитвы.

– Ну, в таком случае я вас крестить не могу, – сказал батюшка. – Благодарности вашей мне не надо, изучайте Евангелие, обратитесь к любому священнику и, когда вы уверуете в Христа Спасителя, – креститесь.

– Так я ушел ни с чем, – с грустью сказал Г. – и теперь не знаю, как быть: о.Иоанн ничего от меня принять не пожелал».

Давид Озеров.

Этот свидетель оставил после себя записи о личных воспоминаниях об о.Иоанне.

Есть у меня еще целый ряд записей и даже тетрадей, но нужно ограничить себя. И я закончу последним рассказом о чуде в природе по молитвам о.Иоанна. Записан и даже сфотографирован этот случай тем же С. В. Животовским.

«Здесь нет места, чтобы рассказать о многих случаях, которых я был свидетелем и которые народ не мог назвать иначе, как чудесами. Но как сейчас помню одну потрясающую картину, о которой не могу умолчать.

Это было уже на обратном пути из села Суры.

Каждое утро наш пароход останавливался у первой встречной церкви. Отец Иоанн служил обедню, причащался Св. Таин, одаривал из своего запаса духовенство ризами и церковною утварью, и после этого мы отправлялись в дальнейший путь. И тогда он чувствовал себя бодрым и счастливым на весь день.

Недалеко от Холмогор, на Северной Двине, есть большое село Сойла. К этому селу мы и причалили. Большой монастырский пароход «Св. Николай», на котором мы тогда плыли, народ увидел издалека и очень быстро собрался у берега. Вперед вышел патриархального вида старик, церковный староста, с окладистой седой бородой, низко поклонился о.Иоанну, и сказал:

– Ваше Преосвященство, дорогой Батюшка, Сам Господь послал к нам тебя. Кругом засуха. Уже больше месяца, как не было ни росинки. Вокруг наших сел горит тундра, пожар подходит уже к нашим селениям и мы в опасности. Помолись о дожде. Спаси нас.

– Никто, как Бог, никто, как Бог! – ответил Батюшка своей любимой фразой. Сошел с парохода и направился к церкви. Я тоже пошел за толпой, которая росла все больше и больше. По обыкновению, зарисовал и записал себе в альбом, что было интересного, и вернулся на пароход, чтобы установить фотографический аппарат на удобном месте. И вот, когда кончилась служба в церкви и из нее стал выходить народ, я невольно обратил внимание на толпу. Восторженные, радостные лица. Матери подымали маленьких детей на руки и показывали им на горизонт. Все истово крестились. У многих на глазах были слезы. Я невольно обернулся туда, куда все смотрели. На горизонте я увидел черные грозовые тучи и сверкающую молнию. И вдруг загромыхало. После длительной засухи надвигалась гроза. Люди не хотели верить своим глазам. Люди бросались в воду, чтобы прикоснуться к нашему пароходу. Отец Иоанн вошел на верхнюю палубу. И опять вышел вперед тот же церковный староста. Толпа притиснула его к самой воде. И он стал на колени в воду. Теперь он уже не говорил, а рыдал.

– Батюшка, родной, ведь это чудо! Мы детям своим расскажем. Ты помолился и вот...

Он не договорил. Стали падать крупные капли.

– Никто, как Бог, никто, как Бог, – повторял радостный Батюшка, благословляя толпу.

Я едва успел снять эту незабываемую картину. Начался ливень, да такой, что все население парохода стало спасаться в каюты.

При ливне мы и отчалили. Берег стал удаляться. Но с него не уходила огромная толпа. Мокрая от дождя, она стояла на берегу и смотрела вслед удалявшемуся пароходу».

Итак, мы не можем сомневаться во множестве фактов чудесных случаев, связанных с о.Иоанном. Теперь хочу поделиться некоторыми размышлениями по поводу их, в связи с личностью его.

Прежде всего, придавал ли сам он большое значение им? Нет! Он признавал их – как мы видели из его Дневника и бесед – но никоим образом не ставил их в первый ряд ни в своей личной жизни, ни в служении людям. Поэтому и в Дневнике его чудеса занимают чрезвычайно малое место по сравнению с прочим духовным материалом: вопрос о чудесах не занимает даже и сотой доли, даже и менее того. Почему? Потому что он опытно знал, что не в чудесах цель человеческой жизни, а в спасении души, о чем будет речь в следующей главе; и даже (цель служения) священника – не в чудесах над его прихожанами и вообще богомольцами, а в исправлении их жизни, в приготовлении к будущему блаженству, к Небесному Царству. Мы уже видели, как о.Иоанн определял дело иерея: он ходатай, посредник перед Богом за паству, а не творец чудес.

И вот лишь сейчас встретились мне такие слова его:

– «Яви и на мне, Господи, чудную державу Твою; и имиже веси судьбами спаси меня, недостойного раба Твоего, наставляя меня присно на путь Твой и укрепляя меня в пути сем благодатию Твоею; через меня же (спаси) и прочих, для которых Ты поставил меня» – кем? чудотворцем? – нет! а – «светильником, пастырем, учителем и священнодейственником».

И в другом месте Дневника:

«Благодать возвеличила священника на степень земного ангела, совершителя животворящих и страшных Таин Божиих, примирителя тварей с Творцом, просветителем душ разумным светом, посредника между Богом и падшим человеком, обожителя и обоготворителя верных чрез Таинства».

И еще: «У Господа Бога цель твоей жизни – вечное спасение твое – всегда в виду. Он ведет тебя к нему, какими Сам весть судьбами».

И значит: опять – не чудеса.

Но почему же о.Иоанн все же творил их, или лучше: почему Господь творил через него?

Отец Иоанн видел, что и болезни, и беды, а тем более власть бесовская над падшими людьми являются нарушением и разрушением той Божественной гармонии, красоты, мира и блаженства, для которых создан был Богом человек. И сам, будучи искателем этой гармонии и уже до некоторой степени обладая ею, о.Иоанн хотел ее и для других. Потому он жалел страждущих, как несчастных людей, выпавших из нормального состояния; и по мере своих сил хотел восстановления их в благобытие; о чем и просил Бога. Особенно заставляла его страдать и мучиться власть бесов над бедными, несчастными созданиями Божиими. И потому о.Иоанн со всею силою духа своего стремился изгонять мучителей-бесов. Можно так сказать: творческая, созидающая, восстанавливающая Божия сила, жившая уже в о.Иоанне, побуждала его помогать бедствующим людям. «Отец Мой доселе творит, – говорил Господь, – и Я творю». Это можно сказать и про всякого святого чудотворца как богоподобного посредника. Творческое начало действовало в о.Иоанне с особою силою еще и потому, что он индивидуально был полон энергии, силы, творчества от природы своей: Бог же дает свои дары соответственно и природному восприятию подвижников.

«Будь смел, решителен на всякое добро, – особенно на слова ласки, нежности, участия; а тем более – на дела сострадания и взаимной помощи. Считай за мечту уныние и отчаяние в каком бы то ни было добром деле». «Вся могу о укрепляющем мя Иисусе» (Флп.4:13), хотя я и первый из грешников. «Вся возможна верующему» (Мк.9:23).

Как часто говорил такие слова о.Иоанн!

Далее. В чем видит о.Иоанн главное основание в надежде на исполнение чудес? Обыкновенно думают и говорят: он верил «крепко» несомненно. И это – правильно.

Да, он твердо веровал в Господа Сил и потому и молился с необыкновенной надеждой, даже с уверенностью. Если Отец «Сына Своего не пощадил, ...как с Ним не дарует нам и всего», – часто вспоминал он слова ап. Павла (Рим.8:32). Главное величайшее дело: все прочее, чего ни просим, бесконечно меньше Сына Божия! Поэтому благонадежно можем просить у Бога всего о имени Иисуса Христа (Ин.16:23 и 26) – всякого блага, о каком только можем помыслить. «Еже аще что просите от Отца во имя Мое, то сотворю: да прославится Отец в Сыне» (Ин.14:13).

И еще: «Если Бог даровал нам бытие – самый великий дар благости, если... Он даровал нам для возрождения нас... Сына Своего; то как малы все другие блага, которых мы просим у Него в молитве, чтобы по первому искреннему слову веры даровать их нам, – если они существенно для нас необходимы. И как неизвинительны мы, когда сомневаемся получить их в молитве. Прямо сказал Спаситель: «просите и дастся вам» (Мф.7:7).

«Не бойся, только веруй», – сказал Спаситель Иаиру, отцу уже умершей отроковицы (Лк.8:50).

И ты, – говорит о.Иоанн – «когда молишься,... будь уверен крепко, что Господь тут, возле тебя и в тебе и слышит каждое слово, хотя бы и про себя (произносимое), хоть только мысленно говоришь. Говори от всего сердца, искренно...» И заканчивает: «Верю! С опыта взято!»

Да, вера творит чудеса!

Но кроме собственной веры о.Иоанн требовал всегда веры и молитв со стороны страждущих, или хотя бы совершения крестного знамения: «Перекреститесь! Перекреститесь!» – требовал он от бесноватых.

Когда его просили помолиться об исцелении болезни, о.Иоанн почти всегда отвечал: – Молитесь и вы! Или: помолимся вместе! А иногда он, по смирению своему, ссылался лишь на веру самих молящихся. Один из биографов его, Ф.Г., спросил его, в чем заключается чудная сила его молитвы. На этот вопрос о.Иоанн ответил следующими словами: «В вере притекающих к милосердию Божию».

«Какую же роль играет ваше личное участие в явлениях Божьего милосердия?» – переспрошен был о.Иоанн. «Я, как священник, по своей обязанности молюсь, чтобы Господь даровал просимое по мере веры просящего», – ответил смиренный пастырь («Русский Паломник», 1891 г. № 23).

Но выше видели мы: он и к себе, как священнику, молитвеннику, относил честь действия.

И написал, что не только он, но и всякий иной священник должен бы молиться с подобной верою и дерзновением: «Молитва священника за людей имеет великую силу у Бога, если только священник от всего сердца с верою и любовию воссылает оную ко Господу. Дай Бог, – говорит он, – чтобы было больше священников, молящихся Богу горящим духом: ибо кто помолится об овцах словесных Господу с такою слою, если не помолится священник, получивший благодать и власть от Самого Бога?!»

Тут уже о.Иоанн ссылается не только на «горящий дух» веры, но и на особую благодать, даруемую священникам в таинстве хиротонии.

И в беседе с нижегородскими настоятелями, после сообщения об исцелении бесноватых, добавляет о всех священниках: «О братие! Нам много дано от Господа Бога благодати: и если мы сохраним этот дар Божий, то мы – непобедимы!»

Только бы все – и пастыри, и миряне – молились с твердой уверенностью. Неверие в силу молитвы есть, в основе, неверие в силу Божию, говорил о.Иоанн. И потом, сам имея твердую веру, он иногда упрекал других за их маловерие. Вот один из многих таких обличительных укоров:

«Молящиеся! Мало ли еще разве для вас видеть бессилие в человеках?! Как вы еще хотите видеть бессилие в Самом Боге и тайно помышляете, что Бог не исполнит вашего прошения?! Пусть для людей многое трудно; весьма многое невозможно. Но как же вы считаете что-либо трудным для Бога? «Вся бо возможна суть у Бога» (Мк.10:27). Итак, молясь, будьте уверены твердо, что для Господа все легко, все Он может во мгновение сделать. Вашей собственной немощи что-либо сделать не приписывайте Богу. Для вас, как для слабых ничтожных тварей, почти все трудно – вы это сами на себе и на других испытывали тысячи раз. ... Но для Него, помните, ничто не трудно. Всего смело просите, все надейтесь получить. «Вся, елика аще воспросите в молитве, верующе, приимете» (Мк.21:22).

Для верующего нет ничего невозможного: живая непоколебимая вера вмиг может совершить великие чудеса. Впрочем, и без нашей искренней и твердой веры совершаются чудеса: таковы чудеса таинств; ибо Тайна Божия всегда совершается, хотя бы мы были и маловерны при ее совершении или неверии. Неверие наше Божией веры не упразднит (см.: Рим.3:3).

Но о.Иоанн особенно настаивает еще на одном и главном основании возможности творения чудес человеком: я разумею очень частое утверждение его об образе Божием в человеке. Подробно об этом будет сказано в следующей главе – о спасении. Здесь приведу выдержки его слов в связи именно с чудесами.

«Проповедники и законоучители часто, – пишет он в Дневнике, –упускают из виду прежде всего то, что (необходимо) показать основу, на которой покоится» вообще вся «связь людей с Богом», а следовательно, и в чудотворениях. «Эта связь – образ Божий, по коему человек – свой Богу, родной, близкий друг», – разумеется, «праведно живущий». И он сам удивляется этой высоте человека: «Что ты за существо, человек, столь дорогое для Бога! Ты – образ Божий! Ты – частица Божества! Ты – чадо Божие, наследник Божий! Но ты об этом забываешь, это ни во что ставишь!»

И в известной степени – не по существу, а по присутствию в человеке благодати, – можно сказать с о.Иоанном: человек – бог, – хотя по тварной своей природе человек – ничто.

И в силу присутствия образа Божия в человеке, а также и в силу веры, которая его соединяет с всемогущим Богом, «человек, имеющий живую веру, может творить всякие чудеса и быть, некоторым образом, богом для природы; потому что он – образ Божий; потому что чрез веру бывает «един дух есть с Господем» (1Кор.6:17).

Вот где видит основу чудес о.Иоанн.

Через посредство этого образа Божия Сам Бог и творит чудеса. Собственно лишь один Бог может творить их: человек лишь орудие Его.

Когда преподобному Серафиму Саровскому сказали с подозрительным укором, будто он творит чудеса, угодник Божий смиренно и мудро ответил, что убогий Серафим не может творить чудеса. Только Бог творит их. То же в сущности говорит и о.Иоанн, когда он ссылается на «Божию Силу» при совершении исцелений.

«Все силы и чудеса, – пишет он, – совершает Дух Святый... Ты только говори с верою: а совершение слова – не твоя забота, а – Духа Святого».

Здесь мы подошли к новому и дивному воззрению о.Иоанна на силу самих слов в молитвах. «Молясь, нужно так веровать в силу слов молитвы, чтобы не отделять самых слов от самого дела, выражаемого ими. Нужно веровать, что за словом, как тень за телом, следует и дело, так как у Господа слово и дело неразделимы: «яко Той рече, и быша; Той повеле, и создашася» (Пс.148:5). И ты так же веруй, что ты сказал на молитве, о чем попросил, то и будет. То беда, что мы маловерны и отделяем слово от дела;... бываем и на молитве, как и в жизни, «телесни, духа не имуще» (Иуд.1:19): оттого-то и бесплодны наши молитвы».

У о.Иоанна, в его богословских воззрениях, есть глубокая и даже редкая в творениях отцов Церкви установка: о силе слова вообще. Я вообще в этих записках не намерен углубляться в рассмотрение его религиозной философии: это – вопрос и обширный, и не легкий богословски для меня, – и даже выше моего духовного состояния. Поэтому я только отмечу на связь чудес и слов, и вообще слова человеческого с самим «Словом» Божиим, Иисусом Христом. Вот замечательный отрывок из Дневника о.Иоанна, – и притом не единственный в этом роде:

«Верую твердо в осуществимость всякого слова, особенно произнесенного во время молитвы, памятуя, что Виновник слова есть Бог-Слово; что Сам Бог наш, в Троице покланяемый, выражается тремя словами: Отец, Слово и Святый Дух; что всякому слову соответствует бытие, или всякое слово может быть бытием и делом. Благоговейно обращайся с словом и дорожи им. Помни, что, как Ипостасное Слово Божие – Сын Божий всегда соединен со Отцем и Духом Святым; так и в слове Священного Писания, или в молитве, или в писаниях богомудрых отцов участвует по Своему вездесущию Отец, как верховный Разум, творческое Его Слово и Совершитель Дух Святый. Потому никакое слово не праздно, но имеет или должно иметь в себе свою силу: и горе празднословящим; ибо они дадут ответ за празднословие. «Яко не изнеможет у Бога всяк глагол» (Лк.1:37); это вообще – свойство слова: сила и совершимость его. Таким оно должно быть в устах человека».

Поэтому знай: «Если есть слово, то есть и дело; ибо у Господа нет слова без дела; не возвращается к Нему глагол тощим, по слову Его (см.: Ис.55:11).

В силу такого значения слова о.Иоанн и советовал произносить слова молитвы с надеждой на их исполнение; лишь бы была искренняя вера у произносящего. Дух же Святый, как Дух Совершитель, Животворящий, осуществляющий, Сам будет исполнять слова молитв и прошений наших.

Это наставление о.Иоанна дает нам великую помощь при всяких просьбах. Именно: если бы мы надеялись на себя, то есть на свою силу веры, на свое напряжение душевное, то могли бы прийти к малодушию: где уж нам, маломощным, дерзать и надеяться на свои силишки?! Тогда мы просто не осмеливались бы просить Господа о чем-либо важном: об исцелениях, о даровании хорошей погоды, об избавлении от бед; не говорю уже об изгнании бесов. Да так и бывает обычно: мы не беремся за такие непосильные дела; даже отказываемся, как известно, сознавая недостоинство свое. А кроме того, при «своих» усилиях невольно можно заподозрить, что действие наших слов есть лишь естественное влияние наше на других. Так и думали многие о чудесах о.Иоанна: это де «гипнотизм», «внушение» на «истеричных» людей. Если же мы молимся с простой надеждой, и именно надеждой на действие Самого Духа Святого через призывание Его нашими Словами; тогда мы будем молиться просто, даже скромно, тихо, спокойно, но с надеждой: ибо наше дело произносить слова молитвы; а исполнять их есть уже «забота Духа Святого».

Во всяком случае так верил в благодатную силу слов молитв сам о.Иоанн.

Да так действуем и мы священнослужители, например, когда перед крещением мы читаем запрещения над диаволом, то нам не следует, да мы и не делаем так, –проявлять «свою» силу, приказание, повеление; а произносить бы и эти слова («Да запретит тебе, диаволе» и т.д.) со спокойной и «простой» верою. И это придаст нам даже более веры при произношении их; ибо не на себя, слабых, надеемся тогда: наше дело лишь читать с верою эти слова.

На этом же основывается и чин молитвы Великого Требника над бесноватыми: «Последование молебное о немощных, обуреваемых от духов нечистых и стужаемых», или сокращенно: «Последование молебное о избавлении от духов нечистых». Сначала поется канон, а далее следуют «молитвы, сие есть заклинания... к страждущим от демонов». Из молитв этих (их 6) мы видим, что чтущий их (как и в крещении) именно не надеется на себя и даже не упоминает себя; а только призывает имя Господа:

«Даждь заклинанию сему, о страшнем имени Твоем совершаемому, страху быти» для демона. Или: «Божественное и Святое, и великое, и страшное и нестерпимое именование и призывание творим на твое прогнание, диаволе» («Запрещает тебе Господь»),

Если же и говорится от имени служащего – «Заклинаю тя злоначальника хульного,... духа нечистого» и пр., но не своею силою, а «Богом сил», Господом нашим Иисусом Христом... Да бежат именем Твоим святым, и Единородного Твоего Сына и Животворящего Твоего Духа» демоны.

И некоторые священники читают эти «Заклинания над стужаемыми». Но не всегда бывают чудеса исцеления. Известен целый ряд фактов, когда к о.Иоанну приводили бесноватых, не получивших помощи от местных священников. Например, вышеописанную Евдокию Румянцеву пробовал «отчитывать по требнику» местный священник о. Лев Матвеев, но ни одного раза не удавалось ему довести отчитывание до конца. Изогнутая в кольцо, больная каталась по полу.

Что же это значит? Почему те самые святые слова не оказывались действенными у других молившихся?

В ответ на это о.Иоанн предупреждает нас, чтобы мы знали свою меру, и прежде всего меру нашей веры, меру молитвенной силы каждого, и меру своих добродетелей. И апостолы не могли изгнать духа из бесноватого отрока. А когда спросили Христа: почему не могли сделать этого? То Он ответил им: в этом случае требовалось более молитв и духовного подвига от них («постом и молитвою»). Так и в приводимых примерах о.Иоанн пишет: «Будь умерен во всех религиозных делах; ибо и добродетель в меру – соответственно своим силам,... трудами предшествовавшими – есть благоразумие... Потому ап. Петр говорит: покажите «в добродетели же разум – то есть не увлекайтесь одним сердцем – в разуме же воздержание», то есть подвиг (2Пет.1:5–6). В частности, нужно знать меру веры своей: «Если не имеешь твердой непостыдной веры в Бога, как Всеблагого и Всемогущего, то не приступай поспешно просить Его о даровании какого-либо блага: иначе диавол сразит и уязвит тебя маловерием или неверием в возможность исполнения твоей молитвы; и отойдешь от лица Божия посрамленным, унылым и мрачным». Именно так и случилось с о. Матвеевым: «Даже во время рассказа (об Евдокии) лицо священника при одном воспоминании, – говорит свидетель Паталеев, –делалось мрачнее ночи».

Значит, он брался не за свое дело, не в меру сил своих. И к нему, как и к нам вообще относятся последующие слова о.Иоанна: «Не будь легкомыслен; но наперед, «сед», разочти, по слову Господню, «имение» свое душевное, или взвесь веру свою: имеешь ли, что нужно, на совершение дела? Если же нет, то видящие твою несообразительность бесы начнут смеяться над тобою, говоря: сей человек начал строить и не может довершить (см.: Лк.14:28–30). Так прежде твоей молитвы сообрази степень твоей веры; и, нашедши ее достаточной, живою, твердою, непостыдною, приступай смело к престолу Благодати, да приимешь милость и благодать обрящешь «во благовременну помощь» (Евр.4:16). И потом о.Иоанн дает такой совет людям: «Чудес не требуй от Него (Бога) без крайней нужды». Так примиряется воззрение его на силу «самих слов»: через них действует Дух Святый, но при условии веры священника и больного, а также при нравственной заслуженности чудес. Иначе – лучше смиряться нам и не дерзать на высоте: «Высших себе не ищи», – говорит Св. Писание.

Да и о.Иоанн откровенно рассказывает о себе самом, что он не дерзал сначала просить непременного исполнения своих молитв. Целую четверть века он молился за просящих без уверенности в исполнении; а предавал после молитвы все в волю Божию. И лишь после известного совета Параскевы Ковригиной увидел новое послушание себе, но и то сначала «тогда я почти испугался: как я могу – думал я – иметь такое дерзновение?» Он и то пугался! А ведь до встречи с Параскевой он уже подвизался не менее 20 лет. И все же не дерзал, пока не увидел особой воли Божией на это дерзновение. А мы, еще младенцы по вере, а по жизни грешники: как же нам дерзать? Поучительный пример смирения нам следует видеть в книге Деяний.

«Бог же творил немало чудес руками Павла, так что на больных возлагали платки и опоясания с тела его, у них прекращались болезни, и злые духи выходили из них. Даже некоторые из скитающихся иудейских заклинателей стали употреблять над имеющими злых духов имя Господа Иисуса, говоря: заклинаем вас Иисусом, Которого Павел проповедует. Это делали какие-то семь сынов иудейского первосвященника Скевы. Но злой дух сказал в ответ: Иисуса знаю, и Павел мне известен, а вы кто?

И бросился на них человек, в котором был злой дух, и, одолев их, взял над ними такую силу, что они, нагие и избитые, выбежали из того дома. Это сделалось известным всем... и напал страх на всех их» (Деян.19:11–17).

Потому нам нужно «величать имя Господа», с силою проявлявшегося в о.Иоанне; но самим не быть дерзкими. Он достиг этого дара не только за свою веру, но и за святость, да и многолетнюю. А мы?!.

В заключении о чудесах последнее слово.

Интеллигентные люди, а особенно неверующие, не имеют сил отрицать факты чудес о.Иоанна, но не хотят и принимать их за чудеса. Тогда они начинают объяснять их естественными силами воздействия на больных личности о.Иоанна, его властностью, внушением. И будто бы болезнь или «беснование», – а по их словам «истерия», нервное заболевание, – исчезает.

Я не имею никакого желания спорить с такими формами неверия (хотя и мог бы, но не желаю, – ради бесплодности препирательства с этими людьми!). Мы знаем из Евангелия и Деяний, что чудеса были от Христа и апостолов. Были и в наши времена. Нам важнее: как смотрит на такие явление Само Слово Божие? Оно считает и называет их именно чудесами. И нам довольно!

Так и о.Иоанн: он признавал бесов и этих больных считал и называл бесноватыми, а чудеса – чудесами. И нам запрещает считать их делом «естественных» сил. «Старайся, – говорит он, – всеми силами искоренить в себе непокорность неверия. А эта непокорность проявляется почти каждый раз, когда читаешь или слушаешь такое, что требует веры и что само по себе чудесно. Непослушание, неверие обыкновенно стараются объяснить и самые чудеса естественным образом; и боятся их (сверхъестественности). Будь внимателен к своим мыслям. Чудеса чудесами всегда и почитают; равно как пророчества – пророчествами. Отнюдь не объясняй их естественным образом: это – диавольское непослушание. А сколько успокоительности, сладости для сердца от послушания веры, простой и искренней! И как беспокойно для души, тесно для ней – гордое, лукавое непослушание неверия!»

Даже и искать чудес не велит Батюшка, ссылаясь на пример врагов Христа – иудеев:

«Иудее знамения просят, и Еллини премудрости ищут» (1Кор.1:22) от проповедующих веру Христову; а вера Христова истинная, требующая младенческого доверия нашего. «Вера твоя спасе тя» (Мф.9:22).

Итак, просить знамения и искать внешней премудрости в вере есть признак гордой души, недостойной принять такую веру, какова вера Христа Господа! Даруй нам предаться вере, подобно младенцу!

Тем паче, что подобные чудеса, как исцеление болезней и даже изгнание бесов, совсем не являются самыми необыкновенными, чрезвычайными чудесами, – по мнению о.Иоанна. Есть нечто высшее «Господь есть совершенный Обладатель и Повелитель всей твари... Повелевает... мертвецу встать и ожить, – и смерть бежит от человека, и является жизнь; повелевает болезни оставить больного, – и болезнь бежит, а больной встает, бодрый и здоровый; повелевает бесам, – и они беспрекословно повинуются. Велико имя Господне!

Но особенно сила, держава Господня проявляется в том, что Он претворяет человека-грешника в святой и избранный сосуд; падшего падением ужасным восстановляет; растленного воскрешает и обновляет;... падшего в вечную смерть – вводит в вечную жизнь».

Это чудо из чудес!..

Или еще то, что Он Сам, будучи Господом твари безначальным, невместимым, изволил Сам сделаться человеком «нашего ради спасения»... «Ужасеся о сем небо, и земли удивишася концы, яко Бог явися человеком плотски»,... пострадал (о чудо!), умер (о ужасное чудо!) и воскрес, и нас... совоскресил с Собою... Яви и на мне, Господи, чудную державу Твою и... спаси мя!

К этому «чуду чудес» и переходим дальше.

Совсем недавно одна интеллигентная христианка дала мне для прочтения брошюру, написанную духовной дочерью о.Иоанна, В.Т.Верховцевой, под заглавием «Воспоминания об Отце Иоанне Кронштадтском». Этой брошюры я никогда не встречал раньше. Да и не мудрено: она была напечатана уже в 1917 году, когда началась революция. В то время было не до религиозных книг, а вскоре и совсем не стали печатать их. Поэтому возможно, что читатели очень мало знают про описанные в книжке события. А они, по моему мнению, чрезвычайно важны. Обыкновенно мы удивляемся чудесам телесным – исцелению от болезней. Еще более изумляемся изгнанию о.Иоанном бесов.

Но батюшка более важным чудом считает духовные чудеса: исцеление от грехов, страстей. Такое чудо, совершившееся над священнослужителем, и описывается здесь. И не только, впрочем, одно оно; а и духовно-телесное исцеление самой Верховцевой. Поэтому я и счел нужным к главе о чудесах приложить и выдержки из этой брошюры. И по опыту уже знаю: какое сильное впечатление производит брошюра на читавших ее. Потому я перепечатал ее в нескольких копиях и разослал по своим знакомым. Читатель и сам увидит, что книжка очень ценная. А в истинности всего описанного убеждает то, что она написана самой очевидицей и участницей чудесных событий.

Достойно примечания, что на попавшей ко мне брошюре рукою автора ее написано на 1 странице под заглавием следующие слова:

«Дорогому высокочтимому Отцу протоиерею Иоанну Орнатскому на память о давнопрошедших светлых днях его духовной дочери – от автора. 20 февраля 1917 г.»

Эта надпись еще более удостоверяет нас в несомненности и точности описываемого.

«Лично моя жизнь была одною из тех, которым люди завидуют. Высокое общественное положение, большие средства, казалось бы, способствовали тому, чтобы назвать себя счастливой, а между тем червь неудовлетворенности и безысходной тоски разъедал мою душу. С раннего детства, оставшись круглой сиротой, я познала цену всей этой светской мишуре, а также дружбе людей; я слишком рано во всех и во всем изверилась. Я знала, что до меня лично и до внутреннего моего мира, как бы ни был богат он содержанием, – никому в сущности дела нет, что пока я молода, интересна, нужна, к моим слабостям будут снисходительны, выгоды ради им станут даже потакать, но как только я потеряю общественное значение или личный интерес, вряд ли кто из вчерашних друзей останется на высоте своих уверений и обещаний. Зная цену чувствам людей, я глубоко их презирала; а не умея любить и прощать, почувствовала себя вскоре безнадежно одинокой, среди толпы – как бы в пустыне. Бездна лжи, лицемерия, лести, эгоизма в людских отношениях вытравили из сердца моего радость, свет; вскоре я утратила способность искать счастья, добра и в конце концов даже желать его. Чтобы заглушить свою тоску среди праздника жизни, я кидалась на все. Музыка, искусство, наука, литература, путешествие – все было испробовано, ко всему быстро охладевая, угадывала внутренним чутьем, что все это лишь украшение жизни, суррогат счастья, но где же смысл, сущность, цель? Ответа не находила, тоска все злее терзала сердце, а тучи над головой сгущались. Я начала метаться в поисках выхода, и вскоре последнее, единственное святое, дорогое – дети – утратили значение и интерес. Из всех призраков – то был наиболее зловещий. Доктора определили черную меланхолию, а профессор психиатр Корсаков решительно предсказал паралич или нервное помешательство. Тогда я вспомнила о Боге. К большому моему счастью, мать моя была глубоко верующей женщиной, и обрывки ее наставлений, ее примера мелькали иногда в воспоминаниях моих, и хотя все последующие впечатления, полученные от учебного заведения и личной жизни носили характер чего-то только формального и казенного, – посеянное семя не заглохло.

Около пяти лет я не причащалась Св. Таин, соблазняясь несовершенством и недостатками нашего духовенства; много вредила и литература Толстого, которым одно время увлекалась. Не будучи духовно образованной, духовно развитой, я не умела отделять форму от сущности, я не постигала силы и могущества Таинства в самом себе, я не могла тогда понять, что недостойный священник вредит лишь самому себе, что люди, в простоте сердца ищущие его благословения, идущие к нему на исповедь, получают по вере своей непосредственно все от Самого Бога через таинство священства, врученное пастырям. Духовное благополучие этих верующих не зависит от недостатков лиц, не умеющих носить и уважать своего священного сана. Чего бы стоила религия, могла ли бы она существовать на протяжении веков, если бы ее таинственная сила и могущество были в зависимости от совершенства или несовершенства приставленных к ней слуг. Им дана власть лишь быть свидетелями, проводниками, или охранителями этой величайшей святыни, ведать ея формальной, чисто внешней, неизбежно необходимой стороной; но самая сила ее таинственная, всегда живая, от глаз людских скрытая, открывается людям, лишь по мере их духовного роста, духовно-умственного развития.

Вспомнив о религии, я решила принять Св. Тайны, и началось тогда мое внутреннее мучение в выборе духовника.

Все казались мне недостойными этого моего доверия. В своем самомнении и гордости, я, хотя и не считала себя праведницей, но все же была уверена, что на мой призыв Господь должен будет послать Своего светлейшего ангела, которые бережно и нежно станет утешать мою скорбящую душу. Но в своей правде – Господь рассудил иначе и послал мне духовника вполне мной заслуженного.

Случайно ли, или чудесно, однажды, когда я даже в молитве просила Бога указать мне достойного священника, я увидела во сне духовника своей матери, о котором никогда не вспоминала.

Воскресли картины забытаго детства, и памяти моей предстала высокая фигура молодого, серьезного священника с красивым лицом, каштановыми кудрями по плечам; какой-то очень большой храм и я маленькая, семилетняя девочка у первой исповеди и причастия более или менее сознательного.

Очень страшно было, особенно когда строгий священник не позволил мне сидеть в церкви: «кающиеся грешники на коленях должны стоять, а не сидеть», – выслал он мне сказать из алтаря. Все это вспомнила я, кроме имени и фамилии.

Заволновалась страшно, понимая что сон этот был вещим. В старых молитвенниках и книгах матери нашла я наконец и имя заветное.

В тот день телеграммой снеслась с дружески знакомым мне губернатором города Т., где протекло мое, почти забытое, детство; узнала, что интересующий меня священник жив и в ту же ночь мчалась по направлению к Т., окрыленная какой-то внутренней надеждой. Не отдыхая, отправилась отыскивать чудом воскресшего в памяти человека и нашла его в стенах гимназии, где он законоучительствовал. Вышел ко мне высокого роста, очень худой священник, с следами былой красоты, но теперь уже седой старик. Мое появление его разволновало.

– Дочь Надежды Феодоровны, – очень помню, чем могу служить вам?

– Да вот хочу у вас поговеть, исповедаться.

– Пожалуйте ко мне в дом в 5 час. Теперь я занят, – сказал он прощаясь. В указанное время я звонила у параднаго входа, и дверь мне открыл сам батюшка; в руках у него была карточка моей матери, и он, вводя меня в свой кабинет и указывая на эту карточку, сказал: «Бог, мать ваша и я – мы вас слушаем!» Боже мой! что сделалось со мной. От охватившего меня волнения я утратила способность видеть, наблюдать, соображать; как сноп подкошенный упала я к ногам его, положила голову на колена его, выплакала и высказала всю душу свою.

То была исповедь всей жизни моей; как на ладони представилась она мне, жалкая, одинокая, какая-то темная; все, что обмануло меня, чему изменила я, – все это представилось открывшемуся внутреннему взору моему в новом освещении, в новой оценке; помню с какой горячей искренностью обнажала я всю свою изболевшую, исстрадавшуюся душу пред темным ликом Христа, глядевшаго на меня из угла... и ничего, в сущности, кроме этого взора, я не видела; когда я окончила свою исповедь и обернулась в сторону священника, сидевшего в кресле спиной к свету, то увидела его спящим с страшным красным лицом, и вся поза его изобличала совершенно пьяного человека... Меня он не слушал, да и ему ли я открывала душу свою. Он был свидетелем, изменившим долгу своему, клятве своей, недостойным слугой невидимого Господа, – я же исповедывалась Богу и слушал меня Бог!

Я зашаталась на ногах и не понимаю, как не сошла с ума от столь неожиданного, так безгранично меня потрясшего впечатления. Да полно! И вправду существует ли Бог, а если существует, то, вероятно, подобно людям, издевается над доверившейся ему душой... Да! Он существует! Только сила благодати Его, неисповедимый Его Промысел и охранил эту Ему Одному дорогую душу, а если бы не так, то земная мудрость профессора Корсакова должна была бы восторжествовать.

Более удобный случай для помешательства вряд ли и мог еще представиться... Впечатлительная, измученная жизнью, обессиленная страшной болезнью души, – могла ли бы без Божией помощи выдержать такое ошеломляющее впечатление. Где логика, смысл, могла ли и речь зайти, казалось о Промысле Божием и Премудрости Божией: так должен был путаться среди неразрешимых догадок гордый и вместе такой бессильный человеческий ум, а между тем и смысл глубокий, логика и значение той минуты уяснились впоследствии; теперь же она была роковая.

От резкого моего движения очнулся батюшка и заплетающимся языком велел приехать исповедаться (?!) в 5 час. утра в церковь, к ранней обедне.

Не знаю я, как одолела мой внутренний хаос благодать Божия, но к 5 часам утра я уже была в церкви. Хотела ли я видеть и знать, чем все это кончится, а может быть и просто от полученной встряски у меня утратилась способность соображать – не знаю. Войдя в церковь, увидела я своего духовника, едва державшимся на ногах, сторожа его поддерживали, он видимо был в полном изнеможении. «Сердечные припадки у меня, я умираю», – сказал он, здороваясь со мной. Обедню служил другой, наемный священник, у которого я и причащалась, а по окончании службы, помчалась навестить больного батюшку. Жена его сказала, что доктора опасаются за его жизнь и что эта встреча со мной так его разволновала, что вряд ли он даже выживет. Душа моя до того изнемогла от переживаемых ощущений, что перестала понимать совершающееся. Может он и пьян не был, это я его оклеветала, больного от пьяного не умела отличить, проносилось бессвязными отрывками в моих мыслях; виной всему моя подозрительность, мое недоверие, мое злое к людям отношение.

С этой новой мукой в сердце вернулась я в Москву, поручив надежному доброму другу разузнать подноготную о батюшке и мне сообщить. Письмо не замедлило: «Трудно найти священника хуже, – писал мой знакомый, – не стоило по белу свету разыскивать такого, верно и в Москве бы нашли. Никогда трезв не бывает, а пьяный творит всякие непотребства».

Мысль, что я сама-то не стоила лучшего священника, мне тогда в голову не приходила; к себе была я снисходительна, а к нему требовательна, себе я прощала свою греховную нечистоту, а от него требовала кристальной чистоты. Впоследствии обнаружилось, что его ужасная, душевная нечистоплотность не мешала прихожанам любить в нем доброго, хорошего человека, не мешала и ему всех любить, много добра делать, – тогда как я, сохраняя внешний вид опрятным и изящным, скрывая в клочья изодранные покровы души своей, опустошив эту душу, расточив все ее сокровища и богатства, не простила батюшке слабому его болезни, оклеветала Бога в жестокости и немилосердии и посылала Небу хулу и ропот.

После этого случая здоровье мое пошло совсем на убыль. Доктора послали за границу, оттуда отправили обратно, находя положение – безнадежным.

Становилось очевидным, что медицинская помощь оказывалась несостоятельной. Учебные интересы детей потребовали моего переезда в Петроград, и здесь уже моя болезнь приняла колоссальные размеры. Еще молодая по возрасту, я совсем состарилась, поседела и становилось ясно всем, что катастрофа надвигается. Страдания моей души возросли до предела. Я не могла сидеть дома, мне казалось, что потолок должен рухнуть и меня задавить, я бросалась на улицу и там пугалась чего-то на меня надвигавшегося. Я видела вокруг себя как бы вздымавшияся волны, среди которых бедственно погибали мои дети, а к 7 часам вечера я теряла способность двигаться, меня охватывала неудержимая мучительная дрожь, и я вполне ясно сознавала, что на меня надвигается извне какая-то сила, которая неминуемо меня уничтожит и раздавит, и что мое внутреннее бессилье не может этому противостать. Люди духовного опыта знают, что такая болезнь не что иное, как «одержание» или приражение злой силы, победить которую может только Господь.

В это время кто-то из близких посоветовал обратиться к о.Иоанну Кронштадтскому, известному своей молитвенной силой. Много чудесного о нем рассказывали, и мне указаны были близкие ему два лица, могущие по моей просьбе его привести. Обе эти личности, повидав меня, впоследствии сознались, что не решались даже привесть ко мне Батюшку, боялись с моей стороны каких-либо безумных выходок.

Об отце Иоанне давно я знала; в моей семье даже заочная его молитва подняла с постели к смерти приговоренного ребенка, страдавшего безнадежной формой дифтерита. «Если врачи бессильны, – сказала я в порыве безысходного горя, – то силен Бог помочь, и Он мне вернет мое дитя». Была послана срочная телеграмма о.Иоанну с слезной мольбой о спасении, и ребенок был спасен вопреки приговору врачей. Воспоминание об этом случае и благодарность к лично мне незнакомому молитвеннику не угасла в моем сердце, и я остаток веры и упования вложила в возможность и для себя от него получить облегчение. «Если откажется Батюшка приехать, значит проклята я Богом, – больше спасения нет, и я должна тогда уже насильственно прервать свое мучительное существование». Огонь веры и надежды все еще не потухал. Два раза тщетно мы прождали в назначенные дни Батюшку, он не приехал; настал третий, в моем внутреннем решении – последний. Если не приедет – ждать нечего, все кончено! За полчаса до назначеннаго срока явилась сконфуженная И.О. и объявила, что неожиданно вызвали Батюшку в другое место и стала уверять, что следующий раз уж непременно Батюшка заедет.

«Будет уже поздно», – ответила я, но мои слова были прерваны звонком из швейцарской и возгласом швейцара: «Отец Иоанн Кронштадтский...»

Помню, что кубарем слетела я с лестницы и, упав к ногам входившего в прихожую Батюшки, кричала задыхаясь: «Не стою, я не стою, чтобы вы перешагнули порог жилища моего». «За такое смирение и веру – все хорошо будет», – раздался его звонкий, светлый, ласковый голос.

Потеряла ли я затем сознание или притупилось оно во мне, но дальше я уже себя помню лежащей около молящегося пред образами на коленях Батюшки, ни слов его, ни молитвы – ничего не помню, кроме внутреннего своего вопля к Богу: «Спаси, спаси, ведь я же, все-таки, создание Твое».

С колен я поднялась совершенно здоровой; и вполне ясно ощущала, что как что-то вошло в меня благодатное, светлое, светлое...

«В пятницу 26-го – вы у меня причаститесь в Леушинском подворье в день Иоанна Богослова – Апостола любви и веры», – сказал, прощаясь со мной, Батюшка. Приготовьтесь. А это случилось 21 сентября 1899 г.

О вечно памятный, счастливый день!

Возвращаясь иногда к прошедшей своей жизни, перебирая в памяти своей отжитое, только этот один и светит, его бы только и хотела вернуть.

На другой день проснулась я обновленной и возрожденной – сама на себя дивясь. Я ли это? Ни страха, ни тоски, ни смятения, ни страдания – все исчезло, при свете одного только луча Божьего милосердия к грешнику. Я стала радостно готовиться к великому дню. Накануне 26-го, по приказанию Батюшки, я пошла на исповедь к его племяннику о.Иоанну Орнатскому. Если моя исповедь в город Т. была огромного значения как подведенный итог жизни, как оценка самой себя, то эта вторая исповедь совершенно отделила прошедшее от будущего, вырыла непроходимую между ними пропасть. Я себя беспощадно осудила, обнажила все язвы своей души, отреклась от себя и предала себя Промыслу Божию, Его спасительному обо мне попечению. Я Ему волю свою вручила! Господи! Вот я какая, смотри на меня, хуже и найти нельзя, но в Твоей власти меня очистить, возродить, сделать из грязной и черной – светлую и прозрачную.

Я поверила Богу, а Он никого не обманет!

На другой день после Причастия я подошла ко кресту. Пристально вгляделся в меня Батюшка, мне одной дал три раза поцеловать крест с какимто особенным проникновенным взором. «Хорошо теперь тебе, голубушка моя. Ну вот и береги теперь душу свою». Я получила такое впечатление тогда, будто он какую-то печать на меня наложил, и что много крестов придется поднять по его благословению. Так воистину и случилось.

Умер внезапно муж, с его смертью утратилось все внешнее благополучие, стало грозить нищенское существование. Учебные годы подраставших детей совпали с годами революционнаго движения и были чреваты крупными недоразумениями и даже опасностью для их жизни, и наконец стряслось самое величайшее горе – погиб сын мой, юноша 19 лет, в страшном Цусимском бою, и я целый год не могла узнать об его участи. Дорогой отец Иоанн поддерживал, ободрял и укреплял меня все время силой своего духа.

Вскоре после моего возрождения и знакомства с Батюшкой, еще задолго до смерти мужа, как-то неожиданно для меня самой, воскресла в памяти фигура немощного священника из Т. «Вот бы свести его с Батюшкой, – пришло мне на ум, – авось и его исцелит Господь за праведные молитвы своего слуги. Может, только для этого и скрестились на мгновение пути наши». Мысли эти все чаще и неотступнее меня преследовали, и я наконец решила написать без всяких обиняков. «Вы свет мира и соль земли, –писала я, – а как-то светите вы? В какой соблазн вводите паству вашу, оскорбляя Бога, пренебрегая интересами вверенного вам стада; приезжайте непременно, доверьте вашу немощную душу Батюшке о.Иоанну, за его молитвы – исцелеете». «Не могу обращаться к другим в деле, где сам себе помочь должен», – ответил он.

Но я не унималась, внутренний голос убеждал меня настаивать, и снова я написала и назначила даже день приезда, обещая, что служить он будет совместно с Батюшкой, которого уже просила усердно молиться о погибающей его душе. И когда наступил день, мною назначенный для его приезда, я впала в безграничное волнение.

Прошло все утро в ожидании тщетном, и я, разочарованная, ушла из дома по делам. Каков же был мой восторг, когда по возвращении узнала от швейцара, что меня ждет приезжий священник. На крыльях радости влетела я в квартиру.

На встречу мне поднялась знакомая фигура о. Сергия, но до того зловещая, мрачная, что от страха сжалось сердце мое. «Ну вот я приехал, сам не знаю зачем», – начал он, не здороваясь и не благословляя.

«Ну и слава Богу, – воскликнула я, – сейчас поедем разыскивать о.Иоанна».

«Да нет, не надо, – перебил он меня, – чего спешить, может и не стоит никого тревожить, и так обойдется дело. А все же страшные вещи случились с тех пор, как получил я ваше письмо. Прежде всего, то была первая ночь за 25 лет, что я заснул и не просыпался, а то, и не поверите, какая мука. Проснешься с 2-х часов ночи и тянет пить, а я уж как не грешен, а пьяный не служил, не оскорблял хоть этим Бога. Бывало, едва уж и службу дотягиваю, и начинаю-то что ни есть раньше, либо за себя найму, – а пьяный никогда не служил, – а тут, да утром трезвый встал, прямо самому себе на удивление. А затем думаю. Как же ехать, денег нет даже ни копейки лишней. Взмолилась тут жена, говорит: «Достанем!» Нет, говорю, – в долги не полезу, а сам рад, что помеха нашлась; да вдруг, откуда ни возьмись, пришли жене деньги после покойного митрополита Московского 200 р.; он ей был родственник, отговорки и нет. Смотрю, на счастье, – новая помеха. Юбилей 200-летний город справляет, меня архиерей, как заслуженного протоиерея, назначил в сослужение – вот думаю и не пустят, – опять слава Богу! А все же для очистки совести пошел проситься. «Хочу, мол, в Кронштадт ехать, такого-то числа служить буду с о.Иоанном», – а сам внутри себя посмеиваюсь: «Как же, пустит тебя!» А архиерей-то был почитателем Батюшки. А тут уж и последнее чудо совершилось. «Такого счастья вас грех лишать, – сказал он, – поезжайте с Богом, да за меня грешного вместе с ним помолитесь». Меня обыкновенно всегда провожают, один я ездить не могу, непременно напьюсь, ну и берегли от сраму-то, а тут некому было провожать, да и дорога стала бы в два дорога, вот и пустили меня на волю Божию – и что ж, доехал, хоть бы единую за дорогу выпил, но уж дольше пожалуй не стерпеть. Я ведь пью много, – понизил он голос до шепота, и лицо его стало ужасным, – мне ведь и бочки мало!!»

Я почувствовала, как дрожь меня всю охватила. «Тогда, помнишь, ты-то была, сказали больной – пьяный был, замертво пьяный, а не больной; а напьюсь – не помню, что и делаю; – низко я, очень низко пал!

«Да знаешь ли, – воскликнул он вдруг, до боли сжимая мне руку, и глаза его точно кровью налились, – случалось и заболеть, чувствую что околеваю, ну и что же? за попом что ли посылать, над Богом смеяться; каяться, чтобы завтра сызнова начать, нет думаешь, – собаке собачья и смерть».

Больше я уж не в силах была выдерживать этой страшной исповеди, мою всю внутренность трясло, зубы стучали, как в лихорадке, и я не могла глядеть больше в его, сразу как бы охмелевшее, ужасное лицо.

– Едемте скорее, Бог поможет, я верю, верю, верю, – твердила я в каком-то исступлении и больше всего боялась, чтобы как-нибудь он не отвертелся.

Был ноябрь, на улице гололед, пронзительный холодный ветер продувал насквозь. В легкой кофточке, почти замерзая, я о себе перестала думать, лишь бы удалось его сдать попечению родного Батюшки, лишь бы до него дотащить. Отец Сергий сидел и упорно молчал, изредка вздыхая и что-то бормоча. «Господи! сподоби узреть достойного слугу Твоего», – удалось мне раз услышать. Молилась я внутренно горячо и пламенно. На пристани нам сказали, что по случаю ветра и непогоды о.Иоанн поедет на Ораниенбаум.

По приезде на вокзал я взяла билет для о. Сергия и имея крайнюю необходимость вернуться домой в интересах детей, чувствуя себя от холода и волнения совсем изнемогшей, я, тем не менее, страшно боялась, что в последнюю минуту убежит мой протоиерей, и весь мой труд пропадет даром.

Подвела я его к стоявшему на платформе образу и сказала; «Клянитесь мне высоким достоинством священника, что вы не убежите, что дождетесь Батюшку, иначе я останусь, рискуя совсем заболеть». «Даю вам страшную клятву пред лицом Бога, что не уйду; я уже поборол в себе желание бежать, ступайте с миром», – сказал он твердо и спокойно. Прошло целых томительных три дня, волнение мое возрастало, мне все мерещилось; либо он умер, либо убежал, невзирая на клятву.

Наконец, на третий день вечером, раздался звонок, мое сердце затрепетало, и я, опередив прислугу, бросилась к входной двери: у ней стоял весь сияющий, лучезарный о. Сергий. Истово помолившись на образ, благословив меня, он глубоко посмотрел мне молча в глаза: «Если бы я не был священник и протоиерей, поклонился бы я тебе в ноги и целовал бы их за то, что ты для меня сделала...» Дорогие, святые слова эти сохраняю я в сердце моем, уповая, что за его благодарные молитвы и меня Господь помянет в час моей смерти.

И рассказал он мне, как ехал с Батюшкой в купе, как тот вспомнил, что уже о нем молился. Картина отбытия поезда, толпа бегущих сзади людей, бросание записок с мольбой «помолиться», – все это уже с самого начала поразило своей необычайностью впечатление его; он сразу понял и взвесил, какую силу имеет истинный священник Господа Бога и каким он должен быть.

Отец Иоанн молчал. Молился или дремал; на пароходе он неожиданно взял о. Сергия за руку и повел его к носу парохода. Публика попряталась в каютах, так как необычайной силы ветер бушевал и грозил сбросить в море смельчака, который бы решился с ними побороться. Палуба была пуста. Отец Сергий, ухватившись за протянутый канат и нахлобучив шапку, едва пробирался за батюшкой, который шел впереди свободно без шапки, с развевавшимися волосами, с распахнутой шубой. «Ну вот, отец протоиерей, – сказал он, останавливаясь, – Бог, очистительная стихия и я, – мы слушаем тебя». И упал к его ногам бедный грешник, имея только одно желание в сердце – умереть у ног его. И припомнилось мне, слушая его, как когда-то, по странному совпадению, и он мне сказал те же слова: «Бог, мать ваша и я – мы вас слушаем»; думал ли и он в свою очередь услышать те же слова – к нему обращенные. Вскоре после этого события о. Сергий заболел гнойным плевритом и случилось, что в это самое время проезжал о.Иоанн через город Т. ко мне в имение; я просила его усердно навестить болящего и вдвоем с владыкой они исполнили мою просьбу, и оба на коленях у его постели молились о его спасении.

«Болезнь твоя очистительная, – сказал батюшка. – Ею Господь и немощь всю твою очистит». И встал о. Сергий после болезни духовно здоровым, прожил после того еще 10 лет, возрастая и укрепляясь духом, и умер горячо оплаканный безгранично его любившим приходом и семьей.

Через полтора года, после моей первой встречи с Батюшкой, я вернулась из имения в Петроград, куда и муж мой должен был вскоре приехать из города Ч., где он служил; устраиваясь на новой квартире, я ждала приезда мужа, чтобы пригласить Батюшку освятить наше жилище. Знавшие деятельность о.Иоанна помнят, как трудно было и вообще-то добиться его приезда, но чтобы это могло быть неожиданным, случайным, нежданным, казалось и во сне бы не приснилось. Была суббота, все дети собрались домой из учебных заведений, зашел случайно с женой и сыном брат мужа; ничто, казалось, не предвещало удара из безоблачного неба, когда была подана срочная телеграмма, извещавшая о внезапной и безнадежной болезни мужа. С ним случился удар, мое присутствие требовалось немедленно. Трудно описать растерянность, подавленность всей семьи; зловещее молчание сразу воцарилось, мы еще не опомнились от неожиданного потрясения, когда раздался в передней звонок и вошел отец Иоанн Кронштадтский, и это в субботу, в час всенощной, нежданно и негаданно!

«Узнал, что ты приехала, ехал мимо...» – раздался его дорогой ласковый голос. Боже мой! Не сон ли это? Через минуту я уже была у ног его; спасительные, облегчающие душу слезы лились из глаз, когда я подавала ему только что полученную телеграмму. «Успокойся! Вот и я с тобой в твоей скорби; будем молиться». И в спальне моей, пред образами, окруженный так случайно собравшейся во всем своем составе семьей мужа, горячо молился о.Иоанн о болящем страдальце, одиноко умиравшем за тысячу верст от семьи. Как бы отходную прочел ему в молитве своей, столь нами всеми чтимый, обожаемый Батюшка, и верю я облегчению моему бедному мужу в страшную минуту исхода его души. «Молитва Батюшки заменила отцу исповедь и причастие», – сказал мой второй сын моряк, и по странному совпадению в свою очередь получил ту же милость от Бога; ибо в день и час его гибели в Цусимском бою и о нем молился Батюшка, и ему, вероятно, также облегчил страшный час его смерти.

«Не проси для него жизни, – сказал мне Батюшка, – а благой и промыслительной о нем воли Божией».

Теперь и я уже своим опытом знаю, что не следует своей воли и своего желания противопоставлять Промыслу Божию. Этого самого сына и выпросила я у Бога своей материнской скорбью, когда после приговора врачей обратилась телеграфно к о.Иоанну с мольбой о его спасении. Тогда он был спасен, а для чего, чтобы спустя 15 лет, пройдя через горнило учебной страды и много других страданий детской души, в расцвете сил и жизни, умереть самой страшной смертью, выпавшей на долю броненосца «Наварин».

Трудно, конечно, не понять и не поверить, читая эти воспоминания, как беспредельно дорога, священна, для всей семьи нашей память отца Иоанна Кроншадтского, этого светлого, доброго гения скорбящих, безнадежных и унывающих. Величайший из величайших людей был отец Иоанн Кронштадтский.

Все великие подвижники духа спасались в пустыне – бежали от людей. Отец Иоанн был обречен никогда не иметь часа отдыха и покоя».

Одновременно с брошюрою В.Т. Верховцевой я получил книгу, напечатанную в том же 1917 году, о новых чудесах о.Иоанна, совершившихся за время 1908–16 годов, то есть уже после смерти Батюшки. И эта книжка, вероятно, известна лишь немногим, а в ней описано 97 чудес. Я выпишу лишь очень немноге.

Об одном из чудес написано выдающимся лицом, б. ректором Казанского университета, а потом – ректором Петроградской духовной академии, в сане епископа. При постриге в монашество ему было дано имя Анастасий (фамилия – Александров). Я знал его и лично еще в мирском звании профессора. Это был весьма скромный человек, очень деликатный к людям. Вот он и написал о чуде над собой, совершенном по молитвам о.Иоанна; но по смирению даже не подписал своего имени. Переписываю его заявление в сокращении.

Книжка эта носит заглавие: «Милость Божия, по молитвам о.Иоанна Кронштадтского». Издана Иоанновским Женским монастырем на Карповке, в Петрограде в 1917 году (с. 138). «Дивен Бог...»

«Дивен Бог во святых Своих.

Не смею молчать о великой милости Божией, явленной на мне, грешном, Господом. Верю, что все это было по молитвам глубокочтимого пастыря, Батюшки отца Иоанна Кронштадтского.

22 года тому назад, в мае месяце 1894 года, в городе Казани пронеслась радостная для всех религиозных людей города весть, что великий Кронштадтский молитвенник, в Бозе почивающий теперь, приснопамятный Батюшка, отец протоиерей Иоанн Ильич Сергиев, скоро прибудет в этот город.

Одно благочестивое семейство, именитые граждане города, приглашают Батюшку к себе в дом. Знакомый с этим семейством, давний, хотя и заочный, – ибо ни разу не видел Батюшку, – но горячий и открытый почитатель приснопамятного благодетеля Кронштадтского и всей России, я одним из первых узнал об этом предстоящем, радостном для города событии, и был приглашен присутствовать в благочестивом семействе, имевшем великое утешение принимать дорогого для всех Батюшку у себя. Глубочайшее уважение к о.Иоанну, а вместе с тем и какой-то приятный страх великого почитания к светлой личности и высокохристианской деятельности этого всеми почитаемого пастыря овладели мной, и я как-то даже сразу испугался радости приглашения быть с Батюшкой, чувствуя свое недостоинство пред величием имени и подвигов приезжающего дорогого гостя. Душой стремясь быть в этот великий день в счастливом доме, я в то же время чего-то очень боялся, удерживался и даже спешил прямо уже отказаться от великой и высокой чести посещения этого, радовавшегося неземной радостью по случаю приема Батюшки знакомого семейства. Однако, все же сильно тянуло меня к нему: хотелось хоть немножко пожить тем святым настроением, которое есть в людях, видевших, беседовавших и принимавших у себя дорогого гостя-молитвенника. Но страх недостоинства опять брал перевес, и я то соглашался, а то наотрез отказывался быть в приглашавшем к себе дорогого Батюшку и меня доме, ссылаясь на благословную вину – невозможность; ибо скоро собирался поехать в обычную по летам для меня поездку из города на вакационное время для работ и занятий научными вопросами... Я стал уже готовиться к отъезду. Но Господь устрояет наши пути, – вдруг я заболел. Болезнь моя признана серьезной. Проходят дни, недели, уже наступает начало июня... Приходит весть, что Батюшка о.Иоанн скоро прибывает... Мое здоровье, по милости Божией, вдруг и быстро поправляется, как бы нарочно к приезду Батюшки. По совету врачей мне уже разрешено вставать и даже немного выходить на воздух... Это было как раз накануне приезда в Казань о.Иоанна! Утром в тот самый день, никому у себя не говоря ни слова, не сообщая ничего предупредительного также и членам этого семейства, где должен быть о.Иоанн, – я собираюсь с силами, без всякого разговора, тайно являюсь туда, прямо черным ходом; прося и прислугу никому не говорить, дабы о моем присутствии никто не знал. Остаюсь я в дальних комнатах так, чтобы мне только слышать молебен и хоть немного взглянуть на никогда мною не виденного дорогого пастыря-молитвенника, взглянуть, когда он будет молиться за нас, грешных, предстоящих и молящихся. Сижу в полном уединении, вдали от всех присутствующих и ожидающих в приемных комнатах Батюшку, никем не замеченный, и прислушиваюсь издали к шуму святого ожидания. Прибыл Батюшка. Настало время молитвы. Молебен совершается дорогим молитвенником; тут же и местное городское духовенство... Молебен кончен. Всех Батюшка подпускает ко св. кресту... Батюшка вдруг на мгновение останавливается, направляет свой взор в сторону комнаты, где никому неизвестный был я; и вопрошает: «А что же профессор-то не идет ко св. кресту?» Все удивлены, не зная о ком говорится: какой профессор, где он, кто он?! «А вот он там, далеко в комнате», – был ответ Батюшки, с указанием на ту далекую комнату, где никому невидимым и неизвестным оставался я. Пораженный всем слышанным и виденным в данную минуту, я должен был появиться. Решительно после этого показываюсь я в зальную комнату, неожиданно для всех, даже для хозяев. При общем недоумении прохожу из дальних комнат прямо к Батюшке и подхожу, чтобы приложиться к св. кресту, бывшему в руках у Батюшки о.Иоанна. Батюшка допускает; но ласково и снисходительно, повторяя несколько раз слова, говорит: ах, какой же вы, что это не хотели подойти ко св. кресту! А ведь сами будете со временем других допускать». В смущении, сознавая свою виновность, я что-то изъяснял высокочтимому пастырю в свое оправдание; но он мало обращал на это внимания и только настойчиво повторял свое: «А ведь сами со временем будет допускать других ко св. кресту. Да, будете!..» Следовали мои возражения: «Как же это так? я ведь светский человек, никогда не мыслил об этом и не готовился, занимаюсь иным делом, собираюсь работать в своей области и еду в путешествие...» А на все было его доброе благословение и ласковое замечание: «Я знаю. И Бог благословит вас; но вот сами будете других допускать ко св. кресту. А вот теперь не подходите?»

Пристыженный таким дорогим вниманием Батюшки, я, грешный, каюсь, в то время имел одно желание: скорее бы, приложившись ко св. кресту, уйти незаметно в сторону. Но дорогой молитвенник пригласил меня даже с собой к чаю и трапезе. Кончился прием. Батюшка Кронштадтский отбыл от добрых моих знакомых, а потом уже – и из нашего города. Я, чувствуя себя совершенно здоровым по молитвам и благословению Батюшки, поехал исполнять свой летний план. Вернулся я осенью и начал свою обычную служебную и учебную жизнь.

Шли годы, я работал занимался своей наукой; ездил, куда и когда Господь благословлял меня, по своим делам. Батюшку о.Иоанна я более уже не видел. О свидании с ним, однако, я все же всегда глубоко памятовал; но о возможности исполнения его слов, сказанных во время беседы, бывшей летом 1894года, не помышлял, и почти даже забыл и думать.

20 декабря 1908 года скончался приснопамятный Батюшка о.Иоанн. По делам службы в это время я был в Санк-Петербурге, ныне Петрограде. Душевное желание и стремление мое повлекло меня посмотреть в Петрограде на погребение дорогого Батюшки. Как раз во время прохождения погребальной процессии через мост на реке Карповке я стоял недалеко от моста, как сторонний светский зритель, умиляясь видением величественной и дивной ленты погребального шествия духовенства и массы народа богомольцев.

Прошли еще некоторые годы моей жизни; и 7 июля 1911 года святые слова Батюшки о.Иоанна сбылись – монах, по милости Божией; молюсь премилосердному Господу, глубоко почитая память глубокочтимого всеми Батюшки, молитвенника Кронштадтского, в его дивной обители на Карповке; с умилением припадаю сам к подножию Креста Христова и других допускаю.

Летом 1913 года я сильно заболел. Врачи определили расширение вены левой ноги. Страшные боли внутри, а затем и наружные проявления в виде разрыва кожи и сосудов с кровотечением на поверхности больной ноги, соединившиеся с окружающей больное место экземой, делали мои страдания ужасными. Лечившие меня доктора предлагали всякие присыпки, смазывания, бинтования, резиновые чулки... А болезнь все продолжалась и становилась невыносимой...

Видя дивную помощь Божию вообще, по молитвам Батюшки о.Иоанна, а в его обители особенно, памятуя его прежние предвещания моего настоящего служения Церкви Божией, я решил в своей болезни прибегнуть только к молитвам доброго дорогого утешителя всех скорбящих.

Под 19 октября 1913 года, накануне дня Батюшки о.Иоанна, служил я преп. Иоанну Рыльскому всенощное бдение в Иоанновской обители; прочитал рукописный акафист преподобному угоднику Божию. А после отправил панихиду на могиле Батюшки. Болевшая, всегда бывшая в бинтовой повязке, моя постоянно влажная прежде больная нога оказалась совершенно сухой. То же было и на другой день утром, затем вечером и т.д. И снятая уже через несколько дней повязка показала полное заживление места болезни и отсутствие экземы. Нога оказалась здоровой, на месте прежних страданий только остались следы в виде шрамов...

Мы же благодатию Божиею хвалимся и веселимся, воспевая песнь победную сотворившему дивная чудеса, в Троице славимому Богу Отцу и Сыну и Святому Духу ныне и присно и во веки веков. Аминь».

Достойно памяти, ради высокого сана свидетеля и благочестивой жизни его, и другое свидетельство о подобном же чуде исцеления ног.

«Прошло уже около 6 месяцев после того дня, в который Господь явил надо мной, грешным, милость Свою по молитвам приснопамятного отца Иоанна, Кронштадтского пастыря. Назад тому около пяти лет у меня появился на одной ноге сухой лишай, превратившийся потом в экзему. Экзема скоро перешла с одной ноги на другую. По совету доктора были употребляемы против этой болезни лекарства, которые облегчали болезнь, успокаивая на некоторое время зуд, но не исцеляли болезни. Сухая экзема превратилась в мокнувшую, переходила с одной части тела на другую, со ступней ног на голени, оттуда подымалась все выше и выше; переходила потом на руки, на спину; особенно беспокоила болезнь ночью; нужно было вставать в полночь, снимать бинты, старую мазь стирать, снова намазывать и бинтовать. Так было до 20 декабря 1913 года. В этот день – как день кончины блаженной памяти о.Иоанна – я приглашен был служить литургию в Иоанновском монастыре, где погребено тело пастыря и молитвенника, достойно чтимого и по смерти.

После литургии была отслужена, по обычаю, и панихида в склепе, где помещается гробница почившего. С этого дня началось мое освобождение от мучительного недуга. Во весь день и вечером не потребовалось обычных лекарств. Ночь прошла спокойно без помощи мазей. Следующий день также. К ночи хотя и были приготовлены обычные снадобья, но они уже не понадобились. Тогда мне понятно стало, что со мной совершается чудо Милости Божией, по молитвам того, кто еще при жизни уже прославлялся за чудодейственную силу молитв. Прошла неделя или две, я опять был у гроба моего целителя, чтобы благодарить Господа за угодника Его, которому дана сила недуги исцеляти.

С 20 декабря 1913 года до сего дня я не употреблял никаких лекарств против одержавшей меня болезни; все склянки, банки из-под лекарств, бинты и проч. остаются теперь как памятники той болезни, от которой я избавлен по молитвам приснопамятного о.Иоанна.

Сему верю и исповедую во славу Бога, дивнаго во святых Своих.

Макарий, Митрополит Московский. Июня 28 дня 1914 года».

А при чтении нижеследующих чудес я сладко ныне плакал слезами веры – хотя и не первый раз перечитываю эти умилительные строки очевидца, о. игумена Георгия (письмо от 29 ноября 1911 года).

«19 июня 1908 года утром мы ехали по реке Великой Двине, Вологодской губернии. Батюшка пожелал отслужить литургию в попутном ближайшем храме, как вдруг густой дым начал застилать наш путь и чем дальше, все больше и больше, так что невозможно было оставаться на палубе. Капитан заявил нам, что дальше ехать опасно. Тогда Батюшка стал упрашивать капитана: «Хоть потихоньку, но поезжай дальше». И, действительно, как поехали дальше, дым стал меньше и на берегу мы увидали вдруг церковь, Батюшка перекрестился и сказал: «Вот и слава Богу, теперь отслужим обедню». Когда мы пристали к берегу, то мне Батюшка и говорит: «Отец Георгий, поднимись на гору и попроси у священника разрешения отслужить». Батюшка всегда так поступал. Я поднялся на гору. Вижу село, но народа никого нет; зашел в дом священника, поискал, нет никого, зашел в другой домик к просфорне, тоже никого нет, только нашел в горшке просфоры. Я возвратился на пароход и сказал Батюшке, что никого нет. Он меня опять послал и велел на колокольне дернуть за веревку колокола, что я и сделал. Подходит ко мне какой-то мужичок и удивляется, что монах звонит. Спросил он меня, кто я? Я ему сказал и объяснил, что приехал Батюшка и желает отслужить обедню. Этот мужичок, оказавшийся сторожем церкви, растерялся и не знал, что делать от радости. И говорит: «Церковь я вам отопру, служите, но нашего батюшки нет, и в селе никого нет, все ушли на пожар». Оказалось, здесь около трех месяцев не было дождя и была сильная засуха. Мы поднялись с Батюшкой в церковь, начали служить утреню. Народа ни души, кроме тех, кто приехал с нами на пароходе. Начали обедню. Вдруг приходит местный священник и, обрадованный неожиданною встречею с Батюшкой, стал просить его помолиться о дожде. Батюшка согласился и, обратившись к народу, сказал: «Православные! Давайте вместе молиться, чтобы Господь дал дождь». К обедне начал собираться народ, и церковь стала полна. Все пришли прямо с пожара запыленные, загрязненные, и священник их вместе с ними; им представилось, что и их село горит, но, когда прибежали в село и узнали, в чем дело, то радость их я не могу и описать. Во время причащения стали находить тучи, я и говорю Батюшке: «Кажется, дождь собирается», а он мне и отвечает: «Слава Богу, верно Господь услышал молитву православных». Когда мы окончили обедню и пошли к священнику пить чай, то уже дождь порядочно стал накрапывать, но, когда от священника пошли на пароход, то нас уже промочило. И вот тут-то нужно было видеть, как нас провожал народ: бросался в воду, хватался за пароход, пел тропари... Словом, каждый изливал свою сердечную благодарность, как умел, за такую великую милость.

Описанное произошло в себе Ягриж, Вологодской губ., и всецело должно быть объяснено милостью Божией по молитвам Батюшки.

Второй случай произошел 20 июня.

Приехали мы в 7 час. утра в Великий Устюг, Вологодской губернии. Матрос не пустил нас к казенной пристани и показал общественную пристань, но так как нас никто не ждал, то причала с нашего парохода принять было некому, и мы должны были потихоньку пристать, чтобы свой матрос мог соскочить и принять наш причал. Когда мы с Батюшкой вышли на берег, то тут стояла одна лошадь, запряженная в телегу для приема товара. Мы наняли мужика и, когда поехали к соборной церкви праведного Прокопия, то торговцы шли отпирать магазины и невольно обращали внимание на нас, как на приезжих. Я заметил, что, некоторые узнавали Батюшку и отдавали приветствие. Когда мы приехали в собор, то очередной священник читал входные молитвы. Когда Батюшка с ним познакомился, то мы присоединились помолиться вместе. Батюшка, по обыкновению, совершал проскомидию, во время которой пришел в алтарь молодой человек в гимназической форме и убедительно попросил Батюшку помолиться о его болящем отце, а после литургии пожаловать на квартиру – посетить больного. Батюшка отказался и сказал: «Я и так помолюсь, но разъезжать нет времени», спросил, как зовут отца; тот сказал, что Лев. После обедни этот молодой человек опять начал просить Батюшку зайти, но Батюшка опять отказался. И когда после обедни мы с Батюшкой были приглашены откушать хлеб – соль к церковному старосте, то этот молодой человек опять явился с тою же просьбою. И на этот раз Батюшка отказал. Когда мы собирались ехать на пароход, нам был подан приличный экипаж, провожал нас исправник и становой, а молодой человек побежал сзади нашего экипажа. Тогда исправник сказал Батюшке: «Вот дом того молодого человека, который просил вас зайти». Батюшка ответил: «Если мимо едем, то зайдем, а я думал, что он хочет нас завести на край города, а мне время дорого». Когда он проговорил эти слова, то исправник сказал кучеру, чтобы он повернул в ворота. Когда мы пришли в дом, то у них было уже все приготовлено для водосвятного молебна, и больной сидел на диване. Батюшка спросил о его болезни. Оказалось, что лошадь сильно ушибла ему ногу, он не обратил внимания, благодаря чему болезнь дошла до такой степени, что врачи отказались лечить и рекомендовали отнять ногу и ехать лечиться в Крым. Но больной средств не имел и просил Батюшку помолиться. Еще надо заметить, что больной не мог совершенно ходить, и даже на костылях с великим трудом привставал. Тогда Батюшка обратился ко всем собравшимся с просьбою, чтобы все помолились за болящего Льва, и начал служить водосвятный молебен. После молебна говорит: «Покажи, где болит». И когда тот показал больную ногу, то без ужаса нельзя было смотреть: совершенно одна кость да жилы, мясо все отгнило. Батюшка и говорит: «Ах ты бедный Лев; веруй в Бога, Господь тебя исцелит». Взял чайную чашку, почерпнул святой воды и давай сам ему мыть ногу; руки перепачкал в крови и гное. Потом вымыл руки и присел откушать хлеба-соли. Когда мы стали прощаться и пошли к экипажу, то больной Лев вдруг встал с дивана, костыли отложил в сторону и говорит: «Батюшка, я совершенно здоров, благодарю Бога и вас за молитву», и затем он свободно проводил нас до экипажа, а раньше 6 месяцев не мог с места двинуться. Это все произошло при многочисленном стечении народа.

Третий случай исцеления произошел 6 июля в селе Вонга, Рыбинского уезда, Ярославской губернии, в церкви Михаила Архангела, в воскресный день. Этот день службы был всем раньше известен, и прибыли помолиться богомольцы из ближайших сел и из г. Рыбинска.

Масса духовенства и интеллигенции. Церковь не вмещала всех молящихся, и служило нас 13 человек. Всю обедню сильно кричала одна бесноватая послушница из Мологи, из Афанасьева женского монастыря, Евдокия Емельянова Крутикова. Кричала она так сильно, что своим криком нарушала благочиние Божественной службы. Мы, священнослужители, все смотрели на Батюшку и ждали, что он вот-вот скажет: «Уберите крикунью». Но – нет, он молчит и служит так, что никто не посмел заявить Батюшке об этом. Когда вышли со Св. Дарами и диакон провозгласил: «Со страхом Божиим и верою приступите», то больная стала кричать еще сильнее. Тогда Батюшка велел подвести больную, Св. Чашу велел взять мне, а урядник, стражник и крестьяне стали подводить больную.

Я не могу объяснить всего на бумаге, что происходило с болящей, когда подвели ее к амвону. Она стала так сильно биться, что пришлось положить ее на пол. Она вертелась, как змея, лицо так обезобразилось, что страшно было смотреть, а живот надувается, сила является нечеловеческая. Такой бесноватой мне никогда не приходилось видеть. Батюшка стал против нее и начал ее благословлять, больная стала еще сильнее биться и кричать; тогда Батюшка повелительным и твердым голосом сказал: «Повелеваю тебе, душе нечистый, именем Господа нашего Иисуса Христа, выйти из сего человека». Эти слова он произнес три раза; после этого больная стала тише, успокоилась и сделалась, как мертвая, лицо приняло нормальный вид. Батюшка наклонился, покрыл ее епитрахилью. Больная была в забытии минут 5. Потом Батюшка велел ей встать. Она проснулась – вся измученная, смотрит и не узнает, перед кем и где она, встала на колени, руки сложила и говорит: «Ангел ты мой, как ты сюда попал?» Батюшка опять ее спрашивает: «Желаешь ли причаститься?» Она говорит: «Как не желать, Батюшка, но я не приготовилась». Тогда Батюшка говорит: «Приступай с верою!» и причастил ее Святых Таин Христовых. Надо было обратить внимание на Батюшку о.Иоанна, а именно, какая в лице его происходила перемена. Это мог наблюдать только тот человек, который с ним часто служил Божественную Литургию. Во время пресуществления Святого Тела и Крови Христовой лицо его принимало не обыкновенный человеческий вид, а какой-то особенный, необъяснимый, так что когда видишь его в таком божественном и молитвенном настроении, то невольно является в душе радость и желание чистосердечного настроения. Надо заметить, какое было напряжение у всех предстоящих в храме, и что они ожидали. Тишина абсолютная, и внимание самое напряженное. После исцеления больной (она страдала пять лет), у всех предстоящих появилась радостная и благодарная улыбка. Бывшая больная проводила нас до Нижнего Новгорода. С ней больше не повторялось беснования.

Меня Господь привел познакомиться с дорогим Батюшкой через покойного о. Геннадия, на закладке храма Леушинского подворья, в Петрограде, на Бассейной улице. Тогда я Батюшку видел первый раз в жизни. После закладки гости были приглашены матушкой-игуменией на чай, но я не посмел идти с гостями и остался в пустой комнате, в надежде получить благословение от Батюшки после чая. Когда все кончилось и гости разъехались, вдруг Батюшка входит в комнату, где я его ожидал, подходит ко мне и говорит: «Здравствуй, о. Георгий!» Я так был удивлен, что он меня, видя в первый раз, назвал по имени. И с этой минуты мое сердце к нему прильнуло. Когда же я стал настоятелем Никифоровской пустыни, то еще ближе сроднился с ним. Никифоровских монахов он даже называл своими монахами, говоря: «мои монахи». Сколько я получил добра нравственного и материального!

Все изложенное сообщаю по чистой иерейской совести и могу подтвердить лично, как непосредственный свидетель виденного и слышанного.

Игумен Георгий».

Назидательно и показание б. неверующего семинариста, после ставшего священником с. Дубовика, Орловской губернии, Тимофея Орлова.

«Если умолчу, то камни начнут вопиять, – начинает он свое письмо». В детстве о. Тимофей был воспитан в страхе Божием, но, поступив в училище, стал постепенно развращаться, и ко времени окончания семинарского курса «все святое было вытравлено» из его души. Поступив затем псаломщиком в село, он начал ужасно скучать: так отразилось на нем сознание всей его непотребной жизни. Он уже отчаивался в милосердии Господа и порешил было лишить себя жизни. Вот в это время и явилась к нему помощь свыше. Он случайно нашел в храме, при котором состоял на службе, книгу о.Иоанна «Моя жизнь во Христе» и, чтобы хоть сколько-нибудь заглушить тоску, начал читать ее. И что же? Каждое рассуждение в этой книге начало «влажно вливаться в его душу». Что он испытывал при этом, нельзя выразить словами, но только несомненно, что под влиянием прочитанного он впервые «вкусил и почувствовал сладость веры». Годы его детства ясно предстали пред ним, надежда на духовное исцеление сразу охватила его, и он тогда же дал обет свято и нерушимо молиться, пока будет жив, о душе «сего светила Церкви Христовой», то есть Батюшки о.Иоанна.

В настоящее время он, состоя уже около пяти лет священником при церкви села Дубовика, чувствует себя вполне здоровым и жизнерадостным, называя Батюшку о.Иоанна своим спасителем. (Из писем о. Тимофея, от 7 февраля 1910 года.)

Утешительно читать о помощи о.Иоанна и по смерти его, подаваемой простым рабочим людям.

«Продолжительная, чрезвычайно жаркая погода и бездождие в окрестностях Петрограда, в июле месяце 1911 года, имели вредное влияние на растительность. Огородники испытывали тревогу, опасаясь больших убытков. Многие из них, по взаимному соглашению, собрались в Петроградский Иоанновский монастырь 25 июля к ранней литургии в церковь, где почивает незабвенный Батюшка отец Иоанн Кронштадтский, и усердно просили милости и помощи Божией. После литургии был отслужен молебен и прочитана молитва с коленопреклонением о ниспослании дождя. В 10 часов утра труженики-земледельцы (проживающие на Выборгской стороне г. Петрограда), вышли из храма Божия, надеясь на ходатайство молитвенника Русской земли, к которому так часто обращались за помощью при его жизни, утешались его молитвами, его благословением, его наставлениями. Что же? Во втором часу дня, в тот же день, над Петроградом пролился обильный дождь и возвеселил лицо земли жаждущей, а после опять более недели стояла такая жаркая погода.

Замечательно и то, что дождь был особенно обильным над Петроградом, а верстах в 14-ти, например, в Парголове, в тот день дождя не было ни капли.

Запись подписана двенадцатью владельцами огородов с Выборгской стороны, Старой и Новой деревни.

А далее я выписываю несколько чудес, произошедших от портретов и книг о.Иоанна. Подобных чудес – особенно от чтения книг его – сравнительно мало, тем более они ценны и поучительны.

«Вот уже третий год, как я, грешный раб, – пишет о себе неизвестный воин (7 февраля 1915 года из г. Луги), – получил исцеление по молитвам дорогого Батюшки о.Иоанна Кронштадтского от болезни, мучившей меня 10 лет».

Болезнь эта – фурункулы (вереда, чирьи), которые с небольшими перерывами появлялись в разных частях тела и ни днем, ни ночью не давали покоя страдальцу. С этою болезнью он был принят и на военную службу. Пользовавший его врач советовал наблюдать за чистотой и опрятностью, говоря: «Веди себя в чистоте, и это пройдет».

Но болезнь усиливалась, появились нарывы на шее (карбункулы), от которых больной не мог даже повернуть или наклонить голову. И в таком-то тяжелом положении он как-то случайно купил портрет Батюшки о.Иоанна и несколько книг о нем. Читая книги, больной узнал о многих чудесах и исцелениях, совершавшихся по молитвам Батюшки, и, решив прекратить всякое лечение, он начал усердно, горячо молиться Господу Богу и просить заступничества Батюшки.

В это время он увидел однажды Батюшку во сне облаченным в архиерейские одежды и с ним несколько других духовных лиц. Через три дня после этого больному стало легче. Теперь, заканчивает свое письмо исцеленный, – «тело мое чисто, нарывов больше нет, я здоров».

Подобное чудо совершилось уже почти над умиравшим.

«Я, – пишет сельская учительница местечка Грицев, Волынской губ., Елизавета Загорская, – выходя замуж, взяла из дому маленький портрет о.Иоанна Сергиева и с тех пор старалась не расставаться с ним. Брат мой, доброволец, умирал, не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, но я положила ему под подушку портрет о.Иоанна, и он просил у него молитв, и выздоровел». (Письмо от 26 декабря 1915.)

Некий почтово-телеграфный чиновник, проживавший в селе Строгановке, Таврической губ., Григорий Григорьевиченко, в большом своем письме свидетельствует о нескольких чудесных исцелениях от болезней в своей семье.

Но я выписываю здесь лишь помощь о.Иоанна, произошедшую от чтения его книг.

«Имея несколько душеполезных книг сочинения о.Иоанна Сергиева, я грешный, по молитвам угодника Божия о.Иоанна, получил несколько исцелений от чтения этих книг.

5 января 1911 года, в 12 часов дня, нашла на меня сильная тоска и досада, и я не знал, что делать. Войдя в комнату, я с горя взял первую попавшуюся в руки книгу: «Мысли христианина» и прочитал несколько параграфов. Во время чтения сей книги я почувствовал себя спокойным и веселым, вышел на двор и спокойно провел до ночи день.

В 1911 году, в мае месяце, я был в степи на работе. В это время у меня разболелась голова, и меня тошнило. В обед, приехал домой, слег я в постель и взял книгу «Мысли христианина», прочитал несколько страниц и почувствовал себя совершенно здоровым. После этого я встал с постели, пошел на работу и работал до самой ночи без всяких болей.

В 1911 году, в июне месяце, во время сильной жары, меня мучила сильная жажда. Я почему-то подумал, что если буду пить холодную воду, то ее буду пить мало, и поставил воду в холодное место для охлаждения. Когда я напился воды холодной в волю, то после этого почувствовал сильную боль в желудке и не мог ни ездить на подводе, ни ходить, и не мог дышать свободно. Когда же слег в постель, я взял книгу – сочинения о.Иоанна Сергиева «Проповеди, том 2-й», прочитал одно поучение и почувствовал себя совершенно здоровым, как будто со мной ничего не было. В конце декабря 1911года у меня заболела голова и болела до недели мытаря и фарисея. Однажды вечером, пред сей неделей, я прочитал своим домашним из книги сочинения отца Иоанна Сергиева тома 2-го «Слово о мытаре и фарисее». Во время чтения сей книги я ясно почувствовал, что от чтения сей книги голова моя перестала болеть. Я не вытерпел и сказал своим домашним, что голова моя от чтения этой святой книги перестает болеть. Прочитав до конца, я почувствовал себя совершенно здоровым и с тех пор голова у меня перестала болеть».

Закончу выписки из этой книжки «Милость Божия» умилительным рассказом об исцелении малютки.

«В первый день Пасхи 1910 года моя племянница, дочь свящ. Старицкого уезда, Ольга Гловина (10 лет), простудилась и легла в постель. По определению врача, больная страдала крупозным воспалением обеих половин левого легкого, простуженных в разное время. Больная в агонии пролежала две недели. Положение ее было настолько отчаянное, что врач и родители ее потеряли всякую надежду на выздоровление. Мать больной сшила уже ей на смерть рубашку. «Но умирать больной, – пишет мне мать, – уж очень не хотелось. Сидишь около нее и видишь: вытащит из-под одеяла ручку и молится; молится и крестик свой – то к губам, то к головке прижмет. Все молилась и просила: Батюшка милый, отец Иоанн помолись за меня!»

И вот ей во сне три раза являлся старец в белой камилавке, в белом одеянии, и ее благословлял. Проснувшись, девочка рассказала матери, что она видела во сне.

После этого видения у всех явилась твердая надежда на выздоровление больной, и больная, действительно, сразу же быстро стала поправляться и теперь вполне здорова». (1 июля 1910 г. свящ. И. Ильигорский.)

* * *