О ламском идолопоклонническом суеверии в Восточной Сибири¹

Все языческие идолопоклоннические суеверия в России издавна признавались терпимыми, потому что всем язычника м дозволялось свободное отправление для себя своего идолослужения. Признавая за всеми языческими суевериями свободу идолослужения, правительство ограничивало ее тогда только, когда находило известные действия вредными для гражданского быта инородцев; вообще же запрещало всякое распространение их между русскими подданными, какой бы они ни были веры или суеверия, и строго преследовало все, что могло полагать препятствие к обращению язычников к православной христианской вере. Во внутренние же дела языческих суеверий ни стеснительно, ни тем менее покровительственно никогда не входило, первое справедливо почитая несообразным с духом христианской веротерпимости, а последнее с требованиями христианской совести. В этом духе составлены все общие законы об иноверцах и их служении в России.

Эти общие законы справедливо прилагались некоторое время и к языческому идолопоклонническому суеверию ламайцев. Но с 1764 г. стали издаваться частные постановления относительно ламского суеверия и лам, часто до того противоречащие, что нельзя было знать, преследуется или прокровительствуется это суеверие в России. Численность лам правительство, по-видимому, постоянно старалось ограничивать; но, сочиняя постановления в этом роде и никогда не осуществляя их на деле, в тоже время другими постановлениями давало самую сытную пищу для размножения ламства и порабощения ему бедных бурат, бывших шаманцев. Были годы (очень недалекие от нас), в которые вместе с законами об ограничении числа лам выходили открытые предписания в пользу ламской пропаганды и сам Хамбо-лама обязывался присягой поддерживать и распространять ламскую веру в России, вопреки коренному закону Российской империи о распространении одной православной христианской веры. Само христианство, говорит опытный исследователь ламства в Сибири архиепископ Нил, ощутило тяготу влияния лам. Из язычников никто почти не решался принимать христианство, боясь ламского прещения. Да и те из них, которые прежде крещены были, не имели покоя. Их гнали, тяготили всеми мерами. И потому семейства новокрещеных представляли странное и грустное смешение. Дети росли идолопоклонниками, имевши родителей-христиан. Отцы и матери, бывши христианами, таили свою веру и выдавали себя за язычников, чтобы только не попасть в когти ламам.

С 1825 г. начались новые предположения и постановления относительно ограничения числа лам и кумирен. Постановления и штаты несколько раз изменялись, а ламы на свободе все множились и множились: в 1825 г. их было 2,632, a в 1842 г. уже 5,545. Наконец в 1853 г. составлено «Положение о ламском духовенстве в восточной Сибири», хотя, вследствие высочайшей конфирмации 15 мая, не внесенное в свод законов, но доселе считающееся законом для ламского суеверия в Сибири.

Вникая в содержание его и соображаясь с последствиями введения его, обнаруживающимися на деле, нельзя не признать, что оно составлено более в духе покровительства ламскому суеверию, чем напротив.

Во-первых, введением положения о ламайском духовенстве правительство приняло на себя обязанность содержать все жреческое сословие в таком довольстве, какого не имеет христианское православное духовенство. Хамбо-ламе дано правительством на содержание 500 десятин земли и законом обеспечена десятая часть доходов от всех 34 дацанов; ширетуй (настоятель дацана) получает 200 десяти и земли и пятую часть доходов от своего дацана; каждый лама получает по 60 десятин земли и известную часть доходов; бандии (вроде наших пономарей) по 30 десятин и свою часть из доходов, и даже ховараки (ученики) по 15 десятин земли. Денежные доходы лам, но положению, составляются из добровольных приношений мирян, от продажи бурханов, образов, молитв, поясов и других предметов церковных ( sic! ), и от продажи хозяйственных произведений. Что еще получают ламы от невольных приношений бурят и от сборов по раскладке на общественников, хотя бы они были христиане, по приказанию языческого начальства, о том говорить здесь не место, хотя и к этим злоупотреблениям отчасти подает повод то же положение. Но что и самая земля в Сибири имеет цену, доказательством служит надел второклассных православных монастырей 60 десятинами н длинная переписка о наделе православных причтов 55 десятинами. Наконец в силу положения о ламском духовенстве, все ламы освобождены от всех повинностей, и сверх того стали награждаться золотыми и серебряными медалями и даже орденами, не за какие-нибудь гражданские заслуги, а единственно за исполнение своих идолослужебных обязанностей, или, как объясняли мне сами ламы, за твердость в вере.

Во-вторых, положением о ламайском духовенстве на христианское правительство возложена забота о поддержании языческих капищ со всеми, находящимися в них, идолами и идолослужебными принадлежностями и даны средства на приношение идолам ежедневных жертв по идолопоклонническому ламскому уставу. На все сии предметы, под общим названием на содержание дацанов, отдана почти третья часть доходов от земель, приношений, привилегированной продажи идолослужебных предметов и проч. Чтобы все капищное имущество хранилось цело и нерушимо, военный губернатор Забайкальской области обязан ежегодно требовать в том надлежащей отчетности. Самой выпиской идолов и других идолослужебных принадлежностей для капищ озабочена Кяхтинская таможня.

Наконец, в-третьих, положением не оставлены без внимания и самое лжеучение, и правила идолопоклоннического суеверия, без утверждения авторитетом правительства, с определением наказания непослушным. – Так по правилам лжеверия ламы не должны иметь отдельной собственности. Как ни вредно это правило в гражданском отношении, давая повод ламам шарлатанством вытягивать последнее достояние у бедного бурята, несущего за лам все повинности, правительство нашло нужным подтвердить его, как будто это было правило исповедуемой им самим веры: ламам предписывается, под опасением наказания, отдать недвижимое имущество, которого нет у кочевых инородцев, в пользу общества, а все движимое, т. е. действительное имущество, в пользу капищ. Равным образом предписывается ламам, по правилу их суеверия, вести безбрачную жизнь, хота разврат между инородцами и распространение любострастной заразы, чему немаловажной причиной служит ламство, также требовали бы совсем противного предписания. Наконец, положивши содержать при Гусиноозерском дацане 55 хавараков (учеников), с отводом на содержание каждого по 15 десятин земли, положение вменило им в обязанность обучаться преимущественно догматам суеверия, чтобы и на будущее время капища не остались без своих служителей-лам.

В чем же состоят ограничения для лам, которыми положение хотело связать эту зловредную корпорацию? – В том же, в чем и для православного духовенства. Во-первых, им воспрещено самовольно умножать свое сословие сверх штата и в штат принимать без согласия общества, к которому ищущие ламства принадлежали; во-вторых, не должно без разрешения начальства выезжать из своих приходов; в-третьих, воспрещено строить молитвенные здания без того же разрешения и, в-четвертых, брать с вымогательством плату за исправление треб. Все это в равной мере требуется и от православного духовенства, с той только разницей, что за исполнением таких ограничений или правил православным духовенством существует наблюдение и они исполняются на деле, а для лам все эти ограничения существуют только на бумаге.

Более ста лет русское правительство писало законы для ограничения ламства, и все они оставались без исполнения, и даже как будто назло, чем больше правительство хлопотало об ограничении лам и их идолопоклонства, тем больше они усиливались. Причина понятна. Как бы правительство ни награждало лам и как бы пи усиливалось дать лучшую организацию их суеверному служению, они не могут не понимать, что их суеверие не может составлять предмет забот правительственных ни в гражданском, ни тем более в религиозном смысле, как религия, чуждая для правительства. Потому, внутренне сознавая незаконность своего суеверия в христианском государстве, они как бы чутьем понимают, что вмешательство в него христианского правительства со своим законодательством совсем неуместно. Тут возможно одно только: совсем не мешаясь во внутренние дела идолопоклоннического суеверия, стараться уничтожать внешние зловредные действия его. Всякое вмешательство во внутренние дела суеверия, как бы оно покровительственно ни было, всегда будет казаться подозрительным и потому, как показывает опыт, только ведет к неприязненным столкновениям и раздражению. В частности, ныне существующее положение о ламайском духовенстве, давши верное обеспечение ламам и их суеверию, для ограничения их и не сделало ничего, кроме голословных постановлений: потому что наблюдение за исполнением ограничений поручено самим тем, которым предписывают ограничения. Все показанные ограничения касаются главным образом хамбо-ламы и ширетуев, по им-то именно и поручено наблюдение за исполнением положения, под непосредственным начальственным надзором генерал-губернатора Восточной Сибири. Местные гражданские начальства наблюдают за исполнением его только по указаниям или руководству генерал-губернатора. Да едва ли бы и повело к чему строгое наблюдение за исполнением положения, когда за все преступления против него полагается обращение в мирское состояние! Если, например, какой-нибудь инородец незаконно принял на себя звание ламы, то какая потеря для него оставить то, что ему не принадлежало? Но значит ли это наказывать вора только отнятием украденного? При том наказание лишением жреческого звания не дает ли право буряту рассуждать, что само правительство чтит жрецов, когда лишение сего звания, или, как говорится в положении, духовного сана почитает наказанием?

Мне неизвестно, что с самого начала делалось для приведения в исполнение положений о ламайском духовенстве, кроме предоставления выгод, дарованных положением. Но спустя семь лет после введения его вот что доносит главному управлению Восточной Сибири член оного коллежский советник Гаупт, в начале 1860 года, командированный для присутствия при выборе нового хамбо-ламы и ревизии селенгинской степной думы: «Обращенные в миряне ламы и досель бреют головы, как прежде, носят ламскую одежду, живут в юртах со своими семействами, исправляют даже у мирян так называемые требы, и на языке штатных лам называются не мирянами, а только заштатными. Противясь таким образом высочайше утвержденному положению, все ламы вообще попирают законы и живут безнаказанно».

О числе сверхштатных лам теперь официальных сведений нет, потому что они пишутся простыни ясачными инородцами, или казаками. Но по неофициальным сведениям известно, что число их не только не убавилось, но и значительно возросло, так что теперь, говорят, насчитывается их по спискам исправляющего должность хамбо-ламы до семи тысяч! Я сам видел лам-детей на руках матерей, также лет пяти, десяти и других возрастов. Некоторые из них носят и красную ламскую одежду, или, по крайней мере, ламскую шляпу (малагай), но большею частью они ходят в простой бурятской одежде: один верный признак отличает их от простых бурят – бритая голова. Размножение ламства главным образом зависит от того, что ламы находят для себя выгодным в каждом семействе иметь члена из своего сословия, чтобы, таким образом заинтересовавши все инородческое население в своем обширном сословии, всех держать в порабощении. Но не сокращения, а увеличения числа лам нужно было ожидать и после издания положения о ламайском духовенстве: постановивши ограничение числа лам только на бумаге, на самом деле оно дало только большую пищу к их размножений. При том богатстве и нравах, какие обеспечило за ламами положение, и при том уважении, каким они пользуются от гражданского начальства, ламство сделалось единственным званием, в котором инородец выходит из толпы, и очень естественно, что всякой отец и мать за счастье почитают хоть одного сына вывести в ламы. Родительские надежды вывести сына в штатные ламы, конечно, редко сбиваются; но, как бы то ни было, это обольщение весьма много усиливает сверхштатное ламство.

О запрещении выходить из дацана и за черту своего прихода без разрешения начальства, ламы как будто бы совсем даже и не знают: разъезжают повсюду совершенно свободно целые сотни и даже тысячи верст, вовсе не боясь лишения своего духовного сана. Особенно часто посещают они отдаленные улусы шаманцев с целью пропаганды между ними, хотя за эту пропаганду полагается более действительное наказание, нежели лишение сана. Сам исправляющий должность хамбо-ламы Чонруи Ванчиков, без разрешения начальства, разъезжает повсюду, как архиерей по своей епархии, окруженный когортой лам и сопровождаемый толпами народа. Прошлой осенью (1862 г.) он совершал такую поездку после моей поездки, с целью произвести на бурят противоположное действие. Он проповедовал повсюду, что настало время, когда ламы должны особенно стоять за свою веру и внушать народу не принимать крещения. Вследствие донесения обо всем этом земского начальства, он возвращен был уже из Нерчинского округа исправлявшим должность забайкальского военного губернатора генерал-майором Кукелем. По определению положения о ламайском духовенстве за поездку без разрешения начальства лама подвергается низведению в мирское состояние; за противодействие христианской проповеди ничего не полагается. Слышал я, что он и после этого делал какие-то распоряжения о неприкосновенности ламской веры, а миссионеры доносили мне, что ламы внушают народу, что они получили предписание от начальства (от какого, неизвестно) запрещающее ему принимать крещение.

О необходимости испрашивать разрешение на постройку и исправление всех молитвенных зданий ламы также мало думают. По штату ламам положено иметь 34 дацана с известным числом молитвенных зданий в самой ограде дацанов. Но проезжайте только от Верхнеудинска до Кяхты, и вы на одной большой дороге (на расстоянии двухсот верст) насчитаете несколько десятков старых и вновь построенных разных ламских молитвенных зданий, под именем бумханов, обонов и др. Можно было бы еще оставить без внимания эту, хотя противозаконную, вольность, если бы ламы строили все бумханы и обоны вблизи своих дацанов, или, по крайней мере, в бурятских улусах, но они ставят их в местах часто очень отдаленных от бурятских жилищ и иногда нарочно вблизи селений новых христиан, чтобы поддерживать суеверие в самых христианах. При селенгинской степной думе не так давно поставлен был бумхан и обон в селении христианском, где не живет ни одного язычника и где теперь стоить христианская церковь, потому что один знаменитый чародейством лама (Цоглин Ванчиков) вычитал в тибетских книгах, что читкуры (злые духи), которым посвящают такие здания, требуют, чтобы они поставлены были именно на этом месте. Бывши в думе, я предлагал тамошним христианам убрать идолопоклоннические здания; по они решительно отказались сделать это из боязни мщения злых духов. Не говорю уже о ежегодных почти постройках внутри самых дацанов, без разрешения начальства, потому что от них не предполагаю особенного вреда для христианства.

Наконец, ограничение относительно добровольной платы за требы было бы уместно, если бы в буддизме действительно были требы. По учению Будды человек спасается не молитвами, а самоумерщвлением, подавлением в себе всего чувственного и милосердием ко всем одушевленным тварям до пожертвования собой: предстательство других тут не может иметь никакого смысла. За неимением действительных треб, ламы относят закон о требах к так называемыми гурумам, которые суть не что иное, как ворожба, гадания и заклинания, отчитывания и начитывания и т. п. Если ламы являются как бы необходимыми членами на родинах, свадьбах и похоронах у бурят, то в том же смысле, как у нашего простонародья на тех же празднествах колдуны или знахари. Когда я спрашивал лам об их требах или гурумах, то они прямо запирались в совершении их, потому что понимали, что мне известно их значение. Значит, законами о требах положение узаконило для лам то, что они сами считают незаконным, как очевидное шарлатанство. Между тем эти мнимые требы таковы, что для самого гражданского блага инородцев давно следовало бы принять самые решительные меры к уничтожению их: потому что они составляют одну из главных причин разорения инородцев. Например, плата за гурумы по случаю похорон восходить до ста скотин, а деньгами до 200 р. сереб. Если же по указанно ламских книг, откроется, что душа покойного направилась не в ту сторону, куда следовало, или требует другой души (т. е. смерти другого лица), то грабительство лам за поправление беды не имеет границ. В Селенгинске, за день до моего туда приезда в прошлом году, один лама продавал последнюю юрту умершего бурята, а прочее достояние его еще прежде расхищено другими ламами; дети же умершего должны жить в чужой юрте и питаться от мира. Если бурят не чувствует нужды в ламе, лама сам укажет ее: он предскажет ему грозящую беду и, чтобы избавить от нее, целые недели станет читать у него книги, разумеется, на всем хозяйском содержании и с приличной платой, или снабдит его разными талисманами и снадобьями, полученными будто бы нз Тибета или даже Индии, за цену, какой стоят такие драгоценные предметы. Иногда лама делает одолжение буряту тем еще, что берег для тайного истребления какую-нибудь понравившуюся ему самому вещь, потому что из книг ему сделалось известно, что от этой вещи не избечь беды хозяину. Сами буряты начинают тяготиться ламскими требами, даже являлись ко мне с просьбой ограничить обирательство лам. Если правительство не примет действительных мер против ламских проделок, едва ли и с нашими бурятами не случится того же, что видим в Монголии, вконец разоренной, главным образом, полчищами лам всех цветов и видов.

Сюда же надобно отнести и прославленное даже в литературе ламское лечение. Если были два-три примера излечения ламой болезней, от которых не могли вылечить наши забайкальские врачи, то тут нет ничего удивительного, судя по подобным примерам лечения простыми средствами нашими простонародными врачами. Медицинские книги лам написаны за тысячу лет и едва понимаются немногими избранными. Для надлежащего понятия о ламской медицине довольно знать, как она разделяет болезни. Главных видов болезней, по учению лам, 404: из них 101 болезнь завысит от злых духов и лечится посредством гурумов; 101 исцеляется диетой без медицинских пособий; 101 врачуется ламскими снадобьями, и 101 решительно неизлечимы.

Главная причина, почему ламское суеверие пользовалось и пользуется особенным покровительством, противным общим государственным учреждениям, заключалась и заключается в неправильном понимании этого суеверия. В уставах духовных дел иностранных исповеданий ламаиты не только не называются идолопоклонниками, но и отличаются вообще от язычников. Зная о ламском суеверии по ученым сочинениям о буддизме, правительство легко могло прийти к той мысли, что оно действительно доныне есть философское учение с той редкой для непросвещенного светом истинной веры моралью, как проповедовал се индийский аскет Шакъямуни (Будда). На деле же, между философским учением Будды и ламским идолослужением едва ли не больше разницы, чем между Св. Писанием Ветхого Завета и бреднями талмуда.

Преемники Шакъямуни скоро поняли, как выгодно для них распространение учения своего учителя, и потому оставивши исключительные аскетические стремления, стали больше всего хлопотать о вербовке в свое общество какими бы то ни было средствами. Сам Будда, образовавши свое аскетическое учение по индийской идее о переселении душ (метемпсихоз), во всем прочем держался народных понятий. И последователи его, преследуя жрецов черной веры (шаманов), не касались самого их заблуждения. Наконец сами облекшись во все оружия шаманов, выгнали их почти отовсюду их же собственным оружием. И теперь мы видим у последователей Будды идолопоклонническое суеверие еще в большем развитий, нежели как оно встречается у гонимых ими шаманов. Как остаток некогда философской школы, у лам сохраняется теперь, обязательное для всех, бессмысленное чтение тибетских книг, которые из семи тысяч лам едва ли и семь человек сколько-нибудь понимают. Самое чтение совершается так, что понимание при этом и не предполагается: обыкновенно берут книгу, делят ее по листочку (в ламских книгах один лист не пришивается к другому) и начинают читать нараспев; кто прочитал свой листок прежде, обязан помогать другим. На мой вопрос о таком процессе чтения ширетуй цонгольского дацана, знаменитого своим собранием буддийских книг, с достоинством отвечал мне, что сила в том, как ударят они книгой по голове: тогда, прибавил ученый лама, все грехи вылетят! Тибетские книги в руках лам служат только для обмана народа: по ним они совершают все свои отчитывания и начитывания, заклинания и гадания, так что без книги лама и не является в юрту бурята. Народ, со своей стороны, смотрит на ламские книги совсем не как на философию или даже учение веры, а как на волшебные книги (чернокнижие), в которых лама может вычитать все прошедшее и будущее всякого человека, лишь бы подольше посидел и побольше получил за чтение. – От аскетизма Шакъямуни у наших лам осталась только безбрачная жизнь, да и та только по видимости. Не говоря о ламах, которые живут теперь в улусах, имея жен, и о ламах, живущих в дацанах, вот что пишет г. Гаупт: «Они начали брать к себе в юрты для прислуги сперва свободных женщин, потом девиц, и держали их не по одной, а по две и по три, размещая их по разным юртам; жили с ними противозаконно, как с женами, и имели по нескольку детей. В ревизских сказках приписывали своих жен и детей к своим братьям или родственникам. Беззаконие таким образом прикрывалось благовидностью и дети их обыкновенно назывались их племянниками и племянницами. Умерший в прошлом 1859 году хамба быль сын прежнего и также оставил после себя сына, который называется его племянником и которого теперь ведомство селенгинских лам назначает тоже в хамбы. Известно также, что хамба и умер скоропостижно, при выдаче такого же рода племянницы в замужество, неумеренно угощаясь от избытка радости. Когда едет хамбо-лама и еще более хутухта или хубилган, для него наперед приготовляют жертвы разврата и эти считают себя счастливыми, если получат от него детей, которые также считаются хутухтами и которых довольно теперь в разных дацанах. По словам г. Гаупта, в разврате наши ламы подражают своей собратии в Тибете, где любострастная зараза проникла все народонаселение, которое, по этой причине, рано ли, поздно ли, должно совершенно исчезнуть». По учению Будды, последователи его должны беречь жизнь живых тварей, до пожертвования собственной жизнью; но у наших лам мясо составляет почти исключительную пищу. И буряты серьезно думают, что чем тучнее лама, тем святее, так что толстота составляет как бы необходимый признак святости. На бывшего хамбо-ламу нарочно ходили смотреть, как на чудо толстоты, соединенной с исполинским ростом. По словам архиепископа Нила «жречество в отношении нравственности своей никогда не шло в уровень даже с народными массами. Да ямы и пиемы, утре бо умрем, – вот сущность его морали, ее говоря о частностях».

Когда составилось ложное понятие о ламах, их суеверии и особенно об отношении к ним народа; то, награждая их, правительство могло водиться мыслью, что поскольку ламы между бурятами суть то же, что священники у русских, и, след., сословие необходимое для бурят, то отправляя как бы по долгу своему общественную службу, они тем самым как бы служат государству. В ответ на это опять нахожу нужным привести слова г. Гаупта из донесения его главному управлению Восточной Сибири: «По началам буддийской религии, – говорит он, – последователи Будды должны спасаться не молитвами, а самоочищением, умерщвлением в себе всего чувственного и милосердием ко всем одушевленным тварям до пожертвования жизнью. Никто из мирян к этому не обязывается, а потому и не принадлежит к числу последователей буддизма. Из этого следует, что 1) Надобно разувериться в том убеждении, будто забайкальские буряты непременно должны быть последователями ламайской веры, потому только, что забайкальские ламы происходят из их племени. Много буддистов (лам) между китайцами и множество буддийских монастырей рассеяно по Китаю, но смешно было бы по этой причине считать всех китайцев буддистами, как никто не считает их и брахманами (Даоши), хотя много между ними последователей брахманизма, и столько же если не более, брахманских .монастырей, сколько и буддийских. Буддистом не может считаться никто из мирян, какого бы племени он ни был, доколе не примет буддийской веры чрез пострижение и обречение себя на нищету и безбрачную жизнь, точно также, как никто не считается христианином, доколе не крестится в воде, по учению Христа, Спасителя мира. 2) Надобно разувериться в том убеждении, будто ламы составляют для бурят необходимое сословие, как священники у христиан; надобно перестать думать, что ламы, добровольно удаляясь от общества и живя на счет мирян, тем самым служат обществу и, следовательно. несут службу государственную. Надобно знать, что ламы не имеют никаких духовных обязанностей по отношению к мирянам. Молитв, собственно так называемых, у лам нет. В капищах и домах они читают нараспев не молитвы, а историю Будды, не действительную, а вымышленную».

К этому находим нужным прибавить от себя следующее: – положим, ламы составляли бы у бурят так называемое духовное сословие, были служителями их суеверия; но ужели по этой причине христианское правительство обязано покровительствовать им? Мало ли у всякого народа есть предрассудков и суеверий, и ужели правительство обязано поддерживать их, потому что они народные? Так оно обязано было бы содержать и награждать всех шаманов и камов и даже наших русских колдунов и знахарей, потому что и они служат предрассудкам народным. Если в гражданском отношении правительство считает своим долгом поддерживать во всех народностях только то, что служит их благу, и, напротив, справедливо старается уничтожать все вредное, как бы оно ни было народно; почему же в святейшем деле веры, в заблуждениях ума и сердца по отношению к почитанию Существа Высочайшего, должно водиться совсем другими рассуждениями? Иное дело терпеть зло неизбежное, как терпятся и укоренившиеся злоупотребления гражданские, и совсем другое дело входить участием в существующее зло, питать его и поддерживать своим авторитетом: тут самый естественный разум ничего не может впутать больше, кроме ограничения зла по мере возможности.

Относительно награждения лам и дацанов землями могут сказать, что они выделены из земель, принадлежащих инородцам, у которых, по мнению правительства, ламы суть служители веры. Но, во-первых, спрашивали ли инородцев о желании их наделить лам своими землями? И известно ли правительству, как недовольны были инородцы вырезкой у них лучших земель в пользу лам и дацанов? Во-вторых, между инородцами, преданными ламскому суеверию, находится много шаманцев и даже христиан православных в числе не одной тысячи. Если христианское правительство, отрезывая у инородцев земли в пользу лам и дацанов, упустило из виду, что между ними много есть шаманцев, не обязанных жертвовать чужим богам, то для чего заставило оно православных христиан делиться с ними своим достоянием? Сверх того в некоторых местностях в последнее время число христиан-инородцев стало уже превосходить число инородцев-язычников, а капищ остается столько же, сколько было прежде, и они пользуются таким же количеством земли, как и до того было. Недавно я обращался к селенгинским инородцам с просьбой наделить православное духовенство, имеющее служить при церкви селенгинской степной думы, таким количеством земли, каким правительство наделило одного ламу-ширетуя, – просил на том законном основании, что духовенство это должно служить также инородцам-христианам, равным с язычниками общественникам; но в ответ на свою просьбу получил такой официально выраженный отзыв инородческого общества, – что у них много уже земель отрезано в пользу лам и дацанов!

Какими последствиями сопровождалось и сопровождается покровительство, оказываемое ламам и их идолослужению? – Вот что писал по этому вопросу г. Гаупт главному управлению Восточной Сибири: «Видя внимание к себе со стороны правительства, ламы должны были ясно попять, что служба их считается полезной для отечества и что они пользуются заслуженным уважением не только от бурят, но и от русских. Хамба стал поступать смелее:       умножать число лам до излишества, строить кумирни, отправлять лам дли сбора подаяний не только в Забайкалье, по и по Иркутскому округу; даже сам ездил всюду по бурятам, как архиерей по епархии; внушал бурятам, что они должны держаться одного ламайства, как законом назначенной для них религии, и не принимать христианства, как религии для них чуждой; приказывал истреблять у бурят христианские книги Св. Писания Ветхого и Нового Завета, переведенные на монгольский язык частью Шмидтом, а большей частью английскими миссионерами, жившими в Забайкалье; вследствие чего и были сожжены все священные книги, которые розданы были им миссионерами. – Ламы простерли свое влияние на бурят до такой степени, что стали управлять ими, как господа или повелители, делали с них поборы в свою пользу деньгами, скотом, хлебом и пр. и пр.»

Теперь порабощение это сделалось еще ощутительнее, когда ламство поставлено в непосредственные отношения к высшему начальству Восточной Сибири помимо не только степных дум, но и всех других гражданских начальств Забайкалья. Так как бурятам известно, что ламы получают предписания от начальства помимо степных дум; то это дает ламам повод объявлять народу о таких распоряжениях начальства, о каких оно никогда и не думало, также распространять в народе слухи, вредные не только для христианства, но и для самого народного спокойствия. До самого высшего начальства здешнего края доходили известия о распространении ламами вредных для спокойствия народного слухов именем правительства, так что оно находило нужным делать противные публикации между народом чрез степные думы. Понятно, что ничего подобного никогда бы не было, если бы ламы не выведены были из подчинения степным думам и не введены в непосредственные сношения с начальством. Шаманы, не имеющие особых отношений к начальству, никогда не распространяют подобных слухов, потому что им никто и не поверил бы, как частным людям. И вообще последние гораздо меньше вредны, чем ламы, и для общества гражданского и для распространения христианства, несмотря на приписываемую им по преимуществу силу сноситься со злыми духами и творить чудеса. Ламы смотрят, теперь на себя не как на простых жрецов, а как на чиновников, поставленных от правительства, и требуют повиновения себе и в делах веры, и в делах гражданских, как законного долга, именем правительства. Разделение бурят на приходы (весьма важная ошибка) сделало прихожан как бы необходимыми слугами лам приходского дацана: теперь прихожане, несмотря на обеспечение лам и кумирен от правительства и от частных приношений, облагаются в пользу лам и кумирен еще общими налогами, от которых, как я уже замечал, при тайшах-язычниках не освобождаются и православные христиане. Наконец учреждение должности хамбо-ламы, возвысивши ламство в глазах народа на степень христианской иерархии, дало вредной корпорации такое единство и силу, какой не имеет она ни в Китае, ни в Тибете (и там всякой дацан имеет свое отдельное административное значение).

При таких отношениях народа к ламам, как господам или властителям, от самого правительства; уполномоченным управлять народом, само собой понятно, как много препятствий встречает христианская проповедь среди бурят-язычников. Но вред от таких отношений сделается еще очевиднее, когда будет известно, в каких отношениях стояли бы буряты к христианству при свободе от ламского порабощения.

Буряты как шаманцы, так и причисленные теперь к ламскому идолослужению держатся того основного убеждения, что все веры святы, потому что все даны Богом вместе с разными языками. Христианская, или как они называют, русская вера, по их мнению, есть самая лучшая из всех вер², потому что имеет писанный закон и соединена с высшей гражданской образованностью, которая, по их понятно, есть также существенная принадлежность веры. Принять христианство, по воззрению бурята, значит сделаться русским не только по вере, но и по языку и по всей обстановке русской оседлой жизни, и крещенный бурят, как бы плохо ни говорил по-русски, непременно старается говорить по-русски, и за великое оскорбление почтет для себя, если его назовут бурятом, а не русским. Выгода от такого превращения бурята в русского очевидна, как в религиозном, так и в гражданском отношении. Но зато и дело евангельской проповеди находится в нераздельной связи с гражданскими распоряжениями правительства, так что всякое ошибочное распоряжение высшего ли правительства, или местной власти, как бы оно малозначаще ни было, весьма вредит успехам христианства, а с тем вместе и гражданскому развитию инородцев. Понимая веру нераздельно с гражданским бытом, инородец думает, что и принятие русской веры, как русского гражданского быта зависит от воли великого царя. Так, говорит они, он захотел сделать многих из нас казаками, и сделал; также захочет сделать русскими (т. е. христианами), и сделает. Бурят не может понять, как может царь посылать проповедников для обращения их к христианству и не послать им самим указа о принятии крещения. Потому на предъявления миссионеров, что они посылаются по воле царя, он всегда отвечает сомнением, подозревая их в самозванстве.

После этого понятно, как много вредить делу евангельской проповеди даже простые, и справедливые, но неуместные объявления от начальства, что их крестить не будут без их согласия, потому что и из этого они заключают, что значить царь велит им быть в своей бурятской вере. Когда же вышло положение о ламайском духовенстве, они открыто заговорили, что их вера утверждена великим царем; ламы именем царя стали требовать принадлежности к ней не только от своих прихожан, но и от шаманцев. До чего простерлась их самоуверенность, видно из того, что они даже мне и всем миссионерам прямо объявляют, что их вера утверждена государем императором, и с гордостью указывают на дарованные им преимущества. И к сожалению, судя по содержанию положения, и трудно опровергнуть их предъявления. На мои указания на желание государя императора, неоднократно выражавшиеся в высочайших резолюциях по духовному ведомству, о более успешном распространении христианства между язычниками, мне отвечали, что об этом они не получали никаких предписаний от своего начальства,, а знают только, что их вера утверждена государем и что потому ни сами они не примут и другим всегда будут запрещать принимать христианство. Некоторые даже с угрозой объявляли миссионерам, чтобы вперед не являлись к ним и другим запретили. А в народе они постоянно распространяют слухи о полученных ими будто бы от высшего начальства предписаниях, чтобы запрещали ему принимать крещение, потому что их собственная вера утверждена государем, и кто примет христианство, обращен будет в казаки или послан на Амур, куда действительно посылались один христиане.

При порабощении народа ламами, миссионерам необходимо было бы для успехов проповеди начать дело с лам. Но при чувственной жизни лам духовные интересы веры в них заглушены гораздо больше, чем в невежественном народе, а внесшее положение их – в настоящую пору – и будущее – по принятии христианства так противоположны к невыгоде христианства, что для того, чтобы обратить ламу, нужно прежде убедить его сделаться исповедником Христа ради. На предложение мое исправляющему должность хамбо-ламы принять христианство, первый ответ его был: «А какая будет от того польза? Лишь я затеряюсь». Действительно, что ему даст теперь христианство кроме благ духовных? Трехлетнюю свободу от ясака, которого он и теперь совсем не платит; а у него отнимет все принадлежащие ему земли и доходы, лишит прав, принадлежащих ему со всеми ламами, и надежды на получение новых медалей и даже орденов, сделает его простым ясачным или казаком, обложит всеми повинностями, казенными и общественными, и подчинит последнему заседателю степной думы. Люди, знающие близко его мысли, мне говорили, что он может принять христианство тогда только, когда ему поручатся, что и по принятии христианства он будет хамбо-ламой, потому что теперь он, получает более чем архиепископ иркутский. То же в известной степени нужно сказать и о всех ламах, если бы благодать Божия призвала их к св. вере. Но они слишком горды стали для того, чтобы унизиться (по их понятию) до принятия христианства. Исправляющий должность хамбо-ламы после моего предложения с удивлением спрашивал знакомого ему миссионера, что бы это значило, что и хамбо-ламе осмеливаются предлагать крещение. Высочайшая грамота, даваемая на звание хамбо-ламы, слишком важна, чтобы отказаться от нее для проповедуемого Евангелием Христа Спасителя: имеющему ее кажется оскорблением высочайшего имени предложение о христианстве. Нельзя не сказать, что посылая миссионеров для обращения язычников и в то же время так обеспечивая служение суеверию, правительство как будто само вооружает два враждебные ополчения на междоусобный друг против друга бой, и притом еще, в материальном отношении далеко неравный для христианской стороны. Невольно возникает в душе вопрос: если для обучения народа догматам языческого суеверия назначается с приличным обеспечением 285 человек, то почему бы для обучения того же народа догматам истинной веры и для борьбы с врагами ее не назначить хоть третьей доли этого числа миссионеров с таким же обеспечением?

Вследствие всего этого в местах смешанного населения, т. е. ламайцев и шаманцев, число крещеных ламайцев к крещеным шаманцам в прошлом году было как 1:80, хотя невежество ламайцев и шаманцев в деле веры совершенно одинаковое. Ламство превосходит шаманство одним внешним великолепием идолослужения; но было ли бы и это, если бы само правительство ошибочно не дало ему к тому возможности и положительного вспоможения?

Поскольку, по мнению бурят, вера и гражданский быт нераздельны между собой, то как христианство и оседлый быть со всей гражданской образованностью суть одно и то же, так бурятская вера и кочевой быт с азиатской закоснелостью и неподвижностью тоже в их глазах составляют нечто нераздельное. А из этого можно понять, как вредно должно быть ламское управление дли самого гражданского развития инородцев. Ламы очень хорошо понимают, что бурят, полюбивши удобства русской оседлой жизни, непременно полюбит и русскую веру; потому употребляют все меры, чтобы удержать народ в грязи и лишениях кочевой жизни, выдумывая разные суеверные предлоги, чтобы заставить бурята каждый год переносить свою юрту, хотя бы на несколько аршин, лишь бы только не приучить к оседлости. Вот один, также весьма замечательный факт противодействия лам оседлому водворению инородцев и вообще просвещению парода. В прошлом 1862 г. забайкальский военный губернатор генерал-лейтенант Жуковский, в видах улучшения гражданского быта инородцев сделал всем им предложение, не пожелает ли кто из них избрать оседлую жизнь, под известными выгодными условиями. Что же сделали ламы? Они распустили молву в народе, что это значит, его хотят обратить в казаки, и тем заставили его отказаться от благодетельного предложения; изъявили положительное согласие только новокрещеные христиане и некоторые, недалекие от христианства шаманцы. Просвещенная заботливость г. Жуковского о распространении между бурятами русско-монгольской грамотности также больше всего встретила противодействие в ламских дацанах, так что, несмотря на множество детей в каждом дацане, в одном Гусиноозерском, и то для вида, введено преподавание русского языка. Самая монгольская грамота до того мало известна в дацанах, что представлявшиеся в хамбо-ламы Галун-лама Дабмаев не умел подписать своего имени по-монгольски.

Наконец, нужно ли еще говорить о том, что собственно ламаизм делает для преданных ему из наших бурят Монголию и Тибет странами обетованными, как отчизну их веры и родину далай-ламы, хутухт и хубилганов? Буряты наши вообще мало чувствуют расположения к каким бы то ни было политическим движениям или переселениям, для которых нужна не их апатия; однако же нельзя не обращать и на это внимания при порабощении народа жреческой кастой, все-таки сознающей что не в России, а в Монголии признается господствующим ее суеверие. Благоразумие требует управлять народом чрез людей, имеющих на него влияние; но если эти люди не сочувствуют интересам России, отвращаются всего русского, как враждебного их суеверию, и, напротив, считают более выгодным сочувствовать иноземному, в таком случае то же благоразумие требует не порабощать, а освобождать народ от вредного влияния: пока ламы будут оставаться тем, что они есть, как бы много ни было сделано для них правительством, сердечного сочувствия к России, как представительнице русской или христианской веры, они иметь не могут.

Из всего вышесказанного открывается, что особые отношения правительства к ламскому суеверию, отличны от отношений его к другим языческим суевериям, вообще были более вредны, чем полезны, в частности последнее положение о ламайском духовенстве оказывается положительно вредным: потому что утверждая язычество, вредит распространенно христианства, держит народ в неподвижности кочевой жизни и поддерживает сочувствие к интересам, вредным для России. Если правительство далее будет идти тем же путем, то может случиться, что к двумстам с лишком лет (со времени присоединения Забайкалья к России) прибавится еще двести лет и буряты не только ничуть не подвинутся в своем гражданском и религиозном развитии, сообразно с целями России, а еще дальше отойдут от него, тверже ставши в своем отдельном религиозном и гражданском быту. Нужно принять действительный меры не к организации ламской корпорации, до которой нет дела христианскому правительству, а к ограниченно все более и более укореняющегося зла, согласно с духом христианской веротерпимости и требованиями христианской совести.

Вот какие меры предлагал в 1800 г. член совета главного управления Восточной Сибири г. Гаупт, хорошо изучивший быть инородцев:

1) Так как по уставу буддистов никаких треб у мирян совершать не положено, то исправление так называемых треб в юртах у мирян и где бы ни было ламам надобно строго воспретить.

2) Так как нет никаких треб, то ламам выход из монастыря в улусы и юрты надобно воспретить.

3) Так как, следовательно, ламы не служат обществу, а потому не несут службы государственной, то и выдел им земель на содержание прекратить. Удаляясь от общества добровольно, пусть они и питаются, чем хотят, по своему уставу.

4) Казенные земли, отданные по штату на содержание лам, следовало бы отдать общественникам, а если этими землями пользоваться выгодно, то не лучше ли назначить их на устройство и содержание училищ, в которых будут учиться русскому языку и монгольской грамоте.

5) Звание хамбо-ламы, как управителя всего ламайского сословия, теперь же следует уничтожить; во-первых, потому что между ламами нет никого достойного этого титула и должности; во-вторых, потому что между ламами нет знающего русский язык, как требуется от хамбы высочайше утвержденным уставом; в-третьих, потому, что со званием хамбы, т. е. ученого (как бы доктора буддийского вероучения) ни в Тибете, ни в Китае не сопряжено непременно управление ламайским духовенством.

6) Надобно назначить строгое наказание всякому из лам, кто будет приказывать сжигать св. христианские книги и запрещать бурятам принимать христианство. Этот закон должен простираться и на мирян.

7) Чтобы ламам невозможно было приписывать жен и детей в ревизских сказках к братьям и родственникам , надобно установить для всех бурят единоженство на основании тех же законов, какие существуют для христиан, потому что язычники буряты, не имеющие особенных законов, дозволяющих им многоженство, не должны иметь права выходить из-под влияния общих законов, существующих в господствующей религии. Правительство, признающее единоженство необходимым для себя, должно заботиться, чтобы и язычники подчинялись тому же правилу. От многоженства выходит то неудобство, что за девицу платится калым, иногда очень значительный. Поэтому богатые могут иметь по нескольку жен, а бедные очень часто не могут иметь и одной жены. Таких немало можно видеть в Иркутске, живущих в работниках. Ламы, имеющие жен, в этом отношении также вредят бедным очень много. Надобно какой-нибудь формой или записью утвердить законность брака, чтобы противозаконно никто не жил. Надобно определить также наказание за беззаконную жизнь. Ввести род метрик.

8) В тайши надобно стараться выбирать из крещенных и знающих русский язык, чтобы они умели при случае объяснять правительству нужды подчиненных им родов бурятских.

Признавая совершенную законность и основательность предлагаемых г. Гауптом мер к ограниченно вредной секты, я, со своей стороны, нахожу нужным установить начала, на которых должны утверждаться законодательные меры по отношению к ламскому суеверию.

Два коренные начала должны служить основанием законодательных мер по отношению ко всем не исповедуемым самим правительством религиозным верованиям, и в частности к ламскому суеверию: во-первых, начало невмешательства в чуждые для правительства дела суеверия; во-вторых, начало охранения от его (суеверия) влияния всего того, что не принадлежат ему.

Начала эти, во-первых, вполне согласны с духом христианской веротерпимости, потому что уничтожая вредное влияние суеверия на то, что не принадлежит ему, во внутренних делах дают суеверию полную свободу; во-вторых, согласны и с требованиями христианской совести, потому что всякое вмешательство в дела суеверия с правительственной организацией неизбежно должно соединяться с большим или меньшим покровительством идолопоклонству; и в-третьих, наконец, не только согласны с общими государственными узаконениями Российской империи, но и составляют действительные коренные начала их по отношению ко всем чуждым для правительства суевериям.

Итак, на основании начала невмешательства в внутренние дела суеверия необходимо:

1) Предоставить ламам свободу служить своему суеверно для себя самих по собственной их воле, подобно тому, как предоставлена подобная свобода шаманам.

2) поскольку после этого они никакого особенного значения в государстве иметь не будут, как не имеют его и шаманы, то, как последние не известны правительству но своему суеверному значению, считаясь в ревизских сказках в числе прочих инородцев, несущих казенные и общественные повинности, так и ламы не должны ничем отличаться от других инородцев и нести вместе с другими все государственные и общественные повинности, тем более не должно быть никаких наград за служение суеверию.

Меры эти составляя одно сравнение языческих жрецов-лам с прочими инородцами, требуемое и гражданской справедливостью и христианской верой, достаточны будут для того, чтобы смирить гордость лам, отнять у них поводы именем правительства волновать народ и лишить возможности подтверждать свое суеверие высочайшим авторитетом. Но долг правительства, обязанного заботиться о благе народном, требует не одного отрицательного отношения к укоренившемуся злу, но если не уничтожения его, то, по крайней мере, верного ограждения от вредного влияния его всего, не принадлежащего ему.

Эту последнюю цель имели в виду и все учреждавшиеся доселе штаты для лам; но как совершенно несогласные с правилами суеверия, они никогда не могли достигнуть своей цели: в глазах лам они справедливо казались нетерпимостью и потому никогда не могли быть приведены в исполнение, народ же не только не ограждали от вредного влияния, но как бы законно подчиняли ему. А запрещение принимать в дацаны сверх штата повело только к тому, что оставшиеся за штатом ламы стал и ближе к народу, поселившись в улуса,. и, следовательно, еще вреднее для него. Требуется не формальное ограничение лам для избавления от порабощения им народа, а действительное удаление их от народа, за которым само собою без всяких предписаний должно последовать действительное ограничение и их численности. Правила ламского суеверия, но только не противны этой последней мере, но и сами обязательно требуют того.

Ламы, как объяснено выше, не есть духовенство у бурят, а просто отдельная аскетическая секта, для которой удаление от мира составляет одно из существенных требований ее устава. Сами буряты почитали и почитают эту секту, как почитают и всех служителей веры, какой бы то пи было, шаманской, ламской или христианской, по известному своему взгляду на все веры, как данные одним Богом. Ламайцами они стали называться, собственно, по ошибке правительства, сделавшего их прихожанами ламских дацанов, и вследствие хитрости лам, теперь старающихся ввести у них даже нечто вроде крещения, по примеру крещения христианского. Ошибка эта требует немедленного исправления приведением лам в то положение, в каком они находятся в Китае, и отчасти у наших астраханских калмыков. Ни в Китае, ни у калмыков ламам не усвояется никаких треб, и за выходом из дацана на одну ночь в Китае лама жестоко наказывается телесно, а у наших калмыков за выход без письменного вида от настоятеля лишается ламства. Вход в дацаны мирянам, по крайней мере женского пола, в Китае решительно возбранен с определением жестокого наказания ламе, допустившему женщину. Само собою понятно, что такая строгость против общения лам с мирянами в покровительствующей им языческой империи, происходит не от нетерпимости, а для охранения правила Будды Шигмуни. Мера эта, как требуемая самыми правилами суеверия, и должна послужить той цели, и которой более ста лет напрасно стремилось правительство, – т. е. к ограждению народа от вредного влияния ламства. Ропота на нее со стороны лам не должно быть потому, что она есть требование ламского устава, а народ и сам не пойдет в ламские дацаны, потому что он и теперь не ходит туда. Он не обращался бы к и им и за требами, если бы сами ламы не навязывались к ним с ними. Если же кто из инородцев, не живя в дацане, стал бы совершать ламские гурумы, брить голову и носить ламскую одежду, такого немедленно выселят в дацан.

Примечание. Воспрещение выходить из дацана может показаться вредным для хозяйства лам, на счет которого они должны нести все повинности. Но, во-первых, они и теперь при полной свободе ничем не занимаются, потому что степное скотоводство не требует ничего кроме найма пастуха; во-вторых, считается же возможным для лам в Китае и у астраханских калмыков жить постоянно в дацане и заниматься скотоводством на общественных землях вместе с другими калмыками.

Наконец, чтобы законные постановления для лам не оставались мертвой буквой, подчинивши лам степным думам и инородным управам наравне со всеми инородцами, необходимо изменить и личный состав самой инородческой администрации. Доселе христиане-инородцы в тех местах, где господствует ламство, не допускались к выборам на общественные должности. Единственный тайша-христианин Минеев выбран был в селенгинском ведомстве по требованию начальства, потому что при ревизии степной думы членом совета главного управления Восточной Сибири Гауптом столько оказалось злоупотреблений, что избрание Минеева найдено было единственным средством к водворению порядка в управлении. Избрание христиан в общественные должности, во-первых, вывело бы православных-инородцев из-под гнета языческой власти, при которой они, не пользуясь наряду с другими выгодами, потому что живут оседло и отдельно от других, обязуются еще служить чужим богам, то есть платиться в пользу лам и дацанов и исполнять для разъездов первых подводную повинность; во-вторых, послужило бы на пользу и прочим инородцам, потому что, живя сами оседло по-русски, христиане-начальники вели бы инородцев к обрусению, к оседлому водворению и вообще к высшему гражданскому быту, чему прямо противодействуют начальники-язычники, руководимые ламами.

Представляя все изложенные сведения и соображения на благоусмотрение высшего начальства, питаю надежду, что они не будут оставлены без внимания, как по вышеуказанным побуждениям. так к потому, что положите о ламайском духовенстве при самом введении его в 1852 г. высочайшей конфирмацией 15 мая воспрещено вносить в свод законов, а спустя семь лет, в I860 г. предполагалось уже сделать в нем некоторые существенные перемены.

Вениамин епископ Селенгинский

25 мая 1863 г.

Посольский монастырь, на Байкале.

(Извлечено из №№ 24 и 25 Ирк. Enapx. Вед. за 1882 г.)