Премудрость

Из притчей [Соломоновых] можно познать премудрость и наказание (Притч. 1:2)¹¹⁷. А премудрость есть знание вещей Божественных и человеческих, также и их причин.

Посему, кто с успехом богословствует, тот познал премудрость, как и блаженный Павел говорит: мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих, но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей (1Кор. 2:6, 7).

И кто из устройства мира уразумевает Зиждителя, тот познает также Бога из премудрости, видимой в мире. Ибо невидимое Его... от создания мира через рассмотрение творений видимо (Рим. 1:20). А к мысли о Боге приближает нас, когда говорит: Господь премудростью основал землю; и: когда Он уготовлял небеса, я [премудрость] была там; и: я была при Нем художницею; и: была радостью всякий день (Притч. 3:19, 8:27–30). Ибо все это говорит Соломон от имени олицетворенной им премудрости, чтобы доставить нам ясное о ней познание. И вообще в словах: Господь имел меня началом пути Своего (Притч. 8:22), – разумеет премудрость, открывающуюся в мире, которая едва не выговаривает через видимое, что она произошла от Бога и что в тварях не самослучайно сияет столько премудрости. Ибо как небеса проповедуют славу Божию, и о творении рук Его возвещает твердь, возвещает же не издавая гласа; потому что нет наречий и языков, на коих не слышны были бы голоса их (Пс. 18:2, 4), таковы словеса и началородной премудрости, которая при творении прежде всего другого положена в основание твари: она молча вопиет о своем Творце и Господе, чтобы ты восходил через нее к мысли о едином Премудром.

Но есть и человеческая некая мудрость; это – опытность в делах житейских, по которой называем премудрыми сведущих в одном каком-нибудь из полезных искусств.

Поэтому у этого писателя приглашением к премудрости и занята не малая часть книги. Премудрость во исходех поется, в стогнах же дерзновение водит, на краех же стен проповедуется (Притч. 1:20, 21)¹¹⁸. Видя ревность людей, видя, что все мы естественным образом любим знаменитость премудрости, Соломон похвалами премудрости возбуждает души стремиться к ней без укоснения и нерадения. Говорит, что везде много о ней речей, на путях, на торжищах, на городских стенах. Для того именует врата, стогны, стены, чтобы наименованием исходов и стогн показать знаменитость премудрости, а наименованием ее стен – ее пользу и достаточность для всякой безопасности в жизни. И желая освоить нас с нею, говорит: Скажи мудрости: «Ты сестра моя!»; и еще: люби ее, и она будет оберегать тебя (Притч. 7:4, 4:6). Потом, показывая общеполезность ее и что польза от нее простирается равно на всех, говорит: заколола жертву, то есть уготовала твердую пищу для обучивших душевные чувства долгим учением; растворила вино свое, веселящее сердце человека; а под чашей разумеет он общее и всенародное причащение благ, где всем дозволено с одинаковым правом почерпать сколько кто может и сколько кому потребно; и приготовила у себя трапезу (Притч. 9:2). Все говорит в высшем знаменовании, под образом телесного давая нам разуметь духовное. Ибо словесную пищу души называет трапезой, к которой созывает с высоким проповеданием (Притч. 9:3)¹¹⁹, то есть учениями, не заключающими в себе ничего низкого и презренного. Кто неразумен, обратись сюда! (Притч. 9:4). Ибо как больные требуют врачевания, так безумные имеют нужду в мудрости. И: лучше бо сию куповати, нежели злата и сребра сокровища (Притч. 3:14)¹²⁰. И: она дороже драгоценных камней... ничто из желаемого тобою не сравнится с нею (Притч. 3:15). И: Сын мой! если ты мудр, то мудр для себя и для ближних твоих (Притч. 9:12). И: у сына разумного дела благоуспешны (Притч. 13:14). И вообще, в истине сего слова можешь ты увериться, собрав на досуге все, что сказано о премудрости у Соломона.

Поскольку же в лукавую душу не войдет премудрость (Прем. 1:4), то прежде всего души, намеревающиеся беседовать с мудростью, очищает Божиим страхом. Ибо тайны спасения повергать перед всяким без разбора и принимать одинаково всех, даже не имеющих ни чистой жизни, ни разума испытанного и точного, походит на то же, что и в нечистый сосуд вливать многоценное миро. Посему начало мудрости – страх Господень (Притч. 1:7). А страх – очищение души по молитве пророка, который говорит: пригвозди страху Твоему плоти моя¹²¹ (Пс. 118:120). Где обитает страх, там пребывает всякая душевная чистота, потому что оттуда бежит всякий порок и всякий нечестивый поступок; и телесные члены, пригвожденные страхом, не могут порываться на дела неблагоприличные. Как человек, в которого вонзены вещественные гвозди, будучи удерживаем болью, остается бездейственным, так и пригвожденный страхом Божиим, ожиданием угрожающих наказаний пронзаемый как бы некоторой болью, не может и глаз употреблять, на что не должно, и рук простирать на дела непозволенные, и вообще, ни в малом, ни в великом поступать вопреки своему долгу. Оскверненных же и подлых душой Соломон не допускает к слышанию Божественных речей, говоря: а бесстрашные во вратах водворятся (см. Притч. 19:23). И: взыщете премудрости у злых и не обрящете (Притч. 14:6)¹²². И еще: взыщут мене злии и не обрящут (Притч. 1:28)¹²³, потому что не очищены Божиим страхом. Поэтому кто намерен приступить к принятию премудрости, тот приходи, очистив срамоту греха спасительным страхом. Итак, из учения Притчей открылось нам и другое благо, а именно: восприятие страха, внушенное нам премудростью (1).