Любовь к Богу

По засвидетельствованию Господа, первая и большая заповедь в Законе – любить Бога всем сердцем, а вторая – любить ближнего, как себя самого. Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 22:37–39).

Не соблюдать заповедей Христовых значит не любить Бога и Христа Его, а признак любви – соблюдение заповедей Христовых, в терпении страданий Христовых, даже до смерти. Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня. Нелюбящий Меня не соблюдает слов Моих (Ин. 14:21, 24) (4).

* * *

Скажет иной: «Написано: всякий, кто призовет имя Господне, спасется (Иоил. 2:32), поэтому одно призывание имени Господня достаточно к тому, чтобы спасти призывающего». Но и этот пусть выслушает, что говорит апостол: как призывать Того, в Кого не уверовали? (Рим. 10:14). А если не веришь, послушай Господа, Который говорит: Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного (Мф. 7:21). Даже и тому, кто исполняет волю Господню, но не как хочет этого Бог и не по чувству любви к Богу делает это, бесполезно усердие в деле, по изречению Самого Господа нашего Иисуса Христа, Который говорит: поскольку делают, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою (Мф. 6:5). Этим и апостол Павел научен был сказать: И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы (1Кор. 13:3) (5).

* * *

Любовь к Богу не есть что-либо учением приобретаемое. Ибо не у другого учились мы восхищаться светом, быть привязанными к жизни, не другой учил нас любить родителей или воспитателей. Так, или еще более, невозможно извне научиться любви Божией, но вместе с устроением живого существа, разумею человека, вложено в нас некоторое прирожденное стремление (logoj spermatIkoj), в себе самом заключающее побуждения к общению любви. И его-то взяв, училище Божиих заповедей имеет обычай тщательно возделывать, благоразумно воспитывать и, при помощи Божией благодати, возводить до совершенства...

Впрочем, надобно знать, что хотя это [любовь] – одна добродетель, однако же, она силой своей приводит в действие и объемлет всякую заповедь. Ибо тот любит Меня, говорит Господь, кто имеет заповеди Мои и соблюдает их (Ин. 14:21). И еще: на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки (Мф. 22:40). Однако я не намерен теперь входить в подробности, потому что в таком случае неприметным образом в одну часть включил бы все учение о заповедях, но, насколько мне удобно и соответственно настоящей цели, напомню вам о любви, какой обязаны мы к Богу, сказав прежде всего то, что для исполнения всех тех заповедей, какие даны нам от Бога, получили мы от Него и силы, чтобы невозможно было и негодовать на то, будто бы от нас требуется что-то необыкновенное, и превозноситься тем, будто от себя привносим нечто сверх данного. И этими силами действуя правильно и как должно, благочестиво проводим добродетельную жизнь, а расстраивая их действие, увлекаемся в порок.

А определение порока таково: это лукавое и противное Христовой заповеди употребление того, что дано нам Богом для доброй цели; равно как определение добродетели, требуемой Богом, будет следующее: это употребление Божиих даров с доброй совестью, по заповеди Господней. Если же это так, то и о любви скажем то же самое.

Именно: получив заповедь любить Бога, приобрели мы также и силу любить, вложенную в нас при самом первоначальном нашем устройстве, и доказательство этому не вне, но каждый может узнать это сам собою и сам в себе. Ибо от природы в нас есть вожделение прекрасного, хотя по большей части одному то, а другому другое кажется прекрасным, и нежную любовь к свойственному и родственному имеем не учась, и благодетелям добровольно оказываем всякое благорасположение. Что же досточуднее Божией красоты? Какое представление приятнее Божия великолепия? Какое желание душевное так живо и невыносимо, как желание, порождаемое Богом в душе, которая очищена от всякого порока и с истинным расположением говорит: я изнемогаю от любви (Песн. 2:5)? Подлинно, неизреченны и неописанны молниеносные блистания Божией красоты – ни слово не может выразить, ни слух вместить. Наименуешь ли блеск денницы, или сияние луны, или свет солнца – все это не достойно к уподоблению славы и в сравнении с истинным Светом далее отстоит от Него, нежели глубокая ночь и ужаснейшая тьма от самого ясного полудня. Если красота эта, не зримая телесными очами, а постижимая только душой и мыслью, озаряла кого-нибудь из святых и оставляла в них невыносимое уязвление желанием, то, возмущенные здешней жизнью, говорили они: Горе мне, что жизнь моя в переселении продолжительна: поселился я в шатрах идарских! (Пс. 119:5); когда приду и явлюсь лицу Божию?(Пс. 41:3); и: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше (Флп. 1:23); и: возжаждала душа моя явиться к Богу крепкому, живому (Пс. 41:3); и: ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко (Лк. 2:29). Тяготясь этой жизнью, как узилищем, столько были неудержимы в стремлениях те, у кого коснулось души Божественное желание. По причине ненасытимого желания созерцать Божественную доброту они молились о том, чтобы зрение красоты Господней простиралось на всю вечную жизнь (см. Пс. 26:4). Так люди по природе вожделеют прекрасного; в собственном же смысле прекрасно и достолюбезно благое, а благ – Бог, к благому же все стремится, следовательно, все стремится к Богу.

Поэтому что совершаем мы по произволению, то в нас есть и по природе, у кого рассудок не совращен лукавством. И любовь к Богу требуется от нас как необходимый долг; оскудение ее в душе есть самое несносное из всех зол. Ибо отчуждение и удаление от Бога несноснее мучений, ожидаемых в геенне, оно тяжело для страждущего, как для глаза лишение света, хотя и безболезненное, и как для живого существа лишение жизни. А ежели в рожденных есть природная любовь к родившим и это показывает и привязанность бессловесных, и в людях с первого возраста открывающаяся расположенность к матерям, то недостатком любви к Сотворшему нас и отчуждением от Него да не окажем себя неразумнее младенцев и свирепее зверей. Если бы и не знали, каков Он по благости, по тому одному, что от Него получили бытие, должны мы безмерно любить Его со всей нежностью и непрестанно прилепляться к памятованию о Нем, как дети к матерям. Но благодетель выше любимых естественно, и привязанность к даровавшим какое-нибудь благо есть расположение, свойственное не людям только, но всем почти животным. Сказано: вол знает владетеля своего, и осел – ясли Господина своего. О, если бы не было сказано о нас последующих слов: а Израиль не знает (Меня), народ Мой не разумеет (Ис. 1:3)! Ибо о псе и многих других подобных животных нужно ли говорить, какую привязанность показывают они к тем, которые кормят их?

Если же по природе имеем любовь и расположение к благодетелям и решаемся на всякий труд, чтобы воздать за оказанное нам благодеяние, то какое слово может изобразить Божий дары? Они таковы по множеству, что превышают всякое число, так велики и важны, что достаточно и одного, чтобы обязать нас ко всякой благодарности Подателю. Умолчу о тех из нас, которые, хотя сами по себе и чрезмерны величием и приятностью, однако же превышаемые светозарностью больших, как звезды сиянием солнечных лучей, не так ясно выказывают свою приятность. Ибо нет времени, оставив превосходнейшее, измерять благость Благодетеля меньшими Его дарами. Поэтому пусть будут преданы молчанию восхождение солнца, круговращение луны, благорастворение воздуха, смены годовых времен, вода из облаков, вода из земли, само море, вся земля, рождающееся из земли, живущее в водах, роды живых тварей в воздухе, тысячи различий между животными – все назначенное на служение нашей жизни.

Но одного, хотя бы кто и захотел, нельзя миновать, об одном даре совершенно невозможно умолчать тому, кто имеет здравый ум и слово, хотя еще более невозможно сказать о нем как должно, а именно – что Бог, сотворив человека по образу и по подобию Божию, удостоив ведения о Себе, украсив пред всеми животными даром слова, дав ему наслаждаться безмерными красотами рая, поставив его князем над всем, что на земле, и после того, как перехитрен он змием, ниспал в грех, а через грех в смерть и во все, что достойно смерти, не презрел его, но сперва дал ему в помощь закон, для охранения его и попечения о нем приставил Ангелов, для обличения порока и научения добродетели посылал пророков, порочные стремления пресекал угрозами, усердие к добрым делам возбуждал обетованиями, неоднократно на разных лицах для вразумления прочих предварительно показывал конец порока и добродетели и от тех, которые при всех таковых пособиях пребывали в непокорности, не отвратился, потому что не были мы оставлены благостью Владыки и не прервала любви Его к нам оскорбительная для Благодетеля наша бесчувственность к таким почестям, но мы воззваны от смерти и снова оживотворены Самим Господом нашим Иисусом Христом. Причем еще более удивителен самый способ благодеяния: ибо Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба (Флп. 2:6, 7); взял на Себя наши немощи и понес болезни (Мф. 8:17; Ис. 53:4), был изъязвлен за нас, чтобы мы ранами Его... исцелились (Ис. 53:5), искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою (Гал. 3:13), претерпел поноснейшую смерть, чтобы нас вознести к славной жизни, и не удовольствовался тем одним, что оживотворил нас мертвых, но еще даровал нам достоинство Божества, уготовал вечные упокоения, великостью веселья превышающие всякую человеческую мысль. Что воздадим Господу за все, что Он даровал нам (Пс. 115:3)? Но Он столь благ, что не требует воздаяния, а довольствуется тем, чтобы любили Его за дарованное Им.

Когда все это привожу себе на мысль, тогда (откроюсь в своей немощи) прихожу в какой-то ужас и страшное исступление от боязни, чтобы, по невнимательности ума или по причине занятия суетным отпав от любви Божией, не сделаться мне никогда укоризной Христу. Ибо тот, кто ныне обольщает нас и мирскими приманками всемерно старается произвести в нас забвение о Благодетеле, к погибели душ наших ругается и посмеивается над нами, тогда пренебрежение наше обратит в укоризну Господу и будет хвалиться нашей непокорностью и нашим отступничеством, что он не сотворил нас и не умер за нас, однако же, имел нас своими последователями в непокорности и нерадении о заповедях Божиих. Эта укоризна Господу и эта похвальба врага для меня кажутся тяжелее геенских мучений – врагу Христову послужить предметом похвальбы и поводом к превозношению перед Тем, Кто за нас умер и воскрес, Кому, по написанному, тем более за это мы обязаны (см. 2Кор. 5:15) (5).

* * *

Если не сделаем себя чуждыми и плотского родства, и мирских связей, переходя как бы в другой мир по своему поведению, по словам сказавшего: наше же жительство – на небесах (Флп. 3:20), – то невозможно нам достигнуть цели благоугождения Богу, потому что Господь определенно сказал: так всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником (Лк. 14:33). А сделав это, надо больше всего хранимого блюсти свое сердце (Притч. 4:23), чтобы никак не терять мысли о Боге и памятования о чудесах Его не осквернять представлениями суетного, но святую мысль о Боге, постоянным и чистым памятованием напечатленную в душах наших, всюду носить с собой, как неизгладимую печать. Ибо таким образом приобретается нами любовь к Богу, которая и возбуждает к исполнению заповедей Господних и вместе опять ими сама соблюдается, делаясь продолжительной и непоколебимой. И это показывает Господь, говоря в одном месте: если любите Меня, соблюдите Мои заповеди (Ин. 14:15), – а в другом: если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей; и еще убедительнее: как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви (Ин. 15:10) (5).

* * *

С каким расположением должен всякий служить Богу, и вообще, что это за расположение?

Добрым расположением почитаю желание угождать Богу, сильное, ненасытимое, твердое и непреложное. Совершенствуется же оно разумным и постоянным рассматриванием величия славы Божией, благодарственными размышлениями и непрестанным памятованием о благах, ниспосланных нам от Бога. Этим производится в душе сказанное: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим (Мк. 12:30), – как было и с тем, кто говорил: Как лань стремится к источникам вод, так душа моя стремится к Тебе, Боже! (Пс. 41:2). С таким-то расположением надо служить Богу, исполняя сказанное апостолом: кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? (Рим. 8:35)(5).

* * *

Какая мера любви к Богу?

Та, чтобы душа непрестанно через силу напрягалась исполнять волю Божию с целью и вожделением славы Божией (5).

* * *

Как приобретается любовь к Богу?

Если добросовестно и благопризнательно расположим себя к Божиим благодеяниям. А это бывает и у бессловесных. Ибо видим, что псы любят того только, кто дает им хлеб; узнаем это и из сказанного с укоризной у пророка Исаии: Я воспитал и возвысил сыновей, а они возмутились против Меня. Вол знает владетеля своего, и осел – ясли господина своего; а Израиль не знает (Меня), народ Мой не разумеет (Ис. 1:2, 3). Ибо как у вола и осла от благодеяния питающего сама собой рождается любовь к нему, так и мы, если с добрым чувством и благопризнательностью будем принимать благодеяния, то можем ли не возлюбить оказывающего нам столько великих благодеяний Бога, когда подобное расположение в душе здравой рождается, так сказать, естественным образом и без научения (5).