«Духовная моему сыну»

В 1773 г. Сергей Друковцов издал Духовную Татищева¹ по списку, найденному им в бумагах отца его. Но еще гораздо прежде напечатания Духовной, она распространилась в списках; на одном из списков, принадлежащих Московскому Публичному и Румянцевскому музею (№ 669 из собрания Ундольского), значится, что он переписан в 1751-м году. В XVIII стол. Духовная была весьма распространена; можно с уверенностью сказать, что в каждом собрании рукописей имеется хотя по одному, а во многих и по несколько списков Духовной, так напр., в собрании Ундольского имеется три экземпляра; общее же число списков, принадлежащих одному только Московскому Публичному и Румянцевскому музею очень велико, но не приведено еще в известность, так как составление общего каталога рукописей еще не закончено.

После 1773 г. в России не было отдельного издания Духовной; хотя Сопиков и указывает (т. II, № 3504) на второе издание с прибавлением разговоров о пользе наук, но этого издания ни в одной библиотеке не имеется и о нем не упоминается ни в книжных каталогах, ни в газетных объявлениях. Сама Духовная была совершенно забыта; забыта настолько, что в Отечественных Записках 1855 г. ² она была вновь напечатана, как новое, доселе неизвестное сочинение. Только в 1875 г.³ К. Н. Бестужев-Рюмин указал на принадлежность нового сочинения Татищеву.

В 1860 г., в Париже появился английский перевод Духовной, сделанный известным иезуитом Мартыновым, по рукописи, находящейся в бывшей Императорской, а ныне Национальной Парижской библиотеке⁴. В 1862 г. Вольфганг Гергард в Лейпциге издал Духовную на русском языке⁵. В издании Гергарда ничего не говорится о происхождении напечатанного списка; при сравнении же этого издания с переводом Мартынова, нельзя не придти к заключению, что Гергард издал список с рукописи Парижской библиотеки – в обоих изданиях одни и те же пропуски и ошибки; разница только в том, что Мартынов старался делать удобопонятными некоторые места рукописи, очень искаженные описками переписчиков.

Разбирая бумаги, оставшиеся после смерти Симбирского помещика Аржевитинова, я нашел список Духовной Татищева; в 1883 г. мне удалось сличить его с тремя списками, принадлежавшими Ундольскому и находящимися теперь в Московском Публичном и Румянцевском Музее. Кроме того я пользовался списком, принадлежащим Казанскому землевладельцу, П. Ф. Лихачеву. Все означенные пять списков принадлежат XVIII-му столетию. Представляю здесь краткое описание их:

1) Рукопись Аржевитинова, 20 л. в десть; писана красивым полууставом с титлами; описок очень мало. Заводские знаки бумаги – последней половины 60-х годов. При каждом тексте из Священного Писания на полях отмечены глава и стих.

2) Рукопись Ундольского в сборнике № 668; Духовная начинается с 109 л.; писана скорописью со многими описками и пропусками. Заводский знак – 60-х годов.

3) Рукопись Ундольского в сборнике № 669; Духовная начинается с 1-го листа; писана скорописью со многими описками. На последней странице Духовной помета – списано в 751-м году.

4) Рукопись Ундольского № 1070; писана скорописью гораздо исправнее обеих предыдущих; первого и последнего листов не достает. Заводский знак – 60-х годов.

5) Рукопись Лихачева; писана довольно исправно скорописью; в начале помета – списана в 1781 году.

Все означенные рукописи оказались совершенно сходными между собою, за исключением явственных описок и пропусков, которые нужно отнести к вине переписчиков. Тоже самое можно сказать о рукописи Данилевского, напечатанной в Отечественных Записках и о Лейпцигском издании.

Данилевский, правда, исключил весьма многое из Духовной, а именно все что касалось религиозных вопросов (что и было оговорено им), но оставшееся совершенно сходно с рукописями. В Лейпцигском издании, изобилующем описками, интересно только одно место, которое, благодаря пропуску нескольких строчек, получило особый тенденциозный смысл, совершенно противоположный подлинному смыслу этого места Духовной.

Вот это место по напечатанному здесь списку: „они (паписты) в некоих церковных признаниях и во многих наружных, или чиновных обстоятельствах, особливо о призывании святых, поклонении иконам и постах, кажутся весьма к нашему исповеданию близки, которыми неведущие закона Божия легко обманываются; на главнейших же – так далеко, что едва можем ли их за христиан, а никогда кафоликами (как они хотят именованы быть) почитать и тем их называть“ (стр. 8). По Лейпцигскому изданию: „они в некоих церковных обстоятельствах, особливо в призывании святых, поклонении иконам и постах, кажются весма к нашему исповеданию блиски, которыми быть почитать и тех их называть можем“ (стр. 17). Хотя в примечании и сказано, что последние слова непонятны, но общий смысл этого места по Лейпцигскому изданию понятен и противоположен действительному⁶.

Убедившись в полном единообразии Духовной по всем доступным мне текстам, я сличил свой список с изданием Друковцова. Оказалось, что, независимо от ошибок, совершенно исказивших некоторые места в издании Друковцова (напр., места, обозначенный в выносках 12, 18, 24:25), там имеются такие различия, которым нельзя объяснить описками или неразборчивостью рукописи, бывшей в руках Друковцова; так напр., переиначены все цифры, указывающие возраст Татищева и наилучший возраст для вступления в брак; сделаны дополнения, притом настолько обширные, что последнее, напр., занимает 42–55-ую страницы; сообразно с этим, число глав, на которые разделена Духовная, у Друковцова возросло с десяти на двенадцать.

Все разноречия и дополнения издания Друковцова приведены мною вслед за Духовной в выносках (за исключением, конечно, многочисленных мелких ошибок в отдельных буквах и словах, не представляющих никакого интереса) с соблюдение ж правописания подлинника; многие из них разобраны мною в примечаниях к выноскам; здесь же я постараюсь представить характеристику всех мест, не встречающихся в других списках; по моему мнению, они представляют особенности, указывающие на принадлежность их не Татищеву, а Друковцову. Вот эти особенности:

1) Отсутствие последовательности в изложении мыслей и вследствие этого ничем не вызванные переходы к предметам, не состоящим ни в какой связи С только что обсужденными.

2) Обилие бранных выражений (см. выноски 10:29). Женщины, купцы, священники осыпаны укоризнами, совершенно не идущими, или весьма мало идущими, к делу.

3) Обилие наставлений, лишенных всякого практического значения и поражающих общими местами дешевой морали.

4) Употребление излишних равнозначащих выражений, происходящее от неясности мысли. Сам Татищев всегда умел найти одно определенное выражение, соответствующее мысли.

5) Особые выражения, не встречающиеся у Татищева, но встречающиеся в сочинениях Друковцова, напр., Татищев везде говорит кратко „Творец“, или „Бог“, а Друковцов пространно – Всевышний и Всемогущий Творец Бог⁷.

Указанными мною особенностями именно отличаются некоторые из сочинений самого Друковцова. В лично ему принадлежащей Духовной⁸ эти особенности так ярки, что, не смотря на малый объем книги, прочитав ее, нет никакой возможности связно передать содержание, в виду обилия общих мест и полнейшей бессвязности наставлений. Некоторые места этой Духовной вполне сходны с соответствующими местами в дополнениях Друковцова к Духовной Татищева, напр., выноска 3, а в собственной Духовной Друк. стр. 17 – о собирании книг; выноска 10, а в соб. Дух. Друк. стр. 20, 21 – о повиновении жен мужьям; выноска 11, а в соб. Дух. Друк. стр. 24, 25 – о монашестве. Не мешает также обратить внимание и на то, что дополнения не касаются ни придворной, ни военной службы, о которых Друковцов, чиновник Провиантской Канцелярии, и не имел понятия.

Обратимся теперь к разноречиям; из них наиболее важные (вын. 2 и 4) не разобраны мною в примечаниях и потому займемся ими здесь.

1) У Друковцова (стр. 8) говорится: „ныне мне еще 54 год минул“; вместо 54, везде стоит 48 (стр. 4)⁹. Это место имеет первостепенное значение для определения времени написания Духовной: из него следует, что Духовная написана не в 1740 г., как до сих пор предполагалось¹⁰, а в 1734-м. Этот год вполне согласуется с другими указаниями Духовной, именно: 1) „я тебя разговором награждаю, который я прошлого 1733 года будучи здесь... начал“ (стр. 21); 2) „Мне при Петре Великом и ныне от злодеев приключилось, что я с великою горестию невинно гнев их Величеств терпел, но правость моя так меня очистила“... (стр. 14). Употребленное здесь выражение ныне вполне объясняется отрешением его в 1733 г. от должности главного монетного судьи, отдачею его под суд, прощением по указу Императрицы и последовавшим затем в феврале 1734 г. назначением его на высокое место главного командира горных заводов. 3) „По окончании наук, как только в возраст осмнадесяти лет придешь“ (стр. 10); это место, да и вообще некоторые наставления Татищева сыну, напр., выучиться право и складно писать (стр. 9), казались несколько странными¹¹, потому что Евграф Татищев в 1740 году уже служил в военной службе; но в 1734 г. он еще учился в Сухопутном Шляхетном Кадетском Корпусе, куда поступил в 1732 г.¹², следовательно во время написания Духовной, т. е. в 1734 г., был не старее 14–15 лет. 4) Татищев говорит: „гисторию русскую, которую ты хотя не в совершенном порядке, однако ж довольную в моих письмах найдешь и к оной примечания и дополнки из чужестранных книг выписанные на разных бумагах, если охота будет, можешь в порядок собрать“ (стр. 9). Известно, что История была уже в 1739 г. приведена в порядок самим Татищевым (История Российская, т. I, стр. XIII), следовательно Духовная писана ранее этого времени. 5) Указывая на обвинения в еретичестве и даже безбожии (стр. 8:9), Татищев объясняет причину этих обвинений тем, что он некогда говорил об избытках, законами человеческими в тягость положенных; между тем в своей Истории Российской он указывает (т. I, стр. ХIV) на более важные причины таких обвинений, возникших в 1739 г., когда разные лица познакомились с его Историей. Едва ли бы Татищев упустил сослаться на это обстоятельство, если бы писал Духовную в 1740 г., тем более что тогда негодование его на такие обвинения должно было быть еще очень свежо¹³.

В виду полного согласия всех этих указаний несомненно, что Духовная написана не в 1740, а в 1734-м году, после 19-го Апреля, когда Татищеву минуло 48 лет¹⁴, т. е. уже после выезда его из Петербурга, и написана, вероятно, в Москве, где он провел несколько месяцев¹⁵ перед отъездом на горные заводы, потому что, по приезде в Екатеринбург, едвали могло у него найтись свободное время для посторонних занятий, тоже доказывает и употребленное им выражение (стр. 21): „я, прошлого 1733-го года будучи здесь, по случаю разговора с князь Сергием Долгоруковым“; здесь, конечно, означает, что разговор начать там же, где писана Духовная, а известно, что начало 1733 г. Татищев провел в Москве¹⁶.

И так, Друковцов вместо 48 поставил 54. Зачем же это сделано? Я полагаю, что Друковцову было неудобно оставить 48 год, так как он (см. выноску 29) от себя прибавил целую главу об обязанностях сына по достижении пятидесятилетнего возраста, а затем ему было все равно какой год поставить, только бы больше 50.

2) У Друковцова сказано: „весьма нужно тебе поучаться и в светских Науках, в которых нужнейшее, правой складно писать; затем Арифметика, Геометрия, Артиллерия и Фортификация и прочие части Математики такожде Немецкой язык“ (стр. 16). Эти, напечатанные курсивом, слова находятся только у Друковцова, а везде вместо этого написано (стр. 9): „и хотя малую часть Инжинерства“. Для определения действительных пожеланий самого Татищева привожу из часто цитированной мною статьи К. Н. Бестужева-Рюмина отметку об учении сына Татищева (стр. 134, прим.): „Евграф Васильев, сын Татищев, вступил в корпус (сухопутный шляхетный кадетский) 1732 года Мая 17, выпущен 1736 Ноября 4 в армию в солдаты с таковым аттестатом: имеет начало в геометрии, говорить и пишет твердо по-немецки, учил историю и географию“.... Если мы вспомним при этом, чему учились в то время в академии, кадетском корпусе и математических школах¹⁷, то придем к несомненному заключению, что изучение такого полного курса математических наук было вполне невозможно в 30-х годах XVIII ст.; Татищев же едва ли бы поставил своему сыну недостижимую цель.

В настоящем предисловии и в примечаниях к выноскам мною разобраны все места из Духовной, не признаваемые мною подлинными. Я считал такой мелочный разбор необходимым, потому что подлинная рукопись Духовной Татищева до сих пор неизвестна; всегда может явиться предположение, что Татищев, написав Духовную в 1734 г., сам дополнил ее в 1740 г., так что изменения и дополнения в таком случае принадлежали бы Татищеву и сохранились только в рукописи Друковцова, или в других нерассмотренных еще рукописях. После подробного разбора нельзя не придти к заключению, что такое предположение не может подтвердиться. Конечно, более решительным аргументом было-бы сличение всех списков Духовной, хранящихся в наших собраниях; надо надеяться, что такое сличение будет произведено, в виду предстоящего юбилея Татищева.

Сам собою является вопрос о при чинах, побудивших Друковцова сделать все эти изменения. Я полагаю, что Друковцов не мог смотреть глазами нашего времени на сочинение Татищева. Мы видим в Духовной драгоценный памятник, прекрасно характеризующей и автора и его время; Друковцов видел в Духовной собрание весьма практичных и во многом и в его время применимых наставлений. Как известно, вторая половина XVIII стол. была временем наставлений, по преимуществу; число этих наставлений оригинальных и переводных очень велико. Друковцов, не будучи сам в силах создать нечто оригинальное, так сказать, подновил сочинение Татищева, изменил кое-что, сообразно изменившимся житейских требованиям, прибавил от себя рассуждения о таких предметах, которые его занимали, и всласть наругался под эгидой умершего Татищева. Конечно, нравственное чувство должно бы удержать Друковцова от введения своих мыслей в чужое сочинение, но надо полагать, что такой совестливости у Друковцова совсем не было; я имею возможность представить интересное доказательство этому. В 1772 году тот же Друковцов издал: „Экономическое наставление дворянам, крестьянам, поварам и поварихам“. На заглавном листе этого издания сказано, что сочинение переведено на Российский язык СС.... IV; эти римские цифры (= 200... 4), переданным кирилловскими буквами того же числового значения, составляют начальные буквы имени и фамилии Сергея Друковцова (200 = С, 4 = Д). Впрочем, со второго издания Друковцов раскрыл свой псевдоним и прямо назвал Экономическое наставление своим сочинением. Что же оказывается? Половина наставления буквально тождественна с сочинением Татищева: „Краткие экономические до деревни следующие записки“, напечатанным во Временнике Имп. Общ. Ист. и Древн. кн. 12, смесь, стр. 12–32.

В первом издании Друковцов, кроме сочинения Татищева, поместил еще следующие статьи: о наливных винах, о пиве, меде, ратафии, делании квасов красных и белых (стр. 35–44) и краткие поваренные записки (стр. 61–102); да и эти статьи, судя по ясности и краткости выражений, едва ли принадлежат Друковцову. В тексте Татищева он сделал только одно подновление: Татищев рассчитывает препорцию содержания дома от 1000 р. доходу (стр. 30), Друковцов от 3000 (стр. 54-ая по 1-му изд.); что и понятно, потому что все должно было вздорожать в течение протекших тридцати лет.

Это сочинение Друковцова выдержало в течение 16 лет пять изданий, что становится теперь понятным, когда раскрыто невольное участие талантливого и практичного Татищева; собственные же сочинения Друковцова далее второго издания не доходили¹⁸.

Я полагаю, что человек, не постыдившийся издать чужое сочинение под своим именем, не посовестился и свои рассуждения втиснуть в чужое сочинение.

Изменится ли наше представление о Татищеве после исключения из Духовной прибавлений Друковцова? Весьма мало; Духовная несомненно выиграла; теперь в ней не осталось неясных или непонятных мест; она стала более сжатой и определенной; но эти качества не принадлежат одной Духовной и присущи всем сочинениям Татищева; следовательно, новости не составляют. Воззрения его на женщин, конечно, выше воззрений Друковцова, но они были хорошо известны из той-же Духовной и поэтому можно только сказать, что он в этом отношении еще более опередил свой век, чем прежде предполагалось. Воззрения его на крестьян не изменяются, потому что Друковцов только развивает на свой манер многое из того, что Татищев высказал в Экономических записках. И так, существенных изменений нет; изменяются только две мелкие черты, именно: согласие на вступление шляхетства в монашество и нелюбовь к псовой охоте; они принадлежать не Татищеву, а Друковцову.

Отделив дополнения Друковцова от текста Татищева, мы делаем некоторое положительное приобретение; как ни плох сам Друковцов, но его дополнения, вместе с другими его сочинениями, дают во многом хороший материал для сравнения 30-х годов с 70-ми прошлого столетия. Мне остается только сказать несколько слов о способе издания предлагаемого текста Духовной. Я напечатал целиком список Аржевитинова, раскрыв титла и расставив знаки препинания; выноски к текстам Священного Писания с указанием глав и стихов мною опущены; правописание несколько изменено (конечно не в текстах из Писания) для удобнейшего чтения, именно: е и ѣ, и и і, ъ и ь поставлены, сообразно принятым теперь правилам; тоже самое относится к падежным формам; предлоги, в рукописи слитые с последующим словом, везде отделены; наконец, если одно и тоже слово писалось разно в разных местах, напр. Давид и Давыд, лучше и лучше, то я следовал однообразному принятому теперь правописанию.

Немногие описки рукописи указаны все в подстрочных примечаниях.

Печальна участь сочинений Татищева; до настоящего времени нет сколько нибудь исправного издания их. Только в будущем году (136 лет после смерти Татищева) мы увидим сочинения его в приличном его значению виде; уважаемые имена Н. В. Калачова, А. А. Куника и Н. А. Попова в том порукою.

Казанское Общество Археологии, Истории и Этнографии считает своим долгом принести настоящим изданием хоть лепту к будущему юбилею великого русского деятеля.

Казань. 7-го Апреля 1885 г.

А[ндрей] Островский

Любезный мой сыне!

„Егда юн бе, поясашеся и хождаше, аможе хотяше; егдаже состареешися, воздежеши руце и ин тя пояшет и ведет, аможе не хощеши“ (Ин.21:18) – словеса суть Господа нашего, Петру сказанные в назнамение, коею смертию имать прославити Бога. Сила словес сих толкуется от разных разно; обаче вся на едино окончание согласить удобно: еже человек во младости и благополучии мало о законе Божии и спасении души своея прилежит, но водим паче помыслами плотскими; яко Соломон младость именует тщетою, или суетою и буйством; Иов¹⁹ ко Господу вопиет: „хощеши мя Господи погубити за грехи юности моея“ (Иов.13:26); а Давид просит Бога: „грех юности моея и неведения моего не помяни“ (Пс.24:7), и паки: „не помяни моих беззаконий первых“ (Пс.78:8); из чего довольно видим, еже во младости человека воля властвует над умом и, по апостолу Павлу, дух его побежден плотию, ею же водим. Егда же человек приближится к старости, или скорби, болезни, беды, напасти и другие горести усмиряют плоть его, тогда освобождается дух от порабощения, очистится ум его и примет власть над волею; тогда познает неистовство и пороки юности своея и начнет прилежать о приобретении истинного добра, еже познать волю Творца своего и прилежать о знании закона Божия; в нем же мы, по Давиду, должны поучатися день и нощь, иже нас ведет на путь правый и на путь спасения наставит; то есть свет стезям нашим и просвещение душевных очес наших. Тако в старости человек благоразумный законом Божиим и благодатию его водим бывает, а воля его, или хотение, не властвует, якоже Петр святый единакою благодатию Божиею и верою во Христа водим бысть; с тою, по слову Господню смерть прият и прослави его.

Обаче старость сия не по числу лет разумеется, но, как выше показал, еже болезни, беды и печали прежде лет состаревают и ум очистют, я ко Соломон рек: „непорочное житие есть сущая старость“ (Прем.4:8); и Назианзин глаголет: „старость от печалей прежде лет раждается“; и такими приключении человек иногда в самой младости, обуздав волю, приводит дух в сокрушение, помышляет и прилежати начнет, како испросить милость от Творца своего, как Дух Святый усты Давидовыми наставляет: „призови мя в день скорби твоея, изму тя и прославиши мя“ (Пс.90:15–16); о чем Давид собою свидетельствует, глаголя: „в день скорби моея Бога взысках, помянух Бога и возвеселихся“ (Пс.76:3–4); пророк Иона рек: „возопих в печали моей ко Господу Богу моему и услыша мя“ (Ион.2:3); Давид же святый особливо благодать божескую утверждает, егда рек ко Господу: „внегда исчезати духу моему и ты познал еси стези моя“ (Пс.141:4), которым изъявляет, еже Господь, видя изнеможение духа человеча, показует ему путь ко спасению и в день лют избавить его Господь; и хотя человек собою благодать божескую приобрести не возможет, но всемощность Его и милость творит возможным, яко Сам рек к Павлу, изнемогшему: „довлеет ти благодать моя: сила бо моя в немощи совершается“ (2Кор.12:9); то есть, где человеческая немощь, тамо сила Божия совершит по благодати Его вся. Сии слова суть глаголы живота вечного, закон Господень непорочен и мир мног любящим закон Господень; той умудряет, просвещает и вразумляет младенцы; мы же хотя все сие слышим и разумеем, да если исполнять волю словес оных не радим, что нам поможет знание Закона Божия! Егда слышу словеса Его, ко мне сказанная: „вскую ты поведавши оправдания и восприемлиши закон мой усты твоими; что мя зовеши Господи, Господи, а не твориши дел моих“ (Пс.49:16). Во истину наказания вечного достоин есмь, аще не покаюся.

Мы хотя часто слышим словеса Спасителя нашего: „бдите и молитеся, да не внидите в напасть“ (Мф.26:41), и зовет нас на покаяние, глаголя: „покайтеся, приближибося царство небесное“ (Мф.3:2) и поучает, еже смерть приходить яко тать, которой должни каждочасно храниться, как то и притчами о девах мудрых и Лазаре убогом изъясняет; но когда мы в благополучии находимся, все оное, якобы не нам реченное, презираем, уничтожаем и о спасении своем не радим, к чему приклад Златоустого в толковании слов Петра апостола, на Фаворе сказанных, приличествует: „еже в благополучии человек и сам себя забывает“; да не бесприлична сему и притча, о угобзившейся человеку ниве от Спасителя сказанная (Лк.12:16); а когда придет какая беда, скорбь, или теснота, тогда мало нечто опамятываемся и к покаянию приближаемся, да и тогда не спешим к истинному покаянию, а берем себе в рассуждение, авось либо поживем, авось либо будет легче и вместо лекарства душевного ищу телесного; а последнее – авось либо успею еще покаятися и Бога умилостивлю – и тем чаянием тщетным и суетным дотоле откладываем, как уже ни на что времени не станет и двери к покаянию затворятся.

Другое рассуждение есть немного лучше сего, яко мним: если яко не успел благотворения должного при себе учинить, а паче что, жалея имения, обиженных при себе наградить, за лучшее почитаем духовную написать, которою завещаю (1) несколько денег после меня по церквам раздать, петь панихиды, читать псалмы, давать ладан и свечи, построить церковь, в милостыню раздать несколько, погребение богатое и место где погребсти определю – и сие частию нехудо и небезполезно, частию тож тщетное и паче грешное нежели спасительное, ибо милостыня, хотя бесспорно есть добродетель, но оная, не прежде как умилостивлю обиженного, в добродетель почтется, яко Господь, повелевает, глаголя: „аще принесеши дар твой ко олтарю и воспомянеши, еже брат твой имать нечто на тя, остави дар твой пред олтарем и шед прежде смирися с братом твоим“ (Мф.5:23–25); еже и притчею о должном тысящею талант, его же Господь предаде мучителям, дóндеже все должное воздаст, утвердил. Сия спасительные словеса о приношение дара, или жертв, по уставу Ветхого Закона положены, а в Новой Благодати все таковые кровные жертвы оставлены, яко Давид глаголет: „жертвы и приношения не восхоте“ (Пс.39:7), но едино приношение от нас требует – „дух сокрушен и смирен и поклонение поклонников истинных духом и истиною“ (Ин.4:23), то есть хваление со благодарением; таковыми бо жертвами благоугождается Бог и аще тогда жертва или приношение от мяс и крови животных во вражде и обиде непримиренно неприятна была и нам повелено остерегаться, коль паче когда честнейшую мою часть, то есть душу хощу принесть ко олтарю Божию, а не хощу примириться со обиженнным, во истину вем, еже неприятно явится приношение и вместо милости предамся мучителям. Что же до молитв и раздач денежных по смерти принадлежит которыми уповаем Бога умилостивить и царство небесное исходатайствовать, оное хотя не чаю, чтоб Богу противно было, токмо не знаю, где б оное письмом святым утверждалось, а противного тому довольно слышим „еже не поможет имение в день ярости, а едина правда избавляет от смерти“ (Притч.10:2) – и не скажется ли мне: „сребро твое да будет с тобою в погибель, яко непщевал еси стяжати дар Свята го Духа сребром“ (Деян.8:20); Давид Духом Святым глаголит: „кая польза в крови моей, внегда сходи ми во истление, егда, исповестся персть, или возвестит истину твою“ (Пс.29:10); и паки: „егда повесть кто во гробе милость твою и истину твою в погибели“ (Пс.87:12); „во аде же кто исповестся тебе и несть в смерти поминаяй тебе“ (Пс.6:6). Сии божественные слова довольно удостоверивают, еже по смерти несть покаяния, а противно тому поучает нас Господь, да покаемся, прежде нежели зайдет солнце, отымется свет от очес наших, двери жениха затворятся, а пропасть велия²⁰ от праведных разделит. Обаче когда я во животе²¹ обиженного наградить времени не имею, то и по смерти о награждении завещать, или неправо собранное нищим раздать, есть несумненно к моей пользе, ибо Бог доброе намерение за учиненное приемлет и при конце чистое покаяние не отринет; яко сам Господь при конце жизни покаявшемуся разбойнику рек: „днесь со мною будеши в раи“ (Лк.23:43).

Но оставя о том, помышляю и напоминаю о себе самом; а хотя вижу себя не великой старости достигши, ибо ныне мне еще 48 год (2) минул, но в болезнех, скорбех, печалех и гонении неповинном и от злодеев сильных исчезе плоть моя и вся крепость моя иссше, яко скудель; язык мой прилпе гортани моему и несть избавления плоти моей, токмо едино – просить от Господа милости и отпущения грехов моих тяжких, в них же увяз, яко в тине глубины и видя себя паче разбойника, блудного сына, мытаря и блудницы согрешивша, стыжуся приступить ко Господу, ниже смею очи мои на небо возвести, токмо надеяся на всещедрую Его милость и обещание, яко сам рек: „не приидох призвати праведники, но грешные на покаяние“ (Лк.5:32) и о едином грешнике кающемся радуется; в той токмо надежде, яко мытарь, издалече стоя, вопию: „Боже, милостив буди мне грешному“ (Лк.18:13); и яко слепый, во гресех родивыйся, зову: „Иисусе, сыне Давидов, помилуй мя“ (Лк.18:39); яко разбойника, при конце жизни молю: „помяни мя, Господи, егда приидеши²² во царствии твоем“ (Лк.23:42) и: „верую, Господи, яко ты един, пришедый в мир грешные спасти, от них же первый есмь аз“²³; на тебя единого надеюся и от тебя²⁴ единого отпущение грехов моих прошу, зане никто ин может отпущати грехи, токмо ты един. Сие есть токмо исполнение первой заповеди, еже любить Бога и веровать в него единого; но сие ко спасению моему недовольно; но надлежит мне исполнить и по второй за́поведи, еже должен есмь любити ближнего, яко самого себя, ибо любовь к Богу без любви к ближнему несовершенна, яко Богослов рек: „любяй брата своего в свете пребывает; аще Бога любиши, а брата ненавидиши, ложь есть“ (1Ин.2:10); Павел святый глаголет: „аще всю веру имам, яко и горы преставляти, любве же не имам, ничтоже есмь“ (1Кор.13:2)²⁵, да недовольна любовь простая и бездействительная, яко медь звенящи²⁶; апостол Павел, поучая о любви к ближнему, действа ее заключает в милосердии, благодеянии, истине и прочем; и паки: „аще кто о своих, паче же о присных не промышляет, веры отвержеся и неверного горший есть“ (1Тим.5:8). Кий же есть ближайший и приснейший по естеству и закону, паче нежели жена и дети, о которых, колико и како должны любить, в письме святом довольно повеления и наставления имеем; яко о жене первое Господь закон по сотворении положил – умножить род, а заключил: „сего ради оставит человек отца своего и матерь и прилепится к жене своей и будет оба плоть едина“ (Быт.2:24). Апостол Павел поучает любити своя жены, яко своя телеса, а жене повелевает мужа чтить, яко главу, боятися, яко Господа и повиноватися ему во всем, яко Господу. О чадех же, како любити, довольно в писании, яко от закона, тако и от прикладов видим, яко Павел²⁷ глаголет: „отцы не раздражайте чад своих, но воспитайте в наказании и учении Господни“ (Еф.6:4); и паки: „студ отцу ненаказан сын“ (Сир.22:3); „любяй своего сына, участит ему раны“ (Сир.30:1). Павел святый: „которой сын есть, его же не наказует отец“ (Евр.12:7); потом толкует, еже наказание есть научение и последи радость и плод мирен правды именует. За ненаказание ж, или ненаставление, детей видим от Бога отцов наказанных, яко читаем о священнике Илии – наказан за неистовство сынов его (1Цар.4:18). Сего ради я прилежал тебя, любезный мой сыне, от самого младенчества потребному и полезному научить; к сему ты довольно способа имел и еще иметь можешь, если токмо в тебе смысл и прилежность не оскудеет; и как уже нахожусь в крайней слабости и без надежды долго жизнь мою соблюсти, так оставляю твое научение более на твою прилежность, а сверх оного сие краткое завещание оставляю; и хотя писание учит: „идеже бо завет, нужно есть привнити смерти завещающего; завет бо умерших есть известен и никто же может, егда жив есть завещаваяй“ (Евр.9:16–17); обаче сей мой завет не требует моей смерти, ибо и при жизни моей толико действителен, елико по смерти, и если похочешь что исполнить, несумненно все в твою пользу быть может всегда.

В начале о имении моем не имею что завещать, зане по мне по естеству и закону всему един ты наследник и несть иного; а хотя дочь, а твою сестру, Евпраксию имею, но оная при замужестве, по возможности, награждена и ничего требовать не может, кроме что с нею жить любовно, как выше сказано. А притом все, кто мне чем должен, или от кого что имеешь взять, все в указном месте показано.

О погребении моем не могу более завещать, как едино, дабы в том месте, где меня смерть постигнет, без всяких чинов и убранств по закону христианскому погребсти и сие не для сожаления денег моих, но паче бояся, дабы великолепие таковое, как обычай есть, не причлось к тягости грехов моих тяжких. Затем, что к твоему собственному знанию принадлежит, прочитай следующее со вниманием и имей в памяти.

Главнейшее есть вера, в которой ты хотя часть разговорами посторонне²⁸ от меня наставливан, но надлежит от самой юности даже до старости в законе Божии поучаться день и нощь, и ревностно о том прилежать, дабы познать волю Творца своего, зане оное просветит ум твой, наставит тя на путь правый – есть единый свет стезям нашим и премудрость дражайшая паче злата, и сребра, и камения драгоценна; ей же ничто достойно есть. Давид говорить: „аще бы не закон твой поучение мое был, тогда убо погибл бых (Пс.118:92). К которому нужно тебе со вниманием читать письмо святое, то есть Библию и катихисм, а к тому книги учителей церковных, между которыми у меня Златоустого главное место имеет, Василия Великого, Григория Назианзина, Афанасия Великого и Феофилакта Болгарского; також печатный в наше время: (и) Истолкование десяти заповедей и блаженств, которым за катихисм, а малый Букварь или Юности честное зерцало за лучшее нравоучение служить могут; и сии все без изъятия читать и силу их познать полезно; прологи и жития святых в Минеих Четьих надобно читать такому, кто довольно в письме святом искусился и мог бы довольно рассудить, ибо хотя в них многие гистории в истине бытия оскудевают и неразсудному соблазн к сумнительству от всех в них положенных подать могут, однако ж тем не огорчайся, но разумей, что все оное к благоугодному наставление предписано и тщися подражати делам их благим (3).

Потом, когда довольно в законе своем научиться, нужно тебе и несогласные нашей восточной церкви книги, яко люторские, калвинские и папежские читать, для того что мы, с ними всегдашнее обхождение имея, часто в разговоры, до веры принадлежащие, входим и если ты подлинно их оснований и толков не знаешь, то легко обмануться и соблазниться можешь; особливо папистов, яко весьма в том коварных, их духовных остерегаться и неведующему довольно закона с ними в такие разговоры вступать небезопасно, для того что они в некоих церковных признаниях²⁹ и во многих наружных или чиновных обстоятельствах, особливо о призывании святых, поклонении иконам и постах, кажутся весьма к нашему исповеданию близки, которыми неведущие закона Божия легко обманываются; на главнейших же – так далеко, что едва можем ли их за христиан, а никогда кафоликами (как они хотят именованы быть) почитать и тем их называть.

Если бы ты сколько довольно в вере не научился³⁰, или читанием книг разума о вере приобрел и подлинно некоторые погрешности и неисправы, или излишки в своей церкви быть возмнил; никогда явно ни для какого телесного благополучия от своей церкви не отставай и веры не переменяй, ибо никто без нарушения чести того учинить не может; ниже в жестокие или упрямые прения с единоверными вдавайся, опасаясь, чтоб у людей злого мнения о себе не подать, а от неразумных можешь и претерпеть, в чем я тебе себя в пример представляю; я хотя о Боге³¹ и правости божественного закона никогда сумнения не имел, ниже о том единою в разговор или прение вступал, по потому что я некогда о избытках, законами человеческими в тягость положенных³², говаривал, от несмысленных и безрассудных, неведущих закона Божия, токмо человеческие уставы противу заповедания Христова чтущих, не токмо за еретика, но и за безбожника почитан и немало невинного поношения и бед претерпел; токмо доднесь благодатию Божиею и великодушием, презрев такие клеветы и злонамерение их терпеливостью преодолел, лицемерным поступкам и фарисейским учениям не последовал; тако и тебе советую со всевозможным прилежанием от того охраняться и сие есть главное в твоей жизни.

Весьма ж нужно тебе поучаться и о светских науках, в которых нужнейшее – право и складно писать, затем арифметику и геометрию и хотя малую часть инженерства (4), что тебе необходимо нужно; для известия о состоянии государства нашего – гисторию русскую, которую ты, хотя не в совершенном порядке, однако ж довольную в моих письмах найдешь и ко оной примечания и дополнки, из чужестранных книг выписанные на разных бумагах, если охота будет, можешь в порядок собрать и как себе, так и всему отечеству в пользу употребить; географии русской, которую всему шляхетству русскому знать нужно, ее никто не сочинил и я хотя много о том трудился, но докончать не надеюсь, ибо того без помощи государя никак сделать не можно; однако ж ты из сочиненного мною распорядка можешь довольно ее пользу познать

Необходимо нужно есть знать законы гражданские и воинские своего отечества и для того конечно во младости надобно тебе уложение и артикулы воинские, сухопутные и морские неоднова, а некогда³³ и печатные указы прочитать, дабы, как скоро к какому делу определишься, мог силу надлежащих к тому законов разуметь; наипаче же об оном, по причине собственных своих и посторонних дел, с искусными людьми разговаривать и порядкам, якоже и толкованию законов (не меньше же и коварства ябеднические познавать, а не делать) научиться, что тебе к немалому счастию послужит.

Почтение родителей есть первое в любви ближнего по закону Божию, яко в десяти заповедях положено: „чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет и долголетен будеши на земли“ (Исх.20:12); а „злоречай родителей, смертию да умрет“ (Исх.21:16) и далее: „проклят есть, кто отца или матерь злоречит“ (Втор.27:16). Соломон учит: „сыне, послушай наказания отца твоего и не преслушай повеления матере твоея“ (Притч.6:20); „сын премудр веселит отца, а безумен печаль матере“ (Притч.10:1); Сирах целую главу о должности детей написал (Сир.4:1–35); паче же от Христа и от апостол о том довольно повеления имеем; и хотя я с матерью твоею некоторым приключением разлучился, чрез что наше обещание брачное нарушено, но тебе нет в том ни мало причины к нарушению твоей должности и если б ты видел в родителях какие пороки, не должен ты быть Хамом, презревшим должность и посмеяться родительнице, но буди яко Сим³⁴, прикрывая твоею одеждою наготу слабости ея; и если ты понадеешься на то, что матери тебя по слабости женской наказать по достоинству неудобно, то ведай и верь подлинно, что Бог обиды родителей без отмщения не оставит, как то пагуба Авессалома, сына Давидова, удостоверивает (2Цар.18:14) (5).

По окончании наук, как только в возраст осмнадесяти лет придешь, хотя в тебе тогда наипаче любовь к женам явится, но тебе для будущего благополучия, яко для приобретения чести и способности, должно тогда в определенную государственную услугу вступить, о чем тебе после яснее покажу, а по прошествии 24 лет (6), должно о браке думать и следующее в памяти иметь: Всевышний Бог, сотвори человека, видя яко не добро единому ему быти, сотворил ему помощницу, сиречь жену, и в тот час положил им первейший завет: „раститеся и множитеся и наполните землю“, который мы все должны исполнять, если немощь телесная, или иные обстоятельства и неудобности не удержать; но во вступлении в брак надлежит с довольным рассуждением поступать.

Первое, хотя многие родители мнят для увеселения своего, или для удержания детей своих от продерзостей, весьма младых сочетать, но из того часто немалый вред ощущаю тем, что молодые люди, как в дружбе, так и в любви, нетверды – и для того сначала хотя довольно любовь изъявят, но редко в том постоянно пребывают, особливо что мы не по нашей воле в службу определяемся и по нескольку лет, за отлучением, жены и дома не видим, чрез что любовь супружеская весьма часто разрушается; они ж тем ранним браком много приобретению науки и чрез службу в снискании себе благополучия препятствуют, а наипаче многократно здравие себе разрушают и вместо ищемого родителям и себе увеселения немалое оскорбление и сожаление о учиненном наносят и для того лучшие лета брака от 22 до 25 и 30 лет (7) почитаются.

Второе, о персоне супруги. Хотя в супружестве, или любви, никто более рассуждать не может, как сочетавающиеся и для того на власть родителей и кормильцев законом узда наложена, чтобы силою и противо воли к сочетанию не принуждали; однако в таком великом деле, на котором немало благополучия нашего зависит, самому себе, наипаче же человеку неискусившемуся, верить не можно, ибо любовь часто так помрачает ум наш, что мы не токмо наше благополучие и здравие, но и погибель презираем; и для того в таком деле, как бы тебе все обстоятельства приятны ни казались, нужно употребить в совет людей искусных, а паче надежных родственников и свойственников; ненадежных же весьма в таком совете должно остерегаться, дабы, по неведомому тебе обстоятельству, вреда не принесли, как то мне в мою жизнь довольно таких коварств ведать и видеть случилось, что по скрытной злобе к жениху, или невесте, невинно злоречат и разбивают, или непотребное и недостойное похваляют и прельщают, а после насмехаются.

Что до персоны супружества касается, то главные обстоятельства: лепота лица, возраст и веселость в беседе, которое женам большую похвалу приносит и тем много молодые прельщаются; но как известно, что в краснейшем яблоке наиболее черви, а при лепоте женщин продерзости находятся и для того оное бывает небезопасно; противно же тому безобразные, хотя некогда³⁵ достаточного ума бывают и многократно в супружестве любовь твердо со удовольствием супруга хранят, однако ж, равно как старее себя жену взять, весьма небезопасно, ибо, если хотя мало любовь нарушится, вскоре мысль и склонность к молодшей или лепейшей явится и чрез то брачное обязательство разрушается, а затем все состояние и порядок домовой в беспутство и разорение приходит и для того – посредственная красота и равность лет, или жена немного моложе, есть лучшее (8).

Другое обстоятельство – богатство, которое многих прельщает, и правда, что чрез оное многое иногда благополучие приобретается; но я помню Давидские слова: „богатство аще течет не прилагайте сердца“ (Пс.61:11), и Назианзина: „не ищи богатства, его же любит время“...³⁶, и для того конечно должно в супружестве не искать богатства, а особливо тебе, что и моего тебе чем честно жить неоскудно есть, а ищи главного, то есть жены, с кем бы можно в веселии век свой препроводить и род свой умножить.

Третие – свойство̀ доброе; особливо нам в шляхетстве из оного немалая польза, ибо добрые свойственники лучше, нежели великое приданое бывает, зане, по обязательству свойства, они в совете благонадежнее, нежели сторонние и в нуждах помощь подать и охранить способнее; противно же тому от подлости взятые жены, хотя бывают довольно милы и честного жития, но их родственники за подлость неприятны и зазрение или поношение наносят (9), а великородные иногда гордостию надменны и супругам уничтожительны являются; и для того равное есть согласнейше с твоею пользою.

Четвертое же главнейшее о жене – доброе состояние, разум и здравие, еже все оное превосходит; яко Сирах сказует, еже честная и благоразумная жена паче злата (Сир.26:2, 16–17), и паки именует ее³⁷ венцом и веселием мужа; якоже и подлинно есть.

По сочетании главное в твоей должности есть, еже к жене любовь и верность ненарушимо сохранить и за нею того прилежно смотреть, яко и Дух Святый повеле, глаголя: „должни суть мужие любити своя жены, яко своя телеса“ (Еф.5:28); и „яко должен муж к жене, тако и жена мужу любовь воздавать“ (Еф.5:28); и „жена своим телесем не владеет, но муж, а муж своим телом не владеет, но жена“ (1Кор.7:4); все сии слова апостольские поучают о твердости любви супружеской. Однако ж весьма от ревности и беспутной жестокости охраняйся³⁸, ибо хотя многие несмысленные рассуждают, якобы ревность от любви происходит, но я довольно искусился, что оная любовь и верность разоряет и не хотевшую супругу огорчением на противные и коварные поступки приводить, а наипаче с сожалением видал, что такие невинных сущих своих детей выблядками делают; и для того, еслибы что тебе и противно показалось, не надобно скоро и запальчиво поступать, но добрым порядком тайно рассуждением от того отвратить и на лучшие поступки наставить, а не разглашать, ниже вид неверности другим показывать; паче же имей то в памяти, что жена тебе не раба, но товарищ, помощница во всем и другом должна быть нелицемерным; так и тебе к ней должно быть, в воспитании детей обще с нею прилежать и, рассмотря твердое ее состояние, дом ей в правление поручить, а за тем и самому неленостно смотреть (10).

Более же о любви и должности к жене, родителям, детям, другом и рабом достаточно письмо святое тебе наставления подает и для того оное читай прилежно и тщись по оному поступать.

В службе государю и государству должен ты быть верен и прилежен во всяком положенном на тебя деле; так о пользе общей, как о своей собственной, прилежать и государю, яко от Бога поставленной над тобою власти, честь и повиновение отдавать, яко и Господь сам учит: „воздаждь Богу божие, а царю царево“ (Мф.22:21); апостол Павел повелевает – властем повиноватися так за очи, как в очи, равно как самому Богу (Рим.13:1; Еф.6:5); Петр же и то изъясняет, еже раби должны повиноватися властем, не токмо благим и кротким, но и строптивым (1Пет.2:18). По сему, если случится на тебя гнев государев, не злобствуй на него, но рассуждай, что сие по твоей вине, или по неповинному оклеветанию от кого, терпишь и приемли со благодарением, яко от Бога посланное наказание.

Главное же повиновение собственно в том состоит, что ни от какой услуги, куда бы тебя ни определили, не отрицайся и ни на что сам не называйся, если хочешь быть в благополучии; яко тот³⁹ же Павел поучает рабов: „в оньже и звани бысте во едином теле и благодарни бывайте“ (Кол.3:15), и хотя сии слова апостольские всякому без сумнения принять за закон непоколебимый должно, ибо словеса их словеса Христовы суть, яко сам рек: „слушаяй вас, мене слушает“ (Лк.10:16), а о твердости словес своих сказа: „небо и земля мимоидет, словеса же мои не прейдут“ (Мф.24:35); однако ж мы некогда⁴⁰ по слабоверию нашему лучше на других прикладах видимых, нежели на законе, утверждаемся и для того я тебе в пример мое собственное искусство представляю. Родитель мой, в 1704-м году отпуская меня с братом в службу, сие нам накрепко наставлял, чтоб мы ни от чего положенного на нас не отрицались и ни на что сами не назывались и когда я оное сохранил совершенно и в тяжчайших трудностях благополучие видел, а когда чего прилежно искал, или отрекся, всегда о том сожалел, равно же и над другими то видел.

Что же верности и ревности в службе государю и государству принадлежит, то весьма верно, ибо верно служащие, как милости и награждения получают, так великим опасностям и горестям подвержены, для того что у всех плутов, хищников и прихотьми преисполненных ненависть, оклеветание и гнев претерпевают, как мне при Петре Великом и ныне от злодеев приключилось, что я с великою горестью невинно гнев их Величеств терпел, но правость моя так меня очистила, что от Его Величества вечно достойные памяти Петра Великого не токмо довольное награждение, но и высокую милость чрез то оклеветание получил, а оклеветатели посрамились; и для того в том, не взирая на такие злостные нападки, мужественно и благоразсудно верность храни и о пользе всеобщей неусыпно прилежи, власть и честь государя до последней капли крови защищай, а с хвалящими вольности других государств и ищущими власть монарха уменьшить никогда не согласуй, понеже оное государству крайнюю беду нанести может, о чем тебе гистории нашего государства ясные приклады показать могут, как то некоторые и пред немногими леты безумно начинали. Паче ж всего тайность государя прилежно храни и никому по открывай, а паче женщин и лестцов хитрых охраняйся, чтоб нечаянно из тебя не выведали и для того о таких делах ни с кем в разговоры не вступай, а если кто тебе на подобном даст причину чрез разговор, то преложи ту речь немедленно в иной разговор превратить, чтоб к твоей тайности приближаться не мог.

Разность услуг шляхетских есть троякое, яко военная, гражданская и придворная и хотя четвертая есть духовенство, но во оной редко шляхетство употребляется и то разве чрез монашество (11).

Военная услуга нам, яко шляхетству по природе, первая быть должна, в которую так скоро надобно вступить как скоро человек в возраст придет и силу и бодрость в себе ощутит; понеже весьма молодому в великую нужду и беспокойство вдаваться здравию и доброму состоянию опасно, особливо что человек во младости невоздержен и, будучи, в солдатстве между подлостью, легко благонравие и пристойность потерять, а порокам прилепиться может, и чрез то, как себе, так и государству, малополезными бывают, каковых прикладов со жалением весьма много видим; противно же тому, если кто долго в доме удержится и домашнему обхождению, а более своевольству привыкнет, то ему под властию быть, послушание и прилежность изъявить, а себе произвождение приобрести, весьма трудно является и затем многие в закоснение и негодность приходят; для того в военную службу вступать есть лучшее время от 18 до 25 лет.

Вступя в службу, хотя храбрость есть наилучшая воину похвала, но неразсудная запальчивость есть самая глупость и не меньше робости, как себе, так и отечеству, вреда приносит и для того нужно весьма того остерегаться, чтоб как свой живот, так и пользу отечеству сохранить и никогда нагло не вырываться, а паче хранить, чтоб подвластных твоею опрометчивостию не погубить; противно же тому робость есть тягчайший солдату порок и поношение, и для того елико возможно надлежит посредство хранить, чтоб впредь не вырываться и назади не оставаться; затем прилежать от начальников почтением и послушанием, а от подвластных ласкою и рассуждением, а паче об них попечением, любовь приобрести, что тебе главным благополучием быть может. Затем твердо Предтечевы слова в памяти имей, который яко учитель покаяния, всех на то призывая, поучал прилежати молитве и постом смиряти тело, но вопросившим воинам, оное яко трудное и неспособное оставя, рек: „никого же обидите, ни оклеветавайте и доволни будите своими оброки“ (Лк.3:14).

Другая служба шляхетская есть гражданство. Вечно достойные памяти Его Императорское Величество, Петр Великий, видя что в гражданстве искусного шляхетства за отлучением в воинство не доставало, а из подлости и убожества определенные бессовестно государство разоряли, четыре весьма изрядные и государству полезные учреждения сделал, яко: в коллегиях для обучения гражданским делам, а для обучения иностранным при всех российских министрах, быть из шляхетства юнкерам; другое: в секретари кроме шляхетства не производить; третие: чтоб в услуги гражданские, как в резиденции, так в губерниях и провинциях, шляхетству достойных избирать и по большинству голосов определять; четвертое: всех довольно в войске послуживших, или для слабостей немогущих, повелел, отставливая, в гражданство определять и служащих в зиму в домы для исправления их вотчин и домов отпущать, что хотя с пользою государственною весьма согласовало, но как Его Величество, по воле Всевышнего Творца, вскоре потом (прежде нежели те, якоже другие весьма полезные учреждения, частию зачаты, но во употреблении утверждены не были и частию неначаты остались) от временного в вечное царство преселился, так скоро бессовестные, сребролюбивые для коварного самолюбства или незнания, презрев отечества своего пользу, разными случаями перво скрытно, а во время малолетнего государя и нагло, все те благие учреждения уничтожили и начатые дела разорили, что уже и по вступлении на престол Ея Императорского Величества, ныне счастливо царствующей Государыни, возобновлять стало не безтрудно и так остается, доколе либо рассуждение и поступки Петра Великого тем двери к коварствам затворят. И сие тебе токмо впредь для памяти написал; ныне же (12) как видим, шляхетство определено всем от младенчества быть в школах и потом служить в войске, доколе в войне за старостию дряхлостию или пиянством неспособен явится, (13) или каким случаем чрез приятелей добьется; таковых в услугу гражданскую определяют (14); и может ли сие полезно быть – я не разумею и рассуждать не могу; но понеже всяк бесспорно сказать может, что гражданская услуга в государстве есть главная, ибо без доброго и порядочного внутреннего правления ничто в добром порядке содержимо быть не может и во оном гораздо более памяти, смысла и рассуждения, нежели в воинстве, потребно; для того необходимо нужно всякому градоправителю законы и состояние своего государства обстоятельно знать и разуметь, из чего может польза и впредь приключиться; что не в кратком времени и не в старости, или в болезнях, сыскивать должно; и для того хотя ты в военную службу определишься, всегда тебе должно в памяти иметь, чтобы тебе, когда в гражданство определишься, знать, как о чем рассуждать, а особливо у старых (15) рассуждения прилежно слушать, что тебе довольно в память вкорениться может.

По вступлении в дело, наипаче всего храни правосудие во всех делах, не льстяся никакою собственною пользу, помня то, что хотящие богатитися впадают в беды и напасти, и что неправедное создание прах есть; и подлинно оным хотя не малое время возвеселишься, но совестью всегда будешь мучиться и оное богатство весьма непрочно; наипаче в делах государственных ущерб казне каким бы ты образом ведением ни учинил, конечно невидимо более тебе вреда приключится (16); для того прилежно того хранися, а хотя за труд и доброхотство от приносящего взять ни пред Богом, ни пред государем, не погрешу, яко письмо святое учит: служай олтарю от олтаря питается (1Кор.9:13) – обаче и то мне в памяти, что мзда и мудрых очи ослепляет (Втор.16:19), да не безызвестно же и то, что некоторые бессовестные судии некогда указы о лихоимстве на все мздоимства наклоняют, токмо они тем более сами, нежели мзду взявшие, душу свою губят, ибо лихоимство показует, яко неправо взятое, а мзда делающему по должности, яко и письмо святое повелевает: „делающему отдаждь мзду без умаления“ (Мф.10:10) и „достоин делатель мзды своея“ (Лк.10:7).

Мне случилось в ответе против доноса Никиты Демидова в 722-ом году на вопрос о взятках привести апостольское слово: „делающему мзда не по благодати, но по долгу“ (Рим.4:4) – и оное было дело в Верховном Суде, на которое Его Императорское Величество сам изволил от меня изъяснения спросить, на что я ему сверх объявленного доносил: в начале судия должен смотреть на состояние дела; если я, и ничего не взяв, а противо закона сделаю – повинен наказанию, а если изо мзды, то к законопреступлению присовокупится лихоимство и должен сугубого наказания; когда же право и порядочно сделаю и от правого возблагодарение приму, ничем осужден быть не могу; другое: если мзду за труд пресечь и только мздоимство судить, то конечно более вреда государству и разорения подданным последует; тако я должен за получаемое жалованию сидеть только до полудня, в которое мне конечно времени на решение всех нужных просьб не достанет, а после обеда трудиться моей должности нет; другое: когда я вижу дело в сумнительстве, то я, никогда внятно его исследовать и о истине прилежать причины не имея, буду день от дня откладывать, а челобитчик принужден с великим убытком волочиться и всего лишиться; третие: дела в канцеляриях должны решаться по регистрам порядком и случается то, что несколько дел весьма ненужных впереди, а последнему по регистру такие нужда, что если ему дни два решение продолжится, то может несколько тысяч убытка понести, что купечеству нередко случается; и тако от правого порядка может более вреда быть; а если я вижу, что мой труд не туне будет, то я не только после обеда и ночью потружуся, для того карты, собак, беседы или и прочие увеселения оставлю и, несмотря на регистер, нужнейшее прежде ненужного решу, чем как себе, так и просителям, пользу принесу и за мзду взятую от Бога и Вашего Величества по правде сужден быть не могу. На что Его Величество изволил сказать: сие все правда и для совестных людей невинно, токмо не без опасности бессовестным позволить, чтоб под тем доброхотным принужденного не было. На что я донес (17), еже лучше винного и бессовестного законом помиловать, нежели многих невинных оным отяготить.

Сие тебе довольно показывает, чтоб ты прилежал наипаче всего о правосудии (18), а притом еще храниться гордости, что у некоторых людей и лице челобитчикам в честь показывается, не токмо ему бедного человека выслушать терпеливо и дат ему добрый совет, или наставление и помощь; для чего у меня никогда, хотя бы на постели лежал, двери не затворялись (19) и ни о ком холопи не докладывали, но всяк сам о себе докладчик был и хотя многократно за безделицами и в неудобные времена прихаживали, но я не оскорблялся, ибо часто то случалось, что многим в краткости нужно было помощь подать и великий вред отвратить; третие: весьма хранись предстателей и советников твоих, чтоб тебя лестно в напасть неправосудия не привели, как то мне часто случалось видеть, что (20) жены, холопи, или вверившиеся приятели судиями торговали и когда он в ответ, или суд впал, то оные лестцы ему насмехались (21).

Наипаче всего хранися секретарей и подъячих, подчиненных тебе, и никогда с ними крайней дружбы не имей (22), особливо чрез них ничего не делай и их ни о чем не проси, чтоб на тебя узды не положили (23); их советы хотя слушай, но не всегда оные тотчас исполняй, дабы тебе их слова не были законом и для того хотя некогда видишь, что он дельно говорит, оставь в молчании и спроси других посторонних, или тоже самое токмо иным порядком сделай, или вели что пополнить, да пристойное, чтоб не думали, что ты ничего от себя не умеешь сделать (24).

Наилучший же способ тому, кто дела разобрать по законам не может, соперников (25) к миру склонять и посредствовать; если не склонятся, то неоднова людей искусных в законах в совет призвать, токмо того храниться, чтоб во оных не был кто склонен к которому судящемуся и для того не потребно имена объявлять, если дело не всем известное (26).

Великая есть опасность в делах гражданских, если товарищ бессовестный, сребролюбивый и коварный, или дурак, которого другие могут на многие тебе противности навести и для того тебе своих соседателей главных, или подчиненных, довольно надобно сначала искусить и состояние их совести познать, чтобы ты впредь не легко мог обмануть быть; однако ж с главными во вражду явную вступать и на них протестовать, или в вышнем суде жаловаться, елико возможно удерживайся и подчиненных сначала увещаваниями и разговоры прилежи от беспорядков удержать, потом словесно наедине, или, когда бесстыден, при людях и с угрозою большего наказания, отвращай, а жаловаться на подчиненных не очень прилично (27).

Придворная услуга должна бы быть в порядке первая, для того что имя у нас дворянин от придворности произошло, другое что в сии⁴¹ чины выбираются люди знатнейшие и богатые, для того чтоб их убранствами могли двору великолепие придавать; третие – что они по близости к лицу императорскому более других милости и награждения чинами и имениями получают; они ж к предстательству и оскорблению или оклеветанию отдаленных довольный способ, а зато, как от любви, так и за страх, почтение у людей имеют. Но Петр Великий, который великолепие⁴² единственно делами своими показывал, сей чин придворных ни во что вменял и в рангах их не токмо на конце, но и весьма низки положил, и у него оные весьма в презрении были, а лучше сказать, что никого не было, но для лица токмо камергерский чин генерал-адъютанты носили, а денщики за пажей и камер-юнкеров служили; ныне же оные рангами, жалованьем и другими преимуществы (28) пожалованы, что в единой воле монаршеской состоит и нам до того не касается, токмо я, взирая на их стропотное житие и обхождение, никогда б тебе оного искать не советовал, понеже тут лицемерство, коварство, лесть, зависть и ненависть едва не всем ли добродетелям предходят, а некоторые ушничеством ищут свое благополучие приобрести, несмотря на то что, губя невинных, сами вскоре судом божеским погибнут; но сие не мни, чтоб генерально и они сие злодеяние за добродетели почитали, но суть некоторые того неистовства сущие злодеи и если несильны, то хотя политике придворной не прилепляются, однако от других терпеть посмеяние принуждены бывают; и для того, кроме повеления монаршеского, никак сего чина не ищи и никакими тут благополучии не льстися; если же в то призван будешь, прилежи о том, чтоб представить себя государю верным и прилежным рабом, товарищам добрым другом, а страждущим помощником и заступником и если добро сделать не можешь, то по малой мере покажи приветливость и сожаление о них (29).

Наконец, как я тебе уже ничего более завещать не имею, но токмо для твоего о тебе самом и что тебе нужно к разумению следующим разговором награждаю, который я прошлого 1733-года, будучи здесь, по случаю разговора с князь Сергием⁴³ Долгоруковым, начал; потом чрез разговоры ж с Архиепископом Новгородским Феофаном Прокоповичем и с князь Алексеем Михайловичем Черкасским, якоже с некоторыми профессоры академии рассуждая, продолжил и тебе для памяти оставил, из которого желаю тебе пользу приобрести, но притом хотя сие по крайнему моему разумению для пользы твоей истинное писал и ясно толковал, однако ж все оное верить и за истину⁴⁴ непоколебимую принимать и содержать не принуждаю, для того что я и другие, о сем со мною рассуждающие, хотя были люди умные и мне, как благодетели и друзья, конечно умышленно худое бы не похвалили и неправедное за праведное не приняли, но как все человеки, по словам Давида и апостольским, лжи и погрешности подвержены, и для того весьма бы я рад, если бы ты что неправое во оном исправил, а сумнительное, елико для своей, толико и для ближнего пользы, изъяснил, что оставляю на твое рассуждение; и хотя сие единственно для тебя, а не для других писано, но может кто либо по случаю увидеть и может похвалить, однако ж и то мне не безызвестно, что сыщутся и те, которые сие мое данное тебе наставление и рассуждение будут бранить и, выбирая слова, противо моего мнения толковать, да мне оное не дивно, для того что вижу довольно не токмо весьма преславных мужей в философии, математике, в юриспруденции⁴⁵ и других высоких науках цветущих, самые науки дерзнули осуждать. Да что о сих говорить! Не видим ли еже разных исповеданий люди самые Христовы и апостольские слова, всяк на свое разумение влекучи, толкует, как им хочется; а о моих словах уже не диковинка; да еще как попадется сие папистам, или лицемерным ханжам, на зубы, то они за лучших философов ко исполнению сего послужат, хотя иногда сами подлинно силы разуметь и ясно и точно опровергнуть не в состоянии, но пред неведущими лучшие учители и толкователи явятся; токмо пущай паук собирает яд, а ты яко пчела с тою ж самого цвета бери себе мед в сладость душевную и телесную; чего тебе и всем доброхотным желая, остаюсь с любовию родительскою.

Василей Татищев

в Духовной Татищева по изданию Друковцова⁴⁶, сравнительно с выше напечатанным текстом.

1) Слова – „духовную написать, которою завещаю“ – заменены следующей тирадой, смысл которой плохо вяжется с словами Татищева: „вместо надлежащего покаяния и удовлетворения, при конце жизни составить со грехом купчую или закладную, а сверьх того и духовную в последний наполненную ложью написать; а за те явно умышленные свои грехи для спасения души и отпущения грехов завещаем... (стр. 5 по изд. Друковцова).

2) Вместо: 48 год минул – 54 год минул (стр. 8).

3) Здесь прибавлено: „А хотя тебе и довольно останется моих книг; однако ж еще старайся о собрании полезных, как светских так и духовных, что тебе в жизни неоцененным сокровищем служить будет“ (стр. 13).

Это наставление представляет скачек мысли, совершенно несвойственные Татищеву; в самой середине его обстоятельных советов об изучении Закона Божия появляется совет собирать книги светские и духовные.

4) Вместо: „и хотя малую часть инженерства“ сказано: Артиллерия и Фортификация, и прочие части Математики, такожде Немецкой язык (стр. 16).

5) Прибавлено: „и то еще сказано; не презри отца и заступи в старости его“ (стр. 18).

Совершенно ненужная прибавка после гораздо более убедительных текстов и примеров, приведенных выше Татищевым; источник ее не указан, между тем как Татищев никогда не забывает указать из каких книг Священного Писания извлекает он свои наставления.

6) 24 года заменены 30 (стр. 18); эта замена повторяется и далее.

7) Вместо: „от 22 до 25 и 30“ поставлено – от 30 (стр. 19).

Несомненно, что в 1773 г. понятие о лучшем возрасте для брака были уже иные, сравнительно с 1734 г. и Друковцов считал неудобным брак до 30 лет, по чему и изменил цифры Татищева.

8) У Татищева – равность лет, или жена немного моложе, есть лучшее; у Друковцова – равность лет, или жена не менее десятью летами моложе к сожитию есть лучше (стр. 21).

В первой форме наставление имеет ясный и определенный смысл; у Друковцова же совершенно непонятно, по чему нельзя выбрать жену пятью, или шестью, и т. д. годами моложе мужа, а непременно требуется, или равных лет, или десятью годами моложе.

9) Прибавлено: а особливо холопки, как бы оные достаточны ни были: честные дворяне великое отвращение имеют. Хотя отцы их по своему природному коварству, иногда и в чиновных людях бывают; однако ж всегда застаревшая подлость в сердцах их обретает свое жилище (стр. 22).

Более чем сомнительно, чтобы Татищев мог в свое время видеть чиновных людей из холопей; к людям же, выслужившимся при Петре из низких званий, он не мог так относиться. Слова „застаревшая подлость в сердцах“ употреблены не в том смысле, как употреблял Татищев, который под подлостью разумел низкое происхождение.

10) Прибавлено: 8) Однако ж храниться надлежит, чтоб тебе у жены не быть под властию, сие для мужа очень стыдно, и чрез то может у всех о себе худое мнение подать, и слабость своего ума изъявить.

„Сих примеров⁴⁷ ныне весьма уже довольно видим; а особливо высокопарные, а лучше сказать, глупые жены безрассудно того желают, иногда своею безумною гордостию, подлыми пересмешками, пустым болтанием, дурацкою ревностию, безвинно честных людей много вредят и поносят; а сами всегда такие пустельги и негодницы больше всех в том обращаются; и думая закрыть тем враньем свои пороки, непрестанно бредят, как попугаи, что им на мысль придет; а больше они подобны сонным, или в горячке больным, которые говорят а о чем после и сами не знают, а за то иногда такую беду или несчастие мужу своему наносят, что он невинно получа себе от жениной глупости новых и неизвестных злодеев, от которых остеречь себя, а особливо не зная прямой причины, от чего сие случилось, принужден будет страдать и несчастие терпеть; и отвратить намерения своих неизвестных злодеев, весьма будет трудно. Златоуст о сих безумных и бешеных женах внятно толкует. Напротив же того благоразумные и честного жития жены никогда под властию своею мужа иметь не желают; сие тебе всегда надлежит в памяти иметь, что Всевышний и Всемогущий Творец Бог⁴⁸, жену Еву мужу Адаму, божественным своим Законом под власть определил. 9) А затем еще тебе о брачном сочетании последнее хочу изъявить: не делай свадебной церемонии, чтоб не сделать из себя живой картины, как мыши кота погребают. 10) По сочетании ж брака, ежели хочешь спокойной жизни, то ханжей, бродяг, и тому подобных потаскуш и вестоношей, как злейшего яда берегись, и елико возможно, таких от дому своего пристойным образом отлучай, как бы оные тебе утешны ни казались; ибо от них всегда поношение, ссоры с друзьями и несогласия между супружеством, одним словом сказать, кроме вреда ничего доброго не бывает; сии звонкие колокольчики за деньги не токмо тебя, но и себя продать в состоянии“ (стр. 24:25).

Интересно сравнить ясные, краткие и замечательно практичные наставления Татищева с многословным и бестолковым началом этой вставки. Начав советом не быть у жены под властью, Друковцов разражается целым потоком совершенно не идущих к делу ругательств на женщин и наконец напоминает, что сам Господь отдал Еву под власть Адаму; между тем как Татищев за несколько строк от этого места напоминает сыну, что жена не раба, но товарищ, помощница во всем и должна быть нелицемерным другом. Сравнение брачной церемонии с картиною, как мыши кота погребают, совершенно непонятно в данном случае, и потому уже не может принадлежать Татищеву. Брачная церемония неразрывно связана с религиозными обрядами; нельзя предположить, чтобы Татищев советовал сыну уклониться от религиозных обрядов; если же под церемонией надо разуметь пиршество по случаю свадьбы, то несомненно, что Татищев и выразился бы точно и определенно по этому предмету.

11) Здесь прибавлено: „но токмо ныне наши дворяне, хотя б кто престарелых лет был и не имеющей пропитания, монахом быть нималой склонности не имеют; сие для таких людей весьма непохвально“ (стр. 29).

Более чем сомнительно, чтобы Татищев мог высказать такие воззрения; по натуре своей он мог понимать только жизнь деятельную. Ни в одном из его сочинений нельзя найти даже намека, который бы подтвердил этот совет шляхетству идти в монастырь на старости лет.

12) Вместо: „ныне же, как видим, шляхетство определено всем от младенчества быть в школах“ у Друковцова сказано: „Он же, как видим, Шляхетству определил всем от младенчества быть в школах“ (стр. 32:33), так что бывшие при Анне Иоанновне беспорядки в службе отнесены этим ко временам Петра, только что расхваленным Татищевым.

(13)–(14) Это место заменено следующим: таковых в услугу гражданскую отставлять повелел. Однако ж некоторые за пьянство и другие пороки от воинской службы брошены, а чрез своих друзей к разным делам по неспособности и по незнанию тех мест должностей определяются (стр. 33).

Сомнительно, чтобы Татищев мог написать, что люди определяются к делам по неспособности и незнанию тех мест; он наверно выразил бы свою мысль в понятной форме.

15) Вместо: „а особливо у старых рассуждения прилежно слушать“, сказано: „паче всего старых, честных и разумных людей рассуждения прилежно слушай“ (стр. 34).

16) Прибавлено: несть той тайны, еже не откроется (стр. 34).

17) Слова – „на что я донес“, выпущены Друковцовым, так что и ответ Татищева приписан Петру (стр. 36:37).

18) Прибавлено: Не предай немощного в руки сильному; никогда себе не воображай, что ты за то пострадаешь; ведай, без воли божией никто тебе вреда вделать не может, равно и от гнева его нигде ни чем укрыться не можем. Хотя редкой, кто бы мог за правое дело возблагодарить, и едва имел ли кто; однако ж не взирая на то, елико возможно прилежи, чтоб ни в чем присягу свою не нарушить, и честно сохранить, за что ты не токмо здесь, но и в будущем от бога милость получишь (стр. 37).

Все это – повторение с перефразировкой того же, что уже выше было высказано Татищевым о сохранении правосудия; едва ли Татищеву была надобность повторяться.

19) Прибавлено: чему ты сам свидетелем был (стр. 37).

20)–21) Это место изменено так: что жены, сродники, холопи, блюдолизы, вверившиеся приятели по карточной игре и псовой охоте и другими разными вымышленными способами, много судейскими душами торговали; и когда они простяки бедные нечаянно в ответь или в суд впадали, то льстецы им же насмехались, и своим коварством были собственное их убийцы (стр. 38).

Разница этого места от подлинных слов Татищева заключается только и том, что они разведены водою красноречия Друковцова.

22) Прибавлено: ласкательствам их и низким поклонам не верь (стр. 38).

23) Прибавлено: и не ввергнули бы в напасть, что от них судьям часто бывает (стр. 38).

24) Прибавлено: и правду с ложью распознать: из них редкой, кто б не возгордился; а ты от того потеряешь надлежащее почтение и любовь от всех, а на конец и несчастие претерпишь. Оставь секретарей поводильщиками таким судьям, кто дела разобрать по законам не может (стр. 39).

25) Эта фраза у Друковцова пропущена, а со слов: „соперников к миру склонять“, слито с предыдущим.

26) Прибавлено: Когда ж тобою из подчиненных примечен будет добродетели наполненной, не алчной и справедливой человек, таких не токмо советы слушай, но и отменным образом их во обхождение свое принимай. Хотя сие и редко случается, однако ж иногда быть может (стр. 39:40).

Совет, как будто заимствованный из прописей и потому едва ли принадлежащий Татищеву.

27) Прибавлено: лучше же от себя таких скорее отлучать (стр. 40).

Если бы этот совет принадлежал Татищеву, то он вероятно пояснил бы каким образом можно Председателю отлучать от себя заседателей, не жалуясь начальству; так как председатель собственной властью сменить своих товарищей не может, то что надо понимать под словом отлучение?.

28) Прибавлено: против европейских государств (стр. 41).

29) Прибавлено: а не делай себя подобно истуканному идолу. Знай, что гордым Бог противится, смиренным же дает свою благодать: смиривыйся вознесется, а возносяяся смирится. Никогда о себе не воображай, чтоб ты правительству столь много надобен был, что без тебя обойтиться будет не возможно; равно и о других того не думай: знай, что таких людей Бог в свет не создал. А хотя мы по естественной слабости все горды, и ничем так довольны не бываем, как всяк своим умом и о недостатке оного никогда просьбою не отягощаем, чужие пороки ночью видим, а о своих и в день слышать не хотим; однако ж елико возможно, хотя от главных убегать надлежит, яко то, перьвая есть степень глупости гордость и роскошь; не меньше ж того презрения достойна и скупость. Ведай, что каким бы ты чином ни был, от получаемого жалованья, хотя оного и довольно на прожиток положено, едваль кто может иметь своею бережливостью, а лучше сказать скупостию, 100 душ; естьлиж и так, то покажет себя презрительным в людях благородного обхождения; а о 1000 душах и думать нельзя⁴⁹.

„Дворяне получают свое богатство честно трояким только образом: 1) Монаршим награждением; 2) наследством; 3) супружеством; а 4) всяким Богу противным злодеянием. Для того во всем тебе надлежит иметь посредство. Помни то, мот и скупой одно наказание и несчастие во всем терпят: оба жертвуют своею жизнию; один от безмерной роскоши, а другой от чрезвычайной скупости, каким бы то образом ни было, только собрать имение, нарушением ли присяги с обидою ль ближнего не разбирает; ставит во уважение себе одно только то Бог долготерпелив и многомилостив; молится крепко, хранить посты, наймет еще попа, таскается по церьквам, раздает ханжам и бродя там при людях, чтоб видели, полушками милостыню, а сам старается тот убыток возвратить мешками: а о заслуженных людях, вдовах и сиротах, прямых бедных и неимущих пропитания и понятия не имеет затем, что они не ходят в раздранном рубище и заплатах; всех таких от злости бранит, ругает и ворами называет, для чего они быв при должностях в разных государственных службах, не могли себе присовокупить имения, или украсть боялись⁵⁰.

„Купечество всех больше имеет способов к нажитию богатства; однако ж нашим безграмотным торгашам капитала добрым порядком присовокупить не возможно, по незнанию коммерции и по неимению общего банка, и в чужих Государствах своих кантор; а с отягощением и разорением своих ближних, под видом коронной пользы, откупом и подрядом и тому подобными случаи, поделясь с друзьями и помощниками своими, так же и безбожными проценты ограбя других займом денег, хуже воров и разбойников своим банкрутством умышленно многих разоряют; словом сказать, всякой обман и коварство за разум и внутреннее удовольствие себе почитают, и тем от времени до времени у всех честных людей кредит свой теряют так, что никто уже кроме слабоумных верит не может. А за те свои коварствы плуты надлежащего наказания не имеют, и от того иногда честные купцы по поручительству в бесчестие и разорение приходят; и так принуждены бывают, не видя страху, тому ж примеру следовать, и кражею временное и непрочное богатство наживают, не помышляя ни мало о смерти. Все сие купеческое злодеяние легко искоренить можно, естьлиб только повеление премудрого Монарха Петра Перьвого исполнено было. Регламентом Главному Магистрату всемилостивейше повелел, маклерам дать инструкцию, которая для коммерции купечеству и внутреннего порядка необходимо надобна; однако ж и по ныне не токмо самым действом окончена, но еще и ни кем не начата; да и впредь сомнительно, чтоб сие благое намерение проклятые плуты для своих коварства допустить могли. А естьлиж сие сделало будет, тогда уже все их коварные злодеяния, яко то фальшивые векселя, обмены товаров ложные торги, подряды и тому подобные беспорядки и неустройству тем благоразумным учреждением пресечены будут⁵¹.

„Прошу тебя, не имей с такими богомерзкими и жадными подлецами обхождения, какого бы они чина и звания ни были⁵²; знай, что всякому честному человеку в поношение и во вред всегда бывают: поучает нас божественное Писание: благие нравы тлят беседы злы; не ревнуй лукавнующим ниже завиди творящим беззаконие, не веси кому соберет я.

„Друзей старайся иметь таких, которые любят верность, правду, и хранят присягу, хотя б они и ниской породы были; справедливой человек сам себе благороден: он тем подает о себе надежду, иметь его другом, что всегда бывает одинаков в своих предприятиях, в богатстве и убожестве равнодушен; только таких адамантов и финиксов в свете весьма мало. Старайся, искать их дружбы; а когда надобность тебя доведет, в необходимых случаях требуй от них доброго совету, что тебе весьма будет полезно, хотя б ты и знатной господин был. Сих честных людей называют плуты и ненавистники чудовищем в свете, понеже от них кроме доброго порядка в отечестве быть не может; их деньгами подкупить и обольстить ничем нельзя; они богатство презирают, о чинах поклонов не теряют, одну только рожденную свою честь, верность правду и присягу хранят⁵³.

„IX) Когда ж до 50 лет достигнешь своего века, тогда надлежит тебе помышлять о увольнении от всех дел⁵⁴ для того, что от сих лет крепость и сила телесная начнет сохнуть и исчезать, ум и память умалятся, и от времени до времени во управлении своей должности неспособным явиться может. Весьма остерегайся того, чтоб тебя без прошения от службы не отставили; сие для честного и благородного человека великой стыд и поношение; одни только скоты сего наказания не ощущают. И для того лучше отстать честно по своей воле, нежели с нареканием продолжать службу и от того терпеть стыд и поношение. Напротив же того не меньше предосуждения достойны и те, которые притворя себя больными, за деньги чрез докторов, безо всякой причины, не выслужа 30 лет, ищут от службы увольнения; весьма сие непохвально и паче тем нарушают свою присягу.

„По увольнении ж от службы надлежит осмотреть свои деревни, в каких оные положениях, чужее возвращать, свое требовать дружелюбно, и елико возможно, от подачи алчных прошений убегать; оставь сие проклятым жадным ябедником и душевредцам, плутам и ворам.

О церьквах, где твои села и деревни есть, всеусердное попечение иметь надлежит и всем потребным снабдить, а особливо книгами, и стараться, с дозволения Архипастырей, ветхие иконы и старые порядочным письмом исправить без окладов серебреных: ибо сие украшение ворам соблазн. Старайся иметь попа ученого, которой бы своим еженедельным поучением и предикою, к совершенной добродетели крестьян твоих довести мог⁵⁵, а особливо, где ты жить будешь; имей с ним частое свидание; награди его безбедным пропитанием деньгами, а не пашнею, для того чтоб от него навозом не пахло; голодной, хотя б и патриарх был, кусок хлеба возмет; за деньги он лучше будет прилежать к церькве, нежели к своей земле, пашне и сенокосу, что и сану их совсем не прилично, и чрез то надлежащее почтение теряют. А крестьяне живучи в распустной жизни, не имея доброго пастыря, в непослушание приходят, а потом господ своих возненавидят, подведя воров и разбойников, смертельно мучат и тиранят, а иных и до смерти убивают. Когда ж где есть ученой поп и доброго поведения человек, к тому ж не имеющей крайней в деньгах нужды, то конечно приведет крестьян в благоденственное и мирное житие, и злодеяний таких в тех местах мало бывает.

Исповедывание грехов и Причащение Святых божественных Таин весьма нужно: и для того тебе попу своего села необходимо совет подать должно, чтоб он на исповеди крестьянам внятно Закон толковал; а при том и то еще напомнить ему можно, что по обычаю, не знаю для чего, в один великий пост все вдруг начинают иметь душевное свое приуготовление так что от множества народу ему нетокмо порядочное наставление подать, но и без исповеди многие бывают, а затем еще на год свое покаяние откладывают, и всегда от времени до времени продолжают далее; а наконец и во всю свою жизнь того исполнения не имеют. А когда б на разные посты большее число людей разделены были, то конечно б сие удобнее было по тому, что имея довольное время, порядочно и внятно можно будет Закону божию научить и прямую Веру Христову открыть; а невежды, ленивые и неученые попы получая от крестьян алтыны, мирволют и совсем на них того не взыскивают; к тому ж почасту обращаясь с крестьянами братством, одни только им рассказывают и вымышляют праздники, велят варить беспрестанно пива, сидеть вино, едят и пьют безобразно, а о порядочной и прямой Христианской должности никакого и помышления не имеют. А по том пьяные поссорюсь, стараются крестьян научить, отнять у соседа землю; зная, что с земли платежа в казну никакого нет, владеть будет без убытка, и ведая, что челобитьем искать на обидчике и веку человеческого не достанет; а хотя по суду и изобличен будет, однако ж останется своим пронырством без надлежащего наказания.

„X) По воле Монаршей, естьли требовано будет от Российских дворян, желают ли они производить винную продажу повольно? на то не токмо соглашайся и прочим ясно доказывай; хотя б с заплатою, почему с души сверьх подушных денег, или с земли, положено будет, кажется весьма полезно: ибо сия прямая есть должность дворянская, и общенародная в том польза разведением скота, а от большого навоза урожаем хлеба. Целовальники ж, чумаки, поднощики, смотрители, поверенные, кабацкие головы и самые главные откупщики, которых числом всех в Государстве более 50000 человек праздно живущих хлебоядов и ежегодной саранчи, все те тунеядцы войдут к своим местам; а многие из них прямо не знают, чьи они прежде были беззаконно прижитые и беглые разных родов люди определятся к прямым должностям; напротив же того в городах бедные жители, вдовы, солдатские жены и дочери, от вольной продажи будут получать свое безгрешное пропитание так, как и во всех Европейских государствах весьма за полезное везде сие почитается. Многие о сем инако рассуждают: овы от незнания, а другие по любви к откупщикам сему полезному быти не чают.

„И то еще хочу тебе сказать, где вино в вольной продаже есть, там всегда меньше пьяниц, беглых, воров и разбойников для того, что жителю в доме прикрыть какие либо злодеяния, и уберечься от соседей весьма трудно; а кабак ни что иное, как токмо общее всем подлым людям прибежище и пристойное знакомство: там один другого всяк по своему желанию всегда найдет, краденое разделить и продать, а достальное пропить или в карты и в кости проиграть, всему удобной случай; беглым, ворам и разбойникам прямая их всякому злодеянию школа, лучшее пристанище, убежище и покровительство. Тож походячие и площедные торги, мелкие в разных местах приторжки, к томуж помощию способствуют, и от того в распустную жизнь, в неустройство и в непотребство подлых людей с самых младых лет приводит; и весьма много добрых нравов человеческих подлостию и буянством напитаясь, во все испортятся так, что на конец, ни к какому делу, кроме зла, способными не бывают, что мне о том многократно из допросов самых злодеев и убийцев видеть и с сожалением читать случалось. С того времени, как кабаки построены, чувствительно и едваль не всякому больше тем вреда открылось.

„Шведское королевство за леем тем еще в пример⁵⁶ к доказательству можно поставить: сколь оное в пропитании своем не нужно; однако ж винная продажа всегда бывает вольная; разве уже когда Правительство предувидит великой недород хлеба, то на несколько времени винную сидку всем без изъятия запрещают, а по том паки в прежнем положении пребывают и в том свою и общенародную пользу находят.

„Но премудрый Монарх Петр Перьвый как все сие, так и о продаже дворцовых и монастырских деревень, видя безбожное и великое разорение крестьян от у правителей, несносные взятки и грабежи, и желая их от того избавить, рассуждая о том довольно, в 724-м году дворянам с заплатою в 10 лет денег с добрыми поруками, милосердуя отечески намерен был повелеть, все оные с аукциону продать; и для того щедро за службы изволил награждать деревнями, нежели чинами и деньгами; но кончина веку Его Величества оное намерение пресекла. Все сие даю тебе только для памяти знать: ибо рассматривать пользы или бесполезности оного, предоставляется вышнему Правительству пекущемуся о благе целого народа⁵⁷.

„XI) Старайся, в деревнях своих всякое строение произвести каменное, для сохранения лесов и от пожарного случая; при том все сие будет тебе служить препровождением времени; разведение скота и разных родов птиц, доброе хлебопашество, сады, пруды, конские заводы, и тому подобные и полезные увеселения. Псовую ж охоту дворянину благородному почитаю не за полезное; потеряние здоровья, руки, ноги, время и имения, а иногда и самой жизни от того следует. Когда б положено было, за каждую собаку платить хотя по 1 рублю на год, весьма б было полезно: многие беспутные охотники оставя свои домы и хозяйство прямое, летом весьма много хлеба и скота губят, ссор и драк производят, а иногда и смертное убийство. Сего тебе удовольствия иметь не желаю⁵⁸.

„В деревне, где ты жить будет, необходимо при себе иметь должно лекаря искусного, дабы как для самого тебя, так и для крестьян своих и посторонних, в случае болезни, мог скорее помощь подать, что весьма сожалетельно: по неимению таких искусных людей, от деревенских проклятых обманщиков, ворожей, шептунов и колдунов, от их безумных и вымышленных лекарств, весьма много напрасно народу гибнет, от чего и в неизлечимую болезнь приходят, а иные и во все умирают. И для того необходимо надлежит иметь в пристойном месте для больных особые покои, равно и для старых и увешных, которые б зависили от собственного призрения помещика.

„Впрочем старайся, чтоб ты никогда никому и ничем не был должен“⁵⁹.

Конец

Когда Духовная была уже отпечатана, я получил возможность ознакомиться с неизвестным мне до тех пор французским переводом Духовной⁶⁰. Перевод этот сделан тем же Мартыновым по той-же Парижской рукописи; место, касающееся сходства религий и примечание Мартынова, приведенные мною по английскому переводу, повторяются буквально и здесь. Вот подлинные выражения примечания: Les deux Églises se rapprochent tellement qu’il n’y a, au fond, qu’un seul point qui les sépare, celui de la primauté du Pape; et encore ce dogme est il formellement enseigné dans les livres liturgiques de l’Église russe (стр. 17). Весьма интересно было бы узнать, где напечатаны эти русские богослужебные книги, о которых говорит отец Мартынов!

Из предисловия к указанному французскому переводу я узнал, что существует другой французский перевод, сделанный Louis Pâris и напечатанный в сборнике „Cabinet historique“ (Май 1858). Этого перевода я не видал.