Новый труд по истории Англии в эпоху реформации [Рец. на:] Савин А. Английская секуляризация. М., 1906

Секуляризация монастырских имуществ представляет собою один из интереснейших и весьма существенных моментов в истории английской реформации XVI века. В какие-нибудь три-четыре года королевская власть, при полном сочувствии и содействии обеих палат парламента, почти беспрепятственно прекратила существование целой сети религиозных учреждений, разогнала их обитателей и захватила в свою пользу их недвижимые и движимые имущества. Насчитывают, что в немногие годы произведенной при Генрихе секуляризации было уничтожено 645 монастырей, 90 колледжей, 110 госпиталей и 2.374 кантории и свободных капеллы. Очевидно, это был серьезный переворот и в религиозном и в экономическом отношении: в религиозном – потому, что беспощадному уничтожению подверглись такие учреждения, которые в продолжение многих веков были неприкосновенною святыней и предметом всенародного благоговейного поклонения; а в экономическом – потому, что громадная площадь земли, принадлежавшая доселе монастырям, перешла в руки новых, светских владетелей. Понятно, что исследование такого крупного исторического явления привлекало к себе внимание многих учёных историков и археологов, как прежнего, так и новейшего времени, тем более, что к их услугам сохранилось немалое количество исторического материала в виде разных официальных документов, относящихся к секуляризации, писем и рассказов современников и т. д. Задачею исследования выступал целый ряд интересных вопросов: о причинах секуляризации, об ее размерах и условиях, об ее ближайших последствиях и историческом значении. Но так как секуляризация монастырских имуществ была лишь одним из моментов того великого религиозно-политического движения, которое разделило всю западную Европу на два враждебных лагеря, католиков и протестантов, то и ее исследователи в своих работах обыкновенно смотрят на предмет с совершенно различных точек зрения, смотря по тому, принадлежат ли они к числу защитников старой католической церкви, или – сторонников реформации. С точки зрения писателей-католиков секуляризация монастырских имуществ была беззаконным и святотатственным грабежом, возмутительным по обстановке и вредным во всех отношениях; а на взгляд писателей-протестантов это была вполне закономерная реформа, вызывавшаяся необходимостью и благодетельная по своим последствиям. Соответственно такому коренному различию во взглядах почти все вопросы, касающиеся секуляризации, освещаются не одинаково, а потому читатель, желающий добиться истины, нередко находится в большом затруднении, недоумевая, кому из учёных руководителей отдать предпочтение.

При таком положении дела появление на свет солидного по размерам (576 страниц) труда, под заглавием «Английская секуляризация», принадлежащая ученому специалисту¹, естественно возбуждает у читателя надежду, что он найдёт в этом новом исследовании желаемое разрешение своих давних недоумений. Для этой надежды сам автор даёт читателю некоторые серьёзные основания. В своём обзоре литературы по истории диссолюции (т. е. разрушения монастырей), занимающем третью главу исследования, автор даёт отчетливую характеристику целого ряда старых и новых учёных трудов, а именно: Сандерса, Фуллера, Герберта, Гелина, Кольера, Фруда, Блёнта, Диксона, Грина, Полларда, анонима в Home and Foreign Review, Ковалевского, Гаске, Арчбольда, Грова, Мура и Сомерса, сопровождая изложение их воззрений своими критическими замечаниями, которые иногда, как напр. относительно Фуллера (стр. 296–300), Диксона (309–312), Мура (349–355), Сомерса (355–359), и в особенности Ковалевского (316–328), Гаске (328–339) и Грова (341–349) представляют для читателя большой интерес по своей глубине и основательности. Общий вывод относительно всей обозреваемой автором литературы по вопросу о секуляризации оказывается далеко не блестящим, что сам автор и высказывает с достаточной определенностью. «Для того, кто хочет выяснить политическую и финансовую сторону диссолюции», говорит он, «почва уже расчищена. Выяснились, правда, только общие очертания вопроса. Чтобы получить наглядную и полную картину, нужно произвести еще много детальной работы. Но основные линии уже проведены и по-видимому в общем проведены верно. В ином положении находится изучение социально-экономических последствий диссолюции. Здесь работник не видит перед собою даже общих контуров, а принуждён искать дорогу собственными силами». «Приходится сознаться, что разработка вопроса о социально-экономическом значении диссолюции находится еще в самом начале, что здесь остается сделать гораздо больше того, что уже сделано. За очень немногими исключениями, сочинения общего характера в своих отделах о диссолюции опираются на скудный материал, который по традиции переходит от одного автора к другому, и потому больше утверждают, чем доказывают. Среди таких утверждений много неверных, в значительной мере потому, что даже поздние общие работы мало пользуются монографиями. А немногочисленные монографии ограничивают себя отдельными сторонами диссолюционной истории, и верные наблюдения перемешиваются в них иногда с явными заблуждениями. Нетронутым остается огромное количество материала, отчасти печатного, главным образом рукописного...» (стр. 360, 294–295). Итак, читатель видит, что в сделанном доселе по истории секуляризации не мало пробелов и ошибок, много предвзятого, непроверенного и сомнительного, а самою существенною причиною такого положения дела является то обстоятельство, что существующей no вопросу обильный материал первоисточников в значительной мере остается доселе нетронутым. Наш автор «принуждён искать дорогу собственными силами» и ведёт свою работу исключительно по первоисточникам. «Чтобы выяснить существо диссолюции», говорит он, «надо прежде всего знать, что было отнято государством у церкви». (Предисл. стр. 1). Ответ на этот вопрос автор думает найти в документах так называемой „Церковной оценки» (Valor ecclesiasticus), т. е. той описи монастырских имуществ, которая была сделана в 1535 г. специально назначенными для того агентами правительства. «И пришлось», говорит он, «взять на себя скучную критику сомнительного источника, сопоставить многочисленные и сухие описи, произвести длинные и надоедливые подсчеты, вообще проделать изрядное количество самой черной работы» (Пред. 1). Так как показания «Церковной оценки» многие признавали сомнительными, то всю первую главу своего исследования автор посвящает критическому разбору этого источника с целью определить степень его достоверности. Эта глава никак не для лёгкого чтения. Тоже можно сказать и о всей книге г. Савина, так как большая часть её переполнена названиями и именами, цифрами и вычислениями; но, несмотря на эту видимую сухость работы, всякий достаточно знакомый с рассматриваемым предметом и серьезно им интересующийся несомненно прочтёт ее с истинным удовольствием. Конечный вывод, к которому приводит первая глава книги, состоит в том, что «Церковною оценкой» можно пользоваться в качестве источника, а потому в следующей главе автор, на основании этого источника, и даёт обстоятельную картину «монастырского хозяйства накануне диссолюции», чтобы таким образом посильно ответить на вопрос: что было отнято государством у церкви. – Затем выступает пред автором другая задача – изучение социально-экономических последствий диссолюции. «Ответить на вопросы о том», говорит он, «как отразилась диссолюция на населении монастырских земель, как распределились монастырские земли между различными общественными классами, как повлиял на народное хозяйство переход большой части церковного землевладения в светские руки, по самому существу дела можно только сопоставлением и анализом значительного и однообразного материала. Это дело едва ли даже начато» (360). «Последующее изложение ставит себе целью сделать приступ к методической разработке предмета...» (i.b.). Посильный ответ на поставленные вопросы автор старается дать в пятой главе своего труда, которая следит за судьбой отчуждённых короною монастырских имуществ, при чём источниками служат для автора статуты, частные письма, сохранившиеся главным образом в бумагах Кромвеля, аудиторские оценки, копии патентов (по календарю), казначейские отчеты. Таким образом книга г. Савина, подрывая, как мы видели, доверие к прежним учёным работам по вопросу о секуляризации, сама, как основанная на строго-критическом исследовании первоисточников, даёт читателю некоторое право надеяться, что в ней он найдёт наконец разъяснение всего того, что доселе могло ему казаться сомнительным.

Нельзя сказать, чтобы эта надежда читателя оправдывалась в полной мере; но автор виноват в настоящем случае только тем, что дал своей книге слишком широкое общее заглавие, чему причиной была, по собственному признанию (пред. стр. 1), его «нелюбовь к длинным заглавиям». Когда берешь в руки толстый том, на обложке которого значится: «Английская секуляризация», естественно предполагаешь, что автор рассмотрит это крупное историческое явление по возможности со всех сторон, т. е. с религиозной, церковной, политической, социальной и экономической, постарается выяснить его причины, его характер и обстановку, его смысл и значение. Таким широким запросам книга г. Савина совершенно не отвечает. Прежде всего, религиозно-церковных отношений автор совсем не касается; ему нет дела до секуляризации, как одного из моментов религиозной реформации, и о самом существовании этой стороны вопроса читатель узнает лишь из обзора литературы, где излагаются мысли других исследователей, ранее работавших по этому предмету. Сам же автор касается своего предмета только с одного края, так что его работа имеет узкоспециальный характер. По собственным его признаниям, «она посвящена английской аграрной истории XVI века или вернее одному из крупнейших фрагментов этой истории». Мало того, – «эта книга», говорит он, «есть только фрагмент фрагмента». Более или менее широких вопросов хотя бы и в намеченной области, автор себе не ставит. О причинах секуляризации напр. у него речи нет. Он исследует определенный круг источников и потому считает себя в праве говорить лишь настолько, насколько эти источники его уполномочивают, а в определении их круга допускает довольно значительные ограничения. По поводу своего изучения «Церковной оценки» автор говорит: «Я занимался только монастырями собственной Англии. В таблицу² вошли все женские, но не все мужские монастыри «Церковной оценки». Я вовсе не занимался монастырями четырёх нищенствующих орденов: францисканского, доминиканского, кармелитского, августинского. Это несомненный недостаток моей работы...»³ По вопросу об отчуждении короною монастырских имуществ автор заявляет: «по личным условиям исследование заключено в тесные рамки: принимаются во внимание только отчуждения времени Генриха, только первые отчуждения, только отчуждения в наследственное владение... В этой своей части работа есть лишь первый шаг к методическому выяснению вопроса...» «Задача поставлена далеко не во всем своём объёме... Я сохранил те рамки, которые я поставил себе при изучении «Церковной оценки», и следил только за отчуждением монастырской недвижимости. За пределами работы остались монастыри Уэльса, нищенствующие ордена...»⁴ Таким образом по своему специальному характеру и по ограниченному кругу своих источников книга г. Савина совершенно не претендует на широкую постановку вопроса. Даже и в тех частных пунктах, которые автор подвергает исследованию на основании имеющегося в его распоряжении материала, он до крайности осторожен в своих выводах. Там, где многие другие считают себя вправе смело создавать самые широкие построения, он заявляет, что может сказать лишь «приблизительно», a то и совсем «предпочитает отказаться от догадок». (Стр. 156, 176). Само собою разумеется, что при таком свойстве автора, то, что он находит возможным сказать, приобретает особенный авторитет.

Автор скромно называет свою работу лишь фрагментом фрагмента и первым шагом на намеченном пути; но и этот первый шаг, сделанный с такою осторожностью и основательностью, даёт очень много интересного не только вообще для уясненья некоторых сторон рассматриваемого предмета, но и в смысле существенного корректива к тем мненьям, которые доселе часто пользовались особенным кредитом в качестве установившихся положений и для многих казались не подлежащими сомнению.

Большую научную ценность имеют критические изыскания автора относительно «Церковной оценки». Показанья этого источника о величине монастырских доходов многие не без основания подвергали сильному сомнению. Автор основательно расследовал обстоятельства, при которых состоялась оценка, подробно разобрал ее показания по их существу, сопоставил их с данными, имеющимися в других источниках, особенно с цифрами последующей оценки «прибыльщиков»⁵ и пришёл к заключению, что «Церковная оценка» имеет достаточную достоверность и составлявшее ее комиссары «в общем довольно точно оценили монастырский доход». (См. стр. 45–46; 49; 75–77; 471; 39).

Широкую и весьма любопытную картину монастырского хозяйства в эпоху секуляризации представляет автор во второй главе своей книги. Здесь отчетливо рисуются пред нами разного рода монастырские доходы: духовный доход, городской, доход от промыслов, рыночный, от рыбной ловли, судебный и деревенский земельный доход. Здесь мы узнаем, как монахи вели сами свое хозяйство: как располагались монастырские пашни, как применялась на них двухпольная и трехпольная система, как и в каких размерах развивалось у монахов овцеводство, как вели они свое лесное хозяйство. Здесь узнаём мы о численности и составе монастырского населения, о размерах и характере монастырской благотворительности, о подробностях организации в монастырях их хозяйственного управления. Вся эта любопытная картина имеет тем большую ценность, что основывается на цифрах и записях официальных документов. Особенно интересны данные, сообщаемые автором относительно монастырской благотворительности пред временем диссолюции. Здесь напр. документально раскрывается пред читателем строгое различение благотворительности добровольной и обязательной. Здесь он узнает, какое количество мирских людей питалось в монастырях и при монастырях и какого общественного положения и материального достатка были эти люди, узнает и в каких разнообразных формах проявлялась монастырская благотворительность. Все эти сведения, весьма интересны сами по себе, имеют особенную ценность потому, что дают возможность внести существенное ограничение в одно из широко утвердившихся мнений, которое и доселе настойчиво повторяется католическими историками английской реформации. Утверждалось и утверждается, что уничтожение монастырей было тяжким ударом для огромной массы бедного народа, находившего себе единственную опору в монастырской благотворительности. Исследования нашего автора показывают, что, прежде всего, круг светских людей, живших единственно на счёт монастырского бюджета, был совсем не велик; по приблизительному вычислению он может быть определён тысяч в тридцать пять, что составляет лишь ничтожную часть всего тогдашнего населения страны. В составе этого круга людей были убогие и школьники, существовавшие на полном монастырском содержании, но их число было очень незначительно, громадное же большинство питавшихся от монастыря составляли не призреваемые, а монастырские служащие на разных должностях и рабочие. Кроме того, очень многие из светских обитателей монастыря совсем не представляли собою простого бедного народа. В монастырских школах учились не только дети бедных, но и благородных семейств, быть может даже преобладали. В качестве призреваемых жили в монастырях напр. семьи основателей и благодетелей, мелкие придворные и чиновники по королевскому назначению, а также люди со средствами, сделавшие известный вклад и за это принятые в монастырь на дожитие. Наиболее распространенною формой монастырской благотворительности для народа были кормления бедных в определённые праздники и поминальные дни, а также так называемое «гостеприимство», т. е. предоставление в монастыре приюта всем проходящим и проезжающим, чем, конечно, пользовались не бедные только, но и состоятельные торговцы и богатые джентльмены, путешествовавшие по стране. Весь расход монастырей на обязательную благотворительность, по вычислению автора, составлял меньше трёх процентов монастырского бюджета. (Стр. 240–286).

Heмало ценных замечаний даёт автор в тех случаях, когда касается литературы своего предмета. Особенно интересными показались нам его замечания по вопросу об определении величины площади монастырского землевладения в эпоху секуляризации. Многие старались разрешить этот вопрос, подходя к нему различными путями, причем наиболее удачным представляется, по-видимому, путь, избранный, между прочими, хорошо известным всем нам профессором М. М. Ковалевским. Путь этот очень прост. «Если мы знаем итог монастырского дохода, то достаточно разделить его на среднюю доходность акра, чтобы получить площадь монастырского землевладения. Этим простым приемом и пользуется Ковалевский. Он берет у Саида итог церковного дохода и у С. Роджерса среднюю доходность акра под обработкой. Разделив 320.000 фунт. стер. на 6 пенсов, он получает число акров церковной земли, 12.800.000. А монастырский доход по известиям Спида, Стоу и Таннера составлял приблизительно половину общецерковного, следовательно, площадь монастырского землевладения составляла по крайней мере шестую часть всей территории». Рассматривая критически эту и другие подобные попытки, автор ко всем им относится отрицательно. Из целого ряда приводимых им в данном случае серьезных оснований наибольшее значение имеют, несомненно, указания на то, что не весь монастырский доход есть доход земельный, а, с другой стороны, в виду чрезвычайного разнообразия условий обработки и ценности продуктов, определить среднюю доходность акра представляется невозможным. А потому все утверждающиеся на таких шатких данных построения автор признает недостаточно обоснованными и в значительной степени фантастическими, (стр. 78–91; 173–176; 316 и др.) сам же по этому вопросу предпочитает совсем отказаться от всяких догадок, не находя для них достаточного материала. Со взглядом автора в настоящем случае, нам кажется, нельзя не согласиться. Насколько шатки и фантастичны указанные попытки, можно видеть хотя бы на примере того же проф. Ковалевского. В своём исследовании: «Общественный строй Англии в конце средних веков», путём разных остроумных вычислений он приходит к выводу, что к шестнадцатому веку в Англии монастырские земли обнимают собою одну треть всего протяжения обрабатываемых земель в королевстве. ⁶ Но тот же проф. Ковалевский в своём сочинении «Экономический рост Европы», путём таких же вычислений доходит уже до другого вывода, утверждая, что монастырям принадлежала лишь одна шестая часть всей обрабатываемой земли⁷. – При определении общего количества всей этой обрабатываемой земли проф. Ковалевский ссылается на Артура Юнга, где речь идёт о второй половине ХVIII века, когда численность населения Англии простиралось до 7½ миллионов. Ковалевский утверждает, что во второй четверти XVI века численность населения Англии немногим уступала времени Юнга, а потому считает себя вправе предположить, что и количество обрабатываемой земли было тогда приблизительно таким же. Между тем, из приводимых самим же Ковалевским данных оказывается, что количество населения во ²/₄ XVI в. было 4–5 миллионов, тогда как по Юнгу 7½ миллионов⁸. Подобные примеры достаточно показывают, как свободно ученые обращаются с миллионными вычислениями и потому с какою осторожностью нужно относиться к построяемым ими выводам.

Весьма интересные данные сообщает наш автор относительно действий правительства и его агентов при оценке и секуляризации монастырских имуществ. В литературе широкою распространённостью пользуется тот взгляд, что будто бы в этом деле царил безграничный произвол высших и низших королевских агентов, правительство систематически обманывалось и свободно практиковались всякие беззаконные сделки, благодаря которым одни укрывали имущество, а другие лихоимствовали и потворствовали укрывательствам. Документальные исследования автора показывают, что такой взгляд чрезвычайно далёк от действительности. Читатель с несомненностью убеждается, что церковная оценка напр. велась в замечательном порядке. Комиссары оценки руководились подробными тщательно составленными инструкциями, которые применялись ими к делу со строгою точностью и усердием. В своих действиях они подчинены были постоянному и бдительному контролю, причем стоявшие во главе предприятия Уользи и Кромвель с изумительным вниманием и трудолюбием следили за каждым их шагом, вникали во всякую мелочь и постоянною перепиской направляли их действия и разрешали им всякие недоумения. Комиссарские описи доставлялись в Лондон и подвергались обработке в казначействе. При осуществлении секуляризации для приема в казну монастырских имуществ и управления ими создана была целая широко поставленная административная система с многочисленным штатом чиновников и с «курией прибылей» во главе. Здесь также все было обдумано, определено и подчинено строгому контролю. До какой степени внимательно было правительство к своему хозяйству на секуляризованных землях, можно судить напр. по тому, что подвергалась учету даже выручка от продажи сучьев, макушек и коры тех деревьев строевого леса, которые разрешались к порубке. (Стр. 395).

Наиболее интересною представляется нам последняя глава книги г. Савина, отвечающая на вопрос о том, какая судьба постигла те земли, которые были отобраны у монастырей короною. Правительство Генриха не думало оставлять и не оставило эти земли в своём владении, быстро передав их в другие руки. Автор и даёт нам ясную и в высшей степени любопытную картину того процесса, посредством которого совершился переход монастырских земель в руки новых владетелей. В первые же моменты секуляризации множество людей различных общественных положений стали осаждать Кромвеля ходатайствами о том, чтобы им предоставлены были те или другие участки монастырских владений. В подтверждение своих ходатайств они приводят все возможные основания: свое родство с основателями упраздняемых монастырей, свою усердную службу королю, свою религиозную и политическую благонамеренность, свою материальную необеспеченность, свое семейное положение и т. под. Многие из них откровенно обещают в случае удовлетворения своего ходатайства дать взятку Кромвелю в сорок или в сто фунтов, или бархатный плащ канцлеру Ричу, или сто фунтов и хорошую постель жемчужного бархата сестре королевы. В результате этого усиленного домогательства оказалось, что еще при Генрихе из всей монастырской недвижимости уже отчуждено было короною больше половины и вероятно около трёх пятых. Число лиц, получивших в наследственное владение монастырскую землю, по вычислению автора, простиралось максимум до 1157. В ряду этих лиц были, прежде всего, пэры и высокие сановники, а затем – придворные, разные чиновники, члены совета, секретари, прибыльщики и чиновники других финансовых курий, деревенские джентльмены, юристы, врачи и хирурги, лица духовные, торговцы и промышленники, йомэны, королевские мастера, как напр. плотник, печатник, ювелир, скорняк. Любопытно в данном случае то обстоятельство, что львиную долю монастырских земель захватили себе люди высокопоставленные, очень богатые и по меньшей мере вполне состоятельные, бедному же трудящемуся народу не досталось ничего. Точно также и разные благие намерения короля и правительства относительно употребления секуляризованных имуществ на учреждение новых епархий и капитулов, на покровительство делу просвещения в университетах, на благотворительность бедным и т. под. получили осуществление лишь в очень скромных размерах. Причина этого заключалась однако совсем не в слабости правительства. Весьма далёким от истины оказывается тот широко распространенный взгляд, что будто бы секуляризация была лишь колоссальным и беспорядочным расхищением, причем, благодаря бесцеремонности целого роя хищников, безумной расточительности короля и преступной неумелости или небрежности его чиновников, монастырские имущества быстро были расхватаны по рукам частных владельцев, а само правительство осталось не причём и из громадного, доставшегося в его распоряжение, земельного фонда не сумело извлечь надлежащей пользы для себя и для государства. Документальные исследования нашего автора ясно доказывают, что при отчуждении монастырских имуществ правительство Генриха отнюдь не было жертвою обмана и хищения. Секуляризованные земли оно далеко не все раздавало даром, но большею частью продавало или обменивало на другие земли, так что в общем это была выгодная для него операция, доставившая ему громадную сумму денег. Из 1593-х случаев отчуждения автор насчитывает 1243 случая продажи, так что только 350 случаев остается на долю мен и подарков. Все дело отчуждения совершалось по плану и было поставлено в определенные юридические рамки. Для продаваемой земли установлена была определенная цена, а именно по двадцатилетней сложности годового дохода, и документы показывают, что не было отступлений от этой нормы и даже, напротив, были случаи продажи по более высокой цене. Что касается городских построек, то они расценивались по сложности дохода за 15, 12, 10, 9 и даже 7 лет. Если при обменах земля монастырская признавалась более доходною, чем та, которая предлагалась за нее в обмен, то получатель должен был доплатить казне соответствующую сумму. Подробное рассмотрение различных документов по сделкам отчуждения приводит автора к выводу, что нет в них никаких следов казнокрадства или каких-либо злоупотреблений. Никаких льгот покупателям сановным или таким, которым сам Кромвель предписывал «оказать содействие», при сделках не видно. Даже сами аудиторы- прибыльщики, т. е. те чиновники, которые производили оценку и совершали продажи, когда являлись покупателями монастырских земель, т. е. имели, по-видимому, полную возможность продать самим себе на особенно льготных условиях, платили столько же, как и все другие покупатели. Всякие рассрочки и недоимки по платежам даже с очень высокопоставленных лиц взыскивались со строгою аккуратностью. Все это таким образом показывает, что в деле секуляризации о слабости Генриха и его правительства речи быть не может. (Стр. 418–559).

В общем, книга г. Савина настолько специальна и настолько обильна сухим изложением документов, переполненных именами, цифрами и названиями, что, без сомнения, найдёт себе лишь весьма ограниченный круг читателей; но те немногие, которым близок вопрос о секуляризации, прочтут ее с большим интересом и удовольствием.